Крепостной театр шуйской помещицы Екатерины Ивановны Барсуковой
В 20 — 40-е годы XIX столетия, во Владимирской губернии существовал и другой крепостной театр. Принадлежал он шуйской помещице Екатерине Ивановне Барсуковой и находился в ее поместье — сельце Воробьеве Шуйского уезда. Не будем делать характеристики обладательницы этого театра. Она в дальнейшем сложится сама собою, и Барсукова предстанет пред нами в образе свирепой крепостницы. По сравнению с Названовым, Барсукова была помещицей небогатой, обладавшей всего только 114 крепостными душами. Поэтому аграрный кризис, наступивший в 20-х годах, сказался на ней особенно остро, приведя ее хозяйство сразу же в большой упадок. В поисках выхода из последнего, Барсукова последовала примеру других помещиков: принялась за усиленное выколачивание из своих крестьян всяческих выгод и, в частности, за эксплуатацию своего крепостного театра. 5-го мая 1823 года она уже обратилась к Владимирскому губернатору (Апраксин Пётр Иванович) с ходатайством о разрешении «доставить удовольствие здешней шуйской публике» — дать в городе Шуе ряд спектаклей силами своего домашнего театра. Но, стыдясь, по-видимому, за снижение своего театра до уровня коммерческого предприятия, Барсукова не указала в ходатайстве целей и условий своей затеи. Поэтому губернатор, не искусившийся еще в подобных, только что начинающих входить в обиход, операциях помещиков, поручил сделать соответствующий запрос. На этот запрос шуйский земский суд 11-го сентября ответил, что Барсукова имеет ввиду «приискать в удовольствие шуйской публики способный для сего дом», устроить в нем временный театр и давать там спектакли за такую в ее пользу плату: кресла 1-го и 2-го ряда — по 2 руб., кресла 3-го и 4-го ряда — по 1 р. 50 коп., места за креслами — по 84 коп., а «за оными места» — по 42 коп. Всех спектаклей Барсукова намеревалась поставить 25, при чем 2 из них она обещалась «дать на собственном ее иждивении в пользу сиротского дома», а в том случае, «ежели публика не будет оставлять своим
благосклонным посещением» ее театр, дать из этого же количества 3-й спектакль в пользу инвалидов. Таким образом, коммерческая цель затеи Барсуковой выявилась. Но прежде чем это произошло, у владимирского губернатора возникло другое дело, связанное с именем этой помещицы, — дело по жалобе крестьян сельца Воробьева на злоупотребления Барсуковой помещичьей властью. Это дело очень ярко вырисовывает жуткие рабовладельческие нравы эпохи крепостничества и дает живое представление о той обстановке, в которой приходилось существовать и работать крепостному театру Барсуковой. В жалобе своей, поданной губернатору 31-го июля того же 1823 года, крестьяне сельца Воробьева писали, что прежде они принадлежали помещику И. С. Нестерову и жили у него «без малейшего притеснения». Но с тех пор, как он умер и они по духовному завещанию отошли к его дочери, К. И. Барсуковой, положение их ухудшилось. Новая владелица отобрала у них землю, которою они до этого
владели, и взамен ее отвела другую, находившуюся в отдаленном и неплодородном месте. Затем Барсукова ввела такую тяжелую барщину, что, выполняя ее, крестьяне буквально вынуждены были работать «безостановочно». «Даже через то лишили мы себя, — писали они, — дневного пропитания, ибо всегда, отправляя работу господскую, уже для себя никаких крестьянских работ не исправляем». Но притеснения крестьян Барсуковою этим не ограничивались. Крестьяне должны были еще пасти барскую скотину вместе со своей, платя за это особую плату пастуху. Затем, они обязаны были давать ежегодно Барсуковой с каждого тягла: 15 аршин холста, барана или 5 рублей за него, курицу, 2 десятка яиц, «за сукно 1 рубль», 1 фунт белых грибов или 1 рубль за него, 1 фунт сушеной черники, 1 четверку клюквы, 2 мотка крученых ниток, 2 мотка простой пряжи и к тому же самим «оную пряжу в тканье холстов производить». «А сверх сего, — добавляли крестьяне, — тиранит нас господин Барсуков всегдашними побоями, несмотря на то, что как мы, так и скот наш от голоду пришли в крайнее бессилие». Подобные жалобы крестьян в ту пору крепостного права рассматривались как бунт против помещиков и жестоко карались. Но барсуковским крестьянам посчастливилось: губернатор предписал шуйскому предводителю дворянства произвести по их жалобе «подробнейшее разбирательство», приняв меры к ограждению крестьян от преследований помещицы. Исполнение этого предписания не замедлило последовать: 13-го августа предводитель дворянства Шимановский сообщил губернатору, что «как госпожа Барсукова, так и все крестьяне ее обязались: первая — не делать никаких притеснений, а последние — находиться у нее в послушании и повиновении». Однако, такое дипломатическое разрешение предводителем возникшего конфликта не удовлетворило Барсукову, и она обратилась к губернатору с письмом, исполненным обиды и негодования на жалующихся крестьян. «Родные мои и соседи, — писала она, — знают, что они (крестьяне) не только бедны, но имеют цветущее состояние и ходят как купцы в тонких сукнах и нанках, в пуховых шляпах, а жены их в Казимировых шинельках, шалях и в шелковых платьях, даже самые бедные (ходят) в ситцевых платьях и нанковых шинельках. Но избытки и праздность довели их до пьянства и крайней лености, даже самого озорничества, так что не только уже не повинуются, но бьют старост и приказчиков. До моего владения (ими), некоторые (из них) точно ходили по миру. А ныне из них кто построил каменный дом, кто имеет доходу 1000 рублей на одно семейство. Но они вместо благодарности подали на меня просьбу, составленную из лжи и клеветы». В заключение своего письма Барсукова просила губернатора оградить ее от буйства крестьян. «Защитите, ваше сиятельство, — писала она, — прикажите привести их в резон и повиновение». После такого письма помещицы дело для крестьян могло принять крайне дурной оборот. И возможно, что оно завершилось бы действительно приведением их в «резон и повиновение», если бы впавшие в отчаяние крестьяне не предотвратили такого оборота дела, подав 7 сентября губернатору новую жалобу. На этот раз крестьяне жаловались на неправильность дознания, произведенного по их жалобе предводителем дворянства. Это дознание, по их описанию, происходило без участия членов земского суда, в барском доме и даже в присутствии самих Барсуковых. Благодаря всему этому, для крестьян создалась обстановка самая невыгодная. Пользуясь ею, предводитель открыто принял сторону Барсуковых и не давал крестьянам высказываться против них. То же делали и Барсуковы, а сами выставляли крестьян, как пьяниц и бунтовщиков. Крестьяне стали было просить вызвать на дознание священника села Иванова, Г. Михайлова, и кого либо из посторонних людей, но предводитель в этой просьбе им отказал. Отказал он и в другой просьбе — допросить, в доказательство жестокостей Барсуковых, оброчного крестьянина Ефима Иванова, которого по приказанию Барсукова староста бил однажды палками с такой яростью, что «пришел в изнеможение», после чего, «забыв человечество и христианство», наказание стал продолжать сам Барсуков. Обрисовав таким образом дознание, произведенное предводителем дворянства, крестьяне просили губернатора назначить настоящее следствие с откомандированием на него членов от губернского правления. Такого следствия губернатор не назначил, а 13 сентября предписал шуйскому предводителю произвести вторичное дознание. Поняв, что дело принимает серьезный оборот, предводитель на этот раз не стал защищать Барсуковых. «Помянутые крестьяне, — сообщил он 8-го октября губернатору, — найдены мною в худом положении и изнуренными от господских работ, ибо для всех оных из числа 89 душ определено только 13 тягол, а прочие все находятся на оброке. По свидетельству же, учиненному мною при посторонних людях, у каждого издельного крестьянина оказалось хлеба ржаного в самомалейшем количестве, которого едва ли может стать им на один месяц. Не более того найдено и ярового хлеба, равно и корма скоту. При всем том озимое их поле до половины совсем не запахано, почему объявлено от меня госпоже Барсуковой, чтоб она для поправления крестьян своих дала им свободное время, не делая никаких притеснений, на каковой случай и взято с нее объявление». Таким образом, справедливость жалобы барсуковских крестьян подтвердилась в конце концов самим предводителем дворянства. Вместе с этим обнаружилась и ложь их владелицы, допущенная в выше процитированном письме. И губернатор тогда дал делу надлежащий ход, направив его 24 октября в губернское правление. Чем оно там закончилось, выявить не удалось. Это, однако, нисколько не изменяет мрачной картины невыносимо-тяжелого положения крестьян Барсуковой, а вместе с этим и ее дворовых людей, к которым принадлежали и актеры домашнего театра. Дело, возникшее по жалобе крестьян, отвлекло Барсукову от открытия спектаклей в Шуе. Подработать в этот раз на театре ей, таким образом, не пришлось, но потом, конечно, удавалось не однажды. К сожалению, театрально-предпринимательскую деятельность Барсуковой мы можем иллюстрировать всего только одним примером. В сентябре месяце 1841 года Барсукова обратилась к шуйскому городничему с просьбой исходатайствовать дозволение на открытие в городе Шуе, в каком-либо частном доме, временного публичного театра. Исполняя эту просьбу, городничий снесся с губернской администрацией, и последняя, в лице владимирского губернского правления, удовлетворила его ходатайство. 25-го октября губернское правление позволило Барсуковой «открыть театральные представления, но с тем чтобы пьесы разыгрываемые были не иначе, как одобренные к напечатанию внутреннею цензурою, чтобы место к тому избрано было правильное и безопасное и чтобы был дан бенефис в пользу изувеченных, — за чем и обязывается полиция иметь строгое наблюдение, руководствуясь в сем случае правилами, измененными в 14-м томе законов, и не допуская при представлениях отнюдь никаких беспорядков и шуму. Театр Барсукова открыла. Но проработал он, однако, недолго. Наступившие холода и отсутствие возможности
отыскать отопляемое помещение заставили театр в первых числах ноября закрыться. За время такого непродолжительного существования театр Барсуковой успел поставить только следующие пьесы: «Жених на расхват или все сваты невпопад», «Невеста под замком», «Мыза на столбовой дороге», «Траур или утешенная вдова», «Ссора или отставной судья», «Роман на большой дороге», «Марфа и Угар или Лакейская война». Даже только этот перечень разыгранных пьес, в большинстве своем одноактных водевилей и комедий, позволяет сделать заключение, что театр Барсуковой был невысокого качества. Он во всяком случае был слабее театра Названова, который, как мы видели, обладал разносторонней труппой, оркестром, большим репертуаром. Тем не менее и театр Барсуковой находил себе зрителей в Шуе. За это говорит хотя бы тот факт, например, что спектакль, поставленный согласно требованиям тогдашних законов в пользу «изувеченных», дал сбор в сумме 115 рублей ассигнациями. После описанного выступления в Шуе, театр Барсуковой просуществовал недолго. В 1843 году обладательница его умерла, а вместе с нею умер и ее театр. О дальнейшей судьбе его актеров никаких сведений не сохранилось. Здание же театра было продано наследниками Барсуковой на сломку.
Так промышляли владимирские помещики-театралы крепостными театрами в годы упадка своего благополучия. К сожалению, никаких данных, свидетельствующих о размерах получаемого ими при этом заработка, не сохранилось. Но едва ли нужно сомневаться в том, что заработок от эксплуатации театров в общем был достаточным и что он только оправдывал содержание последних: других средств на это как у Названова, так и у Барсуковой не было. Не малую роль в содержании театров сыграла, конечно, и любовь к ним, несомненно имевшаяся у обоих этих помещиков. И благодаря всему этому театры просуществовали сравнительно долго и умерли одновременно со своими владельцами. Однако, смерть для обоих этих театров была вполне своевременна. Иначе они все равно бы погибли, как погиб в конце 40-х годов крепостной театр вообще, погиб даже как коммерческое предприятие, будучи вытеснен вольным предпринимательским театром, конкурировать с которым, в силу обозначившегося к этому времени явного преимущества вольнонаемного труда перед подневольным крепостным, было невозможно. К концу 40-х годов в наших Владимирских краях произошло то же, что и везде: крепостной театр прекратил свое существование и театрально-предпринимательское дело перешло от помещиков к профессионалам-антрепренерам. Ими у нас, как везде, стали не дворяне, а представители мелкой буржуазии, разночинцы и мещане. Даже больше того — мы встречаем среди них крепостного крестьянина, и, таким образом, вслед за гибелью дворянского крепостного театра сталкиваемся с интересным фактом возникновения новой формы крепостного театра, но крепостного уже в смысле принадлежности его крепостному крестьянину, т. е. представителю той социальной группы, которая до этого времени комплектовала собою только кадры помещичьих трупп.
Этот любопытный и быть может не только для нашего края исключительный факт имел место в центре нарождавшегося промышленного капитализма Владимирского края — в большом и богатом селе Иванове, Шуйского уезда, где летом 1852 года, едва ли не впервые, возник публичный театр. Обладатель этого театра — местный крепостной крестьянин Аким Иванович Шаров, сам, однако, актером не являлся. Он был только одним из многочисленных в селе Иванове — периода первоначального накопления — предприимчивых людей, типа подрядчика, взявшимся за содержание театра случайно. Неудивительно поэтому, что с труппой своего театра он поступил, как с обычной рабочей артелью: отобрал от актеров паспорта и — мало того — сдал их полицейскому приставу. Но применив к труппе такую меру, ярко иллюстрирующую приниженное положение провинциального актера того времени, Шаров не позаботился о выполнении главного условия, обязательного в то время для провинциальных театров, а именно — о представлении репертуара на утверждение в III-е Отделение. И результаты этого упущения, как увидим далее, не замедлили сказаться на работе театра самым неблагоприятным образом. Узнав о существовании его, губернатор, как это и следовало ожидать, затребовал репертуар для представления в III-е Отделение. Предписание это, конечно, немедленно было исполнено, и 30 июня репертуар был уже в распоряжении губернатора. Он сохранился в подлинном виде и приводится ниже полностью.
Реестр пьесам
1. «Его Превосходительство или средство нравиться», оригинальная комедия-водевиль в 1 действии, соч. Коровкина. 2. «Так да не так», комедия-водевиль в 1 действии, сочинение Коровкина. 3. «Новички в любви», комедия-водевиль в 1 действии, сочинение Коровкина. 4. «Стряпчий под столом», водевиль в 2-х действиях, сочинение Ленского, переводе французского. 5. «Дезертир или тоска по отчизне», водевиль в 1 действии, перевод с французского Ленского. 6. «Деловой человек или дело в шляпе», водевиль в 1 действии, сочинение Кони. 7. «Волшебная флейта или плачет да танцует», водевиль в 1 действии, сочинение Б-ва. 8. «Учитель и ученик или в чужом пиру похмелье», опера-водевиль в 1 действии, сочинение Писарева. 9. «Комедия с дядюшкой», опера-водевиль в 1 действии, сочинение Григорьева. 10. «Муж в беде или без вины виноват», водевиль в 1 действии. 11. «При счастьи бранятся, при беде мирятся», водевиль в 1 действии, сочинение Федорова. 12. «Полюбовный дележ или комната с двумя кроватями», водевиль в 1 действии, переделан с французского Андреевым. 13. «Опекуны», комедия в 2-х действиях, сочинение Дементьева. 14. «Корона в павлиньих перьях», водевиль в 1 действии, перевод с французского. 15. «Покойная ночь или суматоха в Щербаковском переулке», водевиль в 1 действии, переводе французского. 16. «Что и деньги без ума», водевиль в 1 действии, сочинение Соловьева. 17. «Необыкновенный случай», водевиль в 1 действии, перевод с французского. 18. «Музыкант и княгиня», драма в 2-х действиях. 19. «Шельменко волостной писарь», комедия в 3-х действиях, сочинение Основьяненко. 20. «Дочка Его Благородия», водевиль в 1 действии. Его сиятельства Графа Дмитрия Николаевича Шереметева села Иванова крестьянин Яким Шаров.
8-го июля губернатор отослал этот репертуар на утверждение в III-е Отделение. Последнее, однако, крайне задержалось с этим. Наконец, 16 октября рассмотренный репертуар был возвращен. Но тут оказалось, что три пьесы из него, именно №№ 6, 10 и 19, к постановке запрещены. Кроме того, III-е Отделение предписало губернатору отобрать эти пьесы и выслать ему для просмотра. Выполнить это требование было, однако, уже нельзя. Лишенный возможности играть вследствие задержки III Отделением утверждения репертуара, театр Шарова к этому времени прекратил свое существование. А сам Шаров, опрошенный земским судом по поводу пьес, показал, что они увезены актером Петром Захаровичем Верстовским, «отошедшим» на работу в Костромской театр. Об этом губернатор сообщил в III-е Отделение, чем конфликт и исчерпался.
Леонид Богданов. Из прошлого Владимирского края. Сборник первый. Издание Владимирского Окружного Научного Краеведческого Общества. Владимир – 1930.
«Из Шуи (Владимирской губернии) пишут в Русские Ведомости: «В ночь на 21-e сего апреля наша театральная труппа скрылась из Шуи, чего жители не ожидали и что было для них сюрпризом, особенно для тех, которым артисты остались должны. От этого-то долга, который доходит, как говорят, до значительной цифры, труппа и улетучилась. Впрочем нам к подобным явлениям не привыкать; недавно магик и волхв г. Шерье исчез из Шуи, а теперь г. Чернышев (содержатель театральной труппы) с своим сонмищем. И так театр — в лице артистов — у нас более не существует. Будем ждать и надеяться, что явится еще кто-нибудь повеселить и поучить осторожности доверчивых шуйских граждан» («Антрактъ», №16, 1866 г. 1 мая).
Народный дом (Благородное собрание) 1901-1910 гг.
Постройка Народного дома началась с 1899 года, но в апреле 1901 года Ив. Ив. Попов жаловался – «здание стоит без крыши» (не хватило средств). Освящено здание 19 сентября 1903 года. На постройку театра был использован кирпич от сгоревшей фабрики Попова.
В 1917 году по указу председателя Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, председателя Шуйской земской и городской управы М.В. Фрунзе здание городского Благородного собрания было передано под рабочий клуб. 26 сентября 1918 года это здание решением Шуйского уездного исполкома передали под драматический театр. Тогда в Шуе работала небольшая труппа под руководством Натальи Борисовой. В неё входили как профессиональные актёры, так и любители. С ними был заключён договор. Часть актёров была затребована из столицы. Всего в театре работали 15 актёров и 8 сотрудников. Наиболее яркими актёрами были герой и основной режиссёр Б. Ремизов, комик, резонёр и характерный актёр Н. Матрин, лирическая героиня К. Ильина, резонёр И. Горин, лирический герой Л. Южанский.
Открылся театр в Шуе лишь 20 октября 1918 года в здании бывшего Благородного дворянского собрания. Событие это было связано с достаточно осознанным отношением шуян к наследию Островского. Там же происходило и обучение актёров.
Организатором театра была Борисова Наталья Николаевна, так же она являлась директором, бухгалтером, завхозом и актрисой. Декорации создавал художник Иван Иванович Голиков.
Открылся театр спектаклем "Без вины виноватые", который держался в его репертуаре не менее тридцати лет.
В Шуйском театре, обращение к текстам великого русского драматурга и создание соответствующих спектаклей стало заметным явлением: кроме показанного при открытии первого сезона спектакля "Без вины виноватые" (1918), в 1919-м году - "Лес", в 1920-м - "Бесприданница", "Снегурочка", в 1921-1922-м - "Гроза".
Актёрами были известные и любимые горожане: Николай Матрин, Виктор Щудров, Михаил Арбузов, Екатерина Мазурова, Ольга Окулова - их популярность у шуян была наравне с популярностью актёров кино.
В 1919 году в труппу театра зачислили Екатерину Мазурову, которая впоследствии своими ролями в столичных театрах и в кино прославила Шую по всей стране. На сцене Шуйского драматического театра им. Горького в годы становления советской власти, строительства социализма, Великой Отечественной войны были сыграны сотни спектаклей.
В 1933 г. театр стал носить имя М. Горького. И к 20-летию театра была поставлена пьеса Горького "Дети солнца".
В 1935 г. художественный руководитель и главный режиссер С.К. Бондарчук.
В 1938-1939 гг. художественный руководитель и главный режиссер Н.Д. Медведев.
Во время Великой Отечественной войны театр не прекратил свои спектакли.
В 1946 г. главный режиссер Т.З. Райский, в 1947 Ф.А. Лещенко.
В феврале 1950 года умирает главный режиссёр Шуйского драматического театра Алексей Штейн (отец знаменитого шахматиста Э. Штейна). Сезон 1950-51 годов оказался для драмтеатра последним. Волевым решением сверху задумали объединить три театра: — ковровский, шуйский и кинешемский в один.
Сейчас, профессионального театра в Шуе не существует, ему на замену пришли различные клубы и кружки.
Шуйский уезд Село Иваново
Мазурова Екатерина Яковлевна [5(17). 11.1898. г. Иваново-Вознесенск Шуйск. уезда Владимир. губ. - 8.10.1995, г. Москва] - актриса театра и кино, заслуженная артистка РСФСР (1950). Родилась в рабочей семье. В годы юности (с 1914) жила с семьёй в г. Шуе. Трудилась на суконно-шляпной фабрике, заведовала библиотекой при Союзе текстильщиков, рабочим клубом. Там же организовала любительский театральный кружок. В мае 1920 г. окончила молодёжную студию при Шуйском городском драматическом театре. В то время театр был укомплектован профессионалами из московских театров, которые в голодное послереволюционное время уехали в провинцию. Далее М. поочерёдно приглашали в Кинешемский драматический театр, знаменитый Волковский театр в Ярославле и Ивановский драмтеатр. С 1925 г. М. жила в Москве, работая в театре «Семперанте» под руководством В.С. Смышляева, Московском колхозном театре, Московском театре комической оперы (поющей актрисой). Во время Великой Отечественной войны отказалась эвакуироваться в тыл, играя в спектаклях для бойцов, раненых, защитников столицы. Во фронтовом госпитале М. нашла своего тяжело раненого мужа и ценой огромных усилий выходила его. После войны, в 1947 г., работала в Германии (Театр группы советских войск, г. Лейпциг). Награждена медалью «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны». Дальнейшая творческая судьба М. была связана с Московским театром драмы и комедии (ныне Театр содружества актеров на Таганке). Перенеся два инфаркта. М. в 1953 г. оставила сцену. С этого времени начинается ее кинематографическая карьера как блестящей характерной актрисы, исполнительницы ролей старух в популярных фильмах: «Анна на шее» (1954), «Дело было в Пенькове» (1957), «Когда деревья были большими» (1961), «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен» (1964), «Зигзаг удачи» (1968), «Хозяин тайги» (1968), «Дядя Ваня» (1970), «Джентльмены удачи» (1971), «Большая перемена» (1973), «Кыш и Двапортфеля» (1974), «Сибириада» (1978) и других. Всего М. снялась более чем в 30 художественных фильмах. В последние годы жизни, перестав сниматься в кино по состоянию здоровья, М. посвятила себя благородному делу комплектования музеев на своей родине. В 1970-е гг. передала Шуйскому краеведческому музею, музеям сел Введенье и Васильевское коллекцию живописи, фарфора, стекла, мебели, костюмов, редких книг (всего около 1000 предметов). Похоронена в Москве на Введенском кладбище. Именем актрисы в 2001 г. названа малая планета, открытая Крымской астрофизической обсерваторией. В 2008 г. решением городской думы округа Шуя М. присвоено звание «Почётный гражданин г. Шуи» (посмертно).
