Просвещение славян Христианской верой. Свв. Кирилл и Мефодий и ученики их
Рассказы из истории Христианской Церкви (для детей старшего возраста)
ПРОСВЕЩЕНИЕ СЛАВЯН ХРИСТИАНСКОЙ ВЕРОЙ. СВВ. КИРИЛЛ и МЕФОДИЙ И УЧЕНИКИ ИХ
Настало время, когда и на нашем славянском языке должны были возвеститься слова жизни. С пятого и шестого века имя славян все чаще и чаще встречается в истории. Некоторые племена заселили Иллирию: некоторые, освобожденные Аттилою от угнетавших их немецких дружин, распространялись широко по Германии, заселили Балтийское поморье, страну, лежавшую за Эльбою или Лабою, часть нынешней Голштинии и Мекленбурга; овладели Придунайским краем от Баварии и Тироля до Черного моря. Множество славян издавна поселилось в Греции и слилось с туземцами; уже в шестом веке императоры Юстин и Юстиниан, родом славяне, не считались пришельцами и чужими в империи. Императоры Ираклий и Маврикий призывали славян в некоторые греческие области, в которых население было почти истреблено моровой язвой; они заняли Фракию, Македонию, Фессалию, Пелопонес и страну, лежавшую между Савою и Адриатикой, Иллирию и Далмацию. Сперва мирные колонисты и данники, зависевшие от империи, славяне делались для нее грозными и опасными соседями по мере того, как империя слабела; уже в конце седьмого века болгары, под предводительством Аспаруха, основали самостоятельное, сильное княжество, тревожили северные области империи и не раз угрожали Константинополю; Пелопонесом совершенно овладели славяне, соединенные с аварами. Сербы и хорваты, занимавшие Иллирию, отложились от Византии и в начале девятого века частью подпали власти франков. В Паннонии, где Карл Великий сокрушил владычество авар, и по левому берегу Дуная в Богемии стало усиливаться славянское племя моравов и чехов. Все эти народы и другие славяне, жившие по Днепру, Бугу, Висле, Двине, Десне, Оке, Волге и на озере Ильмене, говорили наречиями сходными между собою, хотя и были расселены на огромном пространстве и мало сносились между собою. О вере славян знают мало; и вера и обычаи были неодинаковы у многочисленных славянских племен; многое заимствовали они от народов, окружавших их. Так, славяне Балтийского поморья, окруженные германскими и скандинавскими народами, долго были идолопоклонниками. Были, конечно, и между ними частные обращения, как, например, при Ансгарии; но вообще их просвещение принадлежит позднейшему времени. Славяне же южные и югозападные, близкие к Греции, очень рано узнали веру Христову. О епископах скифских, живших при Дунае в городе Томе (нынешнем Кюстенджи), упоминается в первых веках христианства; и в 10-м веке епархия Скифская принадлежала к округу Константинопольского патриарха, а весь этот край по Дунаю был густо заселен славянами. Славяне, заселявшие области Древней Греции, легко приняли от греков веру и обычаи. Сербы и хорваты, призванные Ираклием в Иллирик, еще в ѴI-м веке приняли крещение от римских священников и имели архиепископа сперва в Салоне, потом в Сплете (Spoletro). У западных славян действовали по временам латинские миссионеры. Так, в 845-м году крестились в Регенсбурге четырнадцать чешских вождей, и с этих пор Богемия или Чехия считалась за Регенсбургской епархией. Немецкие племена, саксы и баварцы, неохотно покорившиеся Карлу Великому, звали себе славян на помощь против него; и Карл, чтобы покорить и тех и других, старался обратить их в христианскую веру. Но это не шло успешно. Вера, проповеданная на чужом языке, вера, как орудие чуждой власти, не привлекала славян. Двум братьям, Кириллу и Мефодию, суждено было сделаться для славян орудием воли Божией, призвать их к спасению и насадить между ними начало самобытного благотворного просвещения. Это было во второй половине 9-го века. Константин и Мефодий были родом из города Солуня: но греки ли они или славяне, это достоверно неизвестно. В Македонии, где находился Солунь, жило чрезвычайно много славян, и потому язык славянский был знаком солунянам. Отец их Лев был один из важных сановников города, он имел семь человек детей; из них Мефодий был старший, а Константин младший. Старший, вступив на службу, был назначен правителем славянского княжества, Струмской области, как полагают; а Константин, который с самого детства являл удивительные способности и любовь к наукам, по просьбе воспитателя малолетнего императора Михаила, был взят в Константинополь и воспитывался при дворе вместе с императором. Сохранилось о нем предание, что еще ребенком он видел во сне семь дев, из коих избрал себе в спутницы жизни Софию, Божию премудрость. Двор константинопольский был в то время крайне развращен, но науки процветали в столице. Константин, с юности благочестивый, не увлекся опасными примерами и соблазнами и усвоил себе все хорошее; он пользовался уроками знаменитого Фотия; изучал языки греческий, латинский и сирский, все науки, и в особенности полюбил философию. Ей он занимался, как высшей мудростью, научавшей человека «жить достойно образа и подобия Творца своего». Пламенная любовь к Господу и к Его святому закону горела в душе молодого Константина; он отверг богатый брак и почести, предложенные ему при дворе, желая всецело посвятить жизнь свою Богу. Некоторое время исполнял он должность библиотекаря, а потом тайно удалился и постригся в иноки; по настоятельной просьбе друзей он согласился возвратиться в Константинополь и преподавать философию. Имя Константина философа прославилось в столице. Однажды от эмира или князя сарацинского пришли к императору послы, которые поносили веру Христову; император решился послать к ним ученого мужа для прения о вере, и выбор пал на Константина, которому было тогда 24 года. Он отправился в Багдад и, со славою исполнив свое поручение, стал потом жить на горе Олимпе вместе с братом своим Мефодием, который уже давно сделался иноком. В 858-м году пришли к императору другие послы от хазар, кавказского племени, кочевавшего в юго-восточной части нынешней России. Они недоумевали о вере и говорили императору: «Нас смущают евреи и сарацины; хвалят они каждый свою веру; пришли же нам людей сведущих, которые бы сказали нам, которая вера лучшая». Опять обратились к Константину философу, который охотно принял поручение идти к хазарам и убедил брата сопутствовать ему. Братья сперва поселились на время в древнем греческом городе Херсоне или Корсуне, на Крымском полуострове; там они учились языку хазар и тщательно изучали еврейские книги, дабы успешнее спорить с евреями и самарянами, которых должны были встретить в земле хазарской. Древнее предание говорит, что будто они тут встретились с одним русином или славянином из русского края и нашли переложенными на русский язык Евангелие и Псалтирь, и что Константин выучился русскому языку. Между тем совершили они и в Херсоне памятное дело. Тут, как известно нашим читателям, скончался в изгнании, еще при Траяне, святой мученик Климент, ученик апостольский и Римский епископ. Народ хранил предание, что в продолжение нескольких веков, в годовщину его смерти, море отступало от берегов и открывало верующим доступ к мощам святителя, потопленного в Черном море. Константин и Мефодий пожелали обрести святые мощи; по просьбе их епископ Херсонский Георгий совершил торжественное молебствие около того места, где полагали, что они находились; и действительно, при свете, внезапно воссиявшем с неба, святые мощи были обретены и вынуты из моря. Выучившись языку хазар, Константин и Мефодий пошли в их землю и проповедовали там так успешно, что обратили к вере множество народа. Сам каган, или хан, принял святое крещение. Константин вступил в прения с учеными евреями, самарянами и магометанами, и красноречиво и мудро доказывал им превосходство истинной веры над их разнообразными учениями. Эти беседы и споры были записаны Мефодием. Каган, довольный, что обрел истинную веру, хотел наградить святых благовестников богатыми дарами; но они отказались от даров, а испросили освобождение всех греков, находившихся в плену у хазар. После этого они пошли в обратный путь и по дороге еще благовествовали одному языческому племени, жившему близ Сурожского или Азовского моря. С радостью и почетом приняли святых благовестников в Константинополе. Мефодий сделался игуменом монастыря Полихрона; Константин, живя при церкви Святых апостолов, предался молитве и учению; но вскоре Господь Бог призвал их к новым трудам. В славянских народах стало проявляться желание узнать и принять истинную веру, и они обращались к Византию. Давно истинная вера начала проникать в Болгарию, бывшую в частых сношениях с империей, уже в конце восьмого века крестился в Константинополе один из вождей болгарских; но потом вера христианская была гонима некоторыми из князей болгарских: один из них, Маломир, казнил в начале IX столетия даже родного брата своего Баяна, не соглашавшегося отречься от христианской веры; но Баян, умирая мученической смертью, предсказал близкое просвещение всей страны; при внуке его Борисе, или Богорисе, один греческий пленный, Феодор Куфара, заботился о распространении веры; а между тем сестра Бориса, бывшая в плену у греков, при размене пленных возвратилась из Царьграда ревностною христианкой. Она старалась обратить своего брата, и Господь помог ей силой Своей: голод и заразные болезни, свирепствовавшие в Болгарии, вдруг прекратились, как скоро обратились с молитвой к истинному Богу. Это расположило Бориса к вере Христовой, и он послал в Грецию просить наставников. Мефодий прибыл в Болгарию в 861-м году. Некоторые летописцы рассказывают, что будучи искусным живописцем, он изобразил на стене царского дома картину Страшного суда и, объяснив царю значение картины, окончательно убедил его сделаться христианином. Борис при крещении принял имя Михаила, в честь восприемника своего византийского императора, и ревностно заботился об обращении своих подданных, которые сначала были недовольны тем, что он оставил веру отцов. Происходили смуты; но постепенно вера стала распространяться. Патриарх Константинопольский Фотий письменно объяснял царю веру Христову, излагал правила Вселенских Соборов и отправил в Болгарию архиепископа и священников. Константин и Мефодий, посетив Болгарию на пути в другие страны, проповедовали там слово Божие на славянском языке; мы уже рассказали о смутах, которые произошли по поводу Болгарии. Около того же времени и другие славяне пожелали христианского просвещения. Княжество Велико-Моравское, возникшее после падения авар, считалось христианским; действительно, там были латинские миссионеры; архиепископу Зальцбургскому было поручено преимущественно обращение славян, и у него по этому поводу было не мало споров с архиепископом Пассаусским, который считал этот край своим достоянием, и действительно основал для моравов и других придунайских народов епископства в Ольмюце, Нитре, Фавиане (Вене). Через всю первую половину 9-го века идут между двумя архиепископами споры о том, к какому округу принадлежат славяне и кому, следовательно, получать с них подати; а для истинного обращения их почти ничего не делалось. Богослужение на непонятном языке не привлекало народ, и никто не учил его христианскому закону. Между тем княжество Велико-Моравское быстро росло под управлением славянских князей. Немецкие императоры, преемники Карла Великого, домогались господства над ним; но самый сильный из князей моравских Ростислав, или Растиц, сумел отстоять свою независимость, и государство Велико-Моравское достигло высокой степени могущества, расширясь от Эльбы и до Карпат. Пожелали славяне моравские и паннонские веры Христовой; и Ростислав и Святополк, князья моравские, и Коцел, князь блатенский в Паннонии, в 862-м году решились просить императора, чтобы он прислал им учителей. Послы их говорили: «Земля наша окрещена, и народ наш желает держаться христианского закона; но мы не имеем учителей, которые бы объяснили нам веру и святые книги на нашем языке; итак, просим тебя, позаботься о нашем спасении и пришли нам епископа и учителя, ибо мы знаем, что от вас закон добрый исходит на другие страны». Император и патриарх обрадовались и, призвав Солунских братьев, предложили им идти к славянам. Константин, хотя и был в то время болен, охотно согласился; желая упрочитъ святое дело, он тут же задумал передать славянским народам Слово Божие писанное. «Эти народы имеют ли буквы?» — спросил он у императора. «Дед мой и отец искали их, но не нашли», — отвечал царь. «Как же быть? — сказал философ.— Проповедовать только устно все равно, что писать на песке; а если я стану сочинять буквы, боюсь, как бы не назвали меня еретиком». «Помолись Богу, Он вразумит тебя»,— отвечал император. Константин стал готовиться к святому делу молитвою и сорокадневным постом. Глубоко убежденный в необходимости письменности для лучшего познания веры, он стал трудиться над составлением славянской азбуки; ему помогали Мефодий и некоторые ученики, назначенные сопутствовать ему. Как только азбука была готова, то Константин перевел на славянский язык выбор из Евангелий и Апостола для дневных чтений. Некоторые летописцы сообщают, что первые слова, писанные на славянском языке, были начальные слова Евангелия от св. Иоанна: «Искони (в начале) Слово, и Слово к Богу, и Бог Слово». Этот великий труд был радостно приветствован всем константинопольским духовенством; в присутствии императора был отслужен благодарственный молебен и в 863-м году Константин, Мефодий и некоторые ученики их отправились в славянские земли, неся славянам дар бесценный — слово Божие на их родном языке. Некоторые полагают, что перед отъездом своим Константин был посвящен в епископы. Император, отпуская его, дал ему следующее письмо к князю Ростиславу: «Бог, повелевающий всякому уразуметь истину, сотворил великое дело, явив письмена на нашем языке. Мы посылаем к тебе того самого честного мужа, через которого Господь явил сии письмена, философа благоверного и весьма книжного. Он несет тебе дар честнее всякого золота и камней драгоценных. Помогай ему утвердить вашу речь и взыщи Бога, не ленясь ни на какой подвиг; тогда и ты, приведя своих в Божий разум, восприимешь награду в сем веке и в будущем». Братья отправились в путь, как полагают, через Болгарию, где проповедовали. Они были радостно приняты князем и народом в моравском Велеграде и, обходя весь край, учили, проповедовали, объясняли слово Божие. Они обучали детей, устроили богослужение на славянском языке, трудились неутомимо, и в краткое время перевели на славянский язык Псалтирь, Часослов, Служебник, чины таинств, Октоих Дамаскина и Паремийник или собрание чтений из Ветхого и Нового Завета. Всякий раз, как вспоминается нам великое дело святых первоучителей наших, то возносимся с горячей молитвою благодарности к Господу Богу, Подателю благ, Который внушил это дело и помог совершить его. В то время, когда почти во всех странах Европы слово Божие оставалось чуждо народу, когда богослужение совершалось везде на непонятном народу языке,— в то время в славянских землях народ родным словом призывался к познанию и уразумению животворящей истины; святые учителя заботились о его просвещении, пробуждали в нем духовные и умственные силы, старались, чтобы он всецело проникся верою, не довольствуясь исполнением одного внешнего обряда. Сохранился древний список славянского Евангелия с предисловием, которое носит имя блаженного учителя Константина философа. Из этого драгоценного памятника видно, как усердно он заботился о том, чтобы новообращенные всей душой, и сердцем и умом, приняли слова спасения. «Услышьте, славяне все, — говорил он им, — слово, еже от Бога прииде, слово, еже кормит души человеческие, слово, еже крепит сердца и умы... Душа не имеет жизни, если словес Божиих не слышит; отверзите прилежно уму двери, оружие приимите твердое, еже куют книги Господни; в буквах мудрость Христова является, которая души ваши укрепит... Поймите своим умом, да не ум имея неразумен, на чуждом языке слышите слово, как голос медной трубы звенящее. Без света нет радости оку видеть творение Божие; так и всякой душе бессловесной, не ведя щей Божия закона... Душа безбуковная — мертвая является в человеке. Всякая душа отпадает от жизни Божией, когда слова Божия не слышит». Святые благовестники трудились более четырех лет, чтобы просветить народ и верою, и знанием, и труды их были не тщетны: множество народа уверовало; князь Коцел стал сам учиться грамоте и поручил Константину образование пятидесяти юношей; слово Божие распространялось по всей стране: «И рады быша словени, слыша величие Божие на своем языке», говорит летописец. Но крайне недовольны этим были немецкие и латинские епископы, которые уже давно трудились в Паннонии и Моравии, но с весьма малым успехом. Заботясь более о своих выгодах и о распространении власти папской, чем об истинном просвещении народа, они не приобрели над ним влияния; богослужение совершали они на чужом языке, Священное Писание не объясняли; требовали лишь наружного обращения, а не соблюдения христианского закона: так, например, дозволяли и многоженство, и языческие жертвоприношения. По прибытии солунских благовестников, латинские епископы уже совершенно потеряли всякое влияние; народ тотчас же оставил их и обратился к тем, которые наставляли его с такой мудростью и любовью. Это возбудило их зависть: они всячески старались вредить Константину и Мефодию, называли их еретиками, арианами; распространяли в народе понятие, будто слово Божие следует читать лишь на тех трех языках, на которых была сделана надпись на Кресте, и что поступающий иначе — злой еретик; наконец, принесли на них жалобу папе Николаю. Это было в то самое время, когда у папы шел спор с патриархом Фотием, и когда Фотий обличал все неправые действия его в Болгарии и все отступления Римской Церкви от древнего Православия. Властолюбивый папа Николай встревожился известием, что и в другой стране, бывшей доселе под властью Рима, раздается славянская литургия, принесенная из Греции, и призвал к себе в Рим славянских учителей. Константин и Мефодий не могли иметь и в мысли признать главенство папы, как оно уже признавалось на Западе; но Церковь всегда уважала в папе первенство чести; к тому же только папа мог положить конец крамолам подвластных ему латинских епископов в Моравии; братья охотно предприняли путь, взяв с собой часть мощей св. Климента и священные книги, переложенные ими на славянский язык. По пути святые благовестники проповедовали по-славянски славянским племенам, населявшим Далмацию, и в Венеции имели горячие прения с латинскими иноками и священниками, которые говорили Константину: «Как же ты сотворил славянам книги, и обучаешь их тому, чего не позволяли ни апостол, ни Римский папа, ни Григорий Богослов, ни Иероним, ни Августин? Мы знаем только три языка, на которых можно по книгам славить Бога: еврейский, еллинский и латинский». Философ отвечал им: «Не льется ли дождь от Бога на все? Солнце не сияет ли на весь мир? Не все ли мы дышим одним воздухом? Как не стыдитесь вы принимать только три языка, а прочим племенам велите быть слепыми и глухими! Бог, по-вашему, или немощен, что не может дать одним того, что дает другим, или завистлив, что не хочет. Нам известно, что многие народы умеют воздавать славу Богу, каждый на своем языке: армяне, персы, абазги, иверцы, готы, обры, козары, египтяне,сирияне и другие. Если не хотите уразуметь того, из Писания познайте волю Божию. Давид вопиет: пойте Господеви вся земля, пойте Господеви песнь нову!» Между тем папа Николай скончался, а преемник его Адриан, одушевленный желанием мира с Востоком, принял благовестников с величайшим почетом. Когда он узнал, что они приближаются к Риму и несут с собою мощи святого Климента, то вышел к ним навстречу за город, сопровождаемый духовенством и множеством народа; все держали в руках зажженные свечи. Он с благоговением принял из рук их святые мощи и перенес их в церковь св. Климента; а книги, переложенные на славянский язык, освятил на престоле древнейшей римской базилики, святой Марии Большой. Константин, от имени своего и брата, составил «исповедание веры», в котором исповедует догматы Никео-Константинопольского Символа, отвергая нововведение, признанное Римом; оно заключается следующими словами: «Так исповедую я свою веру с Мефодием, присным моим братом и помощником в службе Божией. В сей вере состоит спасение и упование, и ее предаем мы оба ученикам своим, да, тако веруя, спасутся». Папа остался доволен этим исповеданием веры, осудил тех, которые восставали против употребления славянского языка, и велел совершать Божественную службу частью на латинском, частью на славянском языке в храме святого апостола Петра и в храме св. Андрея Первозванного, как первого благовестника в славянских землях. В то же время папа рукоположил Мефодия в пресвитеры и повелел двум епископам своим посвятить в пресвитеры и дияконы некоторых учеников святых благовестников. Но вскоре по прибытии в Рим, Константин занемог. Непрерывные труды давно расстроили его здоровье; он чувствовал, что ему недолго осталось жить, принял схиму, причем был наименован Кириллом, и стал спокойно готовиться к смерти. Болезнь его продолжалась около двух месяцев. Праведный муж не боялся умереть: одна мысль только тревожила его, как бы после него не остановилось начатое дело просвещения славян. Он убедительно молил брата, не покидать этого святого дела. «Брат, — говорил он перед самой смертью своей, — мы с тобой были, как дружная пара волов, возделывающих одну ниву; и вот я падаю на бразды, рано окончив день свой. Знаю, ты возлюбил уединение на горе Олимп; но умоляю тебя, не оставляй дела нашего; ты им угодишь Богу». Потом Кирилл стал молиться о просвещенных им племенах, молил Господа сохранить Свое стадо в любви и единодушии, избавить его от заблуждений, наставить его на благо и истину. Окончив молитву и благословив всех присутствовавших, блаженный учитель наш предал душу Богу, имея всего сорок два года от роду. Это было 14-го февраля 869-го года. Папа и все римское духовенство совершили торжественно отпевание усопшего. Мефодий желал, по завещанию матери, перенести на родину тело любимого брата; но духовенство римское умоляло папу не допустить этого, и блаженный Кирилл был похоронен в церкви святого Климента, близ обретенных им мощей. Множество духовенства и народа сопровождало прах великого учителя славян до места его покоя. Мощи его и доныне находятся в Риме, в древней церкви святого Климента. Время шло между тем. Почти два года уже славяне были лишены учителей своих. Князь Коцел отправил в Рим послов, чтобы просить папу отпустить Мефодия. Адриан отвечал: «Не тебе одному, но и всем тем славянским странам посылаю учителя от Бога и от святого апостола Петра». Очень хотелось папе, чтобы обращение славян шло как-будто от него, от Рима, а не от Греции. Отпуская Мефодия, Адриан писал к славянским князьям: «С радостью узнали мы, что Господь внушил вам, что не одной верой, но и добрыми делами следует служить Ему, ибо вера без дел мертва. Вы просили себе учителей, и император греческий, предупредив нас, послал к вам блаженного философа Константна с братом. Теперь мы посылаем к вам обратно сына нашего Мефодия как мужа совершенного в разуме и правоверии, чтобы он учил вас при помощи церковных книг, переведенных, с Божией благодатью, на ваш язык Константином философом. Если и кто другой возможет достойно и правоверно переложить священные книги на язык ваш, дабы вы удобнее могли познать заповеди Божии, то да будет сие свято и благословенно Богом и нами, и всей кафолической, апостольской Церковью. Да сбудется слово Писания: «Яко восхавлят Бога вcu языцы», и еще «вси возглаголют языки различные величие Божие, якоже даст им Дух Святой отвещавати». «А если кто дерзнет отвращать вас от истины и осуждать книги и язык ваш, такого считайте лжеучителем». Однако папа требовал, чтобы при богослужении Евангелие читалось сперва по-латыни, а уже потом по-славянски, грозя церковным отлучением за нарушение этого повеления. Это могло предвещать будущие гонения. Мефодий был посвящен в епископы Паннонии. Мефодий свято исполнил последнюю мольбу брата; вся жизнь его, все его труды были посвящены славянам. Он обучал юношей, трудился над переводом священных книг; назначал священников из славян, заботясь пуще всего о том, чтобы службы церковные были понятны народу, и народ радовался, слушая слово Божие на родном языке; латинская служба, латинские священники были совсем оставлены. Но тем сильнее закипела злоба врагов Мефодия, особенно Зальцбургского епископа, который до прибытия славянских учителей считал весь тот край своим достоянием и видел, что теперь с каждым днем уменьшается его влияние. Вскоре немецкие епископы приобрели силу и воспользовались ей. Ростислав упорно отстаивал независимость Велико-Моравского княжества против немецкого императора, который всячески домогался преобладания над ним; долго попытки императора оставались тщетны: соседние славяне, сербы и чехи помогали Ростиславу, но измена низложила его. Племянник его Святополк, князь Нитры, вступил в тайный союз с немцами и выдал им Ростислава, которого император немецкий велел ослепить и заключить в монастырь на всю жизнь. Немцы стали господствовать в славянской земле; тогда епископы немецкие призвали Мефодия к суду и грозили ему смертью. Мефодий с твердостью отстаивал свое право распространять слово Божие; «Но, впрочем,— говорил он,— творите вашу волю на мне; я не лучше многих, которые, говоря правду, претерпели мученическую смерть». Епископы достигли того, что Мефодий был заточен в Швабии. Два года продолжалось его заточение, хотя сам папа и неоднократно требовал, чтобы его освободили; не совсем приятно папе было распространение славянской службы, но еще менее мог он терпеть своеволие Зальцбургского епископа, который распоряжался самовластно церковными делами в стране, признававшей папу. Наконец, уже преемник Адриана, Иоанн VIII, грозя церковным отлучением непокорным епископам, запретил им священнодействовать, пока не освободят Мефодия; и тогда только святой благовестник вышел из тюрьмы. К этому времени и политические дела в стране приняли другой оборот. Народ не терпел подданства немцам; Святополк, не получивший от измены своей ожидаемых выгод, вновь изменил, на этот раз немцам, и став во главе славян, вел против немцев кровавую войну, которая кончилась независимостью края. Как только моравы услышали о возвращении Мефодия в соседнюю область, Паннонию, то стали изгонять латинских священников и послали просить папу, чтобы он посвятил Мефодия в архиепископа Моравского, но он уже был епископом Паннонским. Папа исполнил их желание и призвал Мефодия в Рим, откуда он воротился епископом Моравским. Еще шире, еще благотворнее стала деятельность Мефодия. Славянское богослужение проникло за пределы Моравии и Паннонии. Чешский князь Боривой вступил в союз и родство с Святополком моравским, и вскоре затем принял крещение от Мефодия, вместе с супругою своей Людмилой. Много народа последовало примеру князя, и славянское богослужение, любезное народу, стало раздаваться и в этой стране. Ученики Мефодия понесли слово Божие и в Польшу; при Висле, говорит древнее житие Мефодия, сидел языческий князь, ненавидевший христиан, но и тут многие крестились. Слово Божие распространялось быстро и все более и более привлекало славян; многие оставляли Церковь Римскую и устремлялись к той, которая просвещала их сердца и умы святою истиною через звуки родного языка. В восьмом веке Византия почти совсем утратила влияние свое на берегах Адриатики. Славяне иллирские и далмацкие перестали считать себя зависимыми от Греческой империи; хорваты и часть Каринтии подпали власти франков; в церковном же отношении эта страна была подчинена Риму и от Рима получала священников и епископов; но в сущности она знала мало о христианской вере. И на нее повеяло животворным духом. Около половины девятого века хорваты свергли иго франков; Далмация, часто тревожимая нападениями сарацин, получила помощь от греческого императора, Василия Македонянина, который освободил Рагузу и Бар, осаждаемые арабами. Это подняло значение Греческой империи во всем Приадриатическом крае. В то же время пронеслась между иллирскими славянами весть, что близкие их единоплеменники совершают у себя божественную службу на родном языке; на родном языке читают слово Божие, принесенное им из Греции. Сами великие первоучители посетили этот край по пути в Рим и благовествовали далмацким славянам, и животворно было их живое слово. Древняя далмацкая летопись сохранила предание о посещении края славянскими первоучителями: «Была тогда великая радость,— сообщает она,— и христиане, употреблявшие латинский язык, сходили с гор и восхваляли имя Божие». В 878-м году Далмация, отказавшись от подчинения папе, пристала к Восточной Церкви; то же сделали хорваты; сербы отправили послов в Константинополь просить себе священников. Вспомним, что в это самое время папа потерял всякую надежду на преобладание в Болгарии; что, наконец, и новый славянский народ, русский, едва начинавший свое гражданское существование, получал христианское просвещение от Церкви Восточной. Около 866-го г. появление россов под предводительством киевских князей Аскольда и Дира привело в ужас Константинополь. Русские, в отмщение за какую- то обиду, нанесенную в Константинополе киевским купцам, страшным образом опустошили окрестности и грозили самой столице. Народ в страхе молился; патриарх Фотий, по совершении крестного хода и молебствия, погрузил в море край ризы Богоматери, хранившейся в Влахернском храме, и внезапная буря рассеяла суда русских. Это бедствие было для них началом спасения. Пораженные таким свидетельством силы Божией, Аскольд и Дир, по возвращении в Киев, послали в Константинополь просить христианских наставников. Патриарх прислал в Киев греческого епископа, который еще более расположил князей к христианской вере; но дружина их, услышав о чудесах, совершенных Господом, требовала чуда, чтобы уверовать. Предание говорит, что епископ, помолясь Богу, положил в огонь святое Евангелие, которое осталось невредимо. Тогда с князьями крестилось и много народа, и вера стала распространяться в Киеве — матери городов русских. Россия стала считаться одной из епархий, принадлежавших к Константинопольскому церковному округу. При частых сношениях с Грецией и Болгарией, священные книги стали, конечно, скоро известны киевским христианам, между коими утверждалось с греческими церковными обычаями и богослужение на народном языке. Все это, конечно, должно было тревожить папу. Во второй половине девятого века только что начинала выявляться громадность славянского мира; некоторые народы славянские достигли высокой степени могущества, другие начинали свое историческое существование, и в основу их быта ложилась вера христианская, но вера, принятая не из Рима, не как мертвая буква, залог рабства Риму, а как живая сила, залог преуспеяния, развития и духовной свободы. Папа видел целый новый мир, образующийся вблизи его, но не под его влиянием, и Рим должен был употребить всевозможные усилия, чтобы подчинить себе хоть часть этого громадного мира. Это до некоторой степени удалось. Папа беспрестанно получал от немецких епископов жалобы на Мефодия, который, говорили они, отторгает Моравию от послушания римскому престолу, вводя в нее славянское богослужение и славянские книги; папа то запрещал петь литургию на языке «варварском», как он выражался, то опять дозволял это, боясь, как бы Моравия не пристала совсем к округу Константинопольскому. Епископы латинские, более чем когда-нибудь, старались утвердить мнение, что грешно читать Писание на ином языке, кроме греческого, латинского и еврейского; и это нелепое мнение так называемых «триязычников» или «пилатников» распространялось, хотя и было осуждено папою; они старались ввести в новообращенной стране измененный Символ; но Мефодий твердо стоял за Символ Никео-Константинопольский, и папа не мог осудить его; он сам читал Символ неизмененный и помнил дело о Болгарии. Все заставляло его щадить Мефодия и даже оказывать ему покровительство. Не видя успеха с этой стороны, епископы старались возбудить подозрения императора восточного против Мефодия, представляя Мефодия приверженцем Рима; но и это не удалось: император, призвав Мефодия, принял его с почетом, и патриарх воспользовался для болгар переведенными книгами. Мефодий опять возвратился, претерпев опасности на пути, но с прежней ревностью. Он продолжал переводить священные книги, которые не успел перевести брат его, и с помощью учеников своих довершил перевод Библии, кроме книг Маккавейских. На которое именно из славянских наречий были переведены святые книги, о том еще спорят ученые; более общее мнение то, что они были писаны на языке болгарских славян; но надо помнить, что в 9-м веке, когда только что начиналась историческая жизнь славян, все славянские наречия были гораздо более сходны между собою, чем теперь, когда отдельная историческая жизнь каждого племени самобытно развила его язык и наложила на каждое из славянских наречий свой отдельный характер. Великий труд свой Мефодий окончил в день св. Димитрия Солунского, к памяти которого он имел особенное уважение, как уроженец Солуня, и совершил торжественно благодарственное моление. Немецкие епископы, однако, все продолжали преследовать его. Они приобрели влияние на князя Святополка, потворствуя его порокам, между тем как Мефодий часто укорял его, требуя от него как от христианина соблюдения христианской нравственности. Немец Вихинг, хитрый и безнравственный, особенно вкрался в доверие князя; через него он добился посвящения в епископа Нитранского и викарного епископа к Мефодию, и был до конца злейшим врагом Мефодия, против которого сумел восстановить и папу; папа поразил его анафемою. Великий учитель славян переносил все личные оскорбления с христианской кротостью и продолжал трудиться неутомимо до самой смерти. В 885-м году, после шестнадцатилетнего святительства, Мефодий предал душу Богу. Он скончался в Велеграде, как полагают, выразив желание, чтобы после него был посвящен в архиепископы Горазд. Ему он поручил продолжать труды его. Но немецкие епископы только ждали смерти Мефодия, чтобы изгнать учеников его. «Прочь Горазда! — кричали они.— В нем живет Мефодий; нам надо Вихинга». Началось гонение на сотрудников и учеников Мефодия; Горазд, Климент, Наум, Ангеларий, Савва были в оковах заключены в темницы; подвергли их побоям, оскорблениям и потом отправили их, под стражей солдат, разными путями вон из Моравии. Затем, забрав силу, немцы, с Вихингом во главе их, стали везде преследовать и запрещать славянское богослужение и уничтожать все что сделали великие просветители славян. По смерти Мефодия было в стране до двухсот священников, им образованных, и в короткое время они были изгнаны или отставлены. Все это делалось без участия и почти без ведома Святополка, занятого тогда ожесточенной борьбой против немцев и мадьяр. Эти последние, суровые язычники, были призваны на Моравию немецким королем Арнульфом впоследствии императором, когда он потерял надежду подчинить ее себе собственными силами. Пользуясь смутами и безначалием, немецкая партия правила церковными делами в Моравии, и почти четырнадцать лет не было архиепископа. Зальцбургский епископ желал удержать всю страну под своим ведением. Уже в 899-м году по настоянию Моймира, наследника Святополка, папа посвятил архиепископа для Моравии; но борьба партий, смуты, гонения на народный обычай продолжались до самого падения Велико-Моравского княжества, которое около 906-го года слилось отчасти с новой державой венгров или мадьяр, частью с усилившейся тогда Богемией или Чехией. У соседних чехов вера тоже распространилась среди бурь и невзгод: там шла борьба между народной партией, немецкой, и язычеством. Внук Боривоя Вячеслав вступил на престол после смерти отца. Воспитанный бабкой своей, Людмилой, в правилах Восточной Церкви, он оказывал великую ревность к вере; но брат Вячеслава Болеслав был с матерью Драгомирой во главе языческой партии. Благочестивая Людмила была убита по повелению Драгомиры, и в 935-м году Вячеслав пал от руки собственного брата. Доныне чествуется память св. мучеников Вячеслава и Людмилы. Болеслав смертью брата достиг княжеского престола и, мучимый совестью, впоследствии принял христианскую веру, но уже от латинских священников, которые стали преследовать славянское богослужение. Немцы стали править всеми делами церковными, папа на соборах запрещал употребление славянского языка; но среди народа, у чехов, как и в Моравии, долго хранилась память о богослужении на родном языке; долго хранились древние, священные книги, от поколения к поколению передавались вражда к чужому, немецкому обычаю и предания древней, родной старины. Возвратимся теперь к ученикам Мефодия. Благие семена просвещения, посеянные великими первоучителями славян, не погибли среди гонений, но возросли в другой стране и принесли богатые плоды. То, что мы видим так часто в церковной истории, повторилось и теперь; слепая вражда людей не помешала делу Божию; изгнание благовестников послужило к более широкому и плодотворному распространению святой истины. Мы уже рассказали, как новообращенных болгар смущали агенты папские; как они внушали им сомнения в чистоте учения, принесенного из Греции, и старались уничтожить все, что сделали восточные благовестники; как шел спор о Болгарии между Римом и Константинополем. Но скоро болгары поняли, что папа ищет не пользы страны, а преобладания в ней, и пожелали сблизиться с Греческой Церковью. Они прислали послов на Собор, созванный в Константинополе в 869-м году, при патриархе Игнатии; послы спрашивали, к какому церковному округу принадлежит Болгария. «Когда вы завоевали страну, в которой теперь живете, каких священников имела она?» — спросили у них. «Мы нашли в ней греческих священников»,— отвечали болгары. «Стало быть, страна ваша принадлежит к Константинопольской митрополии»,— отвечали им. Тщетно легаты папские возражали против этого решения; Собор, уступивший им так много, не уступил Болгарии; и тогда и на патриарха Игнатия посыпались из Рима анафемы, как они сыпались прежде на Фотия. Но и Игнатий, и за ним Фотий продолжали начатое дело обращения болгар. В Болгарию был послан архиепископ Феофилакт, были посланы священники, и обычаи Церкви Греческой утвердились в стране; вера христианская стала быстро распространяться при пособии священных книг, переведенных Кириллом и Мефодием, и покровительстве царя Бориса. Когда из Моравии были изгнаны ученики Мефодия, то Борис принял их с живейшей радостью, и тогда-то в особенности подвинулось быстро дело просвещения болгар. Болгарские древние летописи восхваляют святого мужа, который через изобретение славянской азбуки открыл всем славянам уразумение слова Божия: «Прежде славяне не имели книг, но чертами и нарезами считали и гадали, будучи язычниками. Крестившись, они по нужде изображали римскими и греческими письменами славянскую речь, без устроения... и так они пробыли много лет. Потом же человеколюбец Бог, устраивающий все и не оставляющий рода человеческого без разума, но всех к разуму приводящий и к спасению, помиловал народ славянский, послал ему св. Константина философа, именуемого Кириллом, мужа праведного и любящего истину, и он сотворил славянам письмена». Прибытие славянских благовестников, учеников Мефодия, было в Болгарии радостью для всех. При дворе, в домах вельмож принимали их как дорогих наставников; учились под их руководством славянской грамоте; и малые и великие, и народ и знатные люди с радостью слушали Священное Писание и житие святых угодников. Основано было в Болгарии семь кафедральных соборов, с епископскими кафедрами; основано множество училищ. Святые ученики Мефодия Климент, Наум, Ангел арий, Савва, Горазд трудились неутомимо, наставляя новообращенных, обходя города и села болгарские, переводя греческие книги, и Болгария сохранила о них благодарную память, славя их вместе с первоучителями под общим именем «седьмочисленников». При младшем сыне царя Бориса, при Симеоне, просвещение Болгарии поднялось высоко. Получив блистательное образование в Константинополе, почему историки и называют его «Полугреком». Симеон был горячо предан вере и науке. Он царствовал с великой славой с 888-го до 927-го года, расширил пределы государства своего. Его царствование было золотым веком болгарской письменности. Радуясь трудам святых мужей, которые распространяли просвещение в Болгарии, он всячески покровительствовал им и сам трудился вместе с ними, переводя на славянский язык выбор из сочинений Иоанна Златоустого и другие книги. Из учеников Мефодия всех известнее Климент, который был первым епископом из славян в Болгарии, именно в Величе; ему приписывают составление азбуки, именуемой глаголицей, несколько измененной против азбуки, составленной пр. Кириллом, которая по его имени называется «кириллицей». Кириллица та грамота, которую употребляем мы, русские, в наших славянских книгах. Юго-западная часть Болгарии, область Охридская, более всех других нуждалась в ревностных христианских наставниках; там сперва трудился Горазд, а потом Климент посвятил Охридской области свою деятельность и оставался в ней до самой смерти. Живую картину его деятельности оставил нам один из учеников его, и мы всего лучше опишем ее его словами. «Объезжая помянутую страну, он проповедовал народу слово Божие, и имел в областях избранных учеников, числом до трех тысяч пятисот. Он пребывал по большей части с ними; и мы, которые всегда были с ним, видя и слыша все, что он говорил и делал, мы никогда не видели его праздным. Он обучал детей, показывая одним значение букв, объясняя другим смысл писанного, иным образуя руку для письма; и даже ночью трудился он, предаваясь молитве, чтению, писанию книг; иногда он в одно время и сам писал и учил юношество. Из учеников своих он образовал чтецов, иподиаконов, диаконов, священников; до трехсот из них разослал он в разные области Болгарии. В образец поставил он себе великого Мефодия; и имея перед собою, как картину искусного живописца, жизнь и дела его, уподоблял им свои собственные поступки, ибо он с юных лет был спутником Мефодия и очевидцем всех его подвигов. Видя, что народ не постигал смысла Писаний и что даже многие священники болгарские не понимали греческих книг, так как они обучались только чтению их, а проповеданного слова на болгарском языке не существовало, он своими трудами разрушил стену невежества, затмевавшего болгар, и сделался новым Павлом для новых коринфян; на все праздники сочинил он простые, удобопонятные слова; и в них ты научишься тайнам веры, найдешь похвалы Пречистой Богородице при многократно совершаемых Церковью празднованиях Ей; найдешь повествования о чудесах Ее и похвалы Иоанну Крестителю, узнаешь об обретении главы его, о житии и деяниях пророков и апостолов, о подвигах мучеников. Хочешь ли узнать правила св. отцов? Найдешь их списанными по-болгарски премудрым Климентом. Словом, все церковные книги, коими прославляется Бог и святые Его и смиряются души, все это нам, болгарам, передал Климент. Когда Борис украсил Болгарию семью соборными церквами, то и Климент возжелал построить в Охриде собственный монастырь, а потом соорудить там еще другую церковь, где был впоследствии воздвигнут архиепископский престол. Видя Болгарию, покрытую одними дикими деревьями и лишенную садовых плодов, он перенес туда из греческой земли всякие плодоносные деревья и прививками облагородил дикие». Климент скончался в 916-м году. Такова была благотворная деятельность достойных преемников первоучителей; вера распространялась, а с нею и просвещение трудами учеников-седьмочисленников. Известны между учеными века царя Симеона: Иоанн экзарх, который перевел творения Иоанна Дамаскина; Константин епископ, ознакомивший болгар с творениями Афанасия Великого, Иоанна Златоустого, Исидора Пелусиота; Феодор Дусе; священник Григорий; черноризец Храбр, который сообщает известия о начале христианства в славянских странах. Все славянские народы, и в том числе русские, у которых в начале XI века, при великих князьях Владимире и Ярославе, вместе с верою распространилась и грамотность, получали книги из Болгарии; обильным и животворным потоком разлились по славянским странам плоды трудов святых седьмочисленников и учеников их. Время их деятельности было самым цветущим временем болгарской письменности, которая после них стала упадать, как стали упадать и сила и слава Болгарии. Уже при Симеоне мадьяры явились грозою соседних стран; призванные прошв болгар греческим императором Львом, они овладели частью Болгарии; при преемнике Симеона, Петре, они еще более теснили болгар; между тем внутренние раздоры волновали страну, тем помогая врагам ее; и через сорок лет после смерти царя Симеона Болгария покорилась Византии. Вера православная, конечно, удержалась в Болгарии; при царе Петре Церковь Болгарская сделалась даже независимой от Греческой, получив особого патриарха, Дамиана; но это было не надолго. При том же Петре мы видим в Болгарии великого христианского подвижника, преподобного Иоанна Рыльского, с юных лет подвизавшегося в пустыне. Впоследствии, когда вокруг него стали селиться ученики, устроилась обитель Рыльская, влияние которой было благотворно для Болгарии; но Иоанн Рыльский, пустынник и молитвенник, не является деятельным просветителем народа, какими были седьмочисленники. Просвещение стало заметно падать, и при упадке просвещения стала распространяться ересь павликиан. Один болгарский священник, по имени Богомил, сделался даже как бы вторым основателем этого лжеучения, которое стало сильно распространяться по всей стране и даже проникло в некоторые области соседней Сербии под именем ереси Богомиловой. Кроме болгар южных была еще ветвь болгарского народа, поселившегося при Волге и Каме; болгары камские и волжские были в частых сношениях с Россией, вели обширную торговлю с Востоком и около 920-го года приняли магометанство. До самого падения своего они относились враждебно к христианской вере. Гонение на славянское богослужение продолжалось долго; папы всеми средствами старались распространить власть Римской Церкви и возвратить себе утраченное, и часто это им удавалось. Хорватия, Далмация вновь подпали власти Рима. В 925-м году, на Соборе в Солуне, родине просветителей наших, запрещена была славянская литургия; то же запрещение повторено в Сплете, в Далмации, но, как видно, не совсем успешно; потому что целое столетие спустя папа Григорий VII дал князю далмацкому корону под условием, чтобы он уничтожил все народные обычаи. Родной язык в богослужении оставался дорог народу, и отказ в законных требованиях его, гонение народное, внушали ему не любовь, а вражду к латинскому христианству. Ступив уже раз на ложный путъ, Римская Церковь должна была идти по нему иногда дальше, чем предполагалось сначала. Так например, из небрежности к истинному просвещению новообращенных сперва не переводилось Священное Писание, не вводилось богослужение на понятном языке. Но постепенно употребление одного латинского языка, как языка церковного, делалось правилом, почта догматом. Это отстаивалось и в противоположность образу действия Восточной Церкви, и как наружный признак единства. С тех пор как Россия заняла довольно видное место в истории, Римские папы посылали и туда проповедников своих: они старались склонить великого князя Владимира к послушанию Риму, но это им не удалось; Владимир принял крещение в Корсуне от греческого епископа, в 988-м году.
