Владимирский эпизод в воспоминаниях митрополита Вениамина (Федченкова)
Владимирский эпизод в воспоминаниях митрополита Вениамина (Федченкова)
Митрополит Вениамин (в миру Иван Афанасьевич Федченков; 2 [14] сентября 1880 (по другим данным — 12 сентября), село Вяжли (Вяжля, Ильинка), Тамбовская губерния — 4 октября 1961, Псково-Печерский монастырь) — епископ Русской церкви; с 22 ноября 1933 года экзарх Московской Патриархии в Америке, архиепископ (с 14 июля 1938 года митрополит) Алеутский и Северо-Американский; с 1948 года в СССР (управлял различными кафедрами); православный подвижник, миссионер, духовный писатель.
Андрей ТОРОПОВ. ВЛАДИМИРСКИЙ ЭПИЗОД В ВОСПОМИНАНИЯХ МИТРОПОЛИТА ВЕНИАМИНА (ФЕДЧЕНКОВА). К 125-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ (2005 г.) История Православной Церкви в XX в., без сомнения, является одной из наиболее драматичных страниц во всемирной истории. И при чина этому — не только множество судеб новомучеников и исповедников и не только отличавшиеся выходящей за все мыслимые рамки бесчеловечностью гонения на Церковь. Не менее важной частью масштабной исторической драмы, действующими лицами которой стали миллионы русских людей, является разделение народа, сравниваемое иногда с происшедшим много столетий назад рассеянием евреев. Главным, наиболее трагичным обстоятельством этого разделения явилось то, что оно не ограничивалось географическими рамками — бывшие обитатели некогда единой огромной страны, оказавшиеся по разные стороны «железного занавеса», часто были духовно гораздо ближе друг к другу, чем соотечественники, живущие на соседних улицах. И от этого данное разделение представлялось особенно нелепым и горьким, но обстоятельства сложились так, что в полной мере эти нелепость и горечь были осознаны лишь спустя десятилетия. Сегодня уже сделаны первые шаги к преодолению карловацкого раскола — одного из самых трагичных последствий 1917 г., вызванного амбициозным желанием части русской эмиграции привнести в церковную среду веяния погрязшего в бесплодном и бесчеловечном противоборстве мира. Вполне вероятно, что скоро драматические события 20-х гг. XX в. окончательно станут достоянием истории, но даже в этом случае они вряд ли когда-либо будут забыты — слишком велико их нравственно-поучительное значение. А следовательно, не будут преданы забвению и имена их главных действующих лиц, как героев, так и антигероев. Среди тех, кто в те тревожные годы не жалел усилий для того, чтобы Православная Церковь сохранила свое единство, следует особо отметить митрополитов Евлогия (Георгиевского) и Вениамина (Федченкова). Православные иерархи, возглавлявшие крупные церковно-административные объединения в регионах, где была сосредоточена большая часть русской диаспоры, столкнулись с особенно трудной задачей — бежавшие из охваченной огнем гражданской войны России были очень разными по своим политическим пристрастиям, отношению к событиям, происходившим на Родине и даже по отношению к Церкви. Но для митрополитов Евлогия и Вениамина все эти люди составляли их паству — усвоив эту нехитрую истину, два видных иерарха не только сохранили Православную Церковь в условиях географического, политического и культурного отторжения от России и католическо-протестантского окружения, но и способствовали тому, чтобы голос Православия достаточно громко звучал в западном мире, без внешнего насилия, но фактически добровольно растерявшего свой духовно-нравственный потенциал. Именно поэтому имена двух митрополитов достойны того, чтобы быть вписанными золотыми буквами в историю Православной Церкви в XX в. А кроме того, судьбы этих церковных деятелей являются мостиками, связывающими мировую историю с историей Владимирского края — оба они в разные исторические периоды и при разных обстоятельствах побывали здесь, оставив свидетельства об этом в своих воспоминаниях.
Пребывание во Владимире будущего экзарха Западной Европы, в то время молодого иеромонаха Евлогия (Георгиевского), достаточно хорошо известно — этот период длился около двух лет, в течение которых выпускник Тульской Духовной Семинарии занимал первую в своей карьере административную должность инспектора Владимирской Духовной Семинарии. Этому времени в книге митрополита Евлогия «Путь моей жизни» посвящена целая глава — впечатления будущего иерарха о Владимире не всегда были радостными, и это в немалой степени обуславливалось тем, что назначение сюда стало для молодого иеромонаха началом разлуки с близкими, затянувшейся на долгие десятилетия. Но владимирские впечатления будущего митрополита имеют не только сугубо частное значение — Владимир в сознании верующих людей того времени воспринимался отнюдь не как один из провинциальных городов, а как древний религиозный центр, и, следовательно, в немалой степени являл собой лицо России рубежа XIX — начала XX вв. И на примере древней столицы митрополит Евлогий наглядно показал наиболее уродливые и нелепые явления духовной жизни страны, прямо или косвенно способствовавшие приближению катастрофы 1917 г.
Другой иерарх, имя которого так же, как и имя митрополита Евлогия, неразрывно связано с судьбами русского Зарубежья, митрополит Вениамин (Федченков), побывал во Владимире уже после того, как эта катастрофа произошла. Владимирский эпизод в его книге «На рубеже двух эпох» отнюдь не такой масштабный, как в книге митрополита Евлогия — он занимает всего два абзаца. Во Владимире жила вышедшая здесь замуж сестра митрополита Вениамина Надежда Афанасьевна — род Федченковых происходил из Вельского уезда Смоленской губернии: отец будущего экзарха Северной Америки, выходец из крепостных крестьян, служил конторщиком в имении помещиков Баратынских, расположенном в Кирсановском уезде Тамбовской губернии. От брака Афанасия Федченкова с дочерью сельского диакона Натальей Оржевской родилось шестеро детей. Последующие трагические события разбросали их по всему свету — от Владимира до Америки, но усвоенное с детства осознание прочного родства, не только кровного, но и духовного, помогало всем членам большой семьи Федченковых пережить горечь разделения.
В грозном 1918 г. будущему митрополиту Вениамину, занимавшему в то время должность ректора Тверской Духовной Семинарии и имевшему сан архимандрита, несмотря на войну и всеобщую разруху, удалось навестить своих близких, посетив родную Тамбовскую губернию и Владимир. Вот как описывает он свое путешествие к сестре: «После мне захотелось навестить родственников (замужнюю сестру Надежду) в г. Владимире. С большим трудом я протискался в товарный вагон. Обычно на них прежде писали: «8 лошадей или 40 человек». Но тут было, вероятно, 100 или 150. Мы не только не могли сидеть, но и стояли-то, как сельдь в бочке, торчком. А тут еще, на мое горе, сзади меня какой-то всероссийский гражданин поставил ведро. И мои колени поневоле выгнулись, а спиной я упирался во владельца его, что делало путешествие еще затруднительней. Так пришлось выстоять, кажется часов восемь — хороший рабочий день. Но изумительное дело, почти никто не жаловался на все эти невероятнейшие неудобства. Привычный русский народ! Да и мы все знаем, что иначе невозможно — нечего и плакаться. На то и революция».
В этом небольшом отрывке не менее ярко, чем в обширной главе из книги митрополита Евлогия, отразилась эпоха, вполне сходная по духу с описанным в Библии вавилонским столпотворением. Из памяти мемуариста (воспоминания были написаны спустя почти три десятилетия после этих событий) не ускользнула немаловажная деталь, резко отличающая первые послереволюционные годы от нашего «судьбоносного» времени, с позиций которого она выглядит нонсенсом — нынешний обыватель более изнежен и избалован, даже гораздо менее существенные неудобства вызывают у него ропот. Что было бы, если бы подобное путешествие происходило в наши дни? Склоки и скандалы, яростная борьба за более удобное местечко или, в лучшем случае, плохо скрываемая ненависть к тому, кому посчастливилось его занять, неизбежно проявились бы в подобном эпизоде. В 1918 г. народ «безмолвствовал», перенося в злополучном вагоне довольно жестокие испытания — первые революционные потрясения еще не смогли выветрить из его памяти веками прививавшиеся христианские представления о терпении, однако определенный сдвиг в сознании людей все же произошел — постепенно уходило в прошлое также имевшее христианские корни уважение к ближнему: новая идеология, проповедовавшая социальное равенство, получила весьма своеобразное претворение в жизнь в виде объединения представителей разных слоев населения ...в одном вагоне для перевозки лошадей. Не мудрено, что такую издевательскую уравниловку народ смог терпеть до поры до времени — она пробудила в нем поистине первобытные инстинкты, проявившиеся в безжалостной борьбе за собственное существование, допускавшей любые средства и подменявшей христианскую соборность языческой стадностью, выражавшейся в неустойчивом единстве ради достижения сиюминутных целей.
Короткое воспоминание будущего митрополита Вениамина о поездке к сестре во Владимир, несомненно, является одним из ярких свидетельств о жизни России в первые годы после революции — набитый до отказа вагон, медленно преодолевающий пустяковое по нынешним меркам расстояние, обретает здесь поистине символический смысл. Таким вагоном в те годы стала вся Россия — попытка навязать обществу некое усредненное достоинство обернулась чудовищным разделением народа. Разделением не территориальным и не географическим, но рассекшим надвое человеческие души. Очень скоро население страны оказалось не в одном вагоне — одних вагоны с решетками на окнах повезли в вечную мерзлоту, другие доносами на недавних соседей по набитой до отказа «теплушке» заслужили право на пользование роскошными царскими вагонами, третьи в более или менее комфортабельных вагонах направились в сторону границы. Именно таких иногда считают счастливчиками, но сами они, оказавшись вдали от Родины, думали по-другому. Митрополиты Евлогий и Вениамин понимали это как никто другой и не могли не отразить этого в своих воспоминаниях. Одними из главных лейтмотивов их мемуаров являются чувство горечи разделения, стремление к воссоединению с Родиной. Обоим иерархам удалось это сделать: правда, митрополит Евлогий воссоединился с Родиной лишь духовно — он скончался на своей вилле в Париже, незадолго до этого войдя в состав епископата Московской Патриархии. Митрополиту Вениамину удалось вернуться на Родину и найти последнее упокоение в родной земле: в том же 1946 г. он получил советское гражданство, после чего был назначен епископом Рижским, позднее управлял Саратовской епархией и 4 октября 1961 г. скончался в Псково-Печерском монастыре, где жил на покое в течение трех лет.
Так были сделаны первые шаги к преодолению трагического разделения, порожденного 1917 г. Сегодняшние сдвиги в отношениях России и зарубежной русской диаспоры часто преподносятся как очевидные, но подобных сдвигов не было бы, если бы не было горячего стремления к единению с Родиной множества русских эмигрантов и их потомков, воспитывавшихся своими духовными пастырями, среди которых одними из главных были митрополиты Евлогий (Георгиевский) и Вениамин (Федченков). Эти иерархи обладали поистине обостренным чувством Родины, о чем свидетельствуют их воспоминания. И в обеих книгах их мемуаров присутствуют владимирские эпизоды, имеющие отнюдь не второстепенное значение — это наглядно свидетельствует о том, что и в XX в. Владимирский край продолжал играть издревле присущую ему роль: когда-то здесь начиналось примирение погрязших в междоусобицах князей, а спустя столетия упоминания о Владимире в мемуарах двух видных церковных деятелей русского Зарубежья помогают правильно понять причины нового разделения, более масштабного и драматичного, чем междоусобные распри древности. И это понимание, несомненно, будет способствовать скорейшему заживлению нанесенных некогда глубоких и болезненных ран — исполнению сокровенной мечты многих русских людей, переживших трагедию разделения народа.
