Борисовский Петр Андреевич
8-го января 1903 года в 2 часа ночи, мирно скончался, на 63 году жизни, диакон-псаломщик с. Борисовского, Владимирского уезда, Петр Андреевич Борисовский.
По выходе из среднего отделения Суздальского духовного училища в 1857 году, П.А. тогда же получил место пономаря в селе Борисовском после своего умершего отца. Это место досталось Петру Андреевичу как-бы по наследству. Предки П.А. издавна жили в с. Борисовском, занимая низшие должности церковных клириков. Потому-то П.А. всегда питал особенную любовь к с. Борисовскому, как собственной родине и как месту жительства его предков, здесь скончавшихся и погребенных.
Знакомые и родные П.А. неоднократно, при жизни его, предлагали ему улучшить свой материальный быт переходом на новый, лучший приход; но П.А. скромно отклонял все эти предложения. «Здесь жили мои деды и прадеды, и я из Борисовского никуда не пойду», говорил П.А. И он до конца жизни остался верен своему слову, прослужив при храме с. Борисовского целые 45 лет.
Одновременно с поступлением на место, началась для П. А — ча тяжелая, трудовая жизнь, полная скорбей и лишений, вследствие крайней скудости средств к существованию. О степени материальной нужды легко можно судить, если принять во внимание, что П.А. на первых порах получал доходу по своей должности не более 30 — 40 руб. в год. Приход с. Борисовского в то время был крайне бедный; между тем на этом приходе жили четыре члена причта: священник, диакон и 2 пономаря. Наследства после умершего отца П. А — чу, разумеется, не осталось никакого, кроме полуразвалившейся избы с таковыми же двумя — тремя хозяйственными пристройками. Единственным, более или менее верным источником к существованию могло быть только земледелие, и, действительно, П.А. до конца жизни обрабатывал землю сам.
Между тем у молодого пономаря стали появляться дети. Всех было семеро; в живых остались два сына и две дочери. Петр Андреевич, собственным опытом переживавший всю горечь существования в крайней бедности и нужде, чувствовал и нравственную потребность, и отцовский долг дать, по крайней мере, своим сыновьям школьное образование и тем обеспечить им дальнейшее, более или менее безбедное существование. Денежные средства у П. А — ча по-прежнему, были крайне скудны. Но он не падал духом перед трудностью задачи: с верой и упованием на Бога, с надеждой на помощь добрых людей, он решил отправить сыновей своих в школу. В 1875 году определен был в Суздальское духовное училище старший сын Федор, а через два года туда же последовал и младший — Павел. Кто испытал на себе все невзгоды бедственного существования, какие выпали на долю П. А — ча, тот может судить, каких трудов, нравственных мучений и материальных затрат стоило ему одновременное воспитание и содержание двоих сыновей сначала в училище, а потом в семинарии. В первые годы школьного обучения сыновей, П. А — ч неоднократно, в минуты сознания безвыходности своего материального положения, думал уже взять их из школы навсегда и пристроить к какому-нибудь ремеслу или земледелию. Но сердобольному отцу крайне было жаль добровольно лишать сыновей образования, тем более, что они утешали его благонравием и успехами в науках. Это обстоятельство радовало бедняка-отца, поддерживало в нем силу и бодрость к перенесению трудов по воспитанию сыновей и окрыляло его дух надеждою, что эти труды когда-нибудь увенчаются успехом. И Господь исполнил его чаяние. Нашлись добрые люди, которые приняли живое участие в судьбе сыновей П. А — ча и оказывали ему материальную помощь в их воспитании (Между такими лицами достоин благодарного воспоминания двоюродный брат жены П. А — ча, бывший смотритель сначала Суздальского, а потом Владимирского духовного училища, о. прот. Михаил Петрович Введенский.). Наконец, братья Борисовские благополучно прошли тернистый школьный путь. Старший из них, по окончании курса во Владимирской духовной семинарии, вскоре занял место священника в с. Великове на Талше, Ковровского уезда (29 июня 1913 года скончался на 50 году жизни священник с. Великова на Тальше о. Феодор Петрович Борисовский.), а младший окончил курс в Московской духовной академии и теперь состоит преподавателем родной семинарии. Ко времени окончания сыновьями курса в семинарии, заметно улучшилось и материальное положение их отца. Обстоятельства времени и изменившиеся коренным образом условия крестьянской жизни благоприятным образом отразились на денежных доходах в пользу причта, которые заметно год от года возрастали. Самый штат причта в селе Борисовском был сокращен до 2 лиц: остались только священник и псаломщик.
П. А — ч отличался редкими душевными качествами. Это был человек в высшей степени набожный и религиозный. Все свои обязанности по храму и церковной службе он исполнял с должным тщанием, усердием и благоговением. Он всегда и твердо помнил, что тяжкому суду подлежит всякий, творящий дело Божие с небрежением. Глубокая вера в Бога, Хранителя и Промыслителя, и твердое упование на Него всегда проникали душу почившего и были неизменными спутниками его жизни. Именно здесь, в этой вере и уповании, почивший почерпал энергию и силы к благодушному и безропотному перенесению постигавших его несчастий и злополучий жизни. Эти несчастия были иногда очень тяжки; обиды и огорчения, уязвляющие до глубины души, были весьма часто не заслуженны, происходили от несправедливости других. Но П.А. переносил все это с истинно христианским мужеством и терпением, предавая судьбу и жизнь свою водительству Божию. «Буди Его святая воля», любил повторять П.А., особенно в скорбные и тяжкие минуты жизни.
Редко можно встретить человека с таким тихим, кротким и миролюбивым характером, каким отличался П. А — ч. Искренность и простота в обращении, дружелюбие, гостеприимство, смирение — были неизменными чертами о. Петра в отношениях его к другим. На лице его всегда сиял ласковый, приветливый взгляд. П.А. не любил ссориться или враждовать с кем-нибудь; кажется, не было никого, с кем бы он находился в постоянной и непримиримой вражде. Он употреблял с своей стороны все усилия к тому, чтобы по возможности со всеми жить в мире и согласии. Это был образец истинно-христианского незлобия. Его любвеобильное сердце всегда было полно неисчерпаемой доброты, сочувствия и сострадательности. Собственным опытом изведавший нужду и горе, он проявлял особенно сердечное участие по отношению к бедным и нередко оказывал им материальную помощь из своих скудных средств.
Нужно ли говорить о семейных добродетелях П.А.? Это был нежно попечительный и чадолюбивый отец семейства, отдавший для устроения блага семьи всю жизнь свою, весь свой труд, силы и здоровье. Он не щадил себя в своих заботах об устройстве детей. Под его главенством и наблюдением, между членами его семьи всегда и неизменно сохранялось полное согласие, единодушие и родственное единение. Будучи сам проникнут искреннею верою и пламенною религиозностью, он наблюдал, чтобы и в семье его горел тот же свет веры и любви христианской. Детям своим он старался передать то благочестивое и молитвенное настроение, каким сам отличался.
Одновременно с поступлением на службу в с. Борисовское, Петр А — ч женился на дочери псаломщика (впоследствии диакона) с. Парши, Юрьевского уезда, Марии Степановне Введенской. С тех пор до конца жизни П. А — ча горячо любимая им и нежно любящая его супруга разделяла с ним труды и заботы по благоустройству семьи. В союзе единодушия и взаимной поддержки они представляли собою поучительный пример христианского супружества и самоотверженной заботливости о воспитании детей.
За свои высокие качества и добродетели Петр А — ч пользовался всеобщим уважением. Все, кто только знал его, сохранили о нем самые добрые воспоминания. Прихожане с. Борисовского искренно любили его, как своего сородича, здесь выросшего и служившего, и как отличного человека. Священники, с которыми приходилось жить и служить Петру А — чу в селе Борисовском, уважали в нем покорного и безответного слугу, почтительного к иерейскому сану, чуждого сварливости и исполнительного в своей должности
О примерной службе П.А. неоднократно доводилось до сведения Высшего Епархиального Начальства; о ней хорошо наприм. осведомлен был недавно скончавшийся Высокопреосвященнейший Феогност, бывший Архиепископ Владимирский, а впоследствии Митрополит Киевский. Наконец, в 1896 г. отлично-примерная служба П. А — ча была засвидетельствована перед ныне здравствующим Архиепископом Владимирским и Суздальским, Высокопреосвященнейшим Сергием, который и явил к нему особенное свое Архипастырское благоволение, посвятив его в сан диакона.
В новом сане Петру А — чу однако суждено было прослужить всего шесть лет. С июля месяца 1902 года П.А. стал жаловаться на болезнь в левом боку и на непроходимость пищи. Сначала он не придавал особенного значения болезни, которая между тем усиливалась. Осенью П.А. все еще сам отправлял свои обязанности по церкви и только с половины ноября не мог уже являться к церковной службе. Местный врач, лечивший больного, констатировал рак пищевода. Болезнь оказалась неизлечимою. В первой половине ноября П.А. участвовал на соборовании и похоронах своего родного старшего брата Матвея Андреевича. На замечания знакомых о. диакона по поводу его собственной тяжкой болезни, он отвечал: «и я гляжу туда же». С половины декабря состояние больного резко изменилось к худшему. Петру А — чу, правда, не сообщали о роковом исходе болезни, но он сам уже чувствовал приближение смерти, потому что заметно ослабевал с каждым днем. Кончины своей П. А. ждал совершенно спокойно и безбоязненно. В навечерие Рождества Христова он с крайним трудом, поддерживаемый родными, пришел в последний раз в свой родной храм и здесь причастился Св. Таин. В самый праздник Рождества Христова навестил больного младший его сын Павел Петрович (будущий Епископ Суздальский Павел Петрович Борисовский). 1-го января, в день храмового праздника, прибыл старший сын П. А — ча, священник о. Федор Петрович. В этот же день, вечером, соборне было совершено над больным св. таинство Елеосвящения. 4-го числа о. Федор еще раз приобщил своего родителя (на дому) Св. Таин. До последней минуты умиравший о. диакон был в полном сознании, всех узнавал, со всеми прощался, отдавал последние распоряжения и советы, благословлял своих детей. Трудно передать словами, какая была трогательная, душу надрывающая картина, когда о. диакон, за 2 дня до смерти, прощался с дорогой своей супругой и, немного привстав с постели, благословлял иконой младшую свою дочь (девицу), тогда еще не пристроенную. Предсмертные муки переносил почивший с истинно-христианским терпением и с молитвой на устах. Чувствуя наступление смертного часа, он сам просил положить его «под образа» (в передний угол); наконец, сотворив твердой рукой, без всякой сторонней помощи, крестное знамение, через несколько минут тихо скончался.
На следующий день (9 янв.) тело почившего, в диаконском облачении, положено было в обитый белым глазетом гроб.
Погребение было совершено в субботу 11-го числа. По благовесту в большой колокол в 8 ½ час. утра, стали собираться прихожане с. Борисовского, чтобы отдать почившему последний долг. В 9 час. совершен был вынос, причем гроб с останками почившего, во исполнение его предсмертной воли, был обнесен вокруг храма. Литургию и следующее за нею отпевание совершал местный священник, о. Александр Ник. Алякринский, в сослужении священника о. Феодора Петр. Борисовского, священника с. Брутова о. Цветкова и диакона того же села В.Я. Простосердова. Пел хор певчих из гор. Владимира, с регентом Ф.Ф. Сорокиным во главе. Обширный храм был совершенно полон молящихся. Торжественное богослужение, при умиленно-стройном пении и при полном освещении, какое бывает только в великие годовые праздники, невольно производило сильное впечатление на присутствовавших (Между последними очень многие была даже раскольники (таковые имеются в с. Борисовском), пришедшие также проститься с почившим о. диаконом, которого и они неизменно и высоко уважали.).
Перед началом отпевания священник о. Ал. Алякринский произнес следующее поучение:
«Во блаженном успении вечный покой подаждь, Господи, усопшему рабу Твоему.
Так ныне при гробе умершего молится и всех нас приглашает молиться Сватая Церковь. Почему же мы, взирая на смертные останки сии, предаемся обычной печали и не можем равнодушно смотреть на гроб? Ведь все мы знаем, что гроб есть неизбежный конец всех людей. Знаем, что от смерти не освободят нас ни богатство, ни слава века сего, ни крепость сил телесных, и все таки не можем равнодушно смотреть в глаза смерти. Какое-то предчувствие решительного ее значения потрясает все существо наше. И теперь при виде умершего о. диакона душа наша погружается в глубокое и грустное размышление о том, что будет с ним и что будет потом с нами, когда в свое время и мы вступим на тот же путь. Но на вопрос: что будет с ним, одна из церковных песней так отвечает: блажен пут, в онже идеши днесь душе, яко уготовася тебе место упокоения! Вот как отвечает Матерь и Спасительница Наша Церковь. А посему, можно ли сомневаться в том, что почивший перешел от смерти в живот на вечный покой? Мы имеем в этом удостоверение и в слове Самого Спасителя, Который сказал: идеже есм Аз, ту и слуга мой будет (Иоан. 12, 26). И Св. Ап. Павел, будучи вполне уверен в этом, желал скорее разрешиться от тела, чтобы быть со Христом, и желание это должно быть достоянием всех христиан. Притом же мы веруем, что Господь не забудет ни одного нашего доброго дела, а потому и поем: блажени мертвии умирающие о Господе (Апок. 14, 17).
А между тем справедливость требует от нас сказать, что почивший много имел хороших душевных качеств. Как нежный и добрый отец, он примерно заботился о своем семействе не только в материальном отношении, но главным образом в смысле христианского воспитания, — он успел передать детям своим самое дорогое сокровище — благочестие. Как христианин, он глубокую веру свою свидетельствовал делами любви христианской. Мне, совместно прослужившему с ним 14 лет, сколько раз приводилось быть свидетелем самой искренней и полной его отзывчивости на всякое доброе дело. Как диакон и псаломщик, он был примерным исполнителем устава церковного. Никогда я не замечал, чтобы он тяготился продолжительностью нашего богослужения, хотя старческие немощи его в последнее время и давали ему себя чувствовать. Напротив, очень заметно было, что чем дольше и торжественнее было наше богослужение, тем больше он воодушевлялся, и религиозный восторг наполнял тогда его душу; видно было, что дар благочестия горел в нем очень ярким пламенем. К священным и церковным предметам он всегда относился с великим благоговением. А все это так важно, особенно в нашем раскольническом приходе, где следят за каждым нашим шагом, за каждым движением. В этом смысле он был самым лучшим моим помощником, моей правой рукой в деле противораскольнической миссии. Наконец, как человек, он настолько отличался христианским смирением и кротостью, что за всех вас, православные, с уверенностью могу сказать, что никто из вас не слыхал от него ни одного грубого или оскорбительного слова. Все это дает нам основание надеяться, что утешительная для нас и с такой уверенностью произносимая ныне Св. Церковью песнь: блажен пут, в онже идеши днесь душе, яко уготовася тебе место упокоения, вполне приложима к усопшему священно-диакону Петру.
Конечно, никто не чист от скверны, аще и един день жития его на земле; но несомненно чист тот, кто омыл себя слезами покаяния, кто соединился с Самим
И. Христом в пречистых Тайнах Его и кто снова получил отпущение грехов в таинстве Елеосвящения. Говорю это для того, чтобы рассеять то безнадежное состояние духа, в котором мы нередко находимся при виде отходящих в другую жизнь, и чтобы мы не были скорбны, как язычники, не имущие упования (Сол. 4, 13).
Мне кажется, что и уста почившего о. диакона готовы сказать нам: подвигом добрым подвизахси, течение скончих, веру соблюдох. Прочее убо соблюдается мне венец правды, его же воздаст ми Господ в день он, Праведный Судия (2 Тим. 4, 7 — 8). А посему не плачите мене, — обаче себе плачите. Но, братие, и о себе зачем нам плакать? Не лучше ли внимательно проследить свою жизнь, — так ли она течет, как нужно ей течь согласно заповедям Господним? Если так, то постараемся укрепиться в этом течении, а если не так, то переменим неправильное течение ее на правильное. Смерти и суда Господня не избежать никому. Ныне он, — завтра мы. Путь для всех один. Не будем привязываться к земле и земному. Может быть, завтра же неумолимая смерть отнимет у нас все здешнее тленное, и мы нехотя пойдем в другую страну, где все здешнее, даже самое драгоценное, не имеет никакой цены. Не будем забывать в молитвах и умершего раба Божия благоговейнейшего диакона Петра, но будем как можно чаще взывать ко Господу: во блаженном успении вечный покой подажд, Господи, усопшему рабу Твоему».
По 6-й песни канона, перед «со святыми упокой», сын почившего, преподаватель семинарии, Борисовский, от лица всех членов семьи о. диакона, произнес следующее прощальное слово.
«Незабвенный и дорогой наш родитель!
Уже немного остается минут, в которые мы, возлюбленные дети твои, можем еще созерцать драгоценный для нас прах твой. Позволь-же в эти священные и трогательные минуты прощания с тобою принести тебе и этот последний дар с нашей стороны — прощальное слово. Может быть, и не к лицу бы мне, сыну твоему, перечислять твои добродетели, восхвалять прекрасные качества твоей души. Но я чувствую лежащий на мне долг — открыто выразить тебе, в последний раз от лица всех членов твоей семьи, одушевляющие нас чувства любви и признательности. Да и жизнь твоя, и прекрасные черты твоего характера так хорошо известны всем, знающим тебя, что, если я буду говорить о них, то, кажется, избегну всякой лести и преувеличения.
Слово мое написано и слезами тяжкой скорби при мысли о разлуке с тобою, дорогой наш родитель, и слезами светлого упования и радости, когда я взираю на весь, пройденный тобою, жизненный путь и вспоминаю твою истинно-христианскую кончину. Если бы мы, кровные родные твои, не имели, по поводу смерти твоей, нигде и ни откуда утешения, то мы плакали бы при гробе твоем горькими, неистощимыми слезами. Так грустна и тяжела нам разлука с тобою. Ты всецело жил для нас, детей твоих, делил с нами и горе, и радость. Не жалел ты своих сил и средств для нашего воспитания. Знаем мы, каких трудов и усилий, при скудости средств к существованию, стоило тебе — возрастить и воспитать нас. Ты же был и первый наш наставник и руководитель в духовной жизни. Если есть в наших характерах что-либо доброго, честного и богобоязненного, — это есть плод твоего благотворного влияния на нас. Прими же от нас, дорогой наш родитель, нашу искреннюю и непритворную благодарность за те великие блага, какими ты старался окружать нас, за все то добро, какое сделал для нас. Благодарим тебя за твою неизменную, самоотверженную любовь к нам, за твое истинно-отеческое попечение о нас. Прости нас, если когда либо мы вольно или невольно огорчали тебя... Да, тяжела наша утрата. Осиротела наша семья, — не стало у нас тебя, нашего главы, нашего любвеобильного отца и хранителя. Не будем уже мы переживать тех сладостных дней, как, бывало, с разных концов собирались мы к тебе в родительский дом, и ты принимал нас в свои объятия, ласкал нас — веселый, довольный, радостный. Мы живо чувствовали, что и сам ты жил нами, полагал в нас для себя самого утешение и отраду. Как же нам не скорбеть, как нам не плакать!..
Однако все это я по плоти глаголю; все это есть нечто немощное, человеческое. Правда, оплакивать умерших родных, близких нашему сердцу, есть естественная, неотразимая потребность человеческого духа. Но для истинного христианина нет места безутешной скорби при гробе, тем более при твоем гробе, милый и дорогой родитель. Нет, ми находим и в жизни, и смерти твоей много утешительного для себя и отрадного, и наши скорбные чувства сменяются светлым чувством духовной радости и христианского успокоения.
Смерть не страшна для истинно-верующего и добродетельного христианина. Что такое христианская смерть? Это есть успение, успокоение человека от скорбей и тревог земной жизни; это есть переход в жизнь иную, лучшую, небесную. И ты, дорогой родитель наш, много поработал на своем веку, много перенес всяких скорбей и лишений. Я смотрю в эту минуту на изможденное лицо твое и вижу, что на нем отпечатлелись следы многих, испытанных тобою в жизни, страданий. Много терпел ты от бедности, от людской неправды. На твою долю достался тяжелый жизненный крест, который и нес ты до гроба безропотно и терпеливо, с полною верою и упованием на Бога. И вот теперь ты почил безмятежным и непробудным сном, — избавился от бед и страданий жизни. Для тебя не существует более этот мир с его злом, падениями, борьбой, с его бедствиями, рождающими часто нестерпимую тоску, отчаяние, — вызывающими из наболевшей груди только жалобный стон, рыдание, мольбу о помощи. Твое земное существование прекратилось, но вместе настала для тебя и свобода от зла жизни: ты восторжествовал над ним, и оно уже не коснется тебя более, не осквернит тебя, не обрушится на тебя снова своею тяжестью, — ты умер для него. Это значит, что Господь сжалился над тобою, возлюбил тебя, взял от юдоли земной и освободил от всех ее скорбей и печалей, как бы так говоря: «добре, рабе, благий и верный; много ты страдал при жизни, боролся, много скорбей испытал: вниди же теперь в радость Господа твоего».
Смерть люта только для отчаянных и нераскаянных грешников. Милый и дорогой родитель! Твоя жизнь, как и жизнь каждого из нас, — пред очами всевидящего Бога: Он — истинный ценитель сердец и дел человеческих. Но, насколько мы являемся свидетелями твоей жизни, — мы веруем, что Господь обрел в тебе истинного и верного раба Своего. Кто из знающих тебя станет отрицать твои добродетели? Твоя кротость, уважительность ко всем, благопокорность, чистосердечие, искренность — кому не известны? Кто не знает тебя, как доброго, сердечного, любящего и отзывчивого человека? Кто не знает твоего смирения, незлобия, миролюбия? Я думаю, нет ни одного человека, в котором бы ты поселил упорную и продолжительную вражду к себе и ненависть. Несправедливые нападки и огорчения ты умел переносить безропотно; а в случае возникавших, по немощи человеческой, столкновений и разлада, ты всегда первый искал примирения. Да, твоя кроткая душа, думается нам, никому не сделала намеренного зла.
Кто не знает твоего непритворного благочестия и богобоязненности? 45 лет служил ты сему священному храму, и как истово, как благоговейно было твое служение! Правда, большую часть своей жизни ты пребывал в малом чине церковном. Но угодить Богу можно во всяком чине, во всяком звании и служении, как бы оно ни было скромно или ничтожно, ибо Господь зрит не на высоту положения, а на душевное расположение и усердие действующего. Ты же являл в своем лице достойный подражания пример неуклонного исполнения обязанностей своего звания. За это и Господь видимо взыскал тебя своею любовию, благословив, шесть лет тому назад, рукою Архипастыря, быть служителем алтаря в сане диакона.
Прекрасные качества души твоей снискали тебе заслуженное уважение от человек. С высоты своего небесного жилища посмотри на это множество людей, собравшихся в сии священные минуты при твоем гробе. Это все — благочестивые прихожане сего священного храма, в среде которых ты и сам провел всю свою жизнь. Ты сроднился с ними, равно и они знают тебя, как своего близкого, давно знакомого друга и как родного человека. Кто из них, от мала до велика, не знал тебя, как добрейшего и досточтимого о. диакона? Многие из них являются твоими духовными детьми, которых ты принял от купели крещения и за которых приносил свидетельство веры пред Церковью. Зачем они пришли сюда, к твоему гробу? Я с полною уверенностью могу сказать, что они пришли сюда, движимые искреннею любовию и уважением к тебе почившему, чтобы отдать тебе последний христианский долг, проститься с тобою и помолиться вместе с нами — твоими детьми и супругою, об упокоении души твоей. Для нас, родных твоих, это в высшей степени отрадно: видишь, дорогой родитель, мы отнюдь не одиноки в своей скорби при разлуке с тобою. Оплакиваем тебя мы: оплакивают тебя вместе с нами и жители сего прихода, которым ты столько лет служил верой и правдой и которые издавна привыкли видеть в тебе лучшего и добрейшего человека. А всякая скорбь переносится много легче, когда есть соскорбящие, соболезнующие, когда слышишь и от других слово утешения или видишь слезы сострадания.
Ты подвизался подвигом добрым и скончал свое земное течение в старости добрей, исполнен дней (Быт. 25, 8). Не судил Господь дожить тебе до того предела земной жизни, какой указывается в словах св. псалмопевца: в них же семьдесят лет, аще же в силах, осмдесят лет (Пс. 89, 10). Но ты оставил сей бренный мир, доблестно исполнив все, лежавшие на тебе обязанности, как отца семейства. Ты мог воистину, отходя в мир горний, спокойно и в твердом уповании воззвать с праведным Симеоном: «Ныне отпущаеши раба твоего, Владыко, сю глаголу Твоему с миром». И твоя кончина в подлинном смысле была мирная, трогательная, истинно христианская. Ты не страшился смерти, ожидал ее безбоязненно и совершенно спокойно. Ты сподобился двукратного пред смертию принятия Св. Таин Христовых, принял и св. Елеопомазание. Ты успел благословить всех нас — детей твоих. С какою верою, с каким христианским терпением переносил ты предсмертные мучения!.. «Тяжко тебе, милый папа», - сказала одна из дочерей твоих за несколько часов до твоей смерти. «Да, прошептал ты, но ведь и Бог страдал на кресте, а потому и мне страдать не тяжко». И вскоре затем ты, сотворив сам твердою рукою крестное знамение, тихо, без стона, предал душу свою Богу.
Вот сколько отрадного и успокоительного для себя находим мы, родные твои, в твоей жизни и блаженной кончине. И я уже не грущу более; нет, я проливаю теперь слезы радости и восклицаю: слава Богу за все! слава и благодарение Всевышнему, удивившему на тебе неизреченные милости своя! Да сподобит и нас Господь Бог такой же блаженной и мирной кончины! Телом своим ты удаляешься от нас, дорогой родитель; но мы веруем, что духом своим ты и теперь пребываешь с нами. Жизнь человеческая очень коротка, и недалеко то время, когда мы опять увидимся с тобою в том горнем мире, куда Господь воззвал тебя. Теперь же просим тебя возносить о нас святые молитвы свои у престола Божия, как возносил ты их пред престолом сего храма. Мы же все, знающие и любящие тебя, будем возносить непрестанные молитвы о тебе, да упокоит Господь кроткую душу твою со всеми святыми в селениях праведных, иди же несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь безконечная».
По окончании слова, раздалось тихое и умилительное пение церковной песни: «Со святыми упокой»... При прощании с прахом почившего, все присутствовавшие проливали слезы и по любви к усопшему, и от умиления всем виденным и слышанным. Погребение, по своей торжественной обстановке, какую редко приходится наблюдать при богослужении в сельском храме, произвело неизгладимое впечатление на прихожан. Тело о. диакона погребено на кладбище, в самом незначительном расстоянии от его собственного дома, в том месте, где погребены и его предки. Мир праху твоему, скромный труженик и верный служитель алтаря Господня!..
(Владимирские Епархиальные Ведомости. Отдел неофициальный. № 11-й. 1903 г.).
Село Борисовское
|
