Переславские сокольи помытчики
ЧАСТЬ 1
Древний Переславль Залесский занимал видное место в вотчинном хозяйстве великих князей и царей Московских. Здесь принадлежали им пустоши, деревни, села и целые станы, наряду с этим разные угодья - рыбные ловли, бортные леса, бобровые гоны, соляные промыслы и т. п. Соответственно разнообразию отраслей этого хозяйства в Переславской области проживало множество лиц, обслуживавших ту или иную его часть. Главную массу составляли пашенные люди, занимавшие черные (княжеские) земли, на ряду с ними были рыбные ловцы, охотники, различавшиеся по роду оружия, своим специальностям, далее шли бортники или пасечники и т. д.
С течением времени, особенно в период Московского государства, множество сел и разных дворцовых владений было роздано монастырям и служилым людям. Самые естественные богатства Залесья, с увеличением населения в крае и развитием жизни государства, подвергались постепенному уменьшению. Начиная с XVII в. документы перестают говорить о бобрах, которые, надо думать, исчезли в это время здесь совершенно; в XVII же в. более не упоминаются бортники, очевидно в это время по лесам было мало диких пчел и существенного промыслового значения они не имели, с того же столетия прекращаются сведения о соляных промыслах и т. д.
Хозяйственное значение Переславля в императорский период померкло окончательно. До этого времени сравнительно немногие угодья и владения остались в дворцовом или удельном ведомстве и только две группы бывших княжеских и царских слуг сохранили свое существование — это переславские рыбные ловцы и переславские сокольи помытчики. Потомки первых, хотя существуют и до настоящего времени, но они теперь не более, как оброчники удельного ведомства, которому ежегодно платят подать за право рыбной ловли на Переславском Плещееве озере. Между тем ранее ловцы имели существенное значение для царского стола, доставляя ко двору определенное количество пойманной ими рыбы, особенно сельдей. В последние годы царствования Петра I они окончательно прекратили отбывать свою повинность натурою и были лишены старинных привилегий. Дольше их и последними из всех служебных привилегированных групп сохранили свои права и обязанности сокольи помытчики, упраздненные в самом начале XIX ст. Просуществовали они несколько столетий при великих князьях, царях и императорах; несли свою особую службу, потребную на потеху государеву и пользу государственную. С ликвидацией их оборвалась последняя нить прежних отношений Переславля Залесского к царскому двору.
Останавливаясь из этих перечисленных групп или артелей княжеских и царских слуг Переславского уезда на сокольих помытчиках, приходится прежде всего констатировать, что давно забыта специальность помытчиков, повсюду вывелась соколиная охота и не всем стало понятно в обиходном кругу самое название помытчика; оно принадлежит к пережиткам истории, к давнопрошедшему времени. Между тем в старину соколиная охота и тесно связанный с ней помытчичий промысел существовали на Руси повсеместно и были в таком же, если не большем, распространении как теперь охота ружейная и во всяком случае заменяли ее.
Древняя Русь была необычайно богата всевозможной пернатой дичью, что способствовало процветанию соколиной охоты, начавшейся здесь в самые отдаленные времена. О ней запоминают старинные былины, — богатырь Збут Королевич и Чурило Пленкович тешились соколиной охотой. В «Русской Правде» Ярослава Мудрого говорится о ловчих птицах - соколах и ястребах; укравший такую птицу платил владельцу гривну кун (т.е. около 7 руб. на наши деньги) и три гривны штрафа в казну). Среди фресок XI в. Софийского собора есть изображения соколиной охоты на птиц и зайцев. В удельный период соколиная охота, надо думать, была общераспространенной среди князей. В «Слове о полку Игореве» и в поучении Владимира Мономаха говорится о соколах и ястребах, как обычных орудиях охоты. Эти орудия в то время служили не ради одной потехи и удовольствия, а главным образом для хозяйственных целей, для добывания пернатой дичи на прокормление.
Наряду со всеми князьями удельного времени занимались, надо думать, охотою с соколами и князья Переславские (1175 — 1302 гг.). Какое либо исключение они едва-ли составляли в этом отношении. Правда, прямых документальных данных об этом мы не имеем, но есть предания, заключающие в себе степень большого вероятия. Так к XII — XIII в. приурочивают следующую народную легенду относительно с. Большой Бремболы, находящейся вблизи г. Переславля Залесского. Будто бы в местности «Княжи Могилы» стоял загородный двор князей Переславских, а на некотором расстоянии от него в местности «Сокольня» — соколий княжеский же двор. Огибающая село речка Ветлянка была запружена в нескольких местах, остатки чего сохранились до сего времени в виде земляных валов, и образовывала собой сплошную цепь прудов, подходивших к сокольне и княжескому двору. Запруды эти были сделаны нарочно, для того, чтобы сюда слетались птицы, особенно лебеди. На них князья пускали своих прирученных хищников и часто тешились соколиной охотой. Больше всего били лебедей, отчего и самое село называлось Лебединым.
Не имея летописных указаний о соколиной охоте самих князей Переславских, мы имеем сведения о лицах, близких им. Так, сын Переславского кн. Ярослава Всеволодовича кн. Ярославль Ярославич Тверской был страстным соколиным охотником. На этой почве в 1270 г. у него вышло столкновение с новгородцами. В своем увлечении охотой он нередко нарушал права частных лиц; тогда новгородцы ему пеняли: «Ты, княже, неправду почто чиниш, и многи ястребы и соколы држиши». Родной брат четвертого переславского князя Димитрия Александровича и его заклятый враг кн. Андрей Александрович в грамоте 1294-1304 гг. на Заволочье говорит «о данных птицах», которых возят его люди (сокольи помытчики) оттуда к нему, великому князю. Не будет ничего невероятного допустить, что навыки в соколиной охоте оба эти князя получили в родовой вотчине их отцов — Переславле Залесском.
Совокупность этих данных свидетельствует, что в ХП — XIII вв. в Переславле Залесском могла быть княжеская сокольня и при ней штат княжеских сокольников. С переходом Переславля по наследству в Москву, перешли князьям московским также по наследству все княжеские переславские сокольники. По заведенному порядку они продолжали здесь свое дело, с тем лишь различием, что, вследствие нахождения самого князя, большею частью, в Москве, стали реже участвовать в княжеской соколиной охоте, главным образом обслуживавшейся Московской сокольней.
Такая сокольня существовала здесь с давних пор и стояла в самом центре Москвы «над площадью у большой улицы». С течением времени, по мере того, как московское княжество становилось государством русским, велико-княжеская сокольня, как необходимая принадлежность двора того времени, расширялась и принимала в себя все большее и большее число ловчих птиц. При Иване III поступали сюда, надо думать, подаренные ему кречеты и соколы; в свою очередь с Московской сокольни великий князь отдаривал ловчими птицами. Своей дочери великой княгине Литовской Елене, жене великого князя Александра, он писал: «А что еси приказывала ко мне о кречатех, и ныне ми было к тебе кречатов послати нелзе: путь ся еще не установил, а как ся путь установит и яз к тебе кречатов пришлю часа того». 8 Марта 1504 г., отправлено было ей в Литву 8 кречетов. В том же году великий князь Иван послал в подарок им. Максимилиану с его кречетником Гардингером, присланным в Москву за покупкой белых кречетов, одного белого и пять красных кречетов.
Сын и преемник великого князя Ивана III великий князь Василий Иванович был страстным соколиным и псовым охотником. Иностранец Герберштейн, приглашенный им на охоту, оставил нам блестящее описание ее. Вместе с тем он свидетельствует, что у великого князя в то время было множество соколов. Описывая Переславль Залесский, тот же автор говорит: «Поля (Переславские) довольно плодоносны и обильны; после жатве князь тешится на них охотой». Как бы подтверждая это сообщение, летописи в свою очередь содержат свидетельство об осенней охоте великого князя в пределах Переславского уезда; так под 1527 и 1529 гг. они говорят: «осеновал князь великий в своем селе в Новой (Александровой) Слободе, и заговев поехал по чудотворцам». Здесь был двор великого князя и, может быть, как предполагает Н.С. Стромилов в своей полубеллетристической статье «Александрова Слобода до Грозного» — великокняжеская сокольня. «Государев потешный двор в Новой Слободе вмещал в себе, — по его словам, — сокольню с белыми и ярко-красными соколами, скопами, белыми и ярко-красными кречетами и серыми кречетами — дикомыт, копчиками и ястребами нередко белыми, и проч. хищною пернатою тварью, распределяющеюся на статьи и на разряды; и псарню с рослыми большими собаками (в роде медиоелянских), волкодавами и др. красивыми с пушистыми хвостами и ушами, вообще смелыми, но не способными к долгой гонке, употребляемыми только для травли зайцев»...
«Вокруг них в отдельных избах жили сокольники, статейщики, кречетники, орловщики, ястребники, камытчики, щечешки и пр. по одной веске; а по другой; псовики, охотники, псари, трудники, стрелки-лучники, утятники, вьютчики, седельник, сапожный мастер, клобучешники, колоколешники, кузнец и частью бобровники, словом вся прислуга наряда охоты соколиной и. псовой. Кроме того, в г. Переславле Залесском на посаде жило сокольников сокольничего пути двадцать человек, да для великого князя на звериную ловлю, на медведей, лосей, волков и пр. обложены с сохи посылать крестьяне черных (его княжеских), вотчинных и монастырских (с некоторою льготою), сел и деревень определенное число людей, разверстка которых в местах охоты делалась государевым ловчим чрез волостелей и посельских.
Оставляя это сообщение на ответственности автора — историка Александровской Слободы, считаем здесь с своей стороны несомненным одно — это указание на существование переславских сокольников. О последних имеются бесспорные документальные данные в виде особой грамоты (25 января 1507 г.) великого князя Василия, писанной на имя сокольников. Грамота эта гласит следующее:
«Се яз князь великий Василий Иванович всеа Русии пожаловал есми своих сокольников Переславских, сокольнича пути, что живут в городе Переславле, на посаде, Федка Ильина сына Шаманова, помычника Полуту Головина, Калинку Степанова и Ивашка сапожного мастера, Ивашка Никитина, Федка Шамонова ж, Ивашка Прусина, Гришку Ермолина, Федка Лукерьина, Першу седельника, Федка Ивашкова, Илейку Сперина, Нестерка Хозникова, вдову Матрену хлебницу, вдову Фетиньицу, вдову Антонидку, Федка сапожника, Федка Игольникова, Бориска Игольникова ж, вдову Анницу: наместницы мои Переславские и их тиуни приставов своих на них не дают ни в каких делех, и не судят их ни в чем, опричь одного душегубства и вобчих дел; а праветчики мои Переславские и доводчики наместничи на поруку их не дают ни в чем, и поборов своих у них не берут, и не входят к ним нипочто, и на подворях у них не ставятся; также мои князи и бояре и воеводы, ратные и всякие ездоки у них в подворьях не ставятся, ни кормов, ни подвод, ни проводников у них не емлют; а кому у них лучится стати, и он себе у них корм свой и конский купит по цене, как ему продадут; а с черными людми и с городскими переславцы не тянут ни в какие проторы ни в розметы, опричь яму и городового дела и посошные службы; а кому будет на них чего искати, ино их сужу яз князь великий, или мой соколничей; а дают те соколники мне великому князю за соколы, оброком, с году на год полтора рубли, по книгам, по новому писму по княж Васильеву Ивановича Голенина. Также есми их пожаловал: кто по них взведет моего великого князя пристава, и пристав мой пишет перед меня, перед великого князя два срока в году, зиме на Крещенье Христове в тот же день, а лете уговев Петрова говенья неделю, опричь тех двух сроков, сроков на них не наметывают; а кто на них накинет срок силно не по тем их срокам, и яз им к тем сроком ездити не велел; а кто на них и безсудную возмет не по тем их срокам, и та безсудная не в безсудную. Писано на Москве лет 7015 Генваря 25».
Из содержания этой грамоты ясно видно, что она не создавала новой корпорации княжеских слуг, а регламентировала старое, раньше бывшее. Застает она сокольников живущими на местах («на посаде»), а не поселяет их вновь; среди перечисленных лиц есть четыре вдовы, что указывает на то обстоятельство, что их мужья — сокольники умерли до написания этой грамоты, а вдовы (с детьми) продолжали оставаться в разряде сокольников; до издания грамоты было несколько переписей сокольников; и установленный грамотой оброк взымался по последней переписи «по новому писму».
Этой старинной группе княжеских слуг, существовавших, как мы полагаем, со времен князей Переславских, Василий III подтвердил или быть может дал вновь целый ряд льгот. Своей грамотой он выделил их от прочего населения — черных (княжеских) крестьян и горожан переславских и, как лиц служивших по дворцовому хозяйству, поставил выше тех. Они пользовались свободою от обычных даней и пошлин и «не тянули с черными людьми ни в какие проторы (начеты) и розметы (раскладки)»; были освобождены от постоя должностных и военных лиц, всякий кто из тех останавливался у них платил за это; не обязаны были сокольники давать подвод и проводников для проезжавших через Переславль княжеских чиновников. Они были выделены из общего суда, кроме «душегубства и вобчих дел»; пристава и следователи («праветчики» и «доводчики») не имели права вмешиваться в дела сокольников и производить с них поборы. Их судил сам великий князь или его сокольничий.
Почему такие значительные льготы были даны переславским сокольникам, самая грамота, к сожалению, говорит довольно глухо. Весьма подробно говоря о их правах и льготах, она как бы подразумевает их обязанности и говорит о них весьма кратко: «а дают те сокольники мне, в. кн., за соколы оброком с году на год полтора рубли». Нельзя же допустить, что за полтора рубли они пользовались всеми льготами. Дело было не в деньгах, не в оброке. Пользовались они льготами по своей службе «за соколы». В чем состояла эта служба — грамота прямо не говорит, но мы полагаем, что она может быть указана в том, что они не обслуживали уже княжескую сокольню, бывшую ранее в Переславле со времен кн. Переславских, или вновь устроенную в Александровской Слободе, а лишь на случай княжеских охот вблизи Переславля являлись сюда, но без соколов и потому платили оброк. Это был запасной кадр сокольников.
Грамота различает в Переславле сокольников и помытчиков; называя всех сокольниками, выделяет одного помытчика. Обязанности сокольников, по крайней мере, позднейшего времени заключались в ухаживании за ловчими птицами, их приучении к охоте («вынашивании»), на самой охоте они «напускали» птиц, приманивали их после охоты и разыскивали добычу; обязанности же помытчиков состояли в ловле самых хищных птиц и доставке их на княжескую сокольню.
Любопытен состав этих сокольников: из них было 16 мужчин и 4 женщины, последние вдовы, разумеется, сокольников; из мужчин было два сапожных мастера, один помытчик, один седельник, один хлебник и одиннадцать человек сокольников, без обозначения их подсобных занятий или прежнего их ремесла. Состав этот говорит, что или сокольники комплектовались, главным образом, из разных мастеровых, или же им предоставлялось свободно заниматься ремеслами в звании сокольников. Жили они на посаде, вблизи города Переславля и числились в сокольничьем ведомстве («пути»). В том же ведомстве были и в других местах подобные же княжеские слуги, напр. кречетники Двинские, но более всего, конечно, было сокольников в самой Москве.
Грамота Переславских сокольников показывает как дорого было князю разными заступками и льготами упрочить существование сокольников, чтобы иметь в них готовых слуг для охоты, начинавшей к тому времени приобретать характер потехи, хотя, впрочем, материальное значение ее не исчезает еще совершенно, а только отодвигается на задний план. Цели своей великий князь достиг; он укрепил положение переславских сокольников настолько, что после него они существовали еще целых три столетия. Ему таким образом в истории их принадлежит весьма видная и самая основательная роль; собственно от него только начинается документально обоснованная их история. Не одна только страсть охотника говорила в нем, когда он решил дать свою льготную грамоту, а побуждала его вместе с тем назревшая потребность времени. Его двор по тогдашним условиям должен был иметь соколиную охоту согласно своему достоинству. По блеску этой охоты определялось, между прочим, самое достоинство владельца. Кроме того, приученные ловчие птицы были необходимы для подарков соседним владетелям, что не было одной формальностью, а при ценности кречетов и соколов являлось видным проявлением дружеских чувств соседства и способствовало упрочению отношений.
Свою грамоту великий князь дал в начале княжения. Создав ею прочный кадр сокольников, Василий III, быть может, между прочим, по этому так часто ездил охотиться в окрестности Переславля в течение всего своего княжения, соединяя нередко охоту с поездками на богомолье и чередуя, одно с другим. Охотился он часто и в других местах своего княжества, особенно в Волоке Дамском и подмосковних селах. Своей страсти он верен был до самой смерти; самая предсмертная болезнь, приведшая его к преждевременной кончине, прилунилась с ним на охоте.
Его сын царь Иван IV любил охоту не менее отца, но соколиной и псовой охоте предпочитал облаву на дикого зверя с рогатиной и ножом. Тем не менее заведенная дедами и прадедами соколиная охота продолжала существовать при нем, хотя далеко не в таком виде, как при его отце. Предание помнит, что у царя Ивана Васильевича на Московской сокольне были любимые соколы и когда однажды молодой сокольник Трифон Патрикеев, только что помолвленный, упустил любимого царского сокола во время охоты, то царь под страхом опалы и жестокого наказания приказал ему отыскать птицу в течение трех дней. Тщетно ездил он по лесу три дня и три ночи, наконец, обессиленный уснул. Во сне явился ему св. муч. Трифон, которому он молился в отчаянии, и указал, что разыскиваемый сокол сидит на сосне недалеко от того места, где он уснул. И, действительно, очнувшись от сна, нашел своего сокола в указанном направлении. В благодарность за чудесную помощь, он построил на этом месте сначала часовню, а потом каменную церковь во имя св. Трифона — это существующая до настоящего времени Трифоновская церковь в Напрудной Слободке в Москве. Но если и занимался царь Иван соколиной охотой, то надо думать только в добрую пору своего царствования, а потом ему было не до того и она пришла в упадок. Когда Баторий обратился с просьбой прислать ему красных кречетов, то Грозный был вынужден ответить, что «пошлет за кречетами на Двину и Поморье; были у него кречеты добрые да поизвелись; давно уж он перестал усердно охотиться, потому что пришли на него кручины большия». Но так плохо дело обстояло лишь в последнее время, а раньше он посылал кречетов королеве английской Елизавете и другим владетелям.
По примеру своего отца царь Иван Васильевич дал переславским сокольникам грамоту. К сожалению грамота эта до нас не дошла, сохранилось лишь одно упоминание о ней. Между тем есть основание думать, что грамота эта представляла собой дальнейшее развитие прав и обязанностей сокольников. Так при Василии III сокольники наравне с тяглыми и черными людьми несли еще некоторые повинности, в роде «посошной службы», «яма» и «городового дела». В начале же XVII ст. они были свободны от этих повинностей и положение их сравнительно с общей податной массой еще больше улучшилось. Ближайшая грамота этого столетия дает полное право думать, что впервые это сделано было Грозным1). По его именно воле они начали обращаться в помытчиков и платить свой оброк соколами «пером», т.е. совершенно оперенными, вылинявшими птицами, по терминологии позднейшего времени дикомытами. Переход этот от сокольников к помытчикам был естественный и необходимый. Пользоваться так часто, как Василий III переславскими сокольниками ему было не нужно, а между тем надобность в ловчих птицах в целях, хотя бы только государственных, существовала. Он и заставил их заниматься помыканием соколов, т.е. ловлей их в окрестностях Переславля, на чьих угодно землях без ограничения и доставкой в Москву на царскую сокольню. Поставил их под надзор местных «детей боярских, которым кречатья ловля за обычай».
Как человек выдающихся организаторских и административных способностей, Грозный, хотя сам и не очень любил соколиную охоту, но произвел в ней ряд реформ. Не только для переславских сокольников, но и во всей постановке царской соколиной охоты сделал важные изменения, как полагают, он именно дал ей строгую организацию и провел целый ряд важных мер. Считают даже, что с его времени «соколиная охота начинает получать преобладающее значение в царской охоте, и здесь, стало быть, нужно искать разгадку удивительно пышного ее последующего расцвета», хотя собственное его признание, по-видимому, говорит против последнего.
Время царя Федора Ивановича, Бориса Годунова и Лжедимитрия, по-видимому, ничего нового не привнесло в дело соколиной охоты и в частности в положение переславских помытчиков. Все действовало по заведенному Грозным порядку до царя Василия IV Шуйского. 10 июля 1606 г. он пожаловал своих переславских помытчиков следующей грамотой:
«Се яз, царь и великий князь Василей Иванович всеа Руси, пожаловал есми своих Переславских соколников, соколнича пути и помытчиков и оброчников, что живут в пригороде на посаде, Гришку Рябова, да Боженка Ильина, да Ортюшку Максимова, да Казаринка Петрова, да Ивашка Почанникова, да Банку Панина, да Тишку Новикова, да Ивашка мелника, да Менщичка Дементьева, да Тренку кузнеца, да Тренку сапожника, да вдову Оксиньицу, да Гаврилку хлебника, да Илейку Обросимова: что они нам били челом и положили перед нами блаженные памяти Государя Царя и Великого князя Ивана Васильевича всеа Русии жалованную грамоту, чтоб нам их пожаловать, велети тое старую жалованную грамоту переписати на наше царьское имя и велеть бы им дати свою царьскую жаловалную грамоту новую таковуж, какова у них преж сего была. И яз, Царь и Великий Князь Василей Иванович всеа Русии, выслушав их старую жалованную грамоту Переславских сокольников, сокольнича пути, и помытчиков и оброчников, Гришку Рябикова с товарыщи, пожаловал велел тое старую грамоту переписати на свое Царево и Великого Князя Василее Ивановича все Русии имя и велел им дати сю свою царьскую жалованную грамоту, таковуж, какова у них преж сего была: наши наместницы Переславские и их тиуны Гришку Рябикова и его товарищей не судят ни в чем, опричь душегубства и разбоя с поличным, а праведники и доводчики поборов своих на них и поворотного не емлют и не всылают к ним ни почто; а кому будет чего искати на Гришке Рябикове и на его товарищех, ино их сужу яз, Царь и Великий князь Василей Иванович всеа Русии, или мой соколничей; а ездити от них и по них нашему даному приставу, котораго им яз пожалую, велю дати, а срок им даной пристав срочит один в году в той же день по Крещенье Христове; а опричь того моего даного пристава, не ездит по них никто; а кто на них накинет срок не по тому их сроку, и им к тому сроку ездити не велел; а кто на них безсудную грамоту возмет, не по тому их сроку, и та безсудная не в безсудную. Также есми их пожаловал: наше князи и бояре и воеводы и ратные люди у них во дворех силно не ставятся, а наши высылщики и гонцы и емщики подвод у них и проводников не емлют в городе и по дорогам, опричь ратные вести; а с подводами на яму не стоят, и с черными людми городскими, ни с целовальники, ни с десятскими, во всякие подати и тяглы не тянут... (истлевшее место)… А с черными людми не тянут ни вочто, ни в посошные службы. А оброку им мне, Царю и Великому Князю, давати с своих дворов с году на год на Рождестве Христове на мою сокольню соколничему нашему по три соколы пером; а не будет соколов пером и им давати в нашу казну за три сокола оброку по 1 ½ руб. с году на год, за сокол по полтине, да пошлин с сокола по гривне. А коли Гришка с товарыщи поедут к нам, на Москву, с нашими оброчными соколы или с соколним оброком, без товару, и наши наместники по городам, и по волостям волостели и их пошлинники, и по мытам мытчики, и по рекам перевозчики, и по гатям гатовщики, мыта и тамгу и явки, ни иных никоторых пошлин на них не емлют. А коли они явят сю нашу грамоту нашим наместникам и всяким пошлинником и они с нее явки не дают ничего. А прочет сю нашу царьскую грамоту, велели есми отдавати Гришке с товарищи назад, и они себе ее вперед держат для наших пошлинников. Дана ся наша царьская жалованная грамота на Москве, лета 7114 году Июля в 10 день».
Что именно в этой грамоте принадлежит отдельно Грозному и что Шуйскому, сказать трудно. Оставив этот вопрос открытым, обратимся к ее содержанию.
За 99 лет, отделяющих издание одной грамоты от другой, в положении переславских сокольников наблюдается большая разница. Теперь от общей податной массы их отделяла уже целая стена разных привилегий. Из прежних ограничений и вообще небольшим связывающим звеном между ними остался суд за «душегубство и разбой с поличным», а также подводная повинность по случаю «ратной вести». В остальных отношениях у помытчиков все было свое особенное: суд — специальный княжеский или его сокольничего; пристав также свой исключительный, приезжий в один определенный день в году. Переславские сокольники были свободны от постоя, яма, городового (крепостного) дела, посошной повинности, беспошлинно проезжали в Москву по служебным делам и т. д.
Свое привилегированное положение они оплачивали службой. Всею артелью обязаны были изловить трех соколов и доставить их на святках в Москву на княжеский соколий двор или же уплатить вместо их, при неудаче поймать последних, соответствующий оброк за сокола по полтине (около 4 ½ руб. сер. на наши деньги) да пошлины по гривне (около 90 коп.). Обязанность эту нельзя назвать обременительной, особенно, если принять во внимание обилие хищных птиц в то время — соколов и ястребов в Переславском уезде. Здесь, как «соколье помчите» преимущественно славилось Ивановское болото, подле озера того же имени, расположенное в бассейне р. Малой или Клязьменской Нерли; не мало водилось хищных птиц и по другим местам, особенно вблизи озер и по болотам р.р. Дубны, Большой или Волжской Нерли и др. Запрета ловить в чьих либо владениях не существовало: помытчики свободно имели право делать свое дело не только в подклетных владениях царей, а также во всех остальных землях: монастырских, боярских и пр. Являлись они (т.е. помытчики) с своими снастями на намеченное ими место и начинали ловлю. Соответственно возрасту и роду птиц приемы ловли и самые приспособления различались между собою. «Гнездари» — совсем юные птенцы разыскивались в гнездах и ловились руками; «слётки» — молодые птенцы, выучившиеся летать, ловились сетками, наконец, «дикомыты» — взрослые птицы, перелинявшие (перемытавшиеся) на воле (в диком состоянии) «схватнями», посредством привязанного на «вспорку» голубя или даже мелкой птички; ставили также «седбища на соколов и по болотам напорцы» и т. д. Конечно, труднее всего было ловить дикомытов, а по-видимому именно ими, или в крайнем случае, вылинявшими слетками или гнездарями должны были они платить свой оброк. Принимая во внимание зимний срок доставки птицы, а также прямое указание грамоты, что требовались соколы пером», т.е. в надлежащем оперении — вылинявшие, приходится думать, что это так именно и было. Если добавить к этому, что под соколами разумелись только самки, которые обычно предпочитались самцам, по терминологии того времени «челигам», то задача переславских сокольников была не так проста, как это кажется с первого взгляда. Дикомытов поймать было очень трудно, а гнездарей и слетков приходилось долго содержать и ухаживать за ними, пока они делались настоящими птицами. Чтобы представить трех оброчных соколов, нужно было выбрать их из нескольких птиц, иными словами, наловить нужно было гораздо более трех; тем более, что могли быть несчастия дорогою при доставке в Москву. Это обстоятельство приходилось учитывать очень сильно: дорогою птицы могли заломать перья и попасть в бракованные, или того хуже, пасть. По этому возили их с большими предосторожностями зимою, в особых клетках — коробах, обтянутых внутри овчиной, чтобы птица не заломала перья; дорогою обильно кормили свежим мясом преимущественно голубей. Так что в конце концов и три птицы доставляли много хлопот помытчикам, а содержание их в течение нескольких месяцев усложняло дело еще более и требовало затрат.
По-видимому пойманные соколы и ястребы доставлялись в то время в Москву обученными. Заставляет это предполагать та же самая грамота. Она говорит о находившихся в Переславле «сокольниках сокольничаго пути, помытчиках и оброчниках». Разделяя их натри категории, грамота, надо думать, раскрывает нам этим внутреннее устройство переславской артели. Главную или старшую роль играли сокольники, затем шли помытчики и наконец оброчники. К последним относились вдовы и, вероятно, разбогатевшие помытчики, приписавшиеся к купцам; не принимая активного участия в ловле птиц, они вносили в артель соответствующий денежный оброк. Помытчики ловили и отвозили птиц в Москву, а сокольники обучали их приемам охоты. Существовало таким образом распределение обязанностей, что было в интересах дела и самой артели. Не всем же на самом деле было ездить на ловлю по болотам, в Москву с птицами; да если принять во внимание, что и самих птиц было меньше, чем помытчиков, то распределение это становится неизбежным.
Бесспорно, самым трудным и самым почетным делом была роль сокольников, которых грамота ставила во главе артели. От этой категории лиц требовалось немалое искусство, разнообразившееся смотря по возрасту, роду и характеру птицы. Сокольник, чтобы «выносить» или выдрессировать надлежащим образом птицу, должен был владеть этим знанием в совершенстве. Обычно гнездарей, после того, как они подрастали,- а слетков и дикомытов после поимки обряжали в особые уборы и снаряды: на ноги надевали «опутенки» с «должиком» и бубенчиком. Первые два приспособления служили для того, чтобы птица не улетела, а последнее, чтобы улетевшую птицу по звону можно было бы разыскать. Снаряженные птицы содержались в особом чулане (сокольне) на отдельных «стульях» — обрубках дерев, обитых сверху войлоком, или на «треногах» — деревянной, обшитой сукном палке, с металлической или деревянной же подставкой. От искусства помытчика и характера птицы зависела степень скорости приручения ее. Особенно резвых и диких птиц сначала морили голодом, потом мало по малу приучали к себе, чтобы птица за пищей садилась на руку сокольника, закрытую рукавицей, потом рука заменялась «вабилом» — двумя крыльями с привязанным к ним куском мяса. Хорошо прирученную птицу притравливали в поле на добычу, при чем должик заменяли длинным шнурком. В течение недель двух-четырех птица приобретала надлежащие навыки и ее пускали на настоящую охоту. При этом соколов и кречетов вывозили на охоту «исклобученными», т.е. с клобучками на головах, закрывавшими глаза, чтобы птицы не бросались преждевременно на добычу и не дрались между собой. Ястребы, копцы и дербники вовсе не приучались к колпачку. Эта разница допускалась вследствие особенностей характера тех и других птиц. Сокола или кречета на охоте сперва нужно сбросить с руки и тогда он идет вверх, или говоря по-охотничьи «делает ставку»; оттуда с высоты бросается вниз на добычу и бьет ее. По числу ставок, т.е. подъемов вверх и стремительных падений оттуда, а также по способности подниматься на большую высоту определялось достоинство птицы. Чем выше сокол взлетал и чем больше делал нападений, тем считался лучше и ценнее. Обучение соколов и самая охота с ними принадлежит к наиболее трудным, но все это искупается особой прелестью воздушной борьбы пернатых хищников. Добычливее и проще охота с ястребами; они прямо бросаются с руки за добычей и бьют ее «в угон». Птиц пускали на добычу освобожденными от всех снарядов с одними только бубенчиками. По окончании охоты, если птицы не возвращались к сокольнику сами, приманивались вабилом, а затем снова надевали на них опутенки, должик и клобучек и увозили в сокольню. Таких выношенных птиц по три штуки и доставляли ежегодно в Москву на царскую сокольню переславские сокольники.
Сколько именно было последних в переславской артели, грамота не дает указаний. Самая артель сравнительно со времени Василия III значительно сократилась: вместо 20 человек насчитывалось лишь 14 человек. По прежнему в ней были разные мастеровые: мельник, кузнец, сапожник, хлебник, что само собой указывает на то обстоятельство, что переславские помытчики или комплектовались из «деловых людей», или же им разрешалось заниматься наряду с своею службою разными подсобными промыслами.
Смутное время, усилившееся при Шуйском и достигшее высшей точки своего напряжения после его свержения, заставило всех забыть о соколиной охоте, и переславцам, жестоко пострадавшим в этот период лихолетья, некогда было думать о своем соколином оброке; само собой все это прекратилось и замерло. Возрождение последовало при царе Михаиле Феодоровиче и то не сразу, после того, как брожение в государстве более или менее улеглось и великолепие царского двора стало возрождаться с новым блеском. Сам царь не был большим любителем охоты, но тем не менее время от времени тешился соколиным спортом. Прежние права переславских сокольников при нем подтверждены были вновь и весь уклад служебной деятельности их пошел по прежнему.
«Божиею Милостию, — писано по его указанию на обороте грамоты Василия Шуйского — мы великий государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа Русии Самодержец, сее грамоты слушал, а выслушав Переславских соколников, соколнича пути, и помычников, и оброчников, что живут внутри городе и на посаде, Гришку Рябикова, Казаринка Петрова, Ивашка Почанникова, Гаврилка Иванова с товарищи, и которые впредь иные соколнича пути соколники и помычники и оброчники в Переславле внутри городе и на посаде и на пустых на оброчных местех учнут жити, пожаловали: сее у них грамоты рудити не велели никому ничем, а велели у них ходити о всем по тому, как в сей грамоте написано. Лета 7125 (1617 г.). Марта в 20 день. А подписал Государев Царев и Великого Князя Михаила Федоровича всеа Русии диак Богдан Иванов сын Кашкин».
В своих основных чертах эта грамота была подтверждена и в следующее царствование, но вместе с тем содержит указание на важную перемену, происшедшую в положении переславских сокольников, а именно все они переименованы были в помытчиков. «157 (1649 г.) Марта в 6 день, Божиею Милостию мы, Великий Государь Царь и Великий Князь Алексей Михайлович, всеа Русии Самодержец, сее жаловалные грамоты слушал, а выслушав Переславль Залесского сокольих помытчиков, что живут внутри городе и на посаде Гаврилка Иванова с товарищи, девять человек, и которые иные сокольи помытчики впредь в Переславле учнут жити, пожаловали: сее у них грамоты рудити не велели, и соколы помыкать попрежнему, и велели им ходити во всем по тому, как в сей жалованной грамоте писано, опричь сроку, что написано в той же день по Крещении Господни, и тот срок отговорен и быти по новому Уложенью. А подписал Государев Царев и Великого Князя Алексея Михайловича всеа Русии диак Иван Федоров».
Эта грамота с несомненностью устанавливает, что со времени царя Алексея Михайловича переславские сокольники, помытчики и оброчники все были обращены в помытчиков; им дана одна определенная задача ловить и помыкать в Москве соколов и ястребов. Остальное отпадало. Перемена эта становится вполне понятной, если принять во внимание особое состояние царской соколиной охоты того времени. Это было время исключительного ее расцвета, вызванное самим царем — страстным соколиным охотником, который, можно сказать, жил охотой и всецело предавался ей в часы досуга. Тотчас по вступлении на престол он со всею силою страсти отдался любимой потехе, увлекавшей его с ранних лет, и не жалел средств на это дело. Не изменял ей в течение своего 30-ти летнего царствования; из своих московских теремов постоянно рвался на волю, предпринимал при каждой мало-мальски подходящей погоде свои «походы на потехи» в подмосковные села и иногда даже по два раза в день охотился с соколами, принимая в этом самое активное участие. В Семеновской и Коломенской сокольнях, составлявших его потешный двор, было собрано необычайное число птиц — около трех тысяч штук, для прокормления которых была особая голубятня, где содержалось до ста тысяч голубей. Чтобы понять всю колоссальность цифры ловчих хищников нужно иметь ввиду, что в неволе даже и при самом лучшем уходе птицы живут не более двух-трех лет, а потом становятся негодными к охоте, или прямо умирают, многие от перемены климата. Следовательно, чтобы поддерживать постоянно на такой высоте сокольню требовалось ежегодно громадное число птиц. Оно еще более увеличивалось частыми посылками редкостных птиц в разные страны: Турцию, Персию, Крым, Англию, Данию, Польшу и др., причем султану и шаху иногда в один раз посылалось по 30 кречетов и ястребов. Такая значительная ежегодная убыль ловчих птиц восполнялась с одной стороны особыми экспедициями. Царские помытчики ездили за ними в самые отдаленные концы государства (на Север и в Сибирь) и привозили с собой редких птиц. С другой стороны, по-видимому, увеличено было число мест или точнее городов, где вновь учреждены были помытчики (напр. в Ростове), а прежним провинциальным сокольникам было указано стать помытчиками, т.е. исключительно заниматься ловлей птиц. Искусство «вынашивания» последних сосредоточено было на царском потешном дворе, под наблюдением самого царя и его ближайших помощников в этом деле — Матюшкина и Хомякова. Быть может, сказалось в этом даже недоверие к провинциальным сокольникам и их приемам обучения, которые сочтены были устарелыми и неподходящими. Здесь же в Семеновском и Коломенском дворах им давали надлежащие навыки. Все дело было поставлено необыкновенно строго, как важная государственная отрасль управления. Взыскивали за малейшие упущения, производили розыски о каждом несчастном случае с птицами в сокольнях и докладывали царю, знавшему свою армию хищников великолепно по именам. Он разделял их на статьи и разряды и любил гордиться ими. Принимал близкое участие, или даже, как полагают некоторые, сам составил особое руководство по соколиной охоте — «Книгу, глаголемую урядник: новое уложение и устроение чина сокольничья пути». Восхваляя достоинство этого рода охоты, Алексей Михайлович говорит здесь: «И зело потеха сия полевая утешает сердца печальные, и забавляет весельем радостным и веселит охотников сия птичья добыча»... «Будьте охочи, забавляйтеся, утешайтеся сею доброю потехою, зело потешно и угодно и весело, да не одолевают вас кручины и печали. Избирайте дни, ездите часто, напускайте, добывайте, нелениво и безскучно, да не забудут птицы премудрую и красную свою добычу». В пояснительной заметке к «Уряднику» С. Т. Аксаков говорит: «Соколиная охота по преимуществу благородная. Тут дело идет не о добыче, не о числе затравленных гусей или уток, тут охотники наслаждаются резвостью и красотою соколиного полета, или, лучше сказать, неимоверной быстротой его падения из под облаков, силою его удара».. «Странно, — говорит тот же С. Т. Аксаков, — но самому жалостливому человеку как то не жаль бедных птичек, которых он ловит. Так хорош, изящен, увлекателен процесс этой ловли, что непременно желаешь успеха ловцу». Самая соколиная охота по описанию С. Т. происходит следующим образом: «Охотники с одним или двумя соколами, разумеется хорошо выношенными, ездят по полям, по речкам или около небольших озер; усмотрев издали птицу, сокола «бросают с руки», и он сейчас начинает всходить кругами вверх; когда же он взойдет до известной «своей» высоты, птицу (на которую охотятся) «поднимают», спугивают, и сокол, как молния, падает на нее с неба». Убитую птицу поднимают находящиеся верхом сокольники, они же отыскивают и приманивают самих соколов. Это описана весьма скромная простая охота, но царская охота и при том времен Алексея Михайловича представляла увлекательное и грандиозное зрелище. Тут участвовал целый штат царедворцев, возведенных в звание сокольников по особому церемониалу, множество низших слуг, вывозилось сразу большое количество птиц, разодетых в драгоценные колпачки с каменьями, золотом и серебром. Все это блистало и сияло роскошью убранства. Местами охоты царя были почти исключительно подмосковные окрестности.
Трудно допустить, чтобы при таком положении дел соколиный оброк переславцев оставался в прежнем виде. Самое время требовало другого, прежние же нормы должны быть признаны устаревшими. И действительно, есть сведения о новом обложении помытчиков Переславля-Залесского. Историк царской охоты г. Кутепов говорит: «По писцовым книгам 1676 г. переславские помытчики обязаны были доставлять на Семеновский потешный двор ежегодно с каждого двора «по соколу дикомыти, да по ястребу гнездному»..., — «а во 175 (1667 г.?) году, вместо гнездного, велено имать по ястребу старому дикомыту, а будет, в котором году стараго не будет и на них имать по три ястреба молодых добрых». По поводу приведенных сведений далее тот же автор говорит: «Трудно сказать, относилось ли обязательство поставки указанного количества птиц ко всем Переславль-Залесским помытчикам вместе или к каждому отдельному двору. Первое предположение наиболее отвечающее редакции писцовых книг, несколько не вяжется со справкой, данной в начале XVIII ст. Преображенским приказом, по которой на названных помытчиков возложена была обязанность приноса на Семеновский потешный двор ежегодно шесть вешних соколов дикомытей и шесть осенних «дикомытей суровых», всего 12 птиц, при чем челигов сокольих приносить не полагалось, а тем более засчитывать их за окладных недоставленных соколов. За последних с помытчиков взыскивалось по три рубля за птицу».
Если сравнить число птиц (12 шт.), составлявших оброк переславских помытчиков, с числом дворов переславских помытчиков по переписи 1677 г. (также 12 дв.), то получится полное совпадение, а именно с каждого двора по одной птице. Совпадение это едва ли случайное; количество платежных единиц (дворов), установленное этой переписью, сохраняло свою силу, надо думать, до следующей переписи. Этим и объясняется число 12 птиц, о которых говорил в своей справке Преображенский приказ.
Исходя из этого и считая несомненно правильным поступление оброка с переславских помытчиков по исчислению приказа XVIII ст., приходится признать, что в XVII ст. оброк птицами был вдвое более; кроме сокола требовался еще ястреб с одного и того же двора. И по-видимому было это сделано при царе Алексее Михайловиче, хотя путаница в хронологических данных (сначала 1676 г., а потом 1667 г.) не дает возможности сказать это категорически. Но тем не менее из приведенного выше обзора постановки соколиной охоты при «тишайшем» царе видна настоятельная необходимость в усиленном оброке натурою и подтверждает это соображение. Да кроме того, как бывшие сокольники, теперешние помытчики были освобождены от «вынашивания», а за это само собой следовало увеличить оброк количественно.
К сожалению нам неизвестно, какое число дворов помытчиков считалось в Переславле Залесском в царствование Алексея Михайловича. Зная это, можно бы сказать сколько всего оброчных птиц полагалось к высылке отсюда в Москву за это время. В 1649 году, когда подтверждена была жалованная грамота Василия Шуйского, помытчиков было здесь 9 человек; через пять лет в 1655 г. по городовой росписи их было десять следующих человек: Якушко Тчанников, да дети его: Ивашко да Богдашко, Ганька Меншиков, Фролка Меньшиков, Ивашко Тихонов, Прохорко Михайлов, Савка Еремеев, Логинко Онтипьев. За дальнейшие годы царствования с ведений мы не имеем, но можно считать, что число это увеличивалось постепенно, так как на другой год после смерти царя Алексея всего помытчиков в Переславле было 28 человек.
По переписи 1677 г., произведенной в царствование царя Федора Алексеевича, это были следующие лица: Логинко Антипьев сын Козаринов, у Логинки дети: Стенка, Якушко; — Ивашко Яковлев с. Тчанников, — Богдашко Яковлев с. Тчанников, у Богдашки дети: Митька 20 лет, Ивашко 12 лет, Бориска 10 лет; — Лушка Гаврилов с. Худяков; — Прошка Михайлов с. Подурцев, у Прошки с. Мишка 10 л.; — Савка Еремеев с. Рябиков, у Савки с. Ромашка; — Фролка Аввакумов с. Меншиков, у Фролки дети: Володька, Ивашка; — Якушко Гаврилов с. Меньшиков; — Бориска Яковлев с. Потапов, — иноземец поляк Мишка Иванов; Ивашка Патрикеев с. Меньшиков, у Ивашка дети: Петрушка 6 л., Андрюшка 1 года; — Емелка Дорофеев с. Кубасов, у Емелки с. Ивашка 1 г.; — Алешка Михайлов, у Алешки дети: Андрюшка, Ивашко, Ивашко ж Меньшой 15 л., Матюшка 10 г., всего найдено по переписи сокольих попытчиков 12 дворов, людей в них 28 чел.
Основною чертою приведенной переписи, касавшейся не только сокольих помытчиков, а и всего населения Переславль-Залесского уезда, было установление числа платежных или оброчных единиц. Таковыми для помытчиков, как мы видели ранее, были дворы. Как платежные единицы они отличались значительным постоянством, чего нельзя сказать относительно их обитателей. Раскладка оброка производилась по этим дворам или штатам, а в дворах могли меняться разные лица. Последнее легко заметить, если сравнить фамилии и прозвища сокольников прежнего времени, перечисленных в царских грамотах, с таковыми же указанными в переписи. Одинаковых фамилий в тех и других очень мало. Причин этого может быть несколько: вымирание родов, переход на другие службы, исключение из числа помытчиков и пр. В качестве иллюстрации последнего может служить грамота царя Федора Алексеевича 1677 г. Переславскому воеводе П.Ф. Полтеву о трех переславских сокольих помытчиках, учинивших какое то неблаговидное деяние по отношению к переславским посадским людям. Грамота эта, представляющая собою заключительный конец судебного или административного дела, гласит следующее:
«От царя В.К. Федора Алексеевича всея велик. и мал. и бел. Рос. Самод. в Переславль-Залесской Воеводе нашему Петру Федоров. Полтеву в нынешнем 185 г. Июля в 18 день послана к тебе наша велик. Государя грамота по челобитной переславцев посадских людей, велено переславских сокольих помытчиков Стенку Антропова с товарищи выслать их на вечное житье Переславского ж уезду залеского в нашу В. Г. Дворцовую новую Александрову слободу в посад и переславские сокольи помытчики Терешка да Сенька Степановы, Назарка Антропов били челом нам В. Г. в Александрове де слободе жити им не возможно, потому что от переславцев посадских людей разорены в конец без остатку, и нам В. Г. пожаловати бы их в Александрову слободу для их разорения и бедности на вечное житье перевозить не велеть, а жить бы им в Переславле Залеском в нашей В. Г. Дворцовой рыбной слободе в тягле, а что поручные записи по их в посад в тягле взяты — велеть выдать, чтоб им впредь от переславцев посадских людей продажи и убытков никаких не было. И как к тебе ся наша В. Г. грамота придет и ты, по прежней нашей В. Г. грамоте какова к тебе послана по челобитью переславцев посадских людей переславских сокольих помытчиков Терешку да Сеньку Степановых, Назарку Антропова, в Александрову слободу на житье высылать не велел, а велел им жить в переславлеж на посаде в нашей В. Г. Дворцовой рыбной слободе в тягле и на наш В. Г. обиход рыбы ловить и службы служить и всякия подати платить с прежними рыбными ловцами вряд, а прочет сю нашу В. Г. грамоту и списав список, оставил в съезжей избе, а подлинную отдать им Назарке с товарищи. Писан в Москве лета 7185 Июля в 31 день».
Любопытно отметить, что исключение из артели помытчиков сопровождалось переводом исключенных в другую категорию дворцовых же служащих. В Александровой Новой Слободе, где был при ц. Федоре конюшенный двор, они могли быть определяемы к этого рода службе или какой-либо другой, а в Переславле в Дворцовую Рыбную Слободу ловцами. Обращает на себя внимание последнее обстоятельство. Рыбные ловцы, как оказывается, по крайней мере, в некоторой части не были исконными и преемственно из рода в род занимающимися одним и тем же делом дворцовыми слугами. Состав их менялся и имел значительную связь с помытчиками, подтверждение чего увидим в последствии в челобитной Петра Емельянова Жилкина, поданной им им. Елизавете Петровне.
Из сопоставления его челобитной с приведенной грамотой можно допустить, что поручные записи посадских людей, из за которых, по-видимому, возникло все дело, повлекшее за собой увольнение трех помытчиков, были даны при поступлении последних в переславскую артель и служили гарантией для правительства в правильности исполнения ими своих служебных обязанностей. Поручителями были лица из состоятельного класса — переславских посадских людей, отношение которых к помытчикам, насколько можно судить даже по настоящей грамоте, носили далеко не дружественный характер. Помытчики здесь жалуются, «что от переславских посадских людей разорены в конец без остатку», просят отобрать от них поручные, выданные при поступлении на службу, «чтобы им впредь от переславских посадских людей продажи и убытков никаких не было». Поручная, таким образом, была своего рода векселем, при помощи его посадские люди старались держать в руках помытчиков, занимавшихся на ряду с своей службой разными ремеслами и торговлей под защитой своих привилегий и тем становившихся к ним в конкуренцию и прямую борьбу. Особенно ясно это раскрылось в царствование Петра I, когда интересы тех и других столкнулись еще более.
Судя по грамоте царя Федора, переславские помытчики не были подчинены местному воеводе; он приводил в отношении их лишь в исполнение распоряжения высшей власти, как передаточная инстанция. По-прежнему суд и расправа помытчиков находились в Москве. Здесь же по-старому сосредоточивались все их служебные интересы, но самая служба со смертью ц. Алексея Михайловича стала легче. Дни необычайного расцвета соколиной охоты окончились вместе с ним.
Переславские сокольи помытчики. Часть 2.
Переславско-Залесское княжество
Город Переславль-Залесский
Александровская слободаCopyright © 2017 Любовь безусловная
|
