Об отце Алексии Мечеве (1859-1923) теперь знают многие и многое. О нем написаны книги, собраны воспоминания. На Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви, состоявшемся в 2000 году, протоиерей Алексий был причислен к лику святых.
Родился он в Москве в семье регента митрополичьего Чудовского хора. Рос очень добрым и миролюбивым: всех мирил, старался успокоить, а если надо — рассмешить.
Окончив семинарию, Алексей Алексеевич хотел поступить в университет, чтобы стать врачом, по мать была решительно против и настояла, чтобы он стал священником. Впоследствии он был благодарен матери за ее настойчивость.
Женившись в 1884 году, Алексей скоро стал диаконом, а в 1892 году — священником. Дали ему маленький приход в центре столицы, хотя ему очень хотелось служить в тихой, глухой деревеньке.
Отец Алексий решил во всем довериться Богу и идти к цели решительно и терпеливо. В основу своего служения он поставил молитву и бодрствование над собой, возлагая успех дела на Господа. Условия жизни были тяжелыми: надо было содержать большую семью (жена болела, детей было четверо, а после смерти матери к отцу Алексию переселился старик-отец). Церковный дом, где жил отец Алексий с семьей, был тесный, ветхий, сырой.
Особенно печалила батюшку Алексия болезнь жены и недостаток средств, чтобы кормить детей. Матушку свою отец Алексий нежно любил, как и она его, но от болезни сердца в 1901 году Анна Петровна скончалась.
Отец Алексий тяжело переживал ее смерть, старался отойти от всех и всего, будучи не в силах одолеть свое горе. Друзья пригласили его в семью, куда приехал отец Иоанн Кронштадтский. Отец Алексий ждал от отца Иоанна совета и утешения. Отец Иоанн сказал ему: «Ты жалуешься на свои скорби и думаешь, что нет на свете горя больше твоего. А ты будь с народом, войди в чужое горе, возьми его на себя и тогда увидишь, что твое несчастье мало в сравнении с общим, и легче тебе станет».
С этого момента началась для отца Алексия новая жизнь. Ему посчастливилось сослужить кронштадтскому пастырю, и он отмечал: «После совместного с отцом Иоанном совершения литургии меня охватил огонь пламенной любви к Богу и ближним и я понял как всю Тайну Евхаристии, так и значение пастырского душепопечения».
После этого отец Алексий стал совершать литургию ежедневно. Так начался его многолетний груд по устроению богослужебной жизни маросейского прихода: батюшка стремился организовать и сплотить вокруг жизни храма своих прихожан и всех обращавшихся к нему.
Батюшка Алексий внешне был очень мало заметен: особая простота не только «закрывала» его, но даже и отталкивала многих. Но когда рухнули прежние устои жизни, когда у всех почти стала уходить почва из-под ног, к нему обратились взоры растерявшихся и смытых потоком жизни людей. За советом и помощью к отцу Алексию обращались буквально все: от простолюдинов до Святейшего Патриарха Тихона.
Скончался отец Алексий в 1923 году.
Здесь приводятся фрагменты писем отца Алексия и воспоминаний его духовных чад, собранные из различных источников.
***
В письме к сыну отец Алексий заметил: «Я был очень счастлив, когда покойная твоя мама, заметив что-либо, высказывала мне свое впечатление, и я тотчас, приняв к сердцу, изменял это в соответствии с ее замечаниями».
«Послушался я слов отца Иоанна — и люди предо мною стали другими. Увидел я скорби в их сердцах, и потянулось к ним мое собственное скорбное сердце; в их горе потонуло мое личное горе. Захотелось мне снова жить, чтобы утешать их, согревать их, любить их. С этой минуты я стал иным человеком: я воистину ожил. Вначале я думал, что делаю что-то многое и уже сделал; но после того, как пришлось увидеться с отцом Иоанном Кронштадтским, я почувствовал, что ничего еще не сделал».
Отец Алексий считал тяжким преступлением, «когда кто своим формальным отношением соблазнит кого или охладит его отношение ко Святой Церкви».
Фундаментом богослужебной жизни прихода отец Алексий «сделал по возможности частое причащение Святых Таин, к которому он призывал своих духовных чад и богомольцев своего храма и в котором он видел основу подлинного духовного развития человека и его жизни в Церкви — Теле Христовом. Для того времени это было “новшеством”».
Отец Алексий «порицал не посещающих церкви по разным житейским причинам, но не одобрял и тех, кто ради храма запускал дом и особенно оставлял детей на произвол».
Отец Алексий «тяготился наградами, знаками отличия и богатыми облачениями. Обращать на себя внимание батюшка очень не любил: облачение у него обычно сбивалось на сторону, да и выбирал он самые простые и легкие...».
«Всякого обращающегося к нему отец Алексий встречал с улыбкой на лице, с лаской в добрых проницательных глазах и непременно говорил собеседнику что-нибудь веселое, бодрящее и согревающее душу».
Теперь его прославляют как старца, но при жизни батюшки многие считали, что это невозможно — быть старцем в центре города, под визг автомобилей, когда и есть ему приходилось наспех, под телефонные звонки (или вовсе не есть — так много было ожидающих его совета и утешения)... Но, «несмотря на все жизненные неудобства, которые теснили отца Алексия, его незримый духовный подвиг совершался непрерывно, им возносилась молитва к Богу. Любовь одухотворяла каждое движение его души, и радость сияла в лице его».
«“Пустыню” отец Алексий перенес в Москву, заключил ее в своей многолюбивой душе и в многострадальном сердце. И щедро раздавал приходившим к нему неоскудевающие благоуханные дары пустыни: смирение, радость, утешение, милость и дар даров — любовь».
«Отец Алексий считал, что, направляя своих детей в определенную сторону, он должен добиваться того, чтобы они сами почувствовали необходимость для себя того, чего хотел от них их духовный руководитель».
Еще говорил: «Если человек не предоставит Богу вполне и всецело свою душу, очищенную предварительно покаянием, дабы Господь мог творить в ней что угодно, не будет у него мира душевного и не войдет в нее Господь».
Многие смущались невозможностью все делать так, как хотелось бы. На это отец Алексий говорил: «Дело не во внешней жизни, а в душевном устроении человека, который должен ставить на первом месте любовь к ближнему. Во имя этой любви он должен перестраивать свое внутреннее “я”, дабы во всем облегчить жизнь этому самому ближнему. А ближними являются: во-первых — семейные, а потом — вообще все те, с которыми приходится совместно жить».
Тем, у кого была возможность (в отпуске, на даче или где-то еще), отец Алексий советовал: «Встань с птичками, уйди в лес, там помолись. Природа близко стоит к Богу. Каждый шорох листочка, колебание каждой травки — все славит Бога. Преподобный Серафим всегда находился среди природы, там и молился».
На вопрос: «Как молиться?» — отец Алексий отвечал: «Молиться надо по-детски, с твердой верой».
«Батюшка отец Алексий понял, что надо дать верующим богослужение настоящее, подлинное, не имитацию, не суррогат, а богослужение вечное, заключающееся в православном богослужебном опыте. И на этом фундаменте батюшка начинает приобщать к вечности своих духовных детей. Берется не практика приходского храма или даже монастыря, но совершается богослужение по тем книгам, по которым оно должно совершаться, и совершается изо дня в день утром и вечером — при изумлении одних, смущении других и, может быть, насмешках третьих. Начинается подлинное приобщение к вечности через богослужение. Будничное ежедневное богослужение должно совершаться не потому, что каждый человек должен и приходить каждый день, но чтобы каждый знал, что в это время совершается богослужение в том храме, где он обычно молится, и, когда ему будет возможно, он сможет всегда туда прийти».
«Отец Алексий ставил перед собой задачу устроить “монастырь в миру”, имея в виду не монастырские стены, а “паству-семью”, находящуюся под единым духовным руководством и связанную внутри себя узами любви. В ней каждый человек живет как обычный мирянин и член общества, но в душе работает Богу, стремится к выполнению обетов Крещения, к соблюдению заповедей Божиих, к святости, обожению. Одни могли не вступать в брак, другие — жить семейной жизнью, но тем и другим для построения жизни на христианских началах необходимо было духовное руководство».
«Батюшка говорил духовным детям, что каждое дело наше есть послушание, данное нам от Бога, и на это послушание он с любовью и лаской благословлял. Он часто говорил: “Ты должен помнить о своих обязанностях по дому, по службе, ты должен за послушание делать то, чего от тебя требует твоя работа или твои семейные обязанности. В каком бы ты положении ни находился, ты должен помнить, что ты работаешь для вечности, для Христа, для Бога. Им, Иисусом Христом Сыном Божиим, должно освящаться каждое твое дело”».
Отец Алексий старался, чтобы «каждый в меру своих сил, в меру своего того или иного семейного положения приобщался к той великой школе, которая заключается в богослужении. “Когда ты приходишь в храм и входишь в молитву святых, ты получаешь великую силу, достигаешь премирности”,— как бы говорил батюшка. Поэтому он так часто повторял: “Ходите в храм, ходите в церковь сколько можете!”».
Батюшка ввел у себя для духовных детей частую исповедь и причащение. Это смущало многих священников, привыкших к тому, что их прихожане исповедовались и причащались один раз в год. «Батюшка отлично знал значение Таинства Причащения и именно в нем полагал подлинное духовное развитие человека». Он считал, что у каждого человека своя мера: кто должен исповедоваться и причащаться раз в месяц, кто — раз в неделю, кто — несколько раз в неделю, а кто, может быть, и каждый день. Батюшка был не теоретик, а практик и каждому давал то, что ему именно нужно. В принятии Святых Таин он подлинно вводил всех в Церковь Христову (тщательно следя при этом за очищением и воспитанием совести каждого и за его духовным ростом).
При отце Алексии в его приходе «существовали маленькие духовные семьи или группы, участники которых были особенно тесно спаяны друг с другом, чаще встречались, иногда каждую неделю, вместе читали что-либо духовное и молились».
Когда отцу Алексию жаловались, что плохо с молитвой, он говорил: «Молитва требует покоя, а у вас его сейчас нет. Вас тащат в разные стороны. Потом устаете физически очень. При этом молитва не пойдет. Первое для нее — покой, чтобы не тащили никуда, не теребили бы. Когда так жизнь идет, то молиться нужно умом, не обращая внимания, что душа не отвечает. Вникайте в слова молитвы. Ничего, пусть умом, пусть как-нибудь, но молитесь, молитесь. Не спрашивайте с себя того, что вы сейчас не можете дать. Не приходите в отчаяние. Успокоится ваша жизнь, тогда можно будет, а теперь нет».
Тем, кто легко раздражался, отец Алексий напоминал: «Раздражаться не стоит. Желай счастья всем и сама счастлива будешь».
Спрашивали у отца Алексия и о молитве Иисусовой. Он отвечал: «Иисусова молитва — серьезное дело. Надо постоянно иметь перед собой Господа, как бы быть в постоянной беседе с Ним. Тут уж у тебя будет состояние приподнятое».
О ней же: «Иисусову молитву читать нужно. Как о любимом предмете всегда человек думает, так и о Господе должен он думать и носить Его в сердце своем».
И еще: «Нам невозможно “делание” Иисусовой молитвы. Нам можно только просто говорить ее как можно чаще в доме, на улице, в гостях. Она очень, очень помогает и защищает».
При этом отец Алексий предупреждал: «Простота и покаяние, которое вкладывалось в чтение молитвы Иисусовой, предохраняло человека от различных, порой очень тонких и опасных искушений».
«Все дело в том, чтобы читать Иисусову молитву с чувством покаяния. Все внимание на слова: “помилуй мя, грешнаго”. Когда не слышишь, что читают или поют в церкви, начнешь читать ее и рассеянность пропадет, и помыслы куда-то исчезнут, и является молитвенное настроение».
«В молитве Иисусовой число раз не важно. Главное — как можно чаще. Ешь, пьешь, ходишь, говоришь, работаешь — все время надо ее читать про себя или в уме. Только как можно проще, совсем просто».
Такое краткое наставление отца Алексия: «Учись, работай, размышляй» — учит многому. Чтобы ему следовать, надо научиться вниманию.
Отца Алексия спрашивали: «Иногда жаждешь всей душой соединения с Господом в Таинстве Святого Причащения, но останавливает мысль, что недавно причащалась. Как быть?». На это он отвечал: «Это значит — Господь коснулся сердца, так что тут уже все эти рассуждения неуместны».
Чтобы сдержать мешающие порывы и желания (например, настоять на своем или дать волю подозрению), отец Алексий призывал помнить, что «если Господь всегда смотрит на меня, ведь Он все знает, так как же я поступлю против Него?».
Говорят, что надо Бога любить. Умом признаю — надо, но в душе столько самых противоречивых чувств, что о любви к Нему и говорить нечего. Что делать в таком случае? Отец Алексий советовал: «Чаще надо вспоминать, что сделал для нас Господь и что Он делает. Все, и житейские дела, надо освящать Христом, а для этого — молитва Иисусова». Значит — все внимание надо на это направить, чтобы чаще обращаться к Господу (лучше словами Иисусовой молитвы), и чувства пробудятся, когда Бог благословит.
Можно ли помочь ближнему, если сам он не думает ни о своей душе, ни о вечности? Душа болит, а что делать? Отец Алексий обращал внимание на то, что помочь можно только тогда, когда есть решимость забыть о себе. Он говорил: «Человек, истинно любящий, забывает себя совершенно, забывает, что он существует; он думает только о том, как бы другого-то спасти. Надо стараться, чтобы не только действиями, но и даже словами не соблазнять другого».
Конечно, своими собственными поступками мы или привлекаем к Богу, или отталкиваем от Него. Нельзя об этом не заботиться.
Кажется, что ведешь себя вполне прилично, не позволяя себе ничего зазорного. Правда, вот сказать невпопад, конечно, можно. Всегда за собой не уследишь. На это отец Алексий говорил: «Прежде чем сказать, нужно подумать, Христа можно вспомнить, как бы Он тут поступил, и потом — как совесть твоя говорит, так и делать, и говорить. Вот и будет золотая середина».
О том, как проводить пост, батюшка говорил: «Построже, построже в духовном посте, то есть учись владеть собой, смиряйся, будь кроток».
Отец Алексий предупреждал: «Постясь телесно, постись и духовно, не дерзи никому, а особенно старшим. Этот пост будет выше телесного». Дерзость разоряет хорошее душевное устроение, и, конечно, с ней надо бороться, тем более в дни поста.
Когда жаловались на шум большого города, суету жизни, отец Алексий напоминал слова преподобного Антония Великого, который говорил, что придет время, когда иноки, живя среди городов и суеты мирской, будут сами спасаться и других приведут к Богу. Если даже инокам придется быть в сутолоке городов, то где уж нам искать уединения, тишины, покоя? Главное — в душе не суетиться, словами не шуметь, других не судить и принимать то, что есть, как дар Божий.
Как начать жить духовной жизнью? «Покаяться,— приводил отец Алексий слова апостола Павла,— это «отложить ветхого человека» и сделаться новой тварью (см.: Еф. 4,22-24). А так как такому покаянию часто мешает наша слабая, дряблая воля, парализованная дурными привычками и страстями, то на укрепление этой воли и должен обращать внимание всякий желающий проводить жизнь во Христе».
Когда слышишь, как неофитов начинают учить те, кто всю жизнь ходит в храм, то может сложиться впечатление, что они знают истину, закованную в жесткие рамки строгих правил. Отец Алексий об этом говорил: «Путь ко спасению у всякого свой и в своей мере. Нельзя установить общий путь для всех, нельзя составить формул спасения, которые объединяли бы всех людей».
Не раз отец Алексий обращал внимание на то, что тяжело людям жить, закутавшись в свои переживания, отгородившись от всех, и потому советовал: «Попробуй жить для людей, ну хоть для своих родных или близких, живи их радостями и скорбями и забудь о своем личном — увидишь, как хорошо тебе будет». Но вот забыть о себе очень трудно. Так и лезут мысли: если о себе сам не позаботишься, то кто же? На эту же тему отец Алексий говорил еще: «Быть с людьми, жить их жизнью, радоваться их радостями, печалиться их скорбями — вот в чем назначение и уклад жизни христианина, а особенно пастыря».
Тем же, кто надеялся жить «по закону», не думая ни о чем больше, отец Алексий говорил, ссылаясь на апостола Павла: «Там, где нет любви, закон не спасает, а настоящая любовь есть исполнение закона (Рим. 13, 10)».
«...Человек не должен ставить целью спасение своей души, это само придет, не должен думать, что его ожидает после смерти за служение Богу. Он должен всем существом своим полюбить Господа, отдать Ему всего себя. И все мысли, чувства, движения свои направлять на то, чтобы угодить Господу».
Бывает и так: «человек молится, а молитва его будничная. Очень иногда трудно бывает. Он старается, а молитва его сухая, рассеянная. И вот посылается ему в утешение, в поощрение дивная, светлая молитва. На него изливается сверху как бы поток дивных небесных звуков. И проходит у него усталость, уныние. Радость, покой, мир наполняют его душу. Только ждать и просить этого никогда не следует. Благодарить Господа надо, но молиться об этом, просить этого — никогда».
Почему нам тяжело и с нами нелегко? Отец Алексий говорил, что это оттого, что мы мало думаем, как Господь смотрит на нас и чего ждет.
«Что может быть радостнее Господу, как когда Он видит, что мы лишаем себя в чем-нибудь, чтобы отдать то ближнему, что мы стесняем себя в чем-нибудь, чтобы дать покой ближнему. Что мы сдерживаемся и стараемся направить душу свою, характер свой так, чтобы ближнему было бы легко с нами жить».
Отец Алексий предупреждал: «Страшно — веровать и не любить. Эта вера подобна вере падших ангелов. Эта вера мертвит, заставляет трепетать и в то же время погашает надежду».
Хорошо бы «научиться молиться так, чтобы не зависеть ни от времени, ни от места. Но это очень трудно».
Некоторые считают, что, став верующими, они должны резко отличаться от других поведением и даже внешним видом. «Если поведением в смысле скромности, уступчивости, доброжелательности и других хороших качеств, то — да, если же верующие вдруг возомнят о себе, что они — не как прочие [ср.: Лк. 18, 11] и им положено везде предпочтение, то это — ни в коем случае».
Батюшка любил, чтобы, начав вести духовную жизнь, человек внешне не изменялся. Он признавал внешнее смирение, почтение к старшим и еще слово «благословите» допускал. «В остальном должна остаться, какая была». А то бывает так: стала ходить в храм — только и слышно через слово: «благодать» да «искушение». Это чтобы все знали, что теперь «духовную жизнь» веду?
Следить надо за собой и ничего не подчеркивать — нечего еще, да и вообще — не нужно.
«Когда молитесь, поминайте родителей наших. Это очень важно, чтобы мы всегда поминали тех, кто о нас заботился, кто нас так любил»,— учил батюшка.
Спрашивали отца Алексия: «Как быть, когда приходят скучные люди и говорят о неинтересных вещах?». Отец Алексий учил: «Нужно понуждать себя входить в их интересы, стараться чувствовать, как они чувствуют, думать, как они думают. Таким образом их состояние становится для тебя ясным. Начинаешь их жалеть, а жалея, любить. Нужно над ним работать. Сначала понуждать себя: трудно и скучно будет. Потом, как только сможешь их пожалеть, так уже легче будет и скучно уже не будет с ними».
Иногда человек бьется изо всех сил, делает все, что может, чтобы достичь поставленной цели — и действительно нужного, и совсем неплохого... И — ничего не получается. Обращались к отцу Алексию с вопросом: почему не выходит? Что делать? Он говорил: «Господь все в свое время пошлет вам. Силой ничего не сделаете. Терпение нужно и еще смирение, молитва».
С чего начинать? «Сначала,— говорил отец Алексий,— любовь к Богу, через нее, как последовательное желание угодить Богу,— любовь к ближнему, а затем переделывание себя для ближнего».
Часто можно услышать о прелести. О ней пишут, от нее предостерегают, ее боятся. Как этого избежать? «Прелесть,— учил отец Алексий,— донимает людей духовных больше тогда, когда они стараются всеми силами любить Бога, но сами себя все же любят больше ближнего своего».
О чем просить Бога в молитве? «Душа в молитве должна совсем забыть себя и помнить только Господа своего, горячо просить Его оказать ей милость: научить ее, как нужно любить Его, что нужно делать для Него».
И еще: «Нужно ежеминутно вопить ко Господу: помоги, Господи! Молиться нужно только о том, чтобы Господь помиловал тебя. Просить у Бога прощения в грехах, просить дать силы жить, дать силы исправиться и служить Ему, как Он того желает. Благодарить Его непрестанно за Его великое долготерпение и милосердие — и все».
Конечно же, «трудное это дело — отдать себя Богу. Труден и скорбен путь, ведущий к Господу, и только с Божией помощью мы можем идти вперед. Предоставленные самим себе, мы в самом начале погибли бы».
Трудности жизни — наш крест, и «мы не должны искать другого креста, кроме своего, который нам дан Господом и который всегда нам кажется тяжелее других, а на самом деле является самым легким».
Не так легко прийти к мысли, что мало только прочитать «правило», что не так важно, сколько прочитано, а как прочитано. «Лучше меньше сказать (молитвенных слов), но сказать со смыслом. Думать надо над каждым словом, которое произносишь».
Хочется причаститься, а страшновато: ведь недостоин... «Если так будешь говорить,— отвечал батюшка,— то никогда не будешь причащаться, потому что никогда не будешь достоин. Не мы созданы для Причастия, а Причастие для нас. Именно мы, грешные, недостойные, слабые, более, чем кто-либо, нуждаемся в этом спасительном Источнике».
Знать Бога — разве это для нас? Отец Алексий объясняет: «Для познания Бога нужен свет Божий, а Он этим светом исполняет только немощных и смиренных».
Значит — всем это доступно по мере смирения. Это кажется для нас высоким и далеко не сразу может стать понятным. Как же быть?
«Если ты на всякие мелочи будешь обращать внимание, то у тебя не хватит здоровья. Советую тебе спокойнее и чаще молиться...»
Может быть, об этом более всего и стоит помнить и стараться быть спокойнее и чаще молиться.
Из пастырского опыта священномученика Сергия Мечева
Иерей Сергий Мечев (1892-1942), сын протоиерея Алексия Мечева, после смерти батюшки волновался и не мог решить: можно ли ему, лишь недавно ставшему священником, взять на себя ответственность перед Богом за очень большую и разнообразную по составу духовную семью своего отца. Ведь и самого батюшку Алексия духовные его дети по-настоящему узнали лишь на вершине его пути, на которую отец Алексий восходил постепенно, опытом всей жизни, полной скорбей и молитвенного подвига. А отец Сергий — молодой, малоопытный, хотя и одаренный, искренне желающий всем добра и начитанный в святыхотцах. Что же делать? И отказаться как? На кого оставить общину - дело жизни отца Алексия? Отец Сергий принял на свое пастырское попечение «покаянно-богослужебную семью», как он называл приход, и окормлял его до самой своей мученической кончины. «Вы мой путь ко Христу, как же пойду без вас?» — писал он в 1930 году своим духовным чадам.
В 1929 году отца Сергия арестовали и сослали; в 1932 году закрыли храм на Маросейке. Но дружная, сплоченная община продолжала существовать под руководством своего пастыря.
Отец Сергий был сослан на Север, где в 1933 году последовал второй арест и осуждение на 5 лет лагерей. В 1937 году он освободился из лагеря. Летом 1941 года батюшка вновь был арестован и заключен в ярославскую тюрьму. После четырех месяцев допросов и пыток он был расстрелян 6 января 1942 года. Почти до самой своей кончины отец Сергий продолжал тесное общение со своим приходом, окормляя и укрепляя своих духовных чад.
На Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви, состоявшемся в 2000 году, иерей Сергий Мечев был прославлен в Соборе новомучеников и исповедников Российских.
Воспоминания духовных чад отца Сергия передают немного его пастырский облик.
***
Отец Сергий серьезно готовился к каждой проповеди, и «каждая из них давала что-то новое для ума и сердца, для духовной жизни, для понимания церковного и церковности».
«Характерным для отца Сергия было отношение к своим духовным детям — как к младшим друзьям, и не только к некоторым из них, выдающимся по уму и сердцу, по доброй воле и преданности семье, но и ко всей духовной семье в целом».
«...Он хотел идти к Богу вместе со своими духовными детьми, находил нужным открывать им основы своего личного пути, проверял себя на духовных детях, даже советовался с ними. Старался делиться с ними тем, что было ему самому дорого, говорил в проповедях о том, что казалось ему особенно важным и трогало его при чтении святых отцов».
«Он предупреждал духовных детей, что если они не захотят сами работать на этом пути, то, может быть, настанет время, когда он и они понимать друг друга перестанут».
Отец Сергий, «равно всем желая спасения, признавался в своем неодинаковом отношении к духовным детям и говорил, что в любви нет равенства, что и у Спасителя было двенадцать близких учеников, из них три ближайших и один — любимый».
Были у отца Сергия и такие трудные периоды, когда бремя «батюшкиного наследства» казалось невыносимым. Он отдавал пастве все силы, духовные и физические, но часто встречал непонимание, ропот. Тогда вырывалось из души: «И вас не спасу, и сам с вами погибну...».
Вспомнив о преподобном Сергии, решившем уйти из обители, где некоторые пожелали видеть своим игуменом брата его Стефана, отец Сергий отправился в Холмищи к преподобному Нектарию) за благословением уйти от своего креста. Доехать из-за осенней распутицы он не смог, просидел сутки на железнодорожной станции и вернулся. В храме после службы собрал своих «сестер и братьев» и рассказал о своих переживаниях. Одна из присутствовавших там в этот вечер вспоминала: «Он говорил о том, что, приняв от отца живое наследство, он считал его своим жизненным делом, но с каждым годом стал ощущать, как жизнь засоряется каким-то душевным мусором и силы уходят, казалось, совсем не на то, на что следует. У него не остается времени ни на что, даже на встречи с людьми, которые его ждут, хотят с ним встретиться, а он улаживает капризы, мирит поссорившихся из-за пустяков — и в результате все недовольны, все жалуются, что он недостаточно уделяет внимания... И вот у него сложилось мнение, что правильнее всего отказаться от руководства, уйти совсем. “И я поехал в Холмищи за благословением на этот шаг. А случилось то, чего никогда не было: я не мог доехать — не было переправы, не было лошадей. Впервые я вернулся, не доехав до Холмищ. И вот за этот день, который я пробыл в одиночестве, я ощутил совершенно ясно, что не имею права бросать порученное мне дело. Пусть напрасно расходуются мои силы, пусть раньше времени истратится здоровье и окончится жизнь — с своего поста я не смею уходить. Как бы тяжело мне ни было, каким бы трудным, а подчас и бессмысленным ни казался мне мой труд, я буду продолжать по до конца, пока не прекратится он по воле Божией”.
Через некоторое время поехала к отцу Нектарию духовная дочь отца Сергия, которой он поручил рассказать старцу о несостоявшейся поездке. Отец Нектарий сказал: “И хорошо сделал, что не доехал. Я бы все равно не благословил его на уход и от паствы!”».
Когда одна из сестер общины переживала трудности в общении с отцом Сергием, доходившие в ее душе до ненависти к нему, он ей сказал, что молитвой можно было бы избавить ее от такого состояния, но «для изживания внутренних недостатков нужен собственный труд, нужна борьба».
Трудно было многим, трудно было и самому отцу Сергию: после кончины батюшки Алексия прихожане невольно сравнивали их и требовали от молодого отца Сергия старческой мудрости и опытности. Сам он боролся и других учил правилам борьбы со страстями и самоотвержению. «И чем больше они трудились и побеждали себя, тем более сближались с духовным отцом и становились его истинными друзьями, помощниками и сотаинниками».
«То, что зачастую повторял отец Сергий: "Xристианство — не учение, а жизнь”,— это самое он давал нам впитать в себя через богослужение».
«Святая Церковь учит нас тому,— говорил отец Сергий,— чтобы мы, живя здесь, в мире, будучи еще в жизни временной, приобщались к жизни вечной. Это приготовление верующих совершается, прежде всего, в храме, в богослужении, ибо в богослужении мы, оставляя все временное, приобщаемся к тому, что существовало от века, затем было явлено во времени и теперь дается нам опять во времени, но как вечное».
«Отец Сергий любил “красоту церковную” во всех ее проявлениях. Любил и понимал древнюю иконопись и старался духовных детей своих просветить в этом отношении, объяснял сам, посылал на выставки икон и на лекции о древней иконе, которые в то время читались Грабарем, Анисимовым и другими. Любил отец Сергий и красивые старинные парчовые облачения и старался приобрести их для храма, хотя в будни почти всегда служил в простых холщовых. Да и это облачение могло сидеть на отце Сергии набок, за богослужением он уже более не думал об этом».
«Счастлив тот, друзьями которого являются святые,— говорил отец Сергий.— Надо уметь чувствовать общение со святыми, их помощь, их близость, сознавать, что они были такими же, как мы, людьми, а мы можем стать такими же, как они».
«По окончании вечерней службы пелся ирмос 3-й песни канона Сретения Господня “Утверждение на Тя надеющихся...”, после которого отец Сергий советовал положить за Церковь земной поклон, а затем тропарь “Под Твою милость...”, а после него — припевы Божией Матери (“Пресвятая Богородице, спаси нас”), Спасителю (“Иисусе Сладчайший, спаси нас”), святителям Николаю и Алексию, тем преподобным, кому на литургии были тропари... затем преподобным Серафиму, Пимену Великому, Феодосию Тотемскому, Феодору Студиту, Ангелам-хранителям и всем святым.
Отец Сергий говорил, что хотел бы, чтобы для нас эти маленькие прошения к святым после всенощной были бы полны значения, чтобы мы тяготели к святым, чувствуя в них нашу «старшую братию», чтобы хоть в некоторые минуты упокоевались с ними. Тогда не насмешкой будет и надгробная песнь, которая над каждым из нас в свое время прозвучит: “Со святыми упокой...”».
Отец Сергий придавал большое значение тому, чтобы члены общины (например, алтарники, чтецы, певцы) встречались друг с другом не только и алтаре или на клиросе. «Эти встречи носили непринужденный характер: здесь возникала близость между братьями, завязывались духовные дружбы, несмотря на то, что друзьям приходилось быть в течение многих лет в разлуке, рассеянными по всему лицу Русской земли».
«Совместная молитва с духовным отцом углубляла и укрепляла их внутреннюю связь с ним. В этой молитве росло сознание и чувство, что вся община является единой богослужебной семьей, живой клеточкой Церкви как Тела Христова».
«У отца Сергия было много неоценимых качеств для того, чтобы быть руководителем, и первое из них — требовательная и чуткая, неподкупная совесть; необыкновенная искренность и отсутствие всяких поз, глубокий ум и сердце, чуткое ко всему прекрасному, ревность и знание святоотеческого учения о духовном пути, желание идти путем добрым, унаследованная от отца способность хорошо разбираться не только в духовных, но и в житейских ситуациях и, наконец, доброта и отзывчивость к настоящему страданию других».
«Отец Сергий не терпел никакой неискренности, фальши, требовал этого же от детей своих, прививая им это всем своим существом, словом, примером. Не любил смиренничества и смиреннословия. Не нравилось ему, чтобы “рядились” в монашество, он хотел, чтобы духом старались приблизиться к задаче монашества и христианства: к истинному покаянию, постоянной молитве, к хранению ума и совести. Особенно характерным было требование трудиться не за страх, а за совесть и дома, и на работе, быть честным во всем пред Богом».
«Для своих духовных детей отец Сергий не был сторонником больших трудов телесных, длинных молитвенных правил, в особенности для слабых и больных, но имевших ревность не по разуму; но то небольшое правило поста и молитвы, которое давал каждому, индивидуально, должно было выполняться неукоснительно, по слову отцов, что “цены нет умеренному делу или правилу, постоянно выполняемому”».
«Когда отцу Сергию приходилось благословлять на брак кого-либо из своих, он глубоко это переживал, как могла бы переживать самая любящая мать. Отец Сергий хорошо понимал, как труден этот момент в жизни, этот переход, в особенности для девушки, какой крест ждет даже самую любящую невесту и жену; как ей придется отказаться от всего, чем жила она до сих пор: от родной семьи, от любимых занятий, от частого посещения храма — вообще от самой себя».
Имея основанием общей жизни духовной семьи церковное богослужение, отец Сергий особенное значение для внутреннего роста паствы полагал в частом приобщении Святых Таин и очищении совести тщательной исповедью. Если покаяние есть главное делание христианина, то исповедь — первый шаг на пути к покаянию. Вот некоторые слова отца Сергия об исповеди:
«Господом дано нам все. Все Таинства: Крещения, Миропомазания и Причащения — все это дано от Бога, мы тут ни при чем, а вот в Таинстве Покаяния дело уже в нас — это дар, который мы приносим Богу: “Господи, возьми от меня бремя тяжкое, греховное!”. Без нашего участия и Господь не сможет нам помочь».
«Господь призывает нас к покаянию. А мы должны осознать в себе свой грех прежде всего в отношении Бога, Церкви, святых, молитвы; затем в отношении наших собственных страстей. Каждым владеет какая-нибудь страсть, производящая грех,- надо заботиться об искоренении ее. Исповедь есть исповедание того, что особенно мучает в данный момент, а покаяние должно сопутствовать нам всю нашу жизнь». «Дело не в том, что я каждый раз исповедую одни и те же грехи. Это так и должно быть. Ведь если у человека больное сердце, он все с этим же будет приходить к врачу, но важно, чтобы было исправление».
«Нет большей радости для духовного отца, как помочь своему духовному сыну или дочери. Поэтому стыдиться исповедовать свои грехи есть ложь, извращение стыда. Стыдно грешить, но нет стыда в том, что человек хочет излечиться от своего недуга. Настоящая духовная связь с духовным отцом и зарождается только тогда, когда вся душа перед ним открыта, когда он чувствует, что помогает».
«Почему надо исповедовать грех перед священником, а не только перед Богом? — Потому что сущность исповеди есть самопосрамление, исповедь есть страдание кающегося и сострадание ему священника».
«Перед Великим постом отец Сергий не ограничивался общими указаниями о провождении поста, но предоставлял всем возможность обсудить с ним всесторонне и меру поста, и хождение к службам, и духовное чтение — в общем, весь режим».
«При наступлении Великого поста отец Сергий каждый раз давал духовным детям какое-нибудь маленькое дополнительное правило. Один год это была молитва: “Премудрости Наставниче...” (певшаяся, кроме того, в храме вместо тропаря “Под Твою милость...”); другой - стихира Великой Среды: “Господи, яже во многия грехи впадшая жена...”; третий — “Покаяния отверзи ми двери...”».
«Почти всем духовным детям отец Сергий благословлял читать ежедневно по главе Апостола и Евангелия, но однажды решил, что всем, включая его самого, надо читать одновременно одну и ту же главу, чтобы это чтение и в разлуке всех объединяло».
«Особое значение во внутренней жизни души отец Сергий придавал Иисусовой молитве и старался приучить к ней духовных детей, сначала давая им некоторое количество Иисусовых молитв в домашнее правило, с тем, чтобы потом почаще читать ее в течение дня».
«Особенно характерным для руководства отца Сергия было постоянно повторяющееся учение об индивидуальной мере для каждого человека, в соответствии с его физическими и душевными силами, в соответствии и с его духовными силами и возрастом». В отношении богослужения отец Сергий «много раз говорил, что служба непременно должна быть полной, а вопрос о мере (посещения богослужения) каждым из нас — совсем иное дело. И тут он был непреклонен: каждому определялась “мера” и в отношении частоты посещения храма, и длительности пребывания за службой».
Что касается сокращения богослужения, то «стоит только встать на путь сокращения — и пойдут сокращать одно за другим, да так все сократится, что и станут все службы похожи одна на другую, когда все различия выпустишь».
«Так же подходил отец Сергий и к “мере” поста, давая каждому индивидуальные указания, и постоянно предупреждал, что нужно воздерживаться от сообщения этих “мер” друг другу, дабы не давать повода к смущению».
«Как мудро вел нас отец Сергий,— пишет одна из его духовных чад,— как своевременно удерживал от “ревности не по разуму”, показала сама жизнь. На примере одной близкой мне девушки в течение многих лет я наблюдала, что может получиться от такой “ревности”. Ее духовный руководитель с самых первых шагов направлял ее на полный разрыв с окружающей жизнью. И в юности такой крутой поворот казался мне очень привлекательным. Я с завистью смотрела на то, как она стала одеваться, как ушла с обычной работы и стала заниматься починкой примусов в частной мастерской, где собрались близкие по духу люди, где весь строй был чисто церковным.
А 20 лет спустя, когда уже молодость давно прошла, моя приятельница тосковала о “потерянных” в юности возможностях. Уже после 40 лет ее стали остро интересовать наряды, прическа, она стремилась к всевозможным развлечениям, которые у многих из нас уже были изжиты своевременно. И я не раз вспоминала мудрость отца Сергия, не позволявшего нам раньше времени отойти от светской культуры, не допускавшего внешнего “опрощения” и тому подобного».
«Отец Сергий говорил, что прежде, чем избрать себе духовного отца, надо подумать и все взвесить, а уж избрав, отдать ему всю волю свою».
Обычно «посвящение» в духовные чада начиналось «устной или письменной исповедью за всю жизнь. Иногда и на исповеди отец Сергий расспрашивал у тех, кто у него постоянно исповедовался, о семье, об условиях жизни и работы. Вообще была нужна полная открытость души перед духовным отцом и послушание ему. Впрочем, отец Сергий считал, что необходимо вырабатывать каждому и собственную рассудительность, и поэтому не требовал “слепого” послушания, но старался объяснить, почему именно так и не иначе надо поступать. Да и отношения духовных чад с ним он не называл полным послушанием, но “жизнью по совету”».
«Проповеди отца Сергия носили совершенно особый характер. При том, что они всегда были содержательны, всегда открывали что-то новое, главное было [в другом]: они призывали к деланию. Они были так насыщены волевым началом, что, слушая их, нельзя было оставаться только слушателем. Возникало непреодолимое желание испробовать на себе, в своем опыте все то, о чем он говорил.
В проповеди не было ничего лишнего — ни внешнего красноречия, ни внешней “подачи” формы. Только единое стремление, чтобы поняли и пошли по пути действительно духовной жизни. Как часто его краткие проповеди заканчивались одним и тем же: “Если мы так пойдем, если мы будем стремиться к осуществлению заповедей Божиих, то мало-помалу мы начнем идти по истинному пути духовного делания, раскроется в нас духовная жизнь и начнет строиться Царствие Божие”. И, конечно, благодаря именно этой непреклонной убежденности, этому опытному знанию духовной жизни, так сильно воздействовало слово отца Сергия».
«Забота отца Сергия о его пастве была исключительно всесторонней — от самых существенных духовных запросов до мельчайших бытовых подробностей. Он умел использовать знания и способности одних для обогащения многих. Иногда он поручал составлять списки художественной литературы, которые передавал кому находил нужным; иногда поручал познакомить с музеями, выставками. Некоторых благословлял заниматься с девочками-подростками литературой и общеобразовательными предметами и попутно воспитывать их. Организовал кружки иконописи и вышивания.
Вопрос об отпуске и [о том] где его провести всегда решался у каждого с духовным отцом. Кому было возможно по материальным и другим соображениям, отец Сергий направлял на отдых то в Саров, то в женский монастырь на Украине в Ржищеве, то на родину святителя Тихона Задонского, в Короцкий монастырь, то в Киев.
Однажды, еще в 1924 году, отец Сергий устроил поход с маросейскими богомольцами в подмосковный Николо-Угрешский монастырь, где жил на покое “живой русский святой” (слова отца Сергия), теперь уже парализованный 80-летний старец, бывший митрополит Московский Макарий [Невский].
В городе Верее, где раньше у батюшки [отца Алексия] был [на имя старшей дочери] свой домик, отец Сергий нанимал дачу для тех, кому некуда было поехать или не было средств на поездку на отдых. Но там был не только отдых для тела, свежий воздух и совместные [иногда с отцом Сергием] прогулки, но и ежедневная общая молитва, иногда чтение. По утрам сестры ходили к обедне в Ильинский храм.
Был еще подобный уголок для отдыха в Дубках, маленьком хуторке, принадлежавшем семье духовных детей отца Сергия. В Дубках отдыхали по очереди более молодые сестры».
В смутное для Церкви время, когда Патриарха Тихона арестовали и «обновленчество» захватило многие приходы в Москве, Маросейка в числе немногих хранила верность Патриарху. Отец Сергий, как и отец Алексий, знал, «что надо не “поновлять” Церковь, а идти к ней и учиться у нее, пользоваться ее Таинствами для своей духовной жизни, становиться ее членами через покаяние и Святое Причащение для “обновления в себе зрака Святаго Божия образа” (ср.: молитву на покаянном каноне)». Не принимал отец Сергий церковной молитвы за неверующих, считая, что «дело обращения к Богу каждого человека есть дело его свободной воли и что нельзя молиться за тех, кто этого не хочет, в особенности за литургией, которая есть богослужение только верных».
О священстве отец Сергий говорил так: «Подвиг пастырства, особенно святительства, почитается в Церкви выше подвига мученичества. Мученик спасает лишь собственную душу и тем конечно, получает венец праведности, но пастырь устрояет души многих и ответственен за них, и так труден подвиг пастырства, что многие из пастырей, по слову Иоанна Златоуста, не спасут свою душу».
Маросейская община разрасталась, и число групп или духовных семей росло. Во главе каждой был кто-нибудь из более знающих, опытных или старших по возрасту, кто был в какой-то мере помощником духовному отцу в выборе чтения и мог оказать первую духовную помощь своим сестрам, утешить, ободрить, может быть, иногда и что-то посоветовать, поддержать в трудную минуту, направить к отцу. Это было большим подспорьем для отца Сергия при его огромной перегрузке. А когда отец Сергий был арестован, а года через три совсем закрылся храм, эти семьи оказались большой духовной поддержкой для своих членов и помогли им не потеряться.
В одном письме к духовной дочери, которая была старшей в своей группе, отец Сергий писал:
«Для приобретения “пространства” в сердце утесненном (грехом и страстями) всегда существовало два пути: первый — с Богом, второй - с людьми.
Первый — служить Богу и через это служить людям, второй — служить людям и через это служить Богу.
Служить Богу и этим служить людям — подвижничество, служить людям и этим служить Богу — пастырство».
Великий пост 1929 года «был последний пост отца Сергия в храме со своей паствой. За этот пост он произнес серию проповедей о покаянии, в которых особенно много и часто говорил о необходимости для каждого обновления своего “завета с Богом" и вместе о “расширении своего сердца”, о любви друг к другу и духовной семье». В Великий Четверг 1929 года Маросейка отмечала 10-летие пастырского служения отца Сергия. Его поздравляли, и в ответном слове отец Сергий сказал, что, решившись стать священником, он не думал быть духовником. Он всегда считал любимым делом проповедь, но после смерти отца Алексия пришлось взяться за духовное руководство. И вот он «в первые годы священства подходил к духовным детям с открытой душой, без всякой защиты, ничем не ограждая себя, но в ответ на это часто встречал отпор, желание сознательно причинить ему боль. Он не понимал, вернее, не видел тогда того, что в человеке, кроме добра, кроме присущего ему образа Божия, временами пробуждается и бурлит злая, скверная часть души. И вот, не учитывая этого, он часто очень страдал от той боли, которую причиняли ему духовные дети Теперь он по-другому подходит к своим духовным детям — через молитву, через очищение своей совести, через примирение именно со своей совестью, и потому он остается спокоен. За последнее время он особенно почувствовал, как нужны ему самому покаяние и молитва».
Отец Сергий решил быть более строгим. Объяснял он это (в письме уже из ссылки) желанием утвердить в духовных детях мысль о том, что отношение духовного отца не должно им заслонить Господа. Нельзя так подходить к духовному отцу, что Господь — как бы в стороне. О том, что такое случалось, свидетельствовали упреки отцу Cepгию в том, что он изменил отношение, постоянные требования и обиды, обиды без конца...
29 октября 1929 года отца Сергия арестовали. Начался новый этап и в его жизни, и в жизни всей общины. Отец Сергий написал всем свою «заповедь»:
«1. Берегите богослужение.
2. Берегите священнослужителей, родных по Духу
3. Не ищите нормального духовного руководства, не такое сейчас время: и не найдете, а если и найдете, то на мгновение. 4. Переключайтесь друг на друга, назидайте, укрепляйте, утешайте друг друга. Друг друга тяготы носите [Гал. 6, 2]...».
Пристальное внимание отец Сергий уделял тому, что должно быть теперь главным: «Особые скорби, небывалые напасти — удел наших дней. В покаянном преодолении их — смысл нашей жизни».
Источник:
«Дайте нам от елея вашего…» Советы опытных духовников. Составитель Г.А. Пыльнева. САРАТОВ – 2009.
Виды подвижничества в Русской Земле (Оглавление)
