Александр Константинович Гладков (17 (30) марта 1912, Муром, — 11 апреля 1976, Москва) — русский советский драматург и киносценарист.
Александр Гладков
Александр Константинович Гладков родился в Муроме 17 (30) марта 1912 г.
Первомайская ул., д. 10.
Отец Александра Константиновича Гладкова, муромский инженер Константин Николаевич Гладков. Мать — Татьяна Александровна Доброхотова — выпускница Александровского института благородных девиц. Мать писателя была любительницей русской и зарубежной классики, обожала театр. Долгими зимними вечерами она читала детям серьезные книжки, которые будили воображение и волновали детские души той вольной романтикой, которая неминуемо приводит к литературному творчеству.
Александра Алексеевна Гладкова (Зворыкина)
В 1925 году семья переехала из Мурома в Москву. Мама сначала приносила сыну театральные программки, а потом стала водить его на спектакли.
В Москве Александр Гладков окончил 9-ю советскую трудовую школу Хамовнического района и стал работать театральным журналистом.
С 1928 года он начал публиковаться: в газетах «Кино», «Рабочий и искусство», «Комсомольская правда», «Рабочая Москва»; в журналах «Новый зритель», «Советский театр».
Сдружился с А. Арбузовым, В. Плучеком, И. Штоком, Д. Тункелем и другими впоследствии широко известными драматургами, режиссёрами и актерами,
С 1930 года Александр Гладков регулярно посещает спектакли и репетиции Театра им. Мейерхольда, становится страстным поклонником таланта Всеволода Эмильевича. В 1934—1937 годах работал в Театре им. Вс. Мейерхольда. Первая пьеса Гладкова — героическая комедия в стихах «Давным-давно» (1-е название — «Питомцы славы») была написана (1940); её премьера состоялась 7 ноября 1941 года в осаждённом Ленинграде; пьесу ставили многие фронтовые бригады и театры в тылу. Постановка пьесы в 1943 году в Центральном театре Красной Армии была отмечена Государственной премией. В День Победы, 9 мая 1945 года, спектакль шёл в Большом драматическом театре. Пьеса переведена на многие языки, послужила основой для популярной музыкальной комедии «Голубой гусар» (композитор Н. Рахманов), киносценария самого Гладкова; режиссёром Эльдаром Рязановым в 1962 году по ней был снят фильм «Гусарская баллада». Патриотическая тема борьбы с неприятелем, но уже на материале Великой Отечественной войны, была продолжена в драме «Бессмертный» (1941, в соавторстве с А. Арбузовым), драматических этюдах «Неизвестный матрос», «Нахал», «Новейший метод» (1942). Поставленная в 1945 году его пьеса «Новогодняя ночь» («Жестокий романс») была осуждена постановлением ЦК ВКП(б) и названа официальной критикой «слабой и безыдейной», уводящей в мир «фальшивых переживаний». В 1948 году была написана пьеса «До новых встреч», постановка которой осуществилась лишь в 1955 году, поскольку в конце 1948 года «за хранение антисоветской литературы» А.К. Гладков был арестован и отправлен в Каргопольлаг. Работал в лагерном театре.
«Осенью 1949 года в зоне лагпункта «Мостовица» - это отдельный лагерный пункт 3 Каргопольлага, расположенный в Архангельской области и занимавшийся лесозаготовкой, - стало известно, что к нам этапировали писателя Гладкова, лауреата Сталинской премии, автора пьесы «Давным-давно». Зайдя в барак, я увидел нового заключённого: высокий, крупная фигура, внушительное лицо, в руках палка, на которую он опирался, - это был Александр Константинович. ... Писатель, поэт для меня, страстного любителя поэзии, был необыкновенно интересен. Мы познакомились и подружились. Ввиду того, что А.К. Гладков сильно хромал и не передвигался без палки, в лес на общие работы он не был отправлен – его забрала начальница санчасти, фельдшерица из местных, «трескоедов», как их называли. Дама эта щеголяла тем, что завхоз у неё – лауреат Сталинской премии! Поэт! И вот начались у нас нескончаемые разговоры о поэзии – я хорошо знал поэзию, а Маяковского всего я знал наизусть. Это очень нас сблизило. И когда вскоре, перед освобождением, я попал в больницу, Александр Константинович ежедневно заходил ко мне днём и обязательно вечером. Александр Константинович писал пьесу «Зелёная карета» - о судьбе актрисы Асенковой. В первой редакции «Зелёная карета», как и знаменитая «Давным-давно», была написана в стихах. И хотя в 1967 году она вышла на экраны полностью переработанная в прозе, мне тот, стихотворный вариант кажется гораздо сильнее. О том, что он писал в лагере и стихи, я в то время не знал. Мне он показывал только наброски «Зелёной кареты» Он полагал, что именно это сочинение поможет ему выйти на волю. Увы, конечно, тщетно – ведь во всём творчестве его не было ни строки о Сталине! Не могли его освободить ещё и потому, что он дружил в своё время с Мейерхльдом и от этой дружбы не отказался. … Встретившись с Александром Константиновичем снова после освобождения, в 1967 году, мы уже больше до самой его мерти в 1976 году не теряли друг друга. Множество его тёплых, сердечных писем ... хранится у меня, вместе с рукописью «100 стихотворений из Северной тетради» как бесценное сокровище» (Илья Соломонник. Журнал «Новый мир» № 6 за 1993 год, С – 161).
Вышел на свободу в 1954 году. Через пять лет был восстановлен в Союзе писателей СССР. Известно, что от Гладкова требовали «отречения» от Мейерхольда, чьим добровольным биографом он был, но Гладков остался верен человеку, которого называл своим учителем. Один из «солагерников» Гладкова позднее писал: «Не могли его освободить ещё и потому, что он дружил в своё время с Мейерхольдом, и от этой дружбы не отказался» (Новый мир. — 1993. — № 6. — С. 161). Не отказался Гладков и от арестованного в 1937 году брата — посылал письма и деньги, помогал его семье. А.К. Гладков — автор пьес «Первая симфония» (постановка 1957); «Ночное небо» (постановка 1959), посвящённых в основном молодёжной романтике подвига. Его перу принадлежит также пьеса «Молодость театра» (пост. 1971), рассказывающая о московской театральной жизни 1920-х годов, и киноповесть «Бумажные цветы» (1961, в соавторстве с Н. Д. Оттеном), драма о Дж. Г. Байроне «Возвращение в Миссолунги» (1957—1972, под разными названиями «Смерть Байрона», «Путь в Миссолунги», «Последний год Байрона», «Последнее приключение Байрона»; опубликована в 1979). Писал сценарий «Наташа Ростова» — пьесу по мотивам романа Л. Н. Толстого «Война и мир».
По его сценариям сняты фильмы: 1962 — «Гусарская баллада», 1964 — «Возвращённая музыка»: о истории гибели и воссоздания Первой симфонии Сергея Рахманинова, 1967 — «Зелёная карета»: о трагической судьбе замечательной петербургской актрисы первой половины XIX века Варвары Асенковой, 1969 — «Невероятный Иегудиил Хламида»: о начале литературной деятельности М. Горького.
Мемуары: Гладков оставил ряд мемуарно-биографических произведений: о Вс. Мейерхольде — «Годы учения Всеволода Мейерхольда» (опубл. в 1979), о Б. Пастернаке — «Встречи с Пастернаком» (опубл. в 1973, в России — в 1980), об О. Мандельштаме, В. Кине (М.: Художественная литература, 1981), А. Д. Попове, Ю. К. Олеше, актрисе А. Г. Коонен, К. Паустовском, И. Эренбурге и др., а также стихи. В 2014—2015 годах журнал «Новый мир» опубликовал дневники Гладкова.
СТИХИ ИЗ ДНЕВНИКА «СЕВЕРНАЯ ТЕТРАДЬ»
Считанные люди держали в руках поэтический дневник «Северная тетрадь» Александра Константиновича Гладкова. Среди них один из организаторов литературного краеведения в Муроме Николай Сергеевич Крылов, много лет посвятивший собиранию материалов об авторе этого дневника. «Северная тетрадь» родилась в мрачных тюремных лагерях Советского Союза: А.К. Гладков был по навету репрессирован в 1948 году и только в 1954 году освобождён и реабилитирован. Если точнее выразиться, то это была месть старых советских писателей, "литературных импотентов", А. Гладкову, за тот успех с первых дней войны, который имела его героическая комедия в стихах «Давным-давно». А написавший её, не был членом союза советских писателей, а был просто любителем. (П.С.).
Ближайший друг писателя, сохранивший дневник, разрешил Н.С. Крылову снять копии содержащихся в «Северной тетради» стихотворений.
(Из публикации в газете «Муромский рабочий». Здесь же опубликованы стихи: «Я – как пустырь», «Осенью», «Ожидание свободы»).
***
Он вошёл под названием тридцать седьмой,
Этот год в галерею годов,
Этот тридцать седьмой, полный боли немой,
Полный лживо-возвышенных слов.
Полный крови и маршей, торжественных встреч,
Самолётов – арктических птиц,
Полный тюрем набитых, ни сесть и ни лечь,
Былей бед и побед небылиц.
Год дневной суеты и тревожных ночей,
Неурочных звонков и дурных
Слухов, сказанных шёпотом, громких речей,
Страха, подлости, жертв дорогих.
Он надолго запомнится – Тридцать седьмой,
Он зловещий оставил свой след.
И за ним, словно шлейф, вереницей лихой
Годы новых протянутся бед.
Фрагментарно: «Муромский сборник»,1993 г.
Публикация Н. Крылова.
***
Нас много тут невиноватых,
И в телогрейках, и в бушлатах,
Поникших гордой головой,
Остриженных под нулевой.
Нас много, даже не представишь,
Считать попробуй – так устанешь,
И кажется, не перечесть,
Но счёт, должно быть, где-то есть.
Под ста замками чудо-века
Всем картотекам картотека.
Нас много тут довольно разных,
Но под бедой однообразных
В краях сибирских и иных
Солдат болотных и лесных.
И в валенках, и в суррогатках,
И в неуклюжих тех заплатках,
Что сделаны мужской рукой…
Нас много, ну а счёт на кой,
На кой бы ни было, пусть будет.
Тот счёт Россия не забудет.
Пускай ни в славу, ни в почёт,
А просто правды злой расчет.
Счёт всем, кто родиной утрачен,
Всем чашам горя, что без дна.
Не будет никогда оплачен
Наш счёт историей сполна.
1949
***
Я – как пустырь: сухой, песчаный,
Где ни цветочка, ни травы:
Совсем пустой,
Тоскливый, странный,
С незаживающею раной,
С нелепой стрижкой головы.
В карманном зеркале такого
Себя давно не узнаю,
И, если разобраться строго,
Я тут совсем не я …. Немного
Похож на копию свою.
1949
ПЕСНЯ
За все эти годы,
Что клуб заключённым служил,
В бревенчатом стареньком клубе,
Когда был построен Карлаг.
Под этой низенькой крышей,
Где всё пропотело тоской,
Капустою кормят прокисшей,
Да сечкой с солёной треской.
Набилось полно работяг…
Он в тридцать седьмом ещё срублен,
Под северною непогодой
Он скорчился и подгнил.
Метели над ним бушевали,
И ливни оставили знак…
Сегодня в бревенчатом зале
Толпятся в дверях, не пробиться.
- А ну-ка, подвинься отец!
«Летят перелётные птицы»
Поёт на эстраде певец.
Набилось полно работяг,
Он сам был на фронте солдатом,
Прошёл окруженье и плен.
О родине думая свято,
И в мыслях не ведал измен.
И если суровая доля
Разбег оборвала его, -
По-прежнему в песнях он волен.
И долга солдат одного.
Дыхание все затаили,
Друг-дружку обнял в тесноте.
Свои пережитые были
Услышали в песне-мечте!
«Пускай утопал я в болотах,
Пускай замерзал я во льду…»
И словно чудесное что-то
Открылось у них на виду.
Такого не видел я сроду…
Он кончил. Сидят не дыша,
Как будто вернула свободу
Им песни просторной душа!
1950
«Муромский сборник», 1993 г., с. 141
Публикация Н. Крылова
ЧИТАЯ ЖУРНАЛЫ
Стихи ослепительно гладки,
Обкатанные кругом,
Ни шва и ни лишней складки,
Как будто прошлись утюгом.
Они не торопятся дерзко.
Все линии наведены
До сального, мутного блеска
Наглажены крепко они.
О родине, о присяге,
О Сталине, о мечтах,
Не то, что стихи-работяги
В бушлатах и ватных штанах.
Стихи, что живут вне закона,
В прописке отказано им,
За то, что судьбу миллионов
Распевом сказали своим.
Ну что ж, проживём без прописки.
Дышу и пишу, как могу,
И мятый убористый список
Под стелькой сапог берегу.
1951
«Муромский сборник», 1993 г., с. 141
Публикация Н. Крылова.
СНОВА ОСЕНЬ
Мокнут трапы под мелким дождём…
Снова осень! Какая по счёту?
Не надеемся и не ждём,
Как вчера, неизвестное что-то.
И за тусклой дождя пеленой,
Как за занавесом театральным,
Жизнь иная и мир иной,
Ставший чуждым и сказочно дальним.
Вновь по крышам бараков стучит
Дождь осенний,
Назойливый, липкий…
И давно уже сердце молчит.
Приспособилось. Стало гибким.
1952
ОСЕНЬЮ
Не торопясь, уходит лето,
За лесом даль сквозит чуть-чуть.
И в вышине просторной где-то
Чернеет журавлиный путь…
Я не завидую их воле.
Инстинкт свободы стал далёк…
Что жизнь нам? Скошенное поле
Да горькой осени дымок…
***
В жизни я своей дерьма
Нюхал много всякого –
Лишь больница и тюрьма
Пахнут одинаково.
И встаёт, чуть память тронь,
Этой – похоронной,
Этой самой, этой – вонь
Хлорки разведённой...
И, глаза прикроешь лишь, -
Вихрь видений страшен:
Кажется, что сам сидишь
Ты на дне параши...
Нету разницы большой,
Разобраться если,
Между жопой и душой
В этом божьем месте.
На границе райских тех
Самых сновидений
Берегут нас тут от всех
Детских эпидемий.
Вошь ползёт – составят акт,
Подписей наставят:
Небывалый, дескать, факт,
И нельзя оставить...
Не дадут тут нипочём
Дуба дать до срока.
Посылают за врачом,
Чтоб лечил жестоко.
Чтобы не было казне
Форы иль просрочки,
Чтоб ни раньше, ни поздней
Не дошёл до точки...
В душу пальцами суют,
В жопе что-то ищут.
За обиду же твою
Ни с кого не взыщут.
1949
ж. «Новый мир» № 6 за 1993 год
Публикация Ильи Соломонника
***
Мне снится сон. Уже прошли века
И в центре площади знакомой, круглой –
Могила неизвестного ЗЭКА:
Меня, тебя, товарища и друга…
Мы умерли тому назад … давно.
И сгнил наш прах в земле лесной, болотной,
Но нам судьбой мозолистой и потной
Безсмертье безымянное дано.
На памятник объявлен конкурс был.
Из кожи лезли все лауреаты,
И кто-то, знать, медаль с лицом усатым
За бронзовую славу получил.
Нет, к чёрту сны!... Безсонницу зову,
Чтоб перебрать счёт бед в молчанье ночи.
Забвенья нет ему. Он и велик и точен.
Не надо бронзы нам – посейте нам траву.
1952
ж. «Новый мир» № 6 за 1993 г.
Публикация Ильи Соломонника
ОЖИДАНЬЕ СВОБОДЫ
Она придёт, когда устанешь ждать,
Когда уже угаснет нетерпенье,
Ответит вкрадчивым и нежным: - Да!
Тебе на каждое твоё сомненье.
Не поздно ли? … уж серебрит виски
Пороша времени предупрежденьем грозным.
И ты, как вол, привык к ярму тоски.
Ты долго ждал. … Нет, никогда не поздно.
Не переспрашивай, не вспоминай!
Со счастьем торговаться не пристало.
Ведь не её и не твоя вина,
Что гостья милая немного запоздала…
1953
Город Муром Уроженцы и деятели Владимирской губернии Владимирская губерния.
