В чем были погребаемы наши предки-христиане?
Ни одно из явлений мира физического, доступных наблюденью человека, не производит на него такого глубокого впечатления, как смерть, — этот неумолимый закон: «земля еси и в землю отыдеши». С грозным образом смерти никогда не мог мириться человек. Она всегда стояла перед ним в своем грозном величии вечной загадкой и невольно заставляла человека искать для нее решения. Не удивительно, что на решение этой загадки человечеством потрачено много крепких дум, много серьезного умственного труда.
Ближайшей попыткой ответить на загадку смерти была мысль о материальном посмертном существовании. Идее о бессмертии не покидала всех потомков Адама, разве за немногими исключениями. Эта вера в загробную жизнь вызвана потребностью души, для которой нет выше блага, как благо жизни, и нет чувства естественнее, как желание продолжить эту жизнь за дверями гроба. Она у людей явилась не случайно, а явилась, как плод наблюдения человека над природой, которую он считал аналогичной своей природе.
Древний человек жил с природою тесною жизнью. Он одухотворял ее и переносил на нее свои психические процессы. Такая тесная жизнь древнего человека с природой наводила его на мысль, что смерть не есть полное уничтожение всего в человеке, а она только неизбежный акт, после которого начинается для умершего другая жизнь. Природа шла человеку на помощь в подтверждение этой мысли. В ней он видел в перемене дня и ночи, лета и зимы аналогию с актом смерти. С другой стороны, акт смерти становился для него мраком, холодом, сном, а считая этот акт таковым, древний человек сознавал, что за гробом жизнь должна продолжаться. Ведь после сна, да и во сне, человек живет, мрак и холод тоже не вечны и после них наступает день и теплое лето. Сильно развитый инстинкт жизни не мог мириться с полным уничтожением всего в человеке, — и вот у древнего человека является вера, что со смертью жизнь земная не прекращается, но принимает только новые формы.
Мысль о загробном существовании исполнила великую историческую миссию. Она дала человеку возможность не бояться полного уничтожения по смерти и тем воодушевляла древние народы к славным подвигам, о которых сказания мы находим в различных древних письменных памятниках (напр. Одиссее, Илиаде и др.).
Люди верили, что за гробом жизнь будет вечным праздником. «Мы должны радоваться, что состояние, в которое приводит нас смерть, — пишет Цицерон в книге «Об утешении, — более счастливо, или по крайней мере столь же счастливо, как и состояние настоящей жизни. Если душа, по потере тела, имеет чувство, то должна проводить жизнь, подобную жизни богов; если же не имеет чувства, то изъята и от зла».
Идея загробного существования дала первые зародыши обоготворения умерших и обрядовые чествования их. Эти чествования умерших у древних язычников сопровождались жертвоприношениями умершим и различными благочестивыми обрядами. Культ умерших проходить красною нитью через все религии язычества, что заставляет видеть близкую связь живых с умершими.
Считая загробную жизнь продолжением земной, язычник видел, что со смертью деятельность и забота умерших о своих близких не прекращается,— они будут также заботиться о живых, как заботились о них при жизни.
Со своей стороны умершие имели нужду в заботе о себе живых, чтобы водвориться в вечном жилище и продолжать там существование. Такая близкая связь живых с умершими, заставляла язычников позаботиться не только о водворении умерших в вечную жизнь, но и позаботиться о снабжении их в дальнейшей жизни всем необходимым. Древний человек не только сжигал своих мертвецов, чтобы души их быстрее унеслись к небу, но и хоронил их прах в могилах, а пепел сожженных трупов — в урнах, но заботился и об удобствах их дальнейшего существования. Так, египтяне бальзамировали трупы своих покойников и хранили их в великолепных усыпальницах. Греки и Римляне иногда хоронили своих мертвецов или прямо в земле или клали их в богатые саркофаги и гробницы, иногда же тела умерших сжигали и пепел их хранили в урнах. При сожжении Римляне «бросали в горящий костер любимые вещи покойного: одежды, оружие, лошадей, собак, пленных и рабов. Сжигаемому делались приношения и дары». Переходя к нашим предкам-славянам, мы видим, что у них, на ряду с обрядом сожжения, при котором с покойником сжигали различные вещи, и по совершении кости собирались и клались «в сосудину малу», существовало и погребение мертвецов. Так, арабский писатель Ибн- Доста в своей «Книге дрогоценных дрогоценностей» пишет о наших предках язычниках: «Когда умирает какой знатный, для него вырывают могилу в виде просторной комнаты, кладут туда мертвеца, кладут туда одежды, золотые обручи, которые он носил, много яств, кружки с напитками и другие неодушевленные предметы ценности. Жена, которую он любил, живою помещается в погребальной комнате, затем затворяют двери, и она там умирает».
С принятием народами христианства, к вере в загробную жизнь, к вере в бессмертие, присоединилась еще новая, не знаемая язычеством, идее в воскресение. Эта новая идея заставила людей остановить свой взгляд на самом трупе умершего. Труп умершего для христианина являлся не просто прахом, а во имя слов Апостола, сказавшего: «или не веете, яко телеса ваша храм живущаго в вас Святаго Духа суть, Его же имате от Бога», — стал храмом, в котором обитал Дух Святой, являлся жилищем души, созданной по образу Божию, искупленной кровью Богочеловека, которой Сам удостоил принять на Себя смертное тело; являлся храмом, предназначенным к славе воскресения. Соответственно этому взгляду, у христиан явилась и особая забота о хранении тела умершего, о его препровождении в загробный мир. Однако эта забота не была в полном смысле той, которую мы видели в язычестве. Христианин уже не смотрел так, как язычник, т.е. что умерший за гробом будет жить точно также, как и на земле, а он смотрел на ту жизнь, как на идеальный порядок, где праведники и грешники получают то, что уготовали себе при жизни, Его умершие не нуждались уже за гробом в чем либо материальном, а следовательно, и забота его об умерших должна быть несколько иная. Забота эта должна заключаться в молитве о них и хранении тел, как предназначенных к великой задаче — воскресенью.
Заботясь о сохранении тела, христианин, как и язычник, полагал тело умершего в могилу. Языческое хранение тела осталось, таким образом, и в христианстве, но уже здесь могила стала не просто только хранилищем, а хранилищем к будущему воскресенью мертвых. Таким образом, языческий обычай погребать мертвых в том или ином месте, препровождать его в загробный мир, остался и в христианстве, но уже здесь получил другой, возвышенный смысл.
Опуская предшествующие и последующие моменты погребения, остановимся только на разъяснении вопроса: в чем были погребаемы предки христиане и, именно, предки христиане на Руси, куда христианство было привезено из Греции на варяжской ладье.
Обращаясь к нашим древним памятникам, мы видим, что наши предки-христиане полагали тела своих умерших в гроб. Так, в Ипатиевской летописи про князя Святослава Черниговского говорится: «преставлся Святослав месяца февраля в 15 день, а в 17 возложен бысть во гроб». В Лаврентьевской летописи под 1147 годом читаем: «Лазарь повеле взяти тело Игорево и понести в церковь св. Михаила и ту положиша и в гроб». О положении тел умерших в гробе говорят и многие другие места приведенных летописей (Лавр. лет. 417, 430, 444, 493 ст.; Ипатиев. лет. 7, 12, 18, 50, 75, 92, 95 ст. и др.). А Котляревский в своей книге «О погребальных обычаях языческих славян» говорит, что «гроб — собственно вырытое место (гот. graban; лит. grabas), могильная комната, потом переносно — ящик, в котором хоронят мертвеца». Такое объяснение г. Котляревского вполне соответствует указаниям наших древних памятников. Указанные в летописях и Киево-Печерском Патерике: раки, гробницы, пещеры, клады, корсты, в которых наши предки-христиане погребали тела умерших, есть, по идее, ни что иное, как «могильныя комнаты».
Христианство, внося идею воскресения тел и оставляя идею препровождения в загробный мир, только глубже осмысливая ее, не должно было в корне изменить место погребения и, именно, самый взгляд на него, так как таковой взгляд нисколько не противоречил его ученью. Могильная комната, как место хранения тела, осталась и здесь, только получила различные наименования. Однако уже самые различные наименования могильной комнаты: пещера, рака, гробница, корста..., указывают нам, что эти хранилища тела представляют из себя различные типы. К разъясненью этих типов погребения мы теперь и перейдем.
Обращаясь к Киево-Печерскому Патерику, мы видим, что тела умерших иноков братия полагала в пещеру. Некоторые святые подвижники, напр.: Антоний и Феодосий, по сказанью летописца Нестора, описавшего их житие, были похоронены в тех самых пещерах, в которых они проводили свою подвижническую жизнь. «Честныя сего (Антония) Преподобного первоначальника мощи в той же пещере под великим монастырем, в ней же и скончался, тогда положены суть» (лист. 29 обор.), пишет Нестор. О пр. Феодосии тот же летописец говорит, что он (Феодосий) еще при жизни своей сделал распоряжение, чтобы его тело было погребено в той пещере, где он жил «в постные дни». «Положите мя», — говорит Феодосий, — «в той же пещере, идеже в постные дни пребывах. (Лист. 86). «Погребите тело мое в прежде речейном месте (ibid.), еще раз просит Феодосий монастырскую братию, и далее в житии Преподобного отца говорится, что «братия, несше Преподобного в прежде реченную пещеру, положиша его в ней» (лист. 87). Эти два характерные факта указывают нам на один из типов погребения, существовавших у наших предков-христиан.
Пещера в Киево-Печерском Патерике сравнивается с гробом и даже им прямо здесь называется: «Антоний имел добродетельное жилище, яко во всегдашнем гробе» (л. 28) пишет летописец. Мощи Антония «неоскудна чудеса творят, помогающе всем с верою притекающим к честному Преподобного гробу» (л. 80). Святополк перед войной всегда молился «в пещере перед гробом Преподобного Антония» (л. 186). Такие места находим в Патерике. Нам же известно, что Антоний погребен был в пещере, где проводил свою подвижническую жизнь. Очевидно, что христианский летописец, употребляя слово «гроб», имел в виду место, куда были положены мощи Преподобного. Таким образом, понятие о гробе в христианстве является, как понятие о месте хранения тела, могильной комнате, и пещера, названная гробом, является перед нами хранилищем мертвеца к славному воскресенью.
Из Патерика мы видим, что были общие пещеры, в которых погребались тела нескольких лиц (напр. Антониева пещера). В этих общих пещерах вырывались особые locul — ы, или места для погребения тел умерших. Так, из жития Св. Марка пещерника мы видим, что он «живя в пещере, копал в ней руками своими места многая... на погребение братии умершей» (188 л.).
Эти locul — ы в Патерике называются гробами. Марк, говорится здесь, «если кто ему любве ради вещь некую даяше за копание гроба, то абие убогим отдаваше» (л. 188). Он (Марк) «сам себе ископал гроб в пещере» (л. 192). Locul — ы, таким образом, являлись местом хранения тел усопших. В них умершие полагались без всяких гробов, что уже отчасти открывается пред нами из приведенных слов жития св. Марка пещерника, Особенно же ясное подтверждение высказанной мысли мы встречаем в сказании о чуде, совершенном этим святым при погребении одного из братий, когда св. Марк повелел мертвецу самому «опрятать себя». «Единою копающу ему (Марку), — говорится об этом чуде в Патерике, по обычаю гроб, изнеможаше и остави место тесно и неразширенно». Случилось умереть «больному брату, и не бе иного на погребение места, кроме того. Принесен убо бысть мертвый в пещеру и едва возмогоша возложити его во гроб тесноты ради». Братия сетовала на Марка за то, что он не приготовил места просторного, чтобы возможно было «опрятно» положить мертвеца и совершить помазание, но, по слову Марка, мертвец сам совершил помазание и возлег опрятно (л. 188 об.). В этих словах патерика мы не видим никакого гроба, кроме гроба locul — а. Гробом здесь называется самое место погребения и этот гроб копается, следовательно: тело умершего не было положено ни в каменный, ни в деревянный гроб, а просто в вырытое в земле место, и мертвеца «едва возмогоша положите» не ради того, что тот или иной гроб с телом не входил в вырытое Марком место, а ради тесноты не вырытого земляного locul — а.
Когда тело умершего влагалось в пещеру — гроб, место положения тела обыкновенно заделывалось. «Мнози бо дерзнувший раскопати место тое; (т.е. пещеру), на нем же честное преп. отца нашего Антония положено есть тело, попущением огня наказани», читаем мы в Киево-Печерском Патерике (л. 30). Очевидно, что пещера, в которой был погребен преп. Антоний, была заделана, если говорится о желании раскопать ее. Про открытие же мощей преп. Феодосия прямо говорится, что пещеру, где он был погребен, раскапывали, и когда «раскопали, то увидели мощи лежащия светолепне» (л. 90 об. и 91). Следовательно, пещеры-гробы были заделываемы. Эти два факта дают нам право заключить, что и все locul — ы, куда полагались в пещерах тела умерших, тоже были заделываемы, по принятии ими тела, ибо странно предположить, что только места погребения двух великих подвижников были заделаны, а остальные места погребения оставались открытыми.
Описывая пещерный тип погребения, существовавший у наших предков-христиан, нельзя не заметить, что этот тип погребения вероятнее всего употреблялся одними монашествующими, ибо в самом Патерике, в «Сказании об обретении честных мощей святыя Иулиании девицы», мы находим указание на то, что хотя Иулиания и была погребена в обители, но была погребена не в пещере, куда полагались тела умершей братии, а «близь церкви великой каменной» в гробе раке (лист. 256 обор.). Рисунок, помещенный в Патерике, при описании ее жизни, хотя уже и более позднего происхождения, чем само сказание, дает нам наглядное представление, что рака Иулиании была не вырытое место, а ящик с двускатной, остроконечной крышкой. Не видим мы пещерного погребения и в летописях и, именно, в тех местах, где говорится о погребении русских князей. Русские князья, а впоследствии некоторые московские патриархи, хоронились уже не просто в земле, но их тела полагались: в раки, гробницы или каменные гроба. В этом княжеском погребении мы видим уже новый тип погребения, употреблявшийся у наших предков-христиан на Руси.
Тела наших князей полагались: в раки, гробницы или каменные гроба. Эти, указанные в летописях места хранения тел князей, несмотря на свое различное наименование, однако можно подвести под один тип. Все они были большие ящики, вытесанные из мрамора, шифера и белого камня, кроме раки св. Бориса, о которой говорится, что она была деревянная, и если чем либо разнились между собой, так это устройством и материалом, да большим или меньшим количеством изображений.
Первое точное упоминание в Лаврентьевской летописи о раке мы встречаем под 1054 г. Рассказывая о смерти князя Ярослава, летописец говорит: «Всеволод спрята тело отца своего, возложьше на сани, везоша и Кыеву... принесше положи ша и в раце мраморяне, в церкви святое Софье». В раках были погребены, по сказанью той же летописи, тела и других князей; Изясла-ва, Ярополка, Бориса и Глеба. В этой же летописи говорится и о материале, из которого были сделаны раки означенных князей. Так, в мраморных раках, кроме Ярослава, о погребении которого в мраморной раке мы видели из приведенного выше места, были погребены тела князей: Изяслава и Ярополка. К этим мраморным ракам нужно отнести и «корсту мраморяну» князя Владимира — Красного Солнышка, ибо в иных списках летописей она называется «ракой». Относительно же материала рак князей Бориса и Глеба летопись говорит, что рака, в которой было положено тело кн. Бориса, была деревянная, а рака Глеба — каменная.
Из всех рак, в которых положены тела указанных князей, нам известна только рака Ярослава, хранящаяся в Киево-Софийском соборе, в алтаре св. кн. Владимира, в углу южной стены. Рака Ярослава, которая более известна под именем гробницы, саркофага, имеет вид продолговатого ящика с остроконечной крышкой, имеющей вид двускатной кровли, по углам которой высечены выступы. Сделана рака из мрамора бледно-синеватого цвета и имеет в длину3 ½ арш., в ширину 19 верш., а в вышину 2 арш. Крышка и стенки гробницы украшены изображениями, из которых некоторые символического характера и идут из христианской древности. Каковы по внешнему виду были все остальные раки князей, нам не известно. Только по древнему рисунку, находящемуся в Москве, в Историческом Музее, копию с которого можно найти в «Сказании о св. кн. Борисе и Глебе», изданному Срезневским, можно сказать про каменную раку св. Глеба. На рисунке, имеющем надпись: «везут святаго Глеба на санках в раце камене», рака св. Глеба имеет вид продолговатого ящика с остроконечной двускатной крышкой, но на стенках и крышке здесь нет никаких изображений, нет на крышке и выступов. Кроме этого рисунка, нам известны еще две шиферные раки, найденные в Киеве в Десятинной церкви, но чье тело вмещали в себе эти раки — не известно. Однако, уже одно то, что эти раки найдены в церкви и сделаны из камня, дает нам право заключить, что в них лежали тела, если не князей, то тела умерших высшего класса, так как мы из летописей и других сказаний узнаем, что в церквах, в каменных гробницах и раках, хоронили только лиц княжеского и высшего иерархического класса.
Устройством своим шиферные раки напоминают раку Ярослава. Они тоже имеют вид продолговатого ящика с остроконечной двускатной крышкой. На одной из этих рак есть даже нарезанные изображения крестов и деревьев, подобные тем, какие находятся в раке Ярослава. Плиты же другой раки, стоявшей возле алтаря, без всяких изображений. Такое сходство найденных рак, а также рисунка раки св. Глеба, с известною ракой князя Ярослава, дает нам право заключить, что раки, в которых наши предки-христиане полагали тела умерших лиц высшего класса, имели одинаковую форму и разнились между собою, кроме материала, только величиной и наружными украшениями.
«Раки из простого камня», — говорит Е. Голубинский, — «по всей вероятности, приготовлялись у нас дома, раки же мраморныя, нет сомнения, привозились из Греции». Привозились ли действительно раки из Греции, об этом сказать трудно, ибо мы на это не находим никаких указаний, но трудно также и опровергнуть слова Голубинского, ибо Русь в древнее время жила близкою жизнью с Византией: Русь старалась привить себе Греческую культуру, она приняла из Греции христианство с его обрядами и богослужением, естественно, что первые русские князья, князья, которые даже стояли в близком родстве с Византийским двором (как, напр., Владимир святой), могли желать похоронить себя в таких же роскошных раках, в каких в Греции их князья-родственники обыкновенно погребались. Отсюда вполне возможен является вывоз из Греции на Русь мраморных рак. Кроме того, на Руси до христианства мы не видим никаких мраморных усыпальниц, или мраморных плит, которыми бы обкладывались могильники, а находим только в могильниках камень, да и тот редко, да и вообще об отделке мрамора и выделке из него чего либо на Руси до христианства указаний не находится. Итак, слова Голубинского о привозных раках являются вполне правдоподобными, а признав это мы не ошибемся, если скажем, что греческие привозные раки послужили образцом для приготовления на Руси каменных рак. Действительно, если мы сравним найденные шиферные раки и рисунок раки св. Глеба с рисунками, помещенными в Menologium Grecorum импер. Василия, то найдем много изображений, указывающих на близкое сходство греческих рак с нашими раками. Греческие раки, на этих рисунках, имеют тоже вид продолговатого ящика с остроконечной двускатной крышкой. Таковы, напр., раки: Климента Римского, епископа Маруфа, Иакова Старшего, изображение раки под 7. Ноября и др. Есть даже в «Menologium» изображения рак с такими же крестами и деревьями, какие мы находим на одной Русской шиферной раке. Очевидно, что Русь приняла от Греков не одну христианскую религию, но заимствовала и известную форму раки, а привозные из Греции мраморные раки послужили впоследствии образцом и для более употребительных на Руси гробниц, к описанью которых и перейдем,
Г. Срезневский, в своих «Материалах для словаря древне-русского языка», летописному слову «гробница» дает значение греческого «…». Однако обычай нашего погребения в гробнице не одно и тоже, что греческий кимитирий и нашу гробницу нельзя в полном смысле применить к последнему Греческий … это — «особый дом или домик или сарай при церкви, в котором имеются, во-первых, большая яма (по середине) или большой ларь для ссыпания костей людей бедных, во-вторых — шкапы с ящиками или полками для костей людей богатых, желающих хранить их особо». Наши гробницы, в которых предки погребали своих князей и высших иерархических лиц, не имели такого внутреннего устройства, как греческие кимитирии, — и при том, обычай погребения в гробницах, как уже сказал, у нас не сопровождался обычаем погребения в кимитириях, который в Греции состоял в том, что кости мертвецов через 3 года вырывались из земли, омывались водою и вином, слагались в небольшой ящик, вносились в церковь, где над ними пелась заупокойная литургия и великая панихида и уже после этого они относились в кимитирий. Правда, погребение в одной и той же гробнице нескольких лиц на Руси было в обычае, о чем мы находим свидетельство в Ипатиевской летописи, где под 6686 г. сказано, что тело Мстислава Ростиславича было «положено в той же гробници, идеже лежит Володимер, сын великого князя Ярослава Владимерича». В нашем Владимирском Успенском соборе есть гробница князя Михаила Георгиевича, в которой положены останки мучеников, скончавшихся при взятии Владимира татарами в 1238 г.: супруги князя Георгия — Агафии,
дочери, снохи, и внучат. Однако, говоря о таковом обычае на Руси, нельзя не заметить, что случаи погребения нескольких лиц в одной и той же гробнице здесь были очень редки и не сопровождались теми обрядами, которые употребляли греки, полагая кости умерших в кимитирии. На Руси в гробницу, большею частью, полагали одно тело и при том тело недавно умершего. Наши летописи преимущественно говорят о таковом положении тел. Находим об этом указание и в древних надписях над гробницами. Напр., у нас в Успенском соборе большинство надписей говорит, что та или иная гробница вмещает в себе останки только одной личности. Но не смотря на эти факты, нельзя отрицать того, что наши гробницы по идее предназначались для погребения нескольких лиц, что как знаем и было, и в этом только смысле они могут напоминать нам греческие кимитирии.
Гробницы на Руси обыкновенно вытесывались из целого белого камня, что видно из известия об обретении каменной гробницы, которую считают гробницей князя Дмитрия Ростиславича Смоленского, княжившего с 1180 г. по 1197 г. В этом известии говорится, что найденная гробница князя «сделана из целаго известковаго камня», который, как известно, имеет белый цвет. Гробницы нашего Владимирского Успенского собора тоже все (опускаю мраморную) вытесаны из целого белого камня. Камень для гробниц преимущественно употреблялся известковый, как более других поддающийся обработке, а для наших Владимирских гробниц, еще и потому, что добыча этого камня происходила в пределах нынешней Владимирской губернии и, следовательно, он являлся камнем, к обработке которого во Владимирском крае привыкли и который не требовал ни лишнего времени для его перевозки, ни лишней издержки. Но говоря о материале гробниц нельзя не упомянуть, что на Руси были гробницы сделанные и не из белого только камня, но были гробницы и из шифера, однако эти гробницы можно принять только за исключения.
Формой своей гробницы походили, по большей части, на раки, а посему про них и можно сказать, что привезенные из Греции мраморные раки, были для их устройства образцами. Они имеют вид продолговатого ящика, с остроконечной двускатной крышкой, только скаты крышки гробниц более отлоги, чем на известных нам раках, таковы, напр., наши Владимирские гробницы. Однако, мы встречаем и такие гробницы, у которых крышки были ровные. Таковую крышку, напр., имеет гробница кн. Михаила Георгиевича, находящаяся в нашем же Успенском соборе.
Крышки гробниц, по положении в них тела, обыкновенно замазывались, о чем говорит нам Ипатиевская летопись про нашу гробницу кн. Владимира (по крещении Иоанна) Васильковича. В этой летописи говорится, что «лежа в гробе тело его не замазано было от 11 дне месяца декабря до 6 дне месяца априля. Княгиня же его», — читаем далее, — «не можаше ся втолити, но пришедши с епископом Евсегением и с всем клиросом, открывши гроб, и видиша тело его цело и бело... прославиша Бога, и замазаша гроб его, месяца априля в 6 день». Эти слова летописца хотя и не упоминают о крышке, но из того факта, что гробница была не замазана, а открывалась, ясным становится, что здесь говорится об открытии крышки, которая и была замазана по осмотре тела кн. Владимира Васильковича.
Судя по нашим Владимирским гробницам, нужно сказать, что боковые стенки гробниц на Руси не имели никаких изображений, а были гладкие. Крышки же этих каменных хранилищ тел умерших имели на себе изображение креста. К такому выводу приводят нас следующие соображения: крест мы встречаем на Ярославовой и найденной в Десятинной церкви шиферной раке, крест мы встречаем на наших Владимирских гробницах, крест является на крышках гробов в рисунках XVI века, крест, наконец, мы видим и на крышках современных гробов, очевидно, что этот символ победы над смертью, с принятием христианства, был необходимой принадлежностью каждой раки и каждой гробницы.
В силу того, что наши предки считали своим долгом погребать мертвых в самый день их кончины, гробницы, как и раки, на Руси обыкновенно приготовлялись заранее и ставились в назначенные места. Таковыми местами, куда становились раки и гробницы, по летописям, являются коморы при церквах. Так, в Ипатиевской летописи под 6623 г. говорится: «Распри же бывши межи Володимером (Мономахом) и Давидом и Ольгом (Мономаховйчами), Володимеру бо хотящуя (раки св. кн. Бориса и Глеба) поставити среди церкви и терем серебрян поставити над нима, а Давид и Олег хотяшета поставити я в комару... на правой стороне, идеже бяста устроене комаре има». Гробницы наших Владимирских князей также стоят в «комарах» (Комара, urcus, upsis, volute; по Срезневскому — свод), но в том смысле, в каком это слово употребляется в летописях, оно обозначает скорее помещение со сводом, в которое предки наши поставляли раки, а также и гробницы. Комары, или каморы, обыкновенно делались или в стенах церкви (как напр. мы теперь видим в нашем Владимирском Успенском соборе) или в ее фундаменте, иначе подполье церковном, которое называлось у нас еще «голубцом». Каждая камора вмещала в себе или одну гробницу или раку, или в ней их поставлялось несколько. Указание летописи на «комору», как на место поставления рак, дает нам право заключить, что раки, а также и гробницы не зарывались в землю. Это подтверждается сказанием об открытии в 1883 г. каменной гробницы кн. Даниила Романовича Смоленского. Каменная гробница этого князя, говорится здесь, найдена в 3-х верстах от города Смоленска, в урочище, имеющем развалины Смядынского монастыря, в фундаменте Борисо-Глебской церкви, под небольшим сводом, находящимся при входе в церковь с левой стороны. В этих словах известия об открытии княжеской гробницы перед нами рисуется небывалое со сводом помещение, занимаемое гробницей, т.е. «комара». Тут же мы видим и указание, что гробница не была зарыта в землю, а была поставлена в фундаменте. Но более ясным указанием того, что гробницы не зарывались в землю, могут служить для нас наши Владимирские гробницы, которые находятся в стенах под сводом каморы, и которые остались не тронутыми по реставрации, не говоря, конечно, о тех, которых реставрация коснулась.
Гробницы, а равно и раки, на Руси не были переносными гробами, ибо мы в летописях об этом не находим указания. Если же в летописи и встречается, что раку Глеба везли, а деревянную раку Бориса несли, то это было не первоначальное погребение, а перенесение уже ранее положенных мощей, и если раку Бориса несли, то это объясняется тем, что она была деревянная, тогда как каменную раку Глеба уже при этом же перемещении везут. Очевидно, что, по причине своей тяжести, каменные хранилища тел не были переносными, отчего в летописях мы часто и встречаем такую фразу: «положиша в гроб», без указания, что этот гроб был несен. Переносный гроб, к при том уже деревянный, как посмертное хранилище тел умерших высшего класса на Руси, по-видимому, является поздно. Так, тело князя Дмитрия Юрьевича, хотя и было положено, а потом везено, несено и лежало во время отпевания в осмоленной колоде, но «по отпении», колода была «разсечена и тело вынуто и положено в каменный гроб, возле отца Юрия Дмитриевича». Переходя к XVI столетию мы и здесь видим, что тело кн. Василия Ивановича (умершего 1534 г.) еще полагается в каменной гробнице, до которой оно несено было на одре. Далее в XVII веке, когда переносный деревянный гроб стал неизбежным атрибутом похорон, и то в высшем классе он является большею частью только временным вместилищем тела, для отнесения его в церковь, где тело «по отпетии» вынималось из этого гроба и полагалось в каменную гробницу. Так было поступлено с телами патриархов: Иоасафа I, Иоасафа II, Иоакима, но уже в этом веке мы встречаем и факты погребения лиц высшего класса в деревянном гробе, который вместе с телом опускался в каменные хранилища — гробницы. Так, патриархи: Питирим и Адриан были уже опущены в каменную гробницу в деревянных гробах, в которых их несли.
Таковы были места, в которые наши предки-христиане полагали тела людей высшего класса на хранение.
Описав в чем были погребаемы тела монашествующих и лиц высшего класса, перейдем к разъясненью вопроса, в чем были погребаемы наши предки простолюдины по принятии христианской веры.
Первое сказание о том, в чем был погребаем наш низший класс по принятии христианства, мы встречаем в «Повести временных лет» под 6608 годом (1092 г.), где говорится: «В си же времена многи человеци оумираху различними не дуге, яко же глаголаху продающе корсты, яко продахом корсты от Филипова дне до мясопуста семь тысяч». Из этих слов «Повести» очевидным становится, что умершие «человеци» не были людьми высшего класса (иначе летописец, такой точный указатель личностей, упомянул бы), а были людьми низшего класса, — и этот низший класс, по приведенному сказанью, погребал тела умерших в «корстах».
Корста — (корста, кроста, короста), это первоначально кора, лубок, в который наши предки обвертывали тела своих умерших и так полагали в могилах.
Факт погребения тел в лубках мы встречаем на Руси еще в период язычества, о чем нам говорят раскопки курганов русского народа языческого периода. Так, г. Зарецкий, при раскопках древних курганов Харьковской г., Богодуховского уез., близ слободы Рублевки, встретил шатер, в котором покойник был положен в нечто подобное узкой лодочке из бересты, сверху покрытой также берестой. В Коростышеве, Радомысльского уез., Киевской г., при раскопках кургана, найден человеческий остов, обложенный берестовой корой. Этот обычай хоронить тела умерших в лубках — остался у наших предков и по принятии христианства. Так, из жития преп. Никиты Перееславского мы видим, что он был положен в могилу без гроба, обернутый в бересту. В сказании об «Обретении мощей кн. Андрее Смоленского» тоже говорится, что «обретоша мощи (его) не во гробе, но скалами берестовыми обвита». Пермяки-христиане Чердынского и Соликамского уездов даже и до сего времени хоронят тела умерших детей обернутыми берестой, а тела взрослых берестой покрывают сверх гробов. Очевидно, что, обычай погребения в березовом лубке был у наших предков в употреблении, если мы встречаем уже такой факт, как погребение в бересте Смоленского князя и как остаток старины в нынешние времена у русских инородцев.
Однако приведенные выше слова «Повести временных лет» не дают нам права заключить, что продавцы «корст» были, именно, продавцы березовых лубков, коры, и что умершие «человеди» погребались в этих лубках. Здесь слово «корста» имеет скорее значение гроба, каковое значение это слово имеет и тогда, когда летописец говорит о погребении вел. кн. Владимира в «корсте мраморяне». Отсюда становится очевидным, что летописец, ставя под 1092 г. слово «корста», без прибавления указания на материал, а только в смысле гроба, имеет в виду какой-то общеупотребительный в низшем классе народа гроб, но гроб не в смысле вырытой могилы или locula, а в смысле гроба, сделанного из какого-то материала, раз упоминает продавцов, как особых промышленников или делателей этих «корст». Если бы «корста» была вырытая могила, то вряд ли летописец стал бы упоминать про продавцов их, так как могилу мог вырыть каждый и также легко мог приобрести себе и березовый лубок.
Что же это были еще за сделанные гроба, в которых предки простолюдины погребали своих умерших?
Это были колоды, на что указывает нам их сходство с лубком — корстой, который есть ничто иное, как колода, но не имеющая древесной \сердцевины. О существовании на Руси обычая погребать тела умерших в колодах, говорят нам сделанные учеными раскопки. Так, колоды найдены в курганах Киевской губ., Волынского уезда, в кургане близ села Большой Белозерки, Мелитопольского уезда, находили их и в северной половине России.
Колоды, как вид известного гроба, употреблявшегося при погребении умерших, мы встречаем и в древне-христианском периоде русской жизни. Так, даже тело князя Дмитрия Юрьевича временно полагалось в колоде. Мощи Иакова Боровичского (1540 г.) были обретены в колоде. В Москве найдена недавно колода с костяком, относящаяся, как говорит Анучин, к XVII или XVI в. Что погребение умерших в колодах было у наших предков в большом употреблении, на это указывает нам тот факт, что для уничтожения этого обычая, в видах сохранения леса, потребовался особый указ Петра 1. Кроме этого, раскольники нашей Владимирской и других губ. (напр. Черниговской ), эти приверженцы старины, и по сие время погребают тела своих умерших единоверцев в выдолбленных колодах. Не кидают по сие время колоду-гроб и православные наших Судогодского, Меленковского, Гороховецкого, Покровского и др. уездов. Такая живучесть обычая употребления колод для погребения умерших на Руси и ее распространенность, дает нам право сказать, что «корсты», о которых упоминается в летописи под 1092 г., были колоды.
Таким образом, третьим типом погребения, встречающимся в древней христианской Руси — было погребение умерших в лубке и колоде.
К этому типу погребения, как разновидность колоды, нужно отнести гроба, сделанные из досок, которые, говорит Анучин (в статье «Сани, кони и ладья, как принадлежности похоронного обряда), «сменили колоды, как тяжелыя и дорогия». Гроба эти имели форму четырехугольного ящика с плоской крышкой. Указание на существование таких гробов мы находим уже в рисунках XVI века. Других указаний, помимо рисунков, не имею, а потому начинаю с XVI в., хотя думаю, что досчатые гробы явились не ранее XIV в. Так, в Житии преп. Сергия Радонежского, рисунки которого относятся к XVI в., помещен рисунок, на котором мы видим открытый четырехугольный ящик с изображением лежащего в нем преподобного Сергия. В ногах у гроба стоит человек, держащий совершенно плоскую доску, крышку только что открытого гроба, о чем ясно можно судить из сказания, помещенного под рисунком, в котором говорится об открытии мощей преподобного. Кроме указанного рисунка, мы в «житии пр. Сергия» находим и другие рисунки с изображением гроба в форме продолговатого ящика с плоской крышкой. Очевидно, что писавший эти рисунки не только знал о существовании гробов в виде ящика, но и изобразил гроб таким, какие гробы по форме делались в его время. На эту мысль наводит одно место из указанного жития, в котором говорится о существовании выше указанного гроба. В житии говорится, что один человек принес своего больного ребенка к преподобному Сергию в келию, прося его помолиться. Ребенок в келии умирает. Отец идет купить «погребальная», которые и приносит в келию. На рисунке же мы видим, что отец приносит гроб. Гроб этот имеет форму продолговатого ящика с плоской
крышкой. Несомненно, что делавший рисунки, не мог взять для своего изображения гроба в этом месте другую форму гроба кроме той, которая существовала в его время.
Что же касается формы колод, то они представляли из себя расколотый на две части и выдолбленный толстый отрубок древесного ствола. В Петровском запретительном указе об употреблении колод даже указана толщина обрубка — 12 вершков. Тот факт, что колоды, как выдолбленные из обрубка, уже употреблялись на Руси в древности, о чем свидетельствуют раскопки, и то, что найденные в курганах колоды сходны с употребляющимися колодами при погребении и по ныне, дает нам право сказать, что форма их была одинакова, — и если они разнились, то только величиной, толщиной и материалом.
Материал для колод употреблялся различный. Основание чему мы находим в том же указе Петра I. Однако, нужно предположить, что колоды большею частью делались из дуба. Так, дубовую колоду мы встречаем в «сказании об обретении мощей преп. Иакова Боровического». Дубовыми были переносные гроба патриархов: Иоасафа и Иоакима, хотя и не известно, были ли эти гроба - колоды; но уже одно то соображение, что дуб, как материал более крепкий, менее другого деревянного материала подвергающийся гниенью, мог более другого материала соответствовать идее гроба, как идее места хранения тела и, следовательно, более чем какой либо другой материал прельщал наших предков употреблять его на колоды, а также и досчатые гробы.
Вот те типы погребения, которые существовали у наших предков христиан на Руси.
Разобрав типы погребения, в заключение необходимо сказать, какое изменение внесло в эти типы христианство. Но прежде, чем приступить к этой работе, сделаем необходимое замечание о всех приведенных типах погребения.
Окидывая взглядом разобранные типы погребения, существовавшие у наших предков по принятии христианства, не трудно заметить, что в них красною нитью проходит одна основная идее (правда, замеченная нами уже ранее) и, именно та, что погребение того или иного умершего лица, в какой бы форме это погребение ни совершалось, т.е. положен ли он в раке, гробнице, корсте, пещере, есть положение его во гробе, понимаемом в смысле могильной комнаты.
Не говоря уже о первом типе — пещерном, который есть в полном смысле погребение в могильной комнате без всяких деревянных или каменных вместилищ тела, перейдем прямо ко второму типу: к погребенью умерших в каменных вместилищах.
Каменные вместилища: раки, гробницы, по своей идее есть тоже могильные комнаты. Основное отличие здесь встречаем то, что гробницы пред нами являются фамильными комнатами, комнатами для помещения известного рода, поэтому, как мы видели ранее, в одной гробнице полагались тела нескольких лиц. Что основная идее погребения, именно идее хранения тела видна и здесь, это ясно открывается из названия гробницы нашими летописцами гробом. Так, в Ипатиевской летописи говорится, что тело Всеволода Мстиславича «проводиша до гроба», а из описания «Древних гробниц во Владимире» и своего наблюдения, узнаем, что этот гроб есть гробница. Вместилище праха кн. Владимира Нестор называет «ракой», другой же летописец называет ее «гробом» . Следовательно, летописцы, эти авторы наших исторических памятников, смотрели на гробницу, а также и раку, не иначе, как на могильную комнату, по их взгляду эти вместилища тел есть прежде всего гроб, понимаемый в этом именно смысле.
Присутствие основной мысли в третьем типе заметить не трудно. Погребение в лубках и колоде есть тоже погребение тела умершего лица в земле — могильной комнате. Несомненность высказанного мною положения видна уже из того, что колода до сего времени в простонародье называется: «домовищем, хороминкой, хатунькой». Пермяки, напр., и по сейчас зовут колоду «муторт, т.е. земляной дом». Встречаем названия «гробов-колод дубовых»: «домами, домовищаими» и в духовных стихах. В Олонецкой губернии, да и в нашем, напр., Судогодском уезде «колоды до сего времени стараются делать на подобие дома, не говоря уже о гробе. Так, крышку колоды стараются сделать двускатной и проделывают в колоде окна, вставляя иногда стекла или полагая кусочки стекла в гроб. Отсюда вполне являются понятны слова причитанья над умершими: «сделали», — говорит причитанье, — «хоромину по разуму, прорубили косевчаты окошечка, врезали стекольчаты окошечки, склали печеньку муравлену, положили там утехи все с забавушками». В причитаньях рисуется даже жизнь мертвеца в земляном гробе — колоде, не как жизнь его в гробе, а как жизнь его в дому:
«Там построено хоромное строеньицо, — говорится в причети,
Прорублены решотчаты окошечки,
Врезаны стекольчаты околенка,
Складены кирпичны теплы печеньки,
Насланы полы да там дубовый,
Перекладинки положены кленовые,
Поразставлены там столики точеный,
Поразосланы там скатерти все браныя,
И положены там кушанья сахарныя,
И поставлены там питьица медвяныя,
Круг стола да ведь все стульицо кленовое,.
У хором стоит крылечко с переходами
и здесь плачущую «Сожидает надежная головушка (умерший)».
Из всего сказанного нами видно, что идее погребения, как идее хранения тела, проходит красною нитью во всех типах погребения, существовавших у наших предков-христиан. Это и наводит на мысль, что и с принятием христианства, языческая идее хранения тела осталась у наших предков.
Но что же нового внесло христианство, какой оно вложило смысл и каким изменениям подвергло указанные мною типы?
Снова обращаясь к разобранным типам погребения, мы видим, что всего менее заметно следов влияния христианства на последнем, третьем типе, который весь в своем виде существовал на Руси еще до принятия христианства. Такое явление станет понятным, если мы обратим внимание на то, что этот тип погребения по существу своему есть тип бывший в употреблении у низшего класса русского народа, куда христианство проникало очень медленно и среди которого еще и по ныне сохраняется много языческого, что видно из тех многочисленных суеверных обрядов и обычаев, которые, как наследие языческой старины бытуют у нас в кругу простого народа. Эти обряды и обычаи народом хранятся по привычке, бессознательно и безотчетно, но народ верит, что всякое отступление его от старого обычая или обряда ведет за собою неминуемое наказание и бережет их, хотя бы обряд или обычай расходился с жизнью и даже противоречил ей. «Они, — говорит Котляревский, — уцелели у народа силою непрерывного предания, связующаго отходящия поколения с нарождающимися, которыя не сумели или не чувствовали нужды заменить эти старые порядки — новыми». Фактические данные подтверждают высказанное нами положение. Действительно, не говоря уже о том, что, по принятии христианства, у простого народа сохранилась во всей силе языческая идее погребения: приготовление умершему жилища и даже снабжение его необходимым и любимым им в этой жизни для жизни за гробом, мы видим, что и форма устройства могильной комнаты остаются в этом классе народа те же. Тот же лубок, в котором прежде погребали мертвеца является и в христианском погребении. Та же колода, которая, по мненью Шляпкина, «есть форма двух сложенных лодок», погребение в которых, как известно, существовало в язычестве, а равно как и ее чистая форма, существовавшая там, является пред нами и в христианстве. Ее мы видим даже и теперь при погребении у наших раскольников и православных различных губерний и уездов России.
Всего естественнее ожидать влияния христианства в первом типе, который, как мы видели, есть тип погребения, существовавший у иноков, аскетов христианских, которые проводили христианские идеи в самую жизнь, и где христианство нашло себе истинных последователей. Но и здесь мы видим погребение в могильной комнате, этот языческий элемент, хотя здесь уже встречаем и нечто новое, а именно, погребение в той самой пещере, в которой монашествующие проводили свою подвижническую жизнь, в пещере, которая была вырываема не по типу наших языческих курганов и могил, а по типу христианских катакомб востока и запада. Основатели такого типа погребения: пр. Антоний и Феодосий Печерские, как известно, при своей жизни посещали греческие и египетские монастыри. Своими глазами они видели там подобное погребение и, перенося на русскую почву христианское монашество востока, эти отцы несомненно переносят и самый тип погребения, который употреблялся там и который вполне выражает христианскую идею смерти: «земля еси и в землю отыдеши».
Относительно же второго типа можно утверждать, что явление это на Руси чисто христианское, ибо необходимо признать то, что явление это не есть русское, а пришло на Русь, как уже мы говорили, из Греции и принесено сюда с христианством. Следы чисто христианского влияния в этом типе заметны в самом факте положения гробниц и рак в церкви, которое, по словам Е. Голубинского, «имеет тот смысл, что так сказать над самым гробом умершего приносится безкровная жертва». Влияние христианства отразилось еще и на внешних украшениях гробниц и рак, а именно, на крестах, различных христианских символах, каковые мы видим на раке князя Ярослава и шиферной раке, найденной в Десятинной церкви. Однако, в этом типе погребения мы находим и остатки язычества. Их, на мой взгляд, можно усматривать в положении гробницы в известном углублении — «комаре», которое есть ни что иное, как могильная комната нашего древнего язычества.
Подводя итог всему сказанному, несомненным должно отметить то, что христианство оказало сильное влияние на обычай погребения наших предков. Особенно это заметно в первых двух типах, куда христианство, как мы видели, скорее проникло, так что не погрешим, если скажем, что наши предки погребались по христиански.
Свящ. Алексей Никол. Соболев.
Похороны. Приметы.
Владимирская губерния.Copyright © 2016 Любовь безусловная
|
