Дело о неповиновении крестьян села Мугреева, Владимирской губ., своему помещику И.А. Гончарову (1797 г.)
Иван Афанасьевич Гончаров
Иван Афанасьевич Гончаров (1746-1802) - подполковник Козельского полка. Находился при Правлении железоделательных заводов. Ему по отцовскому завещанию 1784 г. достались Брянские имения – четыре железоделательных завода (в том числе, Верхний и Нижний Песоченские заводы, ныне г. Киров Калужской обл.), купленные у Демидова и Строгановых, и имения в Жиздринском и Козельском уездах Калужского наместничества, всего 3311 душ. В 1786 г. Иван Афанасьевич подал прошение о передаче по смерти его родового имения жене его Акулине Павловне, в первом браке Комисаровой (Ее девичья фамилия не известна, возможно, Мордвинова. В 1803 г. она владела имением Красный холм), и детям ее от первого брака Михаилу и Александру Комиссаровым. На это прошение получено 21 октября 1786 г. Высочайшее разрешение. Михаил Комиссаров умер холостым, а Александр Комиссаров женился на Марии Ширковой, родил от нее дочь Александру и вскоре, в 1806 г., умер. Между тем, Акулина Павловна Комиссарова, овдовев, вышла замуж за подполковника Ивана Афанасьевича Гончарова и родила от него детей Аркадия и Любовь. В 1802 г. Иван Афанасьевич умер и наследницей имения и заводов стала Акулина Павловна со своими двумя детьми: Аркадием и Любовью.
Аркадий Иванович (†1820), коллежский архивариус, жиздринский помещик, совместно с Афанасием Николаевичем в 1805 г. владели имением, оставшимся после смерти их тетки Христины Афанасьевны Хитрово, а в 1815 г. разделились – ему досталось село Никольское Труево тож с 380 душ (Сарат. губ. Кузнецк. у.). Аркадий Иванович Гончаров умер 2 января 1820 г. холостым и был похоронен в некрополе церкви Рождества Богородицы с. Песоченский Завод Жиздринского уезда Калужской губ. Любовь Ивановна (5.7.1794-24.2.1822). Любовь Ивановна вышла замуж за Викентия Голынского. У нее было две дочери. Акулина Павловна умерла 14 июня 1821 г. в с. Песоченский Завод Жиздринского уезда Калужской губ., где и похоронена в некрополе церкви Рождества Богородицы (могила утрачена в XX в.).
Дело о неповиновении крестьян села Мугреева с дер., Гороховской округи, Владимирской губ., своему помещику подполковнику Ивану Афанасьевичу Гончарову. 1797 г.
Вотчиной родителей Д.М. Пожарского было село Мугреево-Никольское (сейчас Южский район Ивановской обл.), жалованное царем Василием Ивановичем Шуйским. В начале XVII в. Д.М. Пожарский находился в Мугреево-Никольском на лечении ран, полученных под Москвой…
В прошении поверенного подполковника Ив. Аф. Гончарова служителя Сергея Тарасова на имя Владимирского губернатора П.С. Рунича (от 13 Мая 1797 г.) сообщается следующее: Село Мугреево с деревнями, Гороховской округи, заключает в себе по 5-й ревизии 1010 душ крестьян. Находившийся там для управления прикащик Иван Михеев был потребован в Январе 1797 г. к господину своему на Песочинские железные заводы, Жиздринской округи, Калужской губ., отстоящие от Мугреевской вотчины в расстоянии 600 верст, с денежными и хлебными домовными годовыми счетами. По сдаче этих счетов, Михеев был отправлен обратно в село Мугреево в последних числах того же Января месяца. Но как только прикащик Михеев прибыл в Мугревскую вотчину и подъехал к господскому дому, собравшаяся там, по распоряжению старосты д. Клестовой Ивана Гашина, во множестве толпа крестьян, напала на Михеева. Вытащив из коляски, его били и «взяв за руки и за ноги отнесли в холодный покой, заковав в железы и, забив в стену большую железную цепь, посадили в оную»; в той холодной избе, его Михеева «апача без пищи едва не уморили». Об этом узнал чрез посторонних людей Вязниковский земский исправник Голембовский. Приехав в с. Мугреево, он спрашивал крестьян, какое они имели право прикащика Михеева, оковав, посадить под караул, на что получил ответ, что посадили его «по словесному от господина своего приказу». По возвращении в г. Вязники, исправник отправил от себя в скорости в Мугрево солдата с письменным приказом, чтобы прикащик Михеев «от крестьян по возмущению их не был умерщвлен, а был соблюдаем в целости до повеления вышняго начальства». В тоже время он рапортовал обо всем Владимирскому Губернскому Правлению, которое указом предписало исправнику отправиться на место в с. Мугреево и объявить крестьянам приказание Губернского Правления, чтобы они взятого по словесному помещика своего приказанию под караул прикащика Михеева немедленно везли к господину своему, принеся ему свои на прикащика жалобы, и не держали его более в оковах, «самиж они пребывалиб в должном послушании своему помещику». Исправник исполнил приказ Губернского Правления. Михеев был отправлен к помещику, который был очень удивлен «сему от крестьян своих нечаянному своевольному происшествию, что сделан ими над оным прикащиком таковой дерзкой поступок», на что с его стороны не было ни письменного, ни словесного распоряжения, да и жалоб на прикащика он от них никогда не имел. «Следовательно вздумали они сковать прикащика и оболгать господина своего исправнику», единственно лишь с тою целью, чтобы без него, прикащика, «по своей воле сделать упорное против своего помещика неповиновение и отбыть от послушания, невзирая на публикованный Высочайший Его Императорского Величества от 29 Генваря 1797 г. манифест». С того времени, как прикащик Михеев был отправлен исправником к господину, крестьяне «до ныне никаких работ не работали, каковые возложены на них от господина своего были», при чем они самовольно отрешили от должностей целовальника хлебного, конюхов, скотников, птичниц, которые были определены помещиком, и выбрали на их место «сами собою таковых, каковые им угодны были, и все имущество господское, разный хлеб, конный завод и разный рогатый и мелкий скот и вотчинное правление взяли в свое заведывание», препоручив «в повеление показанному старосте Гашину, который самовольно ими без повеления господского выбран». Кроме того, по наущению старосты Гашина, крестьяне, взяв из конторы ключи, «разграбили из житниц разного господского хлеба и развезли по домам своим великое количество, а также не мало растащили прикащикова имущества». Поверенный господина Гончарова Тарасов опасается, чтобы теперь крестьяне «по своевольству своему не разделили б господских денег по себе также, как и хлеб», хранящихся при домовой конторе в кладовой и присланных на производство полотняной фабрики, состоящей в с. Мугрееве. «Того ради», Тарасов просит губернатора, «для усмирения и приведения в послушание и порядок того села Мугреева с деревнями бунтующих всех крестьян привести в должное господину его повиновение», а чтобы они бунтовать более не могли, «благоволено б было нарядить откуда следует команду; старосту же Ивана Гашина, яко начальника бунта, а равно первых его сообщников к бунту крестьян», всего в количестве пятнадцати человек, «забрав из вотчины, отослать» в страх других крестьянам, чтоб не могли более бунтовать, в смирительный дом и содержать оных впредь до учинения им по просьбе господина его следующего на основании законов наказания». Тарасов предъявил к своему прошению верющее письмо своего господина следующего содержания: «Человеку моему Сергею Тарасову. Ехать тебе в Вязниковскую мою вотчину, ибо как я узнал, что Мугреевские мои крестьяне явились вне послушания, которых тебе смирить и привести в порядок и послушание; будеж они явятся тебе противны, то просить тебе, где надлежит по законам; деньги наличные, имеющиеся в моей Мугреевской конторе, тебе принять и доставить ко мне, в чем тебе верю и, что учинишь, спорить и прекословить не буду. Подполковник Иван Гончаров. В том, что сие письмо подписано рукою подполковника Ивана Афанасьева сына Гончарова к крепостному его человеку Сергею Тарасову, свидетельствуя подписуюсь: подполковник Афанасий Александров сын Нестеров). В том же свидетельствую подписуюсь лейб гвардии прапорщик Алексей Петров сын Нестеров». (Месяца, числа и года нет). 14 Мая того же года Владимирский губернатор П.С. Рунич послал предписание Гороховскому земскому исправнику, в котором подробно изложил все обстоятельства дела с добавлением некоторых подробностей. Между прочим из этого предписания усматривается, что Вязниковский земский исправник не мог добиться, чтобы крестьяне отпустили прикащика Мугреева, которого они, «не освободи из оков, повезли при нем к господину своему, говоря при том, что держать будут до рассмотрения господского, а в послушании у него и во всех повинностях быть не отрекаются». Губернатор «рекомендовал Гороховскому исправнику (так как село Мугреево по новому разделению уездных границ отошло в Гороховскую из Вязниковской округу) тотчас истребовать от местного городничего воинскую команду и следовать прямо в с. Мугреево, куда «по прибытии, собрав старших и лучших крестьян и особенно неповинующихся и начинщиков возмущения, объявить им во первых верющее письмо, из которого довольно усмотреть они могут, что помещик их, будучи недовольным в рассуждении сделанного вотчинного от самих их распоряжения, почитает оное единым только против его непослушанием, чего ради и предписывает реченному поверенному привести в порядок; а потом внушить им Высочайший именной Его Императорского Величества состоявшийся в 27 день Генваря сего года Манифест, которым точно повелено, чтоб все принадлежащие помещикам крестьяне, спокойно пребывая в прежнем их звании, были послушны помещикам своим в оброках, работах и словом всякого рода крестьянских повинностях, под опасением за преслушание неизбежного по строгости законной наказания; во исполнении чего и стараться наивозможнейшим образом увещевать и убеждать, дабы они, оставя все своевольство, отдали в распоряжение и управление уполномоченному от помещика их все то, что только прежде было и ныне есть, не препятствуя притом нимало, что кому сей уполномоченный препоручит в смотрение, словом сказать, дабы ни во что не вмешивались, что до них не касается, а пребывали бы сами во всяком помещику повиновении и послушании», чем самым «и выполнят высокомонаршую волю, а себя непостыдят пред собратиею своею». В противном случае они будут отданы, «яко преслушники, не только против установленного над ними начальства, но и Имянного Его Императорского Величества Высочайшего Манифеста к суждению по законам, по справедливости которых и не останутся без должного наказания, а сверх того неминуемо уже, в рассуждении отвлечения от домов их и работ, понесут и разорительность». В заключение губернатор дает указание исправнику, чтобы он делаемое ему предписание «повторял крестьянам внятно и неоднократно, дабы каждый выслушать мог», а так как вотчина состоит «в немалом числе душ», то он советует принять такие меры, которые бы не могли навести дальнейших и неприятных следствий; ради чего он предписал Гороховскому дворянскому предводителю при исполнении сего быть обще с ним, исправником. В случае, если никакое убеждение и увещание не подействует, то «учинить с осторожностью обще с дворянским предводителем исследование, от чего оное неповиновение произошло и до ныне продолжается», и губернатору немедленно с нарочным репортовать. Зачинщиков, упомянутых в прошении, в числе 15 человек, «взяв отослать по воле помещика в смирительный дом». Подобное же предписание, но вкратце, дано в форме письма Гороховскому предводителю дворянства Булыгину. Гороховскому городничему Функу дан ордер об отправке в распоряжение земского исправника воинской штатной роты команды, оставя из нее необходимо нужного числа для караулов. 26 Мая был отправлен Гороховским дворянским предводителем Булыгиным и земским исправником Батуриным совместно ими составленный и подписанный рапорт на имя Владимирского губернатора, в котором они сообщают следующее: 24 Мая с вытребованною от Гороховского городничего командою в числе 13 человек, они отправились в с. Мугреево, где, по прибытии, собрали из всех деревень помещика Гончарова крестьян в господский дом и объявили им причину своего приезда, объяснив им, что если они не перестанут далее распространять и утверждаться в своем «зломыслии», то «последования для них будут суть следующие: 1-е что понесут разорение состояния своего, 2-е что начальство принужденным найдется приводит к повиновению силою власти законом повеленною и 3-е удвоют гнев помещика своего, когда добровольно не согласятся заблуждение свое оставить». Им были прочитаны верящее письмо, данное господином их поверенному Тарасову, и Высочайший Манифест. В ответ на все увещевания крестьяне заявили, что они «помещику своему и воли его непротивны и работу его отправляют». Хотя, замечают от себя предводитель и исправник, это «и действительно правда, но и посредня (?) работа видна их непокорность, ибо присмотра за собою ни в чем иметь со стороны помещика не хотят». Что же касается до перемены старосты, который «по всем видам» между ними «первый начинщик бунта», то крестьяне на это на согласились, говоря, что «им и этот хорош, коего они избрали, и пороку за ним не видать». Одним словом они продолжали упорствовать и когда, по приказанию губернатора, предводитель и исправник «покусились взять не только тех, кои значутся в просьбе поверенного, начальников бунта», но и замеченных здесь бывших на сходе крестьян «из первых противников», то увидели «тот же час дерзновенный поступок всех крестьян в предприимчивости отбития того крестьянина, который был поведен под стражу»; все они «единогласно закричали с великою грубостью и отважностью, что они не дадут никого из своей собратии, сказав притом, что и умереть все готовы». При этом, как оказалось, были поставлены на колокольне крестьяне, с тою целью, чтобы в случае надобности ударить в набат. Предвидя все это, предводитель и исправник возвратили им взятого крестьянина и остановились забирать и тех, которые прописаны были в просьбе поверенного, а «дабы не дать чувствовать им с нашей стороны опасности по малоимению команды и пристарелости солдат, коих на случай бессильное действие не может ни в чем сделать обороны», то крестьянам объявили, что «будто хотели их испытать повиновения к помещику и к начальству». После того снова старались они привести увещанием крестьян в послушание, но «уже никакое убеждение силы своей не имели», они полагают, что «кроме большого числа команды смирить их увещеванием» не возможно. В заключение крестьяне сказали, что от них послана просьба к Государю и они ожидают от него «решения». Причиною своего бунта они указывают «неудовольствие на бывшаго прикащика будто бы в наказании их и в протчих отяготительных работах сверх мер человечества». Об этом предводитель дворянства и земский исправник «наиприлежнейши и со осторожностью исследовать старались опросом сторонних людей, живущих с ними по соседству, но ничего не нашли такого, чтоб могло справедливо восстановить их против помещика и бывшего прикащика Михеева, ибо работа и оброк по крестьянскому состоянию соразмерны их тягам и силе, а наказание также по вине каждого; более ж всего приметно изо всех обстоятельств одно только буйство, желание учиниться свободными и последование в вольноумстве другим оказавшим уже в протчих губерниях и уездах подобные сему поступки». Получив этот рапорт, Владимирский губернатор Рунич послал немедленно Владимирскому коменданту подполковнику Шурман ордер, с требованием, «по случаю крайняго и жестокого ослушания» крестьян села Мугреева, «дерзающих многовременно» вопреки Высочайшего Его Императорского Величества Манифеста «умножать непокорность и неповиновение к своему помещику» — отрядить «на усмирение оных бунтовщиков» майора Стромилова «с дву ротною от полка командою, в двухстах рядовых солдат состоящею, с принадлежащим к оному числом обер и унтер офицеров и протчих чинов, с двумя пушками со всем воинским нарядом» и предписать майору Стромилову, чтобы он поспешно следовал со всем воинским порядком в с. Мугреево. Независимо от этого губернатором был дан майору Стромилову особый секретный ордер, в котором ему рекомендовалось, по прибытии в с. Мугреево, употребить «все благоразумие, искусство и самую верноподданническую ревность на приведение бунтующих крестьян в должное закону и помещику повиновение». Но ежели, сказано в ордере, «никакая сила увещания не воздействует в сих ожесточенных крестьянах, то и тогда согласно с человеколюбием удерживаться силою оружия оных наказывать, и до толе оного не употреблять, доколе разве самая неизбежная крайность к тому принудит», но и в таком случае надлежит отправить нарочного курьера к губернатору с точным уведомлением всех обстоятельств, по получении чего он, губернатор, не умедлит и сам приехать. В особых ордерах на имя предводителя дворянства Булыгина и земского исправника Батурина губернатор также предписывал им отправиться в с. Мугреево и там «совокупными силами благоразумным распоряжением и верноподданническою ревностью стараться привесть в сообразное закону и помещику тех крестьян послушание». Между тем после всех сделанных губернатором распоряжений, им была получена просьба от имени Мугреевских крестьян следующего содержания: «Во Владимирское Губернское Правление Гороховской округи, вотчины господина подполковника Ив. Афан. Гончарова села Мугреева с деревнями от крестьян 1000 душ. Объявление. Сего 1797 года Мая 15-го дня прикащик господина нашего Сергей Яковлев, не знаемо по какой причине, поднял к нам Гороховского исправника Ивана Григорьева сына Батурина с командою 18 человек с предводителем и заседателем, а как мы, крестьяне, за собою никаковых винностей не признаем и бунтов не делаем и господскую работу исправляем безостановочно и на заделы ходим и господину своему во всякое время послушны, а как ныне пора рабочая и за сходами вся работа остановилась, и показанный исправник принуждает нас насильно с прикащиком Михеевым помириться, на которого от нас подана просьба к Государю, и мы на то не соглашаемся, за что нас исправник устращивает и притом говоря, что де крови вашей напьюсь и от девяти десятого кнутом пересеку, а с Михеевым вас смирю, о чем от нас и явлено как своим священником, так и сторонним, а как народ на сход наряжен и сошелся к господскому двору и на оном дворе закричали вдруг необычно, что горит кухня, и мы, крестьяне, испужавшись взбежали на господский двор, а исправник, бежа к нам встречу, говорит, что де вы бунтовщики и зажгли, чего мы совсем не знаем, и просьбы от нас исправник не принимает, а принявши, на землю бросает». Двое крестьян, села Мугреева Тимофей Тихонов и дер. Могучева Иван Тихонов, подававшие эту просьбу и арестованные во Владимире, 1 Июня в допросе показали, что «просьбу сочинял и писал села Спасского, Мугреева тож, священ. Лев, а по отчеству не знают, просьбу ж оную отдали им на мирском сходе и проговаривали крестьяне, что оная просьба тем священником писана и сами они к нему приходили». Губернатор, извещая о поданной просьбе майора Стромилова и предводителя дворянства Булыгина особым ордером, пишет: «из поданной от крестьян Тихоновых недельной и не законной просьбы, ясно усматриваю, что оные на вышеупомянутого исправника ухитрительной замысел простирая, имеют в виду сокрыть всеобщее их к закону и помещичьей воле непослушание, обратили свою хитросплетенную просьбу на исправника единственно язвительным образом, дабы чрез то избегнуть надлежащего по закону наказания», а потому губернатор вернул крестьян Тихоновых под стражею в село Мугреево и распорядился, чтобы, по привозе их, было крестьянам объявлено, что «хитросплетенная просьба их на исправника действа своего восприять не могла, почему оные Тихоновы и отсылаются к суждению по законам». В тоже время во Владимире были обнаружены и другие лица, причастные к делу о возмущении крестьян. Было открыто, что просьбу сочинял Казенной Палаты губернский регистратор Павел Лебергецкий, а переписывал ее той же Палаты регистратор Иван Жернаков. По просьбе Лебергецкого канцелярист Илья Пузанов списал в Губернском Правлении резолюцию, учиненную еще 13 Февраля относительно крестьян помещика Гончарова и передал ее Лебергецкому, а тот крестьянам. Губернатор призывал к себе Лебергецкого два раза для расспросов, но тот являлся к нему «в таком развращенном виде и пьянстве, что не только быть ему в оном виде пред начальством, но и встречаться с ним не приличествовало». Когда же Лебергецкой был поставлен губернатором на очную ставку с Жернаковым, которому была вручена взятая с канцеляриста Пузанова сказка, уличающая Лебергецкого, то последний, «выступя из пределов всякого повиновения дерзновеннейшим образом ударил рукой» по данной губернатором Жернакову бумаге и хотел ее выхватить из рук Жернакова, при чем «оказал неистовую грубость в отзывах своих», за что и был отослан под стражу. За такой «дерзновенный поступок Лебергецкого, развращенное поведение, пьянство, противные закону поступки» и за сочинение просьбы бунтовщикам крестьянам губернатор предложил Губернскому Правлению «да благоволит оного вышеупомянутого Павла Лебергецкого для отсылки в военную службу в дальние Сибирские полевые полки предписать Владимирскому коменданту и кавалеру Шурману, дабы оного Лебергецкого в самоскорейшем времени неумедлил отправить к надлежащей команде». Относительно Жернакова и Пузанова было сделано распоряжение, чтобы их, как соучастников с Лебергецким, исключив из штата приказных служителей, отпустить без аттестатов. Из отобранных от крестьян села Мугреева бумаг некоторые документы представляют большой интерес, так как указывают на причины возникших беспорядков. Факты, в них изложенные, не были опровергнуты официальным расследованием, почему до известной степени заслуживают доверия. Первый из этих документов адресован на имя помещика И. А. Гончарова и составлен в форме ведомости. «Его Высокоблагородию господину подполковнику Ивану Афанасьевичу доказательства от всего миру на прикащика Ивана Михеева в непорядках его в нижеследующем, а именно: 1. Прикащик Михеев бьет из своих рук и сечет нещадно нагих, из которых от его побой и померли чрез 2 и 3 дни, и за что биты, а именно: Алексей Хлюной, что не поспел на поденщину с протчими, Василий Малков за 2 руб. недоимки оброку, Андрей Емельянов за порубку 2 возов дерев, Наваршика Сенки жену, якобы была сука щенна и куда щенков девала, а она совсем была нещенна. А протчих крестьян за малые проступки бьет из своих рук, и многие от него ныне немогут, как ваших господских, так и своих крестьянских работ работать, а именно: 1) староста Кандратья Кириллова, 2) Алексея Шарлова, 3) Федора Савина, 4) Якова Коцыбеева, 5) Якова Емельянова. А нижеписанные крестьяне из своих рук биты Михеевым и показали, что увечными: 1) Тимофея Топкова, 2) Дмитрия Малахова, 3) Льва Железнова, 4) Дмитрия Щурупова, 5) Антипу Коцыбеева, 6) Ивана Ботракова, 7) Гаврила Селиванова, 8) Егора Пещерова, 9) Василья Костакова, 10) Алексея Савина, 11) Алексея Трегубова, 12) Пантелея Савельева, 13) старосту церковного Илью Данилова, 14) хлебнова целовальника Ивана Июдина. 2. Крестьянина Тимофея Тихонова, который с острогой ездил по реке за рыбой, за то он его мучил, в осень заставил рыбу ловить бродником, который едва мог ожить 3. По воле Божией погорел деревни Фоминой крестьянин Иван Модин, и дано ему лесу на избу, который за одиночеством своим неуспел с протчими из лесу вывезть, за то сек нещадно и обрил, который ныне увечным находится. 4. Старосту Ивана Сесенина на работе вашей господской на пустоши Сенинской на пашне из своих рук бил, который ныне никаких работ работать не может. 5. Салдатку Антонову сек смертно, скинув рубашку, нагую: якобы она непостоянно живет и принуждал крестьянина Ивана Журина, что «покажи ты на солдатку Антонову, что живет с ней блудно», который не хотел онова понапрасну показать, за то его, Журина, сек нещадно до крови, который, нестерпя побой, показал на нее Антонову салдатку так, как он, Михеев, научил, и показал напрасно, а он, Михеев, более потому на салдатку нападки чинил, что она свою псалтырь учить сына от него истребовала, и он в то время ей уграживал, что «ты эту псалтырь будешь помнить». 6. Бывший староста крестьянин Осип Смолин на вашей господской пустоше Сенинской, на пашне сеяли на десятине рожь мужики, и сделали обсевку, которого бил и обрил понапрасну, который и ныне нездоровым находится. 7. Господского двора доказала скотница Дарья Маринина, что ее Михеев изнасильничал и жил с ней блудно, и она показала, что много раз от него отбивалась, за то ее 17 раз, скинув сарафан, в рубашке до крови сек нещадно, также и мужа 7 раз за тож самое. 8. Скотницу ж Наталью Масигину тож изнасильничал и жил с нею блудно, и от мужа разлучил, за это самое который живет в деревне, а жена в скотницах. 9. Ивана Митенькова сестру, вдовствующую 22 года, которая была птишницей, и он, Михеев, ее изнасильничал и много раз в прелюбодействе с нею был: один раз на Святой недели, также и по воскресным дням, и она много раз от него, Михеева, отбивалась, о чем и священнику явила, за что он, Михеев, бил ее много раз. В одно время по 3 дни не приказал хлеба давать и сродников не допущать, отчего она бежала со птичного двора, то он, Михеев, взяв в контору братьев ее и сестер, бил из своих рук и плетьми сек нещадно, чтоб ее отискали, которая двои сутки в лесу скиталась, которую прошлова году за то самое продал. 10. Деревни Могучевы женка Марфа Смолина, которая была прежде девкою в прачках, и он ей много раз насильно блуд чинил, а когда она от него отбилась, за то 3 раза плетьми сек до крови, которая в то время и священнику явила, за тож самое поневоле и замуж отдал. 11. Обрескову жену Домну тож сильничал к прелюбодейству, которая от него отговорилась тем, что ей не время, за то он ее на другой день сек нещадно. 12. Девок отдает в замужество по неволе, которыя сосватываются повольно, таковым недозволяет, а естли придут просить отцы или матери, чтоб им за тех отдать, с которыми сосватались повольно, за то секет нещадно и держит на цепи по 3 и 4 дни и по недели. 13. Которые крестьяне по приказу от его, Михеева, за каким бы ни было делом наряжены бывают в контору или самих их бывают надобности, естли же его, Михеева, неулучит в конторе, то к дому его никто подойтить несмеет, хотя сутки обжидает; также и когда мирские сходы бывают, и сошедшись все крестьяне ждут по целому дню с утра до самой ночи, а доложить никто не смеет, и без себя делать ничего неприказывает. 14. Которые бывают от вас, государя, насылаемые ордеры и приказания, он, Михеев, нам, миру, никогда не объявляет и нам об своих нуждах, каковые либо бывают до вас, государя, писать прошения не дозволяет. 15. Салдатку Авдотью Пахомову бил из своих рук и сек, как ее, так и мать, которая солдатка обеременнела, и он, Михеев, ее принуждал, чтоб показала на землемера Никиту Иваныча Попова, который был для размежевания с Ерополами, за тож и в рогатке содержал под караулом 2 недели, и он, землемер, узнав это, что Михеев принуждал ее, на что осердившись, Еропольских научал, как просьбою взойтить можно будет, чтоб возвратить оную землю назад. 16. Михеева жена лен берет с гумна, когда мнется, и выбирает самой лучший себе, и многим сиротам и вдовам раздает льну прясть для себя, также и ткет холсты и вытыкает холстов по 20, которые и белят с вашими, господскими, полотнами прачки, а худший лен нам, миру, раздает Михеев для пряденья вашей, господской, пряжи и требует, чтоб тонко напрядено было, и столько же, как и с хорошего, из которого никакими силами напрясть не можно, и за то секет баб нещадно, скиня сарафаны, и много из них отговаривались тем, что на платном бывает, так как женскую немощь имеют, так и протчим публично дает в вит, и он говорит: «мне это нужды нет». 17. Села Малой Ламны диакона Михаила Лукьянова содержал в работе земляной день с утра до вечера и обедать неотпущал и сечь хотел, однако он за старостью отговорился, за что сын его, поп, нестерпя тово, что отец находится в работе, подал прошение в Суздальскую Духовную Консисторию, и он, Михеев, узнав то самое и призвав попа, и просил, чтоб смириться, за протори и убытки хотел заплатить, чтоб просьбу назад вынет. 18. В 793-м году в селе Палехе куплено Михеевым в церковь Живоначальныя Троицы на престол прюскану, а на завесу к царским вратам гарнитуру, обоего мерою 33 ½ арш., по 1 руб. 50 коп. аршин, всего на 50 руб. 25 коп. из церковной суммы. Священники обявили, что прюскан на престоле и жертвеннике, а гарнитуру нигде не явилось, и куда Михеев дел, они, священники, не известны; напротив сего, когда Михееву жену перевели из их покоев напротив кухни в упокой, и она тайно с собой взяла из пожитков разных вещей, а именно: гарнитуру 9 арш., платков шелковых и бумажных 5, атласу на два сборника, калпак бумажный 1, чулки бумажные 1, оное все пропало, которое лежало в той избе за печью, где они жили, и еще их пожитков, холстов, пряжи и разных вещей не малое количество найдено под печью и в разных местах и птичном дворе, которое представлено в контору». В деле имеются копии с приговоров общества крестьян с. Мугреева с деревнями от 27 Янв., 13 Апр. и 25 Мая 1797 г. Приводим их целиком. 1. «1797 года Генваря 27 дня Вязниковской округи господина подполковника Ивана Афанасьевича Гончарова вотчины его села Мугреева с селы и деревнями все крестьяне, быв в полотняной конторе на мирском сходе, а именно (пропускаем перечень крестьян, принимавших участие на сходе, в числе 267 человек) и все оной вотчины крестьяне приговорили: 1-е требовала от нас прикащица подводу на встречу к прикащику Михееву, то ей не дали, да и казенной лошади послать не дозволяем до приезду его самого Михеева. 2-е просить на его, Михеева, в Петербург к Государю Императору Павлу Петровичу Василей Гашин за подписанием священнических рук по уголовному делу в наказании трех крестьян и женки, которые им, Михеевым, плетьми засечены, оттого и померли, а именно: Алексей Андреев Хлюпой, Василий Иванов Маяков, Андрей Емельянов Рыжин и Маремьяна Косинска (?), а протчих за работы, которыми мы отягощены на против наших сил, без всякого резону, не- щадя, бьет смертно, а естли он, Михеев, приедет и станет кого из конторских старосту Стрелова земскова, или из дворовых бить и увечить, то его, без всякой боязни, сковать и содержать до сходу нашего мирского, во всякой осторожности, а более наблюдать того конторным сторожам и ткачам, за что мы всем миром отвечать будем; Василий Андросов за противные речи к миру и старосту Гашина бранил: «я де мать вашу растак всех и за ослушание, что я вас, миру, не слушаю, и вы меня не удержите, что я хочу, то и делаю». Да он, Андросов, из конторы и из за печати, без ведома командующих и конторных сторожей, самовольно взял денег десять Рублев, за то и скован. Еще о свадьбах, которые сосватались полюбовно,— венчать беспрепятственно дозволяем. О чем от всего миру вышеписанный сей наш мирской приговор старосте Ивану Гашину и дали и Ивану Рябцову. К сему мирскому приговору села Мугреева Троицкий священник Иван Андреев, по прошению вышеписанных старост и всех мирских людей от мала и до велика, по их прошению руку приложил. Притом же приговорили Андрея Пономарева, в соцкие, на место Сараева в вытчики, на место Шишева Дмитрий Мосин. К сему мирскому приговору села Мугреева священник Андрей Васильев, по прошению вышеписанных старост и всех мирских людей от мала и до велика, по их прошению руку приложил. К сему мирскому приговору села Малой Ламны священник Петр Михайлов, по прошению всех мирских людей, руку приложил». 2. «1797 года Апреля 13 дня Мугреевской вотчины все крестьяне от мала и до велика, быв на мирском сходе, приговорили: взаимообразно взять на пропитание хлеба аржаного и овсяного, аржаного по 2, а овса 1-му четверику, к которому от конторы для раздачи приступить командиры без приказу господина не посмели и миру так объявили, то миром, не смотря на то, сказали, что в силу господского повеления нам де взять следует, а естли не взять, разве голодом помереть, и для сбору оного хлеба от каждого селения поруки подпишем, что нам миром, без всякого отрицания, доставить так, как и прежде, бездоимочно, а чего, Боже сохрани, неурожаю, за который мы должны ему, государю господину своему, деньги взнести, по какой цене он, государь, заблагорассудит, в чем старосте Ивану Григорьеву сей мирской приговор и дали. К сему мирскому приговору села Мугреева Николаевский священник Иван Андреев, по прошению старосты Ивана Григорьева и всех мирских людей, руку приложил». 3. «1797 года Маия 25 дня Гороховской округи господина подполковника Ивана Афанасьевича Гончарова вотчины его села Мугреева с селы и деревнями все крестьяне, быв на валавом мирском сходе, а именно (следует перечень всех принимавших участие на сходе крестьян в числе 275 человек) и все оной вотчины крестьяне приговорили: ехать в Питер к Василью Гашину Ивану Шамову, Ивану Григорью Девяткова, еще Василья Хромова писать, что для миру следует, еще Тимофея Тихонова, Ивана Тихонова идти во Владимир, в чем от всего миру в вышеписанном сей наш мирской приговор выше- писанным крестьянам Ивану Шамову, Ивану Григорью Девяткова, Василью Хромову, Тимофею Тиханову, Ивану Тиханову. К сему мирскому приговору села Мугреева Спасского священник Лев Федоров в место вышеписанных крестьян, по их прошению, руку приложил. К сему мирскому приговору села Мугреева Николаевский священник Иван Андреев, вместо вышеписанных крестьян, по их прошению, руку приложил». В числе отобранных бумаг имеются два прошения на имя Государя от крестьян с. Мугреева и одно заявление от старосты Ивана Григорьева на имя сотского Степана Федорова, а также три письма из Петербурга от ходоков. Все эти документы приводятся здесь целиком. Первое прошение: «Всеавгустейший Монарх, Всепресветлейший, Державнейший, Великий Государь, Император Павел Петрович, Самодержец Всероссийский, Государь Всемилостивейший! Приносит жалобу Вашего Императорского Величества всеподданнейший раб Владимирского намесничества Вязниковской округи вотчины господина подполковника Ивана Афанасьевича Гончарова села Мугреева деревни Клестовы крестьянин Василий Иванов. Послана к Вашему Императорскому Величеству с общего нашего мирского приговору на бывшего в вотчине нашей прикащика Ивана Михеева, который мучит нас всякими тиранствы и бьет нас беспощадно смертным побоем, от которых уже и мертвых находится не один. В 790 году дер. Шестова крестьянина Алексея Михайлова засек до смерти. Оный крестьянин и дву дней не жил, о котором мы господина своего просили и оной господин наш Гончаров никакова нам удовольствия неучинил, а просителей наших пересек и в салдаты их отдал, и сверх того приписал такое подтверждение: «я на его вас всех не променяю». В 1791 году деревни Скорькова крестьянин Василий Иванов и оной дву дней не жил. В 1792-м году деревни Настасьина крестьянина Андрея Емельянова. В 1794-м году деревни Косина женщину Марью Трофимову, и оные на другой день умерли, о которых мы уже и господину своему не доносили, убоясь первого от него наказания, и не к кому нам было прибегнуть, а теперь, слыша от Вашего Императорского Величества щедрые милости, и мы к Вашему Императорскому Величеству прибегаем, взирая на стопы Ваши, щедрой милости просим. Смилуйся, Государь, и пожалуй, на сем моем прошении учини милостивую свою резолюцию. Уже нам, бедным, не к кому стало прибегнуть, разве тебя, Государя». Второе прошение: «Всеавгустейший Монарх, Всепресветлейший, Державнейший, Великий Государь Император Павел Петрович, Самодержец Всероссийский, Государь Всемилостивейший! Приношу жалобу Вашего Императорского Величества всеподданнейший раб Владимирского наместничества Вязниковской округи вотчины господина подполковника Ивана Афанасьевича Гончарова села Мугреева деревни Скорякова крестьянин Антипа Семенов. Послан к Вашему Императорскому Величеству с общаго нашего от тысячи душ мирского приговору на вышеписанного нашего господина Гончарова в том, что прежде сего посланной от нас дер. Клестовы крестьянин Василий Иванов, который минувшего Февраля месяца 18 числа подал Вашему Императорскому Величеству на имеющегося у нас прикащика Ивана Михеева прошение, во обидах и в четырех человеках, тирански засеченных, о чем узнав, наш помянутый господин Гончаров прислал еще к нам прикащика Сергея Яковлева, который ныне чинит также несносныя обиды и хочет команду из города поднять и нас кнутом пересечь, а оставшиих вывести на 600 верст на железной завод, и хвалится всех нас до конца разорить и говорит, что «вам, де, государь ни в чем не поможет». А мы положенный от господина наглого оброк и всякие работы работаем без отрицания, то мы нижайшие и всеподданнейшие Вашего Императорского Величества рабы ныне прибегаем к стопам Вашего Императорского Величества всепокорнейше просим от оного разорения нас защитить и избавить. Смилуйся, Великий Государь, и помилуй на сем моем прошении учинить милостивую свою резолюцию. Уже нам, бедным, не к кому стало прибегнуть, разви тебе, Государь». Объявление: «Гороховской округи экономической вотчины села Мугреева Спасскова соцкому Степану Федорову, тояж Гороховской округи вотчины господина подполковника Ивана Афанасьевича Гончарова села Мугреева с деревнями от старосты Ивана Григорьева объявление. Сего 1797 году Апреля 20 числа приехал к нам в село Мугреево от помещика нашего Гончарова прикащик Сергей Яковлев, который причиняет в вотчине крестьянам крайние наглости и обиды, сечет плетьми крестьян и женок понапрасну и, собрав всех крестьян в село Мугреево на сходку, ругает матерны и поносит всех крестьян безовсякой причины, называет плутами понапрасну, притом же и мирского старосту так же недобрыми словами и плутом ругает, чего за ним как прежде сего, так и ныне из нас никто не предвидим, а единственно только за то, что послали мы от всей нашей вотчины до Его Императорского Величества на прикащика Михеева нашего деревни Клестовы крестьянина Василья Иванова в несносных обидах и в четырех человеках, тирански засеченных плетьми, с прошением, то узнав, оной наш прикащик Сергей Яковлев хочет из городу к нам в вотчину команду поднять и нас, крестьян, без всякой причины кнутом пересечь, а оставших на завод вывести, разорить, и говорит, что «вам, де, Государь ни в чем не поможет, а я что с вами делать стану он, Государь, неукажет», того ради вам, соцкому Степану Федорову, впредь для ведома обявляю». Письма крестьян: 1. «Любезному моему государю дедушку Петру Ивановичу от внука вашего Василья Ивановича всенижайшее мое почтение и низкий поклон и желаю тебе много лет здраствовать. Милостивому моему государю батюшку Ивану Григорьевичу и милостивой моей государоне матушке Агафье Петровне от сына вашего Василья Иванова с покорностью моею по низкому поклону посылаю и прошу вашого заочного родительского благословения и молитв. Братцу моему Федору Ивановичу и с сожительницею твоею, а моею любезною кумушкой Татьяной Ивановой с почтением по низкому поклону посылаю. Любезному моему братцу Денису Ивановичу с любовию поклон. Любезному моему другу Дарье Ивановне и с дочкою моею Анной Васильевной с любовию по низкому поклону посылаю. Государю моему дядюшке Ивану Григорьевичу и любезной моей государоне тетушке Агафье Кузминишне прошу засвидетельствовать по низкому поклону. Батюшку моему кресному Василью Ивановичу и с сожительницею вашею Лукерью Максимовною и с детками по низкому поклону посылаю. И сестрицам моим любезным Прасковье Ивановне, Анне и Матрене Ивановным прошу засвидетельствовать от меня всем по низкому поклону. Любезному моему государю батюшку Ивану Алексеичу и любезной моей государоне матушке Арине Ивановне по низкому поклону посылаю. Любезным моим дядюшкам Степану и Петру Алексеевичам и с сожительницею вашею, а моей любезной тетушкой Катериной Андревной по низкому поклону. Дедушку моему любезному Андрею Ивановичу и с бабушкой прошу засвидетельствовать по низкому поклону. И всем моим любезным сродникам и приятелям всем по низкому поклону посылаю и желаю вам много лет здраствовать. Любезным моим приятелям Кондратию Кирилычу и сватушку Ивану Ивановичу и с сожительницами вашими и с детками по низкому поклону посылаю. И любезному моему другу Петру Сидоровичу и благоприятелю моему Ивану Тихоновичу прошу засвидетельствовать по низкому поклону. Дядюшки Филипу Максимычу с почтением поклон. Другу моему Ивану Софронычу прошу засвидетельствовать с почтением низкий поклон и всем вам по низкому поклону посылаю. О себе вам доношу, по начертании сего письма, остаюсь слава Богу жив и здоров, а впредь уповаю на власть Божию. И подал я просьбу Декабря 18 числа, а резолюции еще никакой не получил за множеством прошений. Я покорно вас прошу мо-литься Богу, авось Господь нас и помилует. Еще вас, государь мой, прошу отца моего не оставить, ежели и нужда его какая будет, а я за вас готов, голову свою положить и как сила моя будет стараться готов. Итако остаюсь во услугах ваших покорный слуга Василий Храмов кланяюсь. 1797 году Февраля 19 дня. Санк Питербург. Любезная моя сестрица Матрена Ивановна, покорно тебя прошу ходить к матушке и разговаривать, чтоб она не плакала, а молилась бы Богу, и ежели я долго замешкаюсь, о решении моего дела ожидать впредь от меня писем по почте. И тако остаюсь государя моего батюшка и государони моей матушки покорный сын Василий Иванов кланяюсь и за очно всех целую». 2. «Любезному моему государю дедушку Петру Ивановичу от внука вашего Василья Ивановича всенижайшее мое почтение и низкий поклон, и желаю тебе много лет здраствовать. Премилостивому моему государю батюшку Ивану Григорьевичу и милостивой моей государони матушке Агафье Петровне от сына вашего Василья Иванова с почтением по низкому поклону посылаю и прошу вашего заочного родительского благословения и молитв. Братцу моему любезному Федору Ивановичу и с сожительницею своею Татьяной Ивановной, а моей любезной кумушкой по низкому поклону. Любезному моему братцу Денису Ивановичу с почтением низкий поклон. Любезному моему другу Дарье Ивановне и с дочкою моею, Анной Васильевной, но низкому поклону посылаю и прошу вас жить хорошенько. О себе вам донесу, по отпуск сего письма, Слава Богу, остаюсь жив и здоров. А впредь уповаю на власть Божию и вам тогож желаю от Бога получить. И всем кланяюсь. Любезному моему государю дедушке Андрею Ивановичу и с бабушкой прошу засвидетельствовать по низкому поклону. Государю моему батюшку Ивану Алексеевичу и матушке Арине Ивановне прошу засвидетельствовать с почтением по низкому поклону. И всему вашему дому всем посылаю по низкому поклону. Любезному моему дядюшке Кондратью Кириловичу с почтением по низкому поклону посылаю и всем моим любезным товарищам прошу засвидетельствовать всем по низкому поклону. И еще вас, государи мои, прошу и всенижайше вас прошу отца моего не оставить. И ежели какие от Михеева будут нападки и вы друг друга невыдавайте, стойте все за одно. А еще вам дядюшка Кондратий Кирилович пишу, ежели еще какия будут справки из городу, и вы дайте знать всем и сторонним людем, и своим, чтобы и свои все знали, а ежели будут спрашивать, и вы, не боясь вичего, сказывайте так, как в просьбе написано, без опаски. Дядюшке моему Ивану Григорьевичу и тетушке Афимьи Кузминишне с почтением по низкому поклону посылаю. Любезному моему государю батюшку кресному Василию Ивановичу и с сожительницею вашею Лукерьею Максимовною с любовию по низкому поклону. Любезному моему племяннику Мысею Васильевичу с почтением поклон. И любезным моим сестрицам Парасковье Ивановне, Анне Ивановне и Матрене Ивановне прошу засвидетельствовать всем по низкому поклону. Любезным моим племянничкам Гаврилу Ивановичу и Ивану Ивановичу по низкому поклону посылаю и всем моим любезным сродникам и приятелям всем по низкому поклону посылаю. Любезной моей бабушке Марье Барисьевне с любовию поклон. Куму моему Михаилу Прокофьевичу и Федору Ивановичу и с сожительницами вашими по низкому поклону посылаю. Еще тебя, сестрица моя любезная Матрена Ивановна, прошу к матушке ходить и уговаривать, чтоб она не плакала, а молилась бы Богу. Авось Бог и избавит от единова злодея. Петерпите немного и впредь ожидайте от меня писем. Еще вам, дядюшка Кандратей, пишу, неможноли прислать ко мне как нибудь известие по почте, или как вам можно, а я стою в Московской Ямской, в доме Арины Петровны Сарафанниковой. И мне хочется проведать о вашем здоровье и что у вас там делается и в каких обстоятельствах Михеев. А ежели какия от него будут нападки и вы мне припишите об оном, как можно, или человека ко мне пришлите, а я стараться буду, поколь сила моя будет до последней капли крови моей. Итако остаюсь навсегда ваш покорный слуга Василий Храмов. Кланяюсь и всем моим шабрам по низкому поклону посылаю и прошу братца моего в нуждах неоставить. А оное я вам платильщик буду, ежели Бог велит в радости вас видеть. Государь мой батюшка Иван Григорьевич, прошу уведомить. Посылаю я письма через почту. Получили ли или нет. Кой день я просьбу подал, тот день и послал к вам их по почте. А подана моя просьба Февраля 18 числа. По отпуске сего письма ровно неделя, еще я ея не получил, потому что много больно подано, щетом тысяща двести пять просьб. 1797 года Февраля 25 дня. Санк Питер бург». 3. «Христос воскресе. Любезному моему государю дедушку Петру Ивановичу от внука вашего Василья Иванова всенижайшее мое почтение и низкий поклон и желаю тебе, государь, много лет здраствовать». (Далее следуют, как и в первых двух письмах, приветствия и поклоны всем родным и знакомых). «Еще вас, государь мой батюшка, уведомляю, таперь от Государя вышли манифесты, чтобы господа крестьян своих в воскресные дни на работу не гоняли, а работать бы три дни на господина в неделе, а три дни на себя, более не работать, а об оброке еще ничего не вышло. А впредь что будет, о том неизвестен. А что будет, о том писать буду. Еще прошу всех православных, что меня еще забыли и не долго, а ежели пожить подоле, то и вовсе меня забудут. Ни письма ко мне не пишите, ни известия мне никакова нет, а я об этом с тоски пропал, что вести мне никакой нет. А знайте о мне, что я денег с собой взял немного, а деньги у меня все подходят, а ежели Государь приедет, то мне за делом ходить не с чем. Не можно ли как нибудь прислать хоть небольшое дело денег. Да пуще мне уведомьте о своем здоровье и какия у вас обстоятельства делаются. Я ни о чем неизвестен и хочется мне уведать, как можно меня уведомьте поскорее через почту или как нибудь перешлите. Сватушко Иван Тихоновичь и любезной мой дядюшка Кондратий Кирильичь, прошу меня не забыть, такоже и батюшки моего не оставить, какия ево будут нужды, прошу, как можно ево не забывать. Об себе вам донесу, по отпуске сего письма, остаюсь жив и здоров, а впредь уповаю на власть Божию. А денег у меня нет и тапере до Государя мне жить можно и работ много. А ежели Государь приедет, то мне кормиться нечем, потому еще как дело мое выдет, а от дела на работу ходить мне знайте, что никак уже не можно. А я стою в Московской Ямской у Глазова кабака в доме Арины Петровны Сарафанниковой. И письмо пишите ко мне в Московскую Ямскую в дом Сарафанников. Еще прошу засвидетельствовать Тимофею Степановичу от брата Афанасья Степановича с почтением поклон, а я завсегда с ним вижуся, а он при питейной конторе счетчиком и ожидает к себе Тимофея Степановича непременно. Государь мой батюшко и государоня моя матушка, прошу обо мне не тужить, а только я вас изменил летней работой, то прошу извинить меня об этом. И другу моему Максиму Петровичу засвидетельствовать от меня поклон и прошу тебя, Максим Петрович, моих домашних не оста, вить в работах, как можно, за которое я сам платить тебе буду. И тако остаюсь вас, государь мой батюшко и государоня матушка, покорный сын Василий Храмов всенижайше кланяюсь». Долго не имея никаких известий из Мугреева, губернатор стал безпокоиться, усматривая в этом нерадивость и послабление со стороны маиора Стромилова, предводителя Булыгина и земского исправника Батурина, о чем им послан 10 Июня ордер, с предписанием немедленно обо всем его уведомить. Ордер этот был получен 11-го Июня, между тем как уже накануне было отправлено донесение о том, что бунтующие крестьяне окончательно усмирены и приведены в послушание своему помещику. В донесении этом, как надо полагать, сочиненном предводителем Булыгиным, сообщается следующее: При появлении в с. Мугрееве маиора Стромилова с двумя ротами солдат и двумя орудиями, крестьяне немедленно же смирились и «все единогласно принесли свою покорность и увидели настоящее свое преступление». Без всякого «истязания» и без употребления оружия они были приведены «в совершенное послушание», для чего было достаточно «единого вида вооружения на страх вероломных начальников сего бунта», что было необходимо «дабы заградить язык извлекающих слова во утверждение глупых сердец несмысленного народа». Потом в послушании ото всех была взята подписка. При произведенном тут же расследовании, первыми бунтовщиками оказались: староста д. Клестовой Иван Гашин и семь человек крестьян: Михаил Иудин, Петр Сидоров, Кондратий Таранин, Филип Шарохов, Яким Слизнев, Иван Сафронов и Иван Тихонов. С ними в согласии более других крестьян находились еще 15 человек, о которых поверенный помещика Гончарова Тарасов просил, чтобы их отослать в смирительный дом, что и было исполнено; относительно же 8 вышеупомянутых крестьян ожидалось повеление губернатора об отсылке их во Владимир, согласно вновь поданному от Тарасова прошению. При арестовании бунтовщиков, были захвачены и те документы (черновые прошения, письма и пр.), которые были потом приложены к делу. Первоначальным расследованием обнаружено: 1) Староста Гашин, в согласии с семью упомянутыми крестьянами, написал первую просьбу к Государю, без ведома других крестьян, и послал с нею своего сына в Петербург. Просьба эта была подписана священниками Иоанном Максимовым, Иоанном Андреевым, Андреем Васильевым и Петром Михайловым, также двумя из этих священников подписан был и мирской приговор. 2) Когда в с. Мугреево прибыл по первому ордеру губернатора земский исправник с командою для усмирения бунтующих и собрал 24 Мая сход, то у ворот господского двора находился, «под видом своих нужд, священник с. Мугреева Лев Федоров и, встретив крестьян, идущих со схода, советывал им подать на исправника жалобу, таким образом священник этот был «первый умышленник» в «сплетении» и в написании той просьбы на исправника, которая и была подана губернатору. 3) Тот же священник говорил крестьянам, что он «всем случающимся впредь притеснениям от какого либо начальства будет свидетелем» и на таковой случай велел прислать за собой, что и было исполнено, когда собирался первый сход, где он и находился у ворот господского двора. 4) Когда задумали крестьяне подать на исправника просьбу и послать в Петербург еще двоих крестьян, тогда был собран в дер. Ванюкове тайный сход, на котором находились священники Лев Федоров и Иоанн Андреев, приложившие руки к составленному тогда приговору. Вообще уже тогда, когда означенные священники ясно могли видеть, что начальство прилагает все старания к усмирению бунтующих» они вместо того, чтобы «с своей стороны толковать и приводить увещанием в повиновение закону», согласились присутствовать на потаенных сходах, собираемых для «распространения дальнейшего злодеяния и упорства против власти, законами поставленной». «Соображая все изъясненные поступки, по мнению составителей рапорта, означенных священников», а в особенности двоих: Льва Федорова и Иоанна Андреева, они (поступки) «сначала бунта не малым подвигом служили в развращение глупого народа, в продолжении ж оного были подкреплением несбыточной надежды их, отчего никакия убеждения в должный порядок не сильныб были привести без страху». 5) Чтоже касается до просьбы крестьян на имя Государя, где «приписан важный донос на прикагцика Михеева в засечении будто бы им четырех человек», то «сие хотя и подлежало б законному исследованию», но, по случаю бунта против своего помещика, составители рапорта выставленную крестьянами причину «более почитают за сплетение и за неправду», тем паче, что, со времени соделанного якобы прикащиком Михеевым преступления, протекло уже несколько лет, о чем как крестьяне, так и священники при погребении умерших не доносили, а потому предводитель Булыгин, исправник Батурин и майор Стромилов к расследыванию этого обстоятельства, без особого повеления от губернатора, приступить не решились, «чтоб тем со стороны начальства не сделать опоры им, в надежде в их происках». Приводим целиком отобранные от крестьян показания: 1. «1797 года Июня 7 дня вотчины помещика подполковника Ивана Афанасьева сына Гончарова села Мугреева с деревнями все крестьяне, а именно (перечень крестьян в числе 265 человек) присутствующим, по повелению его превосходительства действительного статского советника Владимирского губернатора и кавалера Павла Степановича для приведения нас в послушание своему помещику, господам Гороховскому дворянскому предводителю Булыгину, внутреннего гарнизонного Шурманова полку майору Стромилову и Гороховскому земскому исправнику Батурину, показали: Первые начальники всего возмущения против господина нашего были деревень Клестовы староста Иван Гашин, крестьяне Михаил Июдин, Высокой—Петр Сидоров, Ваюкова—Кондратий Таранин, Филип Широхов, Радионова—Яким Слизнев, села Мугреева—Иван Сафронов, Иван Тихонов, которые, без ведома и без согласия мирского, писали первую просьбу и приговор мирской, к которому и руки приложены священниками, без ведома нашего и без просьбы, и когда ту просьбу послали с нарочным в Питербург, о том совсем мир был не известен; ибо посланный с оной крестьянин сын вышеписанного старосты прежде находился по пашпорту в работе около города Елатьмы; а когда уж он, возвратясь от толь, где работал, тогда отец ево, показанной староста Иван Григорьев, и. с помянутыми его товарищами, сочинив вышеписанный приговор и просьбу, послал в Питербург; а потом чрез неделю после того, собрав весь мир на сход и с вышеписанными бунтовщиками обще умышленно обольстили всех крестьян, сказав нам, якобы помянутаго старосты сын, Василий Иванов, был уже в Питербурге и докладывал Государю о желании нашем отойтить из за помещика и быть казенного ведомства крестьянами и Государь будтобы за таковое усердие наградил его, Иванова, звездою, что по глупомыслию нашему и утвердили за истину. И когда уже он, староста, и с товарищи своими видел, что умысел ево принял желаемой для нево успех и кой (?) час, уговоря нас к своей стороне, то тогдаж сказал нам, чтоб мы присягу сделали пред образом Божиим, дабы стоять за одно, и взял от нас ото всех руки, утверждая надеждою, что мы подлинно будем Государевы, и только нада ваша подписка, священников наших приложения рук, хотя де и есть уже там, но еще Государь требу вторично, и как во всем хищном намерении своем соделал корыстною для себя добычею простые сердца наши, быв первым похитителем оных, тогда делал изо всего миру уже хотел. Второй же приговор написан был сего 1797 года Мая 25 дня и подписыван в деревне Ванюкове призванными священниками села Мугреева Иоанном и економического села Мугреева, Спасского тож, Львом, в бытность уже господина земского исправника в селе Мугрееве, со всего мирского согласия с тем единственно, чтоб только первое послать в Питербург двоих ходаков о прежде посланном нашем прошении, которой находится там с февраля месяца и ничего полезного от него не видим, тоб наведаться о состоянии ево. А чтож вторичная оказалась черная просьба на господина нашего и на прикащика к Государю, о том мы также как и прежде совсем не знали. Второе сказано в приговоре, чтоб послать также во Владимир для своих нужд, то мы полагали неипаче, как также, что нужда только наведаться о каких ни наесть слухах в пользу ищущих крестьян быть Государевыми, в числе коих и мы себя полагали, а притом по несмыслию нашему думали, что господин исправник без повеления начальства сам собой пришел с командою в вотчину и на него просить, будучи восстановлены на оное более села Мугреева, Спасского тож, священником Львом, бывшим во время схода у ворот барского двора, собранного господином исправником. И помянутый священник взялся и просьбу на исправника писать, кою и действительно написал, проговаривая тогдаж еще и то, есть ли де и впредь какие будут собраны сходы и в случае на оных от кого либо оказано будет притеснение, чтоб нам присылать за ним, священником, для свидетельства, почему в нынешней уже последний сход и послан был за ним крестьянин деревни Доброва Иван Романов, который ево и привел в наше село, в чем и подписуемся. На подлинном рука приложена: к сему показанию села Мугреева священник Иван Андреев, вместо всех вышеписанных крестьян за неумением их грамоте, по их прошению руку приложил». 2. «1797 года Июня 7 дня вотчины помещика подполковника Ивана Афанасьева сына Гончарова села Мугреева и деревень крестьяне, а именно: Клестовы—Михаила Июдин, Высокой—Петр Сидоров, Ванюкова—Кандратий Таранин, Филипп Широков, Родионова—Яким Смирнов, села Мугреева — Иван Софронов, Иван Тихонов, по повелению его превосходительства и пр. (как и в первом показании) показали в том, что мы чистосердечно приносим свою признательность в начатии нами всего возмущения против господина нашего, более по обольщению нас именованным деревни Клестовы старостою Иваном Гатиным, с которым, обще согласись и действительно без ведома и согласия мирского, первую просьбу написали и послали в Петербург к Государю с сыном вышеписанного старосты Гашина Васильем Ивановым, за рукоприкладством священников села Мугреева, Спасского тож, Иоанном Максимовым и оного села Мугреева ж Иоанном Андреевым, Андреем Васильевым, села Малой Ламны Петром Михайловым, в чем и подписуемся. На подлинном руки приложили: к сему показанию села Большей Ламны священник Николай Иванов, вместо вышеписанных крестьян Михаила Июдина и всех, по их прошению руку приложил. К сему показанию крестьянин Иван Сафронов руку приложил». Интересно сопоставить эти не искренние и противоречные показания, отобранные будто бы от всех крестьян, с приведенными выше правдивыми письмами Василья Иванова из Петербурга. Видно даже по слогу, напоминающему рапорт предводителя Булыгина, что автором показаний и рапорта на имя губернатора было одно и тоже лице. Под страхом вооруженной двумя пушками военной команды, крестьяне, без всякого протеста, согласились подписать прочитанные им будто бы их собственные показания, даже вернее всего просто не возражали против им предъявленного текста показаний, ранее составленного, а священники за них подписались. Любопытно, что первое показание от имени 265 человек крестьян подписано свящ. Иваном Андреевым, тем самым, которого во втором показании другие 7 человек главных виновников уличали вместе с тремя другими священниками в подписании, составленного без мирского ведома и согласия, приговора и прошения на имя Государя от имени 267 человек. Эпизод, приведенный в первом показании о пожалованной Государем крестьянину Василию Иванову звезды за усердие, совсем уже носит легендарный характер и не подтверждается письмами из Петербурга, очевидно предназначавшимися не для одних близких родственников автора, но для большого круга читателей. В этих письмах ничего подобного не говорится.
Продолжение в Приложении 1
Как бы то ни было, губернатор был доволен удачным исходом экспедиции майора Стромилова, о чем немедленно сообщил секретным письмом в Петербург на имя генерал прокурора Князя Ал. Бор. Куракина, от 12 Июня 1797 года, за № 227. «По случаю бывшего и более четырех месяцев продолжавшегося, Гороховецкой округи, помещика подполковника Ивана Гончарова, села Мугреева с деревнями, от крестьян не только воле помещичьей, но и земскому начальству в неповиновении, упорства, принужденным я нашелся, писал губернатор, для укрощения сих своевольно волнующих крестьян, слишком в тысяче душах состоящих, отправить на место пристойную воинскую команду с одним штаб-офицером. Сим средством и без всякого притом оружия оные крестьяне сего месяца 7-го числа приведены в надлежащее послушание, в чем и подпискою добровольно обязались». Далее губернатор сообщает по поводу крестьянина Василья Иванова, отправленного крестьянами с. Мугреева 27 Января в Петербург для подачи Государю прошения с ложным одними только первыми бунтовщиками составленным приговором, «от которого в сей вотчине крестьяне отрекаются». Упомянув об отправленных Василием Гатиным трех письмах к его родственникам и указав на его вредное влияние на крестьян с. Мугреева, губернатор просит Князя Куракина «означенного Василия Гашина, яко вреднейшего соблазнителя своих товарищей», а равно и двух других крестьян, позднее отправленных в Петербург, если они туда же пришли, «приказать, сыскав, за стражей во Владимир препроводить», ибо «сей способ, добавляет губернатор, почитаю лучшим к истреблению пустой надежды крестьян села Мугреева, а равномерно и других помещиков крестьян удержать от своевольства и хитрых бесконечных прошений, коими утруждать осмеливаются Его Императорское Величество». «Между же тем, заключает губернатор, за долг непременный поставляю удостоверить ваше сиятельство, что с 5-го Мая и по 10-е число настоящего месяца более одиннадцати тысяч душ крестьян помещичьих, в неповиновении несколько месяцев находившиеся, в числе коих и подполковника Ивана Гончарова села Мугреева тысяча душ, с благополучным успехом обращены на путь истины и в спокойное послушание приведены, о чем всеподданнейше на сей же почте Его Императорскому Величеству имел счастие донести». На это письмо был получен следующий ответ: «Секретно. Милостивый государь мой Павел Степанович! Сысканные здесь в сходственность требования вашего превосходительства от 12 прошлаго Июня, подполковника Гончарова крестьяне Василий Гашин, Иван Григорьев и Иван Лукьянов, для отсылки к вашему превосходительству за караулом чрез земския полиции препровождены от меня к Санкт-Петербургскому гражданскому губернатору действительному статскому советнику Алексееву, а вам, милостивый государь мой, сообщаю высокомонаршее Его Императорского Величества повеление о суждении поступков их по законам. Прилагаю при сем отобранныя у них бумаги и сто семьдесят рублей банковыми ассигнациями и пребываю с истинным почтением, милостивый государь мой, вашего превосходительства покорный слуга Кн. Алексей Куракин. В С.-Петербурге, 2 Июня 1797 года. Его прев. Руничу». Губернатор, хотя и выразил свою радость по поводу благополучного исхода военной экспедиции в с. Мугреево для усмирения волнующихся крестьян, тем не менее чувствовал, что не все обстоит, как следует, и остался не совсем доволен действиями командированных им в с. Мугреево должностных лиц, 16 Июня он отправил ордер на имя предводителя Булыгина, майора Стромилова и земского исправника Батурина следующего содержания: «Возвращаю при сем присланные от вас при общем рапорте отобранные подполковника Ивана Гончарова от крестьян показания и прочие бумаги для того, что ни в рассмотрение их, за сделанным вам от меня предписанием, ниже кого впадших в зловредные поступки, следствием изобличающихся, от суда освободить не могу, а потому и присылать бы их не следовало, чего ради и рекомендую вам все оныя бумаги внимательно рассмотреть, и тогда вы увидите, на каком основании с сим следствием невиновными поступить вам должно. Подтверждаю притом, чтоб оное было выполнено относительно оказавшихся духовных и светских виновников, по силе точности законов, в самой скорости, дабы промедлением не могли на влечь на себя по строгости закона взыскание, а мне со всех тех ныне возвращаемых бумаг доставить имеете точные за общим вашим подписанием копии, ради сношения с кем следует в некототых обстоятельствах. № 235. Июня 16 дня 1797 года».
Независимо от этого губернатор признал необходимым дать особые секретные указания предводителю дворянства Булыгину, по поводу прикащиков Михеева и Тарасова. Он хотя и усматривает из бумаг, отобранных от крестьян, что неповиновение их помещичьей воле произошло единственно «от несносных побой, прикащиком Михеевым чинимых», тем не менее он не поставляет означенное заявление крестьян за настоящую причину беспорядков, хотя и находит, что пренебречь этим не следует, а потому просит предводителя дворянства призвать к себе тайно Тарасова и внушить ему, что если Михеев будет допущен к управлению, то нельзя ожидать «продлительного и надежного» от крестьян спокойствия, «ибо по ненависти к оному Михееву легко может впредь воспоследовать новое зловредное неустройство», а потому следует настоять, чтобы Тарасов отнюдь не требовал, чтобы Михеев был допущен к управлению, но чтобы был назначен для этого человек «миролюбивый, справедливый и незлобный». Чтоже касается до требования Тарасова об отсылке к суждению в Уездный Суд еще 8 человек крестьян помимо 15-ти, отправленных в Смирительный Дом, то надлежит вразумить Тарасова, чтобы из числа 8 человек он только одного старосту Гашина, как оказавшегося главным зачинщиком возмущения, представил прямо от себя в Уездный Суд, «дабы немалаго числа людей вдруг отсылкою не возродил как к себе, так и к господину своему от всей вотчины подобной же ненависти, а потому, чтоб не навлек и последствия неприятного». Губернатор усматривает, что и Тарасов «более уже самовластия употребляет, нежели иметь доверия», так как в поданном прошении 13 Мая он просил 15 человек отослать в Смирительный Дом, а теперь из числа им указанных он некоторых отдает законному суждению, а вместо них просит новых отослать в Смирительный Дом, двух же, прежде означенных, совсем исключил, как видно из приложенного губернатором реестра. Таким образом Тарасов требует с своей стороны уже «излишней жесткости в наказании» крестьян, что не только не будет приятно его помещику, но и противоречит доверенности. А потому губернатор предлагает растолковать Тарасову, чтобы он восемь человек «назначенных против первого прошения вновь и уже отосланных в Смирительный Дом, под видом прощения возвратил, а вместо них остающихся и назначенных к суждению семерых туда отправил», согласно поданному им прошению и доверенности помещика. Губернатор полагает, что крестьяне, «узнав справедливость в сем деле уклонятся от всякого ропоту, а заслуживающие наказания непременно восприимут оное», так как судебное место при производстве дела конечно не оставит вытребовать из Смирительного Дома тех семерых, которые окажутся сообщниками в возмущении, Тарасова же крестьяне не станут обвинять в излишней строгости. Эти указания губернатор просил Булыгина держать в секрете, также «на крепко и Тарасову запретить, чтобы он под секретом сие хранил», под опасением строгого с него взыскания. Губернатору не долго пришлось ожидать ответа. 23 Июня был отправлен к нему рапорт за общей подписью предводителя дворянства Булыгина, майора Стромилова и земского исправника Батурина, в котором довольно безтолково и не совсем понятно изложено следующее:
1) Хотя бунтующие крестьяне и приведены уже в должное господину их повиновение, но «при окончании того представились не только соучастники сего зловредного поступка, даже и совершенные возмутители общей тишины и спокойствия и нарушители крестьянского благосостояния, каковым они будучи в пределах звания наслаждались со стороны духовной от священников», а именно экономического с. Мугреева, Спасского тож, Иоанна Максимова, Льва Федорова, с. Мугреева Иоанна Андреева, Андрея Васильева и с. Ламны Петра Михайлова. 2) Что касается до отобранных от крестьян бумаг, в которых содержится донос на прикащика Ивана Михеева, «якобы им засечены в разныя времена четыре вотчины господина ево человека, сия притчина конечно совершенного уважения достойна» и хотя теперь «самое пылкое от происходившего бунта время», но оставить это обстоятельство «без должного изискания не возможно». Принимая же во внимание 1) что все вообще крестьяне являются доносителями сделанного будто бы Михеевых преступления, 2) что теперь только восстановлена «от производимого бунтовства» тишина и спокойствие, то чтобы не возобновить в них «паки тех предприятий и от того не умножить бы неприятнейших» последствий, а также, чтобы и «бунт от доноса, в котором обозначаемое преступления особого рода отделить» и тем «уклонить крестьян от всех способов к новому метежу» — необходимо произвесть изискание в двух родах дел: первое о бунте, а потом об «открывшемся на прикащика Михеева извете», для чего сообщить определенному с духовной стороны депутату и потребовать, чтобы он означенных священников вызвал к допросу и сам при этом находился. Касательно же крестьян, которыя оказались начинщиками бунта, таковых предоставить для наказания на волю помещика. Но так как прибывший в село Мугреево 21 Июня депутат с духовной стороны свящ. Иван Михайлов объявил, что вышеуказанных священников в домах их не оказалось, и что они «поехали в г. Суздаль к преосвященному для своих нужд», то необходимо «представить и представлено в Суздальскую Духовную Консисторию доношением со испрашиванием, чтобы оная благоволила помянутых священников за подлежащим присмотром выслать к вышеписанному депутату», и когда те священники будут на лице, тогда их взять и снестись с исправником, которому предоставляется «окончание по сему делу выполнить по точной силе заключенных общих журналов» и «по выполнении куда следовать будет отсылкою все оное дело отправить.
Высланные из Петербурга крестьяне Василий Гашин, Иван Григорьев и Иван Лукьянов были 17 Августа 1797 г. препровождены в Гороховский Уездный Суд при предложении о немедленном, во исполнение Высочайшего Его Императорского Величества повеления, «суждении их по законам», на что в рапорте о получении предложения Уездный Суд уведомил губернатора, что в Суде состоялось следующее определение: Когда написанные крестьяне присланы будут, тогда Суду к надлежащему производству и приступить. О священниках же, значущихся по сему делу, сообщить в Вязниковское Духовное Правление, дабы благоволило чрез кого следует к суждению прислать их к самоскорейшем времени. Затем Уездный Суд в присланных за Сентябрь, Октябрь и Ноябрь месяцы 1797 г. ведомостях показывал, что дело оставалось без движения за неприсылкою требуемых священников, а 15 Января 1798 г. в таковой же за Декабрь минувшего года ведомости «в очистке» объяснил, что оное дело продолжалось по 2 2 Декабря за неприсылкою с. Мугреева священников, из коих один 22 Декабря был допрашиван, а 23-го числа давалась очная ставка по особому не секретному делу, после же того, за наступлением табельных дней и за отзывом депутата, производства по делу о Мугреевских крестьянах не было. Губернатор, рассмотрев эти ведомости, остался недоволен медленностью и нерадением Суда, почему 23 Января отправил на счет присутствующих Уездного Суда и секретаря нарочного с строжайшим предписанием дело окончить непременно к 2 Февраля месяца, для чего приказал присутствовать каждодневно и в послеобеденное время, а по истечении срока об окончании дела репортовать ему с первою почтою. На это Уездный Суд в рапорте от 25 Января изъяснил, что дело в течение четырех месяцев останавливалось за неприсылкою следующих с духовной стороны к ответу людей (священников) и после многих сношений с Вязниковским Духовным Правлением, с Духовной Консисторией и с Губернским Правлением, подсудимые были присланы и депутат явился только 22 Декабря. В этот день и был учинен допрос священнику Льву Федорову, а по запирательству ему была, дана очная ставка с колодниками 23 числа по другому не секретному делу, по старшинству вступления его Июня 17-го о крестьянах Тихоновых того же помещика; после же очной ставки за наступлением табельных дней депутат от присутстия по сему секретному делу «отозвался» до 8 Января, после чего заявил о своей болезни и не присутствовал, а без него одному Суду «в рассуждении священников» к допросу их приступить невозможно. В доставленной при рапорте 1-го Февраля за Январь месяц ведомости «в очистки» Суд объявил, что «уповает дело решить в Феврале непременно». Но до 27 Февраля никакого рапорта об окончании дела не было доставлено к. губернатору, почему он отправил снова нарочного на счет присутствующих и секретаря, при чем наистрожайше предписал дело это кончить в три дня и ему репортовать, а о причине медленности прислать с тем лее нарочным ответ. На это Уездный Суд в рапорте от. 2 Марта изъяснял, что дело продолжалось производством не от медленности или нерадения Уездного Суда, а по причине во первых долговременной неприсылки священников, потом болезни депутата, который, получив облегчение, присутствовал в Суде только 25 и 26 Февраля. В эти дни были допрашиваны пять священников и по показанию их выяснилась необходимость еще спросить Василия Гашина и в случае его запирательства дать очныя ставки, сверх того надо было отобрать разныя сведения от вотчинных управителей, но все это останавливалось во 1) за болезнью двух священников Ивана Андреева и Андрея Васильева, во 2) и депутата, который «от присутствия отзывается за слабостью здоровья и отправлением по должности его службы, также безвременным хождением для исповедывания умирающих людей его духовенства и прочими потребы». С 27 Февраля депутат уехал в Вязники по требованию Духовного Правления, а когда возвратится — Суду неизвестно. Без депутата же в рассуждении священников Уездный Суд один производства дела сего чинить не должен и потому заключил: что если депутат на сих днях не явится, или будет отказываться болезнью, то Уездный Суд приступит к производству дела и один. 9 Марта Уездный Суд рапортовал губернатору, что 2 Марта депутат явился и присутствие происходит беспрерывно, так что дело будет решено на нынешней неделе непременно. Затем 16 Марта Уездный Суд уведомлял губернатора, что хотя 9 Марта Суд и доносил, что дело будет решено в течении недели, но между тем «повстречалось то», что по «ссылке» священников были требованы в Суд прикащик Сергей Тарасов и поверенный Василий Стрелов. Из них явился только последний и 15 Марта в допросе «показание священников утвердил, что они, попы, в возмущении крестьян ни мало не участвовали»; о прикащике же сказал, что он находится у своего господина в Калужской губ., на железном заводе, почему Уездный Суд вынужден спрос прикащику произвесть «корреспонденциею чрез надлежащия места», тем не менее Суд «уповает, что решение по оному делу о крестьянах последует непременно через три дня».
Из присланной из Уездного Суда ведомости за Март усматривается, что о трех подсудимых крестьянах из дела сочинена выписка, «но решительного определения за болезнию присутствующих не было». В ведомости за Апрель показано, что «решительное определение о крестьянах сочиняется». В ведомости за Май говорится, что к утверждению решительного определения недостает требуемого от помещика Гончарова объяснения, а от прикащика Тарасова сказки. За Июнь объясняется, что следствие продолжается за неполучением означенного объяснения и сказки. Между тем 6 Апреля секретарь Уездного Суда Кирпатов отправил губернатору рапорт, в котором заявляет, что по случаю «приключения того Суда уездному судье Рагозину болезни» с 17 Марта присутствия по делу о Мугреевских крестьянах не было, так как и заседатели Суда были больны: 1-й титул, советник Букин с 15 Февраля, а 2-й прапорщик Гриденков с 3 Марта, почему все дела течением остановились. А так как между делами имеются важные секретные и о колодниках, то он, секретарь, ходя во время болезни присутствующих для подписания протоколов и исходящих бумаг к судье в дом, а к заседателям на квартиры, то приметил, что заседатель Букин действительно болен и так сильно, что ожидается с часу на час его смерть. Что же касается заседателя Гриденкова, то его болезнь «не токмо что небезсомнительна, но весьма подозревается тем во первых, что Гриденков, часто сказываясь больным, не имеет в то время и после в лице своем ни малейшей перемены; во вторых сие подозрение замечено и увеличивается более с начала нынешнего года, в коем он, Гриденков, сказывался больным и затем у должности не был по 15 Февраля. Толико продолжительная болезнь действительно всякому страждущему должна произвесть безсилие, в лице бледность, а в теле изнурение или худобу, но сего у Гриденкова не было заметно». В первое же присутствие он явился в Суд «толст и цветен превосходнее прежняго». В течении же того нездоровья имел он по праздникам выезды в церковь и по домам. В третьих, «когда 2 Марта было получено от губернатора понудительное Суду предложение, то после обеда Гриденков в присутствие не пошел и хотя он лично в квартире своей заявил уездному судье, который нарочно заехал к нему, что он нездоров, но это несправедливо, так как он был таким же, как и по утру. Видя это, судья обличал его притворство и всячески старался усовестить и склонить на службу, но он, Гриденков, в своем положении остался тверд и с того числа в Суде не присутствует, и даже не подписывает приносимых из Суда протоколов. Между тем он 9 Марта подал в Городской Магистрат на купца Плотникова и в обиде словами исковое прошение, а стало быть, если он отправляет партикулярныя дела и сочиняет судебные бумаги, то следовательно и нет ни малейшего сомнения, что он не болен, а совершенно здоров. 27 Марта по просьбе секретаря городничим, за неимением в городе лекаря, в присутствии секретаря, произведено освидетельствование Гриденкова. На вид он оказался вполне здоровым, но когда секретарь обявил ему, что представит обо всем на рассмотрение губернатора и прокурора, тогда Гриденков стал охать и полегоньку гнуться на левый бок, чрез который, искривись, наклонился головою даже до другого стула и говорил гораздо тише и слабее, нежели произносят слова умирающие люди». Донос секретаря Кирпатова, поданный им с целью выгородить себя, не привел ни к чему. 5 Июля 1798 г. губернатор предложил Губернскому Правлению отрешить его от секретарской должности и сделать распоряжение о высылке его к суждению Палаты Суда и Расправы 1-го Департамента. Что же касается до медленности Уездного Суда, то предписал — подтвердить ему в последний раз, чтобы дело о Мугреевских крестьянах было кончено в самоскорейшем времени без дальнейших подтверждений. Не смотря на строгое предписание Губернского Правления, дело в Суде протянулось еще два месяца и только 16 Сентября был послан от Уездного Суда рапорт губернатору, в котором сообщается, что дело в Суде решено и отправлено для дальнейшего производства в первый Департамент Палаты Суда и Расправы. Чем все это кончилось — сведений в деле не имеется.
