Огурцов Серафим Иванович родился в 1904 году в Суздале. Через несколько лет семья переехала в Иваново-Вознесенск. Активист местной комсомольской организации. Один из организаторов и редактор первой в Иваново-Вознесенске молодежной газеты "Юный Спартак" (позднее "Юный текстильщик"). В 1922 г. переехал в Москву и работал секретарем комсомольского журнала «Юный коммунист», был принят без экзаменов в Литературно-художественный институт В.Я. Брюсова. Однако из-за тяжелой болезни не смог продолжить учебу и вынужден был возвратиться в Иваново-Вознесенск, где продолжал упорно работать. Последние годы был прикован к постели и скончался через три недели после своего 30-летия, 3 августа 1934 года.
Огурцов Серафим Иванович. Фото из архива автора
Четверть века спустя в Ивановском издательстве вышел сборник его избранных стихотворений «Крылатая душа» (1959).
***
При советской власти поэтов различали по классовому признаку: были крестьянские поэты и рабочие или пролетарские. А вот уроженца г. Суздаля Серафима Огурцова называли комсомольским поэтом. Он прожил всего 30 лет, но успел оставить добрую память о себе как о несомненно талантливом человеке. Будучи ровесником Николая Островского и, как и автор романа «Как закалялась сталь» страдая неизлечимой болезнью, которая в конце концов приковала его к постели, С. Огурцов умел жить и творить даже «тогда, когда жизнь становится невыносимой». Пусть бьется сердце реже, реже, Но я совсем еще не стих. И будет молодости свежесть Цвести и зреть в стихах моих. («Друзьям») Как истинно талантливый человек, Серафим немало преуспел в творческом плане. Причем не только как поэт, но и как драматург, и журналист. Увидели свет несколько сборников стихов («Крылья зорь», «Ленинский призыв», «Обнова», «Весна в корпусах», «Карусель» и др.); стихи и статьи молодого автора не сходили со страниц Ивановской областной газеты «Рабочий край». У него было возвышенно-божественное имя - Серафим, что в переводе на русский означает «пламенный», и заземленно-бытовая фамилия - Огурцов. Редчайшее сочетание! Серафим знал это и поэтому некоторые свои сатирические произведения по образу и подобию подписывал псевдонимом ...Херувим Редькин. Разве солнце погаснет в веках? Разве юность ненастьем печалится? Если над миром Ленинская рука К новым победам тянется. По старому, ну-ка целься. Наша жизнь, наша явь впереди. Не умрет Комсомольское сердце, У коммуны в груди... Комсомольское сердце С. Огурцова перестало биться 3 августа 1934 года. Прошли годы, память о нем стала стираться, а потом о поэте и его поэзии забыли даже земляки. На время. Я о Серафиме Ивановиче Огурцове узнал случайно в 1970-х годах из публикации в местной (владимирской) газете. Всего одна строчка: был такой поэт, родился в Суздале. Я в то время работал экскурсоводом музея и поэтому информацию взял на заметку, заложив ее в «персональный компьютер». Я обратил внимание на сочетание имени и фамилии: Серафим Огурцов. Где-то я уже встречал и слышал это имя. Ну конечно, - «Карнавальная ночь»! Знаменитый фильм Э. Рязанова, снятый в 1956 году, который я впервые посмотрел, когда он вышел на всесоюзный экран, т.е. на рубеже 1956-57 годов. В суздальском кинотеатре «Знамя». «Карнавальная ночь» мне, ученику второго класса, очень понравилась. Особенно эффектным было окончание сеанса: на экране возник титр «Конец», все встали, направились к выходу и тут на экране неожиданно вновь появился Серафим Иванович Огурцов, над которым все здорово посмеялись, одетый в зимнее пальто с каракулевым воротником, и заявил, что за события, происшедшие на новогоднем балу-карнавале, лично он никакой ответственности не несет. Это было очень остроумно. В роли Леночки Крыловой снялась Людмила Гурченко, электрика Гриши - мой тезка Юрий Белов, молодые актеры, а вот в образе Огурцова предстал кумир публики, звезда киноэкрана Игорь Ильинский. Картина вошла в золотой фонд отечественной кинокомедии. Имя Серафима Огурцова стало нарицательным. Бюрократ, не имеющий чувства юмора, не разбирающийся в искусстве, критикан, дурак. - Дураки бывают разные, - говорил И.В. Ильинский о своем герое. - Пассивный дурак не опасен. Но активный дурак, благонамеренный дурак, услужливый дурак, дурак, обуреваемый жаждой деятельности, не знающий, куда девать рвущуюся наружу энергию, - от такого спасения нет, это подлинное стихийное бедствие! Вот таков, по-моему, Огурцов. А как, интересно, настоящий Серафим Огурцов, поэт, о котором наш рассказ, относился к искусству актера Игоря Ильинского? «Концерт Игоря Ильинского в Нардоме текстильщиков 21 февраля носил отпечаток торопливости, работы «с кондачка», - писал в газете «Рабочий край» С. Огурцов. - Это чувствовалось в большинстве номеров, исполненных московскими гастролерами». Оказывается пути-дороги И. Ильинского и С. Огурцова пересекались! Номер газеты «Рабочий край» за 26 февраля 1929 года хранился в архиве известного артиста и, по его словам, только через год после выхода на экран фильма «Карнавальная ночь» Игорь Владимирович «вдруг совершенно случайно» обнаружил «знакомую подпись» - Серафим Огурцов - под рецензией в пожелтевшей газете. Так же, как я, совершенно случайно (без кавычек), в книге И. Ильинского «Сам о себе» 1961 года выпуска, хранившейся в домашней библиотеке, наткнулся на приведенную выше цитату из нее. В сноске народный артист СССР вместе с читателем вопрошает, почему персонаж «Карнавальной ночи» фильма 1956 года - Серафим Иванович Огурцов - подписал рецензию почти 30-летней давности. «Может быть, через тридцать лет авторы «Карнавальной ночи» (авторы сценария Б. Ласкин и В. Поляков) вспомнили об этой фамилии? Я сам удивлен, и не показывал сценаристам фильма случайно сохранившейся рецензии и давно забыл об ее авторе, и, как мне сказали, они никогда не знали никакого Огурцова». В 1920-30-х годах И. Ильинский много гастролировал, занимаясь концертной деятельностью: наряду с художественным чтением выступал с отрывками из театральных ролей и сцен из кинофильмов. И что же? «Тяжело было мне, выходя с поднятым воротником пальто на улицу после своего концерта, слышать такие реплики: «Халтура», «Знал бы, лучше пол-литра купил», «Мура», «Дядя, плохая постановка!» - писал мастер в книге воспоминаний. - Проходя по улице, я слышал произнесенное пропойным голосом слово «халтура», а утром, открывая местную газету, читал следующее: «Вечер Игоря Ильинского. Игорь Ильинский - «король экрана» - самый посредственный, самый рядовой рассказчик (подчеркнуто рецензентом). Никаким особым мастерством передачи, достойным гастрольного показа, он не владеет, пользуясь давно заштампованными приемами эстрадного ремесла. С репертуаром у Ильинского обстоит еще печальнее... Зачем нужно ему, артисту с именем, с такой солидной маркой, как марка театра Мейерхольда, так беззастенчиво спекулировать на своей популярности, так цинично обманывать публику, которая ждет от московского артиста и «новых слов и новых песен»?.. Концертную деятельность И. Ильинского резко критиковала провинциальная и даже центральная пресса. Например, «родной» профсоюзный журнал «Рабис» помещал статьи под заголовками «Торговля живым товаром», «Игориада или халтуриада». Артист не был согласен с критикой, особенно по части восприятия художественного чтения. «Я продолжал бороться с администраторами, с некультурностью и грубостью части публики и даже с ...прессой», - вспоминал он.
И. Ильинский в роли Серафима Ивановича Огурцова. 1956
Так не отозвалась ли Серафиму Огурцову эхом давнишняя критика Игоря Ильинского? Летом 1985 года я решил встретиться с легендарным мастером (еще Великого немого!) под предлогом приближавшегося 90-летнего юбилея кинематографа. Игорь Владимирович принял меня в своей квартире 11 сентября и был весьма любезен - наша беседа продолжалась более 2 часов! Где-то в середине разговора я напомнил актеру о сыгранной им роли Серафима Ивановича Огурцова в фильме «Карнавальная ночь», а потом сказал, что у нас был земляк точно с такими же именем, отчеством и фамилией... - Да, я знаю, - сказал Игорь Владимирович. - Я даже получил письмо, в котором говорилось, что есть такой поэт Серафим Иванович Огурцов, его имя дорого многим землякам, почитателям таланта и поэтому его надо бы оберечь - не надо фамилию Огурцов брать для фильма... Не знаю, почему авторы это сделали или как оно получилось. Но - все было заснято, сделано, отступать было трудно… - Письма в защиту С. Огурцова появились во время выхода фильма «Карнавальная ночь», да? - По-моему, чуть ли не во время появления фильма на экране, или когда появились рекламные фото. Примерно в это время, когда можно было бы снять фамилию, переменить, но это слишком сложная штука для кино. Потом, какое отношение я имею? Я не режиссер, у меня нет прав что-то менять. Конечно, мое мнение могло бы иметь значение, но я не стал присоединяться, не стал исполнять эту просьбу: мало ли какие фамилии могут совпадать. Я такого поэта и автора, как Серафим Иванович Огурцов, не знаю. Но, вы, вы говорите, что был. Был такой факт. Он, по-моему, очень скоро не то умер, не то отошел... Но для родственников использование имени Серафима Огурцова для осмеяния, карикатуры могло нанести обиду. А откуда авторы взяли? Авторы были Ласкин и Поляков. Почему они дали герою такое имя - я даже, по-моему, с ними говорил по этому поводу, спрашивал. Может, прозвучала где-то такая фамилия, потому что С. Огурцов все-таки был из самодеятельности. - Я вам могу сказать несколько слов о Серафиме Ивановиче Огурцове. - А, пожалуйста. - Он родился в 1904 году в г. Суздале. - Да?! - Да. Но когда ему было 3 с половиной года, умер отец, и мать с детьми переехала в Иваново. Там Серафим учился в школе и рано начал писать стихи. Очень хорошие. В начале 1920-х Огурцов ездил в Москву, познакомился с А. Жаровым, А. Безыменским, И. Рахилло, Н. Асеевым, другими поэтами, которые высоко оценили его творчество. Встречался Серафим Огурцов и с Сергеем Есениным. Однажды стихи комсомольского поэта попали в руки Валерия Яковлевича Брюсова, который без экзаменов принял его в Литературно-художественный институт. Но учиться Серафим не смог по состоянию здоровья: после гриппа «испанки», перенесенной в годы гражданской войны, у него началось осложнение - так называемая сонная болезнь. - Что вы говорите! - И вот Огурцов вернулся в Иваново и, несмотря на неизлечимую болезнь (у него парализовало ногу и руку), продолжал писать стихи до последних дней своей жизни. Стихи радостные, жизнеутверждающие. Умер Серафим Огурцов в 1934 году в возрасте 30 лет. Вот такая трагическая судьба. - Да, да, да. Это является каким-то укором мне, потому что я - мне писали об этом и говорили, что не надо трогать Огурцова. Он такой пролетарский поэт был, хвалили его, говорили, что он недостоин того, чтобы быть осмеянным. Ну, дело сделано, дело авторов - Полякова и Ласкина, которые взяли его имя и фамилию. Они относились к этому довольно просто и не хотели уже менять, потому что Огурцов вошел в быт. Так же, как фамилия Бывалов, был у меня такой герой, помните? «Волга-Волга». Тоже мог быть человек с такой фамилией, а его вроде как пачкают. - Игорь Владимирович, но самое интересное заключается в том, что вы встречались с Серафимом Ивановичем в городе Иванове. Он был на концерте с вашим участием. И он вас критиковал в газете. Было это в 1929 году. Вы помните эту поездку? - В Иваново? Я там был примерно в это время: в Иваново и Шуе. С Малым театром приезжал на гастроли позже. А что, Серафим написал что-нибудь отрицательное про меня? - Ну да, что не очень интересный получился концерт с вашим участием. - Я что могу отрицать: что это была месть с моей стороны - роль Огурцова в фильме «Карнавальная ночь». Нет, это было случайное совпадение. Мало ли какие неприятные могли быть рецензии. Вначале меня действительно плохо принимали, писал и статьи о том, что я — анекдотчик. Думаю, что и у авторов все получилось случайно. Они тоже этого не знали и не могли сделать подлость, по-моему. Было бы глупо подозревать Игоря Владимировича Ильинского в мести Серафиму Огурцову. Но удивительные совпадения случаются в нашей жизни. Интересно, что на роль Огурцова режиссер Э. Рязанов пробовал многих актеров и остановился на кандидатуре Петра Александровича Константинова (уроженца Мурома, между прочим) из Малого театра. Прекрасного и многогранного артиста. Проба получилась убедительной. Но директор «Мосфильма» И.А. Пырьев категорично заявил начинающему комедиографу: - Роль Огурцова должен играть Игорь Ильинский! - Я счастлив, что снимал в главной роли Игоря Владимировича Ильинского, - признался после ошеломляющего успеха, какой имела «Карнавальная ночь» у зрителя, режиссер Э. Рязанов. - Мне кажется, он создал замечательный и типичный образ туполобого чиновника. Еще один примечательный факт. В конце 1960-х годов народный артист СССР И.В. Ильинский вернулся к образу Серафима Огурцова как актер и режиссер, поставив на «Мосфильме» фильм «Старый знакомый» и сыграв главную роль. Только картина получилась явно неудачной. Серафим Огурцов больше не вызывал смеха. Не смешно было и С. Огурцову на концерте московских артистов, состоявшемся 21 февраля 1929 года в Нардоме текстильщиков г. Иваново. «21 и 22 февраля. Два концерта при участии артиста театра имени Мейерхольда, премьера киноэкрана Игоря Ильинского» - таковы были анонсы в газетах и на афишах расклеенных по городу. 24-летний Серафим Огурцов писал пьесы, сам участвовал в художественной самодеятельности. Любил искусство и разбирался в том, что относится к высокому, а что низкопробному - халтуре. Он побывал на первом же представлении, а 26 февраля его рецензия в 27 строчек за подписью «Серафим Огурцов» (в Иванове он пользовался любовью за легкий характер и доброжелательность) появилась в «Рабочем крае». Я нашел этот номер газеты в Ивановской областной библиотеке. Вот эта рецензия: «Концерт с участием Игоря Ильинского Концерт с участием Игоря Ильинского в нардоме текстилей 21 февраля носил отпечаток торопливости, работы «с кондачка». Это чувствовалось в большинстве номеров, исполненных московскими гастролерами. Совершенно излишним было выступление певицы Татьяны Блюмен, в местах и движениях которой сквозила кафешантанность. К числу подобного же выступления можно отнести и свободного художника (рояль) Комиссарова. Конферансье Чинаров был слащав и приторен в своем «грустном весельи», он потешил публику несколькими рассказами, лишенными художественности, которые с успехом можно читать в любой столичной пивной. И, наконец, «гвоздь» концерта - Игорь Ильинский показал несколько заштампованных видов движений и мимики. Вообще, Игорь Ильинский был скуп на показ своей сценической силы. Не спас и бездарный отрывок пьесы «Процесс о трех миллионах», в котором участвовал Игорь Ильинский. Серафим Огурцов». Следует обратить внимание на то, что Серафим Огурцов не подвергал сомнению наличие у И. Ильинского «сценической силы», т.е. таланта и мастерства. Он деликатно констатировал: «был скуп» во время гастролей в текстильном городе. Позднее Игорь Владимирович понял, почему его обвиняли в халтуре. В книге «Сам о себе» он признался: «В театральных ролях надо выступать в театрах... В киноролях актеров надо смотреть в фильмах, и кинотеатрах, во всеоружии искусства кино... Перенесение искусства театра и искусства кино на концертную эстраду чревато снижением качества этих искусств, а следовательно, и снижением качества исполнителя. Компромиссы не могут не разжижать то искусство, которому ты служишь, и не снижать качества и степени твоего мастерства».
Источник: Юрий Белов. Кино – любовь моя. Владимир, 2014
СЕРАФИМ ОГУРЦОВ ВЕСНА В КОРПУСАХ СТИХИ ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ИВАНОВСКОЕ ОБЛАСТНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ 1931
ПРОМФИНПЛАН Посвящается ткачу-ударнику И. Е. Мотолову и всем ударникам Ивановской Промышленной области. Выплывает солнце Выше, выше... И в плеске Облачных зыбей Гуторят на фабричной крыше Собранья сизых голубей... Гудки, Призывом налитые, Волнуют Городской восход... Потомок грозного Батыя Стоит у кованых ворот... Он величав и важно прост; Как монумент, Он непреклонен; Сюда он часть свою принес, За это бляхой удостоен.
* * * В директорском кабинете - Тишина. Окно в веселом свете И весна... Солнце в кабинете! Бьет лучом, Солнце на портрете С Ильичом. И в оконных шторах Машинный бой... Входит в дверь Егорыч, Ткач седой. Воскликнул директор: - "Егорыч! Садись!" Очки у Егорыча! Солнцем зажглись. За стеклами вспыхнули Щедро глаза, И старый Егорыч Печально сказал: - "Товарищ директор, я стар; - Подо мной Не даром чернеет могильный покой... Всюду я вижу унынье на лицах... Вот говорят: "Прорыв да прорыв"... И крикнул Егорыч, боль затаив: - "Есть еще порох в пороховницах!" Дабы ликвидировать, этот прорыв, Егорыч заряжен не в холостую: - "Чтоб чуяла фабрика силу мою, Я первый ударную организую, Я первый к ударным Машинам встаю!"..
* * * Как винт, статья в газету ввинчена (Газета - дум живой разлив): - "Свои план к станкам Приблизить нынче нам, Чтоб ликвидировать Прорыв... Страну советскую В ситец Оденем. Крепи пятилетку В гудении лет! Так учил работать Ленин. О том нам пели Знамена Побед".
* * * Фабрика нынче В веселом волнении, Каждый станок И напевен и рьян: В неудержимом Рабочем стремлении Выполнен на сто Намеченный план. Люди приводов, Станков и трансмиссий, Люди строительных Славных декад, Вы слышите Песни счастливые В ударном стучаньи Станков - баррикад?
* * * Орден солнца Цветисто приколот К буденовке неба, Ликующ и ал... Мой новый, Весною встревоженный город Станковым погудом И солнцем пылал. Плескали станки Половодные песни В комплекты, бригады И скопы сердец... И ткач улыбнулся Светлей и чудесней, Станковую удаль Поняв, наконец.
* * * Уток к утку Стою и тку. Веселый звон Станком рожден... Под гул ремней И банкаброш Мир так цветист, Мир так хорош. Уток к утку - Стою и тку. Звени и пой, Станок ты мой!
* * * Директор по корпусу ходит, Директор - весь рвенье и бой, И молодость в мускулах бродит, И в думах веселый прибой... Работе горячей конца нет, Директор, и весел и юн, А небо звенит бубенцами И грохотом солнечных струн... Фабрика нынче В веселом волнении, Каждый станок И напевен и рьян; В неудержимом Рабочем стремлении Выполнен на сто Намеченный план!
УДАРНИКИ I Люблю я жизни Вечное движенье, Люблю ее Стремительный полет; В ней радость новая - Мятежное стремленье И клич неутихающий: Вперед!!! Ах, жизнь моя! Возлюбленный тобою, И я влюблен В твой непрестанный гул... Не он ли сердце К пламенному бою Своей творящей Песней всколыхнул?
II Где в стынь плывущих облаков Взнесен гудков певучий зов; Где по-иному сыплют речи Станки и согнутые плечи; Где в корпуса летит весна, В литые звонкие оконца,- Мы узнаём тебя страна, - Страна, возлюбленная солнцем. Мы верим В дело горячо, Врагам удар Наносим веский Огнеупорным кирпичей И каждым Винтиком советским. И себе мы стали Ныне строже; В гудящий радостно завод Шагают толпы молодежи,- Смена новая идет.
* * * - Удар по отсталым! - Так ли? - Факт! - Запротоколим Молотковый такт. В душах - веселье, В жилах - напор; Вздымай, товарищ, Смелей топор! Кузница, кузница, Молодая кузница, В жизнь стальными Звонами кидай! Пой восторгом, Вихревая улица, Песней славь Республику труда! Время торопит, Время не ждет, В работе крепите Ударный ход!
III Разве солнце Померкнет в веках, Разве юность Ненастьем печалится, Если над миром Ленинская рука К новым победам Тянется? По-старому, Ну-ка, целься! Наша новь, Наша жизнь впереди! Не умрет Комсомольское сердце У коммуны в груди!.. Гришуха - боевой малый, Глаза весны веселей, Сердце игрой небывалой Струилось с ранних дней. А лет всего девятнадцать, Девятнадцать зеленых лет. Он песней готов смеяться На целый свет. Юность! Юность! Тебя ли Сердце песней узорит? Помнит: в зеленых далях Долотом зрели зори. Помнит: под старым забором, От работ оторвавшись на миг, Целовал взором Страницы любимых книг. Летели дни вперегонку, Сменялся за годом год, Бросил родную сторонку И пришел на завод. Любит Гришутка завод, Неугомонную весель, Где каждая гайка поет Разливами Ленинских песен... Скажет мать: - "Гришутка, Дома побуду хоть миг! Господи, господи! Нут-ка: Сын-то - оторва, Большевик!" - Полно, матка, Понять ли тебе Комсомольскую гордость? Понять-ли, Если жизнь только в борьбе Раскрывает свои об'ятья!
IV У станка целых двадцать лет! Фабрика, фабрика, ты ли Нарядила в весенний цвет Настины были? Прошлое скрылось где-то И не вернется назад; Блестят веселым рассветом Настины глаза. А нортроп Звенит, шушукает; Солнце к печатным Машинам струится, И веселый, Веселый шум идет От порханья Узорного ситца. Нет! Не знает Печалей Настя: - "Разве, милые, Это - не жизнь? Ну, конечно, Бывают напасти, Но о них ли Теперь тужить?" Ни о чем не грустит она... Разве плачет весенний ветер? Радость у ней не одна: Сын Владилен пятилетний...
* * * Иногда тайком Вспомнит первую встречу; Шел он в райком В золотистый вечер. Встретились". Вспыхнула радость в груди... Не он ли сказал, улыбаясь: - "Гляди! Вот она - жизнь, Этот солнечный ливень! Вот она, жизнь - Фабрика, завод!" Недаром в поющем разливе Сердце мое поет. ...Где он теперь, Русокудрый, юный, Теперь, когда новые Дни идут? Скажет Настя: - Пал за коммуну, В девятнадцатом году. Знаю: из армии ситцевой Пришла она в эту жизнь, Радостью вешней литься ей И ни о чем не тужить. Партия! Партия! Если снова вспыхнет беда, - Миллионы ударников встанут Грозно В твоих рядах!
МИР, - ДВОРЦАМ, ВОЙНА - ХИЖИНАМ В разгаре трудовой поры Стучат, смеются топоры; С веселых синих позаранок Поет ликующий рубанок; Гуторят бодро, молотки, Звенят лопаты и кирки, И цемент льется веселей, Крепя кирпич великих дней... В пожаре расцветания Мой город ал и свеж; Сегодня в нем - восстание, Сегодня в нем - мятеж. Пылает звоны трав цедя, В весеннем блеске рос Живая демонстрация Акаций и берез. Гаврила нынче весел, горд; Он твердо по лесам шагает, А дом, как солнечный фиорд, Все выше, выше В синь всплывает. В раздолье облачном стрижи Пьяны весною сизой, талой... - Ах, эта сила, Эта жизнь И трепет сердца небывалый! Зардевшись зорями светлей, Волнующе цветист и ярок, Сияет мой город Без церквей И без бревенчатых хибарок.
* * * Гульные ветры День поят,- Веселей на свете Нет ребят... То ли дело руки - Крепь, напор. Их ли в сладкой муке Ждет топор? То ли дело ноги: Шаг - верста; Меряют дороги Неспроста.
* * * В смелом звучании Вольных голосов Закачались здания Шумных корпусов... Песню затянули; В грохоте земли Ленты длинных улиц Маком зацвели: - "По лесам, лесам, лесочкам Бьют кирки и молоточки, Бьют стальные молотки, Солнце сыплет нам лучи, Мы таскаем кирпичи, Таскаем кирпичи".
* * * Под блеклыми окошками, Роняя песнь волной, Гаврила шел с гармошкою По звонкой мостовой. - Эх, песня забубённая! Гармонья - бахрома! - Глазищами оконными Дивуются дома... И шли под пенье венки С великой жаждой жить Мансарды, пятистенки, Больные этажи... Фонарь в нетрезвом виде Качался на углу, Колючею обидой Прокалывая мглу. Фонарь бутон повесил На митинг домовой- Гаврила жизнью - Весел, Строитель - сам не свой. Пусть здания, зовущие Забыть лесную грусть, Лучат восторг и грядущее И слышат звездный хруст. Когда и солнце Ближе к нам, Когда дух .жизни В нас: - Мир - дворцам! Бой - хижинам!! - Кричу в победный час. Законы города поправ, Давя кривые змеи улиц, Дома, лишенные всех прав, Стояли, горестно сутулясь. По комнатам клубным Весна разлита... В бравурном, Ликующим звоне, Бетховен идет, Подымая литавр Своих величавых Симфоний... И стены, и окна, И люди цветут; Все жизнью И смыслом об'ято... "Да здравствует Коммунистический труд!!" - Горит На багровых плакатах. И клуб загорится Бутонами люстр Восторженно, Ярко и спело, Когда в него Весело, дружно войдут Строители Славного дела...
* * * Не перестанут в горении слов Радость и солнце Глаза лить... Оранжереею рук и голов Пестреют Просторные залы... Во власти Бетховена Зал голубой, Простые, рабочие речи: - "Илья Сергеич! Мой дорогой! Вот не ждал приятной встречи!" - А зданье на славу... В социализм Идем вот, Покоя не зная... - "А ты в производстве? Счастливая жизнь! Ну, как поживает "Сквозная"?..
* * * Сбирая сил горячих Урожаи, Под крепким взмахом Ленинской руки, На страже дней Стальными сторожами Стоят рабочие - Большевики...
* * * Я всегда Большевистскою думой горел, Если жизнь Заставляла быть стойким: Что бы Ленин сказал О весне наших дел, Об ударах Невиданной стройки? И горю этой думой: Сильней и сильней Вместе с жизнью В ударном строю я: Как бы Ленин взглянул На размах наших дней И на молодость нашу вторую? Гордо возносит Советский кирпич Свое окрыленное знамя... Не умер, не умер, Не умер Ильич! Он, вечный и доблестный, С нами. Он всюду, где есть Большевистский порыв, Где есть Большевистская сметка; Он ликвидирует С нами прорыв В гуле фронтов Пятилетки. Крепче рабочее рвенье, Силу, товарищ, умножь, Как умножал ее Ленин - Первый ударник и вождь!
ЕСНА В КОРПУСАХ Я сегодня заметил тайком, Что в глазах у ткачихи написано: Загрустила она за станком О приморской весне кипарисовой... Черноморский ей грезиться путь, Стал ей корпус взволнованный тесен; Надрывается Марьина грудь Под машинные всполохи песен. И вскипает машинная звень,
Словно синь созревающим хлебом; В корпус голубем просится день, Распахнув всем доступное небо. Будет отдых в краю голубом, Где цветные горят побережья, Где звенят кипарисовым днем
Сбереженные в сердце надежды. Я сегодня заметил тайком То, что в сердце ткачихи написано: Вспоминает она за станком О приморской весне кипарисовой... Виноградный ей снится восход, И прибой взбаламученный снится... А машина ноет и поет И колышется радугой ситца. В белых ландышах свежий кумач, Потолки - облака в поднебесья, И в машине грохочут грома - Ранних гроз разливанные песни. Улыбается ярко она И кричит в гул машинный соседу: - "Наступает и наша весна!.. На курорт я весною поеду". Марья! Марья! понятно ль тебе: Все твое - и дворцы и палаты, Все, что добыто в трудной борьбе, Что руками победными взято. Все твое: и Север, и Юг, И Восток, что волнуется краше; Только Запад - сомнительный друг, Но и он будет скоро нашим. И вскипает машинная звень, Словно синь созревающим хлебом, В корпус просится голубем день, Распахнув всем доступное небо.
ВЕСЕННИЙ КОММУНИСТ Зателенькали капели, Певуче сыплется: дзинь-дзень!! Свистульки песен зазвенели, Смеясь в обрадованный день... Течет лазурь по серым крышам, А ветер пряностью душист... Кто нынче свежим солнцем дышет? Не я-ль, весенний коммунист? Не я-ль, глаза в лазурь вонзая, Кричу: - Веселая земля!
В твою ли ширь - без дна и края - Влюблен невысказанно я?..
МАЛЯР Струясь черемуховой песней, Весна зеленая хохочет, А солнце, как маляр чудесный, Весь мир улыбкой красить хочет... Раз, два - мазок!! Готовы листья... Идут ткачи, и шаг звенит... - А, ну-ка, солнце, полной кистью Ткачей нахмуренных мазни! Вот так! Еще! Ай, солнце! Браво! ...Бегут, торопятся, смеясь... - Ха! Ха! Ну солнце!.. Вот забава!.. Глядите, краска пролилась!..
ОСЕНЬ Вижу: ветер на березках косит Золотой и запоздалый лист... Плач в полях, тоскующая осень,- Все равно я радостью цветист. И в разливе спелого заката Сердце скажет, скажет мне без слов, Что готово песнями смеяться В трепете червонных вечеров. --- Не понять тебе, хмурая осень, Тех восторгов и радостей юрких, Что смеются в моей папиросе И за пазухой кожаной куртки. --- Золотились осенние дали, Листопадами студных рассветов, Журавлиные стаи кричали, Покидая страну Советов, И вливали в тоскующий ветер Свои вещие зовы и песни, Что на всем необ'ятном свете Нет страны веселей и чудесней. И в краях голубых озарений Расскажут волнующим криком О кремлевской стене великой, Где покоится солнечный Ленин; Журавли там расскажут об этом И поведают светлые вести, Что в стране кумачовых рассветов Есть такие чудесные песни.
ЦЕПЬ Взмахнет в зеленом вечеру Крыло зари над лесом синим, И вздрогнет мой сердечный друг - Простой, задумчивый будильник. Он мудростью веков богат, Как и земля весной богата, Когда тревогой задрожат Стальные стрелки циферблата. Быть-может, в стынущем рассвете, Быть-может, вот сейчас, сейчас И мне веселому, порту. Он возвестит последний час. А на дворе, кидая вой
Зорнему великолепью. Мой пес тоскует с тишиной, Звеня своей тяжелой цепью. Рассветным зорям и луне Кивает он суровым глазом, А цепь певуче в тишине Звенит неслыханным рассказом. Мне кажется: В цвету весна, Всплывают в синь полынь и мята; Гербом вечерняя луна Горит на вывеске заката; Ласкают полевую ширь. Ветра таежные, цветные... Меня в далекую Сибирь В полях ведут городовые. И в сердце нет весенних сил, Но сознавать и мне милее, Что здесь когда-то проходил Незабываемый Рылеев. Наверное в тайгу прибоем Иные песни ветер, лил, Когда с усиленным конвоем Здесь хмуро Ленин проходил. И пень звенит в глухих ночах Своим рассказом небывалым... Быть-может, и она, звуча, В сибирских дебрях кочевала.
ПОЛУСТАНОК Воробьиным стаям деревень. Присевшим на зеленых склонах, Пел одуванчиковый день, Расплесканный в весенних звонах. На полустанке тот же звон, Такой же, что в полях сочится... Уж не весна ли в телефон Звонит, что скоро он примчится, Стальной, могутный, грозовой, Веселый, молодой, горящий, Круша проталинный покой, Волнуя дремлющие чащи?.. Забыв свои дом, жену и страсть, С сорокалетнею сноровкой Выходит тот, в ком зреет власть Пятиминутной остановки. Он - полновластный здесь хозяин, Преграда в лете поездном... - А, может-быть, в нем едет Сталин? А, может, Горький мчится в нем?
ПЕРВАЯ БОРОЗДА Привет плечам сутулым. Усильям потных спин, Сухим весенним гулам И рвениям машин!.. Живые соки льются... И плещет нам в глаза Посевных революций Весенняя гроза. С песнями нездешними В росистые утра Выходят в поле вешнее, Выходят трактора. К полям могутно близятся, Полями, лугом, вброд,- Как делая дивизия В весенний бон идет. Мир весной волнуем, Бьется маршем левым, Мир не мы ль штурмуем Большевистским севом?
* * * От колхозных рук натруженных, Счастливым грузом груженных, Цвети, земля великая И миллионноликая! Гуди, земля ударная, Весенняя земля!.. Целинами и нивами, Со свежими порывами Вскипает сила грозная - Идет братва колхозная, Идет братва ударная, Весенняя братва. Ликует песня вольная, Как наша жизнь - Раздольная, Под новыми рубахами Сердца стрекочут птахами. Встречай, страна рабочая, Ударных трударей!.. Эй!!.
ДА ЗДРАВСТВУЮТ ВЫСТРЕЛЫ НОВЫХ ПОБЕД. Время торопит, Время не ждет! В жизни крепите Машинный ход! Мускул не дрогнет В узорах стропил, В бурном кипенья Ликующих сил! Сила дробит И упорную медь, Сила не может В веках умереть! Смысл наших вольных И смелых дерзаний - В огненном ходе Строительных дней,- Сила и крепь Ослепительных зданий, Радость и сыть Горделивых людей. Сердца наши буйны, Сердца наши пьяны И солнцем, и жизнью, И гордостью лет! Да здравствуют цифры! Да здравствуют планы! Да здравствуют выстрелы Новых побед!..
Город Суздаль Владимирское региональное отделение Союза Писателей России
