Виды подвижничества в Русской Земле Пустынножительство
В то время, как одних из искавших Царства Божия узкий путь приводил в обители, где и подвизались они с братией вкупе, других тот же путь управлял в уединение, в места не видимые для людского взора: в леса и пустыни, в затворы, на столпы. Здесь, наедине с Богом, они очищали свою душу, боролись со своей греховной человеческою волей, полагаясь только на свои силы да на помощь Свыше. Если жизнь святых отшельников русских не представляет такого разнообразия в подвигах, как жизнь подвижников в монастырях, зато самые подвиги их не менее велики ни по трудности исполнения, ни по важности в деле спасения. На Востоке подвижничество отшельническое появилось задолго до монастырского; у нас на Руси и то и другое появляются почти одновременно, вскоре после принятия христианства. Преп. Антоний Печерский и другие первые обитатели горы, где возникла обитель Киево-Печерская, были отшельники. Но в первые столетия христианства у нас подвижничество сосредоточивалось по преимуществу в монастырях; отшельников было сравнительно немного. Стремление к уединенным подвигам овладевает благочестивыми русскими людьми с XIV в. и продолжается до XVI в., после чего оно быстро уменьшается и, наконец, к нашему времени почти совершенно исчезает.
В древности в пустынях Востока отшельники считались тысячами, и подвигам их удивлялись даже язычники. Много их было и в наших северных дебрях; всему миру известны их подвиги; их высокая нравственная чистота и святость жизни удостоверены и людьми, их видевшими, и бесчисленными чудесами, которые они совершили, и однако со времен первых отшельников и до наших дней можно слышать неодобрения подвижничеству отшельническому. По-видимому отшельники заботятся только о себе самих; оставляя весь мир с его тяжелыми, но неизбежными житейскими трудами, не нарушают ли они заповедь Христову о любви к ближнему? К чему уходить в пустыню, когда можно спасаться и в мире и тем более в монастыре? Здесь, совершая свое спасение, можно быть полезным и другим. И что было бы, если бы все люди удалились в пустыни? Правда, отшельники, по крайней мере те, которые уходят от людей на всю жизнь, как будто забывают своих ближних и, кажется, ничего не делают для них, но подвиги их остаются, однако, высоки и спасительны. Велика заповедь Спасителя — любить ближнего, как самого себя, но все же это вторая заповедь; первая же и большая заповедь: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим» (Мф. XXII, 37). Великий подвиг положить душу за друзей своих, но не в этом высшая цель христианина; ему указана Христом еще более высокая задача: «будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. V, 48). А что иное влечет отшельников в уединение, как не пламенная любовь к Богу? Они хотят жить только с Ним одним, Ему лишь посвящать свои мысли и чувства во все дни и часы их жизни, слышать сердцем голос Его, ощущать действие благодати Его, уподобляться Ему, настолько это в силах человеческих, и для того усовершенствовать все стороны своего духа. Этого должны искать и к этому стремиться все, посвятившие себя Богу. Конечно, в миру или в обители много можно сделать добра: помочь болящему, защитить слабого, утешить страждущего и т.д. без конца, но все это могут делать и делают все христиане; здесь не нужны непременно иноки-подвижники, всецело отдавшие себя Богу. Между тем, всегда и всей душою устремляться к Богу невозможно в миру. Где человеческое общество, — там и мирские страсти и уж непременно житейские заботы; они неизбежно отвлекают мысль и чувство, хотя временно, от Небесного Отца и Его совершенства. Очищение духа, нравственное возвышение достигается всего успешнее именно уединением, самоуглублением, беспрестанный размышлением о святости Творца. Следует заметить еще, что у нас на Руси подвижники трудились в уединении большей частью временно, их отшельнические подвиги обыкновенно служили приготовлением к подвигам в жизни монастырской, к служению пастырскому или миссионерскому и т.п. Бывшие отшельники делались обыкновенно лучшими настоятелями основанных ими монастырей и во всех случаях, когда входили в сношения с людьми, представляли высшие примеры любви к ближнему. Это бесспорное доказательство, что путь отшельнический есть верный путь к святости, ибо на нем приобретаются все добродетели человеческие, в том числе и величайшая любовь к людям. Отшельники же, навсегда удалившиеся из общества человеческого, в полной возможной мере исполняя заповедь о любви к Богу, служат как бы путеводною звездою для всех, плывущих по волнам житейского моря. Пример их жизни, самое их существование приносит большую пользу обществу, для которого они по-видимому ничего не делают. Немного среди нас людей науки, но мы знаем, что есть люди, проникшие в тайны и законы природы, и это сознание дает нам веру в силу человеческого разума и уверенность в том, что и сами мы можем достигнуть высших познаний. То же самое и с подвижниками-отшельниками. Не многие могут взять на себя этот труд, но раз есть такие люди, мы знаем, что возможно, значит, отдаваться Богу всецело, что в нашей бедной человеческой природе не исчезло еще горячее желание, уподобляться Богу, кроется стремление к высокому совершенству. И, кто знает, читая или слушая рассказы об этих богатырях духа, каждый из нас хоть на минуту не почувствует ли в себе желания немного отряхнуться от страстей, хоть на миг один взглянуть поближе на сияние Божественного света, вспомнить заповедь Христову — уподобляться совершенному Отцу Небесному? Если подвиги отшельников так спасительны и поучительны, то в то же время они требуют чрезвычайного напряжения сил душевных и телесных. Как трудно человеку, оставившему весь мир, бороться с суровой природой севера, чтобы добыть себе пропитание, — понятно каждому. Но главная тяжесть подвигов отшельника еще не в этом: главный труд его — борьба душевная. Уединение спасет отшельника от соблазнов мира, но не спасет его от собственной мечты, от греховных мыслей и желаний. Сколько горьких сожалений об оставленных им людях пройдет через его душу, сколько желаний и страстей он должен усмирить в себе, как долго и настойчиво он должен отгонять от себя всякую самомалейшую худую мысль, чтобы приготовить себе сердце чистое и совершенное? И в этой борьбе с плотию и дурными сторонами собственной души отшельник не имеет ниоткуда помощи. В обители подвижник может поведать тайную печаль своему другу, опытному брату, настоятелю, и от них услышит совет и утешение; богослужение и храм помогут отогнать ему уныние, которое порой овладевает его душой. Отшельнику все это недоступно. Нам стоит больших усилий отогнать от себя и одну дурную мысль, мы редко успеваем искоренить в себе одну вредную привычку, хотя у нас тысячи разнообразных дел облегают этот труд; во сколько же труднее это отшельнику, который поставил себе целью высшее совершенство и которого ничто не отвлекает от его мыслей и желаний? Чтобы одержать победу над греховною стороною своей природы, отшельники предавались иногда изнурительным физическим трудам.
Самый обыкновенный вид подвижничества отшельнического составляет пустынножительство. Наши русские пустынножители уходили не в песчаные пустыни, но в непроходимые лесные дебри болота, на необитаемые острова, туда, куда до их не ступала нога человека. Здесь к подвигам духовным присоединялись всяческие лишения и телесные труды. Пустынник селится в хижине или в пещере, иногда даже в дупле дерева, «яко вран на нырище», по словам летописца; его мучит жap, холод, голод, дикие звери, а когда проведают, то и злые люди; наконец, он сам изнуряет себя усиленными трудами, постом, бдением и т.п.
Так проводит он долгие годы, пока не соберутся к нему последователи и не образуется таким образом обитель, а иногда и умирает он в уединении. В большинстве случаев русские подвижники уходили в пустынные места из монастырей, где они уже успели прославиться своей святою жизнию. Преп. Герасим Болдинский тринадцать лет провел в Горицком монастыре. О его подвигах знали не только в обители, но и в Москве. Тяготясь славою, он оставил монастырь и поселился в дикой местности Дорогобужского округа, где жили только звери да укрывались разбойники. У ближайшей дороги он повесил на дереве кузовок; проходящие клали в него милостыню, которая и была единственным средством пропитания пустынника. Но нередко этою милостыней пользовались и другие. Разбойники часто били его, стараясь прогнать из той местности. По преданию, хижину отшельника. и его кузовок впоследствии охранял ворон, который бил в глаза дурных людей и зверей, подходивших к месту подвигов святого. Позднее преп. Герасим перешел на Болдину гору. Здесь напали на него местные жители, избили, связали и хотели бросить в озеро, но потом передумали и представили в Дорогобуж к наместнику, который и посадил его в тюрьму. Только прибывший в это время посол из Москвы узнал Герасима и освободил его. Когда подвижник возвратился к себе в уединение, к нему стали собираться ученики, и он построил для них церковь, а потом и монастырь.
Один из учеников преп. Сергия Радонежского, преп. Сильвестр (25 апреля), избрал себе для уединенных подвигов глухой лес на берегу реки Обноры. Долго никто не знал про отшельника, и только случайно один заблудившийся в лесу местный житель увидал его хижину. Подвижник сожалел, что его убежище открыто, и просил пришельца никому не говорить о нем. Между прочим преподобный рассказал своему неожиданному гостю, что он уже давно живет в этом лесу, питаясь только кореньями и травами, что в первое время он изнемогал от голода и иногда без сил падал на землю, пока, наконец, явившийся ему в видении чудный муж не укрепил его. Пришелец не исполнил просьбы пустынника и рассказал о своей встрече с ним. Скоро к Сильвестру собрались ревнители благочестивой жизни, и он устроил монастырь, в котором сам был первым игуменом. Преподобный Сильвестр так любил отшельнические подвиги, что часто из монастыря уходил в дремучий лес для молитвы. Преп. Тихон Медынский (16 июня) не имел даже хижины и жил в дупле огромного старого дуба. Пищей ему служила трава, а воду брал он из колодца, который выкопал своими руками. Злые люди восстановили против него местного владетельного князя, который собственноручно хотел избить отшельника и был удержан от того только внезапною болезнью. Впоследствии преп. Тихон также основал обитель в честь Успения Божией Матери. Преп. Нил Столобенский (7 декабря), удалившись в пустыню из Псковского Крыпецкого монастыря, не оставлял уединения до конца своей жизни. Тринадцать лет прожил он в одинокой хижине на берегу реки Черемхи (Ржевский уезд), питался травою и проводил время в молитве и богомыслии. Сначала никто не нарушал его безмолвия. Но однажды напали на него разбойники, желая прогнать его в другое место; подвижник вышел к ним навстречу с иконой Богоматери; на злодеев напал страх: им показалось, что святого охраняет множество воинов, и в ужасе они пали на землю и просили прощения. После этого случая к отшельнику стало приходить множество мирян, просивших у него наставления, утешения и молитвы. Подавая всем духовную помощь, подвижник, однако, смущался славою, которая нашла его и среди леса. Тогда он удалился на маленький, покрытый густым лесом, Столобенский остров на озере Селигере. Первую зиму он провел здесь в пещере, которую выкопал себе в горе, а затем построил хижину и небольшую часовню и снова начал трудиться и молиться в дорогом для него уединении, которого раньше лишали его многочисленные посетители. Он обрабатывал землю и сажал овощи, которыми и питался. Злые люди не оставили его в покое и здесь. Однажды они срубили бывший на острове лес и зажгли его с целью сжечь хижину отшельника; пламя, однако, угасло само собой. В другой раз разбойники, схватив его во время работы, стали требовать денег; святой сказал им, что его сокровище хранится в углу кельи. Там нашли они одну лишь икону Богоматери, пред которой в страхе пали на землю. В таких напастях и беспрерывных трудах, не позволяя себе никогда даже прилечь для отдыха, преп. Нил прожил до глубокой старости. В последнее время он выкопал внутри часовни пещеру, приготовил себе гроб и каждый день приходил плакать над ним в ожидании смертного часа. Перед кончиной он желал причаститься Св. Таин; его навестил игумен Никольского монастыря Сергий, и желание подвижника исполнилось. Вслед за тем, когда удалился Сергий, преп. Нил скончался. На острове жил он двадцать шесть лет.
Пpeп. Савватий (27 сентября), уже убеленный сединами, проведя много лет в подвигах монастырскиx, прибыл на Белое море. Вдвоем, с Германом на утлой лодке переехали они с берега на Соловецкий остров, пробыв в пути около трех дней. Даже закаленные в борьбе с суровой северной природой местные береговые жители не отваживались поселиться на этом острове; их устрашала трудность сообщения, жестокие морозы, неплодородие земли. Но подвижников ничто не устрашило: в страшной нужде и лишениях преп. Савватий прожил здесь последние шесть лет своей жизни, а затем один, в лодке возвратился на берег, где принял Святое Причастие и мирно скончался.
И много таких подвижников-пустынножителей спасалось по преимуществу среди обширных лесов нашего отечества; большею частью на местах их подвигов воздвигнуты были монастыри. Так подвивался преп. Кирилл Новоезерский (4 февраля), Ферапонт Можайский (27 мая), Серапион Кожеозерский (27 июня), Корнилий Палестровский (21 августа), Арсений Комельский (24 августа), Савва Псковский (28 августа), Александр Свирский (30 августа), Никандр Псковский (24 сентября), Инок Петенька Мичурин, или Залетный ангел ИПЦ (1800-1820) и др.
«Некий старец пребывал в пустыне отшельником и помышлял сам в себе, что он совершенен в добродетелях. Он молил Бога: «Покажи мне, в чем заключается совершенство души, и я исполню это». Богу благоугодно было смирить помышления его, поэтому было сказано ему: «Пойди к такому-то архимандриту и сделай все, что бы он ни приказал тебе». Бог открыл и архимандриту о пришествии к нему отшельника прежде нежели тот пришел, причем повелел: «Вот такой-то отшельник придет к тебе; скажи ему, чтобы он взял плеть и пошел пасти свиней». Пришел отшельник в монастырь, постучался в ворота, его ввели к архимандриту. Приветствовав друг друга, они сели. И сказал отшельник архимандриту: «Скажи, что мне делать, чтобы спастись?» Архимандрит спросил: «Исполнишь ли что бы я тебе ни приказал?» Отшельник отвечал: «Исполню». На это архимандрит сказал: «Возьми длинную плеть и иди паси свиней». Отшельник немедленно исполнил это. Знавшие его прежде и слышавшие о нем, когда увидели, что он пасет свиней, говорили между собой: «Видели ли вы великого отшельника, о котором шла такая молва? он сошел с ума! он пасет свиней!» Бог, видя его смирение и что он терпеливо переносит бесчестие человеческое, повелел ему снова возвратиться в свое место».
