Никон (Софийский) с 27 ноября 1904 г. по 9 июня 1906 г. – епископ Владимирский и Суздальский. 6 мая 1906 года возведен в сан архиепископа.
Николай (Налимов) с 23 июня 1906 г. по 13 июля 1914 г. – архиепископ Владимирский и Суздальский.
Николай (Налимов)
Архипастырь «правды и чести»
Под таким заглавием в «Церковном Вестнике» (1914 год) помещена статья проф. А. Бронзова, посвященная памяти почившего Владимирского и Суздальского Архиепископа Николая.
«Это – архиепископ Владимирский Николай (Налимов), о неожиданной кончине которого я только что узнал из «Нового Времени» в деревенской глуши, где проживаю. Считаю своим нравственным долгом сказать о нем несколько слов, поскольку входил с ним в близкие, непосредственные сношения по своему служебному положению. Это было давно, давно… 14-го февраля 1886 года я был назначен преподавателем С.-Петербургской Духовной Семинарии по греческому языку вместо иеромонаха Николая (Налимова), только что возведенного в сан архимандрита и получившего ректуру в Смоленской Духовной Семинарии. Я был, следовательно, непосредственным его преемником и продолжателем и уже по одному этому не могу быть равнодушным к известию об его преждевременной кончине. Весной 1889 года архимандрит Николай явился ректором уже в столичную Духовную Семинарию. Появление его в семинарском «классном» корпусе относится, помню, к 1-му мая. Мы уже довольно долго поджидали своего ректора из отдаленного Смоленска. Ходили слухи об его строгости, нелюдимости. Первого мая начинались весенние испытания в столичной Семинарии. Ученики писали экзаменские сочинения. Новый ректор был «тут как тут». И с тех пор до начала августа 1890 г., т.е., в течение целого года, я служил под его начальством и имел полную возможность присмотреться к его душевным качествам, тем более, что в качестве члена «распорядительного» Правления я сталкивался с ним ежедневно, почти ежедневно… Не знаю, каков был наш о. ректор раньше. Не приходилось непосредственно наблюдать за его деятельностью и после, когда он занимал в различных местах высокий архиерейский пост. Слышал, правда, много… Но на слухах не желаю основываться и не хочу говорить только на основании их. В течение же указанного года почивший обращал на себя мое внимание своими превосходными качествами: беспристрастием, правдивостью… и честностью исключительной… и пр. Для него все были равны. Он умел ко всем относиться одинаково. Это бросалось в глаза с первого же взгляда. По крайней мере, я не имел случаев наблюдать, чтоб он различной относился к тому или иному из своих подчиненных, хотя другой, менее беспристрастный, человек, несомненно, допустил бы это, если иметь ввиду отношения к нему тех же самых его сослуживцев в период, предшествовавший его назначению на службу в Смоленск, когда он был еще рядовым семинарским преподавателем. Некоторые лица и ждали, что новый ректор может вспомнить «старое» и притеснить их так или иначе… Но все приятно разочаровались, к чести нового начальника… В своих разговорах со своими сослуживцами я,- помню,- особенно подчеркивал это. Желание нового ректора быть беспристрастным переходило, пожалуй, даже должные границы, делалось иногда болезненным. В числе преподавателей семинарских был родной его брат – Владимир А. Налимов (увы – уже покойный, скончавшийся не так давно в сане протоиерея церкви Зимнего Дворца в С.-Петербурге). Человек аккуратный, исполнительный и уже имевший за собой достаточно лет службы (окончил Академию в 1882 году), он заслуживал представления к «ордену», каким были увенчаны даже младшие его члены корпорации семинарской… Об этом ясно говорили ректору,- особенно его ближайший помощник – инспектор (покойный экзарх Грузии – о. Никон Софийский) и другие лица… Но о. ректор всегда возражал только одно со свойственной ему и всегда отличавшей его непреклонностью, твердостью: «пусть подождет, подождет… Да, да, да… А то скажут: ректор представляет своего брата… Пусть подождет…». Ректорское беспристрастие, таким образом, не было беспристрастием лишь для его родного брата…
Когда заходила речь об учениках, беспристрастие ректорское было непреодолимо же. Всякий получал то, чего заслуживал… Когда его просили оказать снисхождение тому или иному ученику, он неизменно возражал: «оказывать снисхождение – так уже всем, а не по выбору. Иначе скажут: ректор несправедлив. Да, да, да… Скажут…». Любя учеников и жалея их, он иному мог показаться жестоким в применении параграфов устава, циркуляров и пр. Но в действительности жестокости у него вовсе не было и в помине. Его боязнь оказаться несправедливым, пристрастным, не в меру снисходительным… всегда завладевала им и не позволяла ему ни на шаг отступить от принятой им позиции… Я лично не раз заставал его плакавшим (наедине) об участи, постигавшей некоторых семинаристов… У покойного Владыки – Исидора обучались в Семинарии два внука… Учились плоховато. Как ни предостерегали ректора некоторые доброжелатели, он и к этим «внукам» владычным, однако, относился без излишней снисходительности. «Ну, что? Как мои?»… «Плохо, плохо, Владыка». «Ну, значит, опять мне платить за них… Сколько? На – получай… годовую за них плату»… В отношении к казенным суммам это был не только честнейший, но даже сверх-честнейший человек. Каждая копейка, каждый рубль…,- все было точнейшим образом подсчитано… И, бывало, под «экономическим» журналом, скрепленным подписями о. ректора и о. инспектора (т.е., почивших – Николая, архиепископа Владимирского и экзарха Никона), можно было подписываться «зажмурившись». Бояться не приходилось: все и всегда точно до бесконечности. При составлении журнала взвешивалось десятки раз каждое слово, каждое выражение… «Посему»,- говорил о. ректор. «Поэтому» лучше, возражал о. инспектор. «Посему» как-то «помананнее», продолжал первый. «Ну, кто же теперь говорит: посему»,- не унимался второй. Но, тем не менее «посему» торжествовало… При месячных расчетах однажды оказались лишними «три рубля». «Откуда они?» Назначается специальное собрание. Сидим с 6 час. вечера до 12 час. ночи. Все взвесили, поверили десятки раз… Но три рубля остаются неуловимыми… На следующий день снова сидим 6 часов… И только потом отыскиваем источник, откуда лишние деньги явились. И о. ректор вздыхал потом свободно… «А то мало ли что про нас подумают? Не умеют де хранить чужих денег…» Член от духовенства (покойный уже один о. Протоиерей), бывало, только разводил руками от удивления. Сидишь, бывало, и занимаешься своим делом… Отворяется дверь и слышишь: «Александр Александрович! Прислали 3 руб. Нужно положить в сундучок. Да, да, да»… Иду. О. инспектор уже у сундучка. Отворяем сундук… Предварительно тщательно осматриваем целость печати… «О. Никон! Посмотрите: это действительно три рубля». «Вижу, вижу»,- говорит о. Никон. «Нет, нет, Вы возьмите в руки»... Затем та же история повторяется со мной и с экономом. Опуская 3 руб. в сундучок, о. ректор говорит обычно: «Вы смотрите, господи, ректор действительно кладет деньги в сундук, а не прячет себе в рукав» и т.д. Проходит час-два. О. ректор снова зовет… Снова повторяется что-либо подобное. Зато денежная отчетность была идеальна до бесконечности. Казенные средства о. ректор берег в высшей степени. Уж не только не растратить их, но не истратить лишнего гроша и на вещи необходимые… «Денежка рубль бережет… Да, да, да. Бережет»… «А что, Ал. Ал-ч, не съездить ли нам на Неву, на барки, не посмотреть ли, хороши ли дрова?».. И едем: о. ректор, о. инспектор и я. С одной барки путешествуем на другую, на третью… Однажды наш о. ректор чуть не упал в Неву. «Еще, пожалуй, утонешь»,- шутил он над собой. Но уж зато дровянику не удавалось получить никакой лишней копейки… «Деньги-то казенные»… Привезут дрова, провизию… Всюду – ректорский глаз… «Не посмотришь, обманут. А деньги то казенные»… В конце гражданского года устраивались торги на поставку припасов на следующий год. И явившиеся торговцы, кажется, готовы были с убытком для себя заключить контракт, лишь бы не слышать, как пилил их ректор: «не дорожитесь, господа! Деньги-то не наши, казенные. Послужите своим будущим пастырям… Да, да, да»… Когда умер (в декабре 1889) эконом П.А. Троицкий, мы втроем (ректор, инспектор и я) в течение целой почти ночи описывали его имущество, выделяя из него казенное, семинарское. «Нельзя отдыхать… Нельзя… Вещи-то казенные»… А какие вещи? Ничего не стоящие тряпки, щетки… а уж как любил о. ректор храм Божий, трудно и выразить. Я тогда исправлял должность церковного старосты в семинарской церкви… и потому видел все это яснее других. Бывало, каждый раз, когда входил о. ректор в церковь, всегда давал щедрую лепту на храм…,- давал как-то потихоньку, как бы боясь, чтоб не заметил кто-либо со стороны… Нужно было обновить «ризницу»…, о. ректор «тут как тут» со своими жертвами. И никто этого не знал, кроме меня, о. инспектор и о. эконома… всегда и весь отданный на служение своему делу,- о. ректор, тем не менее, находил время посещать своих сослуживцев, особенно в дни каких-либо семейных торжеств у того или другого из них…,- беседовал, разузнавал о нуждах… и приходил так или иначе на помощь… Саме лучшие воспоминания оставил во мне этот о. ректор. И я с благоговением всегда произносил имя этого славного наставника. О нем можно было бы много-много писать… Даже нужно писать… Даже нужно писать, чтоб воссоздать истинный его образ, а не тот, какой мог сложиться у иных близоруких его ценителей. Если б побольше было таких славных семинарских ректоров, так беззаветно преданных делу, таких «рыцарей» дела, таких «серьезных» служак, не искавших грошовой популярности у учеников,- то наши Семинарии процветали бы… В них никогда не было бы и тени «хулиганства» всякого рода… Земно кланяюсь своему бывшему о. ректору.., архипастырю «правды и чести»…
6-го сентября 1913 года с трехчасовым дневным поездом проследовал через гор. Владимир в с. Шапкино, Ковровского уезда, Митрополит Московский Макарий. При приближении поезда к станции Владимир в градских церквях произведен был звон. На вокзале для приветствия Митрополита выезжал Архиепископ Николай. Здесь же в вагоне представлены были Владыке лица Владимирского епархиального управления. При отъезде из Владимира, Митрополитом Макарием частью были роздан, частью оставлены для раздачи народу назидательные брошюры религиозного содержания. 9-го сентября Митрополит Московский с дневным поездом проследовал через ст. Владимир обратно в г. Москву. В с. Боголюбово для встречи Митрополита Макария выезжал Архиепископ Николай. На вокзал ст. Владимир прибыли к трем часам многие из градского духовенства и учащего персонала духовно-учебных заведений гор. Владимира. Соборное духовенство поднесло Московскому Владыке на память о посещении Владимирской епархии икону Владимирских Чудотворцев. Вместе с Митрополитом Московским Макарием возвратился во Владимир Епископ Юрьевский Евгений, сослуживший Высокопреосвященному Митрополиту 8-го сентября в с. Шапкине. Поезд отошел от перрона при пении «ис полла эти, деспота», исполненном лицами, явившимися на вокзал для приветствования Владыки. В это время Митрополит Макарий благословлял собравшийся у вагона в большом количестве народ.
13 июля 1914 г. в 2 часа дня неожиданно сперва с монастырской, потом кафедральной колокольни раздались 12 ударов колокола, вызвавшие у граждан гор. Владимира тревожное недоумение. Когда через некоторое время разъяснилось, что Владимирская кафедра в этот день утром лишилась своего незабвенного Архипастыря, великая скорбь объяла все население города. Крестовая церковь Архиерейского дома и Кафедральный собор были полны во время панихид богомольцами, пожелавшими помолиться об упокоении души своего любимого Архипастыря. Неподдельные слезы молящихся говорили о тех узах любви, которыми связана было Владимирская паства со своим почившим Владыкой. Смерть Высокопреосвященного Николая была совершенно неожиданной не только для Владимирской паствы, но и для тех лиц, которые окружали Владыку в последнее время в Петербурге. Правда, в текущем и прошлом году Владыка неоднократно жаловался на некоторую усталость, говорил о необходимости отдохнуть от дел епархиального управления, в Великом посту даже хворал простудной болезнью; но все это объясняли возрастом Архипастыря, крайне напряженными его трудами и считали явлением случайным, опасного значения не имеющим. В мае месяце 1914 г. последовал вызов Высокопреосвященного Николая для присутствования в Святейшем Синоде в период летней сессии. Все владимирцы были рады, конечно, тому, что их Архипастырь, умудренный большими познаниями и широким опытом многолетней архипастырской службы, призывается к участию в делах высшего церковного управления. Но сам Владыка, по-видимому, предполагал в наступающие каникулы несколько отдохнуть от тягостей епархиального управления и даже воспользоваться в случае возможности отпуском для лечебного пребывания на одном из курортов. Тем не менее, покорный призыву свыше, Высокопреосвященный Николай 1-го июля с дневным поездом отбыл в Петербург. Приготовления Владыки к выезду были на этот раз несколько необычны и наводили присутствовавших при этом лиц на тревожные размышления. Владыка тщательно просмотрел все бумаги и полученные им в последние годы письма; одни из них уничтожил, другие разобрал, привел в порядок. В Петербург взяты были Владыкой некоторые такие вещи, казалось, можно было оставить во Владимире. Взяты были, между прочим, Владыкой в Петербург и богослужебные книги, по которым он имел обыкновение ежедневно прочитывать положенные чинопоследования. Вообще, Архиепископ Николай готовился к выезду из Владимире в Петербург так, как обыкновенно, по словам лиц близко знающих его, он готовился к переезду с одной кафедры на другую. Этим, быть может, объясняется и то, что Высокопреосвященный Архипастырь разрешил в момент отхода поезда от станции произвести колокольный звон во всех церквях города Владимира. В других случаях он такого решения не давал.
В Петербурге для помещения Владыки отведены были просторные и светлые покои в Александро-Невской лавре. Вместо желанного летнего отдыха Владимирскому Архипастырю пришлось в Петербурге усилить свои труды, так как, кроме епархиальных дел, нужно было заниматься делами, обсуждающимися в заседаниях Святейшего Синода и поручаемые Владыке высшей церковной властью. Однако каких-нибудь серьезных недомоганий Архипастырь не чувствовал и даже, по своему обычному смирению и подвижнической настроенности, перешел на братскую монастырскую пищу. В первых числах июля Архиепископ Николай говел, исповедался, 6-го и 8-го числа служил божественные литургии и вступил в общение со Христом приобщением Животворящих Таин Тела и Крови Христовых. Последняя литургия 8-го июля Высокопреосвященным Николаем совершена была в Казанском соборе по случаю местного праздника в честь явления Казанской иконы Божией Матери Служба была продолжительной, и Владыка возвратился в свои монастырские кельи несколько уставшим. 9-го числа недомоганье усилилось; Владыка захворал желудочной болезнью в острой форме. Несмотря на протесты Архипастыря, который не любил лечиться, вызван был монастырский врач П.В. Модестов. Врач прописал больному покой, потребовал прекратить всякие занятия и вообще строго соблюдать лечебный режим. 10-е число не принесло облегчения страданиям, и 11-го около 4-х часов дня, для предотвращения всякого рода случайных возможностей, созван был консилиум выдающихся врачей г. Петербурга, в составе Доброклонского, Касацкого и Модестова. По тщательном исследовании врачи нашли у Владыки воспаление толстой и тонких кишек,- болезнь затяжную, требующую ухода и осторожности, но не опасную, в смысле смертного исхода, при здоровом сложении Владыки. Один из консультантов заметил только, что сердце больного на шестом ударе делает перебой; но просил об этом самому больному ничего не говорить.
12-го числа в состоянии здоровья болящего резких перемен не произошло. Владыка по своему обыкновению заботился о том, чтобы не причинить окружающим его никакого беспокойства, постоянно уговаривал их не хлопотать, отдохнуть, оставить его, так как он чувствует себя вполне хорошо. Положение больного действительно было таково, что по внешнему виду и самочувствию он, казалось, не внушал особенно серьезных опасений, ввиду чего в послеобеденное время 12-го числа брат Владыки протоиерей Казанского собора Т.А. Налимов, ближайшие родственники его, секретарь А.О. Переборов нашли возможным оставить монастырские помещения и отправились домой, не предполагая совершенно, что в здоровье Владыки может последовать ухудшение. Оставался при больном один келейник Алексей; его Николай также уговаривал пойти отдохнуть и не приходить к нему до тех пор, пока он его не позовет. Келейник уступил настоятельному желанию Владыки, но через некоторое время, не дожидаясь призыва, вошел в комнату проведать больного. К великому ужасу, он увидел Владыку, лежащим на полу, без чувств. Поднятый с пола и уложенный на постель, Высокопреосвященный Николай через некоторое время пришел в сознание; но оно уже не отличалось полной ясностью. Не вполне свободно владел Владыка и языком. Очевидно, когда болящий Архипастырь поднялся с постели, с ним случился сердечный припадок, который и был ближайшей причиной последовавшей вскоре роковой развязки. На предложение пригласить немедленно врача, последовал со стороны больного отрицательный ответ с указанием на то, что теперь поздно и беспокоить врача не следует. Около 10 часов вечера прибыл в лаврские покои брат Архиепископа Николая прот. Т.А. Налимов. Он застал Владыку уже в тяжком положении; сознание становилось потемненным. Позвали немедленно врача и произвели вспрыскивание камфоры. В 12 часов ночи сознание больного снова несколько прояснилось. Он узнавал присутствующих, уговаривал брата пойти отдохнуть ввиду предстоящей ему в воскресение службы, а врача – отправиться домой для отдыха, так как этого требует его преклонный возраст. Врач действительно отправился домой, подготовив предварительно подушку с хлороформом и признав положение больного, ввиду случившегося припадка, очень серьезным. Последующее время болящий Владыка провел беспокойно. Много раз он пытался приподняться, складывал руки как бы для благословения, требовал облачений, просил принести какую-то книгу крупной печати, но какую – присутствовавшие не могли понять. Потом Владыка стал читать молитвы, но слова их произносил, вследствие болезненного состояния, также неразборчиво. По некоторым выражениям, в связи с указаниями и закладками, найденными в требнике Владыке, можно догадываться, что Архипастырь читал разрешительную молитву для тех из своей паствы, которые состояли в запрещении и под эпитимией. Молитва закончилась отпуском. Довольно ясно слышно было при этом имя одного из благоверных князей Владимирских и княгини Ольги. Во все это время Владыка находился в беспокойном состоянии, часто и порывисто дышал; температура была высокая. В 2 часа ночи переменили на больном белье, сделавшееся от жара и испарины влажным, и Архипастырь почувствовал себя более спокойно; дыхание стало нормальным, жар спал. С этого момента до самой кончины тело Владыки не изменяло уже своего положения, только правая рука непрерывно и истово полагала крестное знамя,- полагала до тех пор, пока не опустилась обессиленной. В начале 5-го часа утра Т.А. Налимов по некоторым признакам определил наступление конца. Преклонив колена перед смертным одром умирающего, он прочитал отходную молитву. К концу отходной дыхание нельзя уже было заметить; тело охладело. Владыка отошел в иной мир, к которому молитвенно стремился и христиански подготовлял себя в течение всей своей земной жизни. Было около половины пятого часа утра. В 10 часов утра совершено было облачение почившего в святительские одежды; чин облачения совершен был Геннадием, Епископом Нарвским, в сослужении лаврского духовенства. В 2 часа дня отслужена была над почившим Архипастырем панихида членами Святейшего Синода: Архиепископами Сергием Финляндским, Серафимом Иркутским, Владимиром Донским и Геннадием, Епископом Нарвским. На панихиде присутствовал обер-прокурор Святейшего Синода В.К. Саблер. В 5 часов дня отслужена была панихида от профессоров и студентов С.-Петербургской духовной академии. В 6 часов состоялось положение во гроб, а в половине 8-го после литии вынос в лаврскую Благовещенскую церковь. На выносе присутствовали: Архиепископ Сергий Финляндский, Архиепископ Серафим Иркутский, Епископ Геннадий Нарвский, наместник Лавры; ризничий. Настоятель Казанского собора прот. Ф. Орантский, прот. Н. Смирягин и др. 14-го июля в 9 часов утра отслужена была заупокойная литургия братом почившего прот. Т.А. Налимовым, а после нее панихида в сослужении монашествующего духовенства. В 2 часа дня панихида у гроба совершили: Архиепископ Финляндский Сергий, Архиепископ Донской Владимир, Епископ Гдовский Вениамин и Епископ Нарвский Геннадий, в сослужении прот. Ф. Орнатского и монашествующего духовенства. 15-го июля прибыли в Петербург представители Владимирской паствы, явившиеся сюда, чтобы у гроба почившего Архипастыря принести ему последнюю дань молитвенной признательности. В этот день прибыли: от собора Кафедральный прот. П.П. Евгенов, от Консистории – прот. А.В. Беляев, от духовенства гор. Владимира – благочинный градских церквей И.Ф. Уваров, от Архиерейского домоуправления – игумен Андрей, от корпорации Владимисркой духовной семинарии преподаватель Н.В. Малицкий. Кроме того для молитвенного присутствования на отпевании в Петербург приехали: преподаватель семинарии иеромонах Афанасий, регент архиерейского хора А.Е. Ставровский и некоторые другие близкие покойному лица. Состоящие в священном сане из перечисленных лиц принимали участие в служении панихид у гроба Архипастыря и отпевании.
В 2 часа дня 15-го июля у гроба Архипастыря совершена была панихида Архиепископом Иркутским Серафимом, Архиепископом Донским Владимиром и Епископом Гдовским Вениамином. В 3 часа дня молились у гроба и служили панихиду причт и прихожане со своими представителями с родины почившего (Парголово), в числе около 100. Вечером гроб с останками почившего Архипастыря был перенесен из Благовещенской в Свято-Духовскую церковь, в которой с 6 часов началось торжественное совершение парастаса. В служении парастаса приняли участие: Архиепископ Финляндский Сергий, Епископ Гдовский Вениамин и Епископ Нарвский Геннадий, архимандрит Неофит и много других представителей белого и монашествующего духовенства. Служение парастаса закончилось в 9-м часу. 16-го утром прибыл в Петербург для участия в отпевании Преосвященный Евгений, Епископ Юрьевский. Заупокойная литургия в Свято-Духовской церкви совершена была Архиепископом Сергием, в сослужении архимандритов Неофита, Макария, прот. П.П. Евгенова, прот. А.В. Беляева, прот. И.Ф. Уварова, иеромонаха Афанасия, священ. А. Акципертова и монашествующих, всего 12-ти священно-служащих. Отпевание началось в 11 часов. Отпевание совершено было 8-ю архиереями во главе с Высокопреосвященным Владимиром, Митрополитом С.-Петербургским. На отпевание, кроме Митрополита Владимира, вышли: Архиепископ Финляндский Сергий, Архиепископ Иркутский Серафим, Архиепископ Донской Владимир, Епископ Юрьевский Евгений, Епископ Гдовский Вениамин, Епископ Нарвский Геннадий и Епископ Кременецкий Дионисий. Владыкам сослужили: наместник лавры, митрофорные протоиереи – Христорождественской церкви Н.Н. Смирягин, Казанского собора Ф.Н. Орнатский и много представителей монашествующего и белого духовенства. Число священно-служителей, участвовавших в отпевании, превышало цифру – 50. На отпевании присутствовал обер-прокурор Св. Синода В.К. Саблер. Перед гробом на аналоях, по обе стороны креста, помещены были иконы, привезенные из Владимира на молитвенную память о почившем Владыке. Именно, от Владимирского Городского Управления привезена была икона Владимирских Угодников с надписью: «Священной памяти любимого Архипастыря Высокопреосвященнейшего Архиепископа Николая от Владимирского Городского Управления. 16-го июля 1914 года»; от Владимирского Кафедрального собора – икона Благоверных Князей, почивающих нетленно в соборе; от Владимирского городского духовенства – икона Владимирской Божией Матери с надписью: «Благостному Архипастырю признательное духовенство г. Владимира»; от Архиерейского домоправления – икона св. Благоверного Князя Александра Невского и от корпорации Владимирской духовной семинарии икона Спасителя с надписью: «Любвеобильному Владыке Архиепископу Николаю от признательной корпорации Владимирской духовной семинарии. 16 июля 1014 года». На гроб возложен был крест из белых роз, принесенный близкими почитателями покойного Владыки из его Владимирской паствы. Перед отпеванием Кафедральный протоиерей гор. Владимира Евгенов, обращалась к почившему Архипастырю, произнес речь…
Наступил трогательный момент последнего целования. Раздались стоны и рыдания лиц, близко знавших своего доброго Владыку и теперь в последний раз лобызавших его святительскую десницу. Грустно было в эту минуту чувствовать, что дальность расстояния не позволила Владимирской пастве собраться в этот трогательно-тяжелый момент у гроба Предстоятеля своей церкви и искренними слезами и молитвами напутствовать его в тот далекий путь, откуда уже нет возврата… Во 2-м часу дня гроб с останками почившего Архипастыря на руках близких ему священно-служителей вынесен был из Свято-Духовской церкви, обнесен вокруг нее и направился к месту вечного упокоения Владыки, к Никольскому братскому кладбищу. Еще до болезни во время одного из посещений могилы митрополита Антония почивший Владыка обратил внимание на то, что между могилой митрополита Антония и Экзарха Грузии архиепископа Иннокентия остается свободное место, и заметил: «говорили, что Высокопреосвященный Иннокентий положен рядом с Митрополитом Антонием, а между тем здесь остается еще местечко»… В период болезни в беседе с родными Высокопреосвященный Николай выразил желание быть погребенным на братском Александро-Невском кладбище, вблизи того, кто был его ближайшим другом и советником и память которого он так свято чтил. Кроме желания лечь вблизи присных по мыслям и духу, Владыка почивший руководился при этом и своим обычным стремлением не быть в тягость другим. «Во Владимир не надобно перевозить мое тело; это будет стоить дорого и доставит вам много беспокойств»,- говорил он незадолго до смерти. Раздались последние звуки печальных погребальных напевов. Трогательно было видеть, как при отпускании гроба в землю склонились долу церковные хоругви. А через некоторое время на месте, где опущено было тело почившего Архипастыря, вырос холм, покрытый дерном, на котором возвышался простой деревянный крест. Вверху креста перед небольшой иконкой Святителя и Чудотворца Николая затеплилась лампадка. Прост и скромен был Владыка при жизни, скромна и его могила, место вечного упокоения его бренных останков... На другой день в Свято-Духовской церкви преосвященным Евгением, Епископом Юрьевским, отслужена была, в сослужении Владимирского духовенства, заупокойная литургия по почившем Архипастыре, а после нее панихида на могиле почившего. По окончании панихиды владимирцы преклонили колена и земно поклонились от всей Владимирской паствы дорогой могиле своего любимого Архипастыря. После панихиды тут же совершена была краткая заупокойная лития на могилах митрополита Антония и Архиепископа Иннокентия, с которыми покойный связан был узами дружбы при жизни и с которыми телесно не разлучился и после смерти. В день отпевания почившего Владыки получены были телеграммы: 1) от Епископа Вологодского Александра: «Глубоко опечален неожиданною смертью добраго Владыки. Да упокоит Господь душу его в месте света и блаженства»; 2) от протоиерея Тифлисского собора Ткемаладзе: «Крайне огорчены кончиной бывшего Экзарха Архиепископа Николая. Возносим молитвы всевышнему»; 3) от ректора семинарии прот. П.П. Борисовского из Крыма: «Глубоко скорблю о кончине дорогого Архипастыря, любвеобильного отца».
Во Владимире известие о смерти Высокопреосвященного Николая было получено несколько поздно. Телеграмма о смерти Владыки, отправленная прот. Т.А. Налимовым 13-го утром на имя Преосвященного Евгения, не застала Епископа Евгения во Владимире: Владыка совершал богослужение в Боголюбове. Прискорбное сообщение о смерти Архиепископа Николая узнано было во Владимире лишь в час дня. В 2 часа дня в Крестовой церкви Архиерейского дома отслужена была первая панихида по почившем Преосвященным Евгением, в сослужении Епископа Митрофана, монастырского духовенства и некоторых лиц городского духовенства. В 6 час. вечера совершена была вторая панихида в Кафедральном соборе Преосвященным Евгением, с сослужении Епископа Митрофана и всего городского духовенства, в присутствии Начальника губернии и многочисленных богомольцев. Перед началом то и другой панихид Преосвященный Евгений сообщил молящимся о полученной им печальной телеграмме со скорбным известием о кончине Владимирского Архипастыря, кратко выяснил тягость понесенной для Владимирской паствы утраты в лице почившего, который был пастырем подвижником-молитвенником, всецело отдавшим себя делу благоустроения своей паствы, любовно и благожелательно относившимся ко всем, кто к нему ни обращался, великим благотворителем, отзывчиво отвечавшим на просьбы всех нуждающихся и обездоленных… 14 июля в 12 часов дня совершена была панихида по почившему Архипастырю в Кафедральном соборе Преосвященным Евгением, в сослужении Епископа Митрофана, соборного и городского духовенства, при значительном стечении богомольцев. 15-го июля панихида по почившем совершена была в Кафедральном соборе перед началом литургии Преосвященным Митрофаном. 16-го июля, в день отпевания, заупокойная литургия совершена была в Кафедральном соборе Преосвященным Митрофаном, а после литургии панихида, при участии всего городского духовенства. За литургией слово, посвященное в память почившего Владыки, сказано было священником Кафедрального собора В.П. Богословским. Заупокойные литургии с панихидами совершены были в этот день во всех Владимирских городских церквях и тех церквях епархии, где получены были известия о смерти Владыки.
13 июля 1914 г. в 5-м часу утра скончался Николай, архиепископ Владимирский и Суздальский, в гор. С.-Петербурге, и управление епархией до прибытия нового Епископа поручено Святейшим Правительствующим Синодом преосвященному Евгению, епископу Юрьевскому.
