Наживин Иван Фёдорович (25 августа (6 сентября) 1874, Владимирская губерния — 5 апреля 1940, Брюссель) — русский писатель.
Наживин Иван Фёдорович
В селе Буланово Подольской волости, которая расположена в полутора верстах от дер. Луговской, жил большой род Наживиных. Фёдор Миронович Наживин вышел из крестьянства в московское купечество, стал известным в городе человеком, меценатом и попечителем. Родился он около 1836 г., помогал отцу заниматься лесными делами. После 1861 г. он постепенно становится довольно крупным лесопромышленником. С конца 1860-х Фёдор с семьей жил постоянно в Москве, где-то близ Чистых прудов, в собственном каменном доме. В 1870 г. вступил во вторую гильдию Московского купечества, в которой и находился почти все время. В 1889 году в деревне Буланово было открыто училище на средства купца Тарасова. Владимир Михайлович Тарасов вместе с Ф.М. Наживиным построил к первому сентября 1892 г. здание для училища. Сохранилась белая мраморная плита, на ней выгравирован замечательный текст:
«ШКОЛА Родине на пользу. Ученье свет, а неученье тьма, Светом знания да просветится юношество. От Фёдора Мироновича НАЖИВИНА и Владимира Михайловича ТАРАСОВА, уроженцев деревни Буланова. Открыта 1-го сентября 1892 г.»
Школа была прекрасная, такой мог бы гордиться любой уездный город. Светлые классы, хорошая мебель, строго подобранные учителя. В школе их было трое. В Булановскую школу учителем нелегко было попасть, так как Тарасов с Наживиным платили учителям еще «наградные». В Вот что писали «ведомости о церквях Владимирского и Судогодского уездов за 1908 г.»: «Домовая церковь Владимирской Божьей Матери при Булановском народном училище в приходе погоста Борисоглебского построена в 1895 году тщанием и на средства купцов Фёдора Мироновича Наживина и Владимира Михайловича Тарасова. Здание каменное с отдельной деревянной колокольнею». Домовая церковь — эта одна комната на первом этаже в здании школы, а колокольня (деревянный сруб с крышей) высотой три-четыре метра стояла рядом со входом. Эта церковь была приписана к Борисоглебскому приходу. В 1896 году стал Кавалером Императорского ордена Св. Анны третей степени. В 1897 г. представил в Сенат прошение о причислении себя с детьми к Потомственному гражданству. Однако с родной деревней связей не порывал, иногда приезжал погостить к своим родственникам. Василий Иванович Наживин (по линии Ивана Мисеевича) имел собственный двухэтажный дом в Буланово с большим вещевым сараем и лавкой, в которой вместе с женой вели мануфактурную, бакалейную и мучную торговлю. Были они богаты - доход от лавки доходил до 1000 рублей в год. Брат Василия Ивановича - Иван Иванович Наживин в Буланово также имел большой каменный двухэтажный дом, занимался извозом серпов и кос, был весьма зажиточен. См. Род Владимирских купцов Платоновых
Иван Фёдорович Наживин
Иван Фёдорович Наживин родился 6 сентября 1874 г. О месте его рождения существуют разные мнения: это или г. Москва, как указано во многих энциклопедических словарях, или м. Пантюки Владимирского уезда (ныне территория Собинского района Владимирской области), судя по последним сведениям исследователей. Его отец – Фёдор Миронович из д. Буланово Владимирского уезда, мать из крепостных крестьян с. Черкутино.
В 1879 г. у четырехлетнего Ивана умерла мать, и отец решил отправить мальчика в Буланово, где и сам прожил почти три десятка лет, крестьянствуя и занимаясь лесным делом до тех пор, пока не стал московским купцом. Здесь, в большом кирпичном двухэтажном доме, где жили дед Мирон и «строгая бабушка» Марфа Ефимовна, и пролетело четыре, быть может, самых счастливых, солнечных и радостных года скитальческой, тяжёлой жизни писателя.
Находясь в эмиграции, Иван Фёдорович, вспоминая «булановское» детство, написал в своей «Автобиографии»: «Босоногий карапуз, загорелый, как подосиновик, таскал снопы в крестцы, перебивал валы на покосе, ездил в лес за дровами, пас деревенское стадо, ощущая при всём этом безмерную радость». О том времени писатель говорит как об одном из ключевых моментов в своей биографии, который определил всю дальнейшую его жизнь и творчество. В эти несколько лет, проведённых на булановской земле, зарождалась любовь И.Ф. Наживина к России, к её народу, к русской природе. Он писал: «С первых же лет своей жизни я близко узнал и полюбил и народ, и природу; эта любовь сохранилась во мне до сих пор, и я просто не могу себе представить, чем была бы моя жизнь, если бы во мне не было этой животворящей любви».
В восемь лет он пошел в школу, о которой позже вспоминал — «тюрьма».
Наживин учился в реальном училище, но, не окончив его, в течение двух лет занимался, как и отец, торговлей лесом.
Благодаря материальной поддержке отца он с 1892 г. имел возможность подолгу жить за границей, в основном во Франции и Швейцарии, в России бывал наездами.
Свои произведения в 1900-е гг. Наживин подписывал псевдонимом «И. Булановский». Иван вырос в окружении родной природы, в юности был заядлым охотником. Первый его рассказ «Агапыч» был напечатан в начале 1890-х гг. в журнале «Природа и охота»; затем он печатался в «Журнале для всех», «Образование», «Русская мысль», «Русское богатство».
В 1900 году вышел первый сборник его рассказов и очерков «Родные картинки» (М.: Т-во скоропеч. А.А. Левенсон, 1900. — 380 с.), в 1901 году — второй — «Убогая Русь» (М.: Т-во скоропеч. А.А. Левенсон, 1901. — 314 с.), в 1902 — третий — «Перед рассветом» (М.: Типо-лит. «Рус. т-ва печатного и изд. дела», 1902. — 320 с.). Произведения были посвящены жизни русской деревни и написаны в русле идеологии толстовства, со значительным влиянием народничества. В 1901 году, во время приезда в Россию, Наживин встретился с Львом Толстым, долго беседовал с ним, стал переписываться и приезжать к нему. Под влиянием Толстого Наживин стал изучать различные религиозные течения — секты русского раскола и других стран: Индии, Китая, Персии. Результатом стало появление книги «Голоса народов» (Вып. 1. — М.: Типо-лит. т-ва И. Н. Кушнерев и К°, 1908). Положительно оценил Лев Толстой и роман Наживина «…Менэ…Тэкел…Фарес…» (М.: Типо-лит. т-ва И. Н. Кушнерев и К°, 1907. - 526 с.). С 1904 года неоднократно печатался в издательстве «Посредник». После смерти Толстого Наживин выпустил несколько книг о своих встречах с великим писателем (Из жизни Л. Н. Толстого: (С приложением нигде не опубликованных писем Л. Н. Толстого). — М.: Сфинкс, 1911; Воспоминания о Л. Н. Толстом. — 1912); также он создал издательство «Зеленая палочка», которое идентифицировал как толстовское. Будучи настроен против новых политических течений, и апеллируя к ценности непротивления злу, он навлекал на себя яростные нападки М. Горького и других современников. В 1902 году Наживин женился гражданским браком на некрещенной еврейской девушке, студентке Лозаннского университета Анне Ефимовне Зусман, и после окончания ею университета Наживины приехали в Россию. Жили сначала в Полтавской губернии, затем в лесном домике на Волге. Революцию 1905 года Наживин воспринял как предвестие большой катастрофы (его роман этого периода продуманно назван библейскими словами «Менэ… тэкэл… фарес…»). Отношение к ней он выразил так: «Хорошо и то, что на нашу долю выпало счастье застать хоть немного старой Руси», теперь «началось великое нравственное падение русского народа», «вся страна кипела кровью и все гуще наливалась злобой». В это время его жена с дочерью Мариам (Мирой), как не имеющие права жительства были высланы из Москвы. После принятия женой Наживина православия они оформили церковный брак и переехали в Буланово. Через год уехали на Кавказ, где купили участок земли в 3,5 десятины между Новороссийском и Геленджиком. Их дочь умерла в младенчестве; в своих в мемуарах в 1923 году Наживин написал: «Семья у меня была редкая, исключительно удачная семья, но страшный удар, смерть Мируши, точно расколол по всем направлениям эту дорогую вазу». Уже вместе с семьей И.Ф. Наживин жил в Буланово около года: в 1908-1909 г., и с
1916 г. по весну-лето 1918 г. В это время писатель - вполне зрелый человек, со сложившимися образом жизни, взглядами и суждениями. Сложно говорить о причинах, дважды приведших семью Наживина на жительство в Буланово. Помимо таких субъективных причин, как ностальгия, любовь к природе или необходимость сбора материалов для будущих книг, можно найти и объективные. В 1908 г. было стремление уехать из больших городов, где только что отбушевала революционная смута, желание найти землю для хутора и закрепиться на ней. Кроме того, две маленькие дочери писателя нуждались в свежем воздухе, здоровой пище и общении со сверстниками.
В 1911 году начало выходить первое собрание сочинений И. Ф. Наживина; до 1917 года вышли 1 и 4—8 тома. «Моя исповедь», помещенная в 5-й том, привлекла внимание М. Горького, которая признавая, что «Иван Наживин — имя довольно видное в литературе нашей», считал, что «о Наживине не стоило бы говорить, не будь он единицей в тысячах русских людей, изуродованных безобразной нашей жизнью, … отчаявшихся и впавших в крикливый, а потому оглушающий молодое поколение, заразный нигилизм». В 1911 году Наживин опубликовал книги о великом русском писателе: «Дедушка Толстой», «Из жизни Л.Н. Толстого». В собрание сочинений Наживина, вышедшем в Москве (т. 1-8, 1910-1917 гг.), вошли ранние рассказы, 1-я книга автобиографических записок «Моя Исповедь» (1912), романы «Сфинкс», «Белые голуби принцессы Риты» (1913), сборник лирических миниатюр «Вечерние облака. Книга тихого раздумья» (1916), сборник рассказов «Кикимора» (1917). Отметив, что «Иван Наживин – имя довольно видное в литературе нашей», Максим Горький отозвался о «Моей Исповеди» как о книге «на протяжении двух третей скучной, торопливо и небрежно написанной», интеллигенция получила в ней «возмездие в форме различных пинков и плевков». «О Наживине не стоило бы говорить, не будь он единицей в тысячах русских людей, изуродованных безобразной нашей жизнью,...отчаявшихся и впавших в крикливый, а потому оглушающий молодое поколение, заразный нигилизм». До 1917 года писатель выступал против «гнилого правительства», впоследствии свидетельствовал, что много лет стоял «на довольно левых позициях», но уже под впечатлением революции 1905-1907 гг. эволюционировал к более умеренным взглядам, поскольку, как он утверждал, «началось великое нравственное падение русского народа», «вся страна кипела кровью и все гуще наливалась злобой». Нарастание вражды рабочих к предпринимателям отобразил в рассказе «Забастовка» (1906). Октябрьские события 1917 года И.Ф. Наживин встретил враждебно, считая, что началось великое нравственное падение русского народа. Почти весь этот год он жил в родных местах Владимирской губернии, но бывал также и в Москве. Позднее, как очевидец, описал в «Записках о революции» и в романе «Распутин» революционные события 1917 года во Владимирском крае. Иван Фёдорович писал: «Я уехал по делам в Москву. Но не успел я пробыть в Москве трех дней как жена сообщает мне по телефону, что против меня булановцами начато дело по обвинению меня в контрреволюционности!.. Оказалось, что крестьяне приступил и к дяде с требованием или возвратить деревне часть своей усадьбы, или же заплатить за эту часть миру 300 рублей в год. Усадьба и вся – того не стоила, но было приказано «додушить буржуазов» и не свести на этом декрете старых счетов было бы непростительно. Дядя вышел из себя и… закричал на мирских делегатов, грозя им, что вот погодите немного, вам пропишут, а для большего веса прибавил: Иван Фёдорович сказывал, что и двух недель вашим чертовым советам не продержаться… Погодите, сукины дети… Я, между прочим, и в глаза дяди в этот приезд не видал. Хулиганье наше обрадовалось дурацкой выходке, состряпало соответственный приговор и потребовало, чтобы все подписались, и все, даже мои приятели, даже родственники, подписывались: «плачешь, а подписываешь…» – говорили мне потом эти совсем уже оторопевшие, перепуганные люди, которых уже подхватило и несло куда-то течением против их воли. Огромное большинство крестьян уже одумалось, уже испугалось того, что было наделано, но народ как-то обессилел и сопротивления уже не оказывал». Дело в конце концов было улажено – благодаря вмешательству Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича. Осенью 1918 года Наживин выехал на юг России, в январе 1919 года был в Одессе. Участвовал в Белом движении, публиковал пропагандистские брошюры. В 1920 году эвакуировался из Новороссийска в Болгарию. Жил в Югославии (Новый Сад), Австрии, Германии. В Вене возглавлял отдел в издательстве «Детинец». В 1924 году писатель поселился в Бельгии. Свое отношение к событиям 1917 года он выразил в «Записках о революции» (Вена, 1921), оценивая революцию как «банкротство левых деятелей»: «Мы представляли себе нашу роль в истории, как какой-то триумфальный марш по вершинам веков в поучение всем народам. Мы ошиблись. Нам предстоит не светлое торжество победителей, а уныние и позор... и тяжелая работа по исправлению наших страшных ошибок». Его произведение о революции И.А. Бунин назвал талантливой книгой. Вслед за «Записками о революции» Наживин издал автобиографические книги «Накануне: Из моих записок» (Вена, 1923) и «Среди потухших маяков: Из записок беженца» (Берлин, 1922). Раскрывая название последней, Наживин писал: «Наше время... – время крушения утопизма, всякой социальной фантастики. Утопизм рухнул в пучину голода и крови»; большевизм – «это только заключительный аккорд тысячелетнего безумия». «Потухшим маяком» стали для Наживина и надежды на спасительный Запад. «Главный трагизм нашего положения, – писал он, – мы не знаем, что делать, куда идти». В эмиграции писатель создал десятки исторических романов, пытаясь осмыслить истоки событий, свидетелем которых ему довелось быть. Среди сочинений этих лет роман «Распутин», призванный доказать, что в социалистической революции в России виновно бездарное правление Николая II. Эта книга о России 1910-1920 гг. была переведена на европейские языки, оценена многими писателями, в том числе Томасом Манном и Сельмой Лагерлеф. Идеи «народности и православия» И.Ф. Наживин развивал в исторических романах «Распутин» (1923-1924), «Перун. Лесной роман» (1927), «Глаголют стяги… Исторический роман из времен князя Владимира» (1929), «Кремль. Хроника XV – XVII вв.» (1931), причем писатель не избавился в этих произведениях от недостатка, свойственного ему и в ранние годы творчества. Так, писатель В.Г. Короленко писал в 1900 г. о неопубликованном романе Наживина «В царстве всемогущих», что «это материал для небольшого очерка, искусственно растянутый до размеров целого большого романа». И.Ф. Наживин написал также несколько религиозных романов: «Евангелие от Фомы», «Иудей», «Бес, творящий мечту». Наряду с документальной прозой писатель издал большое число беллетристических произведений – повесть «Четверть века спустя» (1922), рассказы для детей «В деревне», сборник рассказов «Перед катастрофой» (1922) и др. В публицистике 1930-х гг. Наживин осуждал промонархистское движение в среде эмиграции. В книге «Национальная слава и национальный позор. О Николае II» (1933) он писал о последнем царе как о личности, «которую хотелось бы вырвать из нашего прошлого», осуждал его как виновника небывалого разорения страны, вызвавшего революцию. Понимая свою бесперспективность пребывания в эмиграции, Иван Фёдорович стал мечтать о возвращении на родину, в 1926 году он через советского консула ходатайствовал о предоставлении ему возможности возвратиться на родину. В 1934 году Наживин с той же просьбой обращался к И.В. Сталину. Вернуться на родину ему не довелось, так как ходатайства не были удовлетворены. В годы эмиграции продолжалось издание собрания сочинений Наживина, начатое в Москве. В 1926-1935 гг. отдельные тома выходили в Париже, Новом Саде, Риге, Тяньцзине (всего 41 том). Умер Иван Фёдорович Наживин в Брюсселе 5 апреля 1940 г.
С его именем связан целый пласт русской национальной культуры. Литературное наследие писателя, десятилетиями хранившееся в «спецхране» Российской государственной библиотеки, в библиотеке Ясной Поляны Тульской области, в архивах и книжных собраниях русского зарубежья ныне частично переиздается в общем потоке возрождающейся литературы русского зарубежья.
Источник: Календарь знаменательных и памятных дат по Владимирской области на 2009 год / Владимир. обл. универс. науч. б-ка им. М. Горького, Отдел краев. библиогр.; сост.: М.П. Попова, Т.Б. Шестернина; ред. Т.Б. Шестернина. – Владимир, 2008.
ЖИЗНЬ И.Ф. НАЖИВИНА В ДЕРЕВНЕ БУЛАНОВО. ИНТЕЛЛИГЕНТ И РОССИЙСКАЯ ДЕРЕВНЯ В НАЧАЛЕ XX ВЕКА
Дмитрий АРТЮХ. Владимир. литературно-художественный и краеведческий сборник. 2008 год
Имя Ивана Фёдоровича Наживина (1874 - 1940), крупного русского писателя, эмигранта, автора более чем девяноста литературных произведений, неразрывно связано с историей Владимирской области и, в первую очередь, с историей деревни Буланово Собинского района, входившей в состав Подольской волости Владимирского уезда. Из нее вышли все предки и родственники писателя по отцовской линии, в ней он и сам немало прожил. Буланово, по сути, стало его подлинной родиной (родился он в Москве), первой школой жизни, первым творцом его мировоззрения. В 1879 году, после смерти матери Вани, отец отправил его, четырехлетнего мальчишку, в свою родную деревню, где сам он прожил без малого тридцать лет, крестьянствуя и занимаясь лесным делом, до тех пор, пока не стал московским купцом. Здесь, в большом кирпичном двухэтажном доме, где жили дед Мирон и «строгая бабушка» Марфа Ефимовна, и пролетело четыре, быть может, самых счастливых, солнечных и радостных года в скитальческой, тяжелой жизни писателя. В 1939 году в своей «Автобиографии» Наживин писал: «Босоногий карапуз, загорелый как подосиновик, таскал снопы в крестцы, перебивал валы на покосе, ездил в лес за дровами, пас деревенское стадо, ощущая при всем этом безмерную радость». О том времени писатель говорит как об одном из решающих моментов в своей биографии, который определил всю дальнейшую его жизнь и творчество. В эти несколько лет, проведенных на булановской земле, зарождалась любовь Наживина к России, к ее народу, к русской природе. Он писал: «С первых же лет своей жизни я близко узнал и полюбил и народ, и природу; эта любовь сохранилась во мне до сих пор, и я просто не могу себе представить, чем была бы моя жизнь, если бы во мне не было этой животворящей любви». Картины булановской жизни занимают большое место в крестьянской теме И.Ф. Наживина, которая была ведущей в его творчестве, он возвращался к ней на протяжении всего своего писательского пути. Образ Буланова, всегда разный и всегда овеянный любовью, сопереживанием, неизменно присутствует во всех его произведениях, где есть места, посвященные Владимирскому краю. Судя по ним, писатель никогда (до эмиграции) не выпускал из вида родную деревню, хорошо знал булановскую историю, жизнь и быт булановцев, которых называл не иначе как «земляками». Писатель был свидетелем булановской жизни в течение почти сорока лет (примерно в 1879 - 1918 гг.), неоднократно приезжал сюда, жил здесь. Это было время значительных изменений во всех сферах общественной жизни российских деревень. Для Буланова эти годы были особенно насыщенными, основательно изменившими облик селения. В деревне, благодаря трудам владимирского купца Владимира Тарасова и отца писателя Фёдора Наживина, открылись школа, больница, церковь, основана пожарная дружина, появились несколько лавок и постоялый двор. Здесь проходили шумные народные гуляния во время праздника иконы Владимирской Божией Матери, проводились публичные чтения, собирались ветеринарные съезды и т.д. Многое из этого нашло отражение в произведениях Наживина. Булановской истории посвящены главы и страницы в таких книгах писателя, как «Распутин», «Записки о революции», «Мужики», «Моя исповедь». Писатель оставил в них и автобиографическую информацию. На ее основе мы рассмотрим поздние периоды жизни Наживина в Буланове: вместе с семьей он жил здесь около года в 1908 - 1909 гг., и с 1916 г. по весну-лето 1918 г. В это время писатель - уже вполне зрелый человек, со сложившимися образом жизни, взглядами и суждениями. Нас будет интересовать проблема его взаимоотношения с дореволюционной и революционной деревней, а именно: его жизнь и деятельность в селении, его восприятие деревенской жизни в разные периоды, его отношение к Буланову и булановцам и их отношение к нему. Общая цель статьи - расширение биографических сведений об Иване Наживине в булановские периоды его жизни, которые до настоящего времени оставались почти не изученными. Сложно говорить о причинах, дважды приведших семью Наживина на жительство в Буланово. Помимо таких субъективных причин, как ностальгия, любовь к природе или необходимость сбора материалов для будущих книг, можно найти и объективные причины. В 1908 году - это было стремление уехать из больших городов, где только что отбушевала революционная смута, желание найти землю для хутора и закрепиться на ней, болезни двух маленьких дочерей писателя, уставших от бесконечных скитаний родителей. Им необходимы были свежий воздух, здоровая пища и общение со сверстниками. Во второй раз Наживиных в деревню из Геленджика привела война. В Буланове всегда было спокойно, жизнь текла размеренно, здесь жили родственники и друзья, наконец, - были тут определенные блага цивилизации. Здесь нельзя было умереть с голода. Все это в сумме и повлияло на решение Наживиных дважды избрать местом жительства деревню Буланово. Оба раза семья писателя жила в каменном двухэтажном наживинском доме, который строил дед Ивана Фёдоровича - Мирон Васильевич. В нем прошло детство самого писателя. Тогда дом был полон народа (около 10-15 человек), а к началу XX века молодежь вся разлетелась, старики умерли, и в доме тихо доживал свой век только дядя писателя - Иван Миронович с женой Аксиньей. Он «прикончил всякое хозяйство», двор у него стоял пустой, усадьба была запущена и дичала. Семья писателя была не так велика: в 1908 г. - 4 человека, в 1917 г. - 5 человек и, конечно, место у дяди им нашлось. Иногда, правда, приходилось ночевать в доме троюродного брата писателя Василия Ивановича, который стоял слева от мироновского (один из таких ночлегов описан в «Записках», когда однажды летом 1918 года, опасаясь белого восстания, Наживин тайно увез детей из Владимира в Буланово). От старожилов мы имеем информацию, что Наживин в мироновском доме не работал, а снимал в какой-то булановской избе комнату, где ему никто не мешал, запирался там и писал. Своего хозяйства Наживины не завели, нужды в деньгах у них не было. По словам тех же старожилов, с Наживиными приезжала в деревню горничная, которая занималась с детьми, выполняла работу по дому. Детям в деревне было хорошо, здесь у них было много друзей, здоровье их постепенно улучшалось. Отец часто гулял с ними по округе, рассказывал сказки, которые сам и сочинял, пел с ними песни, устраивал им праздники, в том числе Новый год с елкой, на который приглашались другие деревенские дети и друзья дочерей. Судя по его книгам, Наживин был человеком наблюдательным, любознательным, общительным. Сразу после приезда он отмечал все изменения, произошедшие в деревне за время его отсутствия, будь то изменения в застройке, в укладе, образовании, в выборе имен для крещения младенцев, пытался найти причины этих процессов. Наживин пристально следил за всем происходящим в деревне, за жизнью людей, помогал им по возможности, любил поговорить с булановцами, никогда при этом не ставя себя выше их. Поэтому и приоткрывались ему самые разные факты из жизни деревни, самые разносторонние их трактовки. Материалов для будущих книг было здесь предостаточно. Интересно проследить отношение Наживина к Буланово и булановцам. Вернее всего будет охарактеризовать его как двойственное. Писатель, бесспорно, любил свою родную деревню, свое пристанище, но, с другой стороны, проникновение в деревню элементов капиталистического уклада, сумбур, разрушение старых традиций, начавшийся процесс раскрестьянивания тяжело переживались Наживиным. После Февральской революции 1917 года добавились бестолковые митинги и болтовня, произвол, хулиганство, нелепые слухи, политические метания. В такой нездоровой атмосфере не работалось и не писалось. Если посмотреть наживинскую библиографию, мы увидим, что ничего капитального им в булановские периоды не написано, да и вообще написано мало. В 1917 году Наживина захлестнули житейские проблемы и общественная жизнь. В это время им было написано всего несколько рассказов для детей. Конечно, Наживин не ожидал найти в Буланове Святую Русь, но столь болезненные перемены отталкивали его от деревни и были одной из причин того, что оба раза он с семьей прожил здесь недолго. В романе «Распутин» распад России в 1910-е годы он рассматривает на разных уровнях: петербургском, московском, владимирском, булановском. Этот распад он прослеживает и в разных слоях общества: при царском дворе, среди дворянства, купечества, мещанства, крестьянства. Буланово в его понимании - это маленькая часть страны, подверженная тем же разрушительным процессам, что и вся огромная Россия. К булановцам отношение писателя тоже было двойственным. Здесь имеет смысл обрисовать круг его деревенских знакомых. Есть люди, которых Наживин упоминает в каждой своей книге, где есть места, посвященные Буланову. Многих из них писатель знал еще с детских лет. В первую очередь, это был его родственник Владимир Михайлович Тарасов, владимирский купец, выходец из Буланова, часто приезжавший в деревню погостить и отдохнуть от общественных дел. Здесь, в основном, благодаря его инициативе, деньгам и участию были выстроены школа, церковь и больница, в которой Тарасову принадлежали две просторные комнаты с изразцовой печью, изящно обставленные. Здесь, а чаще на балконе, откуда было видно все Буланово, а также широкие приклязьменские дали, встречались и долго беседовали Наживин с хозяином. Беседовали о торговых делах, о строительстве, о родственниках, о Льве Толстом, о революции. Были у Наживина в Буланове и старые друзья-приятели. Часто в его произведениях мы встречаем имя Кузьмы Николаевича Кабанова, отставного младшего унтер-офицера 97 Лифляндского полка, старосту деревни. Его огромный каменный пятистенный дом стоял напротив наживинского. Кузьма как расчетливый хозяин вложил в него почти все свои деньги, чтобы шесть его сыновей не извели их на лаковые сапоги и не пропили на чаях. Наживин любил беседовать с Кабановым, неординарные мысли и дела которого так и просились на страницы книг. С его сыном Федькой Кабаном, отменным рассказчиком и фантазером, писатель вместе охотился и сочинял стихи. Часто упоминает Наживин и своего друга детства Фёдора Буянова, неглупого парня, долго служившего в Москве приказчиком, а потом спекулировавшего продуктами. Именно он первым сообщил в Буланово по телефону об отречении царя в марте 1917 года. Другая часть булановцев вызывает у Наживина резкую неприязнь. Это пьяница и дуралей Ванька Керов, недоучки-учителя булановской школы Шипов и Скобенников, хулиган Сережка Майоров, заправлявшие делами деревни после революций, политические взгляды которых менялись в соответствии с ситуацией в стране. Они заламывали шапки набекрень, цепляли красные банты, кричали, что «теперь все наше» и творили произвол. Наживин четко разграничивал трудолюбивых, хозяйственных крестьян, таких как Алексей Бачинин, Иван Иванович Наживин, Кузьма Кабанов, и лодырей, горлопанов, вроде Гришки Голяка, Дарьи Бобылки, Антона Кривого, которых по имени-отчеству никто и не называл. У первых были крепкие хозяйства и достаток, вторые вступили в комитет бедноты и обдумывали, как лишить первых их благополучия. Описывая пребывание Наживина в Буланове, нельзя обойти стороной его участие в общественной жизни деревни и Подольской волости, в которую он очень не хотел вмешиваться, но не получалось, особенно в 1917 году. Часто на завалинке или в школьном классе приходилось ему растолковывать своим темным и политически невежественным землякам, что такое республика, земство, учредительное собрание, выборы, программы политических партий. Толку от этого политпросвета было немного, крестьяне все понимали по-своему - неправильно и комично. Чаше вообще не понимали, а уж новые политические термины — как только они не интерпретировали! Часто булановцы приходили к нему домой за советом: за кого голосовать на выборах в Учредительное собрание, зажигать или нет лампадку накануне праздника 1 Мая и с прочими нуждами. Раза два Наживина приглашали провести митинг в Улыбышеве около волостного правления, приглашали в качестве почетного гостя на выборы, ну, и, само собой разумеется, не раз приходилось ему беседовать с народом в других деревнях округи. Писатель, без сомнения, был в курсе всех происходящих в стране событий: он имел доступ к телефону в булановской больнице, получал газеты, сам писал статьи в «Русские ведомости», не раз ездил в это время во Владимир и Москву. В первый приезд Наживиных в 1908 году общественной деятельностью занималась и жена писателя - Анна. Она «пользовала», то есть лечила больных (больницы в Буланове еще не было). Описанию этой врачебной практики жены писатель посвятил целую главу в «Моей исповеди». Он пишет: «Пришел один больной, за ним другой, третий. Простое и сердечное отношение жены всем понравилось, - ее иначе и не звали, как «фиршалиха Аннушка», или «докторица Аннушка», или лаже просто Аннушка, и народ, буквально повалил со всех сторон, не только из окрестных деревень, но приезжали даже за 20 и больше верст, приезжали с большой фабрики, где были свои врачи и больница (Собинская мануфактура), приезжали даже из города». Посетителей было хоть отбавляй, иногда доходило до 30-40 человек в день. Супруги вынуждены были нанять отдельную избу, назначить часы приема. Однако число тех, кому удалось помочь, было невелико. Медицина в деревенской среде была малоэффективна из-за несоблюдения правил гигиены, плохой пищи, тяжелого труда и отсутствия правильного ухода за больными. Попытаемся в общих чертах обрисовать досуг семьи Наживиных. Большое место здесь будут занимать поездки в гости к родственникам и охота. Родственники и друзья писателя жили во многих деревнях Подольской волости. В Ремнях, что в двух верстах от Буланова, жили Грызовы - родственники жены дяди писателя Ивана Мироновича - Аксиньи Евстигнеевны. Ее сестра - Мария Евстигнеевна, была женой Ефима Ковалева, основателя коняевской фабрики по изготовлению серпов. С Ковалевыми Наживин был очень дружен и частенько заезжал выпить чаю в их роскошный двухэтажный дом в поселке Коняево. В Улыбышеве и Конюшине жили замужем две его тетки - Пелагея Мироновна Попкова и Авдотья Мироновна Трындина. Наживины и Попковы всегда дружили. Богатый улыбышевский крестьянин Яков Попков был крестным отцом писателя. Часто бывал Наживин и в Конюшине, где любил послушать рассказы о приезде в эту деревню в 1878 году писателя Н.Н. Златовратского. От Конюшина было рукой подать до Борисоглебского погоста, где недалеко от стройной белой колокольни Казанской церкви в кованой чугунной ограде были похоронены его любимая бабушка Марфа, дед Мирон, дядя Михаил и почти все остальные предки и родные по отцовской линии. Это место было дорого Наживину, тем более что здесь, в Казанской церкви, в 1867 году венчались его отец и мать. Обозначить все населенные пункты Подольской волости, где бывал Наживин, очень сложно из-за нехватки источников. Назвать всех его знакомых, живших в них, еще сложнее. Наверное, это были учителя, священники, волостное начальство, известные люди, охотники, перевозчики на реке Клязьме, станционные сторожа... К охоте Наживин пристрастился еще с детских лет. Вблизи Буланова, в отрогах мещерских лесов, всегда в изобилии водились всякие звери и птицы, так что даже владимирские охотники считали за честь поохотиться в этих местах. В «Распутине», в главе «Весна», Наживин ярко и трепетно описывает походы за добычей в булановские леса Евгения Громова - главного героя романа, прототипом которого был сам Иван Фёдорович. Как и Громов, писатель весной, до рассвета или на вечерней заре, шел к своим любимым местам, стрелял из тяжелого «Франкотта» уток, тетеревов, бекасов, наслаждался оживающей, ликующей природой. После охоты он часто оставался на ночлег у друзей в Вошилове или Раменье, где спал в сенном сарае, укрывшись теплым халатом. Или осенью бродил он по желтеющим лесам с собакой, чтобы где-нибудь около глухого болота, в тальнике, спугнуть юркого чирка и, подстрелив, прицепить его к поясу. Как отрадно было безумно тосковавшему на чужбине Наживину вновь, хотя бы и мысленно, пройтись по знакомым с детства диким лесным охотничьим местам, каждое из которых было мило по-своему. В «Распутине» он вспоминает Исихру - большое лесное озеро с чистейшей водой, очень глубокое, которое до сих пор славится своей красотой, обилием рыбы и дичи в его окрестностях. Вспоминает и реку Бужу с темной торфяной водой и ленивым течением. Вспоминает лес Ужбол - могучий строевой сосняк. Границы его определить сложно, но, вероятно, так назывался весь лесной массив, который лежит в бассейне реки Ужбы - притоке реки Поль. В этих местах и сейчас много всякой дичи. Не раз встречается на страницах «Распутина» трогательное описание Заячьего Ключика. Представьте среди леса поляну, в центре которой в густом мху журчит веселый ручеек с чистейшей водой, из которого так приятно утолить жажду летней порою охотнику, прошагавшему по лесной глуши не одну версту. Специально для этого заботливые руки мастерили здесь берестяной ковшик, который всегда лежал рядом. Чуть поодаль начиналось небольшое болотце, которое тоже носило название Заячьего Ключика. Наживин очень любил это место и хотел разбить здесь для себя и семьи хутор: поставить дом, посадить сад, огород, соорудить пчельник, сделать пруд и жить спокойно и неторопливо вдали от тревог бушующего мира... Не сбылось! Скажем еще несколько слов об отношении земляков к писателю. Представители рода Наживиных в XIX веке вообще пользовались авторитетом у булановцев и жителей Подольской волости, о чем свидетельствует выдвижение некоторых из них в церковный совет Борисоглебского погоста, в волостное правление и другие факты. Они знали грамоту, были смышлеными, честными, трудолюбивыми. Эти качества и позволили им «нажиться» (отсюда и фамилия) и купить лес на горе около Буланова. Отец писателя очень преуспел в лесном деле. Местные мужики, работавшие у Фёдора Мироновича, всегда вспоминали его добрым словом. Уважали и самого Ивана Фёдоровича. Булановцы, да и многие жители волости, знали о его литературном творчестве, некоторые даже читали его книги (в библиотеке булановской школы были «Убогая Русь», «Белые голуби принцессы Риты» и другие его произведения). Знали и о его дружбе с Л.Н. Толстым, что, правда, породило слухи о том, что Наживин - «нехристь» и богохульник. Булановцы, многие из которых помнили Наживина еще мальчишкой, не только уважали, но и гордились своим именитым земляком, любили его. Мы уже упоминали о том, как деревенские приходили к «Фёдорычу» со своими нуждами и общественными делами. Иной раз свои речи они начинали так: «Ты хоша и превзошел, но все же свой нам, булановский, нас, земляков, знаешь, не обманешь, мы тебе верим». Ситуация изменилась после Февральской революции 1917 года, когда в их отношения вмешалась политика. Наживин всячески отговаривал булановцев от произвола и жестокости, промонархистски настроенным не нравились «левые» позиции писателя, кто-то обвинял его в том, что он тайный черносотенец и т.д. После Октябрьской революции писателя и всех его родственников записали в «буржуи», «вчерашние приятели и приятельницы при встрече сторонились, не кланялись, глядели волком». Все это в итоге привело к тому, что в марте 1918 года семья Наживиных переехала во Владимир, а имя Наживина на 70 лет было официально вычеркнуто из булановской истории. Нет, память не умирала. Еще в 1980-х и в начале 1990-х годов в Буланове были живы старики, которые помнили писателя, которые сбивчиво и путано, а иногда и очень точно рассказали бы детали из жизни Наживина в их деревне. Описали бы они и характеры членов его семьи. Самого писателя они запомнили как человека умного, несколько замкнутого, задумчивого. Анну Наживину характеризовали как женщину общительную, веселую, очень милую. Осталась в памяти ее врачебная практика и то, как она, например, приходила к родственнику писателя и бескорыстно учила его маленьких детей. Рассказали бы они и о том, как в Буланово к Наживину приезжал Лев Толстой - бородатый, солидный старик, по-видимому, очень умный. На самом деле это был некий Досев - друг Толстого и Наживина. Об этом путешествии Досева сохранилось свидетельство в дневниках секретаря Л.Н. Толстого Душана Маковецкого. Народная память сохранила это необычное для деревни событие, но, не слыхав никогда и ничего о Досеве, перекрестила его в «дедушку Толстого», имя которого знали все. Память не должна умирать. С 1990-х годов имя Ивана Фёдоровича Наживина постепенно начинает возвращаться в Россию, на Владимирскую землю, в Буланово. Многое изменилось в деревне с той поры, когда он покидал ее в 1918 году. Нет большей части стоявших тогда домов, не осталось в живых никого из его знакомых, булановские поля превратились в дачный поселок или заросли. Но по-прежнему здесь стоит мироновский дом Наживиных, по-прежнему вдали, на Оленьей горе, высится стройная Владимирская церковь, по-прежнему в Буланове и его округе живут Наживины - дальние родственники писателя. По-прежнему, беседуя, местные жители нет-нет, да и заведут разговор о Наживине, о его судьбе и о его связи с булановскими краями. Так и должно быть, ведь этот человек - часть истории наших мест. Здесь его родина, - первая и, может быть, самая большая любовь. Недаром он хотел быть похороненным здесь, на тихом кладбище подле булановской церкви. Возможно, пора поднять вопрос о переносе останков писателя из Бельгии в Россию. Однако сейчас более важным представляется возвращение на родину его имени и его произведений. Данная статья - один из шагов в этом направлении.
ДОЛГОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ
Имя Ивана Фёдоровича Наживина, вольного русского писателя начинает возрождаться, возвращаться к нам из забвения. Анафеме его у нас в стране предали большевики в 20-х годах минувшего столетия. С середины 30-х годов замалчивать о нем стали и в русской эмиграции. Писатель Иван Наживин оказался в изоляции от читателей, и длилась она почти шестьдесят лет. Лишь в начале ушедших девяностых годов у нас в России экземпляры его книг вынули из «спецхранилищ» и начали переиздавать... Вот такая необычная судьба у писателя, нашего земляка, известного европейского имени двадцатых-тридцатых годов XX века. Чем больше перелистываешь страницы его книг и вчитываешься в наживинские строки, тем более проникаешься к писателю симпатией и убеждаешься – какой самостоятельный художественный и духовный взгляд на русскую историю был от нас на долгий период закрыт. Будучи свободным и независимым от каких-либо политических партий и течений наш писатель-земляк переживал за свою державу. Многое о чем с пронзительной болью писал Иван Фёдорович Наживин в начале минувшего века актуально в России и в наши дни: «Торжествующая демократия засыпает миллионами полуголых и совсем голых кинозвезд, боксеров, футболистов, автомобилистов и идиотских «мисс красоты» - точнее, наглости и бесстыдства. Серьезная книга гибнет везде. Верх берет сыщицкий роман, которым упивается демократия, или роман похабный...». Или «в детском и юношеском воспитании на первое место мы должны выдвигать не тех, кто ловчее освистывает Россию, а тех, кто, раскрывая тихую красоту ее, учит нас любить, и, ценя других, все же ставит ее, как немец Германию, превыше всех...». О месте его рождения, как сообщает нам владимирская энциклопедия, существуют две версии. По первой будущий писатель появился на свет 6 сентября 1874 года (по новому, стилю) в д. Пантюги, ныне Собинского района. По другой - он родился в Москве, но в самом раннем возрасте был отправлен к дедушке и бабушке в д. Буланово. Предпочтенье нужно отдать второй версии, ибо недавно обнаружена запись о крещении Ивана Наживина 27 августа 1874 года (по старому стилю) в Никольской церкви в Москве. В ней именуются и его родители: отец - временный купец второй гильдии Фёдор Миронович Наживин и мать Прасковья Семеновна. В судьбе Ивана Фёдоровича все необычно и неоднозначно. Его родителями были крестьяне, причем мать Прасковья Семеновна, уроженка д. Елесеево Черкутинской волости из бывших крепостных князей Салтыковых, а отец - Фёдор Миронович, из свободных государственных крестьян д. Буланово. Эту деревню писатель считал своим «родовым гнездом». Он рано, в четыре года лишился матери, его растили в основном дед Мирон Васильевич и бабушка Марфа Ефимовна. Иван был не единственным сыном. Детей Прасковья Семеновна нарожала немало, но выжили не все. Моложе Ивана были Софья (1876) и Елена (1878), которые также были крещены в той же московской церкви. В 1879 году умерла их мама, Ваню отец решил отправить в свою деревню Буланово, где сам прожил почти три десятка лет. Вот что, находясь в эмиграции незадолго до смерти в своей «Автобиографии» Иван Фёдорович, вспоминая булановское детство, написал: «Босоногий карапуз, загорелый как подосиновик таскал снопы в крестцы, перебивал валы на покосе, ездил в лес за дровами, пас деревенское стадо, ощущая при всем этом безмерную радость». Учеба в средней школе у Вани Наживина не заладилась. Вот как он сам позднее в своей книге «Моя исповедь» поведает своим читателям об этом: «Протерпев почти семь лет сумасшедший, безумный режим школы, я забыл весь мертвый хлам, стал учиться сам, и все, что я теперь знаю, я уже приобрел не только без помощи школы, но даже вопреки ей». Фёдор Миронович, конечно, хотел, чтобы его сын Ваня пошел по его стопам, но и тут сын заартачился... Иван Фёдорович вспоминал: «Занялся отцовским делом - торговлей лесом, но чуть не задохнулся в деловой атмосфере, заболел нервным расстройством и бросил все». Его со школьной скамьи тянуло к сочинительству. Отец занимался успешно не только торговлей лесом, по позднее и строительством домов в Москве, а также прокладывал железные дороги на Юго-востоке России. Иван Наживин стал публиковаться с 18 лет, первый его рассказ «Агапыч» в 1890 году вышел в журнале «Природа и охота». Ему также предоставили свои страницы в те годы престижные журналы: «Русская мысль», «Образование», «Русское богатство», «Журнал для всех». Заметив в сыне литературные способности Фёдор Миронович не пожалел на Ваню денег, отправил его учиться за границу. Ваня стал слушать лекции в университетах Европы, продолжал усердно заниматься литературным трудом. Первый сборник рассказов и очерков «Родные картинки» выходит у Ивана Наживина в Москве уже в 1900 году, а в последующие два года молодой писатель выпускает книги: «Убогая Русь» и «Перед рассветом». Книги Наживина выходят в сериях «Библиотека для всех», «Посредник». В них он рассказывает о жизни бедных слоев общества. Произведения и отдельные издания И. Наживина подвергаются цензурным запретам. Например, сборник «Дешевые люди» (1903) был запрещен к продаже за критическое отношение к российской действительности: «Все в России ему кажется уродливым, диким и скверным, и само наше отечество представляется ему грязным болотом» (из доклада цензора С.И. Соколова). Книгу «Среди могил» по особому Постановлению предлагалось изъять из обращения «из-за. резкого отрицательного отношения автора к политическому и общественному строю европейских стран»... Большое влияние на него оказало знакомство и встречи с Львом Николаевичем Толстым, начавшиеся 1 сентября 1901 года. Великий писатель проявил интерес к Ивану Наживину, подолгу с ним беседовал, отвечал на его письма, в том числе высказывал мнения о творчестве своего молодого коллеги. Например, в письме от 12 сентября 1907 года Л.Н. Толстой писал И. Наживину: «Очень радуюсь вашей книге. Я прочел первый выпуск и очень оценил его. Это большое, важное и прекрасное дело, такие книги...». И в следующем письме (от 9 марта 1908): «Сейчас дочел вашу прекрасную книгу «Голоса народов» и хочется сказать вам спасибо за нее. Вся книга прекрасна...». Положительно оценил Лев Николаевич и первый роман И. Наживина «Менэ... Тэкэл... Фарес...», о судьбе русского интеллигента. Лев Толстой писал: «Про роман ваш нельзя, как вы пишите, сказать два-три слова, в особенности в письме. Увидимся - поговорим. Скажу только, что желал бы, чтоб его побольше людей читало... (24 сентября 1907 г.). Воспоминание Ивана Фёдоровича о своем наставнике Льве Толстом в жанре романа «Душа Толстого» (Неопалимая купина) переиздано в 2003 году московским издательством ИТРК и редакцией журнала «XXI Век». Отмечая положительное в творчестве Наживина тех лет Лев Николаевич отмечал «погрешности против русского языка», ему Иван Наживин «показался умным человеком, но узким по сектантски, поразил слепой ненавистью ко всему, что не сходит с его мировоззрением». Совсем иные отношения выстроились у Ивана Наживина с другим русским классиком А.М. Горьким. Их столкнули лбами полярные оценки революционных потрясений 1905 года. Иван Наживин писал, что «с событий первой русской революции началось великое нравственное падение русского народа», что «вся страна кипела кровью и все гуще наливалась злобой...». Горький, вынуждено признавая, что «Иван Наживин - имя довольно видное в литературе нашей», обрушился с критикой на «явно не пролетарского писателя» (журнал «Современник» 11, 1907 г.). О книге «Моя исповедь» (1912), где Иван Фёдорович пытался поведать читателям «о своей внутренней жизни», Горький писал: «В книге истерически крикливо рассказывается автором оригинальная мысль: «реформе общественной должна предшествовать реформа личности», оживляя эту покойницу доказательствами от себя Наживин с откровенностью сектанта говорит: «Долг гражданина не имеет для меня никакого значения, долг человека - задача жизни» («Издалека», Современник, 1912 г. № 11). В те годы Иван Фёдорович, несколько раз менял свое место жительства из-за гражданской жены-еврейки Анны Ефимовны Зусман. С ней он познакомился в Швейцарии, когда она была еще студенткой Лозаннского университета. Анну Ефимовну преследовали в России за нарушения закона оседлости. В конце концов, они обвенчались, после того, как она приняла православие. Случилось это в 1908 году после шести лет их совместной жизни. В этом же году супруги из Финляндии переселились «в родовое гнездо» мужа с. Буланово. Селом Буланово стало именоваться, когда его отец вместе с купцом Владимиром Михайловичем Тарасовым возвели здесь кирпичную церковь в 1895 году, вначале с деревянной звонницей, а затем позднее выстроили храм с высокой каменной колокольней в честь иконы Владимирской Божьей Матери. Новый красавец-храм строился в древнем византийско-русском стиле и выделялся своим кирпичным узорочьем. Он был освящен в 1911 году. Еще ранее эти два богатых односельчанина построили в родном Буланове каменную школу (1892). Они приплачивали
трем учителям за каждого выпускника (учились бесплатно 5 лет) по 10 рублей. Деньги учителя получали в Москве у Ф.М. Наживина. Их обычно оставляли на три дня и водили по театрам. Прожив на Владимирской земле год, семья И.Ф. Наживина уехала на Кавказ. На берегу моря между Новороссийском и Геленджиком он приобрел землю и построил свой дом. Стал владельцем хутора. Октябрьский переворот 1917 года Иван Фёдорович встретил враждебно. Свое отношение к нему он высказал в книжных мемуарах «Записки о революции», «Из записок беженца», «Среди потухших маяков» и других. В них выражена его позиция к событиям 1917 года. В них Иван Фёдорович усматривал причину всех бед России не только в кознях большевиков, и в слабости царского правления, а больше всего в позиции общественных умов: «Мы представляли себе нашу роль в истории, как какой-то триумфальный марш по вершинам веков в поучение всем народам. Мы ошиблись. Нам предстоит не светлое торжество победителей, а уныние и позор». Летом 1918 после двух булановских лет сельской жизни, несмотря на выданную ему большевиками Охранную Грамоту, писатель с женой и детьми перебрался на юг, где примкнул к белому движению. Иван Наживин стал публиковать статьи и брошюры против большевизма, принимая участие, как и Иван Бунин в работе белогвардейского Отдела агитации и пропаганды при Особом Совещании. Писатель активно сотрудничал с газетами: «Жизнь», «Заря России» (Ростов-на-Дону), «Великая Россия» (Екатеринодар), «Южное слово» (Одесса) и другие. Отдельными брошюрами он издал в Ростове-на-Дону, очерки с изложением своих взглядов в период Гражданской войны: «Что нужно знать солдату». «Что же нам делать?» (1919), «Война деревни с городом» (1920). В этом же году в рижской газете был опубликован фельетон И. Наживина фантастический по жанру. Его можно смело причислить к зачинателям русской фантастики. В нем он описал будущее России в 1927 году, где в Москве сбита наполовину колокольня Ивана Великого, а от храма Христа Спасителя остались лишь руины... В 1920 году вместе с отступающими частями русской Добровольческой армии Наживины отплыли из Новороссийска в Болгарию, затем они живут в Югославии, Австрии, Германии, а с 1924 года оседают в Бельгии. В СССР не пропускают мимо наживинские публикации за рубежом. В ряде влиятельных журналов того времени появляются встречные статьи, в них писатель Иван Наживин объявляется классовым врагом. Его книги запрещаются, изымаются, имя писателя-эмигранта становится упоминать опасным, хотя сам Ленин проявлял к нему постоянный интерес. Об этом свидетельствует девять наживинских книг и брошюр в личной кремлевской библиотеке вождя, несколько библиографических справочников, в которых Владимир Ильич поставил множество пометок против фамилии Наживина, также известна просьба Ленина: достать ему только что вышедшие в Вене (1921) «Записки о революции» И.Ф. Наживина. Читал Ленин и публикации писателя-эмигранта о Л.Н. Толстом... Если в красной России все делалось, чтобы предать забвению имя Наживина, то в Европе наоборот его известность возрастала с каждым годом, особенно после выхода романа «Распутин» (1923 год). Роман печатается на английском, чешском, немецком и других языках. «Распутина» печатают в США. О нем высоко отзывается Томас Манн. Вот строки из личного его письма И.Ф. Наживину: «Ваш «Распутин» - монументальное произведение и был для меня во всех отношениях - в историческом, культурном и литературном - большим откровением». Датский критик Браклус сравнил наживинского «Распутина» с «Войной и миром» Льва Толстого. В романе «Распутин» немало страниц посвящено описанию жизни во Владимире и его окрестностях. Интересно было читать о пребывании Распутина в губернском городе, о ситуации на селе в начале двадцатого века, где одна из деревень в романе называется «Растащиха»... Все это очень напоминает сегодняшнее положение дел. Вскоре исторические темы произведений занимают главенствующее место в творчестве И.Ф. Наживина. Романы русского писателя: «Глаголют стяги...» - из времен Владимира Красное Солнышко, «Бес, творящий мечту» - о временах Батыя, «Кремль... Хроника» - об эпохе Ивана III, «Казаки» - о восстании Степана Разина печатаются в Китае, Латвии, Германии, Франции, Бельгии, Югославии и других странах. Иван Наживин творит, не покладая рук. Из-под его пера выходят исторические полотна: «Иисус Христос Царь Иудейский» - трилогия о жизни Христа и его учеников, роман «Софисты» - из времен Сократа, «Расцветший в ночи лотос» - из жизни библейского Моисея, «Во дни Пушкина» - трехтомник (переиздан в 1999 году), трехтомный роман «Священная весна», еще один трехтомник «Мужики» - лишь один раз издался в Китае на русском языке в 1937 году, а также фантастические, приключенческие книги: «Остров блаженных», «Собачья республика», «Во мгле грядущего...», произведения о любви (например, романы «Милые тени», «Женщины»). К научным изданиям можно отнести его книгу «Голоса народов» (1908), где он пишет: «Любовь есть закон жизни, и исполнение этого закона дает человеку бесконечную радость, ничем неотъемлемое благо и, сливая его в любви со всем сущим и с источником всего сущего, Богом, в одно, делает его жизнь вечной». В «Голосах пародов» Иван Наживин исследовал общее, объединяющее Будду, Лао-Цзы, Моисея, Христа, Зороастра и египетских мудрецов... Наш земляк в 1935 году в Китае на русском языке издал свое собрание сочинений из 40 томов. Это, бесспорно, титанический труд. В тридцатые годы Иван Фёдорович из-за своей позиции по монархическому движению, трактовке причин возникновения 1917 года, а также присущей ему прямоте и резкости в суждениях размежевался с лидерами эмиграции. Также, к сожалению, он поссорился со своим литературным собратом по изгнанию Иваном Буниным, который назвал талантливым произведением наживинские «Записки о революции». Наживин же довольно грубо высказался в адрес Ивана Алексеевича при присуждении тому Нобелевской премии, считая Бунина «писателем вчерашнего дня» и не достойным такой высокой награды... Можно предположить, что Иван Фёдорович в те годы сам рассчитывал на получение этой премии. В конце жизни Иван Фёдорович как барометр ощущая приближение фашизма, пытался получить добро на возвращение в СССР. В обращении «К моим читателям» (1936) Иван Наживин признается, что он изменил свое отношение к советской власти и отказывается от «Записок о революции», выражал желание жить в своей стране. Иван Фёдорович писал: «Над Булановым есть высокий холм, поросший душистыми соснами, «Пантюки». Вид оттуда верст на двадцать пять. Воздух райский, вокруг лесная пустыня. Дороги непролазные... Внизу Клязьма и ее заливные луга, солнечную радость которых я помню с детских лет. Летом вокруг по лесам целые полки боровиков, а от запаха земляники на припеке блаженно кружится голова. На этих вот Пантюках я и присматривался все поставить домик из сосны, а вокруг все засадил бы яблонями, липами, сиренью. И там, в полной тишине и одиночестве - дети разлетаются за блуждающими огоньками обманного болота людского - и доживал бы свои дни. Могила же мне давно уже приготовлена на Булановском кладбище, на высокой Оленьей горе, в песочке, среди моих немудрящих земляков...». Но руководители СССР не пошли навстречу писателю, оставили обращение его без ответа. Иван Наживин так и умер эмигрантом на чужбине, в Брюсселе 5 апреля 1940 года и предположительно захоронен на кладбище в секторе для бедняков, и четырех километрах от железнодорожного вокзала. И все же наш незаурядный земляк Иван Наживин вернулся в Россию, вернулся своими книгами. В некоторых из них, например, в трилогии «Мужики» мы сможем прочесть немало страниц о жизни в начале минувшего века на берегах Клязьмы - близких и родных ему местах. Тепло Иван Фёдорович вспоминал о своих земляках в «Мужиках»: «Есть в серединной России, в древней Окшинской (Владимирской) земле холмистая и лесистая местность, которая исстари Баглачевым зовется. Глубокой стариной дышит этот красивый русский край». И далее владимирец Борис, будучи в США, сравнивая американских фермеров со своими земляками, рассуждает: «Ты вот наш народ окшанский знаешь: и озорники, и охальники, и жулики, а есть ли вот на все Баглачево хоть один самый бедняцкий дом, где бы странного человека ночевать не пустили, хлебца ему Христа ради не подали?.. Нет, до такого разбоя мы, слава те, Господи еще не дожили». Прежде чем написать о Наживине, я прочел его дневники, автобиографическую книгу «Моя исповедь», два десятка романов, потратив на это более года (читал только одного Наживина). Но не жалею об этом, ибо читая Ивана Наживина, лучше узнаешь Россию, историю христианства, Пушкина и многое другое, о чем прежде даже и не подозревал. И, конечно, несколько раз я побывал в его родовом селе Буланово, восхищался красотой окрестных мест, пил в жаркий полдень спасительную ключевую воду из колодца за лесной околицей села, у которого всякий раз я заставал очередь с бидонами и канистрами... Первый раз со старшим сыном Дмитрием я отправился в Буланово, в солнечный, с легким морозцем, чудесный день. Булановские дома утопали в снегу, но единственная уличная дорога была расчищена. Дом в два этажа из красного кирпича, построенный еще отцом писателя сразу же привлекал взгляд своей основательностью. Тропинка к дому была не истоптана, на дверях висел замок. Но соседи были дома. Нас гостеприимно приняла Клавдия Игнатьевна – 83-летняя пенсионерка. Ее фамилия нас приятно удивила, ибо была Наживина. Она родом из соседней деревни Запрудье, а в Буланове поселилась, когда вышла замуж за однофамильца писателя. С тех пор Клавдия Игнатьевна живет здесь безвыездно на краю села, у самого леса. Она в разговоре с нами утверждала, что раньше, еще до войны изб в селе было вдвое больше. В наживинском доме после войны долгое время жили три сестры Ольга, Клавдия и Антонина. Но все они давно разъехались. Второй этаж немало лет занимала контора колхоза, название которого не раз менялось. Последней в доме проживала колхозный ветврач Р.З. Бахирева. Сейчас здесь новые хозяева. Они сделали капитальный ремонт старинного дома, который теперь не узнать... Церковь и школа, построенные Ф.М. Наживиным и В.М. Тарасовым, в наши дни отделены от села каменным забором и охраной известного научно-исследовательского института «Радуга». В 2005 году состоялись первые наживинские чтения. В Буланове и Асерхове побывала группа владимирских писателей, корреспонденты областных газет, Владимирского радио и телевидения. Есть надежда, что в будущем на малой родине Ивана Наживина появится музей, а может быть даже, когда-нибудь отыщется могила писателя и прах Ивана Фёдоровича будет перенесен из бельгийской земли - в нашу российскую, в его родную, булановскую.
