Борьба патриарха Фотия с папой Николаем и его преемниками. 842-886 гг.
Рассказы из истории Христианской Церкви (для детей старшего возраста)
БОРЬБА ПАТРИАРХА ФОТИЯ С ПАПОЙ НИКОЛАЕМ И ЕГО ПРЕЕМНИКАМИ. 842-886 гг.
Как не возвысилось теперь значение пап, но Восток не признавал их главенства; Восточная Церковь, сильная древним преданием, постоянно отвергала притязания римских первосвященников. Подчинить ее себе сделалось главной целью их стремлений. Во второй половине девятого века представились удобные, по-видимому, для этого обстоятельства. В Константинопольской Церкви, едва отдохнувшей от бури иконоборческой, возникли новые волнения, и враждовавшие партии сами представляли папе возможность вмешаться в их дела. Конечно папа Николай с радостью воспользовался таким случаем упрочить свои притязания на всемирное владычество. С 842-го года царствовал в Константинополе молодой император Михаил под опекой матери своей Феодоры и брата ее, кесаря Варды. Сей последний, человек умный и способный, но властолюбивый и безнравственный, приобрел сильное влияние над молодым императором, угождая ему и потворствуя его порокам. Михаил, думая только о суетных удовольствиях, охотно предоставлял Варде бремя государственных забот, даже и тогда, когда вышел из-под опеки. Оба тяготились присутствием Феодоры: Варда потому, что желал править один; Михаил потому, что строгая Феодора мешала шумным и часто бесчинным увеселениям двора. Таким образом, возникли при дворе две партии. За Феодору была большая часть духовенства; был в особенности патриарх Игнатий, сын бывшего императора Михаила Курополаты, глубоко уважаемый за святую жизнь. Варда потребовал от патриарха, чтобы он постриг в иночество Феодору и дочерей ее; патриарх не согласился, часто укорял он Варду за его развратную жизнь и, наконец, в великий праздник, в присутствии всего народа, не допустил его к причащению Св. Таин. Варда в гневе низложил Игнатия и отправил его в ссылку; а Феодору с дочерьми ее заточил в монастырь. Надо было избрать нового патриарха. Канонические правила воспрещали вмешательство гражданской власти в назначения на церковные должности; и недавно еще 7-м Вселенским Собором это запрещение было повторено; но правители Византии, имевшие в руках силу, мало стеснялись церковными правилами и произвольно низвергали и назначали патриархов, что, однако, всегда производило волнения в народе. И теперь беззаконное низложение всеми уважаемого Игнатия произвело много ропота и негодования; Игнатий хотя и изъявил согласие на отречение, но многие считали это согласие вынужденным. Варда видел необходимость избрать человека вполне достойного высокого сана патриарха; только это могло бы хоть сколько-нибудь загладить его беззаконный поступок; и выбор его пал, действительно, на такого человека. Фотий, племянник бывшего патриарха Тарасия, сын и внук мучеников за Православие, был известен в целой империи своим высоким умом, громадной ученостью, преданностью Церкви. Он пользовался всеобщим уважением, занимал высокие государственные должности: был начальником царской гвардии, первым государственным секретарем и членом сената, недавно справлял посольство; но среди шума придворной жизни он с пламенной любовью изучал науки и слово Божие. Не было науки не знакомой ему; он занимался и филологией, и философией, и медициной, и историей, и законоведением, и словесностью; вокруг него, в его доме, собирались достойнейшие и ученейшие мужи Царьграда, глубоко уважавшие его; и таково было его влияние на ход образования, на весь ученый мир, что век, в котором он жил, доселе называется в истории веком Фотия. Против такого выбора возражения были невозможны. Большая часть духовенства была предана Фотию, и на Соборе, на котором участвовали и приверженцы Игнатия, только пять голосов было против избрания Фотия в патриархи. Но сам он нисколько не желал предлагаемого ему сана и отвечал отказом. «И не испытав на самом деле,— писал он впоследствии,— я чувствовал себя недостойным архиерейской и пастырской должности; в то же время смущало меня ожидание неприятностей, ныне обуревающих мою душу. Я плакал, умолял, употреблял все меры, чтобы отклонить избрание, умоляя, чтобы пронесли мимо меня чашу многих и многообразных забот и искушений. Поэтому так я и упорствовал, когда влекли меня к принятию священного сана». Нет повода сомневаться в искренности этих слов; положение Фотия, высокое и независимое, давало ему досуг для любимых им занятий; а сан патриарха при таком правителе, как Варда, так беззаконно поступившем с Игнатием, представлял лишь ряд забот и неприятностей. Фотий несколько раз повторял отказ свой; и не ранее, как через месяц после низложения Игнатия, уступил, наконец, усиленным просьбам императора, который, в сопровождении духовных лиц, приходил умолять его. В продолжение шести дней прошел он все церковные степени и был посвящен в патриархи. Конечно, не раз пожалел Фотий, что согласился занять место, упраздненное насильственным и произвольным действием; ожидаемые неприятности обрушились на него со всех сторон. Игнатий, согласившийся вначале отречься от патриаршего сана, теперь настаивал на том, что он законный патриарх; враги Варды держали его сторону, и часть духовенства не признавала Фотия. Варда употреблял силу, чтобы сломить упорство непокорных ему; и Игнатий и сторонники его подверглись жестоким преследованиям; многие претерпели заточение, истязания, лишение имущества. Подобные действия вредили Фотию, хотъ он и не был в них виновен; а напротив, всячески старался удержать Варду и склонить его к кротости и снисходительности. При дворе бесчиние дошло до высшей степени; молодой император открыто глумился над Церковью и ее святыми обрядами; любимой его забавой было передразнивать с пьяными придворными священнодействия Церкви; при этих возмутительных забавах некоторые из приближенных его назывались епископами и один из придворных сановников представлял патриарха. «Игнатий,— говорил Михаил,— есть патриарх Феодоры; Фотий — патриарх Варды; а Феоктист — мой». Фотий старался положить конец такому кощунству, но враги обвиняли его в потворстве порокам императора; и патриарх, поставленный недостойным Вардой, нес всю тяжесть действий и виновности покровителя своего. Собор, созванный в Константинополе, произнес низложение Игнатия, основываясь на его отречении; но это не поправило дела; волнение все росло; и как уже это случалось и прежде при соперничестве двух столиц христианского мира, недовольные Константинополем жаловались в Риме. Теперь, более чем когда-нибудь, низложенный Игнатий и сторонники его могли надеяться найти поддержку со стороны папы, так высоко поставившего звание епископа и проповедовавшего независимость духовной власти от власти гражданской. И Фотий решился созвать Собор, и просил участия в нем папы. Собор должен был решить, кроме дела об Игнатии, и некоторые другие вопросы церковные, оставшиеся нерешенными после смут иконоборческих. Император написал письмо к папе Николаю; написал к нему и Фотий, извещая его о своем посвящении в патриархи, прося о его братском расположении и приглашая его принять участие в предполагаемом Соборе. Письмо было написано с тем чувством уважения, какое всегда оказывалось епископу Рима, древней, первой столицы империи; но не в том смысле захотел понять его Николай. Он отвечал крайне высокомерно, присваивая себе права главы Церкви и верховного судьи в делах церковных. Он выражал свое неудовольствие за то, что без его ведома и согласия, вопреки будто законам церковным (такой закон значился только в вымышленных декреталиях), был созван Собор, низложивший Игнатия; за то, что в патриархи избран мирянин; и писал Фотию, что не может признать его, пока не исследует дела через своих легатов, которых присылал на Собор. В то же время он требовал возвращения Иллирика и доходов с областей, отнятых Львом Исаврянином. Собор открылся в 861-м году, в присутствии более трехсот епископов, между коими были и легаты папские, два епископа. Собор подтвердил низложение Игнатия и признал Фотия законным патриархом. Вместе с постановлениями Собора Фотий отправил к папе Николаю письмо, в котором с утонченной вежливостью, но искусно и твердо отрицал все притязания, предъявленные папой. Нельзя ставить ему (Фотию) в укор, писал он, нарушение законов, неизвестных Церкви (тем намекая на подложные законы, на которых папа основывал свое право на главенство); что касается до избрания его в патриархи из мирян, то этому было множество примеров в церковной истории на Востоке и на Западе. Впрочем, с первых времен христианства существовали в разных Церквах разные обычаи, что не мешало общению, пока эти разности не касались сущности догматов; и Римская Церковь не раз отступала в обычаях и обрядах от постановлений древней Апостольской Церкви; причем он указывал на эти отступления, убеждая папу соблюдать и то древнее постановление, по которому не допускалось, чтобы чужой страны епископ или патриарх принимал и разбирал жалобы лиц, недовольных своим духовным начальством, и не получивших от своего епископа доверительных грамот. На требование папой Иллирика не было ответа. Папа Николай был, конечно, крайне недоволен. Он созвал Собор в Риме, низложил легатов своих, как подкупленных Константинополем, объявил Игнатия законным патриархом, Фотия поразил анафемой и грозил тем же и императору Михаилу, если он не приведет в исполнение постановлений его. Но Михаил отвечал очень грубым письмом, в котором писал, что Фотий прав и что папу не признавали судьей в этом вопросе. Папа продолжал настаивать, но безуспешно. Фотий между тем деятельно занялся церковными делами. Князь болгарский изъявил желание принять христианскую веру, и Фотий послал к нему проповедников и священников; письменно объяснил ему догматы веры и правила христианской жизни; к князьям моравским отправил учителей, Константина и Мефодия, которые понесли в славянские земли слово Божие на славянском языке, и тем положили в этих странах прочное основание христианскому просвещению; старался привлечь Армянскую Церковь к союзу с Православной Церковью. Но болгарские дела повели к ускорению разрыва между Римом и Константинополем, и вызвали против Фотия новые проклятия от Римского епископа. В то самое время, как греческие проповедники трудились в распространении христианства в Болгарии, тайные агенты папы внушали новообращенным сомнения в чистоте учения Восточной Церкви. Они говорили им, что им проповедуется не истинное христианство, ибо истинная вера может быть распространяема только через посланных от папы, наместника апостолов и главы Церкви; что таинства, совершаемые женатыми греческими священниками, недействительны. Волнуя таким образом новообращенных, они в то же время старались внушать и князю болгарскому, что зависимость Болгарии от Греции в церковном отношении может повести и к зависимости политической, и что ему гораздо безопаснее войти в сношения с Римом, чем с Константинополем; в то же время император Людовик угрожал Болгарии. Князь болгарский, в тревоге и недоумении, решился просить помощи и совета у папы. Папа Николай написал ему письмо, в котором преподавал ему правила христианской нравственности и учил покорности Риму, и между тем поспешил отправить в Болгарию епископа и священников, которые стали уничтожать все, что сделали греки; они вновь помазывали крещенных св. миром, уверяя, что миропомазание, совершенное греческими священниками, недействительно; установили безбрачие духовенства, пост по субботам; и другие нововведения Латинской Церкви; вводили измененный Символ веры; восставали против употребления народного языка в богослужении и гнали греческих проповедников. Фотий, узнав об этом, окружным посланием известил Восток о делах папы в Болгарии и, указав подробно на все отступления Римской Церкви от древнего Православия и в догмате и в обрядах, приглашал восточных патриархов и епископов на Собор в Константинополь. В 867-м году Собор осудил нововведения Западной Церкви, и определил низложить папу Николая. Около тысячи епископов подписали постановления Собора, и решено было просить содействия императора Людовика, тоже встревоженного властолюбивыми притязаниями папы Николая. Эти действия Фотия, и в особенности обвинения Западной Церкви в отклонении от догматов Апостольской Церкви, встревожили папу. Мы видели, что нововведение в Символе было решительно осуждено одним из предшественников Николая, папой Львом III; и доски, поставленные в храме св. Петра, свидетельствовали о справедливости слов Фотия; но папа Николай не захотел в этом сознаться. Он написал галликанским епископам, чтобы они защищали новое учение, выраженное в Символе. Появилось действительно несколько сочинений в защиту мнения, выраженного словами «и от Сына»; самые замечательные из этих сочинений были писаны епископом Енеем Парижским и иноком Корбийского монастыря Ратрамном. С этих пор нововведение в Символе, которое было еще лишь частным мнением, утвердилось на Западе как догмат веры. Между тем обстоятельства очень изменились. Папа Николай скончался (867), и в тот самый год был удален и Фотий. Василий Македонянин, умертвив императора Михаила, занял престол его: Фотий бесстрашно укорял цареубийцу; и Василий, лишив его сана и заключив в монастырь, возвратил Игнатия на Константинопольскую кафедру. В Риме торжествовали по поводу низложения Фотия; император Василий желал сближения с Западом, и потому папа мог надеяться, что ему во многом уступят. Преемник Николая, Адриан II, на Соборе в Риме, в присутствии посланных из Греции повторил анафему над Фотием и убедил императора созвать в Константинополе Собор для суда над ним. Но около двух лет собирали епископов, которые были бы согласны осудить Фотия; и все-таки нашли их весьма малое число; почти все духовенство было горячо предано патриарху, так твердо защищавшему независимость Церкви и чистоту ее учения, так ревностно исполнявшему обязанности свои. Но наконец Собор открылся торжественно в 869-м году. Папа прислал двух легатов; так как три патриарха восточные не прислали уполномоченных, то выставили в виде уполномоченных от них сарацинских поверенных, приезжавших для выкупа пленных. Вообще, действия этого Собора были позором для греков и торжеством латинян; признана была духовная власть папы над всей Церковью и Фотий был предан страшному проклятию; постановления Собора 869-го года, который доселе латиняне называют восьмым вселенским, были подписаны вместо чернил евхаристической кровью. Сам Фотий, призванный на Собор как обвиненный, не признал законности его постановлений; на вопросы легатов он не отвечал, против их обвинений не возражал и поразил всех своим величием и достоинством. Некоторые епископы не побоялись и на Соборе с твердостью защищать действия Фотия, объявляя, что постановления Собора ничего не значат, когда они несогласны с законами церковными; что посвящение Фотия законно и поступки его справедливы. Их низложили и предали анафеме так же, как и Фотия. Сего же последнего подвергнули тяжкому заточению; не допускали к нему никого; он около месяца был опасно болен; к нему не допускали даже врача, даже прислуги; отняли у него книги. Семь лет провел Фотий в таком суровом заключении и явил величие и твердость духа, которых не отрицают даже и враги его; все переносил он с невозмутимым спокойствием, не смущался анафемой, произнесенной над ним. «Анафема,— писал он одному другу,— произносимая проповедниками истины против нечестия — казнь страшная; но произнесенная врагами истины, поражает только тех, кто произнес ее; а невинному, вместо казни, готовит неувядаемую, нетленную славу».— «Истинное божественное блаженство почерпается только из источника словес Божиих и занятия ими,— писал он тоже,— о чем же мне должно заботиться, не обращая внимания на скорбь? о том, чтобы сохранить душу неприкосновенной и неповрежденной от стрел греха; и если какая из них поразит душу и даже нанесет ей язву, возбуждать к излечению раны и восстановлению здоровья. Все же прочее: слава и богатство, красота и сила, могущество и зрелость тела, и более их драгоценная сила слова — все это лишь призрачные представления». Между тем и так называемый латинянами восьмой вселенский Собор не восстановил мира между Римом и Константинополем. Во-первых, подписанные всеми присутствовавшими постановления Собора не достигли Рима; они были украдены у легатов во время возвратного пути; многие винят в этом греков, желавших будто уничтожить свидетельство позорных их уступок. Во-вторых, по делу о Болгарии не уступили папе. Болгары к этому времени убедились, что латиняне ищут над ними только преобладания, и снова обратились к грекам; тщетно папа настаивал в правах своих касательно Болгарии; патриарх Игнатий, по просьбе присланных в Константинополь болгар, посвятил для их страны епископа и отправил туда священников. Папа поразил и его анафемой, которую повторял и преемник Адриана, Иоанн VIII. Но Василий, утвердившийся на престоле, теперь мало заботился о хороших отношениях с Римом. После семилетнего тяжкого заключения Фотий был опять призван ко двору; и император, уважавший ученость, вверил ему воспитание своих детей. Первым желанием Фотия было примирение с Игнатием; прежние противники, увидевшись, пали друг другу в ноги и просили прощения один у другого; самая искренняя дружба заменила прежнюю вражду; когда Игнатия постигла предсмертная его болезнь, Фотий навещал и утешал его; Фотию поручил он, умирая, своих близких и друзей. По смерти Игнатия Фотий занял его место (879), и папа Иоанн VIII, желавший мира с Византией, объявил в Риме недействительными все осуждения и анафемы, произнесенные на Фотия и на Собор, созванный в Константинополе, послал легатов своих, которые должны были признать Фотия за законного патриарха, под условием уступки Болгарии. Но Фотий, конечно, не ждал дозволения папы, чтобы считать себя законным патриархом. Под его председательством открылся многочисленный Собор, который отверг все постановления Собора, бывшего в 869-м году, вновь повторил запрещение прибавлять что-либо к Никео-Константинопольскому Символу и подтвердил равенство прав Римской кафедры и Константинопольской. Все это подписали и легаты папские, надеясь уступчивостью своей достигнуть желаемого преобладания в Болгарии. Но Фотий не уступил и Болгарии. Тогда, по возвращении легатов, посыпались вновь из Рима проклятия на Фотия; повторяли их и преемники Иоанна; наконец, удалось врагам Фотия возбудить против патриарха подозрения нового императора Льва, который низложил его. Великий защитник Православия скончался в монастыре, под анафемой папы и в немилости у греческого императора, в 886-м году. Имя Фотия доселе ненавистно латинянам, которые даже именуют «ересью Фотия» греческое Православие, как будто Фотий ввел что-нибудь новое, а не защищал древние апостольские правила. Мы же произносим это имя с глубоким уважением, как имя защитника свободы Церкви от властолюбия пап; ибо на Западе истинное учение все более помрачалось произвольными нововведениями. Разрыв между Римом и Константинополем определился резче; попытки к примирению оставались безуспешны; ибо уже совершились слишком важные отступления Рима от древнего Православия; Римская Церковь не хотела сознаться в них, а напротив, отстаивая мнимые права свои, все более и более удалялась от истины и шла все далее по ложному пути. Спор с Западной Церковью подал повод Фотию написать несколько догматических сочинений касательно вопросов, разделявших Церкви. Он писал «об исхождении Св. Духа»; в окружном послании обличал произвольные нововведения Запада. Кроме того, сохранилось много его сочинений и в ином роде: сочинение против павли- киан; библиотека, в которой критически рассмотрено до 286-ти сочинений; объяснения Св. Писания; несколько проповедей и поучений, отличавшихся глубиной мысли и живым красноречием. Для нас замечательны его три слова о нападении на Константинополь руссов. Последствием этого нашествия руссов на Константинополь было крещение киевских князей Аскольда и Дира и многих киевлян.
