Погребение тела Архиепископа Никона во Владимире 7 июня 1908 г.
О последних минутах земной жизни Высокопреосвященного Никона.
Лица, прибывшия из Тифлиса во Владимир вместе с телом покойного Владыки для принятия участия в погребении его, сообщали некоторые подробности, касающиеся последних страдальческих минут святителя-мученика. В злополучный день 28-го мая Высокопреосвященный Никон утром вышел из экзаршееких покоев и в сопровождении келейника и полицейского направился в Синодальную Контору. Перед входом в Контору страж оставил Владыку, и он один с келейником стал подниматься по лестнице, которая вела в Контору. Здесь злоумышленники неожиданно напали на Архипастыря. Первыми выстрелами Владыка, по-видимому, был ранен в ногу, после чего упал на площадку лестницы, а злодеи стали расстреливать беззащитного страдальца. Ранен был в ногу и келейник, но ему как-то удалось взбежать по лестнице в Контору. Здесь он объявил о происшедшем и затем обессиленный упал без чувств. Когда прибежали из Конторы, Владыка лежал смертельно раненный, обливаясь кровью, а злодеи скрылись. У смертельно раненого преосвященного Никона оказалось восемь ран. Одной пулей поражена сонная артерия, другая пуля попала около сердца. Ноги раздроблены, из чего можно заключить, что пули были нарезные. Кровью экзарха залиты несколько ступенек, на которых лежал и затем был расстрелян преосвященный. Поднялся переполох. На выстрелы выскочили находившиеся в синодальной конторе. Злодеи, по обыкновению, „благополучно скрылись"; толпившийся народ разбежался. Тело экзарха было перенесено в экзаршеские покои, а раненого келейника отправили сперва в городскую больницу, но затем перевезли в больницу Красного Креста.
Как оказалось, никакой охраны ни личности экзарха, ни местности, примыкающей к экзаршескому дому, не было.
Во все время сознание сохранялось вполне; глаза имели ясный, здоровый вид и не давали оснований предполагать такую близость смертельного исхода. Когда присутствовавшие у одра раненного Архипастыря стали говорить между собою о том, что Владыке следовало бы исповедаться и приобщиться св. Таин, Высокопреосвященный, услышав эти слова, тихо проговорил: „исповедаюсь". Умирая, экзарх спросил: „Кто еще убит?" Когда ответили „никто", экзарх поднял руку, чтобы перекреститься и в это время скончался
Со времени ранения до кончины прошло около 15 — 20 минут...
Разлетевшаяся по городу ужасная весть о неслыханном преступлении произвела потрясающее впечатление среди русского населения. На место убийства прибыли власти.
Деятельное участие в розыске убийц принял помощник начальника тифлисского губернского жандармского управления, ротмистр Караулов. И что же? Вскоре, после преступления в ротмистра Караулова, проезжавшего на извозчике, неизвестные молодые люди на бойкой улице среди бела дня стреляли, ранив Караулова и извозчика.
В найденном духовном завещании, составленном до приезда преосвященного Никона на Кавказ, Архиепископ завещал похоронить себя в гор. Владимире в Кафедральном соборе.
2-го июня экзарх должен был выехать в Петербург по вызову для присутствования в Синоде. Незадолго до своей трагической кончины преосв. Никон, в разговоре с близкими к нему лицами, был очень мрачно настроен, сильно печалился о том, что революционное движение на Кавказе не только не прекращается, но и не ослабевает, и горячо возмущался кавказскими порядками. Экзарх был одним из убежденных противников политики графа Воронцова-Дашкова и часто повторял, что эта политика нас до добра не доведет.
ТИФЛИС (телеграмма). На всеподданнейшие донесения наместника кавказского о злодейском убийстве Высокопреосвященного Никона, экзарха Грузии, и о принесенных по этому поводу от различных групп местного населения ходатайствах повергнуть к стопам Его Императорского Величества верноподданнические чувства с выражением глубокого возмущения совершенным преступлением и негодования по отношению к виновникам злодеяния — Государю Императору благоугодно было 1 июня всемилостивейше ответить следующей телеграммой:
„Глубоко возмущен гнусным убийством экзарха Грузии Никона. Уверен, что все благомыслящие жители Кавказа удручены так же, как и Я этим злодеянием. Благодарю выразивших вам чувства негодования.
НИКОЛАЙ“.
В Тифлисе 2 июня 1908 г. с большой торжественностью состоялось перенесение тела почившего экзарха Грузии, Высокопреосвященного Никона, из экзаршей церкви в Сионский собор и оттуда на вокзал для перевезения, согласно воле почившего, в город Владимир. На всём длинном пути следования процессии были расставлены шпалерами войска: стояли толпы народа, воспитанники учебных заведений. В знак траура все магазины, лавки и промышленные заведения были закрыты: движение трамвая приостановлено. После архиерейского служения в Сионском соборе гроб в сопровождении многочисленного духовенства русского, грузинского, армянского и мусульманского, высших начальствующих лиц, депутаций и публики перевезен, согласно церемониалу, на вокзал. Сопровождать траурный поезд до Владимира назначен член совета наместника Осецкий („Колокол", № 683).
Депутация от мусульманского духовенства выразила наместнику глубокое негодование по случаю убийства экзарха. В церквах и мечетях края ежедневно совершаются панихиды по убитом архипастыре. Для отпевания тела прибыли архиепископ ставропольский и епископы имеретинский, алавердский и горийский.
Прибытие тела экзарха Грузии Архиепископа Никона в Москву.
Вчера, около 10-ти час. вечера, по московско-курский ж. д. прибыл экстренный поезд с телом убитого экзарха Грузии Архиепископа Никона. Задолго до прибытия поезда на вокзал стали собираться духовенство и народ, преимущественно члены монархических организаций. Вагон, в котором помещен гроб с прахом покойного, превращен в походный храм и весь убран венками из зелени. Гроб, металлический, покрытый мантией покойного, помещен на черном катафалке с вышитым из белого позумента крестом, украшенным пальмовыми листьями. Посредине помещен серебряный венок от наместника на Кавказе гр. Воронцова-Дашкова. На гробе масса венков, в том числе шесть серебряных от различных монархических организаций. Большинство из них было возложено на месте, много возложено по пути следования тела на больших станциях, где служились панихиды. Есть венок от бакинского мусульманского духовенства. В храме размещено 34 иконы, возложенные на гроб разными обществами и учреждениями. Тело экзарха сопровождают член совета наместника В.Н. Осецкий, архимандрит Зиновий, кафедральный протоиерей Ткемаладзе и несколько других духовных лиц.
По открытии вагона к нему была приставлена лесенка-сходня, и Высокопреосвященный Владимир, Митрополит московский и коломенский, с многочисленным духовенством вошел в вагон, где у гроба отслужил панихиду. Пел синодальный хор. Масса духовенства, не поместившись в вагоне, заняла места на платформе. За богослужением присутствовали московский губернатор В.Ф. Джунковский, городской голова Н.И. Гучков, губернский предводитель дворянства А.Д. Самарин, прокурора синодальной конторы Ф.П. Степанов, члены различных монархических организаций с знаменами и стягами.
Протоиерей Восторгов произнес речь, в которой указал на то, что рука злодеев поднимается на лучших людей русской земли. Убит предстоятель широкой паствы; кажется, будто вернулись времена гонения на христиан, но никакая сила не может отвратить истинных служителей родины от исполнения их священного долга. Умерший мученической смертью архиепископ Никон будет служить путеводной звездой для тех, кто живет для служения церкви и родине.
Настоятель Петровского монастыря архимандрит Макарий в своей речи призывал не бояться тех злодеев, которые убивают тело, но противостоять тем, которые стремятся погубить дух верных церкви и родине сынов, „и восторжествует над святой Русью правда вечная, русская, православная", — закончил оратор.
После панихиды духовенство и некоторые из публики входили в вагон прощаться. На гроб был возложен венок от губернатора. Депутация монархических организаций вошла со стягами; она будет сопровождать гроб до Владимира, где состоится погребение.
В 11 час. 15 мин. поезд отошел („Рус. Слово", № 131).
Русское монархическое собрание в Москве посылает Государю Императору телеграмму: „Горько оплакивая мученическую смерть доблестного страдальца за святую Русь, Архиепископа Никона, экзарха Грузии, русское монархическое собрание в Москве слезно молит Тебя, православный Государь, разреши и повели, чтобы тело убитого крамолою экзарха Никона было упокоено в Троице-Сергиевской лавре. Пусть сердце России согреет ее кровью остывший труп нового мученика-пастыря, подвижника за святую землю Русскую! Пусть убитый пастырь будет новым спасительным маяком для исстрадавшейся Руси! Внемли. Благочестивейший Государь, воплю верных Тебе и единоверных с Тобою сынов сердца Русской земли" („Колокол", № 684).
Погребение тела Высокопреосвященного Никона во Владимирском Кафедральном Успенском соборе
Ранним утром 7-го июня 1908 г. на площадке Владимирского вокзала, на улицах, прилегающих к нему, и по монастырскому валу стояли большие толпы народа, ожидая прибытия из Москвы экстренного поезда с церковью-вагоном, который по газетным известиям 2-го июня вышел из Тифлиса и направился во Владимир. В поезде этом имели прибыть останки безвинно и злодейски убитого Высокопреосвященного Никона, бывшего Владимирского Архипастыря.
Припоминалась при этом другая встреча, около трех с половиной лет тому назад. Как и в это утро, вокзальная площадь была наполнена тогда в большинстве теми же лицами, поджидавшими приезда новоназначенного Архипастыря, хорошо уже знакомого им по его прежней деятельности во Владимире в должности ректора местной духовной семинарии. Шли оживленные разговоры, передавались слухи, воспоминания... Перед взором собравшихся предносился целый ряд светлых надежд, с особенной силой укрепившихся, когда поезд подошел и на площадке вагона появился Владыка, — мощный, сияющий, жизнерадостный...
Теперь было не то... В гробе, который через некоторое время имел был доставлен поездом, были погребены навсегда наши лучшие надежды...
В половине шестого ожидаемый поезд наконец подошел к перрону Владимирского вокзала. Он состоял из нескольких вагонов. Один из них, в котором находился гроб с телом убиенного Владыки, представлял походный храм и был убран снаружи венками из зелени. Металлический гроб, покрытый мантией Владыки, помещался посредине вагона на черном катафалке с вышитым из белого позумента крестом, украшенным пальмовыми листьями. На гробе лежала масса венков, в числе которых было шесть серебряных. Посредине гроба лежал серебряный венок от Наместника Его Императорского Величества на Кавказе гр. Воронцова-Дашкова. Было несколько венков от монархических организаций и один от Бакинского мусульманского духовенства. Кроме венков в вагоне-храме размещены были 37 икон, поднесенных разными учреждениями и лицами с соответствующими надписями. В числе их были: 1) Образ св. Равноапостольной Нины, серебряный вызолоченный, усыпанный драгоценными, цветными камнями, жемчугом, алмазами и проч. (лично от ее Сиятельства супруги Наместника) с надписью: „Архиерейство Твое да помянет Господь Бог во царствии Своем" и „На молитвенную память о приснопамятном Архипастыре, Председателе Совета Общества возстановления православного христианства на Кавказе, Высокопреосвященнейшем Никоне, Архиепископе Карталинском и Кахетинском, Экзархе Грузии", от Вице-Председательницы Совета Статс-Дамы Графини Е.А. Воронцовой-Дашковой и членов Совета: Епископа Бакинского Григория, Епископа Горийского Петра, Сенатора т. с. И.В. Мицкевича, д. с. с. В.Н. Осецкого, д. с. с. А.И. Одоева. 2) Образ Иверской Божией Матери…
За гробом следовали родственники почившего Архипастыря, представители губернской администрации во главе с Владимирским Вице-Губернатором А.И. Келеповским, корпорации духовно-учебных заведений и учащиеся, а затем несли стяги монархических организаций г. Москвы, Шуи, Коврова, Иваново-Вознесенска, Орехова, Ярославля, Нижнего-Новгорода, приславших своих представителей во Владимир для участия в погребении Экзарха Грузии. За погребальной процессией следовали многочисленные массы народа, прибывшего даже из отдаленных мест губернии воздать последнее молитвенное поклонение останкам убиенного святителя. По сторонам улиц, по которым направлялось погребальное шествие, стояли шпалерами войска, а за ними теснились новые толпы народа, занявшего все свободные места. Гроб буквально как плыл среди целого моря голов. Хор архиерейских певчих пел трогательно-величавые ирмосы канона: „Помощник и покровитель". Два оркестра военной музыки во все время следования гроба к собору попеременно исполняли гимн: „Коль славен". Во всех городских церквах производился благовест с перезвоном.
У Мироносицкой церкви, Крестовой Архиерейского дома, Николокремлевской, Борисоглебской и Антипиевской совершены были краткие заупокойные литии. У Антипиевской церкви „вечная память" по окончании литии провозглашена была прибывшим из Тифлиса протодиаконом Каргаретели на грузинском языке. — При словах незнакомого восточного языка мысль невольно как-то перенеслась к той негостеприимной русской окраине, жертвою неустройств которой пал убиенный Владыка. И чувство обиды и горечи с новой силой сжало волнующееся сердце...
В семь часов утра процессия с гробом подошла к Кафедральному собору. Гроб внесен был в собор, после чего, по поставлении его на место, началась ранняя литургия.
Благовест к поздней литургии раздался в 8 ½ часов. В совершении этой литургии приняли участие: Высокопреосвященный Николай, Преосвященные Викарии Александр и Евгений, Архимандриты — Правитель канцелярии Экзарха Грузии Зиновий, Наместник Московского Заиконо-Спасского монастыря Никодим, Наместник Владимирского Архиерейского дома Владимир, Настоятель Космина монастыря Серафим, проживающий на покое в Боголюбове монастыре Варлаам, Ректор семинарии прот. И.В. Соболев, члены Консистории протоиереи — Павел Спасский, Василий Косаткин, Прикипс Евгенов, Владимир Боголюбов, Михаил Сперанский, представитель от военного духовенства Грузии Благочинный прот. Евфимий Рыбчинский, священники — В. Валединский, Григорий Орфеев, А. Акципетров, К. Софийский, В. Богословский, Г. Быстровзоров. Пел хор архиерейских певчих под управлением А.Е. Ставровского, вложившего в исполнение печальных песнопений все свое искусство, которое в свое время так высоко ценил покойный Владыка. — За литургией присутствовали: Начальник губернии, Владимирский Губернатор И.Н. Сазонов, Губернский Предводитель дворянства А.Б. Голицын, Вице-Губернатор А.И. Келеповский, представители от Грузинского дворянства князья 3.Э. Эристов и Н.И. Сагинов, Член Совета Наместника Е. И. В. на Кавказе В.Н. Осецкий, Чиновник особых поручений при Обер-Прокуроре Св. Синода В. М. Скворцов, Директор Народных Училищ А.П. Флеров, Бригадный командир Н.А. Думбадзе, много военных, Городской Голова Н.Н. Сомов, корпорации духовно-учебных заведений гор. Владимира, представители монархических организаций, прибывшие во Владимир ко дню погребения, учащиеся и много простого народа.
Вместо причастного стиха преподавателем семинарии свящ. С.А. Троицким сказано было слово:
„Живу Аз, и вы живи будете" (Иоан. 14, 19).
Какое ужасное злодеяние совершилось! От руки гнусных убийц погиб в цвете лет и сил, полный редких качеств ума и сердца, первоиерарх Грузинской области, — погиб за великое русское дело на окраинах России, на диком Кавказе. Негодование и ужас охватили всю православную' Русь при вести об этом преступлении; горячие, искренние слезы были пролиты всеми, кто знал почившего святителя. Ведь от диких набегов татар, от буйных времен Стеньки Разина не бывало на Руси такого „сознательного" убийства епископа.
Если всякое убийство дело гнусное, каким же именем должно назвать это преступление, — убийство священного лица, архиерея, — личность которого даже во времена варварства у всех народов признавалась неприкосновенною. Всякая кровь вопиет на небо, тем более вопиет кровь первосвященника Божия...
Если отовсюду извещают, что без слез и негодования не могут слышать о злодейском умерщвлении Экзарха Грузии, если „во многих местах России возносятся горячие молитвы об упокоении души убиенного Архиепископа Никона", то что иное должны делать мы, здесь собравшиеся во святом храме, — мы, среди которых почивший провел большую часть своей служебной жизни, которые видели и слышали его, беседовали и молились с ним и пользовались безмерною добротой и благодеяниями его?
Как живой предстоит он перед нашим умственным взором, — муж крепости и красоты, телесной и духовной; своими черными, прекрасными, пронизывающими насквозь человека очами, смотрит он на нас; слышатся его искренние, доброжелательные речи, полные глубокого ума и житейской опытности…
Но... не стало этой красоты, „безобразна и безславна" лежит она в этом запечатанном гробе, закрылись зоркие очи, умолкли на веки дорогие уста. Не увидим мы более никогда того, кто так горячо любил нас. А как он нас любил, как любил он свой Владимир, своих Владимирцев... За наши малые знаки любви и уважения, он щедро, сторицей отплатил всем, отплатил даже по смерти, отплатил тем, что было единственным в его распоряжении, — направил к нам тело свое, сюда к близким своим, чтобы здесь получить от нас последние надгробные молитвы и среди любящих его сердец возлечь на вечный покой.
Какая беспримерная, искренняя и непрерывная любовь!
И сколько раз почивший архипастырь и делом и словом выказывал нам эту любовь. Вступая сюда на святительскую кафедру, он хотел „служить пастве Владимирской, как любезной сердцу своему, до последнего своего издыхания, ибо сильная любовь ко Владимиру жила в нем задолго до назначения его"; здесь от дней прежних „были близкие ему, присные его, его друзья, которым он поверял тайная своя". „Когда я встретился с вами в этом святом храме, говорил он нам в одной из последних речей своих, вы были для меня не только пасомыми, а были родными. Когда я служил и молился за вас, то молился так, как молится человек о своих дорогих родственниках, обнимая всех вас любовью о Христе и пламенея о вас сердцем Богу. Я считал себя счастливейшим среди собратий моих — епископов, и благодарил и славил Бога за таковые условия своего служения"…
Но ненадолго продолжалось это счастье... На долю почившего иерарха выпало тяжелое испытание, — он призван был (против своего желания) на новое, высшее, ответственное служение, на котором так скоро и безвременно отдал дорогую всей русской церкви жизнь свою.
Прощаясь с нами, он говорил: „насколько велики были радость и отрада сердцу моему, когда я вступал на служение сюда и епископствовал здесь, настолько же, и еще больше этого, неизмеримо грустней и тяжелей для меня разлука с Владимирской паствой". И в этой своей разлуке в отдалении от нас, он не переставал любить свой Владимир, помнил о нас, часто прибегавших к нему за помощью в нуждах своих. Даже незадолго до нежданной кончины своей он мечтал побывать здесь опять, увидеться снова с близкими, дорогими его сердцу людьми... И он прибыл к нам, но не видит нас, и мы смотрим на него, но не можем увидеть его. Закрытый, запаянный гроб вот все, что осталось телесного от любившего нас такой любовью человека. Пусть же бессмертный дух его почувствует и примет ту полноту любви нашей, которую принесли сюда во святой храм все собравшиеся в таком множестве помолиться об упокоении новопреставленного раба Божия Никона.
Расставаясь с Владимирской паствой, почивший Владыка, несмотря на весь свой твердый характер и самообладание, заплакал; плакали и прощавшиеся с ним. Единственным утешением для него в этой разлуке была твердая, горячая вера его в Промысл Божий. „При настоящей печали, говорил он нам, где найду я утешение для себя? Если Господь эту тяжелую для меня разлуку принял, как самую дорогую жертву с моей стороны, а для него, как кадило благовонное..., то это было бы для меня утешением в скорби. Утешаюсь и верою в благой Промысл Божий, будучи уверен, что Господь предусматривает и строит для нас всегда лучшее. Нахожу утешение и в том сознании, что я в жизни своей получил так много благ от Господа Бога, что не остается места какой-либо награде здесь на земле, тем более в вечности; но остается широкое поле для ожиданий наказаний Господних за грехи".
Какая твердая и крепкая вера во все устрояющий и всем управляющий Промысл Божий слышится в этих прощальных словах! Эта твердая вера дала силы почившему перенести в терпении все многоразличные испытания, выпавшие на долю его, начиная с раннего вдовства его; эта вера помогла ему прожить два долгих года в чуждой, враждебной ему Грузии, среди тайных и явных врагов его. С этою верою в неисповедимые пути Промысла Божия, верю, он пал окровавленный на твердые камни, пораженный ударами безумных убийц. С этой горячею верою он тихо перешел в обители Отца Небесного, дабы получить здесь должное воздаяние за свою мученическую смерть...
Но довольно воспоминаний печальных. Остановимся здесь на этой последней характерной черте усопшего Архипастыря, — на этой горячей вере его в Бога, — и найдем в ней обильное назидание для себя и утешение для всех, кому дорога память почившего.
Крепкая, твердая, охватывающая все существо человека, искренняя вера в Бога, в Его святой, неисповедимый Промысел — какое редкое явление в наше расслабленное, холодное, даже в иных враждебное к вере — время. А между тем как необходима, как нужна для человека-христианина такая сильная вера. С нею ясен земной путь человека, легка и кончина его. Наступят ли тучи страданий, несчастий, верующая душа найдет себе в них объяснение и утешение. Безбоязненно примет она и самую смерть, когда придут для человека дни царства ее. Только при свете веры Христовой делается попятной величайшая тайна жизни нашей, тайна, из-за которой так ужасна и страшна для многих самая жизнь человека. Тайна эта — цель нашего бытия на земле и особенно конец этого бытия.
При бесплодных попытках разрешить эту тайну одними человеческими силами, сколько крепких умов помрачилось, сколько горячих сердец разбилось в своих сомнениях и отчаянии. И никогда и нигде одному человеку не решить окончательно этих вопросов: так как решение их находится вне пределов сознания его.
А между тем эта тайна давно уже решена, решена поразительно ясно, глубоко и достойно высокого звания человека. Решена она не слабым нашим умом, не могущим разобраться во многом из того, что в нас самих совершается, а открыта нам Самим Богом в Его святом Откровении.
Как лучезарный светоч горят здесь перед верующим сердцем непреложно начертанные слова: „Живу Аз, и вы живи будете" (Иoaн. 14,
19). Эти слова возгласил Сам Сын Божий, сошедший с неба на землю, чтобы спасти страждущее человечество. И эти слова Его могут осмыслить и наполнить глубочайшим содержанием всю земную жизнь человека. Веровать во Христа, жить для того, чтобы отразить и в себе и в окружающем великие заветы Христовы, возвыситься над землею и земным настолько, чтобы по возможности возвратить себе первобытное блаженное состояние, венец существа, умаленного малым от Ангел, — вот задача, указанная Христом человеку, — одно представление о которой способно наполнить невыразимым счастьем верующую душу. И как при свете этой задачи, завещанной верой Христовой, незначительны, мелки и даже часто ничтожны чисто человеческие стремления и цели, ради которых так борется, страдает и мучится человеческий род. Пусть будет человек гениален, пусть его способностям удивляется мир, пусть его имя прославляется всюду, пусть он силен, знатен, богат; без веры Христовой, без этой убежденности в будущем бытии, превышающем всякий ум и всякую мудрость, в бытии, которому на земле полагается только начало, он будет только умнейшим, сильнейшим животным и по существу несчастнее и ничтожнее всякого животного. Придут дни, когда все земное, во что так твердо веровал человек, страшно обманет его; когда все, чем он руководился в жизни своей, окажется призраком неудовлетворяющим высшие запросы природы его. Ибо как не старается человек отделаться от этих запросов, как не стремится уничтожить их в себе, они в той или иной форме постоянно беспокоят его. Человек не может убежать от них, вырвать их из глубины души своей. И чем ближе сознает человек грядущее уничтожение тела своего, чем скорее открывается пред ним конечная дверь бытия его, тем сильнее восстают пред человеком эти запросы, рвутся в душевную пустоту его.
И нет ответа на них, нет утешенья для человека. Одни тяжелые муки, одни сомненья, одни страдания. Пред отверзающейся могилой одна вера Христова может дать успокоенье страдальцу человеку. Без этой же веры только тьма непроглядная в хладной могиле, тьма покрывающая собою всякую человеческую мудрость, силу и достоинство. И умнейший, и ученейший, и счастливейший — все здесь в раннем достоинстве с последним простецом и несчастным. А там, далее, за гробом что? — И восстает пред человеком вся жизнь его, начиная с первого пробужденья сознания его и до настоящего момента расплаты; восстает со всеми подробностями, со всеми „яже содеях или блага или зла". Зачем же я жил? Для чего мыслил? Зачем страдал, так тяжко страдал, мучительно? К чему пришел наконец и какой смысл жизненного пути моего? — И как здесь нужны, необходимы для человека святые христианские утешения. Они одни прольют в смятенную душу его елей благодати своей. И поймет тогда человек цель жизни своей и смысл страданий своих, узнает, что этими страданиями очищался бессмертный дух его и возвышался он над землею; и увидит он, что Бог нечто лучшее предусмотрел о нем, что вся задача его земного скитальчества сводится к двум заповедям: „да святится имя Твое, да будет воля Твоя"... И выполнив по мере сил своих эту задачу, будет просить себе человек безболезненной, непостыдной и мирной кончины, дабы воспринять за всю жизнь свою праведное воздаяние Божие.
Придет ли в свое время эта кончина, или внезапно прекратятся дни его, христианин, как верный раб, внидет в радость Господа своего, так как всегда он помнил последняя своя и готовился к ним. А за малые вольные и невольные согрешения его, за ведомые и неведомые грехи его отовсюду от братий его понесутся к престолу Божию неумолчные, святые молитвы, и примет Господь Бог эти молитвы и простит усопшего раба своего.
Итак ясен земной путь для человека христианина; не так страшна для него и кончина его. Вера Христова, создавшаяся и завершившаяся под терновым венцом, без боли проведет человека, по какому бы тернистому пути он ни шел. Она уяснит и осветит ему темное и непонятное для всех без изъятия дело смерти его. И ученый и неученый, и умный и глупый, и богатый и бедный, счастливый и несчастный одинаково трепещут пред смертью своей; один только верующий христианин с успокоением, упованием, даже любовью смотрит на приближающуюся к нему смерть свою, ибо она освещена для него радостным светом учения Христова: „живу Аз, и вы живи будете".
Братие-христиане! Храните же твердо и неизменно веру свою. Придется ли слышать хулы и нападки, найдет ли на вас самих туча сомнений, памятуйте одно, что трудно, тяжело, невозможно жить человеку, как мыслящему существу, без света веры святой, что страшен, ужасен переход человека в иную загробную жизнь без благодатных утешений ее.
Что теперь скажем еще о Тебе, почивший страдалец? Пусть пролитая кровь Твоя укрепит расшатанную веру во многих членах паствы Твоей, пусть послужит она драгоценным залогом мира и единения мятущейся церковной области Твоей с единою великою Русскою церковью...
Истинны и не ложны слова Владыки и Господа, сказавшего нам: „живу Аз, и вы живи будете". Веруем поэтому, что жив почивший святитель Христов в небесных обителях, жива будет память о нем и в истории русского государственного строительства, и в истории русской церкви святой; да живет прекрасный образ его в наших сердцах, «Аминь».
После литургии ко гробу для совершения панихиды, кроме лиц, принимавших участие в совершении литургии, вышли: Преосвященный Назарий, Епископ Нижегородский, Настоятель Кафедрального Сионского собора в Тифлисе и член Конторы Св. Синода прот. Марк Ткемаладзе, представитель патриотического Московского общества свящ. Горский, представитель от городского русского духовенства в Тифлисе прот. С. Городцев, протодиакон Сионского собора Каргаретели и целый сонм священнослужителей разных городов и сел Владимирской губ. — протоиереев и священников, прибывших во Владимир ко дню погребения. Пред панихидою протоиерей В. Г. Боголюбов, обратившись к почившему, сказал следующую речь:
„Высокопреосвященнейший Владыко, Дорогой Архипастырь!
По неисповедимым путям Промысла Божия, Ты снова во Владимире.
Мы уже два раза встречали Тебя. В первый раз Ты прибыл к нам еще незнаемый нами. Тебя встретили питомцы Владимирской семинарии и преподаватели их. Встреча была скромна, на Тебя устремлены были взоры еще немногих во Владимирской стране; то был период начинающегося развития Твоих мощных сил.
В это пребывание Твое среди нас пред нами с ясностью открылись Твои душевные сокровища: Твой светлый ум, сильная воля и теплое сердце. Мы увидали в Тебе гармоническое сочетание всех лучших сокровищ души. Через семинарию Тебя скоро узнала вся епархия. Все полюбили Тебя; но Ты был взят от нас по воле Божией на новое высшее служение церкви — в сане епископа. По разлуке с Тобой, мы не переставали следить за Твоим восхождением от силы в силу, радовались за Тебя и благожелали Тебе. Совершился круг предопределенных Богом событий и, по воле высшей власти, Ты снова пришел к нам, и пришел уже знаемый, любимый, желанный. В этот раз Твоего прибытия ждали уже все грады и веси Владимирские. Торжественна была встреча. Все доброе и светлое, что запечатлено было в нашей душе, при виде Тебя в великом сане епископа, пробудилось с особенною силою. Твой величественный вид, Твой светлый взор, воодушевили всех и сердца наполнились умилением. Из Твоей речи, обращенной с амвона нашего древнего собора в час прибытия Твоего к нам, мы с особенной ясностью увидели, что за время первого Твоего пребывания с нами и Ты полюбил нас, Тебя радовало, как Ты сам сказал, благочестие Владимирцев и Твоя душа стремилась к любящим Тебя.
С самого прибытия Твоего началось взаимообщение душ Пастыря с пасомыми. И оно так развилось и окрепло, что когда но воле Провидения Тебе пришлось оставить нас, скорби не было пределов. Ты плакал, прощаясь с нами, плакала и паства Твоя. Но Ты шел на высшее служение и мы напутствовали Тебя, сорастворяя печаль радостью о славе Твоей. — Кто мог из провожавших Тебя предвидеть, что при расцвете Твоих духовных и телесных сил, в дни наивысшего развития Твоей деятельности, в недалеком будущем приспеет конец Твоего пребывания на земле. — Немного прошло времени со дня Твоего отбытия от нас, немного протекло дней, когда мы молились о преуспеянии Твоем в святом делании, и вот — Ты снова в древнем Владимире. Мы еще раз встретили Тебя. Но, Боже, как велико различие между предшествующею и настоящею встречею! Там была — жизнь и радость, здесь — смерть и слезы. Тогда Ты предстал пред нами во всем величии, полный сил и воодушевления, теперь мы видим бренные останки Твои. Не хотелось бы верить совершившемуся, желалось бы думать, что это страшный сон, но действительность повелевает признать потрясающее событие: мы созерцаем по образу Божию созданную красоту неимущею вида. Ты более уже не вещаешь нам слов вечной истины со святительской кафедры. Уста Твои сомкнулись на веки. Любвеобильный взор Твой более ее озаряет нас. Скорбь велика. Но мы не оскорбим Тебя унынием. Мы чаем воскресения мертвых и жизни будущего века, веруем посему и в то, что по Божию милосердию некогда увидимся с Тобою в обителях Отца Небесного. Мы веруем, что и сейчас душою Ты с нами. Своим уразумением истины, как истинный ученик Христов, Ты и теперь проповедуешь нам истину совершенным Тобою делом. Своею жизнью и смертью вещаешь нам о самоотверженной любви ко Христу даже до смерти. Являешь нам образ несения креста своего и следования за Христом даже до гроба, проповедуешь нам о любви к ближним, о готовности положить душу свою за други своя. За то по непреложному обещанию Божию уготован Тебе венец правды.
Благослови нас, Владыко святый. Не переставай молиться о нас пред Царицею Небесной, да ходатайствует Она за нас пред Сыном Своим, Господом Иисусом Христом. Помолись за нас и пред святыми угодниками Божиими, нетленные мощи которых почивают в сем святом храме, в котором, по благословению Святейшего Синода, во исполнение Твоего желания полагаются и Твои честные останки. И мы по священному долгу будем молиться о Тебе, как дети молятся об отце дорогом для них. Нам желательно верить, что и потомки наши за Твою чистую, истинно христианскую любовь, которая привела Тебя для вечного упокоения в сей древний святый собор, созерцая Твою усыпальницу, будут возгреваться сердцем своим к молениям о Тебе.
В последние минуты пред тем, как Ты погрузишься в недры земли, из которой все мы взяты, я дерзаю сказать несколько слов и о себе. Во время начальствования Твоего в семинарии Ты был старшим братом и руководителем моим; был истинным доброжелателем моего семейства. Во дни Архипастырства Твоего во Владимире я видел в Тебе нашего нежнейшего отца. Если когда — либо я огорчил Тебя мыслию, словом или делом - прости и благослови меня и присных моих и помолись Господу о преуспеянии нашем во исполнении закона Христова. Прощай, дорогой, благостный Архипастырь, до радостного утра воскресения".
После первой малой эктении на панихиде произнесена была речь о. Ректором Владимирской семинарии прот. И.В. Соболевым:
„Смущается дух, немеют уста при виде настоящего печального зрелища!.. Тебя ли мы видим, всеми уважаемый и любимый, бывший наш милостивейший Архипастырь Высокопреосвященнейший Владыко?.. Не Ты ли так недавно, радостно и величаво в этом самом священном храме Царицы Небесной и святых благоверных великих князей вступил в управление нашей Владимирской епархией и приветствовал нас своим Святительским словом мира и любви — как свою новую, но хорошо Тебе известную от прежнего Твоего доблестного служения в должности ректора Владимирской семинарии паству? Не Ты ли тогда радовался духом, что по неисповедимым судьбам Промысла Божия Тебе вновь суждено послужить в преданном Тебе, уважающем и горячо любящем Тебя городе Владимире? Радости и великого утешения были исполнены тогда и наши сердца, сердца Твоих духовных чад — при новом свидании с Тобою. И мы тогда „единеми усты и единем сердцем" исповедали и благодарили Господа Бога за такую взаимную радость и утешение... Правда, не продолжительно было Твое Архипастырское служение на нашей Владимирской кафедре. Но кто с величайшей благодарностью не воспоминает этого служения?! — Памятны и достопамятны открытые и руководимые Тобою в Твоих Святительских покоях пастырские собрания для всестороннего уяснения различных вопросов, касающихся веры и христианского благочестия, церковного благочиния и благоустройства, а равно и всех сторон учебно-воспитательной жизни в наших духовно-учебных заведениях. Как особенно на этих собраниях и беседах, так и вне их всем и всегда Ты был доступен, всех Ты наставлял и вразумлял своим мудрым Святительским словом, всех, а особенно труждающихся и обремененных различными житейскими невзгодами Ты поддерживал и утешал, нуждающимся помогал и всех покрывал своею Святительскою любовию. Да, не продолжительно было Твое Архипастырское служение у нас: не прошло и двух лет этого служения, как Ты, святый Владыко, получил новое и высшее назначение — послужить благу и интересам православной церкви на Кавказе. — Трогательна и умилительна была картина Твоей разлуки с Владимирской паствой, когда Ты в этом самом храме со слезами на глазах произносил свое прощальное Святительское слово к любимой и всем сердцем любящей Тебя пастве.
А что сказать о Твоем последнем свидании и Твоем прощальном слове к Твоим бывшим сослуживцам по первоначальной Твоей службе во Владимире? По глубине и сердечности одушевлявших тогда чувств всех участников этого события оно не поддается никакому описанию!..
Разлучаясь с Тобою тогда, мы утешали себя мыслью, что это новое Твое назначение является новым и необходимым средством в руках Провидения Божия к укреплению веры и церкви православной, к благоустроению дел церковных на новом месте Твоего Святительского служения. Так смотрели на это все, — да и Сам Ты не иначе смотрел на свое новое призвание, а потому, верный долгу своего Святительского служения, Ты безропотно принял это новое, с одной стороны высшее, но с другой и несравненно труднейшее призвание.
Не взирая на предстоящие Тебе на новом месте Твоего Святительского служения трудности, Ты со свойственною Тебе твердостью характера, с живою верою в премудрое действие Промысла Божия и с такою же, надеждою на помощь Божию — вступил в управление новым уделом Твоего Святительского жребия и в течение двух лет мужественно противостоял всем, встречающимся на пути Твоего нового Святительского служения, препятствиям. Все внимательно следили за твоими апостольскими трудами на новом месте Твоего Святительства, радовались и утешались успехами Твоей мирной и просветительной деятельности на Кавказе, со дня на день ожидая и полного умиротворения среди враждовавших между собою народностей Твоей новой Грузинской паствы. И однако, не дождавшись этого желанного конца Твоим апостольских трудов, все внезапно поражены были известием о Твоей мученической и преждевременной кончине. Как стрелой пронзило наши сердца это тяжелое известие! Не доставало сил мириться с этою печальною действительностью!
Искренно и сердечно сокрушается с нами о Твоей преждевременной кончине не только вся православная русская церковь, лишившаяся в Твоем лице одного из величайших своих Иерархов, на которого возлагались величайшие надежды, но даже Армянские и Магометанские вероисповедания. Если же так сокрушается вся православная церковь, все русское общество, то как не сокрушаться пастве Владимирской о преждевременной и мученической кончине своего бывшего Архипастыря? Как не сокрушаться нам, более других знавшим Тебя и ближе других стоявшим к Тебе, наш доблестный Владыко, и пользовавшихся Твоим милостивейшим вниманием и любовию? А такое особенно-близкое к нам отношение, любовь и расположение Ты проявлял к нам — Владимирцам всегда, Ты показал это и в Твоей последней воле, завещав самые останки Твои положить у нас, в этом святом храме под сению и покровом наших Владимирских угодников Божиих!
Прими же, наш доблестный Владыко, нашу искреннюю и сердечную благодарность за Твое милостивейшее к нам отношение и Твою любовь! Прости, если мы в чем пред Тобою согрешили! Преподай нам здесь Твое Святительское благословение, да не престай молитися о нас и на небеси пред Престолом Всевышняго!
Мы же пребудем в непрестанной молитве о Тебе, да упокоит Тебя Господь Бог за все Твои благодеяния, за святые Твои апостольские труды и мученическую кончину „в месте светле, в месте злачне, в месте покойне, идеже вси праведнии пребывают!" Мир праху Твоему, святый Владыко, вечная Тебе память! — Аминь".
При окончании панихиды поднялся на ступеньки катафалка Высокопреосвященный Николай, положил руку на гроб и, обратившись к покойному, как к своему собрату, с которым в прошлом приходилось ему близко делить тяготы служения, взаимную радость и горе, сказал прощальную, исполненную глубокого чувства речь, в заключение которой поклонился почившему до земли. Речь, согретая чувством искреннего горя и сердечности, произвела потрясающее впечатление. Немногие из присутствующих могли удержаться от слез. К концу речи собор огласился стоном рыданий... Плакала паства, провожая к месту вечного упокоения отнятого у нее и зверски умерщвленного пастыреначальника, с которым связана была тысячью незримых нитей взаимной любви...
По окончании панихиды гроб снова был поднят на плечи священнослужителей, вынесен из собора, и началось обнесение его вокруг храма среди несметной толпы молящихся, густою цепью окружавших собор, чтобы в последний раз взглянуть на останки своего Архипастыря. Против алтаря Успенского собора литию служил Преосвященный Назарий, Епископ Нижегородский; против алтаря и Георгиевского собора литию совершал Преосвященный Александр. Наконец погребальная процессия снова подошла к дверям собора, и вековые своды древнего храма, много видевшие в своем прошлом многопечальном бытии ужасов и крови, скрыли под своею сенью для вечного упокоения и эту святую жертву современного террора...
Тело покойного Владыки опущено было в приготовленную могилу на южной стороне Успенского собора, вблизи могилы предшественника Архиепископа Никона по Владимирской кафедре и руководителя его в период служения ректором семинарии — Высокопреосвященного Сергия. Перед опусканием в могилу произнесена была речь представителем Московского патриотического Общества свящ. Горским приблизительно такого содержания:
„Высокопреосвященный Владыко. Москвичи, во главе со своим Первосвятителем, встретив Твои останки и глубоко сожалея о преждевременной Твоей мученической кончине, от всего сердца вознесли ко Всевышнему молитвы об упокоении души Твоей и послали нас в сей древний град воздать Тебе последний долг и сказать последнее прости. При жизни Ты был твердым оплотом православия и русская душа Твоя горела любовью к Самодержавному Царю и к измученному и исстрадавшемуся от внешних, а наипаче от внутренних врагов отечеству. И за такую любовь Твою враги дерзновенно подняли злодейские руки, чтобы убить Тебя при исполнении Тобою Твоего служебного долга. Твердо веруем, что убийцы Твои найдут здесь еще на земле свой праведный суд, а душа Твоя, по слову Спасителя: „Блажени изгнаннии правды ради, яко тех есть царствие небесное", обрящет упокоение в обителях Отца Небесного. Да будет же мир праху Твоему, доблестный Архипастырь, положивший душу свою за овцы своя, за Церковь Святую, Русь Православную и Царя Самодержавного!"
Командированный из Тифлиса Наместником Е. И. В. на Кавказе для сопровождения до Владимира останков Архиепископа Никона Член Совета Наместника д. с. с. В.Н. Осецкий, рыдая над опущенным в могилу гробом святителя-мученика, произнес:
„Прощай, мой дорогой Владыко! Благодарю Тебя за Твое ко мне расположение, — смею думать — за любовь Твою ко мне. Благодарю Бога, что Он дал мне возможность несколько послужить Тебе там, на далекой окраине нашего Отечества, и теперь — при горестном следовании Твоем сюда — к месту вечного упокоения.. Но прости мне и всем, окружавшим Тебя, что мы, быть может, не сумели оградить Тебя, дорогой, от злодейских рук... Молись, незабвенный, за всех нас пред престолом Всевышнего. Молись за несчастную Русь православную и нашу Св. Церковь, истинным сыном и доблестным служителем которых Ты был всегда. Мир праху Твоему, святитель Божий. Прости. Прощай".
Печальный обряд погребения тела убиенного Владыки закончился в два часа дня. После погребения присутствовавшие приглашены были Высокопреосвященным Николаем на поминовенную трапезу, устроенную в архиерейских покоях.
Так Владимир встретил и предал земле тело своего многолюбимого и дорогого пастыря, который верность своему служебному долгу запечатлел мученическою кончиною.
Упокой, Господи, душу Владыки-страдальца в том месте, где уже нет ни болезней, ни страданий, но одна бесконечная жизнь!
(Владимирские Епархиальные Ведомости. Отдел неофициальный. № 24-й. 1908 г.).
«На днях во Владимирском Кафедральном соборе закончилось устроение киота над могилой Высокопреосвященного Никона. Как известно, могила убиенного Архипастыря помещается в правом нефе старого Успенского собора против гробницы Епископа Владимирского св. Симона, несколько ниже могилы Высокопреосвященного Сергия. До сего времени на могиле стоял лишь аналой с распятием и лежали живые цветы, подношения лиц, коим память покойного Владыки особенно дорога. И только в сороковой день по кончине Архиепископа Никона, в день торжественного поминовения, могила его уставлена была иконами и живописно декорирована венками, возложенными на гроб при погребении. — В настоящее время над могилой вдоль стены устроен большой трехсоставный киот, с вызолоченными рамами, высотою в 2 ½ аршина и длиною в 3 ½ аршина. Верх киота украшен вызолоченными изображениями принадлежностей архиерейского служения: дикирием, трикирием, рипидами и митрой. В самом киоте в симметричном порядке расположены 37 икон, возложенных на гроб почившего Архипастыря разными учреждениями и лицами. Посредине киота — икона Спасителя и Божией Матери и пред ними лампада, дар, принесенный на гроб Владыки вместе с иконами. В верхней части с правой стороны на видном месте помещен образ св. Равноапостольной Нины, усыпанный драгоценными цветными камнями, возложенный на гроб ее Сиятельством супругой Наместника Кавказа графиней Е.А. Воронцовой-Дашковой. Иконы, помещенные в киоте, живописно убраны шестью более ценными из возложенных на гроб металлическими венками. Весь киот заделан большими бемскими стеклами, — Внизу киота на мраморной доске золотыми буквами начертано: „Член Святейшего Синода Высокопреосвященный Никон, Архиепископ Карталинский и Кахетинский, Экзарх Грузии, убит в гор. Тифлисе 28 мая 1908 года, на 48 году жизни". А еще ниже на самой могиле стоит изящный пьедестал, на котором поставлена икона св. Апостола Симона Кананита, привезенная во Владимир ко дню поминовения Владыки в сороковой день по кончине особой депутацией от Абхазцев во главес Епископом Сухумским Димитрием. Икона св. Симона Кананита — тонкой, художественной работы, вставлена в раму, украшенную камнями. Перед иконой св. Симона повешена также лампада. Весь киот, художественно составленный из дорогих икон, с вызолоченными рамами и верхними украшениями, невольно привлекает взоры богомольца к могиле Архипастыря-страстотерпца и побуждает молитвенно помянуть того, имя которого так дорого Владимирской епархии и всей России. И действительно, почти во все время церковных служб здесь у могилы можно видеть коленопреклоненных лиц, возносящих молитвы об упокоении своего безвременно оставившего мир Архипастыря. Устройство киота и убранство могилы сделано на средства Кафедрального собора, а хлопоты по устроению всего этого принял на себя староста собора Н.Г. Лебедев, который при содействии о. Ключаря собора прот. Принкипса Евгенова и привел могилу Высокопреосвященного Никона в тот вид, какой она имеет в настоящее время» (Владимирские Епархиальные Ведомости. Отдел неофициальный. № 37-й. 1908 г.).
Никон (Софийский) (1861-1908), епископ Владимирский и Суздальский с 27 ноября 1904 г. по 6 мая 1906 г.
Владимиро-Суздальская епархия.
Copyright © 2020 Любовь безусловная
|
