Трудовая династия Шкулиных (Суздальский район)
Е.X. ЗАРЕЦКИЙ ДОМ МАТЕРИ
Большое село Старый Двор стоит почти на середине шоссе, ведущего из Владимира в Юрьев-Польский. Должно быть, здесь когда-то меняли лошадей ямщики, отдыхали путешествующие по дальней дороге. Это нынче за полчаса автобус домчит из областного центра — что ему с мощным мотором по асфальту тридцать километров? А тогда тряслись в возке несколько часов по расхлябанной, раскисшей дороге проезжие, да местные жители отправлялись иной раз на целый день пешком в нелегкий путь за керосином или по иной какой надобности.
Теперь старожилы не вспомнят с уверенностью, как все было. И в более близком времени путают, «когда что тут построили и что раньше, что позднее». Да и мало сохранилось от тех давних времен, давших название старинному селу.
Веселые, ярко раскрашенные и по-южному светлые домики-коттеджи выбегают на взгорье навстречу приезжающим из областного центра. Комфортабельные, со всеми необходимыми современному человеку удобствами, просторные, по три комнаты на нынешнюю невеликую семью, собрались они в целую улицу-новостройку. И по сравнению с ними даже стоящие по другую сторону шоссе добротные деревянные дома 20 лет от роду кажутся оставшимися с незапамятных времен крестьянскими избами.
Но нет, не осталось здесь музейной старины, что бережно сохраняется сейчас в районном центре — в Суздале, да и кое-где по соседству, в окрестных селах. Не обошли стороной Старый Двор бурные события первых лет Октября, не устояла при них церковь, не уцелел барский дом. Вот только большой пруд, поросший высокими деревьями, оживляет пейзаж, и хранят память о прошлом люди, крепко вросшие семейными корнями в эту отзывчивую на заботу и прилежание землю. Из поколения в поколение передают они главную свою крестьянскую черту — любовь к труду на родной своей земле.
Есть в Старом Дворе, на центральной усадьбе совхоза «Стародворский» несколько фамилий, которые часто повторяются в обиходе, встречаются в подписях под флагом Трудовой славы, мелькают на страницах районной газеты. Это — Демаковы, Коныгины, Захаровы... Но самая известная в этом ряду — трудовая династия Шкулиных. Оговорюсь сразу: нет среди них ни знатных агрономов, ни известных ученых, ни участников космических полетов или полярных экспедиций. Самые земные профессии исстари в этом семействе: хлеборобы и животноводы, накрепко связанные с крестьянским трудом. Конечно, сейчас их названия звучат по-другому: механизатор, водитель, оператор машинного доения, но разве меняет это суть дела?
Анне Семеновне Шкулиной в 1917 году, в ноябре, исполнилось три года. Конечно, она не помнит того славного и неповторимого времени и лишь по случайно сохранившимся в памяти обрывкам ранних детских впечатлений может судить о нем. Здешний помещик не был злодеем (а может быть, власть Советов заставила подобреть?), лошадей и хозяйственный инвентарь крестьянам отдал без принуждения. Нарезали и землю: по числу едоков, а их в крестьянских семьях в ту пору было немало — по десять-двенадцать в каждой. На щедрой земле Ополья да с конной тягой на пахоте хозяйства стародворцев стали поправляться, выходить из вековой нужды. И когда пришло время массовой коллективизации, выбор бывшие бедняки, а к началу тридцатых годов крепкие, самостоятельные хозяева, сделали быстро: пошли в колхоз.
В 1932 году, это Анна Семеновна помнит твердо, вступили в артель и ее родители: Екатерина Алексеевна и Семен Тимофеевич Демаковы. Привели в общее хозяйство лошадей, корову. Мать стала работать на ферме, сначала свинаркой, потом в доярки перешла. Отец был конюхом. Не отставали в работе и дети.
Анна еще девочкой ходила на болота за торфом, потом помогала матери на свиноферме, вела дома хозяйство, работала на огороде. Учиться, толком, не пришлось, едва успела одолеть начальную грамоту, зато трудиться приучалась сызмальства. В крестьянской семье никто не знал праздности, жизнь не баловала развлечениями, да и не до них было. Может быть, потому тянулись ребятишки друг за другом, помогая старшим, вырастая трудолюбивыми, рассудительными, основательными в своих действиях и поступках.
Как бежит время! Полвека назад Анне только сравнялось двадцать лет. Была она высокой и статной, с туго заплетенной русой косой, тяжело оттягивающей назад гордую девичью головку. Ходила плавно, не спеша, твердо ставя крупные сильные ноги. Смотрела пристальным, внимательным взглядом и перехватила однажды восхищенный и задорный взгляд парня, что работал в сельской кузнице.
Анна Семеновна Шкулина
Хорошо работал он, от души. Руки были у него крепкие, проворные, с молотом управлялся легко, словно играючи. Кузнец — первая фигура на селе, со всем к нему шли. Когда первые тракторы появились, трактористы проторили дорожку к кузнице, где хозяйничал Александр Шкулин. Просили болты нарезать, высверлить отверстия под резьбу, помочь поломку исправить, а то и заново изготовить вышедшую из строя деталь. Еще молодой кузнец брался крыши крыть жестью, конские жатки подправлять, зерно на колхозной мельнице молоть. Уважали его односельчане за трудолюбие, за отзывчивость. И девчата на парня заглядывались: крепкий, жилистый, характером не злой да руки золотые.
Приглянулся Александр и Анне. Свадьбу сыграли нешумную, но не хуже, чем у людей. Молодая перешла жить к Шкулиным в дом над прудом. Там у них и первенец появился, Анатолий, за ним Николай, Евгений и Раиса. Так и шли друг за другом погодки, пока не грянул 1941-й.
Старший сын, Анатолий, тот грозный день запомнил по-своему. Сестра матери, Валентина, повела его в бывший барский сад, что был на берегу пруда, и тут увидели они, как бешено скачет по дороге какой-то незнакомый верховой, крича что-то еще издали. Пронесся рядом, тогда разобрали: «Война, война, всем, всем говорите, германцы напали!»
Отец ушел на фронт в числе первых. Мать осталась с четырьмя малышами, из которых пятилетний Анатолий был старшим, пошла работать на ферму. Доили по пятнадцать — двадцать коров. Да еще корма носили, воду таскали, навоз сгребали, чистили животных...
В конце сорок первого принесли на отца «похоронку». Писали его товарищи из-под Москвы, слова нашли не казенные, а живые: «Сражался первым номером у пулемета, а когда пошли в наступление, бил кровавых гадов до последнего дыхания, поддерживая нашу героическую пехоту. Идя вперед, видели, как боевой наш товарищ Шкулин был убит прямым попаданием вражеского снаряда».
А еще через полгода доставили письмо из Горького, где незнакомым почерком суховато сообщалось, что Александр Шкулин после тяжелого ранения находится на излечении в госпитале. Анна Семеновна собралась, доверила детей родным и уехала за мужем, даже не зная толком адреса. Как добралась в тот далекий незнакомый город в суровое военное время, как отыскала, как добилась, чтобы отпустили домой на поправку, рассказывать она не любила, да и не до расспросов было тогда.
Пришла в их дом редкая в те дни радость: вернулся отец, уже оплаканный за полгода не раз, живым. Вот только вместо молодого гладкого лица была у него теперь синяя бугристая маска. Правый глаз не видел вовсе, левый ослеп больше чем наполовину. Указательный и безымянный пальцы на правой руке срезало осколком почти начисто, большой палец вовсе отсутствовал. Нет, не случайно посчитали его убитым товарищи, ушедшие вперед, в атаку. Но солдат выжил и ни за что не хотел смириться с несчастьем, начать жизнь убогого калеки. Пойти в пастухи отказался наотрез, потребовал допустить его опять в кузню. И добился, стал работать вновь.
— У меня руки зрячие, — говорил он. — Я руками любую вещь вижу.
Работал, не щадя себя, словно старался успеть насладиться этим неожиданно выпавшим счастьем. Опять потянулись к нему люди: припаять что-то, восстановить нужную в хозяйстве вещь, лошадь подковать.
Не забыли руки кузнеца, как держать любой инструмент, он и по хозяйству помогал управляться. А когда встала большая мельница, работавшая на дефицитном в военное время горючем — на нефти, Александр Шкулин смастерил меленку сам. Из старых подшипников, списанных и давно выброшенных на свалку кусков металла собрал он удивительный этот агрегат. Все село приходило к ним в дом, никому не отказывал кузнец в помощи.
Вот только себе помочь не смог, не справился с тяжелым недугом. Дважды ездил на операцию, но вернуть зрение ему уже не смогли. И все же не захотел он сидеть без дела, нанялся конюхом. Подросшие сыновья под руки водили его на конюшню, а там он управлялся и сам. Задавал лошадям корму, чистил их, выгонял пастись, держась за гриву, водил на водопой. Да еще дома жене помогал по хозяйству, на огороде возился, воду носил с колодца.
— Как же это ты? — удивлялись соседи.
— А я вижу, — отвечал он им упрямо. — Видите, не на ощупь, не с палкой иду.
А жене признавался:
— Я, Аня, шагом все вымерял, так и хожу, шаги про себя считаю.
Даже косил слепой.
Курить бросил, вина в рот не брал, может быть, оттого и держался так, не опустился, не махнул на себя рукой. Двадцать лет еще прожил, только в 1962 году война его догнала...
Жили они с Анной душа в душу. К тем четверым, что родились до войны, добавилось в семье еще пятеро. В 1943 году родился у них сын Александр, в победном 1954-м — Владимир, потом Виктор, Татьяна и Юрий. Трудно, ох как трудно жилось многодетной семье и в послевоенной деревне. Помогало государство. Выделяли Шкулиным муку, одежду детям. Но главная надежда была на самих себя. Почему не бывает лодырей в многодетных семьях, почему дети в них вырастают трудолюбивыми и дружными? Ответы на эти вопросы мы найдем и в большой семье Шкулиных.
Мать с утра до вечера была на ферме. Ей приходила помогать старшая из сестер — Раиса. Рядом с матерью трудилась и бабушка — тоже дояркой. По хозяйству и на огороде дети привыкали управляться сами. И младших нянчили, и печку топили, и обед готовили, и в колхозе старались помочь родителям, видели ведь, как каждая копейка им достается.
Старший, Анатолий, уже с четвертого класса начал помогать матери в работе, ходил вместе с нею рожь жать, выезжал на лошади сгребать сено, с пятого класса и сам уже косил. Дальше шестого в школе учиться ему не довелось, пошел в ремесленное на сталевара, но через год врачи выявили у него туберкулез, настоятельно рекомендовали вернуться домой. Анатолий выучился на электросварщика. Он как бы перенял отцовскую огненную профессию, только в новом современном ее проявлении.
Тридцать три года проработал он в родном селе: сначала в колхозе, потом в совхозе. Вступил здесь в партию, был председателем профкома, возглавлял группу народных контролеров. Когда исполнилось пятьдесят, почувствовал: опять неладно с легкими, пришлось уйти из мастерской, перевели его на пенсию по инвалидности.
— Все они — труженики, честные и принципиальные, а мой всегда за справедливость, — отзывается о семье Шкулиных жена Анатолия Вера Павловна. — Вот доучиться ему самому как следует не пришлось, так он всегда к городским, к шефам заводским тянулся. Все у них перенять старался самое новое, современное.
А сколько совхозных парней сам выучил — не перечесть, и трудился, спины не разгибая, как отец. Я ведь первой снохой к ним в дом вошла, помню. Все своим трудом доставалось.
И еще в одном повторил Анатолий отца своего: не бросил крестьянского хозяйства, не стал иждивенцем городских магазинов по самым исконным людским нуждам. Даже в разгар гонений на приусадебное хозяйство не оставили Шкулины забот об огороде, о том, чтобы не перевелась живность на сельском подворье. И не только о себе заботились, и совхозу помогали. Как-то за один год шесть тонн молока со своего подворья государству сдали, другим пример подали, как в выполнении плана молокосдачи не словом, а делом участвовать.
Правда, не всем по душе этот пример пришелся, пошел шепоток за спиной: «Ишь, целое стадо у себя завели, денег-то небось хапнули!». А о том не подумали или не захотели вспомнить шептуны, что город — вот он рядом, до рынка полчаса автобусом без пересадки. А там на рынке деревенское молоко нарасхват, и не по госцене, как для молокосдатчиков, а значительно дороже. Да, хозяйство у Анатолия Александровича ныне основательное, но ведь трудом оно держится, не на чужих спинах. Всем от него польза, да и личным его назвать было бы не совсем точно. Сено косить выходят не только Анатолий с женой, но и братья его, и их подросшие дети. Да и выручка не в один карман идет.
— Александр недавно новые «Жигули» покупал, я добавлял, — как о деле обычном между братьями сообщает Анатолий. — Конечно, и другим отказа нет, так ведь нельзя иначе, мы всегда вместе держимся.
Вроде семейного подряда получается, только помощи от государства не требуют Шкулины, сами управляются. Да и не только в молоке или другой сельскохозяйственной продукции дело. Живет в дружной семье любовь к извечным спутникам крестьянской жизни — коровам, овцам, домашней птице. Неслучайно, видно, по старой русской традиции живут они у Шкулиных с хозяевами под одной крышей. У Анатолия Александровна с Верой Павловной здесь недавно еще и любимица завелась — кобыла Машка.
— Обезножела жеребенком, ветврач думал: не выкарабкается совсем, мы тогда и взяли к себе выхаживать. Отпаивали молоком из соски, тюрю делали, и вот какая красавица вышла, года еще нет, а уж с трехлетку ростом. Только передние копыта неправильной формы да ноги еще слабоваты. Встань, Маша, встань, покажись гостю, — позвала Вера Павловна.
— Привыкли мы к ней, — как бы оправдываясь, говорила Вера Павловна. — Вот и Анатолий тоже отдавать в чужие руки не хочет, хотя пользы от нее никакой. Да и все Шкулины неравнодушны к ней, может быть, потому, что отец их все за лошадьми ходил, может быть, еще почему.
Подумалось мне тогда, что не в одной памяти об отцовском последнем занятии тут дело. Здесь причина куда глубже лежит. И в той извечной привязанности к коню, что был верным спутником нелегкой крестьянской жизни. Из поколения в поколение по генам привязанность передавалась. И еще в отличных человеческих качествах, что присущи всей семье Шкулиных, — доброте и жалости.
Лошадь встала не сразу, еще понежилась под ласковым взглядом хозяйки, но потом поднялась, показала крупную свою стать, привычно потянулась за лакомством.
Три линии можно проследить в большой семье Шкулиных. Одна тянется от «старой бабушки» Екатерины Алексеевны Демаковой, что первой в семье проторила дорогу на колхозную ферму. Долго-долго не забывала эту дорогу и Анна Семеновна Шкулина. Уже давно на пенсию вышла, а все нет-нет да и позовут на дойку: доярку подменить заболевшую, просто помочь кому-то. Так и ходила до 72 лет. Да полно, глядя на нее, высокую, статную, с ясным живым взглядом, разве дашь ей этот почтенный возраст?
С 12 лет работала в поле, в войну — такое вынесла, что не расскажешь, девять детей воспитала вместе с мужем-инвалидом и на ферме работала не «абы как», а получше многих. Недаром диплом имеет «Лучшей доярке области», ордена «Знак Почета» и «Материнская слава» всех степеней, медали... От общественной работы в стороне не стояла — депутатом не раз односельчане избирали. И сейчас без дела не сидит: теленка выкармливает, домашним хозяйством занимается, корову до недавнего времени держала, а теперь иной раз поможет снохе подоить.
Эту семейную линию продолжает теперь одна из дочерей Анны Семеновны, Татьяна, что живет нынче в одном доме с матерью. Татьяна не сразу стала дояркой. Между тем днем, как бегала девчонкой к матери на ферму, и тем днем, когда вернулась туда же полноправной работницей, был разрыв во времени немалый. Училась в профтехучилище во Владимире, десять лет на стройке проработала в областном центре.
Теперь совхозный стаж тоже к десяти годам приближается. А результаты в труде такие, что вполне можно сказать — не подвела свою фамилию: по четыре тонны молока от коровы в год получает, лидирует в соревновании совхозных животноводов вместе с ветераном труда Лидией Александровной Коныгиной. Они на двухсменке в паре трудятся. К тому же, Татьяну избрали партгрупоргом на ферме, и здесь она, как и принято в их семье, принципиальность всегда проявляет, честного отношения к работе требует от всех, невзирая на должности.
Наметилось было и четвертое поколение у Шкулиных, в их животноводческой профессиональной линии. Год отработала на ферме центрального отделения Жанна, внучка Анны Семеновны, а Татьяне — племянница. Не давалась ей поначалу семейная профессия, плакала даже, что не получалось, что тяжело ей на старой, слабо оборудованной ферме. А потом плакала, когда поступила в пединститут на биофак и надо было свою группу коров другой доярке передавать. Впрочем, и теперь, приезжая из города, нет-нет да и заглянет во двор к «тете Тане» или вместе с отцом, Александром Александровичем, водителем совхозного молоковоза, фермы объедет.
Есть и другая линия Шкулиных, идущая от сельского кузнеца, доблестного солдата Великой Отечественной. Кроме Анатолия, старшего из сыновей, пошел этим путем и второй сын — Николай. Он первым из Шкулиных научился управлять «железным конем» — трактором. Потом и навыками комбайнера овладел. Хлебороб он знатный, не раз был удостоен медалей ВДНХ, награжден орденами Октябрьской Революции и «Знак Почета». Не один год был звеньевым у комбайнеров на жатве, но и старый свой «ДТ-75» не бросил. И руководство звеном на уборке хлебов передал в надежные руки сыну Сергею, депутату Стародворского сельсовета.
Третье поколение в трудовой династии Шкулиных — хлеборобов тоже не подкачало. В юбилейном 1987 году Сергей со своим звеном обеспечил рекордный для хозяйства урожай: по 38 центнеров зерновых с гектара. А год был ох какой непростой по погоде: комбайны тракторами с поля вытаскивали, машины с зерном на дороге вязли, дождь лил почти без перерывов. Трудился в страду младший из династии Шкулиных-механизаторов, как и подобает коммунисту: впереди, на самом трудном и ответственном участке битвы за хлеб. И счет вел не только на тонны — на колоски, чтобы ни одного не оставить в поле. Если кто-то в звене спешил «убрать площади» побыстрей, то Сергей заботился о том, чтобы труд не выливался в поспешность и рвачество.
— Не за гектарами гнаться надо, а за зерном, — убеждал он. — Бригадный подряд — значит, на конечный результат работаем, а не на сводки да отчеты.
И труд старался организовать по-новому, советовался с агрономом, совхозными специалистами. И время даром не теряли. В непогоду каждую деталь заново проверял; когда выдавалось «окно», немедленно выезжали в поле. И рабочий день себе и членам звена установил: от зари до зари. Рядом с Сергеем трудится и его брат — Андрей, выпускник Суздальского сельского ПТУ, механизатор широкого профиля.
Сергей и еще в одном семейную традицию продолжил: в армии стал коммунистом. Служил он на границе и, по случайному совпадению, в тех же местах, где брат отца Владимир, также связавший свою жизнь с партией.
Впрочем, это еще одна семейная линия Шкулиных: быть в авангарде, в партийных рядах. Кроме Анатолия, Николая, Владимира и Татьяны, вступил в партию и их брат Виктор, работавший в совхозе водителем, но перешедший в овцеводы. Теперь вот и Сергей в этом почетном ряду...
Два раза в год: 8 Марта и в день рождения матери Анны Семеновны 27 ноября вся большая семья Шкулиных собирается в ее доме. Это — не тот старый дом, куда вошла она сама когда-то молоденькой женой кузнеца Александра Шкулина. Время не пощадило его. Остался лишь колодец, который в селе, по привычке, зовут «Шкулин колодец».
Теперь не один и не два дома в селе занимают Шкулины, просторно расселились они в Старом Дворе. Но материнский дом по-прежнему зовет их под свою крышу. Зовет теплом родного очага, зовет особенным духовитым запахом домашнего печева, какого ни в каком городском доме не приготовишь: печь нужна. Зовет еще своим добрым и основательным крестьянским укладом, которому не изменяют Шкулины из поколения в поколение. Встречаясь в материнском доме, непременно помянут они тех, от кого повели начало славной династии механизаторов и животноводов, тех, от кого унаследовали свою крестьянскую жилку, свою гордую и горячую привязанность к родной земле.
Источник:
Владимирские династии/Сост. Я. П. Москвитин; Под общ. ред. Я. П. Москвитина; Литобработка Л. А. Фоминцевой. — Ярославль: Верх.-Волж. кн. изд-во, 1989. — 208 с.
Владимирская энциклопедия
|
