Поучение произнесено Борису Ивановичу Алябьеву и Марье Владимировне, рожденной Акинфьевой.
Итак, друзья мои, вы сделались мужем и женою. Титул, по новизне своей, для вашего молодого слуха еще необычный, но в высшей степени почтенный и серьезный! Период зависимой опеки, период самодовлеющего и беззаботного детства — для вас прошел навсегда. Период мечтательной, и порывисто ищущей идеалов счастья юность, тоже остался у вас, можно сказать, уже назади,— хотя прекрасная юность и остается еще в вашем полном и обоюдном пользовании. Но ваши мечты о счастии в полноте обоюдного супружеского бытия уже нашли свое осуществление друг в друге,— как это вы давно себе сказали, предварительно обдумали и решимо, а теперь говорите это пред св. церковью и всем нам. Ради этого серьезного и священного слова церковь благословила вас на совокупное и нераздельное житие, низвела на вас таинственное благословение самого Господа Бога, и отселе сделала вас одною плотию. Как здесь в храме Божием, так и по выходе из него, вы осыпаны будете конечно поздравлениями и благожеланиями счастия, столь естественными при виде вашего теперешнего необычайного положения и радостного настроения. Чувствую потребность и я, совершитель над вами брачного таинства, сказать вам свое поздравительное и благожелательное слово. Но прошу вас отнестись к нему с большею долею внимания и серьезности, чем к обычным брачным приветствиям; ибо я хочу говорить вам со слов апостольских, и скажу вам только то, чтобы сам Павел апостол сказал вам,— и скажу для того, чтобы в уме и сердце своем вы понесли отсюда христианскую идею брачных отношений, которая должна лечь в основу вашего взаимного супружеского счастия на всю последующую вашу жизнь; ибо есть, — как может быть вам не безызвестно, разные ученые и практически-житейские теории брака и бродящие у современных людей идеи о браке, либо неполные и односторонние, либо прямо фальшивые, которые не созидают и не устрояют семейного счастья, а только расшатывают его и подкапывают. Известная и неоспоримая, кажется, истина, что когда несколько людей собираются жить вместе для какой-нибудь одной и общей цели; то в силу-же этого самого объединения они по необходимости выделяют из себя вперед и во главу одного или нескольких членов с правами руководительной и начальственной власти. Ни одно дело не пойдет вперед, если все сразу с одинаковыми правами, с самостоятельными приемами и с разнородными вкусами будут касаться этого дела и наклонять его каждый в свою личную сторону. Ни одна общая цель не будет достигнута, если каждый член общего кружка будет ставить эту цель один там, другой здесь, иной в ином месте, и притом если каждый будет приглашать идти к цели по своей, ему только известной, для него привычной и им любимой дороге. Отсюда вытекает нужда для государства в правительственных лицах, для разных менее крупных обществ в разных предводителях, председателях, головах, старейшинах и т. д. Более сильные, более просвещенные и вообще более авторитетные — неизбежно выделяются вперед, чтобы вести и руководить за собою других. Так устроила природа, так выходит по закону вечной правды, того требует сама польза человеческих обществ. Брачный союз есть тоже один из видов разнообразнейших человеческих союзов; но здесь соединяются только два лица, и притом разных полов для своей особенной цели, совсем иной, чем всякие другие общественные и гражданские, а потому и характер этого союза, как увидим, свой особенный, и устрояется он на совершенно иных основаниях. Но все равно, общий закон для всех союзов и здесь один и тот же: кто-нибудь из двух должен быть впереди и во главе, а другой в зависимости и подчинении, хотя и главенство и подчинение здесь опять таки иного и своеобразного характера. Кто же из супругов должен быть во главе и впереди? Как это ни странно, но отвечают иногда — никто! Оба-де супруга должны быть равноправны, и женщина ничуть не хуже мужчины. С особенною горячностью настаивают на этом иные женщины, предполагается современного высшего и научного полета; иногда им поддакивают, с сомнительной впрочем искренностью, ученые мужи; но что всего прискорбнее и ненатуральнее,— действительно иногда в семьях не умеют сохранить своего первенствующего достоинства мужья. Насколько это не шуточное и немаловажное, а напротив совершенно серьезное дело по отношению к христианской идее брака и для упрочения взаимного счастья брачующихся, — это видно из того, что сам апостол считает нужным прежде всего установить брачные отношения на следующих основаниях. «Муж есть глава жены, как и Христос глава церкви, и Он же спаситель тела» (Ефес, Y, 23). Это основное христианское законоположение о взаимных супружеских отношениях, столь согласное с непосредственным здравым смыслом, с природными дарами и особенностями мужчины и женщины и с их общественным положением, я не имею нужды раскрывать с особенною доказательностью именно для вас, юная благонамеренная, благовоспитанная и здравая чета; ибо знаю, что отдались вы друг другу без всяких предварительных его истических замыслов один против другого, и союз свой заключили без новомодных философских и социальных претензий, а главным образом потому здоровому и прекрасному чувству любви, которое по намерению и благословению Создателя, еще со времен первой людской четы влечет людей друг к другу с тою таинственной силой, что «оставит человек отца своею и мать, и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть» (Быт. I, 24). Повторяю, нет мне нужды распространяться о первенстве и подчиненности пред вами, только-что сочетавшиеся и любящиеся супруги, из коих один в полноте любви к своей подруге стесняется конечно не только настаивать, но и думать теперь о своем властительном главенстве, а другая потому же чувству не умеет и представить своих отношений к избранному другу без всецелой ему преданности и сладостной заботливости — оградить и упрочить его любовь по себе своею кротостью и самоотречением для его покоя и счастья. Если же я поставил в начале своего поучения к вам апостольские слова о главенстве мужа и подчиненности жены, то единственно потому, что из этого основного положения о брачующихся апостол выводит дальнейшие и существенные для них правила, которые собственно и хотелось бы мне в настоящие минуты запечатлеть как можно глубже в вашей памяти и в вашем, сознании; ибо от них, от этих правил будет зависеть прочность дальнейшего вашего супружеского счастья. А нельзя же обходить основного, хотя бы и имелось в виду говорить главным образом о том, что из этого основного следует. По поводу же главенства и первенства мужа и подчиненности жены довольно будет, если вам только намекну и сошлюсь на опыты, что где этих вековых и нормальных отношений в семьях нет, там худо, а не хорошо; женщина не симпатична, а мужчина смешен; семейного благообразия и прочного счастья нет, оно постоянно колеблется и в огромном множестве случаев совершенно порывается и разрушается. Не столько важно знать, почему это так, сколько то, что это действительно так бывает. Так-что церковь даже молится, чтобы Господь помог супругам соблюсти надлежащие отношения: мужу быть главой, а жене не выдти из повиновения. Выслушай же муж, что следует, по апостолу, из твоего главенства над женою. «Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил церковь, и предал Себя за нее, чтобы освятить ее, очистив банею водною, посредством слова; чтобы представить ее себе славною церквию, неимеющею пятна, или порока, или чего-нибудь подобного, но дабы она была свята и непорочна. Так должны мужья любить своих жен, как свои тела; любящий свою жену любит самаго себя. Ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь церковь» (Еф. V, 25—29). Слышишь ли, сколько серьезнейших обязанностей влечет для тебя твое главенство и первенство, и сколько ставится условий, при которых оно только и может быть законно и целесообразно? Власть и первенство во всех других человеческих союзах, кроме супружеских, основывается на юридических и гражданских, то на образовательных, на финансовых, на родовых и на многих других правах. Но об них апостол не говорит ни слова, как бы предполагая, что все таковые права могут не только в равной, но иногда и в преимущественной степени принадлежать и жене. Твоя же власть и первенство, супруг, должны быть проникнуты единственно любовью к жене, и так сказать на ней сновываться,— на любви непоколебимой и всецелой, подобной той, которою возлюбил Христос церковь и всего Себя отдал за нее. И замечательно, что с особенною настойчивостью апостол заповедуют любовь именно мужу, а не жене; как-бы потому, что женщина и без того, по самой природе своей, создана более для любви и прочих кротких и нежных чувств, и как бы потому, что мужчина напротив, после нарушившейся в Едеме равноправности и независимости обоих полов, стал склонен основывать свою власть над женой более на внешних своих преимуществах, которые оставила за ним природа и дает ему его социальное положение, в обществе. Отсюда, мне кажется, и возникли все эти, до некоторой степени небезосновательные протесты нежного и слабого пола против деспотизма и властительства мужчин, доходящие до боязни и даже уклонения супружеских уз. Эту ненормальность и вред для общества апостол и хочет устранить, заповедуя мужу самоотверженную любовь к жене, узаконяя однако же за ним первенство и главенство над ней,— но единственно на этом благородном, святом и всеобъемлющем чувстве любви его к супруге. По мысли апостола выходит так, что до тех пор, пока брачный союз не заключен, оба лица, ищущие супружеского союза, сколько угодно могут проверять и испытывать свои взаимные чувства и взвешивать разные внешние и соприкосновенные обстоятельства, могущие мешать или пособлять прочности их пожизненного единения; но раз что супружеский союз заключен, лицо главенствующее в этом союзе, т. е. муж, ничем иным не должен руководствоваться, кроме крепкого как смерть чувства любви к своей супруге, ничем ее не попрекать, ничем над ней не превозноситься, все дорогое, родственное и желанное для нее таковым же должен считать и для себя, и вообще заботиться об ней, как о своей собственной плоти, по выражению апостола, т. е. как о собственной личности, не чуждой конечно разных человеческих недостатков. Итак пойми и сообрази, мой юный друг, с каким тщанием и с какою христианскою опасливостью ты должен беречь горящее в тебе теперь чувство любви к своей супруге во всю твою последующую жизнь. На нем, как на фундаментальном камне, основываются все твои супружеские права, и следовательно с потрясением или утратою его могут поколебаться и они, или принять жесткий и ненормальный характер, который попортит и иссушит все, чем вскрашивается счастливая семейная жизнь и унесет с собою всю поэзию благословенной брачной жизни. Чтобы этого не случилось, апостол говорит и о тех деятельных обязанностях, которые вытекают из мужниных прав, и которые должны дать жизненное содержание его любви к супруге, и тем непрерывно поддерживать его энергию. Там, где этого содержания нет, где не сознаются или пренебрегаются эти обязанности,— там конечно самой искренней и пламенной любви не может стать на долго; ибо всякое человеческое чувство, только как чувство, не переходящее в плодотворную деятельность и не питаемое нравственно-разумными обязанностями, по самому понятию своему есть нечто скоропреходящее, застывающее и потухающее. Здесь-то и скрывается тот секрет, впрочем весьма простой, от чего в наше время так много супружеств стали давать лишь темы для сатир и посмеяния насчет своей изменчивости и непрочности. Это именно от того, что чувственные и мелкие люди в браке стали искать лишь его удовольствий и гоняться за наслаждением, а часто и за выгодами. Пресыщение, а за ним и охлаждение и вообще всякие разочарования не медлят, разумеется, наступать. Но не такова по своему характеру христианская любовь супругов, и не об ней апостол говорит мужьям. Образцом этой любви он ставит любовь Христа о церкви, а куда наклонялась и наклоняется эта любовь? «Чтобы представить ее себе славною церквию, не имеющею пятна, или порока, или чего-нибудь подобного, но дабы она была свята и непорочна». Итак нравственно-религиозное преуспеяние своей семьи,— этой домашней церкви,— и прежде всего — своей супруги, как родоначальницы этой семьи и этой церкви,— вот верховная обязанность мужа, как главы ее! Ему нужно быть образцом и блюстителем строгой нравственности и светочем религии в своем доме, он обязан быть заправителем здравого и основательного воспитания своих домочадцев в евангельском духе; он должен научить свою супругу этому делу, вдохновить на этот подвиг; он обязан довести ее и поднять до высоты нравственного совершенства, чтобы вместе с нею самому там держаться не колеблясь. Чтобы с честью и достоинством сохранить за собою руководственное первенство в таком великом и святом деле, сколько нужно подвига и трудов над собою мужу, сколько самообладания и господства над своими страстями и грешными инстинктами, сколько благородной энергии в деле собственного самовоспитания, самонаблюдения и сосредоточенности! Сколько ему потребуется предусмотрительности, осторожности и силы характера, чтобы поддержать на святой стезе добродетели свою супругу, укрепить ее на этой стезе и уравнять для нее дорогу для высшего и высшего усовершенствования! Так ни одно властительство и главенство задаром не дается. Новый круг деятельности и новый ряд многосложных обязанностей для мужа открывается в следующих словах Апостольских: «так должны мужья любить своих жен, как свои тела …а никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь». Таким образом попечения о материальном благоустройстве семьи, об удобствах и житейском покое супруги, о том чтобы ей с ее детьми было сытно и тепло под опекою и под управлением деятельной и трудолюбивой руки мужниной,— все эти не легкие обязанности и многосложные труды преимущественною своею тяжестью возлагаются на плечи мужа, как первого ответственного лица за благосостояние его дома. А эти труды такого рода, что требуют не только преимущественной мускульной силы, но и преимущественной умственной энергии, преимущественной настойчивости в достижении задуманных целей, преимущественной умелости и мудрого такта в сношениях с людьми и в борьбе с разными внешними обстоятельствами. В то время, как жена силою ума и сердца своего обязана поддерживать жизненную теплоту, строй и красоту преимущественно внутри семьи, в то время, как она трудится около домашнего очага своего, муж обязан стоять на страже не только внутреннего, но внешнего благосостояния своего дома. Он обязан направлять энергию всех своих сил к тому, чтобы не суживался и не беднел круг жизненных и общественных начал, которыми дышит и живет его семья, а напротив чтобы расширялся, богател и полнел. Он должен угадать, предусмотреть и отстранить все, могущее сжать и стеснить правильный рост и свободное развитие его семьи согласно благородным человеческим потребностям и образовательно воспитательным нуждам. Ища защиты и поддержки в руке благого провидения, он обязан однако же не допустить, чтобы по его вялости, лени и наклонности опираться на чужие силы и средства, подкралась нужда к его семье и наложила свою грязную и убийственную руку на то, чем обыкновенно вскрашивается жизнь всякой порядочной и благоустроенной семьи. Он должен уметь всякий раз правильно и благоразумно рассчитать свои наличные силы и средства и сознаваемые в себе способности, чтобы уравновесить с ними действительные, а не напускные и излишние потребности своего дома,— так — чтобы не только в настоящем не колебалось его благосостояние, но чтобы делался запас и на будущее - с предполагаемым нарастанием и умножением его домочадцев. Вот как много должен сделать и уметь делать муж в качестве главы своей жены и кормчего своего дома! Таким образом Апостол, называя мужа главой жены,— над чем обыкновенно недоумевают и чем огорчаются недальновидные, самомнительные и не по христиански развитые женщины,— отнюдь не думает как-нибудь унизить и огорчить женщину, а скорее внушает мужу, чтобы он стыдился удручать свою жену и отяжелять ее сравнительно слабейшие и более нежные силы теми обязанностями и трудами, которые подобают собственно ему, если он, как сильнейший, решился взять ее себе в помощницу и подругу. Дело не в титуле почетном, а в тех серьезных обязанностях, которые с ними связаны и которые, можно сказать, непосильны женщине. И если титул главы многим мужьям нейдет, по превосходству над ними жен, то винить ли за это Апостола, начертавшего христианский идеал брачных отношений? Разве он, а не люди сами так часто устрояют и заключают разные неудачные, несоответственные, иногда прямо смешные, а иногда и совсем противоестественные браки?! Не смущайся, мой юный друг, моими теперешними общими и кажется для всех присутствующих не без излишними рассуждениями о браке, и моими наставлениями и вразумлениями, которые внушили мне лично для тебя — моего духовного сына — единственно мое расположение к тебе и одно бескорыстно-благожелательное чувство. Если я распространился с некоторою подробностью о твоих новых супружеских обязанностях, то во первых потому, что так поступает сам Апостол, преимущественно назидая мужа, а не жену — в том месте своих посланий, которое церковь положила читать при бракосочетаниях. А во вторых потому, что когда же, как не в момент брака и не под сенью храма Божия, выслушать тебе все то брачное, к чему ты торжественно здесь обязался и что во всяком случае,— стал ли бы я поучать тебя или нет,— было бы для тебя одинаково обязательно, а кое что может быть и ускользнуло бы от твоего собственного рассуждения под иными развлекающими впечатлениями житейской суеты и житейских мелочей, и что может быть все-таки пришлось-бы тебе выслушивать потом со стороны, и даже может-быть от людей чужих, но уже в виде не совсем откровенных и прямых, не совсем благожелательных и потому горьких и уязвляющих намеков? В данное время, и так сказать на заре твоих радостных брачных дней, у тебя довольно имеется как внешних вспомогательных, так и внутренних твоих собственных задатков — для осуществления светлой христианской идеи мужа; а я только выразил желание, чтобы они не утрачивались и не истощались, а развивались бы и умножались. По очереди мне следует и тебе, молодая супруга, предложить несколько поучительных и назидательных слов. Но то, что говорит Апостол о мужьях, не мимо должно пройти и от внимания жен. В апостольских словах заключается обоюдное и совместное назидание обоим членам супружеского союза, ибо они суть одно, одна плоть; так, что определяя значение и положение одного супруга, он тем самым определяет отношение к нему другого. По Апостолу муж должен быть любящим, нравственным и деятельно-заботливым мужем. Чем же всего натуральнее остается быть жене? Платя своему мужу тем же, чем дарит ее он, жена очевидно может считать свою обязанность совершенно исполненною, если во всем ее поведении будет преобладать характер сознательно свободного сочувствия и деятельного вспоможения планам мужа, т. е. если она будет украшаться скромным подчинением ему и опасливою осторожностью, как бы своим личным желаниям, потребностям и привычкам не дать такой силы и направления, чтобы они стали поперек благим намерениям мужа, и тем не помутили бы доброго согласия и не помешали бы семейному счастью. Это именно Апостол и хотел выразить, когда сказал: «как церковь повинуется Христу, так и жены своим мужьям во всем... Каждый из вас да любит свою жену, как самого себя, а жена да боится своею мужа». Это повиновение мужу и страх перед ним, заповедуемые Апостолом, обыкновенно смущают самомнительных и гордых женщин и преднамеренно толкуются ими в смысле безответности и раболепного страха перед властью мужа, чтобы провозгласить ее незаконною. Но ведь такой страх, если бы действительно его узаконил Апостол, изгонял бы вон любовь,— а между тем об ней-то Апостол и говорит с особенною настойчивостью супругам, и в особенности мужу. Какой же страх и какая тяжесть повиноваться любящему? Если угодно, это действительно страх, но страх любви, боящейся чтобы это прекрасное чувство не было чем-нибудь оскорблено, и вследствие сего не уменьшилось бы в своей силе. Если уж кому-нибудь из двух лиц супружеского союза должно принадлежать, по существу дела, первенство и главенство; то по отношению к нему как-то не пристала бы заповедь о повиновении и страхе,— чтобы ни понималось под этим страшливым и опасливым чувством. Между тем по отношению к лицу не главенствующему, а лишь содействующему и помогающему, т. е. к жене, это выходит весьма натуральным; потому-то и Апостол относится к ней с своим назиданием, как к лицу повинующемуся. Но о мучительном каком-нибудь и тяжелом страхе рабском и о безответной покорности жены, доходящей до обезличения, и мысли нет у Апостола. Какую же помощь и опору нашел бы себе муж в существе, которое было бы назначено только трепетать и умело бы только исполнять приказанное, а от себя ничего не могло бы ни выдумать, ни посоветовать, ни повлиять на него, ни предохранить, ни поддержать, ни ободрить, ни успокоить, ни утешить? Такую унизительную роль нарочно выдумывают и напускают на себя не зрелые, легкомысленные и сварливые женщины, чтобы — протестуя против нее — уклониться от прямых своих обязанностей супружеских, или замаскировать свою неспособность и неуменье их выполнить. Нет власть в семье умной и здравомыслящей, доброй, любящей и верной супруги и ее влияние на мужа не только может, но и должно быть огромно. Указанием на эту власть служит ее брачный венец, которым она венчается на ряду с своим мужем. Тайна ее власти скрывается в ее любящем и нежном сердце, в ее нравственной чистоте и богобоязненности и наконец в той преимущественной и неразрывной близости, в какую ставит к ней сама природа ее домочадцев. Если не широк отводится ей круг общественной и гражданской деятельности, для которой природа не отпустила ей и сил достаточных; то в семье — она венчанная царица, и лучшего и более почтенного положения она никогда и нигде не создаст для себя, кроме семьи, если Господь благословит ее супружеским счастьем. А в своем круге семейном она может найти для себя столько почтенного труда и, если угодно, подвигов, что ни о каких посторонних трудах вне семьи и ни о каких больших правах, чем женские, и говорить не захочет, если есть в ней страх Божий, совесть и честь. Чего только стоят одни труды по воспитанию своих детей, от благоуспешной судьбы которого, можно сказать, зависит благосостояние целого общества! А это могущественное и непрерывное, хотя невидимое и тайное и не укладывающееся ни в какие наглядные и подробные правила, влияние на своего мужа, чтобы он не позабывал своих священных обязанностей, не рассеивался под влиянием разнообразных впечатлений, выходя по нужде за пределы семейного круга «на дело и на делание свое до вечера», чтобы, возвращаясь в него, он мог находить здесь успокоение и почерпать новые силы для борьбы и с тяготами жизни, чтобы он держался постоянно на высоте тройственного долга своего — как супруг, отец и гражданин,— разве это не высокая и не приятная роль, и как-нибудь унижает женщину? Заключу свое поучение к тебе, молодая супруга, словами Апостола Петра, которые как нельзя более идут к твоему теперешнему положению: «также и вы жены, - говорит он, повинуйтесь своим мужьям, чтобы те из них, которые не покоряются слову, житием жен своих без слова приобретаемы были, когда увидят ваше чистое, богобоязненное житие. Да будет украшением вашим не внешнее плетение волос, не золотые уборы, или нарядность в одежде, но сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливаго духа, что драгоценно пред Богом. Так некогда и святыя жены, уповавшия на Бога, украшали себя, повинуясь своим мужьям» (1 Петр. III. 1—5). Постарайся воспитать, углубить и раскрыть в себе это драгоценнейшее чувство религиозное,— и ты будешь согревающим и животворным светочем в своей семье, и брачное твое счастье будет совершенно упрочено. Над обоими же вами да почиет благословение Божие, нисшедшее сегодня в таинственном священнодействии брака и совокупившее вас во едино на всю вашу жизнь! Протоиерей Михаил Херасков
(Владимирские Епархиальные Ведомости. Отдел неофициальный. № 5-й. 1-го марта 1883 года).
Церковный Брак (венчание).
