Ярцевская стачка в 1887 г. Некоторое упорядочение в систему взимания штрафов вносил закон от 3 июня 1886 года. Согласно ему фабриканты не могли устанавливать штрафы свыше трети заработка рабочего. Причем штрафные деньги должны были идти на удовлетворение нужд рабочих. Однако фабриканты искали и находили возможности для того, чтобы обойти новый закон.
Вводились и новые расчетные книжки, которые подозрительно были встречены рабочими. Хотя основная причина стачки на Ярцевской фабрике состояла не только в том, что рабочие отказались от получения книжек нового образца, а в том, что с ними очень грубо обращались представители администрации.
Предыстория стачки была такова. Готовясь к введению закона, администрация Ярцевской фабрики решила тиражировать расчетные книжки, что и было сделано в Шуе. Однако при этом из книжек исчезли печати и подписи членов губернского по фабричным делам присутствия, что сделало их незаконными в глазах рабочих.
Не будучи предупреждены о выдаче новых книжек при найме, видя в этом лишь желание ухудшить и без того тяжелое свое положение, рабочие от получения книжек отказались. Администрация, ничего не разъясняя, настаивала. Возник спор. На фабрику прибыл вязниковский уездный исправник. Он попробовал успокоить рабочих, пообещав им вызвать фабричного инспектора для разрешения их сомнений. Рабочие согласились продолжать работу до приезда инспектора.
Но тут в дело вмешался директор правления Брюханов, который, по словам владимирского вице-губернатора В.А. Семенова, «принуждая рабочих к приему расчетных книжек, угрожал им строгостью нового закона, говоря, что теперь «за всякую малость их будут сажать в острог», причем наступал на них с кулаками и некоторым плевал в лицо.
Это вызвало новый взрыв рабочего возмущения. Страсти разгорелись с новой силой.
Следующий день прошел спокойно. Но 14 января, не дождавшись фабричного инспектора, рабочие вновь возмутились. Фабрика оказалась в их руках.
Узнав о событиях на фабрике, вязниковский исправник и полицейский надзиратель телеграфировали во Владимир В.А. Семенову, что ему и фабричному инспектору необходимо прибыть на фабрику. Этой же телеграммой были вызваны войска.
В восемь часов вечера 14 января исправник сообщал во Владимир: «Рабочие разбивают фабрику, портят машины. Избили конторщика. Директора бежали с фабрики. Доступа на фабрику нет. Прошу разрешения хотя две роты ввести на ночь на фабрику».
Разрешение было дано. Вечером две роты квартировавшего в Вязниках 11-го пехотного Псковского полка были введены на фабрику. Одновременно В.А. Семенов запросил командующего Московским военным округом командировать в Вязники два батальона Владимирского 12-го пехотного Великолуцкого полка и сам выехал туда вместе с прокурором Владимирского окружного суда.
Особому разгрому подверглась фабричная контора. Как докладывал прокурор Владимирского окружного суда П.С. Товарков прокурору Московской судебной палаты Н. В. Муравьеву, «здесь не осталось буквально ни одной целой вещи: все конторки, столы, прилавки поломаны, все документы, книги, табели, счеты, а также паспорта всех рабочих уничтожены, так что в настоящее время не представляется возможным определить наличный состав рабочих и проверить взаимные счеты с администрацией фабрики».
Так рабочие расправились со всей фабричной документацией, в которой содержались данные о незаконных штрафах, поборах и других повинностях. Весь день 15 января велось расследование, а в ночь на 16 на фабрику вошли два батальона 12-го Великолуцкого полка. Власти приступили к «водворению порядка».
В основе расправы с рабочими лежали требования министра внутренних дел Д.А. Толстого, изложенные им в телеграмме В.А. Семенову. В ней предлагалось «зачинщиков и наиболее виновных немедленно арестовать и отправить во Владимирский тюремный замок, рабочих же, участвовавших в буйстве, уроженцев других губерний и уездов, необходимо этапным порядком проводить на родину, а уроженцев Вязниковского уезда—по своим деревням». С 16 января начались суд и расправа. Прежде всего на фабрике произвели перепись оставшихся рабочих. Из 2613 человек их оставалось лишь 665. Остальные бросили работу и разошлись по домам.
Спустя два месяца в Вязниках состоялось выездное публичное заседание Владимирского окружного суда. Зачинщиков и руководителей восстания ярцевских ткачей И.Г. Ларионова, В.П. Крючкова, Ф.Г. Ларионова, А.Е. Воронина, Ф.А. Чумакова, А.Е. Крошкина, Н.О. Гуляшего и других — всего 22 человека — приговорили к разным срокам тюремного заключения. Более шестидесяти человек отправили по этапу на их родину. Так завершилась стачка ярцевских ткачей.
«Когда мы с Вице-Губернатором и с войсками рано утром, на другой день беспорядка, приехали в Ярцево, то удивились сделанному погрому: двух-этажные и трех-этажные здания: где шло фабричное производство, представляло из себя настоящую картину разрушения: во всех этажах этих корпусов стекла в окнах были перебиты, рамы и двери уничтожены, проводные ремни порезаны и разбросаны, газовые рожки изломаны, машины, в особенности станки, сорваны с мест, валялись поломанными и с трудом можно было пройти; инструменты и материалы, хранившиеся в кладовых, растащены и разбросаны по лестницам, коридорам и двору. Но особенному погрому подверглась Контора; можно без преувеличения сказать, что не осталось ни одной вещицы целой, все изломано и побито: столы и конторки красного дерева превращены в щепы, все документы, конторские книги и также паспорта рабочих оказались порванными, разбросанными по полу и смешанными с грязью, словом всецело уничтоженными. Причиненный этим погромом убыток впоследствии оказался по меньшей мере до 150 тысяч рублей. Несгораемые шкафы, где хранились деньги, валялись целыми по полу. Это все разрушение произошло в течение нескольких часов. Варварские действия и уму не понятны до чего может человек дойти, при том не может сообразить; что простой фабрика до приведения всего в порядок для рабочего весьма убыточно.
В первый раз пришлось вступить в собеседовании с рабочими; тогда еще, пo правде сказать, не усвоил хорошо фабричного закона и правил, а также плохо понимал быт и положение рабочих.
Толпа, около полутора тысяч человек, стояла тихо, когда подошел к ним, поздоровался, сказал, кто я, и, войдя в середину, попросил их выбрать человек 10 с которыми мог-бы поговорить и расспросить, чем они недовольны настолько, чтобы совершить разгром фабрики, которая их кормит! Просил, чтобы все стоящие здесь слушали мой разговор с выборными, не препятствовали и не мешали говорить с ними и вели себя прилично. Из объяснения их можно вывести заключение, что сыр-бор загорелся от и недоразумения и непонимания: ярцевский рабочий — деревенский, народ тихий, правда мало развитый и при том с социальными учениями совсем не знаком. При введении расчетных книжек нового образца, изданных Губернским по фабричным делам Присутствием, на основании правил, объявленных законом 3 июля 1886 года. Эти книжки, отпечатанные по распоряжению фабричной администрации, начали раздаваться 12 января, с требованием от них подписки и подчинения новым созданным правилам. Рабочие стали отказываться от подписки и возвращали книжки, заявляя, что желают жить и работать по старым условиям и книжкам, которые им были выданы еще в октябре прошлого года. Кроме того, они находили, правила изложенные в книжках нового образца, для себя не выгодными и слишком строгими, и не доверяя тому, что книжки эти были составлены по основным законам. Сомнение в этом явилось у них потому, что на книжках не было печатей и подписи. Из начальства никого не нашлось кто мог бы объяснить и разъяснить их сомнения и недоразумения. Некоторые рабочие со слезами на глазах высказали свое сожаление о разгроме фабрики «дурными молодцами», а также их печалило то, что своего доброго «Барина», т. е. фабриканта-хозяина, своим поведением-огорчили. Действительно, фабриканта Демидова рабочие любили и относились к нему с подобающим уважением, а также и Директора фабрики Комарова Лаврентьева - тоже для них был человек добрый и справедливый и обид от него не имели.
Произведенное следствие обнаружило 23 человека участников в нападении на Контору, которые и были привлечены к ответственности.
Во время беспорядков на фабрику было вызвано 2 батальона пехоты. Фабрику предполагалось окончательно исправить и пустить в ход лишь к 1-му февраля.
Разбирательство о беспорядках в Ярцеве началось с 27-го марта в г. Вязниках отделением Владимирского Окружного Суда, без участия присяжных, при чем из числа 23-х подсудимых 22 подвергнуты заключению под стражу от 16-ти до 2-х месяцев и 1-н оправдан» (Записки Николая Ираклиевича Воронова. О событиях Владимирской губернии. Г. Владимир. Типо-литография Влад. Губ. Правл. 1907.).
События января 1887 года на Ярцевской фабрике потрясли всю Владимирскую губернию привлекли внимание всей страны. Они были отмечены в политическом обзоре губернии за 1887 год, составленном начальником Владимирского губернского жандармского управления Н.И. Вороновым для департамента полиции, следом за Морозовской стачкой 1885 года, как ее естественное продолжение.
Этот год принес новый подъем стачечного движения в губернии. Он был обусловлен ростом промышленного производства и отказом фабрикантов выполнить закон от 3 июня. По количеству стачек, происходивших в этом году, Владимирская губерния занимала первое место: из 89 волнений и стачек происходивших в стране, 11 вспыхнули на предприятиях губернии.
В борьбу постепенно вовлекалась основная масса рабочих. Они начинали осознавать себя как активную общественную силу, во многом влиявшую на общественное развитие в России. Для вязниковского пролетариата это было началом е классовой борьбы, классового пробуждения.
/А. ТЕЛЬЧАРОВ, кандидат исторических наук./
С народными массами шутить опасно…
Тяжело жилось русскому рабочему в восьмидесятых годах XIX столетия. Рабочий, как осужденный на каторгу, убивал все свое здоровье и силу для прибыли фабриканта. Для личной жизни рабочего не оставалось ничего.
Те немногие из стариков-рабочих,
которые живы сейчас, дают чрезвычайно яркую картину безудержной эксплуатации рабочих и грубого произвола фабричной администрации.
Тяжелый тюремный режим был и на фабрике «коммерции советника В.Ф. Демидова», в Ярцеве, Вязниковского уезда.
Работавший незадолго до бунта на Ярцевской фабрике тов. Николаев, сейчас работающий на фабрике «Красное Знамя», рассказывает, что хозяин Василий Федорович нередко заходил в контору, где висели большие, в человеческий рост часы, и клюшкой переводил минутную стрелку назад. Сколько перейдет стрелка — столько еще нужно работать рабочим.
Рабочих нередко били, в особенности съемщиков-детей 7—8 лет. Многие из стариков, работавших на Ярцевской фабрике, помнят дубинку и самого Василия Федоровича.
Но уже в эти мрачные годы расцвета капитализма приниженный, порабощенный рабочий начинает заявлять о своих человеческих правах.
В январе 1887 года рабочим стали выдавать новые расчетные книжки, в силу закона от 3 июня. Рабочие недоверчиво относились ко всякому действию администрации и царского правительства, заранее предвидя в каждом из них ухудшение своего материального положения.
Новые расчетные книжки рабочие брать отказались, т. к. видели в этом нарушение условий, на которых они нанялись работать на срок от «покрова» (1 октября) 1886 года до пасхи 1887 года.
Однако, администрация не привыкла считаться с мнением рабочих и грубо навязывала им новые книжки. За некоторых рабочих заставляли расписываться в получении книжек совершенно посторонних лиц, а директор правления фабрики Брюханов даже угрожал рабочим «новым законом», говорил, что по нему, якобы, «за всякую малость вас (рабочих) в острог сажать будут». Многим из рабочих при этом Брюханов плевал в лицо.
Тут чаша рабочего терпения переполнилась. В крутильной отделении рабочие окружили директоров Брюханова и Лаврентьева, кричали на них, а кто-то пустил в Брюханова металлическую гирьку, которая, однако, пролетела мимо.
Директора, видя неладное, бежали в Вязники, провожаемые криком и свистом рабочих. Рабочие бросили работу и начали погром фабрики...
Фомин Василий Иванович, работал съемщиком. В 1927 г. ткач на «Красной Знамени».
Таким образом, бунт начался, сравнительно, с пустякового факта. Но в основе лежало другое — немыслимые условия существования рабочих, хотя этого никак не желали говорить и не хотели замечать царские слуги.
Они считали, что «рабочие на фабрике жили припеваючи, в довольстве и никаких притеснений не испытывали» (из донесений начальника губернского жандармского управления).
А рабочие жили припеваючи вот как: фабрика работала в 2 смены круглые сутки. Работали по 12 час. (с перерывом).
— В каморках жило по 40 человек,— рассказывает участник бунта Иванов Евграф, теперь работающий сторожем на Ярцевской фабрике.— 20 человек работало, другие 20 спали на полу, на нарах, под столом. Во двор фабрики ничего, кроме куска вареного мяса и коровая хлеба, пронести было нельзя. Рабочие принуждались покупать все продукты только в «хозяйской лавочке».
Штрафы доходили в то время до 30 и, даже, до 50 процентов заработка. Новый закон о штрафах администрация всячески обходила. По закону 1882 года с фабрики стали увольнять малолетних (до 12 лет), что еще больше ухудшало и без того немыслимое существование рабочих.
Дней отдыха рабочие не видели. В субботу чистка машин кончалась к 11—12 часам ночи, а в воскресенье с 4 часов вечера начиналась уже новая заработка.
Тов. Евграф Иванов
Погром начался с конторы. Озлобленные рабочие избили конторщика, противившегося их намерениям. Многие из мелких администраторов, которых особенно ненавидели рабочие, вынуждены были бежать с фабрики, скрываясь в кулях со льном и т. д.
— Рабочие вытащили конторские часы,— рассказывает тов. Николаев, — посадили на них одного и везли часы за гирьки под гору.
— Уж и пожгли мы в конторе теплинки из книг...— добавляет другой участник бунта, сейчас сторож на «Красном Знамени» тов. Баев.
Баев Яков Гаврилыч, 59 лет, во время бунта работал ватерщиком.
Контора была разгромлена форменным образом. В самой фабрике рамы во многих местах тоже были выломаны, в окна на улицу выбросаны ленточные бураки, пряжа и т. д.
— Провода проводили, — говорят вспоминая о бунте участники.
Много пряжи, инструмента, частей машин и т. д. побросали рабочие в пруд, который находится рядом с фабрикой и каморками.
Только в столярной мастерской, где рабочие работали собственным инструментом, ничего не было тронуто.
Губернатор в донесении министерству внутренних дел следующим образом описывал картину разрушения на фабрике:
«Совместно с прокурором, начальником жандармского управления, фабричным инспектором и местным следователем, в присутствии директора и механика фабрики, мною произведен был осмотр фабричных зданий, по коему оказалось, что вокруг фабричных корпусов раскиданы книжки, выданные из конторы рабочим, и конторские книги. В фабричной конторе выбиты стекла, выломаны рамы, по полу разбросаны клочки книг, счетов и других бумаг, стулья и столы поломаны, шкафы и рамки с правилами для рабочих разбиты. Во всех фабричных корпусах выбиты стекла, а в некоторых выломаны и самые рамы. Внутри корпусов газовые рожки попорчены, звонки оборваны, приводные ремни обрезаны, поломаны деревянные части машин и продольные планки, а бывшая на них пряжа изрезана. В магазинах запасных материалов и чесальном отделении краски и материал (лен) попорчены, шкафы и ящики разбиты, а находившиеся в них разные инструменты и другие предметы расхищены. Железная дверь у магазина пробита в двух местах, а замок у двери сломан». 
Ермилова Мария Григорьевна, — работала во время бунта съемщицей.
К месту бунта прибыли все столпы царского самодержавия — губернатор, начальник губернского жандармского управления, прокурор и фабричный инспектор. Их приезд подкрепили двумя ротами солдат вязниковского гарнизона и двумя батальонами солдат из Владимира. Министр внутренних дел посоветовал вызвать из Москвы еще и сотню казаков.
Началась расправа с бунтовщиками. 17 человек было арестовано, 4 разыскивались, 63 человека были высланы по этапу «как неблагонадежные».
Надо отметить, что во время бунта многие рабочие предпочли разойтись с фабрики. Из 2613 чел. к моменту восстановления порядка осталось только 665 человек, хотя только в казармах до бунта жило 1796 человек.
Удалось набрать на работу только полгоры тысячи человек. Фабрика, простояв две недели, пошла в ход с этим количеством рабочих 26 января по старому стилю.
Под суд было отдано 23 чел. активных участников бунта, из которых только одного оправдали. На документах бунтовщиков были поставлены отметки, с которыми некоторые из зачинщиков не могли поступить на работу до самой февральской революции.
Фабричный поп Иван, хозяйский компаньон и шпион «удивлялся»,— как это рабочие могли бунтовать?
В речи, произнесенной им «к мирным труженикам», по случаю молебствия при начале работы, отпечатанной в типографии для широкого сведения, он говорил:
«Можно ли было ожидать от мирных и трудолюбивых работников, со своими семьями, питающихся слишком 25 лет этой фабрикой, такой червой неблагодарности, такого грубого поступка со своей кормилицей?..- Нужно благодарить бога за то, что ваш ближайший начальник и ваши хозяева заботились о том, как бы улучшить положение своего рабочего, облегчить его труд и поощрить достаточным вознаграждением. Большая половина из вас, как вы сами знаете, пользуется готовой и очень приличной (?!) квартирой с даровым отоплением».
Я уже указывал выше, какой «приличной» квартирой были демидовские казармы.
Но даже эти «блага» по мнению «отца Ивана», ничто, по сравнению с дальнейшими шагами «благодетеля Василия Федоровича».
— Всего важнее и необходимее для вас,— продолжает «отец» Иван,— так это то, что ceй храм, начатый покойным вашим старым хозяином в недавнее время, на глазах многих из вас отстроен и освещен исключительно для вас.
«Отцу Ивану» было чему „удивляться" во время бунта. Вследствие его не мало пострадали собственные капиталы „отца".
Бунт ярцевских рабочих не был организованным выступлением под определенными лозунгами, с определенными требованиями. Но он многому научил ярцевских рабочих. Он научил их главному — организации. Меньше чем через 2 десятка лет, в 1905—06 году ярцевские прядильщики выступали уже организованной силой.
«История погромов... показывает нам, какая громадная сила заключается в соединенном протесте рабочих. Необходимо только позаботиться о том, чтобы эта сила употреблялась сознательнее, чтобы она не тратилась даром, на месть тому или иному отдельному фабриканту или заводчику, на погром той или иной ненавистной фабрики или завода, чтобы вся сила этого возмущения и этой ненависти направлялась против всех фабрикантов, заводчиков вместе, против всего класса фабрикантов и заводчиков и шла на постоянную, упорную борьбу с ним»,— так писал В.И. Ленин по поводу погромов, прокатившихся в восьмидесятых годах.
И действительно: погромы привели рабочих к лучшей форме организации — стачкам, к борьбе против всех капиталистов в пятом году, а стачка привела к революции через 30 лет после полосы рабочих бунтов.
Василий Ермилов («Призыв», 2 февраля 1927 г.).
РЕЧЬ по случаю молебствия пред восстановлением работы на Ярцевской фабрике купца Демидова
Помолившись Господу Богу вы, мирные и честные труженики, сейчас снова отправитесь на свои работы. Но при этом вспомните-ко, какое ужасное время мы с вами пережили. Ведь тяжело становится на душе, когда вспомнишь про те жестокие поступки и безобразия, какие творились здесь в ночь на 15-е января, и несчастными зрителями которых мы были сами. Не дай Бог, чтобы еще когда-нибудь повторилось подобное. Да и можно-ли было ожидать здесь этого? Можно ли было ожидать от мирных и трудолюбивых работников, с своими семьями питающихся слишком 25 лет этою фабрикою, такой черной неблагодарности, такого грубого поступка с своей кормилицей?
Долго думал я над вопросом: «откуда весь этот переполох и где его причина?» Мне думается, что едва-ли причину эту укажут и те, кто так или иначе участвовал в этом погроме. Разумной и основательной причины совсем нет. Сомневаюсь так же и в том, чтобы кто-нибудь из вас, живущих здесь, был в таком безотрадном и безвыходном положении, из котоpого бы иначе нельзя было выйти? Насколько известно почти каждому из нас, — ваша трудовая и семейная жизнь не так безотрадна и невыносимо тяжела, что выводила бы вас из терпения. Нет, нужно благодарить Бога за то, что ваш ближайший начальник и ваши хозяева заботились о том, как бы улучшить положение своего рабочего, облегчить его труд и поощрить достаточным вознаграждением. Большая половина из вас, как вы сами знаете, пользуется готовою и очень приличною квартирою, с даровым отоплением. Каждый из вас свою заработанную плату получает сам и притом так аккуратно, так точно, как редко еще где вы встретите. И наконец, что всего важнее и необходимее для вас, так это то, что сей храм, начатый покойным вашим старым хозяином, в недавнее время, на глазах многих из вас, отстроен и освящен исключительно для вас, где вы и можете легко и удобно исполнять все христианские обязанности и поучаться в нем слову Божию.
Затем, в то самое время, когда почти все фабрики, вследствие общего застоя в торговых делах, вынуждены были рассчитывать — увольнять более половины рабочих и пустить их чуть не нищими, здешние управители взошли нечеловечески в положение рабочего и, в ущерб собственным интересам, оставили всех с куском хлеба.
Но вот являются несколько извергов, — иначе нельзя назвать их, — за леность и буйство изгнанных с других фабрик, начинают возмущать мирных рабочих, с целью воспользоваться во время мятежа чужим имуществом, не щадя при этом интересов своего товарища и вовсе не думая о его печальной участи. К несчастию, многие увлекаются нелепыми суждениями этих неразумных людей и принимают участие в мятеже. И, что же? в конце всего сами же пожинают печальные и горькие плоды своего неразумного поступка. Многие и очень даже многие лишаются здесь места, и остаются без куска хлеба, а над мятежниками открывается суд.
Нечего вам и доказывать, какою черною неблагодарностью, каким низким поступком отплатили возмутители за все заботы о них. Но болит душа при виде того, что какая-нибудь горсть дурных людей сумела возмутить сотни честных тружеников, и чрез это заставляет многих голодать и расплачиваться за свое постыдное дело. Нет, други мои, — раз завелись такие люди, вы сами должны гнать их из своей среды, как самую страшную заразу.
Я не буду пересчитывать тех безобразных поступков, которые творились в памятную ночь на 15-е января, чтобы не заплакать над тем, что человек терял в это время все человеческое достоинство и уподоблялся дикому зверю. Я только скажу, что это недостойно человека, что поступок в высшей степени неразумный и неблагодарный. Между прочим, и портрет покойного основателя этой фабрики (Василия Федоровича Демидова), всеми уважаемого, а по словам тех, которые работали при его жизни, — благодетеля рабочих, тоже сделался предметом буйного насилия. Те же участники погрома говорят: «вот при старом хозяине жить было нам лучше, он был добрый, хороший хозяин, ему спасибо». Если так, то зачем же было так неблагодарно относиться и к изображению своего благодетеля? Зачем нужно было распространять гнев на то, что давало, так сказать, приятное воспоминание о прошлом хорошем положении рабочего? Что за причина сему? Я думаю каждый скажет на это: простите им, они сами не знали, что творили!
Наконец обидно, да и грешно пред Богом будет, если все станем искать причину беспорядков в ком-нибудь из управителей ваших, а себя считать правыми и невинными. Всем и каждому из нас известно кроткое отношение вашего ближайшего начальника и всех остальных к своим рабочим. Нечего говорить много о том, как отечески они относятся к вам, — это уж вы сами знаете.
Помолимся Господу Богу, чтобы Он Всевышний ниспослал вам Свою благодатную помощь на новые труды ваши и помог вам стяжать те добродетели, какие нужны для каждого человека, а в особенности для рабочего, это — терпение и повиновение начальникам вашим! Обладая такими добродетелями, вы будете образцовыми работниками; будучи такими, вы смоете грязное пятно с ваших товарищей. Затем, буду просить вас, чтобы вы вперед не увлекались толпою буйных и потерянных, не слушали их неосновательных суждений, дабы не повторилось и еще что-нибудь подобное.
Свящ. Иоанн Гусев (Владимирские Епархиальные Ведомости. Отдел неофициальный. № 11-й. 1-го июня 1887).
***
Тяжело жилось рабочим (а их было 4 тысячи) демидовской фабрики. Скуп был хозяин, дрожал над каждой копейкой, следил за каждым движением рабочего на работе, усиливая интенсивность его труда окриками и... палкой.
Фабрика работала все 24 часа. Отработал рабочий шесть часов — его сменяет другой, а первый отдыхает шесть часов, чтоб затем снова встать к станку на 6 часов, сменив второго.
Плохая жизнь была и вне фабрики. В рабочих казармах фабрики, в каждой каморке размером 2х3 сажени, ютилось по 60 человек; тридцать работало, а тридцать отдыхало.
Это теперь — говорят старые рабочие,— есть охрана труда, а тогда мы мечтали хотя-бы о чистoй, свободной комнате, о кусочке воздуха и света.
Не было при фабрике никакого развлеченья для рабочего, никакого культурного уголка… Была только церковь, да «винно-бакалейная» лавка Гундобина на паях с Демидовым, покупать в которой рабочих заставляли силой, отпуская товары из лавки в кредит и затем производя вычеты через контору фабрики.
Были случаи, что купившей работницей на базаре горшок, прихлебалы хозяина разбивали, а рабочего, купившего на базаре новые сапоги, гнали обратно на базар, а потом в лавку Гундобина, где и происходило «вручение» сапог рабочему.
И весь заработок рабочего оставался у Гундобина в лавке.
Такая жестокая эксплуатация вызывала у рабочих глубокое и справедливое недовольство, часто вырывавшееся на поверхность в виде забастовок, которые, однако, кончались ничем.
Излишняя эксплуатация фабриканта Демидова вызвала перепроизводство, хозяин был вынужден снизить производительность фабрики, был вынужден «убавить» эксплуатацию рабочего через уменьшение рабочего дня с 12 часов до 9.
Но разве можно платить рабочему все ту-же сумму (!) за 9 часов работы, какую он получал, работая 12 часов?! И Демидов послал по фабрике своих служак с подписными листами о снижении рабочего дня и о снижении прежнего заработка на 30 проц. Рабочие ни один не подписались на листе.
Чаша терпения переполнилась и рабочие объявили забастовку, вылившуюся в знаменитый для уезда, если не всей губернии, бунт.
Первыми начали крутильщики, возглавляемые Осипом Григорьевичем Мироновым, который и руководил дальше всем бунтом. Он, шествуя с зажженным факелом в руке, вел рабочих к лавке Гундобина (это было в 3 часа дня 12 января 1887 года) с целью подвергнуть ее разгрому. Но рабочие, получив изрядный куш вина, не разгромили лавки, а направились в корпуса фабрики, где поснимали и порезали все ремни, изуродовали станки, побили окна, в заключение разгромив и растащив материальный магазин фабрики.
Рабочие искали хозяина, но он успел скрыться и вместо него был пойман один из конторщиков, дравших перед рабочими нос, некто Илья Ефимович Сахаров, который и был избит толпой до бесчувствия.
Рабочие громили фабрику вплоть до 12 ч. ночи, производя почти беспрерывно гудки, как бы призывая к себе этим рабочих города, пока на фабрику не явились солдаты и жандармы, прибывшие из г. Владимира с губернатором и вице-губернатором во главе, и не разогнали рабочих.
Бунт был подавлен, фабрика остановлена, и рабочие уволены.
Через две недели рабочие были вновь приняты на работу и фабрика вновь заработала.
Хозяин был вынужден пойти на уступку рабочим и удовлетворил их требования полностью: деньги стали выдавать на руки, обязательство купли в кредит в лавке Гундобина отпало, за 9 ч. работы впредь платили столько же, сколько платили и за 12 рабочих часов.
Этот бунт произвел большой сдвиг в жизни фабрики, о нем, видимо, не забыли и сыновья Демидова после его смерти, вводя при фабрике культурные очаги и улучшая быт рабочих.
И к 1917 году мы видим на фабрике расширенные казармы, библиотеку-читальню, школу, театр и больницу.
Бунт сделал свое дело, хотя и после него забастовки не прекращались.
Каково же теперь положение ярцевской фабрики?.. Что дала революция ярцевским рабочим? Как они без хозяина управляют фабрикой? Как они относятся к своему труду, освобожденному от Демидовых и иже с ними?
Культурная жизнь при фабрике ныне бьет ключом. При ней имеется уже не только зимний театр, но и летний с садом, имеется и кинематограф и образцово обставленный клуб. Библиотека и читальня пополнилась революционной литературой, возбудив еще больший интерес рабочих к чтению.
В фабричной больнице рабочему — особенное внимание, тогда как ранее, примернороженицы, без взяток не обходились.
Имеются при фабрике детские ясли, рассчитанные на 50 человек. Дети уже не бросаются работницей на произвол судьбы.
Вместо лавки Гундобина - ныне отделение Ц. Р. К., членами которого состоит добрая половина рабочих фабрики.
Имевшаяся при фабрике школа приведена в более лучший порядок.
При фабрике имеется отряд пионеров в 50 человек.
Кассой взаимопомощи при профсоюзе, для обслуживания нужд рабочих, открыты сапожная артель и парикмахерская, работающие ниже цен частного рынка.
Бьет ключем на фабрике и общественно-политическая жизнь. Из 2341 рабочего мы имеем в ячейке РКП—90 человек, в ячейке РЛКСМ—80 чел., делегаток женотдела—91 чел., цеховых делегаток—44 чел. В «Доброхиме» состоят членами все, «Мопр»-350 чел., «Доброфлот» —150 ч., в кассе взаимопомощи—661 человек и, наконец, в профсоюзе, при индивидуальном членстве, состоят все поголовно рабочие, индивидуально и аккуратно уплачивая в него членские взносы.
Кроме перечисленного, рабочими принято шефство над деревнями уезда: Налескино, Станками и Липками и над узником-коммунаром, томящимся в германской тюрьме, на поддержание которого и его семьи рабочие решили отсылать, путем отчисления из своего заработка, ежемесячно 30 р.
Памятуя заветы Ильича - рабочие заботятся и о создании и упрочнении фонда имени Ильича, отчисляя на его пополнение ежемесячно по ¼ проц. месячного заработка.
Живо рабочие откликаются на все проводимые своим профсоюзом и парт'ячейкой кампании.
В помощь ленинградским рабочим было отчислено … месячного заработка; столько же отчислено и на постройку самолета «Владимирский текстильщик».
Все это, вместе взятое, говорит за культурный подъем рабочих масс фабрики, за усиление в большинстве ее моментов советской общественности,— о последнем особенно ярко говорит жизнь рабочих, ежедневно переплетающаяся с собраниями, совещаниями и работой всех перечисленных организаций, комиссий и обществ.
Тотчас же по окончания работы все культурные уголки фабрики заполняются рабочими.
Улучшилось и экономическо-бытовое положение рабочих против прежних лет, хотя, конечно, здесь еще немало и крупных недочетов. Если раньше в каморке рабочей казармы помещалось по 60 человек, если в ней жило по две-три семьи и больше не изолированно, то теперь жилая площадь распределяется в строгом порядке жилищной рабочей комиссией, и в каморках, где живут две семьи, почти всюду сделаны перегородки.
Правда, здесь была одна ненормальность, которая ныне уже устраняется,— это несоответствие жилой площади, падающей на рабочего и служащего; на первого падает 6 кв. аршин, а на 2-го — 4 кв. сажени.
Как на ненормальность, приходится указать на отсутствие при фабрике столовой, хотя помещение под нее имеется.
Особенно эта столовая пришлась бы по душе одиноким рабочим и приходящим на работу из деревень; последним во время обеда приходится довольствоваться сухой пищей, что приводит к болезни желудка.
Не мало мелких и крупных недочетов в производстве.
Так, например, склады не освещены, подгнили колы, тогда как в них скопилось до 18000 пудов пряжи. Не говоря уже о том, что рабочим складов весьма трудно работать в таких условиях, такое положение складов может привести к пожару к гниению пряжи, что уже и есть.
Кроме этого наблюдается халатное отношение к пряже при ее перевозке, пряжа задевает о болты, гвозди, выступы повозок и рвется, что болезненно отражается на работе ткацких фабрик.
Несмотря на переполнение складов – пряжу отправлять невозможно, так как она или легка или тяжела и ее, прежде чем куда-либо отправить, приходится возвращать в наковочное отделение для перемотки.
На фабрике отсутствует точный учет расходуемого топлива (дров), в силу чего возможны разные комбинации и «утечка» топлива вообще, что и было подчеркнуто при сверке учета расхода топлива по конному двору и шуровке. Недостача получилась, приблизительно, в 15 сажен для каждого месяца.
В чесальном отделении наблюдается не особенно тщательная расческа льна.
На конном дворе наблюдается отсутствие всякой дисциплины среди рабочих, упряжь и спецодежда расходуются не рационально, а благодаря плохому хранению — портятся. Лошади использовываются весьма часто совсем не по назначению; ездит жена директора на базар и поп местной церкви в город, тогда как для нужд фабкома и партячейки лошадей часто «не находилось»!
Рабочий день полностью не загружен, благодаря слабой дисциплине среди рабочих; до 2-го гудка большинство в фабрику не идет, дожидаясь третьего, а кончают работу ранее чем за 15 минут, желая поскорее умыться, так-как на фабрике на 200 человек приходится 1 умывальник. Вo время работы создается какая-то особая очередь возле уборных; - должно быть потому, что они забиты сидящими в них по 2 часа «рассказчиками о планете Марс!»
Отзывается на производительности и состояние машин, машины не дорабатывают и потому, что на фабрике на машинах одеты полотняные ремни, часто вытягивающиеся, отнимающие время на свою перешивку и вообще способствующие недообороту машины. Влияет, конечно, и изношенность самих машин.
В довоенное время на фабрике на одного человека было 7,87 пудо-номеров, а теперь 2,72 пудо-номеров (за сентябрь месяц).
Средняя зарплата рабочего в месяц в довоенное время выражалась в сумме 14 р. 96 кoпеек, а в настоящее время (за сентябрь) 24 рубля 31 копейки.
При сравнении роста производительности труда и зарплаты - ярко вырисовывается громадное несоответствие в росте производительности труда по отношению к росту заработной платы.
Все это говорит за то, что вопреки культурному и общественно-политическому росту рабочих, дисциплина на фабрике во время работы и сознательное отношение к труду со стороны рабочих отсутствуют.
Забыты, как будто-бы, времена старого гнета и оскорблений и рабочий, получив свободу, как бы забыл о своем долге - увеличивать интенсивность труда. Рабочий забывает, что он хозяин фабрики и увеличение ее производительности приведет к улучшению его собственного положения» («Призыв», 16 ноября 1924).
Фабрика В.Ф. Демидова в Ярцево
|
