Зудилов Иван Сергеевич (1919—1980) — полковник Советской Армии, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1942).
Иван Сергеевич Зудилов
Иван Сергеевич Зудилов родился 2 мая 1919 года в деревне Крутово Вязниковского уезда Владимирской губернии (ныне — Гороховецкий район Владимирской области). Там же окончил начальную школу. После переезда семьи в г. Вязники, учился в школе №1, а затем в средней школе №3. Обучаясь в 10-м классе, одновременно занимался в Вязниковском аэроклубе. В 1938 году окончил Вязниковскую среднюю школу и там же аэроклуб.
В 1938 году Зудилов был призван на службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию. Осенью 1938 г. направлен Чкаловскую авиационную военную школу. В 1939 г. окончил 1-ю Чкаловскую (Орнебургскую) военную школу летчиков имени К.Е. Ворошилова и получил назначение на должность младшего летчика в 163-й истребительный авиационный полк.
В 1941 г. встретил войну вместе с братом Григорием Зудиловым, который также служил в авиации и совершил более 100 боевых вылетов на бомбардировщике флагманским стрелком-радистом.
Уже 22 июня в районе Вильнюса одержал первую победу – сбил немецкий самолет Me-109.
4 октября под Можайском, атаковав во главе звена 2 девятки немецких бомбардировщиков, лично сбил ведущего. От вылета к вылету накапливался опыт, росло боевое мастерство летчика. Кроме воздушных схваток приходилось выполнять задания по ведению воздушной разведки, нанесению штурмовых ударов по скоплениям захватчиков.
К февралю 1942 года младший лейтенант Иван Зудилов командовал звеном 163-го истребительного авиаполка 7-й смешанной авиадивизии Калининского фронта. К тому времени он совершил 125 боевых вылетов, принял участие в 19 воздушных боях, сбив 9 вражеских самолётов лично и ещё 3 — в группе.
«Боевые подвиги летчика И.С. Зудилова. И.С. Зудилов кандидат ВКП(б), младший лейтенант, командир звена части майора Сухорябова, боевой летчик истребитель и бесстрашный сокол, за период Отечественной войны сделал 140 боевых вылетов. Он участвовал во многих воздушных боях, в которых сбил лично 10 фашистских самолетов. Он отличный разведчик. За период боевых действий тов. Зудилов установил расположение более 20 автоколонн противника, 8 колонн пехоты, 9 железно-дорожных эшелонов, 3 места скопления конницы. Своими штурмовыми действиями по войскам противника Зудилов уничтожил свыше 600 немецких солдат и офицеров и около 120 автомашин с грузами. За боевые подвиги и мужество тов. Зудилов награжден орденом Красного Знамени. За проявленное мужество и геройство в борьбе с германским фашизмом тов. Зудилов представлен к высшей правительственной награде – званию Героя Советского Союза» («Пролетарий», 4 марта 1942 г.).
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 5 мая 1942 года за «образцовое выполнение заданий командования и проявленные мужество и героизм в боях с немецкими захватчиками» младший лейтенант Иван Зудилов был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» за номером 1034.
Вскоре получил ранение в бою, перестав слышать на одно ухо, но сумел обойти комиссии. Не долечившись, он сбежал из госпиталя. Иван Зудилов перестал слышать на одно ухо, но не прекращал летать. Его позывным стало прозвище «Глухой».
«Москва, Кремль Товарищу СТАЛИНУ Воодушевленные беспримерными победами и героическим мужеством Красной Армии, которой Вы, Иосиф Виссарионович, руководите и желая всем, чем только можно помочь Красной Армии в быстрейшем разгроме фашистских захватчиков, рабочие, служащие и инженерно-технические работники фабрики имени Карла Маркса, Вязниковского района, Ивановской области, собрали и внесли в банк: на постройку авиаэскадрильи имени М.В. Фрунзе 13 тысяч рублей и на самолет земляка-летчика, Героя Советского Союза Ивана Зудилова 117.500 рублей. Коллектив фабрики просит Вас, товарищ Сталин, построить самолет имени Ивана Зудилова и эту боевую машину вручить ему. Пусть наш земляк – сталинский сокол еще сильнее громит врага, не давая ему покоя ни днем, ни ночью. Желаем Вам, дорогой Иосиф Виссарионович, доброго здоровья и долгих лет жизни на счастье Родины. Директор фабрики - БОГДАНОВ Секретарь партбюро - ГЕРМАНОВ Председатель Ф.З.К. - КАБАНОВА Секретарь комитета ВЛКСМ - ФРОЛОВА Главный инженер - ВАСИЛЕВСКИЙ Стахановцы – ЕРМОЛАЕВА, КАЗАКОВА, ЛЮЩАНОВА» («Пролетарий» 4 марта 1942 г.).
«От матери Героя. Я воспитала и взрастила сына – героя, дала ему материнское благословение – сражаться храбро, до последнего дыхания защищать свою отчизну. Вместе с трудящимися своего родного города я принимаю участие в постройке самолета имени моего сына. Я внесла наличными деньгами 1000 рублей и выражаю уверенность, что мой сын на новом боевом ястребке, в который будет вложены и мои трудовые рубли, будет еще яростнее бить немецкую свору. Н.В. Зудилова» («Пролетарий», 7 февраля 1943 г.).
В битве на Курской дуге капитан Зудилов как наиболее опытный летчик и грамотный командир водил на боевые задания большие группы истребителей.
Иван Сергеевич Зудилов
«Письмо воина-героя Прославленный сталинский сокол, наш земляк Иван Сергеевич Зудилов, не знающий устали в своей боевой работе, неумолимый и беспощадный к врагам, находит временами минуты и отдается приятным воспоминаниям о родном городе, о своих близких, друзьях, знакомых, коротко рассказывает о фронтовой жизни. Недавно Иван Сергеевич прислал родителям теплое, задушевное письмо, которое мы приводим ниже: «Здравствуйте дорогие родители и все домашние — Шура, Володя, Люся и Боря. Поздравляю всех Вас с наступающим праздником. Извините, что долго не писал — все это время мы перебирались с места на место, еле успевал за быстро продвигающейся вперед нашей пехотой. Много прошли мы освобожденной земли — сел, деревень, городов, исковерканных, разрушенных немцкими разбойниками. Не подобрать слов, которыми бы можно было выразить и описать те ужасы, которые мы видели само и о которых нам со слезами и горечью рассказывали освобожденные от фашистского ига наши русские люди. Страшно, мама. У нас, у людей уже отвердевших и огрубевших в повседневных боях и то поднимаются на голове волосы. Тяжело и больно смотреть на истерзанную русскую землю, на замученных наших советских людей. За все рассчитаемся с варварами, ни одной жертвы не останется неотомщенной, ни одной подлости не отплаченной. Немцы бегут, устилая путь тысячами своих трупов и разбитой обезвреженной техникой. Захваченные нами в плен они дрожат, пресмыкаются, стонут, боясь ответственности за совершенные злодеяния. Грязных, оборванных вылавливают их наши бойцы в болотах, лесах, оврагах. Это уже не те немцы, какие были в 1941 году, но они еще отчаянно сопротивляются, в предсмертной агонии совершают еще более чудовищные преступления. Но ход истории неумолим. Скоро, очень скоро, мама, придет им полный конец. Мы уже под Киевом. Недалек день и час полного и окончательного разгрома подлого врага. Недавно мы встретились с братом Гришей, летали вместе на боевое задание — он бросал на головы фрицев тяжелые бомбы, а я охранял его от фашистских стервятников. Враг, отступая под ожесточенным напором наших частей из этих мест, где я нахожусь, ничего не успел увезти — так крепко его гнали. Остался хлеб, скот, картофель. Нового больше в моей жизни пока ничего нет. Был случай, что немного поизмяло меня, но все уже давно прошло. Напишите мне, как живет папа, хорошо ли учится Шура, ходит ли в школу Вова. Пишите обо всем. Передайте мой горячий привет всем друзьям и знакомым землякам. ВАШ СЫН ВАНЯ» ("Пролетарий" 7 ноября 1943 г.).
Летчик-истребитель Зудилов с честью прошел всю войну. Принимал участие во взятии Берлина. День Победы встретил в должности заместителя командира 163-го истребительного Седлецкого Краснознаменного авиационного полка. Ему довелось воевать на Западном, Калининском, Северо-Западном, Центральном, 1-м Украинском и 1-м Белорусском фронтах, вступать в бой на самолетах И-16, ЛаГГ-3, Як-1, Як-7 и Як-9.
Всего за войну капитан Зудилов провел 378 боевых вылетов, в 100 воздушных боях сбил 24 самолета противника лично и 6 в группе. В десятках штурмовок он уничтожил около 500 немецких солдат и офицеров, более 150 автомобилей.
«В СЕМЬЕ ГЕРОЯ
Декабрьским вечером заслуженная учительница Мария Александровна Архангельская постучала в калитку деревянного дома на Школьной улице. Сквозь расшитые занавеси на улицу узорно пробивался электрический свет. «Не спят», — подумала она. И вдруг ее oxватило чувство, похожее на то, которое испытывает человек, возвращаясь пoсле долгой разлуки в родные края. «Да, много лет прошло с тех пор», — мысленно перебирала она рождающиеся в памяти картины. И живо представилась ей первая встреча с Зудиловыми. Это было в 1937 году, во время подготовки к выборам в Верховный Совет. Потом часто заходила она сюда, подолгу беседовала об избирательном законе, по которому они, рядовые советские женщины, в прошлом только понаслышке знавшие о выборах городского головы, теперь свободно избирают свою верховную власть. С тех пор агитатор Архангельская стала желанным гостем в скромной трудолюбивой семье. И вот она опять стоит у знакомого дома.
— Кто там?— прервал ее думы мужской голос.
— Откройте, Сергей Иванович!
Хозяин уступил дорогу гостье, и, окутанная клубами морозного воздуха, она шагнула через порог. Трудно передать радость хозяйки, Натальи Васильевны. Она помогла Марии Алексеевне снять пальто, подала стул и закрыла чистой скатертью широкий семейный стол. Затем начала хлопотать вокруг самовара, но Мария Алексеевна остановила ее.
— Не беспокойтесь, пожалуйста, не беспокойтесь! Долго сидели они: агитатор, через восемь лет вернувшийся на свой участок, и семья советских патриотов. Непринужденно велась беседа.
— И не говорите,— прижимая руки к груди, повторяла Наталья Васильевна. Как вспомню, что немцы под Москву приходили, так всю как паром обварят. Никогда не была мне так дорога Москва.
— Поверьте, жизнь не мила становилась, как подумаю, бывало, что вдруг да придут к нам немцы. И все, чем жили мы, чего добились — все пропало тогда. Только не верила я, чтобы отдали столицу. Знала, что товарищ Сталин ни за что не покинет Москву. — Писали тогда мы с отцом своим детям на фронт. Трое у нас воевали: Ваня, Леонид и Гриша. Вы, наверное, их помните? Ведь они у вас учились.
— Как не помнить! — кивает головой Мария Алексеева.
— Да, совсем забыла! Радость-то у нас какая! Ведь Гриша по демобилизации домой вернулся! — спохватилась Наталья Васильевна. — Поглядели бы какой стал—мужественный, рассудительный. Два ордена получил. Теперь и он голосовать будет. Поступил на работу. Отдыхать. говорит, не время. — Я всегда вашей семье завидовала, — перебила Мария Алексеевна. — Так вот, писали мы им тогда,— продолжала хозяйка,— чтобы не забывали, за что сражаются. Мы с отцом с раннего детства горе мыкали. А при советской власти наши дети в люди вышли.
Первым ответил Ваня:
«Мама, я понимаю тебя. За счастливую жизнь нашу надо благодарить товарища Сталина и во всем с него пример брать. За эту жизнь, мама, буду стоять насмерть». Поплакала я над письмом. Да мало ли тогда не только слез — и крови было пролито.
Она молчит минуту как бы в раздумье.
— Зато теперь… И она подала карточку. На груди офицера авиации несколько орденов и золотая звезда Героя Советского Союза.
— Теперь в академии учится,— замечает Сергей Иванович.— Леонид тоже орденоносец. Сейчас... в военной школе. А этот самый счастливый,—поднимает он малыша Бориса. — На него мать пособие получает. Не забыла Родина и труженицу-мать. Наталья Васильевна награждена орденом Материнской Славы.
И Мария Алексеевна была счастлива, что ей снова довелось работать агитатором на своей десятидворке, нести избирателям горячее слово большевистской правды, великих сталинских идей. И когда она начала говорить о Сталинской Конституции, о священном праве на отдых, на труд и образование, о могуществе нашей славной советской державы, о нерушимой дружбе народов — вся семья слушала ее, затаив дыхание.
— Приближается день, когда после тяжелых лет войны мы будем выбирать свою верховную власть,— заканчивает беседу Мария Алексеевна. — Избирательный участок, как и раньше, школа им. Горького. День выборов 10 февраля 1946 года,—напоминает она. — Не забудем... Придем первыми...— говорит Сергей Иванович.
И вдруг до сих пор молча сидевший за столом восьмилетний Володя торопливо и громко спросил: — А кто дал нам Конституцию?
Глубокая тишина воцарилась в комнате. И в этой тишине, четко выговаривая каждый слог, Мария Алексеевна торжественно и гордо произнесла задушевно простые, вдохновенные, родные и близкие, такие понятные и всегда волнующие, слова: — Конституцию дал нам товарищ Сталин! И. СИМОНОВ, г. Вязники» («Призыв», 16 декабря 1945).
После окончания войны он продолжил службу в Советской Армии. В 1949 г. он окончил Военно-воздушную академию и продолжал летать, осваивая современные реактивные самолеты. В 1961 г. полковник Зудилов по состоянию здоровья был уволен в запас.
Проживал в Одессе. Принимал активное участие в общественной работе, неоднократно избирался депутатом райсовета по месту жительства.
Умер 7 октября 1980 года. Похоронен в Одессе на Таировском кладбище.
Иван Сергеевич Зудилов был награжден орденом Ленина (1942), четырьмя орденами Красного Знамени (1941, 1942, 1943, ?), орденом Александра Невского (1944), медалями.
Память:
- Его имя носила Денисовская средняя общеобразовательная школа Гороховецкого района (поселок Пролетарский), где создан «Школьный музей» (В 1985 г. – открытие комнаты Боевой Славы в честь 40-летия Победы. В 2001 году комнате Боевой Славы присвоено звание «Школьный музей».).
- Мемориальная доска в память о Зудилове установлена Российским военно-историческим обществом на здании Денисовской средней школы
- В деревне Крутово ему установлен памятник.
ОДИН ПРОТИВ ШЕСТНАДЦАТИ
Земли Владимирской богатыри. Очерки о Героях Советского Союза. Нагорный Андрей Федорович, Травкин Василий Васильевич. Ярославль 1967
В Одессе, в угловом доме, с которого берет начало улица Сибирская, проживает Герой Советского Союза полковник запаса Иван Сергеевич Зудилов. Уже несколько лет прошло с того дня, когда он, заместитель командира части, по состоянию здоровья уволился в запас, Но двадцать три года, отданные армии, все еще живут в его памяти. Иван Сергеевич вспоминает начало войны. Над аэродромом прозвучала команда: — Боевая тревога! И сразу все пришло в движение. Зудилов подбежал к самолету, прыгнул в кабину, запустил двигатель. «Неужели война?» — подумал он. Поднявшись э воздух, Зудилов взял курс на Вильнюс. Вот и золотые отсветы на башне Гедемино, белые дома Антрколя, дачный поселок Волокумпий... И тут Зудилов заметил, как к Вильнюсу шел немецкий «мессер». Иван Сергеевич расправил плечи, проверил оружие и смело пошел на сближение с фашистским стервятником. Тот решил отклониться от боя, но было уже поздно. Зудилов, сделав горку, бросился на «мессершмитта» и обрушил на него всю силу огня. «Мессер» покачнулся и рухнул на землю.
Это была первая победа Зудилова в первый день Отечественной войны. Второй немецкий самолет был им сбит в групповом бою 5 августа под городом Ельней. А затем третий, четвертый, пятый...
Много пришлось Ивану Зудилову потрудиться в октябре 1941 года. Защищая дальние подступы к советской столице, он по нескольку раз в день вылетал на разведку, не раз смело бросал самолет на штурмовку врага. Только за 8 вылетов Зудилов поджег 150 автомашин, вывел из строя 4 зенитные установки и уничтожил более 500 солдат противника.
4 октября 1941 года, возвращаясь с задания, Иван Зудилов встретил со своим звеном 16 немецких бомбардировщиков. Несмотря на перевес врага, он не уклонился от боя. Зудилов врезался в строй «юнкерсов» и разомкнул его. А потом бросился на крайний самолет и поджег стервятника.
За время войны Иван Зудилов сделал 378 боевых вылетов. Он лично сбил 24 немецких самолета, не считая шести в групповых боях.
Грудь Ивана Сергеевича Зудилова украшают орден Ленина, три ордена Боевого Красного Знамени, орден Александра Невского и Золотая Звезда Героя. Высоко оценило его боевые заслуги и правительство Польской Народной республики. И.С. Зудилов награжден тремя польскими орденами.
***
Иван Сергеевич обладал литературным талантом, почти всю войну вёл дневник. Мы предлагаем вашему вниманию выдержки из этого дневника, охватывающие период с начала Великой Отечественной войны и до февраля 1942 года. Давайте взглянем на эти события изнутри, глазами непосредственного участника, получившего звание Героя Советского Союза за подвиги, совершённые именно в это время.
22 июня 1941 года
«...Война чувствовалась в недалёком будущем. Самолёты Германии почти ежедневно нарушали нашу границу. Летят на очень больших высотах, очевидно, с целью фотографирования приграничной полосы. Население вскользь поговаривало о начале войны. И вот 22 июня 1941 года, рано утром, объявлена тревога. Вставать не хотелось. Так хотелось потянуться ещё часик или два, но об этом и разговору не должно быть, этого требовала служба... Быстро надев комбинезон, под командованием старшего лейтенанта Л., нашего командира, побежали на аэродром, стараясь как можно меньше времени занять на сбор. Со всех концов сбегались техники, мотористы, их фигуры казались огромными в темноте, лица были сонные, некоторые ещё потягивались, вспоминая нарушенный сон и ожидая приказания. Подалась команда: «Рассредоточить самолёты!». Люди быстро окружили зелёные машины, с молчаливой покорностью катили их к лесу, там быстро их маскировали и распределяли по экипажам. На лицах было у всех недоумение, старались предугадать причину, вызвавшую тревогу, переглядывались между собой, но узнать так и не удалось. Но вот около четырёх часов появился самолёт, обстреливающий с бреющего полёта дорогу, недалеко проходившую от аэродрома, он показался довольно большим, как щука, вспоминая сейчас, так и удаётся восстановить, какой конструкции. Глаза невольно вперились в это столь неожиданное и невиданное в жизни зрелище - чтобы самолёт строчил по дороге, где могли находиться люди. На миг всякое мышление в голове как бы остановилось, мозг не хотел понимать происходящего. Люди переглядывались между собой, стоя в неподвижном положении, определяя каждый по-своему происходящее... Одним словом, никому не хотелось верить, что началась война, о которой так много говорили раньше... Вскоре появилась шестёрка «Мессершмиттов-109», воровски пробиравшаяся к аэродрому в предутренней мгле, не зная, очевидно, о существовании нашей площадки, на которую мы перелетели за два дня до войны. Они полетели на соседний аэродром, расположенный от нас в десяти километрах. Взвилась красная ракета, означавшая вылет по тревоге. Не теряя ни минуты, быстро запустили моторы. Их рёв звонко отдавался вдалеке эхом, нарушая покой жителей ближних деревень... ...Странными казались не стартовые взлёты: рука по привычке поднималась вверх, прося взлёт, но стартёра не было, в голове ещё мелькала мысль, что попадёт от командира за низкие развороты... Как-то не верилось, что можно
делать с самолётом, что хочешь, куда угодно - туда и разворачивайся, никаких «коробочек», просто прелесть, подумал я. Такая радость появилась на сердце, инициатива была полностью отдана тебе. Окинув взглядом горизонт, я увидел ужасную картину: подо мной пылали костры пожаров, напоминавшие большой город, освещённый электричеством. Особенно ярко горел город А., расположенный на реке Н., жаль было этот красивый небольшой городок, не ожидавший такого предательского удара. «Началась война!» - подумал я, но всё же было небольшое сомнение, возникал вопрос: неужели немцы, кричавшие недавно о дружбе двух великих народов, так коварно изменили нам. Факт был налицо, думать не приходилось, нужно было воевать. И вот я стал воевать. Увидел шестёрку «мессершмиттов», я бросился к ним наперерез. Со всех сторон по одному подлетали товарищи, ещё не бывавшие в боях, знавшие тактику боя только по теории. Сблизился с одним из самолётов, вижу кресты и думаю: стрелять или нет, ведь разрешения не было. Рука сама нажала на гашетки, трасса полетела в «шмитта», на помощь подоспел Аркаша Покровский, лучший друг, с которым вместе оканчивал школу лётчиков, затем работали в части и впоследствии били фашистов... Фриц стал удирать от нас, очевидно, повреждённый, и скрылся в сумерках утренней мглы. Так прошёл наш первый воздушный бой. Когда сели, техники обступили нас. «Что там такое?» - спрашивали они. «Известно что, война началась, - отвечали мы, - Не видели боя над аэродромом?». Техники работали быстро, заряжали самолёт боеприпасами и горючим... В этот день было ещё три вылета... вернувшись с задания, сели на запасной аэродром... ...Остаток дня провели у меня, было больно смотреть, как немецкие бомбардировщики бомбили город Вильно. По ним били зенитки, в одного снаряд попал крепко, он повалился на крыло и скользнул в землю, ещё один упал, другие ушли... Теперь было время на размышление: всё ещё не хотелось верить, что война началась, как-то она представлялась не такой, но факты были налицо, уже полилась кровь на полях битв, в голове рождались различные мысли, хотелось изобрести такую машину, которая разгромила бы фашистов, избавив народ от кровопролития... Шли через аэродром, опустив головы, иногда с Аркашей перекидывались словами: - Ну вот, Ванька, и началась война, которую мы ждали, - говорил Аркаша. - Да, она началась, но не такого начала ожидали мы. Как- то по-воровски возникла она, - ответил я. - От фрицев только и можно было ожидать этого. Это же буржуа, Иван, они на всякие подлости готовы, лишь бы живот набитый был. - Это верно, Аркаша! - согласился я. Ночь прошла спокойно, два раза нас пугали десанты. Очевидно, гитлеровским шпионам удавалось распространять панические слухи, приходилось вставать для отражения десантов, но их не было. Так прошёл первый день войны».
23 июня 1941 года «...Рано утром решили искать свой полк, прилетели в Полоцк, где оказалось много лётчиков. Нас обступили, спрашивали о войне, как дерутся немцы...».
24 июня 1941 года «...Вылетели в Двинск, где и встретили свой полк, встреча была радостная, начали рассказывать друг другу о впечатлениях первых боёв, опыт был небольшой, но нам стало ясно, что нужно драться с фрицами не одиночно, а группами, выручая друг друга...».
Лето-осень 1941 года «...Немцы подходили к городу Двинску, на окраине которого по реке Западной Двине расположилась артиллерия, готовая встретить незваных гостей. Посты были заминированы, на них стояли красноармейцы, готовые преградить дорогу врагу. Люди ходили по улицам с растерянными лицами, не зная, что предпринять. Поезда с жалобными гудками вывозили семьи командиров в тыл. Город жил напряжённо, неприветливо выглядел он в эту грозную минуту, жалко было его покидать - такой красивый до этого, с приветливым латышским народом. С грустью покинул вечером город, уезжая на автомашине, но сердце подсказывало, что мы ещё вернёмся в эти живописные места, неожиданно попавшие в лапы немцев…». «...Опять стали летать, отгоняя стервятников от города, опять с другом. С Полоцка нас вызвали в Идрицу, откуда снова летал в Двинск, оккупированный немцами. Теперь он представлял горящий костёр, видны были следы недавней битвы, кругом пестрели воронки. С Идрицы вызвали в Москву на переучивание на новые самолёты...». «...Ехали поездом, вместе с эвакуированными. Стоя в тамбуре поезда и вглядываясь в мелькавшие деревни, поля, лесные рощи - всё это теперь казалось родным, хотелось всё обнять и забрать с собой. Я удивлялся, почему раньше не замечал прелести русской природы, так бросившиеся сейчас в глаза. Невольно напрашивался вопрос: неужели это достанется кому-то другому, и мне не придётся побывать ещё раз в тех местах? Иногда поезд задерживался на станциях, так как дороги были загружены воинскими эшелонами, спешившими на фронт. Всюду кипела работа, тут были и мобилизованные, отправлявшиеся на призывные пункты, их провожали жёны или родные. Некоторые по привычке плакали, шныряли везде любопытные мальчишки, стараясь вникнуть во всё, чтобы потом с гордостью рассказывать, мол, вот что я слыхал. Поезд уже подползал к Москве. Она была окутана дымком, который выпускали сотни заводов, фабрик, мастерских, которые день и ночь ковали оружие для фронта. Москва жила по-старому, разве только увеличилось движение, которым руководили не только милиционеры, но и военные. Больше было военных на улицах, они беспрерывными колоннами двигались на машинах или пешком. На каждом из вокзалов стояли воинские эшелоны, в залах ожидания давались концерты, сменявшиеся каждые два часа, словно говоря военным: мол, идите быстрее на фронт и возвращайтесь с победой, тогда встретим ещё лучше. В промежутках между концертами приходили ораторы, разъяснявшие временные неудачи Красной Армии. Оратор уходил, его сменял концерт, и беспрерывно весело было в агитпункте. На улицах кричали радио-рупоры о нависшей угрозе, о бандитском нападении гитлеровских орд, о мобилизации, о героических подвигах красноармейцев, о громадных потерях немецкой армии. Одним словом, Москва мобилизовала силы на отпор врагу. Так жила в первые дни войны столица...». «...Узнали, что будем летать на «Яках», или как их просто называли «ишак», о которых мы мало что знали. Большое внимание лётчиков тогда привлекали «МиГи», и мы были несколько обижены, узнавши, что будем воевать на «Яках». На самом деле волнения были напрасны, в дальнейшем в боях с немцами «Як-1» показал себя лучшим истребителем, не раз вспоминали конструктора, благодаря его за славный самолёт. Это была самая простая машина на вид, ничего грозного в её виде не было, но она была грозна в бою для фрицев, лёгкая в управлении и очень маневренная, она не раз выручала, казалось бы, из безвыходного положения...». «...Скоро нам дали полностью новых «Яков» и мы полетели на фронт. Так мы прибыли во второй раз на фронт, но уже на современных отечественных машинах. Сели на действующий передовой аэродром... Первой задачей было патрулирование своих войск, для того, чтобы войти в строй на данном участке, освоиться с ориентировкой. Полёты были очень интересные... протекли в сложных условиях: на фронте были и истребители противника, и зенитные средства в достаточном количестве. В первых полётах, ещё, правда, неуверенных, опыта было мало, чувствовалось напряжение в организме, нога подрагивала на педалях, чувство было такое, словно самолёт тобой управляет, а не ты им. На земле никак не удавалось установить линию фронта, кругом горели деревни, рвались на земле снаряды, повсюду пестрели воронки. В такие моменты было больше любопытства к происходящему на земле, чем к выполняемой задаче. Полёт казался учебным, в душе не было злобы, одним словом, организм только ещё втягивался в войну. Вспоминая сейчас эти полёты, приходится удивляться, и невольно возникает вопрос: почему меня тогда не сбили?..». «...Так мы продолжали летать день за днём, приобретая опыт, перенимая кое-что у фрицев, учиться приходилось в бою, учить было некому, практика была у всех одинаковая... Мы пришли к выводу, что лучше летать попарно, чем звеном, и что четвёрка является самой боевой единицей... Вскоре перелетели ближе к фронту, с площадки новой была слышна канонада... Она была более ограничена, чем прежние площадки, вытянута в одном направлении, позволяла посадку с двух сторон, промах допускался незначительный. Нас считали уже боевыми лётчиками, задания стали давать серьёзнее, послали работать на территорию, занятую противником...». «...Иногда с Аркашей поговаривали, смеясь: «Вот война, за каких-то два месяца и переменила нас». - Помнишь, Ванька, в Вильно как летали? Словно птенцы, а теперь летаем в любую погоду, ничего не боимся. - Да, Аркаша, это не то время. Страна требует, чтобы в любую погоду, не щадя жизни, гнали мы врага со своей территории. Правда, сейчас наши войска отступают, но, отступая, они накапливают силы, изматывают силы врага, и вряд ли он сможет так двигаться долго вперёд. Недалёк тот час, когда он повернёт обратно. - Тогда веселей будет воевать, только бы скорее это было, - вздохнувши, сказал Аркаша». «...Домой шёл по облакам, ныряя с одной тучи в другую... решил «пикнуть» над площадкой, газ немного убрал и с форсом хотел пройти, радуясь тому, что дрались с «хейнкелями» и угнали их. Но это была большая ошибка. После я понял, что и дома могут стукнуть, что надо быть внимательным до того момента, пока не вылезешь из самолёта. На пикировании меня заметил откуда-то «Мессершмитт-109», очевидно, следивший за мной... Делаю боевой разворот с мелким креном... на развороте увидел трассу огня, тело обожгло... думаю, ну вот и рубанули разок... Около деревушки приземлился... вылез из кабины, сделал движение головой, руками и ногами, тело... слушалось. «Значит, жив ещё, - подумал я, - легко отделался за свой промах...». Подошёл к колодцу... обмыл тело от крови... красноармейцы забинтовали раны. Я был легко ранен осколками разрывных пуль... Теперь я понял, что такое война, за что она ведётся. Я был озлоблен на фрицев. Гады, по-русски не дерутся, как воры поджидают за углом. ...Привезли в госпиталь... Врач начал резать, проверяя, нет ли в ранах инфекции. Я терпел, а у самого слёзы катились из глаз... С головой покончили. Врач спросил меня: «Что вы руку так с болью двигаете?». Пришлось сознаться, что ранен ещё в руку и ногу. Врач приготовился резать и те раны... твёрдо решил я больше не давать резать. Дипломатические переговоры ни к чему не привели, мне перебинтовали руку и ногу, на этом дело кончилось... ... Приехал обратно на площадку, пришёл к майору. - Ну как, товарищ Зудилов, дела? - Плохо, товарищ майор. Прохлопал на глазах у всех. Лучше бы он меня стукнул там, на фронте, и то на душе было бы легче... - Ладно-ладно, идите отдыхайте, после отплатите... Хотя подождите, сейчас полетит «У-2» в Дом отдыха и вас туда заберёт. - Да я здесь вылечусь. Но майор не слушал...». «... Пришёл в часть и доложил: «Товарищ майор, старший лейтенант Зудилов вылечился и готов выполнять задания в борьбе с немецкими захватчиками!»... - Отдохните ещё денёк, а там будете летать. ...Разговор оборвал шум, из-за кустов выползали самолёты. Вот один, другой, третий... Это товарищи уходили на задание. Сердце сразу почувствовало, что нахожусь в родной среде, со своими замечательными друзьями, боевыми товарищами. Снова я стал боевым лётчиком...». «...Так втянулись в боевую работу, словно так и должно быть дальше, но долго это продолжаться не могло. Немецкое командование, напрягая последние силы, не жалея солдат, которые прорвали фронт и ринулись к Москве, надеясь, что Красная Армия не может больше сопротивляться. Этот прорыв нас с Аркашей застал в Знаменке... - Крепко нас прижали, всё ещё рвутся гады вперёд - к Москве. Но очевидно, это последний их прорыв, вряд ли ...хватит силёнки дальше наступать. - Да, тяжёлое положение создалось. У меня и то иногда возникает сомнение, сумеем ли мы удержать любимый город. Но сердце подсказывает, что не бывать Гитлеру в Москве. - Конечно, Аркаша, весь народ встанет на защиту столицы. Не отдадут Москвы. Ленинград находится в более тяжёлых условиях, все дороги перерезаны, он держится, и ленинградцы не унывают, уверены в своей победе. О Москве и речи не может быть. Гитлеровские войска продвигались всё ближе и ближе к Москве. Над столицей нависла угроза. День и ночь москвичи создавали укрепления вокруг Москвы, превращая её в неприступную крепость. В это время мы в основном сопровождали бомбардировщиков, которые беспрерывно бомбили колонны противника, прорывающегося к Москве, уничтожали и изматывали немецкие войска. Вскоре передали: оставшиеся в нашем полку «Яки» в другой полк перебрасывают, а сами поехали получать новые. Нас сменяли другие полки. Так покинули мы фронт в этот грозный час, час решительных схваток с врагом... Закончился наш первый период борьбы с фрицами. За этот период мы приобрели большую практику, изучили приёмы немецкой авиации. Мы сбили немало самолётов, уничтожили сотни фрицев на земле, сожгли и вывели из строя много автомашин. Проверили боевые свойства советского самолёта. Одним словом, прошли суровую школу воздушных боёв, разведок, штурмовок и сопровождения...».
Зима 1941 - 1942 годов
«...Пункт формирования. Здесь много лётчиков, некоторые ещё не были в боях, некоторые сформированы в боевые полки, ждут материальной части... Нам дали время на отдых. Город, в котором отдыхали, находился далеко в тылу и спокойно продолжал работать на фронт... Встречаясь на улицах с людьми, хотелось сказать им, что я с фронта, бил фрицев. Однажды с Аркашей посещали школу, рассказали школьникам о боях с немцами...».
«...Радио приносило печальные вести с фронта. Москву окружали, линии обороны наших войск были прерваны, с юго-востока немцы подходили к Рязани, Кашино, с севера пересекали канал Москва - Волга. Таким образом, Москва оказалась в клещах, которые во что бы то ни стало нужно было разжать. Страна напрягалась до крайности, и люди ходили с опущенными головами, боясь произнести это великое слово: «Москва». Хотелось как можно скорее попасть на фронт, принять участие в защите столицы. Об отдыхе думать не хотелось, когда решался вопрос - жизнь или смерть. Ждать долго не пришлось: скоро во второй раз получили новые «Яки». Нам часто звонили из Москвы, вызывая скорее на фронт. Задерживала погода. Стояли осенние морозы, видимость - меньше километра. Техника не совсем освоилась с эксплуатацией в зимних условиях... По дороге поступили важные сведения. Наши войска отгоняли немцев, захватывая трофеи. Снова советскими стали города Дмитров, Рогачёв, Клин, Истра. Также немцев двинули от Рязани, Тулы. Такие сообщения вызвали подъём, укрепляли ещё большую уверенность. Мы стремились скорее добраться до Москвы. Много случилось неприятностей, весь полёт происходил в исключительно трудных условиях, два раза производили посадки в ненамеченных пунктах, правда, благополучно. Наконец, последний перелёт... Так я в третий раз прибыл на фронт, в то время, как немецкие войска откатывались назад. 10 января 1942 года приступили в третий раз к выполнению своей боевой задачи. Первый полёт, под Волоколамск, - прикрывать наши войска. Авиация противника не встретила. По дорогам начали двигаться сплошными рядами: наша пехота, конница. На немецкой стороне войск видим мало, как будто всё вымерло. Вместо деревень в некоторых местах стояли выгоревшие квадраты. Дороги всюду усеяны немецкими автомашинами, повозками, часть из них обгорела, на снегу в сторону ветра от обгорелых автомашин чернели полосы. Их было так много, что надоело смотреть. Между этими развалинами или немецким складом автомашин, пушек, танков шли советские бойцы на запад, освобождая русские земли. Иногда мы спускались низко, видно становилось, как они махали руками, очевидно, благодаря нас за прикрытие с воздуха. В свою очередь мы очень благодарны им были за то, что они, невзирая на морозы, освобождают наши земли...». «...Как-то веселее воевать стало, если наши войска двигаются на запад, причём, не просто двигаются, сотнями уничтожают фрицев и много забирают трофеев. - Пожалуй, Гитлера ждёт участь Наполеона. Кажется, ещё хуже. Тот мог гордиться тем, что Москву захватил на время, а этот даже до окраины её не добрёл, - так сказал Аркаша. - Жалко только города и деревни разрушают, гады. Над населением и пленными красноармейцами издеваются, сволочи. Но это им никогда не простят, за всё отплатят зверям! - вздохнувши, проговорил я другу. - Подстреленный зверь всегда огрызается, стараясь сорвать последнюю злобу на всём, что попадается в лапы. - Фашисты хуже зверей. Им всё снится Москва. Гитлеру хочется выпить лишний стаканчик чаю в Кремле. Но, как видишь, дружище, какой он чай получает! Врагу наносили тяжёлые удары, озверелый, он откатился назад. Всё дальше углублялись красные воины на запад. Они вошли в Клин, Волоколамск... освободили Калинин. Мы следовали за наземными частями, получили приказ перебазироваться ближе к линии фронта. Взлетели, взяли курс на запад. Мелькнули окраины Москвы. Прощай, Москва, живи спокойно, мы ещё вернёмся, но вернёмся с Победой...». Максим Гундобин,
курсант военно-патриотического
клуба «Отвага»
