08:51 Всё начинается с детства. Часть 2 |
Всё начинается с детства. Дружба, преданность, любовь Начало » » » Всё начинается с детства. Часть 1ДРУЖБА Юрий понял, образовал себя, уяснил происходящее вокруг, проверил на своих весах все, и начал делать сравнения - уже необязательный, но существенный рубеж в формировании каждого живого существа. Все последующие несчастья и размолвки, различия и несовместимости начинаются с этой фазы, в которой мужчина остается самое непродолжительное время, и поэтому преуспев в том, что он понял, уяснил, кидается в омут любви. Так не все... и только набравши терпения и опыта, удается степенно и очень осторожно и умно пройти период сравнения, закрепить правильность всей пройденной работы мозга до наступившего момента, когда начинается переоценка.Наступает трезвый и самый благоприятный взгляд на любовь и женщину. Теперь мужчина несколько спокойнее себя чувствует и внешне уже выглядит убедительно и вполне сильным. Рождено магическое средство покорять - сила. Многие мужчины бессознательно приходят к пониманию этого превосходства над женщиной и делают ошибки, допускают безрассудство в любви. И только длительное использование этого превосходства, и горький опыт приводят любого мужчину к изначальному пути и убеждению - мир женщины при всем его многообразии индивидуален. Темперамент и целомудрие может просто и надежно умещаться в одной из них, и ей должно быть отдано предпочтение, ею наполнится сердце любящего мужчины, ею загорится заря наступающей зрелости чувства. Пройдя сложный путь невольных поисков, мужчина не лишается силы, но и не приобретает того поэтического дара - любить в женщине целостное слитое воедино могучее качество настоящей любви. У того типа мужчин в которых сила появляется осознанно, при удачно сложившихся обстоятельствах начинается пора дружбы с любой из женщин - это не любовь - это граница ее. Эту границу любви начинают ощущать с детского возраста и верно - лишь бы не спутать с обычной, простой детской привязанностью. Пора дружбы наиболее поэтична у мужчин сознательно подошедших к этому рубежу, они не спешат, не суетятся, не навязывают свою волю, а только наблюдают происходящее, при горячем сердце носят холодноватый разум - эти мужчины начинают понимать большое человеческое счастье - жить. Радость свидания, терзания и мучения в разлуке, с полнотой искупаются во встречах. Мужчина подходит к тому моменту в своем развитии, когда рядом с ним и женщина начинает понимать - он ее любит. Он сильный, красивый и она читает его мысли, невольно как бы в тумане неосознанных мечтаний начинают биться сердца двух в одном ритме - ритме порыва любви. Вот она и пришла - большая любовь, она фиксирована во взгляде, жесте, трепете рук и как награда - признание - какая разница, кто кому первый. Если наступивший порыв признаний достаточно глубок, можно начинать супружескую жизнь, ибо в совместной жизни начинается последняя и самая ответственная пора любви - время физического наслаждения и удовлетворения всех возможных желаний обеих сторон. Любовь побеждает арифметические приобретения мужчины: одна не то, что три, три не то, что десять. Были, есть и будут неудачные браки, иллюзорные представления о месте любви в жизни, масса непонятностей и неудовлетворенностей. Кто-то теряет рассудок и приобретается измена. Борьба мужчины за свою честь и есть то закрепленное молодое чувство, которые мы замечаем у людей энергичных, сильных. Эти мужчины полны энергии, любви, мудрости понимания, верности. Начинается длительная борьба за первенство в любви, иногда спокойная и разумная, а подчас беспощадная и жестокая - любовь без победителя - радость. Мужчина в данном случае не зверь, убивающий свою безобидную, жертву, но и не пришел просящим, не завоеватель - здесь всё подчинено единственной стихии захвативших обоих - любви. В какой-то из наиболее романтичных вечеров, когда природа для этих сердец раскроет свои ворота, внимая стуку сердец он скроет её от чужих взоров, прижмет, невольно убедится в правильности всего передуманного и пережитого и, смотря ей в глаза, может быть спокойно, а может быть с большим волнением отдаст, как дань разрядки, первый поцелуй. Женщина, чье сердце воспитывается в страхе, может испугаться простоте наступившей развязки, привести к временному разочарованию, но мужчина теперь сама верность и преданность, ибо он закончил трудный, но правильный путь, ему нужна награда, он ее выпросит в тысячекратных поцелуях, потеряет то спокойствие и равновесие духа, появится страсть, начнется период открытой любви, здесь нужна чуткая, не отталкивающая близость и немножко терпения. Это нужно было знать, и Юрий постиг это чутким сердцем поэта, а писал так: Ничего я о любви не знаю. Может ветер мысль мою унёс, А в стихах её не намараешь, Если увидать не привелось, Нелюбимые, сколько вас, Боже! Может ветер их любовь унес? Неужели он не может, Завыть как хороший пес. Нелюбимые - мы сами любим, Пускай не гонит ветер мысль. Мы в этом жизнь свою не губим, А понимаем ее смысл. * * * Легкое в сердце лезет. Спасает его что ли? Писать простое умеет. А думать легко не смеет. Богатство души обильное. Не кружи мое сердечко, Ороси дороги пыльные. Вставь мудреное словечко. Расскажи про ночи лунные. И про первый поцелуй. Раскидай формальность нудную. Ветерком на все подуй. Легкое в сердце лезет. Спасает его что ли? Писать простое умеет. А думать легко не смеет. * * * Я песнь слагаю легко, Но трудное дело начало. От сердца все отлегло, Как их понимать начали. Сравнивать песнь с ручьем. Мечтать, в себе сомневаясь, Пока за твоим плечом Жизнь не загоралась. Сейчас не гаснет свет, И песнь звучит трезвонно. И сердце в спокойствии лет Поет эти строки томные. * * * Про верность писать не сладко. Цена ее в века ушла. Сегодня она не складно Звенит у нас в ушах. Что ж верность стыдлива стала, А может скромность свое берет, Нет силы в каленой стали Иль чад барабанный бьет, Не наш этот шум увяданья, Не наш искривляющий пляс. То мира другого старанья. Наш подвиг, верность спасть. * * * В родной тиши за синей речкой, Где кукаречут петухи, Краснеют крашеные крыши, Со звоном льются ручейки, Растут неведомые мысли, Горит желаний мощный дар, Поэмы попадают в смысл, На сердце чувствуется жар. В родной тиши за синей речкой Любовь понятней и сильней, Березы рассыпают свечки, В объятья хочется скорей. * * * Стихи - это кровь застывшая размашисто, В разлёт изогнутая бровь, Эпизод ощущений, застывших начисто. * * * Крутится, вертится в радуге шар, Тушит зажжённый стихами пожар, Носится в мире черных ночей И остается все же ни чей. Все говорят ему - шар ты мой, Он молчаливо крутит широтой. Все говорят ему - шар ты наш, Он отвечает - ни ваш, и ни наш. Чей же ты быстро летящий шар, Иль бесконечна твоя душа? Верим, что все-таки чей-то есть, Если прошлого не перечесть. * * * Трое по ночам снятся. Как пали они в те дни. Клялись друг другу держаться, Терпели штыков огни. Трое по ночам снятся, Как умирали гордо. Болям не поддаваться И голову держать бодро. Трое по ночам снятся - Лежат себе в могилах. Им не придется стесняться За дрожь на своих жилах. Трое по ночам снятся. Цветы на холме и дети, За мир начали драться - Все за него в ответе. Трое по ночам снятся. В небе летят журавли Трудно было держаться - Друзья умирать помогли. * * * Не напрасно после бури Наступает тишина. Приготовься, скоро будет Расстрескована она. В тишине той не напрасно Грусть какая-то сидит. Разродится - станет ясно, Кто за тишиной следит. И пройдет такая буря, Разметет все в пыль и прах. И омоет слезной дурью, Как взбесившийся чудак. Не напрасно ветры дуют, И бывает шторм и шквал, А мы любим жизнь такую, Чтоб шёл за валом вал. * * * Ветер гонит к югу тучи, Рвет, морозит, с треском воет. То прорвётся рёв могучий, То затихнет - сердце ноет. Блеск дневной погаснет будто, То проглянет синева, Разглядеть друг друга трудно. Разгулялась, ожила. Дышит, снегом очи залепило, Всё вокруг белым бело. Низко ветку наклонило, И сугроб наволокло. * * * Подняв огонь до звездной выси Летишь, затмив сияньем лет, Перевернув к верх дном обычаи, Размеренность, покой и лень. Как думать о тебе, такая ты громада. Перебурлил кровь твоя от ран, побед... Все стало достижимо, новизна вся свята - Свобода, равенство и Счастье на устах. * * * Ветер должен человеку нравиться. Угрожает он сразу всем. И по ветру можно отправиться, Только надо знать зачем. Идти против ветра трудно, Отчего не пойти теперь? Полюбил его как будто - Не подсчитывает он потерь. И судьба его непостоянна. Отчего он не дует сейчас? Коротка его жизнь ненастная. Засверкает на миг, на час. Идти против ветра трудно, От чего, не пойму теперь. Полюбил я его как будто — Не подсчитывает он потерь. * * * Не гони так быстро машину, Дай взглянуть этой ржи в глаза. Степную гладь-равнину Еще не рассказал. И барсуков визжанье, И лепет ветерка, Волнистое журчанье Седого ковылька. Не гони так быстро машину, Дай взглянуть этой ржи в глаза. Степную быль и ниву Еще я не познал. ПРО КОТА Ну чего ты опять мяукаешь? И моргаешь глазами от стыда? Ночами в подвалах аукаешь, И теперь вот пришел сюда. Расскажи-ка, блудник, про ночку, Что ты понял в ее тиши? Как тебя встречала кошка? Покрасивей давай распиши! Не моргай, коли дел наделал. Не мяукай, не жалуйся, кот - Жалеть не стану, дело сделано. Ругать не буду и вперёд. И гуляй, пока гуляется, На свиданья бегом беги. Расскажи, как подвал открывается. Покрасивей давай распиши. * * * Отчего вы так спокойны? Я вас знаю пятнадцать лет. Вы красивы были и стройны. И любили вас в 20 лет Отчего же вы повесились, Или честь вам дороже жизни? Обманул негодяй повеса, И лишил вас возможности выжить. Отчего вы теперь спокойны? Я вас знаю пятнадцать лет. Вы были девчонкой стройной. И любили вас в 20 лет. * * * Снова не видно солнца, Погода разбушевалась. В раскрытое оконце Волна с садов ворвалась. Расхлопалась дверями, Поджала хвосты собакам, Осколки летят и камни Развылась в чердаках. Людей нагнула низко, Шляпы руками держат. Дождем пахнуло близким. От страха воробьи дрожат. Совсем не видно солнца. Погода разбушевалась. В раскрытое оконце Волна с садов ворвалась. * * * Отступая строчкой ниже, Хочу сказать друзьям - Давайте встанем ближе Сегодняшним нам дням. Давайте посмотрим правду, Какая она сейчас. Отдадим впечатленье в правку - Неровен сомненьям час. И время теперь другое, И мир нарисован трудом. Понять бы что такое Взошло под большим дождём. Отступая строчкой ниже, Хочу сказать друзьям - Давайте встанем ближе Сегодняшним нам дням! * * * Было мне пятнадцать, Плакал о любви, А теперь уж больше... Боже помоги? Был мальчишкой влюбчивым, Точность знал во всем — Стал неразговорчивым, Думал о своем. Полюбил я воздух, Бесконечный рай, Заучился на беду Понимая край. Русь была беспечная - Стала человечной, Грусть ее сердечная, Стала вечной. * * * Дождь бы что-ли прошёл, Серая пыль волокётся, Клочья земли б замёл, По полям которая вьётся. Нужно земле попить, Голову помыть горячую. Долго в ней застоявшую. Дождь бы что-ли прошёл, Серая пыль волокётся, Тоску земли б замёл, По полям которая вьётся. * * * Давай улыбнемся, жизнь! Давай улыбнемся, жизнь! К чему одна серьезность? Поет беззаботно песнь Моя и твоя же юность. И люди из счастья не выжили, И пахнет полынью степь, И миллионы вышли, Чтоб радость труда пропеть. Давай улыбнемся, жизнь! Помечтаем о триумфе звёздном. Споем беззаботную песнь О мире обновлённом. * * * Жизнь наша машинная Бесконечный счет А душа малинная В расчеты не идет, Перейду бухгалтером И в беспечный чисел ряд, Розы вставлю веером Чтобы был наряд. Голые считалки Жизнь наша машинная Жадные как галки А душа старинная. Жизнь наша машинная Сказала коммунизм, А душа малинная Не хочет этот изм, Но борется и плачет Все хочет подсчитать Дотянется, доскачет, И долго ль его ждать. Жизнь наша машинная Бесконечный счёт, А душа малинная В расчёты не идет, Нужно чтобы с розами Приближался рай Нужно чтобы с зарями Побуждался край. Перейду бухгалтером И в беспечный чисел ряд, Розы вставлю веером Чтобы был наряд. * * * Через сопки, реки, перелески Пролетает мой автомобиль Дома погрустит пускай невеста, Расскажу приеду быль. Про деревни пахнущие ивой, И шептанье камыша, Там я говорил с самим собою Ты и я вдвоем одна душа. Может мне немножечко взгрустнулось Может ко мне просится тоска, Я хочу, чтоб ты ко мне вернулась Полюбила старого дружка. Я шофер - профессия колесная За баранкой время провожу, А мечта вползёт в мозги несносная, Когда еду снова к гаражу. На руках тебя носить я не сумею, И в дворце держать тебя я не смогу, Даже я при встрече онемею И о камыше не расскажу. * * * Мы все теперь радиоактивны, И потому не тронь меня... Мои стихи не так наивны, А эти мысли вдаль манят. Мы хочем жить с тобой сегодня, Счастливо твердо хорошо, Мешают нам лишь оборотни С своими пятнами в душе. Мы - оптимисты, значит вместе С тревогой мукой и борьбой Как памятник на твердом месте С протянутой рукой... ПРЕДАННОСТЬ Герой Советского Союза, майор Балкин, в Великую Отечественную войну был штурманом самолёта-торпедоносца. За проявленный героический подвиг в 22 года получил высшую награду Родины. Случайности не было, все участники этого морского сражения обычные герои, другими их нельзя себе представить. Задание по уничтожению морского, всеми возможными средствами защиты охраняемого отряда, состоящего из трех транспортов с 5 тысячами немецких солдат и боевой техникой более 40 кораблей охраны, приказ был лаконичным - уничтожить. А в 600-стах километрах в Северном море двигалась грозная армада войск, твердо уверенная в неуязвимости. Дальность полетов торпедоносцев не позволяла их достать, возврат самолетов назад был невозможен. Нужно было совершить подвиг - лететь на торпедометание без уверенности вернуться назад. И транспорт с танками, живой силой и снаряжением был потоплен. Среди героев оказался и майор Балкин, оставшийся жить. О нем кто-то написал, или пишет, но кто с ним повстречался в пору начала его военной преподавательской деятельности были поражены простотой человека совершившего невозможное - сознательно дарившего жизнь Родине, во имя ее свободы.А вот у Юрия преданность только формировалась, от полета к полету, от преодоления к преодолению. Воздух учит многому, в том числе ощутить его голубую невесомость и понять, ощутить земную твердость. Когда происходят отказы в технике - испытываются люди. От ударов судьбы кто сникает, а кто мужает - середины нет. Юрий хотел быть готовым к подвигу, это трудная задача человека на земле, его нравственная часть, нужно быть преданным ежедневно, ежечасно и полеты на самолетах шлифуют это гуманное человечье качество... Заканчивались дни учебы и из вчерашних школьников за считанные дни все становятся мужчинами, а это дано испытать, нужно прыгать с парашютом, причем не по желанию - вот уж испытание! Кто как, а некоторые не очень - взять да и прыгнуть с 1000 метров, да еще с крыла самолета, да еще самому вылезти на крыло, да еще громко повторять команды, чтобы внизу слышно было. Все всё узнают про тебя - «дыши глубже - шагай смелее». В утренних красках разноцветные парашюты, как цветы летят к земле - красотища - чудо человечье, радость несусветная и для того кто прыгнул, и для того, кто научил этому. Наступили дни окончания полетов,- командиры заполняли журналы, давали характеристики своим выпускникам, - военным летчикам. В завершение перечислений качеств Юрия командир твердо записал - Родине предан. Ему в это время исполнилось восемнадцать лет, а через несколько лет он встретил свое земное счастье - любовь, в своем обетованном шахтерском крае. Имена в этой книге вымышленные, а люди, их прототипы, реальные. У каждого по-своему сложилась судьба: Сашка стал мастером спорта, лётчиком. Женька картавый — давно уже профессор, заведующий кафедрой математики. Лёнька - известный поэт, кандидат филологических наук, исследователь ранней поэзии России. Зинка - кандидат наук, директор филиала Высшей партийной школы. Юрий - руководитель промышленных предприятий. Виктор - лётчик гражданской авиации на международных линиях. Сергей - главный хирург. Петька - главный энергетик в области. Но не все ныне известные люди, мои сверстники, упомянуты в этом списке и книге. Жизнь продолжается. Владимир, 2009 г. ПРОИСХОЖДЕНИЕ По мотивам мемуаров моего отца Мордвинцева Михаила Алексеевича, опубликованных в журнале «Гербовед», №74 за 2004 год.Муж моей тётки Мордвинцевой Анны Петровны, по мужу Дороховой, Григорий Яковлевич, ещё в 1905 году был уличён в подстрекательстве свержения царского самодержавия и участвовал в числе других, марксистки настроенных людей в демонстрациях. За что и подвергся аресту станичным атаманом и приговору к высылке в Сибирь. Только благодаря вмешательству влиятельных лиц был оставлен под надзор местной полиции. Хутор Орлов на реке Медведице, окружённый рощей краснотала, располагался в жёлтых сыпучих песках, и окраинные мельницы Григория Яковлевича хранили тайну существования марксистского кружка на протяжении почти пятнадцати лет. Родные и не ведали, что Григорий Яковлевич, крёстный отец Мордвинцева Михаила Алексеевича, моего отца (в то время шестилетнего малыша), уже в то время, являлся членом РСДРП, созданной Лениным, и руководил марксистским кружком. Именно он на протяжении м огих лет до Октября, с большим умением проводил встречи, беседы, читал прокламации, воззвания, раздавал запрещённую марксистскую литературу. Эти старомодные крылатые сооружения были вне подозрения царской полиции, а иногда заглядывавшие царские сыщики уходили ни с чем. С большим умением он руководил и мельницами, сам их ремонтировал, налаживал, столярничал, готовил жернова. К нему, обычно, тянулись телеги с зерном для помола из разных хуторов и уездов Царицынской губернии, но часто ветра не было, и жернова стояли. Приезжие и местные крестьяне обычно разъезжались по делам, а кому нужно было срочно размолоть зерно, оставались ночевать прямо в сторожке мельницы. Говорили о революции, о предстоящей перестройке жизни в стране и мире. В 1917 году, когда свершилась Октябрьская революция, необходимость в мельницах отпала, и Григорий Яковлевич в категорической форме отказался от им лично построенных двух ветряных мельниц, вопреки горячим возражениям жены, которая не разбиралась в наступающих изменениях новой жизни на их земле и в России в XX веке. Его назначают заместителем директора по политической части и снабжению госхоза «Труд» в хуторе Скачковское. В доме прадеда моего Петра Митрофановича жизнь шла другим чередом - по старинным правилам и обычаям. Большое семейство - три женатых сына, проживало в одном доме, а дочь Анна - в доме на Мельницах. У трёх снох существовал установленный дедом порядок: одна сноха неделю доила коров и распоряжалась молоком, вторая хлопотала у печки, готовила пропитание на день, выпекала хлеба, а третья занималась уборкой по дому - мыла полы, грела воду для стирки белья. Вся прочая работа выполнялась старшими детьми. По истечении недели роли матерей менялись. Жизнь протекала мирная, трудовая. В начале первой мировой войны отношения снох по выполнению обязанностей стали меняться и доходили до крутых скандалов и потасовок. Дети дрались меж собой, и младшим доставалось «на орехи» от старших. Обиженные жаловались матерям, а те затевали ссоры из-за их проделок. Иногда малые уже снова играли вместе, а мамы ещё не успокаивались, и ссора продолжалась допоздна. К тому же отцов призвали на войну, и усмирить женщин было некому. Отцу моему Михаилу Алексеевичу сравнялось тогда пять лет, он с 1914-го года, считал себя вполне взрослым, чтобы быть помощником матери. Летом 1920 года Красная Армия окончательно разбила белых, и они, разгромленные, частью эмигрировали за границу, а оставшиеся ушли в леса или укрылись в малодоступных степях, организуя отдельные отряды под разными знаменами спасения Дона от красных. На деле же, сбиваясь в шайки, производившие внезапные налёты, грабежи, в каждый такой набег убивали активно настроенных на защиту новой власти казаков, а, уходя после погромов, устанавливали свою или старую власть. Возвращались красные, и снова власть менялась. К исходу лета 1920 года приехал из госпиталя тяжело раненный мой дед Алексей Петрович. У него имелся какой-то документ, позволявший ему вернуться домой. В этот же период к осени новая власть объявила амнистию. «Всем заблудившимся казакам и воевавшим против Советской власти разрешалось вернуться по домам и приступить к мирному труду». И потянулись «патриоты», защитники отечества из укрытий и лесов, из бескрайних степей и холмов, где они долго ждали этого часа, боясь «высунуть нос», - голодные, оборванные и вшивые, но живые и на все испытания готовые. Некогда верные присяге царю, теперь изменяли ей, поскольку царь отказался от престола. Но не в этот год закончилась война на Дону. Она ещё долго продолжалась, и разрозненные части недобитых банд гуляли по Дону и его округам, наводя ужас в присмиревших хуторах, убивая и вешая не успевших укрыться руководителей новой власти. Такая участь выпала и на долю Дорохова Григория Яковлевича. В один из жарких предосенних дней как гром средь чистого неба, с криком и гиком промчались всадники по улицам хутора Орлова, неведомо откуда явившиеся. Заняли выезды и въезды в хутор, поставили на перекрёстках часовые дозоры и запретили кому-либо отлучаться из домов. За выход на улицу - расстрел. Во двор семейства Мордвиновых въехала тройка, впряжённая в тачанку с пулемётом, во главе со старшим командиром и двумя солдатами. Мой дед с матерью Екатериной и женой Дарьей был в летней кухне, а сестра моего отца Марфа рубила во дворе дровишки. Старший командир, глядя сурово на Дарью, задал ей вопрос, кто из мужчин дома и за кого они воюют. Дарья Митрофановна перепугалась и не знала, что ей ответить, сказала: «Отец этих детей лежит в доме больной, а его братья не знаю где, и за кого они воюют, тоже, не знаю». «А я, - говорит он ей, - сейчас зайду к твоему мужу и допрошу, за кого он воевал и за кого продолжают проливать кровь его братья». Шестилетний мой отец, как ошпаренный кипятком, выбежал из кухни, вбежал в сарай, спустился в тёмный колодец погреба и неудержимо заплакал от страха за отца и мать, что этот чужой и серьёзный дядя расстреляет их, а идти к ним не решался. Наблюдавший за происходящим усатый пожилой солдат заговорил с командиром, назвав его по имени: «Ты через семью хотел узнать про участь Дорохова, а занялся, извини, запугиванием детей, они-то этих шуток не понимают, да их трудно понять и взрослому человеку». Дарья, услышав слова солдата, воспряла духом, поняв, что сейчас в доме и во дворе находятся красные, и что их особо опасаться не следует. Изменив тон разговора, командир подошёл к тачанке, извлёк из ящика мешок с гусаком, наступил каблуком сапога ему на голову, отрезал её, и, бросив бьющуюся тушку гуся к ногам Дарьи, сказал: «Вари лапшу, а ты, дочка - обратился он к Марфуше, - достань-ка где-то в огороде перцу позеленее, за то будет тебе отрез на юбку из гаруса. Марфуша убежала в огород за перцем, а усатый солдат извлёк перепуганного Михаила из погреба уговорами, сказав, что детей и всё семейство никто не обидит, и угостил белым сухарём. Доверие было восстановлено, а к вечеру отряд покинул хутор Орлов. Подобные «визиты» то красных, то белых были часты в те годы. Хутор Орлов только и делал, что одних провожал, а других еле успевал встречать. Пребывание каждого нашествия было недолгим; так как одни убегали, другие гнались за ними, а третьи, в основном, небольшие шайки, выжидали где-то в лесах и при каждом удобном случае, наскоком врывались в хутор, производя погромы и вновь, скрываясь или попадая в засады - ловушки, погибали от пуль противника. Но как бы ни было, а мирная жизнь входила в колею, и всем набегам подходил конец. Население казачьих хуторов потеряло веру в летучих спасителей царя и Отечества, не оказывало больше белым бандам доверия, а грабить было уже нечего, и опасаться оставалось только мести полуголодных людей. Шёл с суховеями и бурями 1921 голодный год. Собравшиеся в одно гнездо братья Мордвинцевы: Алексей - старший, Иван и Алексей - младшие, решили разделиться и начать жизнь самостоятельно, каждый своим умом-разумом. В разделе уцелевшего скота, строений и имущества участвовали мой прадед Петр Матвеевич и прабабушка Екатерина. Матерей к разделу не допускали, несмотря на резкий протест жены Алексея Петровича - Матрёны, которая славилась в семье сварливым характером, задиристостью и дурковатостью в суждениях и поведении. Проще говоря, далека она была умом от снох Дарьи и Анастасии. Эти две женщины имели более уживчивые характеры, более деловиты в ведении хозяйства. Матрёна, наоборот, от больших дел старалась куда-то увильнуть, обойти их и свалить на плечи старших снох. Была она крупна в бёдрах и мощна в груди, не боялась смирного мужа, вступала с мальчишками в ссоры и нарекала их оскорбительными прозвищами и кличками, за что её все не любили. Она-то и была гвоздём всех ссор, сотрясавших семейство после смерти прадеда, при жизни умевшего ставить её на своё место. Это и стало основным поводом к распаду большой семьи Мордвинцевых. Однажды маленький Михаил проснулся от мычания и рёва быков, выглянул через окно во двор. Он впервые увидел крупных, с большими рогами чёрных быков и двух коров, стоявших в стороне у плетня. «И чьи это быки и коровы?» - спросил отец свою жену Дарью. «Пока наши, общие» - сказала она. «И где они были? Почему их не съели в войну?» А были они отогнаны в левобережные плавни к знакомым хуторянам для сохранности и выпаса в места, куда войска не доходили из боязни местных партизан и охраны, вооружённых и дававших отпор пришельцам со стороны. Так при малой потере деду Петру Матвеевичу удалось спасти часть скота для семей детей своих. Раздел прошёл мирно, без вмешательства понятых. Семейству Алексея Петровича старшего достался двухкомнатный дом по нижней улице, стоящий вторым домом от правого берега реки Медведицы, где раньше жили Дороховы с детьми. Этот дом был их приданым, а после смерти старых родителей Дорохова Григория Яковлевича пустовал, они проживали за хутором у своих мельниц. По жребию Алексею Петровичу досталась ещё пара быков. Бабушка Екатерина, которой была отписана корова, сначала осталась жить с младшим сыном Алексеем в большом прадедовском доме, но не ужилась со снохой Матрёной и пришла жить к Алексею - старшему. Среднему брату - Ивану Петровичу сообща был куплен дом в две комнаты в левой стороне хутора Орлова, ему же досталась вторая пара быков, а вторая корова - младшему из братьев - Алексею, ему же отписаны все постройки во дворе, в том числе и амбары для хранения зерна. С этих мероприятий и началась новая, самостоятельная жизнь братьев Мордвинцевых и семейства Дороховых. Возвращаясь к событиям прошедшего 1920 года, приходится упомянуть про разгоревшиеся бои в хуторе Орлов и за его пределами. То ли по недоразведке, то ли случайно, встретились на марше два крупных отряда - красные и объединившиеся шайки махновцев, Мамонтова, Антонова и Кувшинова. После долгой кровавой перестрелки и артиллерийской пальбы за хутор, красным удалось оттеснить банду за его пределы, и бандиты обосновались за мельницами, в рощах краснотала, заняли прилегающий к роще дом Дороховых под штаб, а высший состав водворился в жилых комнатах. Уже шёл пир горой, а в хуторе бойцы красных производили повальные обыски, требуя зерно и фураж для лошадей. Допрашивали и малых детей, обещая сладости в награду, если кто укажет запрятанное зерно пшеницы и овса. Но, к сожалению проводящих обыск, пацаны ничего утешительного им сказать не могли, хоть по их задам и походили нагайки, они просто не знали. Наутро ждали известий от Дороховых, хотелось знать, что у них там происходит, и живы ли они? Но известия не доходили до хутора. Бабушка Екатерина и Дарья послали шестилетнего Михаила, это было безопаснее всего, детей никто не трогал. Женщины спрятали под подкладку кепки записку, так что он об этой процедуре не знал, и сказали: «Ты маленький, тебя никто не тронет, так беги к Дороховым, найди свою тетю Анну, и что она тебе скажет, вернешься обратно, расскажешь нам». Путь в дом Дороховых Миша знал, он проходил через верхние улицы хутора и почти дошёл до дома своего крёстного, когда над головой увидел три блеснувших на солнце снаряда, споткнулся и упал носом, вдыхая тёплый песок. В это же время раздался оглушительный взрыв, за ним второй и третий, поднялись столбы песка и пыли, унося стремительные осколки снарядов и картечь. Тогда моему отцу и во сне не снилось, что эти летящие «голуби» не что иное, как смерть всему живому, и случайное падение раньше их взрыва оставило его в живых, Забегая далеко вперёд, в другое время он стал воином, дошедшим до Берлина и оставшимся жить на земле до старости. Михаил исполнил наказ своей бабушки и матери, возвратился обратно в хутор, когда отряды разминулись в дорогах и покинули хутор Орлов и его окраины. В скором времени Григорий Яковлевич, вернувшись в хутор, сказал жене Анне Петровне: «Пришло время переезда, мельницы передадим Орловскому Совету, а мы с тобой и сыном Александром уедем в бывшее имение изгнанного помещика Скачкова, где впервые организовывался Госхоз, жить будем не хуже». Анна Петровна, не поверив словам мужа, отказалась покинуть насиженное место. На своё горе и в наказание осталась в одиночестве с подростком в доме, продолжая содержать мельницы, собирая грош за помол. Брат Григория Тимофей и тётка их Наталья переехали жить в хутор Заполянский, продав доставшуюся от дележа старую мельницу, скот и кое-что из имущества. Григорий Яковлевич уехал в Скачково, куда был назначен заместителем директора госхоза по политчасти и снабжению. Жил один и редко стал бывать в хуторе, будучи занят делами Госхоза, контролируемого Москвой, из которой шла его организация и снабжение необходимыми продуктами, зерновыми и инвентарём. Он носил тёмные очки - знак, оставленный несчастным случаем, - при ремонте жёрнова от удара молотком по стамеске отлетел осколок. От ранения глазное яблоко побурело, пришлось одеть очки. Наступившее лето 1921 года породило голод. Дождей не было с ранней весны. Сенокос был жалким, скашивали на корм скоту бурьян, повитель, колючий перекати-поле, а в приречье Медведицы косили осоку. Вместо пшеницы и проса уродилась, да не всюду, чёрная и горькая куколица. Поля имели серо-пепельный вид. С восходом солнца земля, не остывшая за ночь, продолжала нещадно иссушаться жаркими лучами и горячими ветрами, вихрями, носившимися до позднего вечера. В один из таких дней мой отец с дедом находился в поле под степным хутором Сулак, что в пяти верстах ниже госхоза Скачковское (позднее «Труд»), где были их посевы. Вдали показался всадник. На рысях, подъехав к Алексею Петровичу, отозвал его в сторону и, не сходя с лошади, рисуя руками, рассказывал что-то тревожное и вскоре умчался. Дед заторопился с возвращением в хутор Орлов, и они двинулись, перепоручив стан на присмотр соседу. В дороге Михаил стал приставать к отцу, забегая вперед и спрашивая: «Почему так спешим не вовремя домой?» Дед заглянул сыну в глаза и сказал: «Твоего крёстного Григория Яковлевича бандиты зарубили шашками, а тело его везут в Орлов, так что шагай быстрее, чтобы успеть предупредить семью о случившемся». Подросток не плакал, и был так ошеломлён известием о гибели дяди Григория, что сжал руки в кулаки и заявил отцу: «Если эта банда попадётся нам на глаза, по одному мы им головы снимем за убитого крёстного». «Ты скоро станешь справедливым казаком», - улыбнулся в усы отец и похвалил сына. Алексей Петрович шагал быстро, а подросток бежал за ним, стараясь не отставать. К обеду достигли они окраин Башкирского хуторка. Миша до кровавых мозолей набил пятки чирками, снял их и продолжал бежать босым. И всё же стал отставать от отца. Подошвы горели огнём, а ломота в ногах вынуждала падать на землю. Видя это, отец давал сыну минуту отдыха, и снова они шагали всё быстрее и быстрее. Впереди показались вербы и сады хутора Орлова, а когда зашли под их тени, разгорячённые тела освежила приятная прохлада, босые ноги Михаила ощутили долгожданный холодок под подошвами ступней и пальцев. Дойдя до дома, Мишка скошенной травой упал на расстеленный прямо на полу тулуп и беспробудно проспал до утра. Пара лошадей с сопровождающими въехала во двор Дороховых. На телеге стоял гроб с телом Григория Яковлевича, прикрытый сверху простынёй с кровавыми подтёками. Цепочка хуторян тянулась во двор Дороховых, чтобы посмотреть на тело казнённого, проводить его в последний путь, а заодно и помянуть добрым словом за столом. Тело Григория нельзя было извлечь из гроба для последнего омовения, настолько бесчеловечно оно было изуродовано шашками. От ударов сабли голова его распалась на четыре бесформенные части, удар в правое плечо разворотил предплечье до легких, следующий широкий - в область сердца - достиг желудка. Священник Александр не разрешил внос гроба с телом большевика в церковь и отказал в службе по убиенному. Но, за большие деньги и после долгих уговоров, бегло отмолил его у ограды. Но на кладбище не пошёл и певчих не пустил, а такая церемония в описываемые времена, была обязательной. Хоронили Григория Яковлевича с большим почётом. Кладбище заполнили родные, хуторяне, его сослуживцы и представители райцентра. Один из них зачитал соболезнование семье родных, а второй громко прочёл некролог на смерть погибшего товарища. На подступах к кладбищу негласно присутствовала вооружённая охрана, инцидентов не было. Трагедия Григория Яковлевича была такова. Ещё весной 1921 года организовалась шайка из местных белоказаков, совершавшая ночные набеги на отдалённые от района степные хутора. Малочисленные отряды красных не могли им противостоять, да и просто вступить в бой, неуловимые бандиты за ночь покрывали стовёрстные маршруты, меняя загнанных лошадей и появляясь в противоположных краях, и слухи об их существовании пропадали. Сын помещика Скачкова, будучи одним из главарей шайки, решил навестить бывшее имение отца, где он птенцом возрастал в неге, достатке и набирался сил и ума. Дорохов был предупреждён о появлении банды в районе Госхоза. Его директор Тимофей Малышев ускакал в бричке с завхозом и кучером за пруды, где их настигла банда и изрубила на куски, а кучера оставили в живых, приказав ему с угрозой тела большевиков доставить по местам их жительства в семьи. Вернувшись вихрем в Скачков, бандиты, к своему удивлению, застали Дорохова на месте, при исполнении своих обязанностей. «А-а-а! Григорий Яковлевич!» - удивлённо вскрикнули пьяные бандиты, которые в большинстве знали его в лицо, - «Нет, казнить его в этот заезд не станем; он проявил героический поступок, знал о нашем подходе, но не бросил поста, как преданный большевик! Будем возвращаться обратно из похода, и если, Дорохов, застанем тебя здесь - казним!» Они весело загоготали, в столовой устроили попойку, туда пригласили и его. На этот раз они обошлись с Дороховым по-джентльменски, много расспрашивали его о новой жизни и не тронули, хотя он в их пьяной среде чувствовал себя скверно и унизительно. В августе месяце изрядно потрёпанная шайка, пьяная и злая за провалы, бурей приближалась к Госхозу. Дорохов ждал завтрака, а повар всё тянул и говорил, что он готовит деликатесы, а потому, мол, быстрее нельзя. И сложно было ему не поверить - из кухни в столовую доходил вкусный запах жаркого, а на самом деле повар, бывший слуга помещика Скачкова, был предупреждён о появлении банды и ожидал её налёта, тянул с завтраком, не позволяя Дорохову удалиться из столовой, держа его на виду. Банда ворвалась в центр Госхоза, Григория Яковлевича схватили. Проходя мимо, повар, улыбаясь, сказал ему: «Дождался завтрака? Так надо угощать всех большевиков». Дорохова вывели на площадь, прочитали наскоро приговор. «Казнить!» Главарь дал последнее слово осуждённому, собравшаяся толпа рабочих и работниц Госхоза, старики и дети уныло молчали, боясь за свои головы. Дорохов перед казнью сказал: «Новую жизнь не перевешать и не казнить, она будет жить долго, вечно, а на нашем месте будут руководить другие избранники, и будут жить и строить жизнь по-новому, одинаковой для всех трудящихся физического и умственного труда, потому напрасно продолжать кровопролитие и ненужное мщение». Была дана команда «Руби!» Лезвие сабли с лязгом прошлось вдоль головы. Дорохов, теряя сознание, присел на колено, тело его затряслось в агонии. «А-а-а! - орали бандиты, - он ещё сопротивляется смерти!» Сабля продолжала описывать круги над головой, ещё и ещё раз впиваясь в окровавленную голову и тело. Озверевшая от пролитой крови банда разгромила склады с продовольствием, подожгла инвентарь и постройки скотных дворов. Но недолго пришлось бандитам грабить общенародное добро и пировать, отмечая казнь. При выезде у двух глубоких оврагов, спускающихся к прудам Скачковского госхоза, банда попала под огонь нагнавших их и поджидавших красных отрядов. Красные не хотели завязывать бой в центре Госхоза, а, дождавшись возвращения, разбили их на голову. Никто из банды не смог уйти живым, но главарь был взят, не успев застрелиться из нагана. Им оказался один из трех братьев Скачковых, бывших владельцев поместья с плодородными землями, богатыми укосами трав, не знающих засухи полей, конезаводом и другими строениями. По всей строгости законов революции Скачков, закованный в кандалы, с усиленным конвоем был отправлен в Москву на суд. Оставшаяся горничная господ Скачковых - Холиритова, продолжала жить в Госхозе при новых порядках. Ей многое не нравилось в новой жизни, но жила, уходить было просто некуда. С тех пор прошло более десятка лет, состарилась Холиритова, работавшая сторожем при правлении Совхоза. Сидя на скамье у входа в управление, она наблюдала, как приближалась машина, пыля вдоль дороги, и остановилась у парадного крыльца. Распахнулась дверца, и с переднего сиденья поднялся мужчина, элегантно одетый, с плащом, перекинутым через руку, и с портфелем. Холиритова окинула его изучающим взглядом с головы до ног, и в глазах её мелькнуло: «Я его знаю! - С седеющими усами в разлёт, с аккуратно подстриженной в клинышек бородкой и в пенсне в золоченой оправе. - Это он, мой хозяин!.. А как же это так? Он же расстрелян?.. Но нет, я не ошибаюсь - он и есть! В том нет никаких сомнений, что этот человек не он, мой владыка и хозяин! Его манеры и осанка его, только постарел и почему не узнаёт меня?» Прилившие чувства будоражили воображение. Из груди вырвался истошный крик: «Батюшка, Сергей Андреевич! Это же вы? Как же так?» Холиритова упала у ног уполномоченного сельхоззаготовок. «Кто это? Какая-то эпилептичка припадочная!? - оттолкнув ее ногой, он угрюмо приказал, поправляя пенсне - Уберите её в больницу», - а сам спокойной походкой скрылся за дверью директора совхоза. Этот человек действительно был Скачковым. Подтвердилось это гораздо позже, при расследовании его контрреволюционных дел против Советской власти. 27 июля 2009 года. В.М. Мордвинцев. РАССКАЗЫ РЫБАКОВ Плыл я в лодке по реке Медведице. В прошлую ночь я поставил перемёты на сазана, обходя сомовую яму. Ночь была тёмной, изредка луна выглядывала из-за набегавших туч и вновь скрывалась надолго. Всё хорошо, перемёты поставлены, и можно отплывать к берегу. Вдруг нежданно полилась вода в лодку, а нос угрожающе задрался вверх. Не успел я сообразить, что происходит, как сом ударил хвостом в борт лодки, лодка перевернулась в прохладные воды, смертельно напугав меня и самого сома. Только когда выплыл на берег, сообразил, какую недобрую шутку сыграл со мной старый сом. И я твердо решил с ним посчитаться, изловить его на любимую им приманку. Сварил пшённой каши, уложил в холщёвую старую сумку, туда же поместил кованый, сделанный кузнецом большой крючок. Завязал сумку, а лесу-верёвину смотал в клубок. Развёл костёр на берегу, повесил на треногу вместительный котелок и ещё раз принялся доваривать кашу вместе с сумкой, чтоб она стала огненно-горячей. Положив увесистый сухой пенёк в лодку, захватив котёл с кашей, я за час до заката солнца отплыл на сомовую яму. Перед закатом солнца, достигнув сомовой ямы, опустил сумку с кашей и крючком в пучину. Я полагал, что сом-разбойник отдыхает на дне. И вот пенёк с привязанным концом верёвки, одиноко покачиваясь над тихой пучиной воды, замер неподвижно. Над рекой надвигались сумерки. Обоняние сома остро. Он учуял приятный манящий запах каши, повёл длинными усами, лениво выбрался из грота под корягами, где он лежал долгий летний день в полусонном забытьи. Он безошибочно определил, откуда такой приятный запах чего-то аппетитного и вкусного и поплыл наверняка. Вот он обнаружил сумку с кашей, с жадностью атаковал её и в одно мгновение заглотал в огромную пасть, одним движением послал её в желудок. С минуту сом стоял над дном впадины неподвижно и ощущал нарастающую теплоту в желудке, но вскоре она перешла в неприятный жар. Желудок сома горел огнём. Он круто на месте жора сделал круг, дёрнулся, и крючок из мешка прорвал боковину прелой сумки с кашей, надёжно впился в верхний желудок сома. Он почувствовал нестерпимый жар и боль в области сердца от впившегося большого крючка, стал метаться, причиняя себе несносную боль, мчался вверх против течения, а привязанный вместо поплавка пенёк тормозил его бег, нагнетая боль, мчался вниз по течению, делая буруны, завихрения воды, образуя вертящиеся котлованы-воронки. Сом изворачивался вверх брюхом и вновь скользил из конца в конец ямы-предательницы. Я ночевал на берегу, знал и слышал по всплескам воды и скачкам тёмного силуэта пенька, что сом проглотил приманку, а крючок крепко увяз у него в желудке. Я танцевал гопак, ожидая с рассветом победы над сомом-великаном, натворившим столько зла и бед не только мне, но и многим дворам, уничтожая малых утят, гусят и прочей живности. Но теперь, наконец, сом расплачивается за свои разбои, как и должно случиться, рассуждал я. Но вот настал момент, и изнемогающий сом утих, затем вновь сделал неимоверный бросок в сторону. От сильного рывка намокшая верёвка у пенька оборвалась, а сом с быстротой молнии выбросился на мель левобережья, уткнулся головой в песок и превратился в беспомощного умирающего речного гиганта-разбойника. В предрассветной мгле я предположил, что случилось, и поспешил на левый берег, чтоб добить сома на мели, пока он не сполз в яму. Так я и сделал при помощи обуха топора. Поимка сома облетела все дворы поселения, и когда его тушу причаливали к правому берегу, то в числе любопытных были чуть ли не все жители. Вес сома достигал семи пудов. А из пасти его было извлечено шестнадцать крючков, полусгнивших и свежеоторванных. Сом казался неуловимым, но всё же бывает конец и для подобного гиганта. Утки и гуси в дальнейшем забыли о пасти сома и стали переплывать речку с берега на берег, не опасаясь его хищных проделок. Рыбалка на Клязьме Сидел я на небольшом мостике, на берегу среднерусской реки Клязьмы у себя на устроенном дачном спуске и мечтал повторить опыт предка, пытаясь поймать сома на удочку. Знал же я, что удочки для ловли сомов должны быть особенно крепкими. Удилище современное с катушками на восьми подшипниках с возможностью послать наживу за пятьдесят и более метров, на излюбленное сомами место, придонные ямы, завалы стволов деревьев, лежащих на дне веками и принимающих на себя весь поток сильного течения, не выдержит. Везёт тому, кто наблюдателен и терпелив. Помню, как это было в июле 2009 года.Сидим мы, оба рядовые дачники, в тихую летнюю пору с соседом по даче Валерием Александровичем. Клёва нет, и колокола Боголюбовского монастыря зазвонили к вечерне, красота, окружающая нас, вдохновляет на терпеливое ожидание. Всё произошло неожиданно. Огромное чудище, больше похожее на бревно, разинуло пасть, проглотило большой предмет, плывший перед ним по течению, показало себя во весь рост и ушло под воду. Мы долго не могли прийти в себя - в наших представлениях такого хищника здесь не должно быть. Об этих встречах с гигантом рыбаки-любители на Клязьме-реке могут рассказать и показать, как ловить сома. Наживкой при ловле сома на удочку служат черви-выползки, и чем величественнее наживка, тем удачнее лов. Лучше всего сом, да и щука берут на небольшого карася, подлещика, небольшую щучку, лягушку или уклейку. При донной ловле удочки ставятся на рогульки с колокольчиками. Самая добычливая ловля производится в тихую погоду по вечерам и утрам. Вечером до самых сумерек. В дурную же ненастную погоду сом лежит на дне, не поднимаясь. Всего лучше сом ловится на не очень глубоких быстринах, когда он выходит охотиться за рыбой. Но место лучше, чем выбрали мы, вряд ли найдётся. Чистая вода многоводной реки Нерли не сразу смешивается с мутью Клязьмы. У крутого поворота в двухстах метрах от многовековой красавицы церквушки Покрова-на-Нерли лучших мест лова крупного сома вряд ли можно найти. Большой земляной червь-выползок, дождевик - и лучшей наживки не надо при ловле сома на донку. Доставать их непросто, потому на дачах у хорошего рыбака задача решается так: вместо прополки травяных мест ведётся поиск червей - и земле хорошо, и наживка есть. Особенно много червей бывает у рыболова, завозящего их из мест скопления на бывших свалках, навозных залежалых местах, покрытых соломой. Рыба лучше всего берёт на отмытого выползка, почти белого цвета и выдержанного день-два в мягком мху, в большом деревянном ящике, который вмещает сезонный запас. Лови хоть каждый день, если время есть, и месяц хранения не предел. Настоящий рыболов не станет ловить на только что вырытых червей, кроме мелких ершей, лещей, окуней; сома можно и не ожидать. Червям нужно вылежаться, очиститься от своих извержений, он делается более прочным, крепче сидит на крючке и не пачкает рук. Если банку с червями и мхом залить маслами, продаваемыми в любом «Магазине рыбака», запах не помешает. Сижу на своём удобном мостике и наживку, червей осторожно прокалываю посредине, а затем около хвостиков и головок, так что получается шевелящийся комочек, из которого торчат головы и хвосты, жало прячется. Лучший вариант - два крючка с коромыслом и целый клубок червей на крупного хищника. Звонок слегка зазвонил, и тут же удилище потянулось и застыло, рывок — и сом пойман сразу на два крючка. Задача решена, поклёвку не прозевал. Тащу этот груз со скрипом всех частей катушки и самого удилища. Медленно он подходит к береговой части реки. Груз довольно весомый, и только терпение решило успех. Первые мгновения сом лежит у кромки не шевелясь, но поднять его невозможно. Решаю перегородить ему дорогу назад и вязну в прибрежной черной грязи, но сома держу под жабры. Ни в какое ведро он не лезет. Поднимаюсь к себе на дачу, и момент удачи разделяют все соседи. Бросаю сома в большое ведро, он выбрасывается всем на удивление. А я спешу снова к реке и через пятнадцать-двадцать минут вытаскиваю ещё более солидного сома. Такой успешной рыбалки я в жизни не встречал нигде. На шум вокруг второго сома собрались все рядом отдыхающие, и наградой послужило их одобрение. Слух об этой рыбалке прошёл по всей Нерлинско-Клязьминской пойме. И те, кто терпелив и настойчив, в этом году отведали деликатесного мяса сома. Пусть Клязьма станет чистой рекой и радует изобилием рыбы. А моя задача решена - я сумел повторить опыт далёких предков, увлечение рыбалкой будоражит мою душу, и все невзгоды быта окрашиваются в смягчающий примиряющий свет. Есть дивные места по берегам нашей Клязьмы-реки. 11.08.2009 г. Владимир - Оргтруд. Всё начинается с детства. Часть 1 Всё начинается с детства. Часть 2 Всё начинается с детства. Часть 3 |
|
|
22.11.2024
16:01
| Приветствую Вас Гость | RSS |
 |