Рассказы из истории Христианской Церкви (для детей старшего возраста)
НАЧАЛО ХРИСТИАНСКОЙ ВЕРЫ В БРИТАНИИ И ГАЛЛИИ
Расскажем теперь о распространении веры между племенами, основавшими новые государств на Западе. Начнем с Британии. Британия, покоренная римлянами, еще в первые века христианства слышала благовествование слова Божия. Предание считает первыми проповедниками веры в Британии то св. апостола Петра, то Павла, то Аристовула и Иосифа Аримафейского; многие предполагают, что затем благовестники прибыли с Востока; и это предложение подтверждается тем, что Британская Церковь долго хранила обычаи древнейших Малоазийских Церквей. Римляне несколько веков владели Британией, но никогда не могли покорить себе северных оконечностей страны. В горах Валлиса, в лесах Каледонии (Северной Шотландии) и на острове Ерине или Ибернии (нынешней Ирландии, называвшейся тоже и Новой Шотландией) жили первоначальные обитатели Британии, вытесненные с юга позднейшими пришельцами: гаелами и Кимрами, более известными под именем пиктов и скоттов. Они мужественно отстаивали свою независимость, и часто тревожили своими набегами области, покоренные римлянами. Христианство почти не проникло к ним; а если и было проповедано, то утратилось и слилось с местной религией; жрецы или друиды были главными правителями народа и поддерживали в нем воинственный дух и ненависть к чужому владычеству. Вольнолюбивые горцы смотрели с презрением на бриттов, покорных римской власти и римскому гражданскому порядку. В опустошительных набегах своих они разрушали города и веси и увозили с собой богатую добычу и множество пленных, которых частью продавали в рабство, частью употребляли на полевых работах. В первой половине пятого века они с другими пленными захватили шестнадцатилетнего юношу, по имени Сукката или Патрика, и увели его в Ирландию; Патрик сделался рабом одного из вождей и пас стада его. Он родился в южной части нынешней Шотландии, был сыном диакона и воспитан в христианском законе; но среди спокойствия домашней жизни он был равнодушен к вере; в бедствии же вера сделалась его единственным утешением и он беспрестанно возносился молитвой к Господу, Которого пламенно возлюбил. Он писал впоследствии: «Мне было шестнадцать лет, и я не думал о Боге, как бы не зная Его; но в чужой стране Господь открыл душу мою к святой вере; я вспомнил грехи свои и всем сердцем обратился к милосердному Богу, Который призрел меня в бедствии, сжалится над моей юностью и неопытностью, Который хранил и утешал меня, как отец сына». Это впечатление уже не изгладилось, а напротив крепло с каждым днем в душе Патрика, готовя будущего апостола Ирландии. Лет через шесть Патрик был освобожден, но потом опять взят в плен и увезен в Галлию, где христиане его выкупили. Среди всех этих превратностей судьбы вера поддержала его; по возвращении в отечество и семью он решился оставить все, чтобы служить Богу, возвещая слово Божие стране, в которой жил невольником. Он опять посетил Галлию, где обозревал монастыри. Северная область Галлии, Арморика, уже тогда называлась Малой Британией или Бретанией, от британцев, переселившихся туда еще в третьем веке и перенесших с собой в чужой край и веру Христову, и родной язык. Вера свободно распространялась между туземцами, и Патрик мог много заимствовать из учредившихся там монастырей. Некоторые историки сообщают, что Патрик ездил в Рим, дабы получить от папы благословение на проповедание в Ирландии; но это опровергается дальнейшими событиями. Это известие почти несомненно позднейший вымысел латинян, желавших подкрепить авторитетом древности притязания пап. Более чем через столетие после смерти Патрика папа Григорий относится к Британии, как к стране, ему неизвестной; да и в то время власть папы еще не достигла той степени, чтобы проповеднику в отдаленной стране нужно было обращаться к нему за благословением. Есть тоже предание, что будто еще до Патрика папа посылал в Ирландию проповедника Палладия, но о деятельности его не сохранилось ни малейшего известия; деятельность же Патрика была в высшей степени плодотворна, и его справедливо считают просветителем Ирландии. Знание наречия и обычаев страны очень помогло Патрику, Бог благословил труды его, и в короткое время ему удалось обратить к истинной вере огромное число душ. Он собирал народ в открытом поле, в лесах и простыми словами рассказывал о жизни, чудесах и учении Спасителя; призывал всех к спасению и жизни вечной. Толпы слушателей становились с каждым днем многочисленнее; слова жизни озаряли и согревали сердца. Идолы низвергались, и строились церкви христианские. Жрецы возненавидели Патрика, видя успех его проповеди, которая отнимала у них прежнее влияние на народ; не раз сама жизнь его была в опасности; но благовестник не боялся ничего, лишь бы преуспевало дело Божие. Чтобы упрочить успехи благовествования, он составил азбуку, выписал из Галлии книги Писания, основал несколько монастырей, чтобы в них образовались наставники и проповедники. Он трудился неутомимо до самой смерти (около 460-го года); и так плодотворна была его святая деятельность, что впоследствии, когда почти вся Британия утратила христианское просвещение под владычеством идолопоклонников, святые начала веры хранились и развивались лишь в Ирландии; в Ирландии кипела духовная жизнь и умственная деятельность; в ее монастырях занимались наукой и изучением Священного Писания; толпы благовестников, в них воспитанных, озаряли светом истины всю Средне-Западную Европу: часть Галлии, Германии, Швейцарию, Голландию; и далекая Ирландия славилась в целом мире под высоким именем «Острова святых». Около 420-го года Рим, нуждаясь в войске для собственной зашиты, вызвал из Британии легионы свои. Тогда британцам стало еще труднее защищаться против воинственных жителей севера, и они решились призвать к себе на помощь англосаксов с берегов Эльбы, смелых и предприимчивых мореплавателей, которые часто приставали к берегам Британии то для торговли, то для разбоя. Англосаксы под предводительством двух братьев, Генгиста и Горзы, высадились в Британии около половины пятого века, отразили северян, но за оказанную помощь выговорили себе несколько прибрежных округов и островов. Вскоре несчастные британцы убедились, что призвали себе не союзников, а властителей. Англосаксы стали твердой ногой на чужую землю; к ним прибывали все новые силы; и, не довольствуясь уже уступленными землями, они все подвигались вперед, вытесняя туземцев и основывая одно за другим несколько мелких королевств, связанных между собой крепким союзом. Часть британцев покорилась их власти; многие уехали в Арморику, где нашли родственное народонаселение; многие искали убежище на севере, где общая ненависть к пришельцам примирила их с бывшими врагами. Воинственные горцы Северной Каледонии и Валлиса не захотели покориться чужой власти, как никогда не покорялись римским силам, и долго вели славную борьбу против пришельцев; но силы их истощались в неравном бою; от приморья Саксонского прибывали на ладьях все новые свежие дружины; и постепенно почти весь край перешел во власть англосаксов, кроме самой неприступной горной части Валлиса. Британия стала называться Англией от одного из завоевательных племен. Завоеватели были идолопоклонниками. Вражда покоренного племени к чужим властителям долго препятствовала распространению между ними христианской веры, да и в самих британцах она видимо оскудевала. С самого начала пятого века Британская Церковь заразилась ересью Пелагия; в горах севера вера христианская, отчужденная от общей церковной жизни, все более и более смешивалась с мифологическими преданиями каледонцев, поддерживаемыми народными жрецами-друидами и певцами. Только неутомимая деятельность ирландцев поддерживала в стране духовную жизнь. Ревностные проповедники Ниниан и позднее ирландец Колумба принесли слово Божие к пиктам каледонским; на прибрежных островах устроились монастыри наподобие ирландских. Из них стал особенно значителен монастырь, устроенный Колумбою на острове Ионе; он сделался средоточием
духовной деятельности местных благовестников; иноки занимались наукой и изучением слова Божия. Колумба, апостол каледонских пиктов, управлял всей Каледонской Церковью, соблюдая древние обычаи, сохранившиеся, по преданию, от Малоазийских Церквей. По смерти его ученики продолжали действовать в том же духе. Из этих монастырей благовестники ходили на юг. Благовестник Вильфрид ходил из Валлиса в южные области, и некоторые англосаксы обратились. Но вообще сближения было мало между покоренным народом и победителями, и британское духовенство, поддерживая народную вражду, не делало почти ничего для распространения веры. Так шло дело в продолжение полутора столетий. Между тем важные события совершались в соседней стране, Галлии. Галлия, как известно, уже очень давно приняла христианскую веру; в ней было много монастырей; во всех главных городах были епископы, которые пользовались значительной властью в делах правления. В пятом веке римляне утратили власть свою в Галлии, и вся страна была наводнена чуждыми племенами. Вестготы и бургунды овладели ее южными областями, саксонцы — частью северных; алеманы и франки делали беспрестанные набеги; британцы, покинувшие родину, заняли Арморику. Завоеватели значительнейшей части Галлии, бургунды и вестготы, были арианами, но не тревожили и не угнетали православных епископов, которые свободно правили Церковью и по делам церковным сносились с папой, значение которого особенно усилилось с тех пор, как большая часть западных областей перешла во власть ариан; православные видели в нем единого сильного представителя Никейскою вероисповедания на Западе, и власть его расширялась все более и более. Хотя ариане и не угнетали православных, однако духовенство в Галлии тяготилось их владычеством и потому воспользовалось с радостью первой возможностью избавиться от него. Казалось, что из всех завоевательных племен всех страшнее для Галлии должны были быть франки; эти идолопоклонники отличались столько же храбростью в битвах, сколько свирепостью, коварством и безмерным корыстолюбием; набеги их были опустошительны для края; они не щадили ни старцев, ни жен, ни детей; жгли города и села, разоряли и грабили церкви. Совесть их не смущалась никаким преступлением. Однако же, именно франки нашли себе в Галлии союзников в духовенстве, которое увидело возможность через них подавить еретиков и усилить свое значение. В то время вождем франков был юноша из дома Меровингов, по имени Хлодовик, властолюбивый и жестокий. Он был женат на христианке, Клотильде, которая часто убеждала его оставить идолопоклонство и обратиться к Богу истинному; но слова ее были долго тщетны; так же тщетны были и убеждения епископов, которые часто посещали лагерь франков. Однако Хлодовик позволил крестить сына своего; ребенок вскоре за тем скончался, и это еще более удалило короля от христианства. Но однажды, во время битвы с алеманами при Тольбиаке, когда победа уже видимо клонилась на сторону врагов его, Хлодовик дал обет креститься, если Бог Клотильды поможет ему. Победа осталась за ним, и он исполнил обещание свое. Реймский епископ Ремигий торжественно совершил над ним святое крещение (496); 3,000 человек из дружины его последовали примеру вождя. Известили папу об обращении короля франков, который, в знак сыновней покорности, послал в Рим богатые дары. Христианство, однако, нисколько не смягчило свирепых обычаев Хлодовика и дружины его. Новый закон был принят без внутреннего убеждения, лишь из суеверия; и к стыду франкского духовенства, надо сказать, что оно мало старалось об его истинном обращении. Оно уступило искушению приобресть власть и выгоды и ради этого пожертвовало нравственным влиянием своим и чистотой христианского учения, потворствуя порокам новообращенных. Духовенство, обрадованное обращением сильного вождя франков, которое сулило ему много выгод, деятельно употребляло в его пользу влияние свое на жителей края; и при этой помощи вскоре франки завладели почти всей Галлией. Епископы благословляли предприятия Хлодовика, сопутствовали его войскам, и после кровавых битв делили с ним добычу, получая от него обширные земли и сокровища, отнятые у арианских церквей. Таким образом, обе стороны находили выгоды в этом союзе: духовенство приобретало власть и богатства, Хлодовик же прикрывал свое властолюбие и страшные злодеяния притворной ревностью к службе Божией; страдала только чистота христианского учения. Хлодовик ходил войной на короля бургундов и овладел его землями; при этом войска его совершали ужасные злодеяния, убивали беззащитных, жгли села, грабили церкви; но епископы величали этот поход священной войной за веру истинную и убеждали короля бургундов оставить заблуждения арианские и обратиться к вере истинной. «Может ли быть вера истинная там, где столько свирепости и алчности?» — воскликнул побежденный вождь бургундов. Другой раз, желая отнять у вестготов области их, Хлодовик сказал дружине своей: «Не нравится мне, что эти готы, ариане, занимают лучшую часть Галлии; пойдем на них, и с помощью Божией возьмем их земли, которые так хороши и плодородны». И вестготы были, действительно, побеждены при помощи епископов, которые вели тайные переговоры и побуждали народ к восстанию в пользу франков. Таким образом, шаг за шагом, почти вся Галлия была побеждена и стала называться Францией. Церковь получила поместья в разных областях; папа присылал тому епископу, которого считал достойнее других, омофор, как знак архиепископской власти над духовенством округа, но мало вмешивался в дела церковные. Полное покорение страны совершилось уже при наследниках Хлодовика; долее всех других областей отстаивала Бретань свою гражданскую и церковную независимость. Она отказалась платить дань королю франков; отказалась и признать над своей Церковью права Турского архиепископа, который от имени папы требовал себе покорности бретанского духовенства. Доселе бретанцы твердо держались древних церковных преданий, привезенных из-за моря ревностными благовестниками, которые первые распространили в их области веру Христову; время празднования Пасхи, образ монашеской жизни и многие обычаи их были несходны с обычаями остальной Галлии; они ставили себе епископов, не сносясь ни с папой, ни с другими епископами. Требование Турского архиепископа удивило их, и они отвечали отказом; тот отлучил их от Церкви; но они остались к тому довольно равнодушны, не дорожа общением с теми, коих считали чуждыми пришельцами и союзниками врагов своих. Но несчастная область дорого поплатилась за свою любовь к независимости; она беспрестанно опустошалась набегами франков; епископы побуждали франкских вождей к войне с непокорным племенем, как к святому делу; священники и иноки вооружались и на конях следовали за войсками, как бы освящая присутствием своим жестокие поступки победителей. Наконец, и Бретань была покорена и приведена в послушание духовной власти Рима, но не ранее, как в десятом веке. Наследники Хлодовика были, как и он, христианами только по имени: кровавые летописи дома Меровингов представляют ужасную картину разврата и свирепости. Но, несмотря на то, папы, имея во франкских королях полезных союзников, были к ним в высшей степени благосклонны, называя их любимыми чадами своими, старшими сынами Церкви. Каковы были вожди, такова была и дружина. Грубые и необразованные франки почти уничтожили в стране и следы того образования, которое существовало при римском владычестве; грамота была у них в пренебрежении; война и грабеж считались главным делом жизни; ради добычи франки разоряли гробницы, силой отбирали имущество у покоренных туземцев, в набегах своих на села уводили пленных и продавали их в рабство; жизнь их была самая развратная; вера не более как одно суеверие; подаянием в церковь, сооружением монастыря, каким-нибудь внешним обрядом выкупали они преступления, ибо духовенство, мало проникнутое духом истинной веры, продолжало смотреть довольно равнодушно на кровавые поступки вероломства, измены и разврат новообращенных франков, требуя только наружной набожности, только покровительства служителям Церкви. Оно принимало участие в распрях князей, пользуясь ими для своих выгод; не заботилось о распространении просвещения, поддерживало выгодные для себя суеверия. Таким образом, внешнее значение его росло; епископы принимали довольно деятельное участие в делах правления, угрозой отлучения от Церкви иногда покоряли власти своей самых строптивых вождей, но не имели над народом того благотворного нравственного влияния, которое могли бы приобрести, если бы менее заботились о земных выгодах своих. Народ неохотно признавал служителями Христа тех, которые являлись в союзе с свирепыми завоевателями, угнетали его и обогащались добычею. Таким образом, христианство во Франции имело долго характер внешней власти и не приносило столько благих плодов, как в других странах. Нельзя, конечно, предполагать, чтобы оно оставалось вовсе без доброго влияния. Между епископами находились и истинные служители Христа, и ревностные проповедники, которые с опасностью для жизни трудились над обращением язычников. Сила веры особенно была заметна в женщинах; жены высших классов во Франции были в ту пору несравненно образованнее мужчин, более проникнуты духом христианской веры; но лучшие из них удалялись от общественной жизни, полной грубого разврата, и в монастырях предавались молитве, подвигам милосердия, занимались наукой. Множество монастырей было основано женами и дочерьми франкских королей. Одним из замечательнейших был монастырь Корбий в Пикардии, основанный королевой Батильдою в 7-м веке.
ЦЕРКОВЬ В БРИТАНИИ, БОРЬБА РИМСКОЙ ЦЕРКВИ С СТАРОБРИТАНСКОЙ
Прошло уже сто лет после обращения Хлодовика, когда папа Григорий предпринял дело обращения англосаксов, которые к этому времени уже основали в Британии семь небольших королевств, известных под общим именем Гептархии. Все короли Гептархии были идолопоклонниками; но один из них, Етельберт, король кентский, женившись на франкской княжне Берте, дал ей право иметь при себе епископа и свободно поклоняться Богу истинному в христианской церкви. Григорий решился воспользоваться этим благоприятным обстоятельством и отправил в Англию сорок Бенедиктинских иноков для благовествования; во главе их был монах Августин; папа дал ему письмо к королям (Во Франции было два короля, потому что она была разделена на две части: Западную и Восточную (Невстрия и Австразия). К последней принадлежала часть нынешней Германии.) и королеве франков, прося их оказать пособие проповедникам и дать им переводчиков, знакомых с языком Англии. Проповедники, едва прибыв во Францию, хотели было возвратиться, потому что побоялись затруднений и опасности, но увещания папы убедили их продолжать путь. В 597-м году римские благовестники пристали к берегам Англии и послали сказать кентскому королю, что приехали сообщить ему радостную весть и предложить Царство Вечное. Король позволил им жить на прибрежном острове и назначил день для совещания с ними; он не решался принять их у себя во дворце, боясь их чар, по тогдашнему суеверию, и сам отправился к ним на остров, где совещание должно было происходить под открытым небом. Проповедники с торжественностью вышли к нему навстречу; перед ними несли большой серебряный крест и изображение Спасителя. Они стали убеждать короля обратиться ко Христу, Богу истинному, обещая ему за то Царство Небесное и жизнь вечную. Етельберт, выслушав их, отвечал: «Слова и обещания ваши хороши; но они ковы для меня, и я никак не могу тотчас же оставить обычаи и веру, которые дороги и мне, и поданным моим. Но я верю, что вы приехали сюда с добрым намерением, и потому желаю, чтобы вам было хорошо. Я буду доставлять вам все необходимое и позволяю вам крестить тех, которые примут вашу веру». Благовестники поселились в городе Кентербери, и вскоре их благочестивая жизнь внушила к ним общее уважение. Рассказывают, что они творили чудеса и молитвою исцеляли больных. Многие уверовали и принимали святое крещение. Вскоре крестился и король Етельберт. Он всенародно объявил себя христианином; но прибавил, что пример его не обязателен для его поданных, и что «всякий», свободен исповедовать новую веру или прежнюю. Множество народа обратилось; в один день Августин окрестил до 10,000 человек; богослужение совершалось в полуразвалившихся древних христианских церквах. Король дал благовестникам земли, и Августин известил папу об успехе дела и просил прислать помощников, «ибо,— писал он,— жатвы много, а делателей мало». Григорий чрезвычайно обрадовался успеху дела, прислал Августину омофор, знак архиепископского сана, церковную утварь, богослужебные книги и нескольких помощников. В письме своем он убеждал Августина не гордиться успехом, а воздавать одному Богу славу и честь; он предписывал кротость и христианскую снисходительность к новообращенным, и величайшую осторожность в отношении к древним обычаям страны; и запрещал нарушать, ради внешнего единства с Римом, те местные обычаи, которые могли быть сохранены без вреда для веры. Вскоре обратилось и соседнее королевство; туда был послан один из благовестников и стал именоваться епископом Лондонским, по имени главного города. Григорий назначил двенадцать епископов, из коих главным должен был быть епископ Йоркский; а Августину, архиепископу Кентерберийскому, представлялось первенство над всей Церковью Английской, которая признавалась подвластной Риму. Но устраивая такой порядок, как будто совсем забыли, что на Британских островах издавна существует христианская Церковь; а эта Старобританская или Каледонская Церковь, действительно, мало заботившаяся о распространении веры между англосаксонцами, имела многочисленных последователей между старым кельтским населением, жившим на севере, в Камбрии или Валлисе, Ирландии и нынешней Шотландии; она обратила острова Гебриды и Оркней; в монастырях своих воспитывала юношество и образовала множество ревностных проповедников и ученых. Долго отчужденная от общей церковной жизни, эта Старобританская Церковь сохранила или развила в себе некоторые своеобразные обычаи; например, праздновала Пасху по обычаю древних Малоазийских Церквей, давно уже оставленному и на Востоке; не держалась общепринятого иерархического порядка. Значительнейшие монастыри, как Иона, Банкор и другие, составляли как бы религиозные общины, управляемые своими настоятелями или старейшими по особенным правилам иноческой жизни. Настоятель монастыря Ионы, особенно уважаемый как преемник святого Колумбы, имел надзор и над всей Каледонской Церковью. Он вместе с монахами своими посвящал пресвитеров и назначал благовестникам круг их деятельности. Эта Церковь, национальная, независимая, имела огромное влияние на туземцев-христиан, и настоятели монастырей пользовались всеобщим уважением. Можно предполагать, что деятельность Августина была бы успешнее и благотворнее, если бы он обратил должное внимание на старобританское духовенство и постарался бы действовать в союзе с ним, но он отнесся к нему гордо и надменно. Вообще- посланники римские считали себя как бы завоевателями края. Августин от имени папы послал британским епископам и инокам повеление признать его главой всей Английской Церкви, и в то же время приглашал их на совещание. Это повеление крайне удивило британцев: они так давно были христианами, привыкли видеть Церковь свою независимою, управляемою собственными настоятелями, и никак не могли понять, почему им вдруг теперь становиться в зависимость от чуждого им Рима. Настоятель Ванкорского монастыря ответил Августу от имени британского духовенства: «Мы всегда готовы оказывать любовь и братскую, христианскую покорность всякому благочестивому христианину, всякому епископу и епископу Римскому, как и другому; но какой особенной покорности вы требуете от нас тому, кого вы называете папою или отцом отцов, мы этого не понимаем». Однако семь британских епископов и несколько иноков, преимущественно из Ванкорского монастыря, решились идти на назначенное совещание. Древний летописец Англии рассказывает, что они спросили у одного уважаемого пустынника, как им действовать в отношении к Августину. Пустынник советовал покориться архиепископу, если он человек Божий. — А как нам узнать, Божий ли он человек? — спросили они. Пустынник отвечал: «Если он, по примеру Господа, кроток и смиренномудр, если он, как ученик Господень, носит на себе иго Христа, то он и на вас не станет возлагать другого ига; тогда покоритесь ему». Они опять спросили, по какому знаку им нужно будет судить о его смиренномудрии; и отшельник сказал, что если, когда они придут на совещание, Августин встанет, чтобы их приветствовать, то считать его человеком Божиим. Когда Британцы пришли на совещание, то Августин не встал, а повелительным тоном потребовал, чтобы они признали его главенство, и под его руководством содействовали бы ему в обращении англосаксов. Оскорбленные и недовольные британцы отвечали, что не хотят входить ни в какие сношения с врагами, которые насильно отняли у них земли, пока они их не отдадут; и к этому они прибавили: «Что же касается до того, который не встал перед нами, когда он нам равный, то мы не согласимся признать его начальником». — Если так,— возразил Августин,— если вы не хотите иметь мир с братьями, то будете иметь войну с врагами; если не хотите, вместе со мной, указывать путь жизни саксонцам, то они же будут для вас вестниками смерти. На этом разошлись с чувством взаимной вражды. Угроза Августина сбылась. По некотором времени один из королей англосаксонских, идолопоклонник Едельфрид, внезапно напал со значительными силами на область, в которой находился Ванкорский монастырь, победил горцев, собравшихся против него, разорил монастырь и умертвил до двухсот иноков. Новообращенные в римское духовенство видели в этом событии чудесное исполнение пророчества Августина: но британцы были уверены, что сам Августин возбудил врагов напасть на них. Еще сильнее возгорелось чувство взаимной ненависти между древней Британской Церковью, и новой Римской; и вместо того, чтобы соединить усилия свои на благо общее, они только действовали одна против другой. Римское духовенство считало древнюю Церковь еретической и столь же ревностно старалось об искоренении ее, сколько об обращении идолопоклонников. Британское же духовенство стало еще упорнее держаться древних обычаев, противоставя свои предания, заимствованные от древних Малоазийских Церквей, от учеников апостола Иоанна, постановлениям апостола Петра, от имени которого говорили приверженцы Рима. Оно еще более отчуждалось от общей церковной жизни и питало в сердцах британцев и воинственных горцев, вместе с враждой против чуждых властителей, и глубокую ненависть к чуждой Церкви. Между тем быстрые успехи римских благовестников оказались непрочными. По смерти кроткого и благочестивого кентского короля Етельберта сын его возвратился к идолопоклонству; то же сделали и сыновья соседнего короля. Множество народа последовало примеру вождей; проповедники подверглись гонениям; некоторые из них, упав духом, удалились; но Лаврентий, преемник Августина, решился остаться, и вскоре приобрел такое влияние над королем, что возвратил его Церкви. Другой проповедник, ревностный Павлин, обратил нортумберландского короля Евдина с помощью супруги его, христианки. Евдин, уверовав, собрал народное вече или совет (Wittena-Ghemot) и, изложив перед ними причины своего обращения и главные истины новой веры, спросил мнение собрания. Большинство признало новый закон лучше старого; один из вождей выразил мнение свое поэтическим сравнением. «Царь,— сказал он,— иногда, в зимний день, ты пируешь со своими вождями в теплой комнате перед пылающим огнем; на дворе же вьюга, снег и дождь; вдруг в дверь влетела птичка, пронеслась быстро по комнате и тотчас же вылетела в другую дверь. Это мгновенье для нее отрадно: она не чувствует ни холода, ни вьюги; но оно скоротечно: птичка пролетела быстро и опять терпит зимнюю стужу. Точно так же скоротечна жизнь человека на земле; также мгновенна в сравнении с тем временем, которое было прежде и будет после. Это время для нас темно и страшит нас неизвестностью. Если новая вера может сколько-нибудь уяснить нам это время, то надо следовать ей». Павлин, присутствовавший на совещании, изложил христианское вероисповедание и совет, внимательно выслушав его, решил единодушно оставить прежних богов и принять новую веру. Сам верховный жрец вызвался истребить идолов, а Павлин обошел все королевство, преподавая крещение уверовавшим. Но не прочен был и этот успех. Евдин погиб на войне против языческого короля Мерсии, Пенды; и тогда христиане подверглись гонению, церкви были разорены, и на время язычество снова водворилось. Успешнее римских посланников должны были действовать другие проповедники. Местное британское духовенство принялось теперь горячо за благовествование в англосаксонских королевствах, и начало этому благому делу положил молодой король Освальд. Этот юноша, брат убитого Евдина, лишившись наследия, еще ребенком нашел убежище в монастыре Ионе и был воспитан иноками в любви к христианской вере. Пришедши в возраст, он покорил себе Нортумберланд и тотчас же пригласил проповедников из северных монастырей. Они охотно поехали; но несколько раз готовы были покинуть начатое дело; до того было трудно склонить к вере Христовой сердца одичавших язычников. «Они так упорны,— говорил один из проповедников, возвратившись в Иону,— что надо совсем оставить надежду обратить их». Эти слова глубоко поразили одного из бывших тут пресвитеров, Айдана. «Господи! — воскликнул он.— Могли ли бы они упорствовать, если бы была возвещена им Твоя любовь? Я пойду, я возвещу им имя кроткого Иисуса, Который не сокрушил трости надломленной». Потом, обратившись к проповеднику, Айдан сказал ему: «Брат, не слишком ли требователен был ты к начинающим? Надо было питать их молоком, пока они не окрепнут для более твердой пищи». Старцы Ионы решили отправить в Нортумберланд самого Айдана; посвятили его в епископы; и он скоро прибыл в королевство Освальда, который принял его с живейшей радостью. Айдан не знал туземного наречия; но сам король всюду сопровождал его, передавая его слова. Скоро весь край огласился живым словом спасения; кротость Айдана привлекала к нему все сердца; он и король трудились ревностно, неутомимо, с горчей любовью, и через короткое время полный успех наградил их заботы: сердца суровых саксонцев были побеждены евангельской истиной; воздвиглись церкви и монастыри; и вера водворилась прочно в целой обширной области. Освальд был убит на войне идолопоклонниками; он предал душу Богу, молясь о спасении народа своего, который стал чтить память его как святого. Из Нортумберланда проповедники ходили и в другие королевства, ревностно благовествуя, основывая церкви и монастыри и при этом соблюдая правила и обычаи древней Британской Церкви. Деятельность их еще усилилась, когда преемник Освальда, Освей, присоединил к своей державе и другие королевства, в которые путь был открыт им через его покровительство; и вера, проповеданная ими, быстро распространилась. Но их успехи возбуждали негодование и зависть римских благовестников, которые, при всех усилиях своих, утвердились прочно только в одном из королевств Гептархии, в Кенте. С гневом видели они распространение и усиление Церкви, не зависимой от власти папской, и вели против нее упорную борьбу; представляли ее учение еретическим и осуждали все ее обычаи. Со своей стороны, и британское духовенство не щадило римского; и от такой взаимной вражды немало страдало дело веры. Британцы, раздраженные высокомерием и презрительным с ними обхождением римских пришельцев, стали еще упорнее держаться древних обычаев, как своих, примешивая к церковному вопросу чувство национальной независимости и опираясь на это чувство в народе. Народ любил своих проповедников, близких к нему, и охотнее слушал их, чем чуждых, римских; тем более, что первые отличались простотой и бескорыстием, между тем как римские благовестники охотно брали и часто выпрашивали дары и земли, говоря, впрочем, что просят не для себя, а для Господа, Который воздаст жертвователям лучшие богатства. Римское духовенство, не любимое народом, заискивало союза с королями и богатыми владельцами, обещая употребить в их пользу свою духовную силу; папы писали к королям письма, в коих обещали и небесные и земные блага тем, которые окажут покровительство Церкви и сыновнее послушание главе ее, папе; они всячески старались склонить на свою сторону и высшее британское духовенство, соблазняя его приманкой богатства и власти. Такая борьба велась упорно в продолжение веков. Возгорались народные страсти; возникали распри в семьях, члены которых принадлежали к разным вероисповеданиям, кровь лилась не раз между враждовавшими. Рим употреблял то хитрость, то угрозы; соблазнял пышностью и властью своей, подкупал себе союзников приманкой мирских выгод и, наконец, одержал победу, хотя и не полную. Довольно подробные известия об этой вековой борьбе Старобританской Церкви с Римской сообщены первым летописцем Английской Церкви, Бедою Достопочтенным. Пресвитер и инок, он жил в восьмом веке и был горячо предан Римской Церкви, уже утвердившейся в это время в Англии. Его безыскусственный рассказ, основанный на преданиях, сохраненных народной памятью, дает понятие о способах, употребленных Римом, чтобы подавить и вытеснить местную Церковь, подчинившуюся ему. Эти подробности драгоценны; ибо вековая борьба против Рима оставила глубокие следы в Британской Церкви, впоследствии свергнувшей иго папы. По смерти святого короля Освальда, в половине 7-го века, владения его перешли к брату его Освею, который, значительно расширив их, сделался самым могучим королем в Англии. Он оказывал покровительство проповедникам, распространявшим в его владениях веру Христову; но сам более заботился о распространении державы своей и даже не страшился прибегать к злодеяниям для достижения этой цели. Так, он предательски умертвил соседнего короля, родственника своего, и овладел его королевством. В это время духовенство римское утвердилось почти только в Кенте, и смотрело с завистью на успехи британских благовестников в остальном крае. Приобресть бы короля Освея, и великий шаг был бы сделан к покорению всей Англии. Открылась возможность приступить к этому делу. Освей сам следовал правилам Старобританской или Каледонской Церкви, но жена его принадлежала к римскому исповеданию. При ней жил во дворце и духовник ее; и, таким образом, в самом семействе царском водворились различные обычаи двух враждебных Церквей. Между тем как король с приближенными своими уже праздновал Пасху по древнему счислению Старобританской Церкви, королева и духовник ее еще хранили пост; и Пасха совершалась во дворце два раза в году. Были и другие обычаи, не сходные между собою, и каждая сторона отстаивала их упорно. Часто возникали споры, и споры эти становились все ожесточеннее. При каждом случае королева и духовник ее отзывались с презрением об обычае Британской Церкви и старались возбудить в короле сомнения касательно чистоты ее учения. Вскоре нашелся им ревностный и сильный союзник. Молодой англичанин по имени Вильфрид, ловкий и умный, любимый королем, ездил в Рим и возвратился оттуда горячим приверженцем папы. Эта приверженность была в нем не бескорыстна. Он видел в Италии и Франции духовенство, пользующееся властью, богатством, участием в делах государственных; и ему были обещаны такие же выгоды, если ему удастся привлечь могучего короля Освея к послушанию Риму. Он стал ревностно стараться об этом. Беспрестанно возбуждая споры о Вере, он отзывался о Британской Церкви, как о еретической; превозносил власть и силу папы; представлял королю, что гораздо приличнее ему покориться в вопросах веры тому, кого признают главою самые могущественные государи всего мира, чем слушаться бедных британских пресвитеров, которые не имеют никакой власти. Указывалось и на выгоды, которые может доставить союз с папою; более всего Вильфрид сумел воспользоваться к выгоде Рима нравственным состоянием короля. Освей был настолько христианином, что совесть его тревожилась совершенными им преступлениями. Вильфрид старался еще более возбудить в нем угрызения совести и страх вечного осуждения, и затем указывал на единственный будто путь получить прощение. «Только один папа,— внушал он,— имеет право и власть прощать такие преступления; ибо эта власть вручена ему Самим Богом. Может ли король надеяться на спасение, если станет поддерживать еретическую Церковь, не имеющую права на существование, а не будет признавать папы, которому Сам Господь дал власть вязать и разрешать, который, как наместник Петра, имеет в своих руках ключи Царства Небесного и может открыть это Царство только тем, которые покорны ему». Такие внушения, беспрестанно повторяемые, поколебали короля; к тому же и мирские выгоды тянули его к Риму. Он решился созвать на совещание духовенство британское, которое между тем с беспокойством следило за происками римской партии, взявшей великую силу при дворе. Совещание открылось в монастыре Стринсголе. «Почему,— сказал
король, — не следовать бы нам всем одному закону, одному обычаю, так как мы надеемся на одно наследие небесное?» Британский епископ Кольман отвечал на это: «Поставившие меня епископом научили меня следовать святому закону; они верные служители Божии, и не следует нам унижать их учение; ибо это есть учение Колумбы, блаженного апостола Иоанна и всех Церквей, которые были под его надзором». — А наше учение и наш обычай,— возразил Вильфрид,— учение и обычай Рима, где проповедовали апостолы Петр и Павел. Этот закон признают и Галлия, и Италия, и весь мир; а вы одни, пикты и каледонцы, заброшенные на ничтожных островах, на краю света, дерзнете ли идти против всего мира? Что вы называете нам вашего Колумбу? Как бы свят он ни был, разве можно предпочесть его князю апостолов, тому, Которому Сам Господь сказал: «Ты еси Петр, и тебе дам Я ключи Царства Небесного». Эти слова сильно подействовали на присутствовавших. «Ты сам скажи мне, Кольман,— попросил король,— правда ли, что Господь сказал эти слова Петру?» — Правда, — отвечал Кольман. — А нашему Колумбе была ли когда-нибудь дана такая власть? Можешь ли это доказать? — Конечно нет,— был ответ Кольмана. — Следовательно, — возразил король,— мне лучше покориться Петру, так как у него ключи Царства Небесного; иначе, когда я приду к дверям — мне не отворят. Победа осталась на стороне Рима. Кольман и единомышленные ему епископы и пресвитеры объявили, что не хотят изменить обычаям своим и признать над Церковью власть папы. Они ушли, кто в свои монастыри, кто в горы Валлиса и Северной Шотландии, храня в сердцах вражду к новым обычаям и к власти Рима, которая между тем со дня на день более распространялась. Вильфрид за услуги, оказанные Риму, был возведен в сан епископа Нортумберланда и награжден обширными землями, отнятыми у древних монастырей. Он стал усердно вводить новые римские порядки; но высокомерием своим оскорблял подчиненное ему духовенство и неимоверною роскошью возбуждал всеобщее негодование. Не столько убеждениями, сколько наградами и дарами привлекалось духовенство к послушанию Риму; таким образом посвящено было много недостойных епископов. Возникали споры, распри между искателями епископских престолов. Сам Вильфрид, впоследствии обиженный тем, что по смерти архиепископа Кентерберийского, примаса Англии, занял это место не он, а ученый грек Феодор, присланный из Рима, стал в число недовольных, потерпел низложение и заключение в темнице. Но деятельность его еще не кончилась. Освобожденный из тюрьмы, он обратил и папе подчинил королевство Суссекс, дотоле еще языческое; опять занял место епископа Йоркского, несколько раз ездил в Рим, проповедовал языческим фризам (в нынешней Голландии) и умер, снова отставленный от епископского звания, но несметно богатый. В восьмом веке уже вся Англия признавала власть папы, и короли ее оказывались покорными сынами Римского престола. Они часто посылали дары в Рим, установили подать в пользу папы, ходили богомольцами к мощам святого Петра. Но не так скоро признана была власть папы на севере; и только шаг за шагом подвигалась она, вытесняя все далее на север упорнейших противников своих. В горах Северной Шотландии и Валлиса держалось и теперь такое же сильное сопротивление влиянию католического Рима, какое было некогда оружию Рима языческого. Старобританское духовенство, не подчинившееся пале, продолжало поддерживать в народе глубокую вражду к чуждым пришельцам и к приверженцам их, которых представляло предателями веры. В беседах проповедников, в песнях народных клеймились позором небрежные «пастыри-наемники», предавшие овец своих «хищным римским волкам». Раздражение было до того сильно, что когда в конце восьмого века один епископ решился было праздновать Пасху в одно время с англичанами, то в народе произошло волнение, которое надо было усмирить силою; один из валлийских вождей, подозреваемый в склонности к римским обычаям, был умерщвлен народом. Однако постепенно признавали главенство Рима и твердыни Старобританской Церкви Иона, Банкор, и другие знаменитые монастыри, но так крепка была в них духовная жизнь, так жива умственная деятельность, что и признавая власть Рима, они не дали себя заковать в однообразные формы римской внешности; и в них осталось много прежнего: ревность к изучению Священного Писания, к благовествованию. Некоторые иноки, до конца оставшиеся твердыми в своей привязанности к древним обычаям и вражде к римскому исповеданию, оставили отечество и перенесли в германские земли свою ревностную деятельность. Вообще, никогда не удалось Риму победить вполне дух независимости в Английской Церкви и совершенно подчинить ее себе; во все времена ее истории поднимались громкие голоса против произвола и нововведений пап; безбрачие духовенства было часто отвергаемо; горячее слово проповедников раскрывало народу истины веры; делались попытки переводить на язык народный Священное Писание, тогда как во всех странах, покорных Риму, обязательно было иметь Писание только на языке латинском. Вера христианская оказала вполне благотворное действие свое в Англии. В ранней истории этой страны мы встречаем более примеров кротости, справедливости и любви к правде, чем во всякой другой стране в это суровое время. Многие короли стяжали себе славу добродетели и святости, покровительствовали науке; королевы, оставив пышность двора, служили Господу в смирении и нищете, оказывали помощь нуждавшимся и страдавшим. Умственная деятельность, так рано пробужденная в ирландских монастырях, не могла быть вдруг подавлена влиянием Рима; и в седьмом и восьмом веке, когда научное образование стояло на очень низкой степени во всей Западной Европе, наукою усердно занимались в монастырях Англии, при которых почти всегда заводились училища. Беда Достопочтенный, о котором мы упомянули, как о летописце Английской Церкви, может считаться достойнейшим представителем того благочестиво-ученого направления, которое господствовало между английскими иноками. Воспитанный в монастыре Вирмуте, он в молодые годы вступил в иночество; и отселе вся жизнь его была посвящена молитве, ученым трудам и воспитанию юношества. Он преподавал в училище при монастыре Ярро; будучи знаком с языками греческим, латинским и еврейским, он тщательно изучал Священное Писание и сделал первую на Западе попытку перевести слово Божие на английский язык; он переводил Евангелие от св. Иоанна, когда застигла его последняя предсмертная болезнь. Приветствуя радостно минуту отшествия своего к Господу, он скончался в 735-м году, окруженный учениками своими, с хвалою Богу на устах. Ученики Беды продолжали трудиться по его примеру. Один из них, Егберт, впоследствии епископ Йоркский, основал знаменитое Йоркское училище, из которого вышло множество ученых и благочестивых мужей, трудившихся над распространением слова Божия и всякого полезного знания. Таков был, между прочим, знаменитый Алкуин, родившийся в самый год смерти Беды Достопочтенного. О нем нам придется говорить далее.
