Никита Петрович Соколов Никита Петрович Соколов, деятельный член Академии Наук и Российской Академии, родился в 1748 году в селе Крутце, Владимирского (позже Покровского) уезда, Владимирской губернии, где отец его, был пономарем. Когда мальчик подрос, его отдали учиться в Троицкую Лаврскую семинарию, хотя в то время существовала уже и Владимирская семинария. Надо думать, и до митрополита Платона Троицкая семинария, среди других, процветала. Про нее, при Платоне, писал в прошении один из владимирцев: „Троицкая семинария красно цветет и обильные плоды приносит. Цветет она славою наук с немалым преимуществом от прочих и знатнейших училищ, а плоды приносит пользою трудов не только церкви святой, но и отечеству в сладость. Сие не требует доказательств; ближние и дальние, уже многия страны ведают, и видят, и чувствовать стали, и для того все окрестные духовнаго чина стремятся с охотою, яко к доброму пристанищу, или добродетелей питомству, сей св. лавры семинарии детей своих вверить". Эта нарождавшаяся в 50-х годах XVIII столетия слава Троицкой семинарии побудила и родственников Соколова отвезти туда мальчика. В семинарию он поступил 17 апреля 1759 года, т.е. в 10 лет.
Учился Соколов очень хорошо, проходя без задержки все многочисленные школы (тогда были: аналогия или фара, инфима или низший класс, грамматический класс, синтаксима, пиитика, реторика, философии и богословие). В 1767 г. Н.П. был уже студентом философии, причем в ведомости был рекомендован так: „обучается весьма благонадежно, по еврейски похвально, по немецки преизрядно, по французски очень благоуспешно". В этом году Соколов перешел в богословский класс, а в ноябре 1767 г. директор Академии Наук, гр. В.Г. Орлов обратился в Св. Синод с доношением, что „Академии настоит нужда в малолетних людях от 15 до 20 лет, а по более, поведения добраго и незазорнаго и разумеющих латинский язык", и просил, не угодно ли будет приказать дать Академии таковых качеств учеников из семинарии Троицкой Сергиевой лавры 10 человек. Начальник семинарии архимандрит Платон писал нпо этому случаю
к ректору семинарии, чтобы выбор учеников был произведен из трех школ: философии, реторики и высшего класса (синтаксии) „и дабы оные ученики к тому имели, в сходство указа, самохотное желание, в том их стараться уверять, что они берутся в знатное место и для таких же и других полезных наук, и чрез то могут иметь лучшее благополучие... при том не забыть того, чтоб оные ученики были одеты не худо, то есть не были б в лаптях, или в раздранной какой ветхой одежде, дабы чрез то не навесть семинарии какого нарекания". Н. П. Соколов не мог попасть в число этих счастливцев, так как уже перешел в богословский класс. Чтобы получить желаемое право, он вместе с другим товарищем подал архим. Платону прошение, чтоб и их „высоким вашим (Платона) повелением приказано было в... академию отправить, ибо мы ревностное имеем желание совершеннейшие в науках оказать успехи, и... всенижайше просим нас онаго благополучии удостоить...“ Ректор и игумен семинарии также ходатайствовали о просителях, так как они „добрых нравов и поведений и в учении весьма благоуспешны, а притом в богословии промованы недавно". Архим. Платон разрешил и таким образом Никита Петрович поступил в академический университет.
В Петербург Соколов прибыл в начале 1768 г. и 10 января вступил в службу Ее Императорского Величества при Академии Наук; 20 марта того же года он был произведен при Академии студентом и пожаловал шпагой. Никите Петровичу невозможно било жить безвыездно в Петербурге и посещать университетские лекции; для развития его и обогащения познаниями очень помогло снаряженное тогда по Высочайшему повелению под начальством знаменитого натуралиста Палласа путешествие с научною целью — исследовать и описать Россию преимущественно в естественно-историческом отношении. В эту экспедицию, выступившей 11 июня 1768 г., Паллас взял и студента Соколова.
Путешествие профессора Палласа продолжалось более шести лет; результаты его имеют громадное значение в науке. В трудах этой экспедиции принимал деятельное участие и Соколов: так, многие страницы в описании путешествия Палласа принадлежат, по указаниям самого профессора, Соколову; он много раз исполнял поручения, — делал научное обозрение различных местностей, — сопряженные неоднократно с опасностями и лишениями, и из собственных слов Палласа видно, с каким успехом Н.П. исполнял все возлагаемые на него ученые поручения. Он вносил в свои путевые записки все, возбуждавшее его внимание и пытливость; сообщал сведения о свойствах почвы, о реках и озерах, о редких и замечательных животных и т. п. и собирал экземпляры последних; по поручению Палласа, Соколов, между прочим, обстоятельно описал и рыбную ловлю в Хвалынском море; по запискам студента Паллас иногда исправлял неверности, вкравшиеся в его собственное описание.
В своих сношениях с Академией Наук Паллас постоянно отзывался с большою похвалою о своем спутнике, студенте Соколове; когда кончилась экспедиция, сочувственно отзывались о трудах Соколова и в иностранных органах ученой литературы. Академия Наук, с своей стороны, не переставала поощрять молодого труженика: кроме объявления похвалы, она с 1772 г., не в пример другим студентам, увеличила его жалованье до 200 руб. в год.
Экспедиция кончилась в 1774 году и Соколов вернулся в Петербург с хорошим запасом теоретических знаний по анатомии и металлургии, но с значительно расстроенным здоровьем. В виду этого он 20 августа, вскоре после возвращения, подал в академическую комиссию прошение, в котором „по причине слабаго здоровья, находя себя более продолжать науки не в состоянии “, просит об увольнении в другое, «где себе по способности найти могу место. А дабы при том как за долголетнее мое упражнение в разных науках, так и за особливые труды мои не лишен был милости Академии и пристойного награждения (еще в семинарии, не считая нижних классов и поэзии, через целые шесть годов обучался высшим наукам; а именно российскому и латинскому красноречию три года, философии и теоретической физике два года, и год откровенной феологии, и об успехе показанном в оных получил особливую себе рекомендацию; будучи определен в экспедицию Палласа, находился в беспрестанном беспокойствии и разъездах, между тем положил знатные труды в снискании знания по истории натуральной), того ради прошу, дабы при увольнении меня от Академии Наук благоволено было наградить рангом переводчика латинского и французского языков, из которых в нервом я довольно искусился, а на втором также без дальняго затруднения могу чинить переводы... Наконец прошу также покорнейше, дабы впредь для содержания моего до приискания места, по увольнении, поелику не имею никого ни сродствеников, ни знакомых, благоволено было выдать мне хотя за треть жалованья».
Академия Наук, получив прошение Соколова, вероятно, была не мало удивлена решением его, и потому просила профессора Палласа уговорить его к продолжению учения и службы при академии, и вместе с тем просила дать о нем отзыв. Профессор так отозвался 27 августа о своем замечательном ученике: „Сколько ни способен и надежен он к наукам, со всем тем не в состоянии я был уговорить его к продолжению учения и службы при Академии... Я об нем сказать должен, что он в словесных науках, наипаче в латинском языке, также и в российском штиле, первейший из всех прочих в экспедицию выбранных элевов. Во французском языке имеет он также хорошее основание, а во время путешествия в препорученных ему описаниях особливых стран отменно отличался, которым он точныя и ясныя описания учинил со всевозможною способностью. И так чрез то, также и ненарушимым исполнением даванных ему на разних путешествиях инструкций, всегда себе заслуживал совершенное мое удовольствие и ту похвалу, которую я ему часто при академии отдавал". И другие ученые отдавали полную справедливость успехам и дарованиям Соколова, — так, академик Гильденштедт неоднократно заявлял в ученом собрании об успехах Соколова в естественной истории, о его способностях, трудолюбии и стремлении усовершенствовать себя в естественных науках. Наконец, советы и убеждения Палласа оказали свое влияние и Н.П. изъявил готовность остаться при академии и предпринять ученое путешествие за границу. Ученое собрание Академии и академическая комиссия, соглашаясь с мнением Палласа, что Соколов имеет великую способность к наукам и подает надежду сделаться со временем „надлежаще ученым“ человеком, если будет послан за границу для довершения своего образования, представила о том директору академии графу Орлову, который, разделяя надежды академиков, приказал: студента Никиту Соколова „для продолжения начатаго в натуральной истории учения и для снискания прочих к тому потребных наук" послать в Лейденский университет, как такое место, которое весьма счастливо избрано академиком Палласом. На содержание и плату, „в разсуждении отличнаго его, Соколова, поведения и больших пред прочими своими товарищами в науке успехов", вместо обыкновенных 315 р. было назначено по 350 р. в год.
3 сентября 1774 г. состоялось постановление Академии, а в ноябре Соколов прибыл в Лейден, где в университете он и начал посещать лекция по химии, по физике, по всем частям естественной истории, по анатомии и физиологии. Но скоро сказались и все неудобства пребывания Соколова в Лейдене: почти через год он просил академию о дозволении продолжать образование в другом каком-либо университете, преимущественно в Страсбургском, и причинами к перемене места выставлял крайне неблагоприятные местные условия, каковы — сырой, вредный для здоровья климат, гнилую, затопленную почву, не дающую средств заниматься как следует собиранием и изучением естественных произведений, а главное затруднение видел он в решительной невозможности выучиться в Лейдене немецкому языку. Академическая комиссия согласилась с доводами Соколова и разрешила ему переселиться в Страсбург.
В Страсбургском университете Соколов избрал на первый год химию, естественную историю, анатомию и физиологию; в следующие годы он посещал лекции химии и прослушал курсы, и при том по два года каждый, по тем предметам, которыми занимался он и в Лейдене. Вместе с тем он посещал и лекции по медицине, сознавая как безотносительную важность этой науки, так и прямую связь ее с химией. Главнейшими предметами занятий были для него химия и минералогия; он составил себе небольшую химическую лабораторию для проверки опытами вычитанного из сочинений известнейших ученых, а также предпринимал экскурсии преимущественно в местности, изобилующие минералами и замечательные по отношению к горному делу, сравнивал их с однородными предметами, виденными им во время путешествия по Сибири. Производя научные розыскания, Соколов обозревал рудники, стеклянные заводы, разные фабрики и мануфактуры, не забывая также и памятников древности. В 1780 году от Страсбургского университета Н.П. произведен был медицины доктором „со всеми к сему титулу принадлежащими привилегиями“.
В сентябре 1780 г. Соколов возвратился в Петербург и представил, „в доказательство учиненных в науках успехов знания", диссертацию о перемене металлов в огне посредством серы; эта диссертация вполне и единодушно была одобрена членами ученой конференции Академии. На основании всего этого Н.П. Соколов вполне мог рассчитывать, что Академия зачислит его в число своих членов; но тогда директором был уже С.Г. Домашнев (с 1775 по 1783), памятный в истории Академии преследованиями и недоброжелательствами. Он прежде всего заявил конференции, что будучи личным свидетелем непорядочного образа жизни Соколова, не считает его достойным избрания в адъюнкты академии; далее, когда в апреле 1781 г. Соколов подал в государственную медицинскую коллегию челобитную, которою просил, „дабы благоволено было его, нижайшаго, допустить на докторский экзамен, и по апробации знания в медицине позволено было ему производить вольно-медическую практику", на что означенной коллегией и обещано „пристойное по моему челобитью сделать удовольствие", — директор Домашнев от имени Академии (без ее ведома) прислал в коллегию письмо, которым просил, „дабы академических элевов до медической практики никоим образом не допускать, полагая за причину, яко бы оная практика может им в должности их препятствовать". Такие поступки директора глубоко оскорбляли даровитого студента-доктора и он решился прибегнуть к Императрице с просьбой, в которой, изложив весь ход своих занятий и поступки в отношении к нему директора, который 8 мая 1781 г. приказал даже секретно экзекутору взять Соколова в комиссию академии наук под арест, где и продержал шесть дней, потом велел убавить жалованья на половину, — Соколов просил Императрицу, чтобы повелено было — допустить его до экзамена на доктора медицины, директор или определил бы по знанию его к надлежащей при академии должное, или совсем уволил от службы академии. Императрица Екатерина Великая приняла под свою защиту Соколова и повелела исполнить согласно его желанию. Но только докторскую степень ему пришлось скоро получить. 11 сентября он был экзаменован и удостоен докторского звания „производить медицинскую практику в российском государстве", на что от коллегии и открытый указ получил; все прочее дано ему было, когда директором академии назначена была княгиня Е.Р. Дашкова. Она, с полным доверием относясь к суждениям и отзывам представителей науки, ценивших Соколова и желавших иметь его своим сочленом, назначила 10-го марта 1783 года Никиту Петровича „адъюнктом по химической науке", на что и выдан был ему диплом.
В 1784 году, в заседании 24 февраля Российской Академии, по представлению председатели ее сиятельства княгини Е.Р. Дашковой, господ Львова и Озерецковского, избраны были в члены Российской Академии трое, в числе их известный баснописец И.И. Хемницер и доктор медицины и Академии Наук адъюнкт Н.П. Соколов, а в 1787 г., 27 сентября, по предложению той же княгини Дашковой и по единогласному выбору членов ученой конференции он был возведен в полного члена, т.е. ординарного академика и ординарного профессора химии при Академии Наук, на что и особый диплом получил.
Поступив на службу в Академию Наук, Соколов заведывал химической лабораторией, а с 1786 г. до отставки читал в этой лаборатории и публичные химические лекции „с особливою похвалою и славою". Публичные курсы при Академии Наук были открыты в 1785 г. и лекции, читанные академиками, имели бесспорно немаловажное образовательное значение для тогдашнего общества и для учащихся поколений; особенно выдавались лекции Соколова но химии, сопровождаемые опытами академической лаборатории; лекции были полны полезными сведениями и число посетителей, по словам современников, было весьма значительно. К сожалению, публичные лекции академиков не печатались и потому не сохранились даже в архиве Академии; из лекций Соколова только вступительная сохранилась и перепечатана в 1876 г. М.И. Сухомлиновым в его „Истории Российской Академии" (вып. 3-й, стр. 152 — 158) из „Новых Ежемесячных сочинений" (ч. IX, март 1787 г., стр. 46 — 59е), где помещена под заглавием — „Речь о пользе химии, говоренная при открытии публичных Химических Лекций 30 маия 1786 года".
Выше уже было отмечено, что Н.П. Соколов принимал участие в экспедиции Далласа. По время этого путешествия студент вел путевые записки, часть которых и вошла в книгу «Р S Pallas Reise durch verschiedene provinzen des russischen reichs». 1771 — 1776 (именно в ч. II, кн. 1, стр. 319 — 323, 327 — 363; во II ч.. кн. 2, стр. 540 — 554, 567 — 571; в ч. III, кн. 2, стр. 581 - 624). Эта книга была переведена и на русский язык — „Петра Симона Далласа Путешествие но разным местам российского государства по повелению санкт-петербургской Императорской Академии Наук". С немецкого языка на российский перевел бунчуковский товарищ Федор Томанский. Спб., тип. Импер. Акад. Наук. 4. II, кн. 1 и кн. 2. 1786 г. 4°. Ч. III („Пут. по разн. провинциям..." Перевел Василий Зуев). Спб. 1788 г. 4°. В переводе принадлежащие Соколову места находятся в ч. II, кн. 1, стр. 415-419, 426-470; ч. И, кн. 2, стр. 251 — 272, 292 — 298; ч. III, кн. 2, стр. 188-250. Описания Соколова всегда отличаются точностью и подробностью. — Находясь в экспедиции, Н. И. прислал в Петербург „Описание ловли красной рыбы при береге Каспийского моря", которое и было напечатано в „Трудах Вольнаго Экономического Общества к поощрению в России земледелия и домостроительства", ч. XVIII, 1771 г., стр. 11 — 47.
Находясь за границей, Н.П. Соколов присылал оттуда в Академию Наук свои краткие отчеты. В этих донесениях довольно подробно излагается заграничная жизнь Соколова и ход его ученых занятий. По возвращении из-за границы он представил диссертацию на звание адъюнкта Академии Наук, под заглавием — «De tractatione metallorum cum sulphure», которая была напечатана в 1786 г. в „Acta academiae scientiarum imperialis petropolitanae", ч. I, стр. 193 — 208; в этих же „Acta" напечатаны — мемуар, читаный Соколовым в конференции в 1783 г. — „1>е natura arsenici" (ч. I, стр. 209 — 224) и мемуар, представленный им в Академию Наук и читанный в конференции в 1784 г. — „Optima methodus parandi amalgamа cupri" (ч. I, стр. 247 — 252). В течение академической службы Никита Петрович не переставал представлять в конференцию Академии свои ученые труды, которые и были напечатаны тогда в различных изданиях ее; так, в сентябре 1785 г. представил он
для помещения в „месяцеслове" — „О пользе и употреблениях можжевельника" (перепечатано в „Собрании сочинений, выбранных из месяцесловов на разные годы/ ч. X, 1793 г., стр. 257 267) и
„О деле молочнаго сахара и пользе онаго" (перепечатано в том же „Собрании", ч. X, 1793. стр. 281 — 287); в ноябре 1786 г. он представил «О делании Аглинского Фосфора» (напечатано в „Новых Ежемесячных Сочинениях", ч. VIII, февраль 1787 г., стр. 54 — 67); в сентябре 1791 г. Н.П. доставил для „Географического Календаря" на 1792 г. „Описание горы Чеконды на китайской границе", которое было напечатано, без имени автора, в „Собрании сочинений, выбранных из месяцесловов", ч. X, 1793 г., стр. 329 — 340.
Все отмеченные нами мемуары Соколова по химии, зоологии, минералогии и технологии, как плод ученых занятий академика, отличаются — относительно тогдашнего времени — несомненными достоинствами, не так часто встречаемыми в работах того времени; ученые труды Соколова свидетельствуют о научных приемах, об удачном выборе нового и существенного в науке, о точности в производстве опытов и наблюдений и об уменье автора оценить как безотносительную важность предмета исследования, так и его применение к жизни, к ее нуждам и потребностям.
Кроме оригинальных работ, Н.П. Соколов трудился и по переводной части. Так, в то время русская литература нуждалась в учебниках, руководствах, в систематическом изложении науки. Никите Петровичу, как специалисту по химии, княгиня Е.Р. Дашкова поручила в 1784 г. продолжить и окончить начатый адъюнктом Моисеенковым перевод сочинения Эркслебена — „Начальныя основания Химии. Иог. Хорист. Полик. Еркслебена, доктора и профессора философии при королевском геттингенском университете. С немецкаго на российский язык перевел Никита Соколов, медицины доктор, химии профессор, надворный советник, императорской академии наук и императорской российской академии член". (Спб., тин Импер. Акад. Наук. 1788. 8°. VIII + VII + XIV + 418+13 стр.). Особенная трудность для переводчика здесь представилась в том, что на русском языке до того не существовало научных терминов и потому, как сам Соколов говорит, он „все почти термины должен был вновь выдумывать". Кроме того, Н.П. участвовал в переводе на русский язык сочинения Бюффона — «всеобщая и Частная естественная история графа де Бюффона», именно им, вместе с академиками Насильем Зуевым и Семеном Котельниковым, переведена III часть, содержащая в себе историю животных (1-е изд. этой части составляет библиографическую редкость; 2-е изд. Спб., 1794.; 3-е изд., исправленное и дополненное примечаниями академиком Захаровым, Спб. 1806 г.; 4-е изд., совершенно сходное с 2-м Спб.. 1827 г. IѴ + 408 стр., с 7 гравиров. рисунками, 4°). Наконец, нужно отметить еще одно исполненное Соколовым поручение Академии Наук: ему, знакомому с бытом и языком живущих в России инородцев и обладающему, между прочим, достаточным знанием калмыцкого языка и уменьем разбирать калмыцкие рукописи, поручено было, по предложению академика Гильденштедта, собрать точные сведения о калмыцких рукописях, находящихся в библиотеке Академии Наук и заключающих в себе исторические сведения о калмыках.
Выбор химика и доктора медицины в члены Российской Академии (в 1784 г.), где единственным предметом было исследование русского языка и словесности, объясняется тем, что эта новая Академия призывала в свою среду русских ученых, трудившихся для обогащения русской литературы и для просвещения русского общества, а вместе с тем и для развития русского языка, а Н.П. Соколов, еще будучи студентом, считался одним из лучших стилистов — „первейшим в российском штиле". И действительно, выбором его Российская Академия не ошиблась: немедленно по вступлении в Академию, Соколов принял участие в труде, для которого требовалась научная подготовка и основательные знания, — в объяснении слов технических, употребляемых в различных отраслях наук; Н.П. взял на себя объяснение слов, употребляемых в химии и фармации; по отзыву академика И.И. Лепехина, Соколов, «почти всегда в собраниях участвуя, много вспомоществовал своими примечаниями к облегчению общаго труда». Кроме объяснения слов технических, Никита Петрович принимал деятельное участие в общем главнейшем труде Российской Академии, в составлении обширного слово-производного академического словаря. В архиве Российской Академии сохранились представленные Соколовым два письменные отзыва, по случаю продолжительных и горячих споров о происхождении слова „Память". Эти отзывы напечатаны Сухомлиновым в 3-м вып. «Истор. Рос, Академии», на стр. 161 — 168.
Н.П. Соколов не долго пробыл в академической среде: и ранее не богатый здоровьем, он, вследствие упадка сил „по причине тяжких и продолжительных болезней его в груди", в сентябре 1792 г. подал в Академию Наук прошение, сначала о снятии от него химической лаборатории, а потом об увольнении от должности химика и от действительной службы при Академии Наук. 30 сентября канцелярия Академии определила его, согласно прошению, уволить и выдать ему аттестат, а конференция в собрании 4 октября 1792 г. постановила: считать Соколова выбывшим из числа действительных членов Академии и включить его в список академиков — экстернов или почетных членов Академии.
Уволившись от службы, Соколов переехал на жительство сначала в Калугу, а потом в Москву, где он и скончался. В Калуге Н.П., несмотря на мучительную болезнь, не переставал трудиться для науки: оттуда он в ноябре 1793 г. прислал в Академию Наук составленное им „Описание приисков землянаго угля в калужском наместничестве, в 1793 году" и при этом приложил образцы каменного угля. По распоряжению кн. Дашковой „Описание" было напечатано в «Месяцеслове историческом и географическом на 1794 г.» (стр. 1 — 17, с приложением гравированной на меди карты). Из Калуги же присланы им в начале 1794 г. академику Ф.И. Кругу, занимавшемуся статистическими исчислениями, списки умерших в Калуге в течение пяти лет. Наконец, отметим, что Соколов принес в дар Академии коллекцию минералов.
В Москве Н.П. Соколов жил не долго, — 7 апреля 1795 г. он скончался там в чине надворного советника (с 6 сентября 1784 г.), в страшной бедности: нечем было его похоронить, а оставшейся жене нечего было есть.
Закончим словами М.И. Сухомлинова, трудом которого мы в этом очерке пользовались в широких размерах: «Тяжкия лишения, которым подвергался Соколов в течение всей своей жизни и в особенности во время ученых путешествий, преждевременно свели его в могилу. Забытый, но тем не менее замечательный труженик науки, Соколов заслуживает благодарнаго воспоминания, как один из тех русских ученых 18-го столетия, которые своим многотрудным путешествием по России приобрели право на сочувствие и уважение, и положили прочное начало для всесторонняго и добросовестнаго изучения своего отечества».
/Уроженцы и деятели Владимирской губернии, получившие известность на различных поприщах общественной пользы. Собрал и дополнил А.В. Смирнов. Выпуск 2-й./
Уроженцы и деятели Владимирской губернии
|
