Рассказы из истории Христианской Церкви (для детей старшего возраста)
БЕДСТВИЯ ЦЕРКВИ ПРИ ЮЛИАНЕ ОТСТУПНИКЕ
Со смертью Констанция кончилась на время власть ариан; но новое испытание постигло Церковь — неожиданное гонение от язычников. Оно, впрочем, продолжалось недолго и лишь указало, как крепко утвердилась христианская вера и как тщетны и безумны были бы все попытки оживить умирающее язычество.
После Константина Великого сродники царствующего дома были умерщвлены воинами; в живых остались только два малолетние племянника Константина, Галл и Юлиан, спасенные Марком, епископом Арефузским, который скрыл их в церкви. По повелению Констанция молодые князья воспитывались под надзором христианских наставников, в замке Каппадокийской области. Оказывали им почтение, но держали их почти в неволе. Они приняли святое крещение и были впоследствии поставлены чтецами в церкви. Заставляли их строго соблюдать все обряды христианского закона; они постились, посещали гробницы мучеников, делали пожертвования в пользу храмов, сами заложили церковь во имя святого мученика Маманта; но, требуя от них исполнения внешних обрядов, не сумели внушить им любви к Господу и к Его закону. Арианские наставники их не отличались христианскими добродетелями. Недобросовестность их, распри и раздоры в Церкви, несправедливые и жестокие поступки Констанция — все это представляло христиан в очень невыгодном свете в глазах молодых князей. Младший из них, Юлиан, с ранних лет возненавидел христианскую веру.
Когда Галл достиг совершеннолетия, то Констанций поручил ему управлять Сирией; но Галл, неспособный, слабый и жестокий, возбудил общую к себе ненависть и был тайно казнен. Юлиан для довершения образования посещал Грецию и некоторые области Малой Азии. Там он сблизился с приверженцами язычества, которых было еще много, и предался с восторгом изучению языческого богопочитания и неоплатонической философии. В этой науке странно сливались с древними философскими системами Греции восточные учения, суеверия магов и волхвов, и некоторые правила христианской нравственности. Юлиан окружил себя жрецами, гадателями, и они вскоре совершенно овладели им. Они старались подстрекать его любопытство и пленять его воображение, облекая учение свое какою-то таинственностью и только постепенно, шаг за шагом, раскрывая пред ним смысл и значение обрядов своих; они льстили его честолюбию, предрекая ему величие и славу. Юлиан отдался им совершенно; он отрекся от крещения, совершив над собою языческий обряд очищения через окропление жертвенною кровью, и был торжественно, хотя тайно, принят в число служителей богов. Юлиан не смел прямо объявить себя язычником, и необходимость притворяться и скрывать свои истинные чувства и убеждения еще более усилила в нем ненависть к христианской вере. Двадцати двух лет он был послан в Афины; там он посещал то самое училище, где в то время учились Василий и Григорий. Пребывание в языческом городе и вообще языческое направление, господствовавшее в Афинах, не поколебали твердой веры христианских юношей; напротив, они только сознательнее уяснили себе цель, к которой должны стремиться, и в борьбе с противоположным направлением окрепли для служения Богу. Юлиан же был окончательно привлечен к язычеству.
По некотором времени императрица Евсевия, покровительствовавшая Юлиану, убедила Констанция дать ему звание кесаря и послать его в Галлию. Юлиан отличился мужеством, одержал несколько побед над дикими германскими племенами, приобрел любовь войска, и через несколько времени был провозглашен императором полками своими. Констанций не утвердил этого избрания; но внезапно умер, в 361 году. Юлиан вступил на престол как единственная отрасль дома Константина и уже избранный армией.
Языческая партия обрадовалась, ожила; и действительно, очень скоро оказалось, что она приобрела сильного и ревностного покровителя. Ниспровержение христианства и восстановление язычества — сделались главной целью Юлиана. Он тотчас же объявил себя почитателем богов Греции и Рима, велел во всех городах открыть языческие капища и, где они были разрушены христианами, построить новые за счет христиан. Он сам принимал деятельное участие во всех языческих торжествах и говорил, что звание верховного жреца для него почетнее и драгоценнее, нежели самый титул императора. Хотя человек образованный, ученый, он был суеверен до крайности, верил всяким гаданиям и заклинаниям, старался узнать будущее по внутренности жертвуемых животных; считал за великую честь принимать какое бы то ни было участие в языческих обрядах; своими руками заколоть жертву, принести дрова, развести огонь. Он вставал ночью, чтобы совершить молитву идолам, начинал день жертвоприношением в честь солнца; возобновлял древние, почти забытые обряды, оказывая равное уважение богам Греции, Древнего Рима и Востока. Царский дворец, царские сады наполнились кумирами богов; палаты царские стали походить на языческие капища; везде курился фимиам, везде воздвигались алтари, совершались жертвоприношения. Языческая партия в Риме с восторгом приветствовала новое царствование; языческие софисты и витии поспешили к царскому двору, где вскоре заняли почетные места; все те, которые только из личных выгод исповедовали христианскую веру в прежние царствования, поспешили заявить свою всегдашнюю приверженность к древнему богопочитанию, в надежде привлечь этим царскую милость.
Юлиан понимал, однако, что язычество не может иметь силы, если не преобразуется и не очистится. Христианский закон явил миру образец нравственной чистоты, которая внушала уважение и удивление даже неверующим; после этого безнравственность язычества должна была неприятно поражать лучших людей между язычниками. И вот Юлиан задумал преобразовать язычество по образцу нравственного закона христиан. Он запретит жрецам являться на публичные увеселения; требовал, чтобы они вели жизнь чистую и воздержанную, предлагали народу нравственные поучения; он велел устраивать при капищах странноприимные дома и больницы, на содержание которых выдавал деньги; «стыдно нам,— говорил он,— что галилеяне (так звал он христиан) содержат не только своих бедных, но еще и наших».
Стараясь таким образом очистить и возвысить язычество, Юлиан в то же время действовал против христиан самыми хитрыми мерами. Явного гонения он не возбуждал, и даже объявил, что каждый из его подданных свободен поклоняться тому божеству, которое считает истинным; с самого начала своего царствования он вызвал из ссылки всех изгнанных; но это было с тайною надеждою, что они распрями своими помогут ему. Он всячески старался унизить христиан, лишить их средств к образованию, ограничить круг их деятельности. Он запретил им иметь училища, говоря, что для них достаточно изучать Евангелие; он отнимал у христианских церквей средства помогать бедным и обращал их богатства в пользу капищ; он лишил христиан прав, дарованных им в прежние царствования, и запретил им занимать гражданские должности; да и доступ в суды, в присутственные места затруднился для христиан, ибо все публичные здания были вновь поставлены под покровительство богов, и у входа их стояли идолы.
Но этим еще не ограничилось. Достаточно было язычникам узнать о ненависти царя к христианам, чтобы во многих городах начались гонения и насилия. В Газе, Аскалоне, Иераполе язычники предавали христиан страшным истязаниям; в других местах грабили и разоряли христианские храмы и кладбища, и все это совершалось безнаказанно. Христианские городские начальники были заменяемы язычниками, которые потворствовали таким действиям и получали потом от Юлиана легкие выговоры и тайные награды. Да и сами указы царя подавали повод к гонениям. Велено было строить языческие капища на счет христиан, разрушивших их. В Арефузе потребовали на то денег от престарелого епископа Марка, того самого, который некогда спас Юлиана от смерти. Епископ отвечал, что не имеет денег, но если бы и имел, то не дал бы их на сооружение идольского капища. Знали, что он действительно беден; и власти городские, постепенно уменьшая свои требования, готовы были довольствоваться самою малою суммою, которую Марк мог заплатить; но епископу дело было не в деньгах; он готов был скорее умереть, чем дать что-либо на капище. Язычники с яростью бросились на него; стали его бить, влачить по улицам и замучили до полусмерти, но не победили его твердости. Два юноши во Фригии, Амасийский епископ Василий и множество церковнослужителей скончались мученической смертью. Гонители проникли даже в пустыни, и несколько отшельников подверглись их жестокости. Жители Кесарии разрушили капища и по смерти епископа Диания избрали себе епископом Евсевия, занимавшего прежде гражданскую должность. Это до того рассердило Юлиана, что он лишил город разных преимуществ, наложил тяжкую денежную пеню на жителей и несколько человек предал казни. Отнимая имущества у церквей, он говорил: «Я действую как лучший друг галилеян; их закон обещает неимущим Царство Небесное; я помогаю им достигнуть оного, отнимая у них временные богатства».
Изыскивая все способы оскорбить христиан, Юлиан повелевал тайно кропить кровью от идольских жертв припасы, продаваемые на торжищах. Однажды на первой неделе поста епископу Константинопольскому явился ночью святой мученик Феодор Тирон и сказал: «Запрети христианам употреблять в пищу купленное на рынке; а пусть те, которые не имеют других запасов, сварят у себя пшеницу с медом». С этих пор ведется в Церкви обычай употреблять на первой неделе Великого поста «коливо», в память св. мученика Феодора Тирона.
Юлиан обманом заставлял воинов бросать фимиам на идольский жертвенник, когда раздавал им награды; некоторые из них, узнав потом, что сделали, отказывались от наград; с ними поступали как с ослушниками. Три царские сановника, Иовиан, Валент и Валентиниан, которые все трое были потом императорами, лишились милости Юлиана и были сосланы за то, что явно исповедовали христианскую веру и отказались участвовать в языческом обряде. Юлиан велел снять знамение креста с воинской хоругви; повеление это произвело ропот между христианскими Воинами, и некоторые были казнены. С каждым днем положение христиан становилось труднее, и везде происходили волнения.
Возникли они очень скоро и в Александрии. Там все были недовольны епископом Георгием. Одни жалели об Афанасии, другие негодовали на Георгия за его корыстолюбие: он забрал в свои руки все городские доходы и обременял народ поборами. Уже раз александрийцы изгнали его; но Констанций возвратил его; и общее неудовольствие возросло до крайности, когда Юлиан вступил на престол. Вскоре в Александрии вспыхнул мятеж; язычники схватили Георгия, замучили и умертвили его, и вместе с ним некоторых христиан. Юлиан легко простил злодеяние, жертвою которого были христиане, и письменно уверил александрийцев в своей неизменной благосклонности; но одно обстоятельство раздражило его до крайности, это было возвращение Афанасия. Великий епископ, узнав об указе, вызывающем из ссылки всех изгнанных, и о смерти Георгия, поспешил в Александрию. Паства приняла с восторгом любимого пастыря, бывшего в отсутствии шесть лет; казалось, весь Египет вышел встречать его; везде раздавались благодарственные молитвы; христиане надеялись найти в нем твердого защитника от язычников, которые везде восстановляли капища и старались оживить язычество.
Но действия язычников всего менее беспокоили Афанасия. Он верил вполне силе христианской веры и считал безумными и тщетными все попытки восстановить и оживить умирающее язычество. Несравненно более тревожили его распри христиан и тот внутренний разрыв, который ариане произвели в Церкви Христовой. Те немногие епископы, которые не изменили истине во время господства ариан, не хотели иметь общение с теми, кто подписал арианский символ; а между тем из этих последних многие поступали так по простоте, будучи обмануты хитростью ариан. Они потом каялись, уверяя, что не имели и в мысли изменить Никейскому Символу. Такое состояние было крайне тягостно; и на это Афанасий обратил прежде всего внимание, стараясь восстановить мир, любовь и единодушие. Он созвал в Александрии Собор; с ясностью было вновь изложено учение Церкви о Пресвятой Троице; и по увещанию Афанасия святые исповедники, никогда не изменявшие истине, приняли с любовью падших кающихся братьев. Афанасий умел соединить мудрую строгость с кротостью и снисходительностью к слабым, не раздражал никого, возбуждал в христианах взаимную любовь. Он заботился о восстановлении мира в Антиохии, разделенной между тремя епископами; писал письма в Рим, Галлию, Испанию, убеждая верующих к единодушному служению Богу в духе взаимной любви. Более других пастырей Афанасий имел право быть строгим; ибо сам неизменно служил истине, много пострадал и остался без укора; потому слова мира и прощения из уст его были везде принимаемы с живейшей радостью; и действия его, проникнутые горячей любовью и ревностью к Господу, усмиряли вражду и раздоры.
Это было крайне неприятно Юлиану. Возвращая изгнанных христиан, он имел в виду воспользоваться их распрями для своей цели. Для этого он постоянно старался возбуждать раздоры; оказывал благосклонность лжеучителям, в Африке покровительствовал донатистам и вновь возбуждал волнения, на время было утихшие. Он возненавидел Афанасия и прислал ему повеление удалиться из Александрии, объясняя, что он не имел права вновь занять свою кафедру без особенного разрешения,— хотя так поступали все епископы. Афанасий повиновался и удалился из города; православные вознегодовали и обратились к царю с убедительною просьбой возвратить епископа. Это еще более раздражило Юлиана, и он велел изгнать Афанасия даже, из Египта. Затем в Александрии получались беспрерывно новые распоряжения, одно другого строже. Велено было сжечь главную церковь в городе и предать Афанасия смерти, если найдут его где-либо в Египте. Христиане со слезами провожали любимого епископа; он утешал их и говорил: «Не плачьте, это небольшое облако, оно скоро пройдет». Он на ладье поплыл по Нилу к Фиваиде. Воины, имевшие повеление умертвить его, последовали за ним. Они уже почти настигли его, как вдруг Афанасий велел обратить лодку и плыть им навстречу. Воины, не ожидавшие этого, не узнали его. «Далеко ли Афанасий?» — спросили они. «Нагоните скоро, если поспешите»,— отвечали им спутники епископа. Они продолжали плыть; а Афанасий вышел на берег и вновь нашел убежище у пустынных подвижников.
Имея постоянно в виду оскорбить христиан, Юлиан задумал восстановить храм Иерусалимский; он надеялся этим нанести христианам чувствительный удар, доказав им ложность пророчеств. Конечно, как ревностный язычник, Юлиан не мог иметь сочувствия к иудеям, которые не скрывали своего презрения к многобожию; но иудеи ненавидели христиан, и этого было достаточно, чтобы привлечь к ним милость Юлиана. Он написал к ним письмо, в котором, выразив свое участие к печальной участи иудеев, угнетенных будто бы христианами, предлагал им восстановить храм Иерусалимский и обещал на то свою помощь. «Когда же храм будет окончен,— писал он,— я сам с вами принесу в нем жертву Господу Саваофу в благодарность за торжество над христианами». Иудеи приняли это предложение с живейшим восторгом. Восстановление храма было любимой мечтою несчастного народа: с возобновлением древней святыни связывал он надежды на величие и славу. Иудеи вновь возмечтали о независимости и толпами поспешили в Иерусалим. Там они, действительно, получили от Юлиана щедрое пособие и нашли сановника царского, которому было поручено надзирать за работами и оказывать иудеям всякую помощь. Уверенные в покровительстве царя, иудеи стали везде наносить оскорбления христианам; во многих городах они предавали их истязаниям, везде безнаказанно ругались над их верой. В Иерусалиме особенно положение христиан сделалось крайне тяжелым от оскорблений, которые наносили им торжествующие иудеи. Святой епископ Кирилл ободрял паству свою; он был твердо уверен, что храм не возобновится и что Господь поможет служителям Своим.
Между тем приступили к работам. Иудеи с восторгом принялись за священный для них труд; всякий хотел принять в нем участие; всякий жертвовал чем мог. Орудия для работы отделывались золотом и серебром. Женщины отдавали свои дорогие украшения; в полах богатой одежды носили они камни; землю копали серебряными лопатами. Но едва успели расчистить место и приготовить материал для постройки, как страшное землетрясение с бурею и вихрем разметало все заготовленное, и множество работников было задавлено обломками и камнями. Оставили на время работу; когда же опять приступили к делу, сделалось новое землетрясение, страшнее первого. На этот раз остатки еще уцелевшего основания были вырваны из земли, орудия разнесены вихрем; пламя, клубами вырываясь из земли, опаляло работников и оставляло на телах и одеждах их начертание креста. Ужас объял иудеев; они оставили предприятие, убедившись, что сам Бог против них; многие уверовали и крестились. Известили Юлиана о случившемся; он рассердился, запретил упоминать о сем событии как о чем-то необыкновенном и изгнал епископа Кирилла.
Не удались и в Антиохии действия Юлиана в пользу язычества. В предместий Антиохии, Дафне, стоял великолепный храм, посвященный Аполлону; кумир Аполлона издавна славился прореканиями, и толпы поклонников, бывало, посещали капище, в котором совершались богатые жертвоприношения. Но теперь все изменилось; капище стояло пусто, в предместий была недавно выстроена церковь, в которой покоились тела священномученика Вавилы и трех отроков, пострадавших с ним при Декии; вокруг церкви было христианское кладбище; и христиане приходили молиться на том месте, где прежде совершались языческие обряды. Юлиан, собираясь в поход против персов, прибыл в Антиохию и захотел вопросить идола. Он надеялся найти в капище прежнее великолепие и толпы поклонников с богатыми приношениями; но к великому удивлению своему, он нашел там только одного жреца, который от себя принес гуся в жертву языческому богу. Он стал вопрошать идола; идол не дал ответа. «Что это значит?» — спросил разгневанный Юлиан. Жрец приписал неудачу соседству мощей святого Вавилы. Юлиан велел удалить их. Все христиане антиохийские прибыли в Дафну и торжественно перенесли мощи в соборный храм, воспевая громогласно: «Велик Господь и достославен паче всех богов: все идолы народов ничто; Господь же сотворил небеса; небеса возвещают правду Его, и все народы видят славу Его! Да постыдятся все служащие истуканам, хвалящиеся ничтожными идолами!» Это страшно раздражило Юлиана, и много христиан было замучено. В то же время он повелел отделать заново и с большим великолепием капище Аполлона; он сам был намерен торжественно открыть его, как вдруг, в ночь на этот день, капище сгорело до основания. Обвинили христиан, и многих предали казни, хотя соседние поселяне утверждали, что огонь с неба ниспал на капище. Святой епископ Мелетий сопровождал осужденных на место казни, молясь с ними; он был изгнан. Христианские церкви были разграблены в пользу капища; язычники ругались над христианами и совершали страшные злодейства. Но правосудие небесное скоро постигло гонителей; дядя Юлиана, отступник как и он, был одним из самых жестоких врагов христиан; он тешился их страданиями, нагло ругался над святыней храмов. Вдруг страшная, внезапная болезнь поразила его и некоторых его товарищей, и все они скончались в ужасных мучениях. Но это не вразумило Юлиана; гонение распространилось по всей Сирии; Юлиан письменно восхвалял усердие язычников, когда они жгли церкви и разоряли христианские кладбища, и в сочинениях своих старался опровергать и высмеивать христианскую веру.
Царь жил довольно долго в Антиохии, но не сумел привлечь расположение и язычников; они страстно любили увеселения и зрелища и были недовольны тем, что Юлиан чуждался этих увеселений, а принимал участие в самых нелепых обрядах в честь идолов, которым и язычники перестали верить. Они громко осмеивали его суеверие, его грубое обхождение, самую наружность его, небрежность его, доходившую до неопрятности. Этою небрежностью он думал доказать свое презрение к роскоши.
Недовольный и раздраженный своим пребыванием в Антиохии, Юлиан двинулся в поход с значительными силами. На пути он посещал знаменитейшие языческие капища, совершал усердно жертвоприношения и вопрошал идолов; давал щедрые пособия на возобновление разрушенных языческих храмов, обещая открыть их с торжественностью на возвратном пути. Но не суждено было Юлиану возвратиться. Ободренный первыми успехами против персов, он зашел далеко за Евфрат, сжег за собою флот; но был смертельно ранен в сражении неприятельской стрелой. Чувствуя, что смерть близка, он схватил в горсть крови, текущей из раны, и бросил ее на воздух, воскликнув: «Ты победил, Галилеянин!» Затем он скончался, в 363-м году.
Войска, оставшиеся без начальника, поспешили избрать императора; у Юлиана не было детей, и царственный дом пресекся с его смертью. Единодушно избрали Иовиана, христианина, пользовавшегося всеобщим уважением. «Я не хочу начальствовать над язычниками», — сказал Иовиан войскам, избравшим его. «Не язычниками будешь ты предводительствовать, а христианами,— воскликнули воины,— краткое царствование Юлиана не изгладило из сердец наших истинной веры и поучений великого Константина». И тотчас же водрузили крест над воинским знаменем.
Не скоро дошла в Константинополь весть о кончине Юлиана в отдаленной стране; но событие это было открыто некоторым святым мужам чудесным образом. Отшельник Юлиан Савас известил учеников своих о смерти царя в самый час его кончины. В Александрии знаменитый христианский ученый, Дидим слепец, во время молитвы ночью услышал слова: «Сегодня не стало Юлиана; извести об этом Афанасия».
Афанасий в то время скитался в пустынях Египта, преследуемый воинами, которым было велено убить его. Среди опасности он не знал страха и уповал твердо на Бога. «Я спокоен как во дни мира,— говорил он отшельникам,— ибо страдаю ради Христа и укреплен Его благостью; сердце мое готово на все, что пошлет мне Господь». Он советовался с аввою Памвою и с Феодором Освященным, куда бы ему направить путь, но Феодор сказал ему: «Тебе нет нужды укрываться в настоящий час; Юлиан пал в Персии».
С небольшим два года царствовал Юлиан, и в это время он употребил, конечно, самые сильные меры к низложению христианства; но попытки его только доказали силу христианства и слабость язычества; язычество не могло ожить после того, как мир узнал чистый и высокий закон Христа. Гонение послужило еще благотворным испытанием для христиан, которые сошлись теснее, узнав на опыте силу единодушия и любви взаимной.
Новый император поспешил возвратиться из Персии, где положение армии было крайне трудно. Заведенная Юлианом в глубь неприятельской страны, она не имела довольно силы, чтобы продолжать войну, и терпела недостаток во всем. Иовиан был вынужден заключить невыгодный мир, и уступить Canopy некоторые области и города. Низибия, так долго оборонявшаяся, попала под власть персов; и христиане Месопотамии и других областей пострадали много от новых властителей своих.
На возвратном пути армии крест, предшествовавший войскам, возвещал всем областям, к какой вере принадлежит новый император. Впрочем, он и не замедлил, в посланиях ко всем областным правителям, исповедать себя христианином, объявляя притом полную свободу вероисповеданий всех поданных своих. В то же время он возвратил из ссылки изгнанных за веру и отменил все распоряжения Юлиана против христиан. Прибыв в Антиохию, он призвал Афанасия и принял от него письменное изложение Никейского Символа, как единого истинного. Христиане обрадовались, и нигде радость не помрачалась гонением на язычников. Мир водворился как бы сам собою; христиане и не думали мстить за перенесенные обиды, но спокойно радовались торжеству истины; проповедники убеждали к кротости и незлобию. Но скоро печаль заменила радость: Иовиан не успел достигнуть столицы и внезапно умер на пути. Общий выбор пал тогда на Валентиниана, уроженца Паннонии, человека твердого, который при Юлиане потерпел за христианскую веру. Избрание Валентиниана, ревностного христианина, ясно доказало, как бессильна была языческая партия, на миг ожившая под покровительством Юлиана.
