Растрепать твои волосы пальцами нежно,
Написать снова имя губами на коже,
И любовью беречь тебя свято и грешно,
Удивляясь - ну как мы с тобою похожи!
Гладить тонкую спину рукой осторожно,
И смотреться в глаза, и тереться носами,
Отдаваться и брать твоё тело безбожно,
Каждой клеточкой чувствуя божье над нами.
И дышать этой нотой, и слиться дыханьем,
Потерявшись навек между цветом и звуком,
Возведя понимание над обладаньем,
И прошить это намертво сдвоенным стуком.
Расстелить ночь как простынь, и за облаками
Обнажённое чувство застенчиво прятать,
И искать, как всё выразить это словами,
И опять не найти... и от счастья заплакать...
Ну а если мы оба в плену наважденья?
Я боюсь, что однажды ты сможешь проснуться...
Дай мне, Господи, сил на твоё отреченье
Промолчать, и, лишь, горько в ответ улыбнуться...
... и научусь любить зелёный чай…, честно!
С маленькими мятными пряниками, ...c ладони?
А мне даже просто молчать с тобой интересно,
Коротая весь вечер рядышком в нашем доме.
Белой мукой рассыпается с неба пороша,
С сахарным хрустом ложатся на стёкла узоры,
- Знаешь, а Кай…, он несчастный и очень хороший,
Просто с разбитых зеркал начинаются ссоры.
Просятся, дверь, расцарапав когтями, метели,
Нам бы пустить их с тобой, прилетевших из леса…
- Как ты считаешь, а если б тогда, на дуэли…
Было бы честно под выстрел подставить Дантеса?
Пахнет с поленьев смолой, и огонь веселится…
- Вспомнила что-то? Смеёшься? Да так мне и надо!
Нет, ты скажи, ну и как же мне было не злиться -
Ты же чуть замуж не вышла за этого Блада!
Сколько земных полнолуний прошло с нашей встречи?
Тысячи сонных столетий судьба нас сводила,
И лишь вчера, поменяв свои крылья на плечи,
Ты мне призналась, что всё это время любила.
А за окном снова минус зашкалил за двадцать,
И, как всегда, ровно в полночь начнётся охота…
Даже не думай! Давай хоть в медовый не клацать
Ржавым забралом, доставшимся от Дон-Кихота!
Она крылья раскрашивала под настроение,
Обычно в рыжий, но в период влюблённости
Чёрный казался ей цветом спасения
От боли душевной и незащищённости.
Вот и сейчас она злится и хмурится –
Ну, как ей теперь от себя самой спрятаться?
Дура набитая! Глупая курица!
Снова в любовь угораздило вляпаться!
Рыжие пёрышки, губки как бантики,
Смотрят насмешливо карие звёздочки –
Вот ваше Солнце, мужчины – романтики!
Стройтесь рядами, а я – посерёдочке.
Вам невдомёк, что есть девочки-циники?
Те, что любви не хотят повторения –
Глупое чувство доводит до клиники,
А чьи-то касания – до отвращения.
В круговороте игры в обаяние
Как она взгляд пропустила внимательный?
Здравствуйте, Божье моё наказание…
Здравствуй, негаданно мой замечательный…
Впрочем, влюблённость – болезнь не смертельная,
Можно и в руки – как яблоко спелое,
Разве в диковинку сцена постельная?
Что же ты крылья раскрасила в белое…
Снежные перья, душа обнажённая,
Значит и сердце – мишень для предательства!
Где ты увидела, умалишённая
Вечной любви хоть одно доказательство?
В вену иглой его имя впивается,
С каждой секундой растёт привыкание,
Ты уже любишь как он улыбается,
И ищешь губами родное дыхание…
Хватит! …пока не вросла окончательно…
Дура! Опять доигралась в "приличную”!
А чёрное к карим идёт замечательно –
Ты видел меня хоть однажды циничною?
…А он у окна ждал её возвращения
На краешке мира, любовью согретого,
И знал, что попросит сегодня прощения
За то, что в любовь он не верил до этого…
Я тебе подарю три заветных кольца,
Три заветных желанья для нас загадаю,
Потому что разлуке не видно конца…
Потому что как жить без тебя я не знаю.
Будет первое золотом солнца гореть,
Греть ладошку и в синее небо проситься,
И не надо его ни хранить, ни жалеть –
В нём грустит и о воле мечтает синица!
Ты на пальце его повернуть не забудь,
Брось на снег и три раза скажи – я летаю!
Станешь птицей, и вот, может быть, где-нибудь
Ты увидишь, как я без тебя пропадаю.
А второму хрустальным в ладошке звенеть,
Серебром, от луны отражаясь, искриться,
Его тоже попробуй на пальчик надеть –
И любви моей запах услышит волчица!
И не тропка ко мне поведёт тебя – нить,
По лесам и полям, за рассветной звездою,
Прямо к дому, где мне без тебя больно жить…
Ты царапнешься в дверь…, и я двери открою.
Всё, что прожито раньше – не помни, не верь!
Что бы вслед тебе подло молва ни шептала,
Слышишь - сердце скулит, словно раненый зверь?
Без тебя ему всё и ни в радость, и мало.
Будет третье кольцо – без тоски и разлук
Нашу вечность запомним с тобой поминутно -
В обручальном кольце моих сомкнутых рук
Навсегда тебе станет тепло и уютно.
Заболею не тобой - душу выстужу,
Провалюсь в немые сны черно-белые,
И у Бога в сотый раз счастье выпрошу,
Да и сердце поменяю на целое.
А то бьется невпопад неприкаянно,
Ну, зачем такое мне, аритмичное?
Заболею не тобой я отчаянно -
Может кто-то и подарит обычное...
Чтобы губы, словно мед, были сладкими,
А не горький хмель твоих - не обещанных,
Может рифмы, хоть тогда, станут гладкими,
А то колются они, да все в трещинах.
И еще - увижу мир разрисованным,
Окна - настежь, и пойму - снова дышится!
Заболевшим буду я, зацелованным -
Может, что не о тебе мной напишется.
Будет добрая она, кареглазая -
Синеглазой ничего не достанется!
Заболеть бы мне такой, чтобы сразу я
От любви ее шальной впал в беспамятство.
И тогда отпустит боль... и, наверное,
Оборвется нить к тебе паутинкою,
И уйдет само собой это нервное:
Отболею я тобой - половинкою.
Это надо же о чем мне мечтается...
Самому смешно - да разве же сбудется?
Сердце мне не поменять, вот и мается,
Да куда ж я без тебя... если любится.
По ночам в раннем детстве он часто летал…
Просыпался с улыбкой, растрёпанный снами,
И с балкона свой след в синем небе искал,
И следил с восхищением за журавлями.
Рисовал облака и ковёр-самолёт –
Так хотелось до звёзд дотянуться руками!
И ещё точно знал, что его где-то ждёт
Белый конь со звенящими ветром крылами.
Но с годами всё выше лежал небосвод,
Глубина выцветала… смывалась дождями,
И казалось, что зря этим небом живёт
Невзлетевший Икар с голубыми глазами.
Он привык, что у Осени нет выходных…
И что вечность, в итоге, короче мгновенья…
Что враги милосерднее самых родных…
И что счастье – написанные стихотворенья…
… А она не болела немой высотой,
Если честно, она её даже боялась,
И всё прятала крылья свои за спиной,
Даже злилась на них, потому что стеснялась…
Ей и было с рожденья всего ничего –
23… 25… может больше немного,
А вот сердцу в груди душно и горячо,
Если ветром в лицо не дышала дорога.
Но, увы, и её не сбывались мечты –
С каждым годом всё дальше заветные дали,
Даже редкая радость – беспечные сны
От осенней печали её не спасали.
И всё чаще стояла она у окна,
Согревая озябшие плечи руками,
И хранила тепло её крыльев стена –
На обоях рисунки вразброс со стихами…
… Их никто не сводил – они просто нашлись,
Как находится главная в жизни пропажа,
И сверкнула пронзительно синяя высь,
И ему показалось – приблизилась даже…
А в её удивлённо-бездонных зрачках
Отразились все дали, все краешки света,
А потом на ресницах, как на лепестках
Задрожали росинками лучики лета.
Им так нравилось просто обнявшись стоять,
И смотреться в глаза, и касаться губами,
И друг другу бессвязное что-то шептать,
Заблудившись дыханьем, сплетаясь словами…
Ах, какое же счастье – однажды найтись,
Бесконечность дождей разменяв на улыбки,
И по Осени, за руки взявшись, пройтись,
И наслушаться тела, как голоса скрипки…
Она крылья ему отдала, а взамен
Он её научил не бояться паденья,
И уже не хватало ни неба, ни стен
На рождённые ими стихотворенья…
…А потом был полёт в дальний край навсегда,
Хоть в свой дом и любили они возвращаться,
Два серебряно-сильных, ревущих крыла
Не смогли сквозь грозу ни лететь, ни держаться.
И огромная птица – беспомощный борт
Завершал чьи-то судьбы дописанной строчкой,
И растерянно замер аэропорт
Над экраном радара и маленькой точкой.
Кто-то плакал навзрыд, кто-то громко кричал –
По-живому кромсала истерика страха,
Она жалась к груди, он её обнимал,
И шептал: потерпи… ты же храбрая птаха!
Побелевшие губы шептали в ответ:
Я трусиха, родной мой…, но это не важно –
Всё равно без тебя и меня тоже нет,
А когда ты со мной – ничего мне не страшно…
… Был сентябрь особенно светел и тих,
И курносая кнопка с косой и бантами
На стене выводила коротенький стих,
Посвящая его своим папе и маме.
Ей сказали – они далеко в вышине,
И над ней проплывают теперь облаками…
Он был податлив и текуч -
Струился как вода.
Он запирал всегда на ключ
Улыбку и слова.
И сторонился острых тем,
Терпеть не мог углы,
И убегал от всех проблем
В придуманные сны.
Он знал, что есть на свете Бог,
И стыд, и Высший Суд,
Но лгал под выдох и под вдох,
Раз все на свете лгут.
Не потому, что так хитёр,
Он просто был водой,
Воруя с самых давних пор
Возможность быть собой.
Она была совсем другой,
Ей было что терять -
В её короткий век звездой
Ей выпало сгорать.
Хотелось падать и светить
Сквозь тучи и ветра...
Хотелось искренно любить,
Сжигая ложь дотла.
И ей казалось только так
Становится светлей,
А что сгорит сама — пустяк,
Ведь это для людей!
От медных лучиков волос
До пламени ногтей
Мечталось ей почти до слёз
Сгореть в любви своей.
Как странна логика судьбы,
Когда всего в три дня
Огонь попал под власть воды,
Вода — под власть огня.
Им было вместе хорошо,
И страшно было врозь,
Ах, как же сладко и грешно
Им ночью не спалось...
У них случались то пожар,
То буря, то потоп,
Ведь быть самим собою — дар
Святых и недотёп.
Но ничего не изменить,
И где уж им понять,
Что тех, кого дано любить
Бессмысленно менять.
Вода останется водой -
Скользнёт сквозь щёлку пар,
А пламя звёздочкой-искрой
Вернёт свой свет и жар.
И лишь любовь обречена
На то, что всё пройдёт -
Золой развеется она
И вмёрзнет пеплом в лёд...
