Косуля, её устройство и виды
Народное слово «косуля» означает собственно «косая» или «нечто косое», в данном же случае речь пойдет о косой сохе. Косыми русский народ называл (называет) все те предметы, в которых нет симметрии или соответствия частей, когда, например, одна половина корпуса не вполне соответствовала другой. Поэтому и назвали косулями все виды сох-односторонок, то есть двуральных сох с неперекладной полицей. Они работали, отваливали пласт только на одну сторону и не могли отваливать на другую; полица у них была всегда на одной стороне, а самые ральники — если не различного вида и устройства, то хотя бы различной установки. Они никогда не бывали парными. Этими же самыми свойствами и даже еще в большей степени отличались и те пахотные орудия, которые были известны под именем «косуль», а конкретно — косуль однолемешных. Здесь на одной стороне находились лемех и отвал, а на другой — не было ни того, ни другого; отваливание пласта происходило всегда на одну сторону.
Но народ не привык называть сохами одноральные орудия, будучи верен в данном случае основному, первоначальному значению слова «соха». Поэтому в народе однолемешные косули были известны под другими именами, как-то «самолет» (в Суздальском и Юрьевском уездах), орало и даже сабан. Впрочем, были местности, где и соху-односторонку называли косулей (например, Шуйский уезд Владимирской губернии), поэтому однолемешную косулю там не совсем точно называли «Ярославской косулей», тогда как она была всего лишь местным вариантом однолемешной косули. В Переславском уезде ее так и назвали — «Переславской», не ломая голову (см. рис.).
Переславская косуля
Все это, конечно, говорит о ближайшем родстве сохи с косулей. Приведем по этому поводу замечание ученого-агронома: «Если мы станем рассматривать коллекцию (собрание) различного устройства сох и косуль, употребляемых в губерниях Ярославской и Костромской и в прилегающих к ним частях Вологодской, Вятской, Нижегородской и других, то увидим, что переход от сохи к косуле так незаметен, что нельзя определить, где в этой коллекции оканчивается соха и где начинается косуля».
Корпус (остов) косули в своих существенных чертах ничем не отличался, от сошного корпуса. В основе его лежал все тот же треугольник, образуемый с одной стороны плотиной (разсохой), с другой оглоблями, а с третьей — деревянным стержнем, соединяющим нижнюю часть плотины с перечнем между оглоблями, заменяющим собой подвои. Никаких новых частей в основе косули, как видим, не было, если не считать отреза (ножа, резака), который составлял необходимую принадлежность косули, но который встречался изредка и у сох-односторонок. Поэтому укажем только на отличия косульных частей от соответствующих частей сохи.
Так как у косули всегда находился отрез или нож, режущий пласт прямо (т. е. исполнявший ту работу, которая у сох-односторонок лежала на левом омеше), то этот самый левый омеш или ральник был уже не нужен. Другими словами, левый ральник сохи-односторонки, отрезывавший пласт сбоку под прямым углом, был перенесен у косули вперед и представлен в ином виде — в форме длинного ножа. На долю же правого омеша, оказавшегося единственным, оставалось только подрезывать пласт снизу. Этой работой определялась и сама форма косульного лемеха, который, естественно, должен был лежать горизонтально и быть более или менее широким. Примечательно, что по отношению к однолемешной косуле народ никогда не употреблял привычных уже названий — ральник, омеш, сошник, — а исключительно — лемех. А так как лемех у косули был один и насаживался он сбоку и вместе с отвалом, иногда даже как одно целое, то и для косульной стойки не было нужды раздваиваться на конце, как необходимо было для сошной стойки. Вот почему для этой стойки не подходило и название «разсоха», его заменили на «плотину». Стужень здесь также изменил название. Это был уже грядиль, войло, упорка, подмога и т. д. Он соединял плотину с перечнем между оглоблями и был всегда выгнут в левую (полевую) сторону, так как через середину его, а также через левую оглоблю проходил отрез косули.
Скажем несколько слов о переславском пахотном орудии. Задняя часть оглобель у этой косули укреплялась не в рогале, как у большинства орудий, а в середине или даже в нижнем конце плотины, неподалеку от лемеха. Этим сильно облегчался труд лошади, а косуля шла по борозде ровнее. В местах своего скрепления с плотиной оглобли соединялись вместе, а иногда даже составляли одно целое; только потом они расширялись, а после перечня имели даже полукруглый вид и охватывали лошадь как бы кругом. Стужень в соответствии с таким креплением оглобель тоже устраивался иначе. Он соединял верхний конец плотины с перечнем оглобель, причем верх рукоятки ножа укреплялся в стужне, а середина его проходила через левую оглоблю.
Что касалось регулирования глубины вспашки, то оно в косуле было одинаково во всех ее видах и достигалось тем же способом, что и в сохе — поднятием и опусканием черезседельника. Ширину же вспашки регулировали, вколачивая клинья с левой или правой стороны отреза в том месте, где верх его проходил через левую оглоблю или же через стужень. Вбивая клин слева, тем самым отодвигали нижний конец отреза от лемеха влево, отчего и получалась большая ширина пласта и наоборот.
Отличительные черты косульной работы те же самые, что и для сохи-односторонки. Нож, заменивший собой левый омеш сохи, отрезывал пласт сбоку, а лемех подрезывал его снизу. Отделенный таким образом с двух сторон от материка пласт тотчас же, не поднимаясь вверх по разсохе на полицу, как это происходило у перекладной сохи, отклонялся в правую сторону на отвал, который и переворачивал пласт.
Как можно убедиться из этих объяснений, косуля стояла ближе к плужному, чем к сошному орудию. Во всяком случае эта переходная модель наиболее близко стояла к плугу и дожила в крестьянском хозяйстве, постоянно совершенствуясь, до начала XX века. Косулю по праву можно считать русским национальным орудием, созданием русского народного гения, которым народ наш справедливо может гордиться. Вот что, например, писал о косуле один из ее современников:
«В России мы имеем пахотное орудие, в котором соединено столько выгод и преимуществ, что едва ли у заграничных хозяев, служащих для нас образцами, найдется подобное орудие, которое, при равной нашему простоте и дешевизне устройства, удовлетворяло бы главным условиям хорошей пахоты настолько, насколько удовлетворяет этому наше простое, но хитрое орудие, изобретенное сметливым умом русского хозяина».
А когда же появилась косуля? Сведения об этом весьма скудны. Известно, например, что царь Михаил Федорович (первый из Романовых) поселил в селе Измайлове крестьян из других своих деревень и устроил там нечто вроде образцовой сельскохозяйственной фермы. Сын его, Алексей Михайлович, расширил это дело и улучшил его постановку. Из сохранившихся до нас приходно-расходных книг того времени мы узнаем, что на громадном «запасном дворе» в селе Измайлове хранились между другими земледельческими орудиями «отрезы» в количестве 1130 штук, но о косулях нет еще и речи. Упоминаются, напротив, сохи (400 штук) и «сошники с полипами» (48 штук).
Первое упоминание об однолемешной косуле относится к 1767 году, когда на страницах «Трудов Вольного Экономического Общества» появился рисунок (довольно плохой) косули Переславского уезда Владимирской губернии. Из рисунка видно, что у местной косули имеются один лемех и один отрез (нож), укрепленный в левой оглобле. Запряжка — одноконная с дугой. Рукояткой, которую держит пахарь, служит верхняя часть разсохи, возвышающаяся довольно далеко над концами оглобель. Вообще, сколько можно судить по рисунку, устройство переяславской косули было ближе к типу «ярославской» нежели «костромской», также имевшей место во Владимирской губернии.
Некоторый свет на прошлое косули может пролить географическое распространение ее. Косулю вообще можно назвать детищем северо-восточного угла России. Что же касается Владимирской губернии, то если косуля была известна не повсеместно, так это объяснялось исключительно здешними почвами, для которых она не годилась. В других местах губернии косулю быстро вытеснил плуг. Так, в южных уездах — Судогодском, Меленковском и Муромском — косуль, равно как и плугов, было весьма мало. В 1903 году там насчитывалось на 39 тысяч сох всего 260 косуль, тогда как в уездах Гороховецком, Суздальском и Переяславском косуль было несколько больше, чем сох; в прочих же уездах косуль имелось в два раза больше, чем сох.
Однако, у косули был один существенный недостаток, общий всем видам русской сохи — отсутствие подошвы или полоза. Это обстоятельство лишало орудие устойчивости, соха не стояла, если пахарь не держал ее за рогаль, а падала на бок, так как не было точки опоры, как, например, у малорусского плуга, татарского сабана и немецких пахотных орудий. Все это, конечно, увеличивало работу пахаря, которому приходилось все время держать соху на весу — не давать ей валиться на бок, очень глубоко уходить в землю или выскакивать из борозды. Правда, этот же самый признак сохи и весьма облегчал работу лошади, ведь полоз, тащась по земле, испытывал сильное трение, которое пришлось бы преодолевать лошади.
Отсутствие у сохи особой подошвы свидетельствовало о том, что русский земледелец больше жалел лошадь, чем свои собственные силы. По приблизительному подсчету, он брал на себя целую треть всей работы. Конечно, руководствовался крестьянин в данном случае не столько гуманными соображениями, сколько слабостью своего рабочего скота. Играла здесь свою роль и неровность почв. Во всяком случае можно заключить, что отсутствие полоза у русской сохи есть скорее вынужденный недостаток, сообразно условиям, при которых приходилось работать великорусскому крестьянину.
Предваряя разговор о достоинствах и недостатках сохи, стоит отметить, что когда во 2-й половине XVIII века в русской сельскохозяйственной литературе стали звучать требования перехода от сохи к плугу, то в защиту старой сохи выступило несколько писателей. Так, известный помещик граф Растопчин в 1806 году издал книжку «Плуг и соха», в стихотворном эпиграфе к которой писал:
«Как сын я предан ей (т. е. России) и сердцем и душой,
Служил в войне, в делах, теперь служу с Сохой.
Я пользы общества всегда был верный друг,
Хочу уверить в том, и восстаю на Плуг».
И далее: «Сколь английское обрабатывание земли может быть выгодно в окрестностях больших городов, столь бесполезно, или лучше сказать, невозможно всеместно для России в теперешнем ее положении».
Другой автор писал: «Не быв совсем неприятелем Плуга, останусь другом Сохи не от упрямства и не от невежества, а от того, что привык с малолетства любить и почитать старинное Русское, и нашел опытом, что Российское хорошее хозяйство обогащает».
Как же оценить подобные высказывания с точки зрения нашего плужного времени, где тут правильный взгляд на русские пахотные орудия, а где дремучее ретроградство, и почему все же соха — это «первобытное» орудие — продолжала успешно соперничать с железным плугом даже в начале ХХ века? Ответы на эти вопросы мы найдем в следующих рассуждениях. Во-первых, соха имела совершенно другие задачи, не те, которые преследовал плуг. Соху без полицы, только «черкающую» землю, а отчасти и перекладную соху нельзя даже и отдаленно сравнивать с плугом, так как они не оборачивали пласта, для чего и предназначался плуг. Только работа сох-односторонок и, конечно, косуль допускала сравнение ее с плугом. Во-вторых, если соха продолжала жить и после появления доступных народу, улучшенных культурных орудий, то причины этого парадоксального явления лежали не столько в ее сельскохозяйственных свойствах, сколько в экономическом и социальном укладе жизни народа. К ним, как нельзя лучше, была приспособлена именно соха. В этом плане она обладала следующими достоинствами:
1. Соха отличалась крайней простотой устройства. Все деревянные приспособления сохи крестьянин обыкновенно делал сам, а если и покупал, то за самую дешевую плату. Немногие железные принадлежности сохи (ральники, иногда еще полица и, крайне редко, подвой) легко выделывал любой доморощенный кузнец, опять-таки за ничтожную плату. В случае поломки, ее починить легко мог каждый крестьянин, в крайнем случае при помощи того же деревенского кузнеца. И эта дешевизна сохи, и эта легкость починки ее — прямой плод крайней простоты ее устройства, не требующего ни фабрик, ни мастеров-специалистов, ни рынков.
2. Легкость сохи — другое ее достоинство, очень важное при обычном у русских крестьян недостатке рабочего скота, при крайней исхудалости лошадей весной в самый разгар пахоты. Соху же легко тащила самая плохая лошаденка-кляча; в нужном случае пахарь всегда мог взять на себя целую треть работы лошади, что он большей частью и делал, постоянно поддерживая соху «на весу», и при встрече с каким-либо препятствием, вытаскивал ее совсем из земли.
3. Но, пожалуй, едва ли не самым главным качеством сохи, влияющим на ее долговечность, была универсальность, то есть применимость к самым различным почвам и к самой разнообразной работе. Сохою можно было пахать решительно все почвы. Например, на каменистых и лесных — она была просто незаменимым орудием, так как плуг и даже косуля на них не годились, на подсеках, если хотели сохранить лес, то пахали тупой «цапулькой», которая перескакивала через древесные корни, не перерезая их. Если же леса не жалели, то посылали перед сохой так называемый «чертеж». Соха, особенно «коловая», в этом случае имело то преимущество, что оставшиеся корни не ломали ее (деревянная разсоха обладала упругостью) и даже не изгибали ее узких ральников. Мелкие же корни легко проходили в промежуточное пространство между ральниками (промежуток этот на лесных, равно как и на каменистых почвах, делали шире), не затрудняя движение сохи и не изнашивая напрасно самих ральников. Те же самые преимущества сохи отмечались и на каменистых почвах, где вместо древесных корней попадались мелкие камни. Ведь убрать все эти камни очень часто было затруднительно, не говоря уже о том, что выборка всех камней ухудшает почву: мелкие камни сохраняют влагу и делают почву рыхлее, то есть доступнее действию воздуха. Менее всего была применима соха для подъема нови, но в предшествии особого «чертежа», она годилась и здесь.
Сама работа сохи также была универсальна. С присоединением деревянной самодельной бороны соха служила единственным земледельческим орудием, которое заменяло собой целый ряд различных орудий, необходимых в культурном хозяйстве. Соха прежде всего разрыхляла почву, она не оставляла после себя тех больших плотных пластов, какие оставляли плуг и косуля и для разбивки которых необходима была, по меньшей мере, железная борона или даже особое орудие — культиватор (скоропашка, рало). Хорошо взрыхляя и перемешивая почву, соха делала ее доступной для кислорода, для выветривания. Корни сорных трав соха не разрезала, как плуг, а вырывала их, после чего они высыхали. Предназначенная прежде всего для первой вспашки, соха также успешно годилась и для запашки семян, и для окучивания картофеля. Вот почему, заводя плуги и косули, русский крестьянин всегда оставлял и старую соху (иногда без полицы, так называемую «черкуху»), которой он запахивал семена и окучивал картофель. Таким образом, соха заменяла крестьянину, по крайней мере, четыре отдельных орудия, необходимых каждому культурному хозяйству,- плуг, экстирпатор, запашник и окучник. Хорошо было и то, что после сохи обычно довольствовались деревянной бороной, а после плуга нужна была борона с железными зубьями.
Вот почему (а мы лишь кратко перечислили эти причины) если где в северо-восточной Руси наравне с сохой и был известен плуг, то почти всюду как позднейшее культурное приобретение: плуги заимствовались или от помещиков, или распространялись при помощи земств. Единственная область, где употребление плуга было сравнительно старое — это северная часть Владимирской губернии. Здесь, в Переславском уезде, плуг отмечен рядом с сохой и косулей уже в середине ХѴIII века. В конце XIX столетия здесь половина крестьян уже возделывали свою землю плугами.
Более старое известие о местном плуге можно встретить в «Трудах В. Э. О.» еще в 1767 году, где на рисунке переславский плуг изображен с колесами и с отрезом (запряжка без дуги — парная). Дело в том, что на севере России (в т. ч. и во Владимирской губернии) в старину, как известно, было немало выходцев с юга, из Киевской Руси. Выходцы эти, надо полагать, принесли с собой не только воспоминания об украинском плуге, но, должно быть, и самые плуги, или, по крайней мере, «плужные железа», то есть лемехи и резаки плугов. Среди девственных лесов они оказались непригодными и только в некоторых местах (на опольщине, например) могли сохраниться. Не исключено, писал Дм. Зеленин, что они дожили здесь и до XX века, конечно, в сильно измененном виде. Ко всем другим сведениям относительно времени появления плугов на Руси надо отнестись с осторожностью, так как многие исследователи брали за доказательство широко распространенное в канцелярских документах выражение «куда плуг, коса и топор ходили». Со временем это выражение стало образным и не более.
Что касается устройства Переславского плуга, то оно также было довольно простое. Длинный грядиль его делался из березы, две рукоятки из дуба, а отвал — из ели, сосны или осины. Последний обивался внизу листовым железом. Плут этот имел довольно широкий лемех (3/4 аршина) и обыкновенный резак. Такой плуг ставился на пару обыкновенных тележных шинованных колес и запрягался в пару лошадей, что и было главным неудобством (в отличие от «самолета»), препятствующим распространению плуга у однолошадных крестьян. В день таким плутом вспахивали одну казенную десятину. Плуги, как сохи и косули, делали местные мастера и притом довольно успешно в Петровском, Нестерове, Ивановском и других селениях.
Надо сказать, что Переславские плуги пользовались большим спросом. Так, например, известно, что вследствие корреспонденции В. С. Пругавина об этих плутах (в одном из номеров «Русского курьера» за 1880 год) известный мастер Тимофей Миронов получил несколько писем от помещиков Московской, Курской и других губерний с просьбой приготовить им для опыта несколько плутов. Отец этого мастера первый из крестьян приспособил широкий косульный лемех к плуту и тем дал последнему широкое распространение. Ширина лемеха у этого плута равнялась 3/4 аршина, в результате чего он пахал очень быстро. Плутом за день вспахивали не менее 3/4 десятины глубиной в 3 ½ вершка, тогда как сохой не более 1/3 десятины и глубиной в 2 вершка.
А вообще в Переславском уезде в XIX веке были распространены самые разнородные орудия, начиная от узкой кодовой сохи до плуга. Все эти пахотные орудия можно распределить по ширине пласта, который они отваливали, в таком порядке: кодовая соха, перовая соха, самолет, косуля, плуг. Вот что писал по этому поводу исследователь промыслов Владимирской губернии С. А. Харизоменов в 1884 году:
«Первобытные орудия — это коловая соха и косуля. Первая употреблялась для почв каменистых и чересчур глинистых; косуля — для суглинистых, чернозема и супесчаных почв. Перовая соха с широким сошником появилась сравнительно недавно, как дальнейшее усовершенствование коловой сохи. Самолеты появились еще позже (не более 20 лет тому назад), более легкие орудия, чем косули, самолеты во многих местах заменили косули и сохи. Плуги появились взамен косулей и самолетов не более 10 — 15 лет и распространяются весьма быстро, хотя и встречают немало препятствий для своего применения. Прежде всего плуг доступен только зажиточным крестьянам: он требует двух лошадей, у кого одна лошадь, тому нечего и мечтать о плужной пахоте. Плуг с большим удобством применяется на черноземных и легких суглинистых почвах и не применим на тяжелых глинистых, иловатых и каменистых почвах, где только коловая соха легко обходит препятствия и пушит землю как следует. Вообще все зависит от характера почвы. Сплошь и рядом, в одном и том же селении, на разных почвах употребляются и разные орудия. В селе Филимонове мы встречаем суглинок, глину и ил. Прежде здесь пахали сохой, по уже лет 10 пашут самолетом и косулей — удобнее бороновать, и пашня пушнее. Однако косуля и самолет применимы только на суглинках. Ил и глину в Филимонове по-прежнему пашут сохой, на песчано-каменистых почвах Щербинина, Одерихина, Рушиновой, Тараскиной, Шапошниц и Ватутина пашут и самолетом, но больше коловой сохой, так как камень не позволяет. То же самое в Ермолине на глинисто-каменистой почве. Столь же сильно препятствуют пахать плугом и самолетом тяжелые суглинки, иловатые почвы и глина (Перцево — серая с глиной; Криушкино, Городище, Княжево, Ягренево и Веськово — почвы разные, но все с значительным содержанием ила, благодаря близости к Переславскому озеру).
В с. Ивановском с серой болотистой почвой пробовали пахать плугом, но земля отбилась — дерновата. Пашут сохой. В с. Лучинском самолет появился лет 15 — 20, здесь почва серая и чернозем. В Тараскине и Филимонове самолетом пашут 10 лет. В Погосте самолет появился лет 10 и почти вытеснил сохи. В Дубровицах испокон веку пахали косулей и только недавно стали самолетом. В Ватутине самолет появился 5 лет тому назад. В дер. Половецкой (Петровской волости) пашут сохой. Два двора учатся пахать самолетом. Плуг появился не более 10 лет тому назад. Значительно распространение он получил только на черноземных почвах (Черницкая на Шахе, Черницкая на Оселке, Поварово) и глинистых с небольшим содержанием чернозема (Ефимьево и Самарово).
Общий вывод такой. Во всей северо-западной и западной частях Переславского уезда с песчаной, каменистой и болотистой почвой нет ни плугов, ни самолетов, ни косуль, а лишь одни перовые сохи. В юго-восточной части (1/3) уезда, где встречается самая плодородная почва, приблизительно половина селений пашет сохой, а другая половина — самолетом, косулей и плугом. Плуг встречается лишь на черноземных почвах и притом только у зажиточных крестьян; у бедняков вместо плуга служит самолет, в который впрягают одну лошадь.
Помимо непосредственного влияния почвы на род пахотного орудия, необходимо признать и косвенное. Только в восточной части уезда с хорошими землями мы наблюдаем более усовершенствованную земельную культуру, тогда как в западной части крестьянская предприимчивость, благодаря скудным песчаным почвам, направляется главным образом на промышленность, земледелие же коснеет в застое».
Такой вывод за небольшим исключением совпадает и с нашим исследованием, по продолжим рассказ С. А. Харизоменова:
«Истощение почвы заставляет крестьян прибегать к более тщательной ее обработке: троить озимое, а яровое — двоить. В сельце Никольском озимое стали троить 3 года тому назад, «а то от земли убежишь»; под картофель тоже троят землю. В селе Филипповском троят, но немногие. В Ватутине и Вашкинской Слободке под озимое и картофель троят. Под картофель вспашут и взборонуют, затем через неделю снова вспашут и взборонуют, а потом уже сажают картофель под соху. К сожалению, недостаток выгонов не позволяет крестьянам троить озимое, так как троеное паровое поле не годится для пастбища. В с. Княжеве озимое двоится; «стоило бы троить, да негде пасти». То же самое заявляют крестьяне в дер. Новой, Внукове, Ивановском, Нилах, Филипповском. В Щербинине под рожь, картофель и ячмень двоят; «следовало бы троить, но из пасева нельзя». До выдачи владенной записи в дер. Плечевой землю под яровое двоили, а теперь пашут один раз, так как с отрезкой земли в казну и с воспрещением пользоваться лесными казенными пастбищами крестьяне вынуждены пасти скотину в поле.
Овес, по традиции, многие крестьяне еще сеют по пласту и в мокрую погоду, руководясь старинной пословицей; «сей овес в грязь — и будешь князь». В Вашкинской Слободке, где землю под рожь и картофель троят, овес сеют по пласту: — На троеной и двоеной не родится, потому — земля сильно облегчает». Точно так же в Никольском, где троят под рожь и картофель, овес сеют по пласту. Тем не менее, многие селения начинают и под овес двоить (а если и не двоят, то по недостатку пастбищ). На полях черноземных и легких песчаных крестьяне ограничиваются только двоением озимого поля».
Учитывая такую тщательную обработку почвы, многообразие применяемых орудий, можно сделать вывод, что владимирский крестьянин придавал особое значение последним. Именно в это время родилась и распространилась в ополье пословица: «Покажи мне твой плуг, и я скажу, какой ты хозяин». Над изготовлением и усовершенствованием пахотных орудий в середине XIX века во всей губернии трудилось до 5 тысяч кузнецов в более чем 1700 кузницах. Кроме того, многие железные приспособления к сохам, косулям и плугам изготовлялись на Выксинских и Гусевских железных заводах. Интересно, что сошники и полицы, например, продавались во Владимире и Судогде на вес — от 5 до 6 копеек серебром за фунт.
/Российская академия сельскохозяйственных наук
Владимирский НИИСХ Владимирское общество сельского хозяйства
М. И. КИЧИГИН, А. Л. ИВАНОВ
ВЛАДИМИРСКОЕ ОПОЛЬЕ
Историко-хозяйственный очерк/
Основная статья: Сельское хозяйство Владимирской губернии
Соха-кормилица
Copyright © 2018 Любовь безусловная
|
