15:54 Село Любец и его окрестности. Часть 11 |
Село Любец и его окрестности Начало » » » Село Любец и его окрестности. Часть 1ДВА ХОЗЯЙСТВА В этом очерке пойдет речь о двух хозяйствах Владимирской области — о совхозе «Ковровский» Ковровского района и колхозе им. С.М. Кирова Киржачского района. Я буду их сравнивать, говорить, что в одном лучше, нежели в другом, и почему именно лучше.На землях совхоза «Ковровский», в старинном селе Любец, в маленьком собственном домике я провожу по нескольку месяцев в году с 1960 года и поэтому хорошо знаю многих тамошних работников, постоянно наблюдаю за их деятельностью, но, так сказать, со стороны. Я не агроном, не зоотехник, а писатель и, добавлю, большой патриот своего совхоза. И долгие годы подряд когда с радостью, а когда с болью в сердце смотрю, как идет, бурлит, а то и буксует жизнь совхоза, каковы его достижения. Но, к сожалению, видел я там и много ошибок, покорных следований указаниям мало сведущего в сельском хозяйстве районного и областного начальства. При мне, например, были безжалостно распаханы клевера, дававшие два урожая в год и клубеньками азотистых бактерий сами удобрявшие почву. Это же начальство заставляло сажать «королеву полей» кукурузу, а вырастала она не выше ландышей; вся заглушенная колючим осотом, а также сурепкой, видел я, как запахивались на силос бело-розовые душистые посевы гречихи, и жалел коров на летних стоянках, уныло стоявших в жидкой грязи по самые соски. Все это было... Ну а каков совхоз «Ковровский» сегодня? О многом я думал и, перед тем как писать этот очерк, поехал специально, чтобы на месте побеседовать с работниками совхоза, записать кое-какие цифры. А в колхозе им. Кирова я провел всего девять дней и с утра до вечера с блокнотом в руках разъезжал, ходил, знакомился с людьми и записывал — словом, выступал там в роли залетного гостя-журналиста. Раз я собираюсь сравнивать оба хозяйства - то для сокращения буду их называть просто совхоз и просто колхоз. Ныне не шибко велика разница между совхозам и колхозами, по крайней мере во Владимирской области. И в тех и в других люди все силы вкладывают, чтобы дать государству как можно больше хлеба, молока и мяса, и в тех и в других многочислен парк тракторов, грузовиков и сельскохозяйственных машин, существует оснащенная техникой механическая мастерская. Имеется основной поселок — центральная усадьба с конторой, с гаражом. Когда я прибыл в колхоз им. Кирова, то еще не вылезая из машины, убедился, что разница между этим хозяйством и моим совхозом велика. И позднее на каждом шагу я натыкался на эту разницу. Село Филипповское — центральная усадьба колхоза — стоит на высоком берегу неширокой речки Шерны, впадающей в Клязьму. К селу почти примыкает фабричный поселок Аленино (наверное, следовало бы — с. Оленино) с небольшой, существующей еще с дореволюционных времен ткацкой фабрикой. На улицах и Филипповского и Аленина стоят один за другим обычные для Владимирщины маленькие, аккуратные, разноцветные деревянные домики, украшенные затейливой резьбой. Посреди Филипповского, как величавое архитектурное завершение, высится на горе над рекой огромная, когда-то белая церковь, выстроенная в середине прошлого века, ее окружает заросшее старыми деревьями кладбище. Она давно заброшена, крыша зияет дырами. А все же время ее пощадило, она и сейчас украшает село, и местные жители мечтают ее отреставрировать. Для каких целей — отвечали мне по-разному. Само село, весьма древнее, впервые упоминается в грамоте 1377 года митрополита Алексия, даровавшего его земли и «людишек» московскому Чудову монастырю. Таково прошлое села. А настоящее — это строящиеся деревянные, кирпичные, порой двухэтажные дома и домики. Их называют «индивидуальные», почему-то избегают русское слово «частный» или «собственный». Но главная, особенность Филипповского, Аленина и других входящих в колхоз деревень — это выстроившиеся длинными и ровными рядами коттеджи. Ничего не поделаешь, снова приходится пользоваться холодным иностранным словом. Сколько споров велось и ведется в печати, какое жилье в сельской местности предпочтительнее? Одни говорят, что двенадцать коттеджей стоят вдвое дороже, нежели один двухэтажный, двенадцатиквартирный дом, да еще много площади они занимают, да еще коммуникации растянуты. О том, что жители высоких домов по вечерам зачастую от скуки не знают, куда деться, предпочитают умалчивать. Сторонники коттеджей доказывают, что тот, кто поселится в нем, будет усердно копаться на своем-малом усадебном участке, заведет скотину, птицу, посадит разные овощи, ягоды, яблони и вишни — словом, до конца жизни прикипит к матери сырой земле и детей своих с малых лет к труду приучит. Шофер Юра Филатов, который меня возил, недавно получил от колхоза такой коттедж, живет с женой, матерью, двумя детьми. Три комнаты, кухня с газовой плитой, ванная с горячей водой, теплый туалет — словом, все городские удобства да плюс сарай, хлев, другие надворные постройки. Ну как же не радоваться, не благодарить правление колхоза! А забежит дружок, Юра сразу в огород, сорвет пару огурчиков, вот тебе и закуска, а годика через три и румяными яблочками угостить мечтает. Молодой председатель колхоза Рогов Сергей Анатольевич — убежденный сторонник коттеджей. Эту свою любовь он перенял от предыдущего председателя, невзрачные восьмиквартирные дома достались от прежних времен, их и в Филипповском и по деревням не сразу и заметишь за рядами нарядных деревянных частных домиков. Недавно возведенные из бетонных плит, согласно типовому проекту номер такой-то, коттеджи не удовлетворяют Сергея Анатольевича. Они однообразны, не видно в них ласкающей глаз красоты. Зато постройки последнего года — целая улица в Аленине — поражают каждого своей отделкой. Домики выстроены из кирпича белого и кирпича красного. Строители, видно, обладали художественным вкусом и фантазией и не шибко следовали чертежам. Рассказывают, что Сергей Анатольевич ежедневно прикатывал на своей легковушке и вместе со строителями обсуждал, какого цвета кирпич где класть. Так выросли коттеджи, да еще с вычурными кирпичными наличниками по четырем сторонам окон. Ни один не похож на другой, а улица — прямо в глазах рябит. Сергей Анатольевич мечтает к их окнам прикрепить деревянные резные разноцветные наличники, а под крышами протянуть деревянные резные доски. Он любит повторять: «Я не хочу, как у всех». Всего коттеджей в Филипповском и по другим деревням колхоза выстроено сорок девять, и, конечно, еще собираются строить. Но с ними получается такая накладка: вручат молодоженам в торжественной обстановке ключи, а через год жена — работница первоклассная — в декретный отпуск уходит. Сергей Анатольевич утешает членов правления, говорит, что во всех делах и в данном случае надо вперед глядеть, в XXI век. Пройдет сколько-то лет, и из этого коттеджа четверо пойдут работать в колхоз. Вот так-то! Ну а в нашем совхозе? Не хочется писать, а надо. Хочу надеяться, что, может, мои строки убедят нашего директора Юрия Васильевича Волозина благосклонно отнестись к коттеджам. А сейчас даже в далеком будущем не предполагают их. строить, к обычным доводам — стоят дорого, коммуникации удлиняются — еще добавляют: строить негде. А вот это уж, извините меня, неправда, неужели нигде в соседних лесах не найдется подходящего места? Не люблю я бывать на центральной усадьбе нашего совхоза. Стоят ряды домов, сплошь двухэтажные, скучного светло-серого, грязноватого цвета. А вокруг них кое-где ютятся тонкоствольные деревца либо неухоженные клумбы. Совсем недавно воздвигли длинный пятиэтажный домино в шестьдесят квартир, другой такой же собираются строить. Говорят, будет полностью разрешен квартирный вопрос, и работников совхоза, и учителей, и других жителей поселка удовлетворим комфортабельными квартирами. До недавнего времени скучно было жить в поселке, где и клуб тесноват — в нижнем этаже одного из домов. Как теперь там живут, расскажу позднее. Те, которые на земле выросли, у кого отцы, деды и прадеды землей жили, на земле трудились, наверно тоскуют по вечерам в своих квартирах и в клуб не очень заглядывают. Отведены всем желающим земельные участки, но далековато, там лишь картошку посадишь; за огурчиком туда, не побежишь. Между прочим, в поселке нашлось четырнадцать энтузиастов, вернее, энтузиасток, некоторые коров завели, одна даже с пятого этажа бегает доить. Совхоз отвел таким коровам на своей ферме подходящее помещение. Они в общем стаде пасутся. В киржачском колхозе с клубом пока не совсем ладно, настоящего клуба нет. Недавно построили столовую, там и зал, и прихожая, украшены чеканкой по металлу, по вечерам столы и стулья сдвигаются, зал с дискотекой превращается в танцплощадку. И в совхозе, и в колхозе мечтают о настоящем клубе, собираются построить в самое ближайшее время. Но в совхозе особенно мудрить не собираются, выбрали типовой проект номер такой-то, на генплане поселка место указано, выхлопочут деньги, и можно строить. А в колхозе совсем иначе. Вот где развернулась фантазия молодого председателя! — Никаких типовых проектов! Сами составим! Живет в Аленине, наверное, самый популярный во всей округе старый человек, пламенный мечтатель и всезнающий краевед Крючков Константин Сергеевич. Жизнь у него сложилась нелегкая. Образования всего шесть классов, добровольцем пошел на фронт, раненым был взят в плен и после четырех лет немецкой неволи попал в ссылку у нас. Вернулся на родину только через пятнадцать лет, поступил на фабрику чертежником. Женился, дети пошли, поселился с семьей в Аленине в маленьком домике. А был он мечтателем еще с мальчишеских лет, но, только когда обзавелся семьей, начал свои мечты осуществлять, правда как-то неопределенно: собирал разную старину, прежнюю крестьянскую утварь, прежнее ткацкое оборудование, старые монеты, старые книги; невдалеке археологи повели раскопки, он у них выспрашивал разные мелочи. Так зародилась в его сердце мечта: основать краеведческий музей, чтобы живущие в этих краях люди, особенно молодежь, знали прошлое своих родных мест, чтобы любили свой дом. В котором родились, любили свое селение и не хотелось бы им никуда уезжать... Где основать музей? На фабрике? В школе? В Киржаче? Более двух десятков лет толкался Константин Сергеевич по разным организациям, доказывал великую патриотическую и познавательную пользу музея. Везде ему отвечали: «Да-да, конечно, очень интересно, обещаем, поможем». А дело музея с места не двигалось, а коллекции Константина Сергеевича множились, постепенно заполняли чуланы и кладовые его дома. Я был у него. Столь много накопил он ценных предметов, что не все я успел рассмотреть. Книги он мне показывал, какие сейчас разве что в Ленинской библиотеке хранятся. Например, несколько томов — «Труды Переславль-Залесского историко-художественного и краеведческого музея». В 20-х годах везде у нас краеведы с увлечением искали и находили много интересного по истории, по природоведению, потом смолкли. Константин Сергеевич с гордостью мне показал полные комплекты отрывных календарей за 1910, 1911 и 1914 годы, разные старые журналы. А я то листал тома, то взглядывал на него. Был он высок ростом, копна седых волос, седые усы топорщились, лицо все в морщинах, а глаза из-под седых бровей горели огнем увлеченно… Он мне рассказал, как правление колхоза, неожиданно предложило ему составить проект клуба: да такого, чтобы люди, проезжая мимо, любовались зданием, а кто внутрь зайдет, у того и вовсе глаза бы разбегались. С жаром взялся старый мечтатель-самоучка за проект. Он не спрашивал, сколько ему заплатят, только поставил условие, чтобы в будущем клубе две комнаты отвели музею. Он показывал мне эскизный проект — несколько листов ватмана, раскрашенных акварельными красками, общий вид здания с фасада, с боков, сзади. Он наверняка бы справился и с проектом техническим, проставил бы все размеры, разработал, как требуется по инструкциям, всю «начинку» с расчетами и сметой. Да не положено привлекать на такое дело частника. Правление колхоза заказало проект во владимирской организации. Тамошние инженеры и техники, покорно следуя эскизам Константина Сергеевича, взялись его разработать. Будет проект утвержден и согласован в инстанциях, только тогда под него отпустят и деньги и строительные материалы. Константину Сергеевичу колхоз заплатил 50 рублей, и то бухгалтерша охала, не; придерется ли ревизор. А в проектную организацию перевели 40 тысяч. Вот так-то! Константин Сергеевич повел меня на то место, где будет стоять клуб, показал холм на краю пологого овражка по дороге между Филипповским и Алениным. Склоны овражка были выровнены бульдозером, и поперек возведена земляная плотина. Хоть лето стояло дождливое, но в будущем водохранилище воды пока накопилось маловато. Надеятся на весеннее половодье. Будет обширный пруд, построят лодочную станцию, спортивный комплекс. И пойдут сюда люди отдыхать от работы и учебы. Я мысленно представил себе жаркое лето, на холме высится ослепительно белое здание клуба, строги его очертания, линии выступающих лопаток между окнами тянутся снизу вверх, и дрожит его отражение в голубой глади. А поверхность пруда бороздят лодки, виднеются головы пловцов, на пляже полным-полно загорающих взрослых и детей... И стоят на песчаном берегу два мечтателя — старый краевед и молодой председатель колхоза. Так будет через год, через два… Ну а как в нашем совхозе с водохранилищем? Ох какие тупые и равнодушные были районные руководители, когда после объединения многих колхозов в один совхоз они позарились на несколько пустующих бараков и на три домика, оставшихся от заводского подсобного хозяйства военных лет! А теперь, когда бараки и домики давно снесены и на их месте вырос многолюдный поселок, спохватились: а до Клязьмы-то целых восемь километров и поблизости нет ни одной лощины, чтобы перегородить ее плотиной. Ладно, и без пруда обойдемся. Существует тяжелое для всего Нечерноземья явление, которое с большой горечью в сердце, я наблюдал и наблюдаю в течение почти тридцати лет. Умирают селения, зарастают березняком и осинником поля, еще в незапамятные времена далекими предками нашими — переселенцами с юга — от лесов раскорчеванные и распаханные. Тревогой звучат рассказы писателей, очерки журналистов. Уезжает молодежь из деревни, покидает отцовы избы. Страшен вид таких селений. Покинутые дома умирают быстро. Прохудилась крыша, от дождя загнивают бревна стен, под тяжестью снега крыша проваливается. И конец... Страшны полуразрушенные церкви с накренившимися куполами, без крыш, а всего страшнее покинутые школы, иногда двухэтажные, кирпичные, еще заботами земства построенные; выворочены в них половицы и потолочины, выломаны косяки окон и дверей; зайдешь в опустелую школу, и жуть берет. Ученые-экономисты пишут холодные статьи, объясняют, почему молодежь на селе не остается: нет хороших дорог, жить скучно, а совхозы и колхозы уничтожают по деревням малые фермы: хлопот много вдалеке, без начальственного глаза их содержать; рассчитывают, что тамошние жители переселятся на центральную усадьбу, перейдут работать на большие фермы. Да ошибались руководители: увольнялись жители малых деревень из совхозов и колхозов, предпочитали в города уезжать, рассчитывали на солидные заработки. Эта последняя причина для нашего совхоза никак не подходила. Заработки механиков, механизаторов, доярок у нас доходят до трехсот рублей в месяц и больше. Парни еще в последних классах школы водят тракторы и грузовые автомашины, после армии нередко возвращаются на работу в совхоз. А с девчатами не так. Иные из них окончат школу и, если не удастся дальше учиться, каждое утро ездят в Ковров на автобусе, там трудятся подсобными рабочими, лаборантками и на подобных должностях за какие-то восемьдесят рублей в месяц. Доярками, видите ли, быть не престижно. И хоть называются они теперь «операторами машинного доения», а все равно лишь отдельные девчата после школы идут к коровам. Не хватает в совхозе доярок, да и достается на этой работе крепко. Именно из-за этой нехватки закрепляют за каждой дояркой по пятьдесят коров, и хоть не все они доятся, а попробуй-ка обслужи их дважды в день. Подружки на танцы идут, а ты сворачивай на скотный двор. Видел я на ферме бытовку, которую назвал бы скорее красным уголком — ну просто прелесть! За столом можно в свободные часы чаем из самовара насладиться, цветной телевизор посмотреть, два раза в месяц парикмахер приезжает, а душ принять — когда хочешь, хоть после каждой дойки. У бригадира фермы Николая Пузанкова отдельная уютная комнатка, там он заработки дояркам подсчитывает, показатели выводит; и между прочим, он сельскохозяйственный институт закончил. В школе висит плакат: семиклассницы Царева Лена и Пшукина Катя лётом в течение месяца заменяли двух ушедших в отпуск доярок. Я с Леной и Катей познакомился, девочки как девочки и не очень рослые, смущаются, с улыбками рассказывают, как на заработанные деньги купили себе платья, туфли, сапожки. Раздумывая о причинах гибели деревень, назову еще одну, о которой, кстати, не любят поминать и в газетах не пишут... Это безразличие властей, районных и сельских, руководителей совхозов и колхозов к нуждам рядовых жителей, старых и молодых потомственных крестьян. Где-то в кабинетах Москвы придумали равнодушную до ужаса директиву: разделить деревни на перспективные и неперспективные, иначе говоря, умирающие. Пусть умирают, зато распашутся освободившиеся земли. И разделили. Между прочим, втайне от жителей, которые в военные годы на своих плечах держали колхозы. У руководителей не было никакого дела до тех стариков и старух, они знали один приказ: выполнять планы, составлять победные сводки. Небольшой я охотник до разных цифр, записал их в блокноте много, а сейчас привожу лишь изредка. Но эту таблицу даю полностью. Она взята из старой книги: «Список населенных мест Владимирской губернии», г. Владимир, 1905 год» — и дополнена данными нашего сельсовета за 1987 год. Статистика беспощадна. Вот как обстояли дела в начале XX века в нашей Бельковской волости по отдельным поселениям. Известно, что семь лет перед войной, германской и семь лет после войны гражданской были для крестьянства лучшими годами, когда во всю ширь развернулась мужицкая трудовая удаль и застучали плотницкие топоры по всем селам и деревням русской земли. А как обстоят дела у нас теперь:
Число дворов в деревне Погост увеличилось благодаря близости к Коврову. Печальна судьба самого отдаленного от сельсовета, некогда богатого села Русина: церковь там стоит полуразрушенная, школа-семилетка давно закрыта. А стоит село на высоком берегу старицы Клязьмы. Купили там дома дачники либо на подставных бабок, либо без всякого оформления, на честное слово. Так создалась в сельсовете великая путаница: кому посылать извещения на страховку, на самообложение, кого заносить в списки избирателей, а тут еще владельцы домов «злостно и самовольно» захватили усадебные участки, с них немалый доход получают. Тогдашний председатель сельсовета был человек решительный, задумал он черное дело, на которое ни один тракторист не соглашался пойти, выпросил он у директора совхоза трактор, сам сел за руль и — айда по невылазной грязи за шестнадцать километров. Прибыл в Русино и давай гусеницами крушить подряд все усадьбы, в том числе и огороды, у доживавших свой век древних старушек, ломал изгороди, давил посадки картошки, клубничные и овощные грядки, молоденькие яблоньки и вишни, кусты малины и смородины. А старики стояли, молча смотрели, никто не осмелился хоть слово сказать. Торжествующим победителем отправился председатель обратно. Сколько пережег горючего — неизвестно. А с того побоища совсем захирело Русино и огородные участки бурьяном заросли. — Не могло того быть! — воскликнет иной читатель. Нет, было, в 1978 году. Фамилию удальца я не назвал нарочно, он теперь другое руководящее место занимает, говорят, рьяно внедряет перестройку. Ну, раз стал хорошим начальником, зачем ему напоминать о «подвигах» молодости? А Бельково держится изо всех своих крестьянских сил. Было там больше тысячи жителей, волость находилась, две школы, почта, потом волость заменили сельсоветом, потом сельсовет и почту перевели на центральную усадьбу совхоза, закрыли одну школу, закрыли другую, существовавшую 120 лет. Зато на центральной усадьбе построили новую, просторную школу-десятилетку. Казалось бы, радоваться надо, а для иных школьников худым дело обернулось. Из Суханихи пришлось ребятам, в том числе и малышам, пешком ходить 7,5+7,5 километров, а из Белькова 4+4 километра. Директор совхоза Волозин Юрий Васильевич подвозить ребят отказался, а десятка полтора их отцов и матерей один за другим дома начали продавать и уезжать искать счастья в других краях. Подвозку ребят совхоз организовал лишь после моего письма в «Правду». Тогда зампредрайисполкома, приехавший ко мне в Любец «вправлять мозги», прямо мне сказал: — Для совхоза самое главное — планы выполнять, а вы кляузы строчите, нам работать мешаете. — Разве это кляуза? Я ведь правду писал. Разговор этот происходил в 1978 году. Теперь о подвозке ребят совхоз может не думать. Возле Белькова проложено асфальтовое шоссе и ходит рейсовый автобус, а в Суханихе ни одного ребенка не осталось. Давно нет постоянно живущих ребят и в селе Любец, где я живу, а летом их полным-полно приезжает. Любец уцелел, хотя и числится бесперспективным. Домов там теперь 32. И какие все разукрашенные! Недаром в сельсовете считают Любец самым красивым селом в округе. Стоит оно на высоком берегу Клязьмы, вид с горы неоглядный. Живут там все больше дачники, правдами и неправдами купившие дома. Я-то дом купил еще до всяких запретов, в тишине книги пишу, нередко гостей принимаю и благодаря чистому сосновому воздуху сохранил здоровье и творческие силы... Ну а как обстоят дела в колхозе им. С.М. Кирова? Как живут деревни в Киржачском районе? Еще когда я ехал из Владимира, оглядывал дома в тех населенных пунктах, мимо которых мы проезжали. Такова была моя давнишняя писательская любознательность — обязательно окинуть взглядом каждый дом по пути. Искал я дома заброшенные и пустующие усадьбы. И нигде не видел следов запустения. «Ну, это оживленное шоссе», — объяснял я самому себе. На следующий день председатель Сергей Анатольевич Рогов повез меня по всем деревням своего колхоза. Ехали вдвоем на его собственной машине. Тянулись деревни одна за другой, всего их было пятнадцать. В некоторых в стороне виднелись длинные скотные дворы с коровами, с телятами. И во всех деревнях красовались разноцветные дома в затейливой резьбе, попадались и строящиеся. — Мы помогаем своим работникам строиться,- говорил Сергей Анатольевич,— стройматериалами их снабжаем по казенной цене. Смотрите, какой терем возводит наш механизатор,— показал он на почти готовый двухэтажный и даже с башней дом. Ни одного темного, заброшенного жилья я по дороге не увидел и спросил об этом Сергея Анатольевича. — А их у нас нет,— ответил он.— Их или колхоз покупает, ремонтирует и предоставляет своим работникам, или покупают дачники и, конечно, тоже в порядок приводят. Он объяснил, что уже много лет как сельсовет оформляет продажу домов московским жителям вместе с договором: дачники обязуются выкосить столько-то копен сена или выполоть столько-то грядок овощей. Колхоз на таких условиях предоставляет дачникам участки в шесть соток. И колхоз доволен, и дачники довольны, в огороде и в саду копаются, деревенским воздухом дышат. Довольны и местные жители — дачники у них овощи и молоко покупают, а из Москвы привозят им разные разности. Теперь закон введен: покупай дом на селе и договор заключай. К своему великому удивлению, я узнал, что на территории колхоза нет и не было неперспективных деревень. На один день дали в мое распоряжение машину. Ездил я по району, проезжал по асфальтовым дорогам. Просил я шофера Юру Филатова сворачивать на боковые дороги и везде видел нарядные деревни. За всю поездку, разве два-три запущенных дома попалось. Для меня это было невероятно. И если бы я своими глазами не видел этого явного благополучия, я бы не поверил. Спрашивал многих жителей Киржачского района, почему их деревни процветают? В ответ молча пожимали плечами или ссылались на близость к Москве и на хорошие дороги. Эти ответы меня удовлетворяли только отчасти. Насчет хороших дорог я был согласен, а о том, что близость к Москве благожелательна, засомневался. И в самой Московской области я видел умирающие деревни. Наоборот, и Москва, и Владимир, и Ковров, и другие большие города, да, наверное, и небольшие, вроде Киржача, отвлекают молодежь из села. Долго раздумывал я над этим, наверное, самым животрепещущим вопросом нашего Нечерноземья: скудеют деревни. И пришел к такому выводу, хотя специалисты по сельскому хозяйству, быть может, нашли бы иное объяснение. Возможно, в свое время, когда руководители Киржачского и соседнего Александровского районов получили директиву о неперспективных деревнях, то поняли всю ее жестокость (иное слово не подберу) и негласно посоветовали директорам совхозов и председателям колхозов не очень ее соблюдать, а также не очень рьяно отводить «королеве полей» лучшие нивы. Забота о людях, о стариках, о молодых, о детях, наверное, самое главное, чтобы поднять наше сельское хозяйство. Вот почему, проезжая через киржачские деревни, я любовался ими. Наблюдал я, как к Филипповской школе-десятилетке подъезжали автобусы и развозили ребят по деревням. В колхозе с давних лет само собой разумелось — школьников подвозить. И вспоминал я, как из-за этой самой подвозки до с их пор сердится на меня директор нашего совхоза. Сергей Анатольевич останавливал машину, вел меня по отдельным скотным дворам. Внутри они выглядели примерно такими, как и на фермах нашего совхоза. Стоят двумя длинными рядами коровы. Мордами к кормушкам, ждут, когда их подоят, глубокомысленно пережевывают жвачку, захотят пить, губами нажимают металлические тарелки автопоилок, поднимут морду — струя останавливается. На полу за хвостами коров проложены два ленточных транспортера, время от времени включают рубильник, и навоз едет к концу двора, там оба транспортера поворачиваются, соединяются в один, навоз по нему поднимается и через отверстие в торцовой стене попадает в тележку с подъемным устройством; время от времени подъезжает трактор, подцепляет тележку и увозит навоз. О дальнейшем его путешествии расскажу позднее. А коровы разные. В нашем совхозе черно-белые голштинско-фризской породы (неужели не могли: придумать хорошее русское название?), а в колхозе коровы палевой масти, песочно-желтой, чуть светлее или чуть темнее — костромской породы. Питаются коровы и там и тут строго по рациону и примерно одинаково: сено, корнеплоды, силос, комбикорм. Разговаривал я с колхозными доярками, совсем молоденьких среди них не встречал, записал фамилии лучших. Я нарочно их не называю и вообще в своем очерке избегаю фамилий, хотя знаю, что много прекрасных людей, подлинных энтузиастов есть и в нашем совхозе, и в этом колхозе. А то кого-нибудь в своем очерке пропустишь, потом обида... Оказывается, средний заработок колхозных доярок 180 рублей в месяц, то есть почти вдвое ниже, нежели в нашем совхозе. В чем дело? А в том, что в колхозе на каждую доярку приходится двадцать пять коров, то есть вдвое меньше, чем в нашем совхозе. Значит, труд их не столь тяжел и изнуряют, значит, хватает в колхозе доярок. И нет там тяжелой для Нечерноземья, в том числе и для нашего совхоза, проблемы нехватки на селе невест, не нужно выпускниц Филипповской школы уговаривать остаться под маминым крылышком. Останешься — хорошо, уедешь — без тебя обойдутся. Живут колхозники, в том числе и доярки, в ближайших пятнадцати деревнях. Убереглись деревни, и теперь кадров в колхозе достаточно. Приезжают люди со стороны, просят принять их в колхоз. Принимают с большим разбором и далеко не сразу. Тем, кто старше пятидесяти лет, отказывают, а тем, кто помоложе, сперва дают испытательный срок. Показал себя хорошим, усердным работником и жена твоя тебе под стать — с согласия общего собрания становитесь колхозниками, а правление колхоза поможет с жильем, хоть и не с первого месяца. Разъезжая и расхаживая с блокнотом в руках по территории колхоза и беседуя с людьми, я не забывал о нашем совхозе. Я уже упоминал, что являюсь его патриотом, вот почему, обнаруживая разницу между обоими хозяйствами, я зачастую с болью в сердце убеждался, что многое в колхозе лучше. Так я наткнулся на проблему удобрений. Бережно относятся в колхозе к навозу. Со стародавних времен русский крестьянин вывозил его из хлева на свое полюшко. И в колхозе навоз идет на поля. Всего девять дней пробыл я в Филипповском, а дважды видел, как вез по полю трактор специальную установку и из нее малыми шматками выбрасывался на землю навоз; вскоре все поле покрылось темными кучками. Часть навоза колхоз продает, но только своим работникам. Химические удобрения, конечно, тоже идут на поля, но Сергей Анатольевич отзывался о них как-то без увлечения, и я понял, что в колхозе химия стоит на втором месте. В нашем совхозе поля тоже, наверно, навозом удобряют, не может быть, чтобы не удобряли. Хотя за долгие годы жизни в селе Любец я ни разу этого не видел. Зато нередко прохожу мимо бельковской фермы; какая там за несколько лет накопилась огромная гора навоза; вижу, как подъезжают к ней легковые машины и мотоциклы с колясками и расторопные городские водители увозят навоз на свои садовые участки. Вижу я, как и в наш Любец порой наезжает совхозный «левый» самосвал и водитель продает его содержимое одному из моих соседей. Летняя стоянка скота в лесу, возле Клязьминской поймы, дело, конечно, хорошее. Сколько экономит совхоз кормов благодаря пастьбе скота на лугах, но сколько навоза с этой самой стоянки идет лишь на садовые участки горожан! В нашем совхозе на первом месте химия. Во всяком случае, ближайшие к моему селу и к Белькову поля иначе как разными химическими смесями не удобряют, притом не только с помощью разбрасывателей, прицепленных к тракторам, а еще и самолетами. Медленно летит механическая стрекоза, а за нею ядовитое облако тянется. Оказывается, удобрять поля с воздуха быстрее, а тракторы можно направлять на другую работу. А какой великий вред приносят самолеты природе, о том руководители нашего совхоза не думают. У меня есть хобби: бабочек собираю. Так сколько в моей коллекции имеется разных видов, которые за последние два десятка лет у нас совсем исчезли. Например, раньше чуть ли не на каждом цветке сидели, маленькие красивые, с черным и темно-синим, бабочки-пестрянки, теперь они давно в мой сачок не попадаются. Ну ладно, обойдемся без бабочек. Было время, по березовым опушкам и нашего и бельковского поля в изобилии я находил белые грибы, подосиновики и подберезовики, теперь лишь случайно попадется там один-два. Нет больше в наших окрестностях и многих видов цветов. Птицы у нас исчезли. Давно я не слышал пения жаворонка, жалоб чибиса, дроби перепелки. И наши леса стоят безмолвные. Соловьи, впрочем, остались, возле моего дома две-три пары обычно гнездятся и своим пением каждую весну людей услаждают. Когда работникам колхоза я рассказывал, что в нашем совхозе поля удобряют с самолета, они удивленно восклицали: «Значит, денег у них много!» Или спрашивали: «А во сколько же им обходится центнер картошки?» Да, насчет охраны природы уважаемому Юрию Васильевичу, наверное, «до лампочки», лишь бы планы выполнялись, а какой ценой, тоже наплевать. Деньги-то бросаются государственные. Что еще лучше в колхозе в сравнении с нашим совхозом? Организовали там подсобный цех, который на лето закрывается: шьют чехлы на легковые машины, а из остатков брезента рукавицы, затем изготовляют валики для окраски стен домов, да разные мелочи, какие в домашнем хозяйстве необходимы, а в магазинах не купишь. Все это с большой выгодой колхоз продает не только местным жителям, но в Киржач и даже в Москву. Начальник цеха Федулова Лидия Михайловна женщина весьма деятельная, она занимает также должность заместителя секретаря парторганизации колхоза. В дни моего пребывания там парторг был в отпуске, поэтому именно она мне помогала собирать материалы для этого очерка. С большим увлечением она рассказывала о будущем колхоза, поэтому ее я также назову мечтателем. Ходит она к пенсионерам, уговаривает их, говорит: «Поступайте к нам в подсобный цех, и вам и колхозу будет барыш». Скоро два старика столяра начнут изготовлять наличники для окон и другую деревянную, украшающую дома резьбу. Будут окрестные деревни выглядеть красивее. Стоит возле красного двухэтажного здания правления колхоза маленький нарядный домик. Это филиал Киржачского комбината бытового обслуживания. Заходи, заказывай, что тебе нужно: починить телевизор, проигрыватель, туфли, постирать белье, на свадьбу дочери взять на прокат фату, посуду. Да мало ли что твоей душеньке угодно, через неделю заказ получишь. Как удобно — ездить в город не надо! Есть, правда, в колхозе один недостаток, но меня уж очень просили о нем не упоминать, обещали исправить. Я его только назову: это организация медобслуживания. Хочется сравнить руководителей обоих хозяйств — совхоза «Ковровский» Юрия Васильевича Волозина и председателя киржачского колхоза им. С.М. Кирова Рогова Сергея Анатольевича. Очень они разные — и по стилю руководства, и по характеру, и по возрасту. Общее у них одно: и о том, и о другом в районах самого высокого мнения как о руководителях крепких, честных, болеющих за свои огромные хозяйства. Образование у Юрия Васильевича высшее, когда-то он начал работать в совхозе главным механиком, директорский пост занимает более двадцати лет. Хозяйство принял запущенное, трактора и автомашины постоянна ломались, дорог асфальтированных было всего четыре, километра — от шоссе до центральной усадьбы, люди нуждались в жилье, школы не было, ребят возили в другой поселок за десять километров, иные работники пьянствовали прямо на работе. При нем вырос многолюдный поселок, автопарк увеличился вдвое, на трех отделениях совхоза вдвое увеличилось поголовье рогатого скота и свиней. А количество километров асфальтовых дорог выросло всего на шесть. Мне лично с Юрием Васильевичем мало приходилось беседовать, но рассказов о нем слышал достаточно. О жалобах на него упоминать не стану. Работники совхоза уважают его, ценят, но также и боятся. И вряд ли найдется хоть один, кто бы eго любил искренно. Он суров, недоступен, кажется спокойным, но может распечь, и даже крепко, за оплошность. Словом, он большой начальник. Самые разные люди — трактористы, учителя, другие - говорили мне о нем с обидой, что он никогда ни с кем не здоровается. Он недоступен. Он живет в городе, за пятнадцать километров, ежедневно привозит его специальный водитель. Из-за постоянного пребывания в директорском кресле или в автомашине он очень располнел, из кабины вылезает с трудом, ходит медленно. Есть ли у него друзья? Боюсь, что нет. Любит ли он кого-нибудь, кроме своей жены и детей? Боюсь, что тоже нет. Он заботится о своих подчиненных, но только потому, что знает: благодаря заботе о них поднимутся показатели совхоза. А так он к людям равнодушен, личная их жизнь мало его интересует. Он равнодушен к окружающей природе, к судьбе ближайших деревень, к нуждам живущих там стариков. И все же нашлась живая струнка, затронувшая его сердце: он пожелал украсить поселок центральной усадьбы совхоза — ряды однообразных светло-серых домов. «Надо поставить памятник всем погибшим в Отечественной войне, которые родом из соседних деревень, памятник единый, но только не обелиск. Обелисков везде много. Воздвигнем памятник особенный, такой, какого по всей Владимирской области нигде нет»,- примерно так рассуждал Юрий Васильевич. Обратились к моей соседке по Любцу, скульптору из Москвы, заслуженному художнику РСФСР Татьяне Михайловне Соколовой. Заказ ее вдохновил, работала она увлеченно, изготовила маленькую модель в гипсе. А потом в специальной московской мастерской был изготовлен сам памятник из кованого алюминия. И теперь на совхозной площади стоит на белом высоком постаменте юный серебряный солдатик, вчерашний школьник, с серебряным букетом цветов в левой руке, с автоматом в правой, с его плеч складками ниспадает плащ, ниже плаща щит, на щите даты — 1941 — 1945. Вокруг памятника в ограде цветы, посажены лиственницы. В День Победы сюда приходят пионеры, песни поют, декламируют стихи, выступают с воспоминаниями ветераны... В мой последний приезд в совхоз, когда я собирал материалы для этого очерка, мне, к сожалению, не довелось встретиться с Юрием Васильевичем, он был в отпуске; быть может, я сумел бы дополнить его характеристику. Думается, я не ошибусь, если скажу про него, что он — руководитель вчерашнего дня и руководитель дня сегодняшнего. Ну а каков председатель колхоза им. С.М. Кирова Сергей Анатольевич Рогов? В течение девяти дней моего пребывания в Филипповском я постоянно находился рядом с ним и с пристальным вниманием наблюдал, как он руководит колхозом. Когда я приехал в колхоз имени Кирова, то его не застал в конторе, узнал, что он ушел недалеко, на строительство детского сада. Я вышел наружу, и тут мне кто-то показал: — Вон он идет. Приближались трое. Который из них председатель колхоза? Я сперва подумал на высокого, солидного, кто вышагивал справа. Но средний, худощавый и низенький, уж очень энергично размахивал руками, с жаром что-то доказывал двум другим. Был он много моложе их, и все же по склоненным почтительно спинам тех двоих я понял, что этот молодой, белокурый и есть председатель колхоза Сергей Анатольевич Рогов. Заранее предупрежденный о моем приезде, он крепко пожал мою руку и спросил, как я собираюсь построить свою работу корреспондента. Я ответил, что хочу сидеть рядом с ним, и в его кабинете, и в автомашине, буду записывать, иногда буду спрашивать. В его кабинете вдоль стен стоит длинный ряд стульев, у задней стены находится небольшой председательский письменный стол, к нему перпендикулярно примыкает длинный стол, тоже со многими стульями по сторонам. На заседаниях тут может разместиться человек тридцать. Слева от председательского кресла установка — ящик с несколькими рядами разноцветных кнопок, с тремя разноцветными телефонными трубками сверху, справа от кресла книжный шкаф со справочниками. Сергей Анатольевич едва успел указать мне на стул слева от себя, как сразу ввалилось несколько человек; ему подавали бумаги, он их подписывал, каждому говорил несколько слов, агента, отправлявшегося в командировку в Брянскую область, задержал дольше, мне объяснил, что тот едет на крахмало-паточный завод за двумя вагонами патоки — полезными добавками к коровьему обеду. Время от времени телефонные звонки прерывали разговоры, иногда звонило сразу два телефона. Реплики Сергея Анатольевича по одному из телефонных разговоров я записал: — Нет-нет, не согласен... Что вы от меня хотите? Теперь не то время, чтобы покорно исполнять ваши указания... Наши специалисты и без ваших указаний справятся... Я сказал — не буду и не буду!.. Все, все!.. Меня люди ждут... Все, все!.. — И с силой бросил трубку на рычаг. Какого ранга был тот районный чиновник, кого отбрил Сергей Анатольевич — не знаю. Мы поехали вдвоем по всем пятнадцати фермам колхоза. Машина была его собственная. Заходили в скотные дворы, я записывал фамилии доярок, скотников, цифры показателей, но, чтобы не перегружать очерка, не буду приводить ни фамилий, ни показателей, Зато расскажу, как везде — на улицах деревень, в скотных дворах — нас встречали. У всех словно светлели глаза и лица, с улыбками здоровались. И Сергей Анатольевич, когда здоровался, непременно улыбался, сердечно пожимал руки и даже разные деловые указания давал с шуточками; некоторых пожилых он приветствовал первым, неизменно отвечал на приветствия школьников. Я убедился, что его знала вся округа и он знал всех здешних жителей. Да ведь он тут родился, окончил Филипповскую школу, живет здесь с женой и двумя малолетними детьми. Понятно, что все его знают. Я расспрашивал о нем многих и многих. И все-все колхозники и колхозницы, молодые и пожилые, пенсионеры, учителя, служащие сельсовета и почты, продавцы магазинов — неизменно и охотно расхваливали его, хотя иные не очень почтительно называли Сережей и даже Сережкой; впрочем, двое или трое говорили, что он бывает резковат и горяч, но отходчив. Когда колхозная столовая по вечерам превращается в клуб и затеваются танцы, он, если только не очень занят, обязательно приходит веселиться и танцует наравне со всеми, и не только со своей женой, но и с молодыми девушками. На территории гаража его хлопотами построена замечательная сауна, а то, что она замечательная, свидетельствую лично, однажды там целый вечер наслаждался. В соседнем Аленине есть фабричная старинная баня, а сауна предназначена для механизаторов и водителей автомашин, там не только всласть парятся, но и в красном уголке в голом виде смотрят цветной телевизор, распивают чаи, беседуют. Сергей Анатольевич неизменный посетитель сауны, но там он никакой не начальник, там все равны... Рассерженным я его не видел, но возможно, при мне он стеснялся повышать голос. Опишу одну сцену. Ехали мы с ним вдвоем, он о чем-то рассказывал и вдруг так резко повернул в сторону, что меня даже ударило в дверку. Проехали совсем немного по проселку, он остановил машину, выскочил, побежал, я следом за ним... На один миг сверкнула гневная искорка в его глазах, и он закусил губы. Перед нами высилась огромная гора силоса, а рядом сгрудились подъемник, три самосвала и легковушка. И тут же мирно покуривали водители этих машин, в том числе и бригадир. Конечно, мы застали их врасплох. Наверняка с утра бригадир получил, наряд — в течение дня ликвидировать гору, свезти весь силос в теплые хранилища. Предполагалось, что самосвалы будут один за другим подъезжать, подъемник огромной железной лапой их нагружать, нагрузит три порции, самосвал отъедет, другой займет его место. А на практике этот конвейер стоял, и по некоторым признакам перекур длился уже давно. Сергей Анатольевич не произнес ни слова, от предложенной сигареты отказался и только молча похлопал бригадира по плечу. Не знаю, возможно, вечером всех пятерых ожидал жестокий разнос, а сейчас в великом смущении виновники бросили недокуренные сигареты и направились к своим машинам. Словом, я неожиданно оказался невольным свидетелем немой сцены, как в гоголевском «Ревизоре»... Сергею Анатольевичу тридцать один год, он окончил зоотехнический институт, сейчас там же заочно учится в аспирантуре, председателем колхоза работает четыре года, до этого был в колхозе зоотехником и секретарем комсомольской организации. Когда предыдущий председатель уходил на другую должность, на общем собрании колхозников Сергей Анатольевич был избран единогласно, никого не смущала его молодость, все видели, какой он энергичный, любящий свое дело и (добавлю от себя) обаятельный человек, и верили ему. Он продолжал идти по стопам своего предшественника, начавшего строительство коттеджей и строительство асфальтовых дорог. Под руководством Сергея Анатольевича и его ближайших помощников, развивалось и расширялось сложное и огромное хозяйство. А строительство Дома культуры на берегу будущего водохранилища, идея украшать ныне стоящие здания и украшать строящиеся — это уже дело и мечты его самого. Я спросил его, не собирается ли после окончания аспирантуры уйти на повышение — во Владимир или в Москву? Самый мой вопрос удивил его, он ответил: — Нет, что вы! Разве могу я бросить колхоз? Я понял, что он любит свою работу, любит друзей-земляков, любит родную землю и никогда ей не изменит. Наверное, его можно назвать руководителем сегодняшнего дня и руководителем дня завтрашнего. Если бы все председатели колхозов и директора совхозов нашей страны хоть в малой степени походили на него, перестройка нашего сельского хозяйства была бы обеспечена... Чувствую, что читатель моего очерка давно уже мысленно порывается сказать: «Что это вы все расхваливаете чужое хозяйство, а свое критикуете?» Да, это так! Конечно, направляя меня в колхоз им. С.М. Кирова, обком партии выбрал один из лучших на Владимирщине, а совхоз «Ковровский» можно назвать хозяйством средним, и, разумеется, сравнивая их, я постоянно видел преимущества колхоза. Я уже говорил и снова повторю, что, несмотря на разные мелкие недоразумения с руководством совхоза, являюсь неизменным и долголетним его патриотом, а если сейчас критикую отдельные стороны его деятельности, то делаю это с горячим желанием помочь, а не разоблачить кого-то. И пусть работники совхоза не обижаются на меня, а поразмыслят над моим очерком, более того — мне очень хочется, чтобы их делегация отправилась на автобусе в Киржачский район посмотреть, как в колхозе идут дела. И наверное, гости найдут там многое, что стоит позаимствовать, ну, например, строительство коттеджей. И завяжется с тех пор между обоими хозяйствами деловая дружба. А в нашем совхозе есть одно великолепное начинание, до которого в колхозе недодумались, правда этому начинанию помогла близость совхоза к многолюдному промышленному Коврову. Подъезжая к центральной усадьбе совхоза, видишь целый стеклянный городок со сверкающими на солнце плоскостями прозрачных крыш, стеклянные домики на тонких металлических каркасах слились в одно целое, а внутри них можно разглядеть, как тянутся вверх подвешенные на нитях какие-то зеленые плети. Этот стеклянный городок — совхозные теплицы, целый отдельный цех, да не вспомогательный, а один из основных. Его площадь три и одна десятая гектара. Работники совхоза очень гордятся теплицами и неизменно подчеркивают — не три гектара, а три и одна десятая; разумеется, в будущем собираются строить новые. Да как же не гордиться, когда с начала мая совхоз снабжает весь Ковров свежими огурцами и зеленым луком, а ближе к осени с открытого грунта — еще капустой и морковью. В городе на Октябрьском рынке стоит ларек, а над прилавком вывеска: «Торговля свежими овощами совхоза «Ковровский». Однажды хотел я купить весенних огурчиков, да куда там, такая очередь — не протолкаться, пришлось воспользоваться продукцией частника за вдвое большую цену. На следующий год совхоз собирается по всему городу поставить несколько ларьков и торговать не только овощами, но и медом. Разноцветные ульи сейчас стоят внутри теплиц, и все летние месяцы там жужжат по огуречным плетям пчелы, опыляют нежные желтенькие цветочки. Но пока меду добывается маловато. Немалую выгоду получает совхоз от продажи овощей, а командует тепличным цехом энергичная боевая женщина — агроном Пискарева Людмила Максимовна... Теперь помечтаем о будущем. Разумеется, и в нашем совхозе есть мечтатели. Наверное, этим светлым именем можно назвать тех, кого я уже упоминал,— это завфермой Николай Пузанков и та же Людмила Максимовна. Работают в совхозе и другие подобные им энтузиасты. Назову еще одного. Это парторг Борис Евгеньевич Гусев. Он молод, в совхозе сравнительно недавно, пришел с комсомольской работы, по образованию педагог. Профессия эта связана с молодежью, с детьми, с их воспитанием, но не так уж близка к земле-матушке. Сейчас он заочно учится на агронома-экономиста, перешел на четвертый курс. Соединение двух профессий даст ему знание взрослых людей, знание сельского хозяйства, умение считать прибыль и (к сожалению) считать убытки. Так уж получилось, что только в свой последний приезд я с ним впервые встретился, зато поговорили мы основательно о настоящем и будущем совхоза. Это по его инициативе оборудован на коровьей ферме прелестный красный уголок, это он организовал самодеятельность, которой руководит большой выдумщик, школьный учитель И.Г. Болотов. Борис Евгеньевич думает о здоровье работников совхоза. Раньше бригада врачей каждый год приезжала из Коврова, осматривали только детей, теперь он настоял, чтобы все взрослые проходили бы профилактический медицинский осмотр. Наверное, можно бы привести еще примеры, как он заботится о людях. Заговорил я с ним о коттеджах, но он эту идею никак не поддержал, заговорил о подсобном, цехе, он ответил, что подумает, мой рассказ был для него слишком неожиданным. Упомянул я о бездорожье. Этот вопрос, видно, давно его волновал. Какие убытки терпит совхоз только потому, что после дождей от центральной усадьбы и до отделений приходится ехать круговым, втрое более дальним путем, терять уйму времени, пережигать уйму горючего. Я уже упоминал, как выгодны для совхоза летние стоянки скота, но из-за бездорожья буксуют по пути машины, у бедных доярок пропадают часы на дорогу и опять же пережигается горючее. — Надо строить дороги с твердым покрытием, строить дороги! — Сколько раз с цифрами и расчетами в руках он доказывал и в районе, и в области их необходимость. Хочу надеяться, что и мой очерк поможет совхозу в этом неотложном деле. И еще есть у Бориса Евгеньевича мечта, пока далекая: совхозу принадлежит левобережная пойма Клязьмы, там на огромной площади раскинулись леса, а также тучные луга, почти каждый год заливаемые вешними водами. Попадают туда или через город, делая крюк километров на сорок и частично по колдобинам, или переправляются на пароме возле деревни Бельково. Мороки с этим паромом не счесть, буксир его носом толкает, да не сразу удается к берегу причалить, машины и тракторы подолгу простаивают, а дважды случалось ЧП, один раз утонул трактор, другой раз — машина с сеном; хорошо, что обошлось без человеческих жертв. Потом, уже зимой, в четыре трактора с помощью водолазов вытаскивали «утопленников» тросами. На пароме на все лето переправляют нетелей, пусть на вольных лугах пасутся, едут в пойму тракторы и порожние грузовики, переправляются косцы, охотники и рыбаки. Оттуда везут на грузовиках сено. Пытались там капусту сажать, да за нею уход нужен да глаз, без поливки она растет плохо, без прополки сорняками зарастает. Так и бросили. А если взяться как следует за левобережную пойму — и огороды на тучной земле можно бы разводить, и скот туда перегонять, и сена больше накашивать. И все это при одном условии: нужен мост, без моста не обойтись. Такова мечта Бориса Евгеньевича... Он знает, что там, на обширных пространствах поймы, будущее Совхоза. Я ему рассказал одну давнишнюю историю, о которой он слышал, хотя только краем уха. История эта и натолкнула его на мечту о мосте. Вот она. С незапамятных времен бельковские крестьяне страдали из-за недостатка сенокосных угодий. А после революции им достались заливные луга на противоположном берегу Клязьмы. На своем сельском сходе они решили соорудить наплывной мост, подобный тем мостам, какие были в Вязниках и в Гороховце. Пригласили специалиста. Еще зимой женщины занялись плетением из льняной пеньки канатов толщиной в руку; мужчины валили вековые сосны и елки и везли их к реке. А как весной сошел лед, они начали связывать попарно толстые бревна и спускать их в воду; эти бревенчатые понтоны скрепили канатами в единую цепь, перекинули через реку и поставили на якоря с таким расчетом, чтобы средние звенья можно было временно разъединять для пропуска судов; поверх понтонов настелили жерди. Так за три недели был построен мост длиной в семьдесят сажен, то есть в полтораста метров. С тех пор гоняли скотину на все лето и осень на тучные луга. Женщины ездили доить коров трижды в день. В конце сентября скотину перегоняли обратно в деревню, а мост причаливали к берету и надёжно привязывали. Зимой везли по льду накошенное летом и навеянное в стога сено. Удвоилось бельковское стадо, на продаже молока, мяса, масла, сметаны богатели жители деревни, и начали они строить те добротные и красивые, с затейливой резьбой дома, какие и сейчас стоят. Когда организовался в Белькове колхоз, женщины ездили на ту сторону Клязьмы доить и своих коров и колхозных. Столько сдавало Бельково государству молока и мяса, что даже в газетах о том не один раз писали. Так продолжалось девятнадцать лет. А в 1936 году председателем колхоза стал бывший районный руководитель, снятый со своего поста за развал работы и ничего в сельском хозяйстве не смысливший. Он из колхозного правления ни на поля, ни на фермы не выходил и про тот мост вряд ли что слышал. Осенью явились к нему мужички с просьбой нарядить человек десять, чтобы подтянуть мост к берегу. Председатель на них прикрикнул: дескать, районное начальство приказало до морозов, картошку убрать — и людей не дал. Мост вмерз в лед, а весной в половодье его сорвало и понесло вниз по течению. В Коврове его поймали, к берегу причалили. Бельковские мужички опять пришли к своему председателю, чтобы нарядил человек двадцать, они брались мост доставить на прежнее место, будут, как, бывало, бурлаки, его тянуть. Председатель опять на них прикрикнул: дескать, к весеннему севу приказано готовиться, а вы со всякой мелочью суетесь. — И с тех пор осталось Бельково без моста,— закончил я свой рассказ. Бориса Евгеньевича эта история заинтересовала чрезвычайно. Он восхищался: какие горы может своротить в общем деле трудолюбивый крестьянский коллектив, видя прямые выгоды для себя. — Наверное, старались мужички от зари до зари и в столь краткий срок какое сложное инженерное сооружение отгрохали! — говорил он.— Если бы наши работники так теперь вкалывали, прославился бы наш совхоз на всю область! Мечтал Борис Евгеньевич о наплывном мосте, но совсем ином, чем тот прежний бревенчатый,— на металлических, связанных между собой стальными тросами понтонах, через Клязьму перекинутых... И двинутся медленно по дощатому настилу, слегка колыхаясь, грузовики, тракторы, другие самоходные сельскохозяйственные машины... Я узнал, что Борис Евгеньевич подсчитал, сколько времени и сколько горючего тратит нынче совхоз с неуклюжим паромом, перевел на рубли — и отправился в район доказывать, что будущее совхоза на том берегу Клязьмы. — Нужен мост. Помогите нам, отпустите средства. Постройка моста через три года окупится!.. А мое желание, чтобы и этот очерк хоть в малой степени помог бы построить мост через Клязьму возле деревни Бельково. Борис Евгеньевич, конечно, мечтатель. Но слова «мечта», «мечтаю» в беседе со мной он не произнес ни разу. Для него, как для человека дела, ближе слова «планировать», «составлять планы». Он не замечает, какой скучноватой бюрократической прозой веет от этих выражений, а о будущем совхоза думает постоянно. Как и председатель киржачского колхоза Рогов Сергей Анатольевич, он — руководитель сегодняшнего дня и руководитель дня завтрашнего. Оба они, еще раз повторю, мечтатели. А без таких мечтателей жизнь в нашей стране вряд ли бы двигалась вперед. |
|
|
25.04.2024
21:01
| Приветствую Вас Гость | RSS |
 |
