Бочаров Иван Матвеевич родился в 1880 г. в с. Верхний Мамон, Павловского уезда, Воронежской губ., в семье крестьян Матфея и Елены. Село это, возникшее некогда на монастырских землях, располагалось неподалеку от Задонской Свято-Тихоновской обители, и набожные жители его ежегодно, в день молитвенной памяти святителя Тихона, ходили на поклонение честным мощам этого великого чудотворца. Однажды мать взяла с собою в монастырь и шестилетнего Ваню. Торжественное монастырское богослужение и самый вид молящихся иноков, строгий и умилительный, вызвал в душе отрока такой благоговейный восторг, что ему не хотелось покидать святое место. И когда пришло время отправляться домой, мальчик с надеждой спросил у матери: «Мама, а я приду сюда еще?» - «Придёшь, родимый, придёшь», - утешила его мать. И слова её оказались провидческими. Вернувшись из монастыря в село, отрок оставил детские забавы и, рассказывая сверстникам о своём паломничестве, дерзновенно предрекал, что станет священником. На следующий год скончался отец Вани, а следом за ним и мать. Старшая сестра отправила мальчика в Задонское монастырское училище.
Когда он подошёл к вратам обители, монах-привратник спросил его: «Ты що, хлопчик?» - «Я теперь буду жить здесь, - сказал Ваня, - и учиться». - «Ну, что ж, - ответил ему привратник, ласково улыбаясь, - пойдём, дитя Божие, в дом Божий».
До начала учёбы мальчик получил от отца эконома трудовое послушание на скотном дворе: сначала присматривал за гусями, а потом помогал пасти коров. Престарелый инок-пастух говорил ему: «Мы с тобой пастыри безсловесного стада, но погоди, придёт время - и будешь ты пастырь словесных овец. Крепко обороняй их тогда от волков грядущих...»
Осенью Ваня сильно простудился, и его поместили в монастырскую больницу. Отрок лежал в бреду, и вдруг привиделась ему старшая сестра, напевающая над постелью песню, которую он часто слышал дома. «Пой ещё», - попросил он и, приходя в сознание, услышал: «К Богородице прилежно ныне притецем... Владычице, помози, на ны милосердовавши...» Он открыл глаза и увидел монаха-больничника. «Петь ты мне велишь, я и пою», - сказал тот. С этого момента мальчик быстро пошёл на поправку и часто молился вместе с больничным служителем. Впоследствии, рассказывая об этом, малозначительном, на первый взгляд, событии, отец Иеракс усматривал в нём некий знак, поскольку для чуткой души, воспламененной ревностью о Господе, ничто в мире не случайно, но всё имеет высший, духовный смысл. Обитель стала истинным домом для юного Вани. В училище он был самым прилежным и добросовестным воспитанником. А монастырский храм посещал не только по праздникам, как предписывалось уставом училища, но и в будни. Богослужение доставляло ему искреннюю духовную радость, и он никогда не тяготился продолжительностью служб. Заметив набожное усердие мальчика, отец игумен благословил ему быть книгодержцем. Ваня образцово исполнял возложенное на него послушание и неопустителыю присутствовал на всех монастырских богослужениях. Но как-то раз, во время Петрова поста, заболел. Осмотревший его врач сказал, что необходима хирургическая операция, но ее cледует отложить, а пока что больному предписан постельный режим. Ваня глубоко скорбел, что не сможет быть на всенощном бдении. Превозмогая боль, он добрался до большого образа Божией Матери - «Скоропослушницы», который висел в ученической спальне, и пал перед ним на колени. «Матерь Божия, помоги мне! - молитвенно воззвал отрок со слезами. - Ты всё можешь, исцели меня!..» Пришедший через некоторое время врач с удивлением обнаружил, что операция не нужна. Болезнь больше не беспокоила Ваню, и вечером он, как всегда, принимал участие в храмовом богослужении и воздавал хвалу Господу и Пресвятой Деве за своё чудесное избавление от телесного недуга.
Иоанн Бочаров был наделён от Господа редкими музыкальными способностями. Обратив внимание на его прекрасный слух и голос, регент обители начал специально заниматься с ним, и юный воспитанник монастырского училища получил новое послушание - клиросное. Пение его отличалось особой благоговейностью и молитвенным настроем. Поэтому монастырское начальство направило его для продолжения образования в уездный город Елец, в музыкальное училище. Вернувшись по окончании его в обитель, юноша начал старательно помогать регенту. В будние дни он руководил монашеским хором и читал канон, а по праздникам - пел басовую партию в смешанном хоре. Однажды, накануне праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы, регент обители неожиданно попросил об увольнении от занимаемой должности, а на вопрос отца игумена: кем же его заменить? - уверенно ответил, что Иоанн Бочаров уже давно в состоянии управлять хором самостоятельно. Отец игумен поначалу усомнился в этом, но в самый день праздника, ко всеобщему удивлению, певчие исполняли сложнейшие церковные песнопения на редкость благозвучной проникновенно. Несколько лет молодой регент управлял большим хором Задонской обители и подумывал уже о принятии монашеского пострига. Однако епископ Орловский Григорий предложил ему возглавить архиерейский хор в Ельце, и Иоанн Бочаров, проявляя послушание преосвященному владыке, дал своё согласие.
Перед отъездом в Елец - город, который святитель Тихон Задонский очень любил и за благочестие его жителей называл «Сионом», - монастырский духовник предостерёг Иоанна Бочарова: «Там жизнь рассеянная, а ты в монастыре вырос, под покровом Матери Божией и святого угодника Тихона», - и отечески внушал остерегаться соблазнов лукавого века сего и не забывать спасительной веры Христовой. Памятуя эти наставления и богоугодную жизнь во святой обители, Иоанн Бочаров и в миру возгревал и поддерживал в себе дух нестяжательности, целомудрия и послушания. Собственного дома он не имел: жил в гостинице вместе со старшим братом Михаилом - певчим архиерейского хора; покупая новый костюм - прежний отдавал гостиничному слуге; из своего заработка оказывал помощь малообеспеченным родственникам. А при одной мысли о возможной женитьбе ему, по собственному признанию, «становилось невыносимо душно». К порученным ему церковным трудам Иоанн Матвеевич относился так же ревностно, как и к послушаниям в стенах монастыря. Все свои силы отдавал он храмовому пению и поставил его в Свято-Вознесенском соборе Ельца на такую высоту, что оно вызывало у богомольцев светлые слёзы благоговейной радости и умиления. Соборный хор широко славился по епархии, и Орловский преосвященный был доволен регентом. И всё-таки жизнь в миру тяготила монастырского воспитанника. Человек духовно чуткий и совестливый, он повседневно укорял себя за те поступки, речи и помыслы, которые у светских людей входят в привычку и даже не воспринимаются как греховные: за суетность, нерадение и самоуспокоенность.
Единственным, что ещё удерживало Иоанна Бочарова в миру, была привязанность к старшему брату Михаилу. Но вот брат тяжело заболел. Его соборовали, причастили, и он тихо отошел ко Господу. Тем временем из Свято-Троицкой Сергиевой Лавры на имя Иоанна Бочарова пришло официальное приглашение занять место второго регента обители и руководителя хора мальчиков.
4 декабря 1910 г. поступил в Троице-Сергиеву Лавру. Накануне отъезда в Лавру Иоанн Бочаров, по милости Божией, удостоился незабываемо трогательного прощания с воспитавшим его Задонским монастырём. Знаменательно, что произошло оно ровно через двадцать пять лет после первого, совершённого ещё в детстве, паломничества в обитель.
В 1911 году исполнялось полвека со дня чудесного обретения мощей святителя Тихона. Иоанн Бочаров принимал участие в праздничном Крестном ходе от Ельца до Задонского монастыря на расстояние сорока вёрст. Торжественное шествие началось 11/24 августа утром. Певчие Елецких церквей группировались вокруг регента соборного храма. Богомольцы достигли Задонска вечером и, приближаясь к обители, зажгли восковые свечи. Вот как описывает это событие очевидец: «Темнело... Звёздами блеснули вдали огоньки. Всё ближе и ближе... Послышалось пение. То ельчане шли к угоднику Божию со свечами в руках и пением песен святых. Массы встречавших и пришедших слились в одно, и мощно разлилась кругом песнь величания святителю. А из Задонска на встречу дорогих гостей шёл крестный ход во главе с епископом Орловским Григорием... Идущие навстречу друг другу крестные ходы сошлись, и среди громаднейшей массы остановившегося народа образовался очаг огня из горящих свечей в руках богомольцев. Несколько минут - и вдруг дрогнула народная масса и пошла. От очага огня побежали отдельные звёзды-огоньки и рассыпались в разные стороны. Перед мостом через реку Дон огоньки опять сошлись, образовали полоску света... Под звон колоколов крестный ход взошёл в монастырь».
Иоанн Бочаров, как и прежде, в бытность свою монастырским регентом, неопустительно присутствовал на праздничных богослужениях. Все эти три дня его, проникнутого святостью церковного торжества, переполняло чувство сердечного умиления, и не раз на глаза набегали слёзы благодарности и тихой радости. Внутреннему взору его представали детство и юность, осенённые благословением святой обители. Душа будущего инока словно бы окончательно отрешалась от всего мирского, целиком вверяя себя всеблагому Промыслу Божию. Иоанн Бочаров сердечно простился с орловским преосвященным и настоятелем Задонского монастыря, приложился последний раз к многоцелебным мощам святителя Тихона и, посетив пещерную церковь, получил благословение духовника на труды во святой обители преподобного Сергия Радонежского, великого игумена земли Русской.
Послушник с 17.01.1915 г. 13 апреля 1915 г. пострижен в монашество. Исполнял послушание уставщика левого клироса Троицкого собора.
7 октября 1918 г. рукоположен в иеродиакона архиепископом Вологодским и Тотемским Никоном (Рождественским).
Когда власти начали закрывать столичные монастыри и перестраивать их под казармы и т. п., иеромонах Иеракс, отличавшийся ревностным отношением к службе и обладавший даром проповедника, оказался вышвырнутым на улицу.
В марте 1919 г. поступил в госпиталь для освидетельствования здоровья. Протоиерей Арсений Копецкий, настоятель домовой церкви при госпитале, обратился с просьбой о возведении о. Иеракса, помогавшего ему в богослужении, о возведении его в сан иеромонаха. Св. Патриарх Тихон откликнулся на эту просьбу. 9 декабря 1919 г. рукоположен в иеромонаха на Троицком подворье в Москве Святейшим Патриархом Тихоном для служения в церкви иконы Божией Матери “Всех Скорбящих радости” при военном госпитале в Лефортово в Москве.
Многие видные представители московской интеллигенции предлагали ему свой кров, иеромонах Иеракс принял предложение медиков из Солдатенковской больницы — послужить вторым священником в больничном храме, где настоятелем был престарелый священник Николай Соколов, выходец из древнего священнического рода, очень уважаемый персоналом и пациентами больницы, но в силу возраста уже не способный выполнять все необходимые обязанности. О. Николай радушно принял нового помощника: здесь же, при церкви, нашлась и маленькая комната, где поселился о. Иеракс.
В 1921 г. распоряжением митрополита Евсевия (Никольского) назначен в церковь во имя иконы Божьей Матери «Отрада и Утешение» на Ходынском поле (при Солдатенковской больнице).
Больничный храм действовал еще три года, но вскоре новый персонал и пациенты, среди которых было немало раненых красноармейцев, потребовали закрыть храм. Это произошло в 1921 году — помещение храма было передано под морг. Священник Николай Соколов к тому времени скончался — неясно только, естественной смертью или погиб в заключении (здесь в воспоминаниях старожилов имеются разночтения).
Иеромонах Иеракс в последующие годы служил в расположенном неподалеку от больницы храме в честь иконы Божией Матери «Отрада и Успение», построенном в память об убийстве в 1905 году московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича на средства его жены, великой княгини Елизаветы Федоровны. Служил в этом храме до его закрытия. Из воспоминаний Нины Владимировны Трапани: «Шел 1926 г. Церковь во имя Б.М. Отрады и Утешения, где настоятелем был о. Иеракс, закрыли. Церковный староста Никита Фотиевич сдал по описи все церковное имущество и ключи. Храм опустел и настоятель со старостой остались не у дел. Захватив антиминс, дароносицу и запасные св. дары, о. Иеракс пришел со всем этим к о. Зосиме. Он ждал совета и благословения духовного отца на дальнейшую деятельность. В те же годы на Тверской улице возвышался великолепный храм св. Василия Кесарийского. Настоятель этого храма о. Феодосий был знаком о. Зосиме, к нему и направил старец о. Иеракса».
С 1926 г. до середины 1931 года служил в храме свт. Василия Кесарийского, на Тверской улице гор. Москвы.
Именно к этому периоду относится первая встреча отца Иеракса с Ниной Сергеевной Фиолетовой - благочестивою мирянкой, которой суждено было последние два года жизни заботиться о нём по благословению святителя Афанасия (Сахарова). Тогда она училась в Москве и, будучи воспитана в набожной семье, пошла как-то раз на полиелейное богослужение во храм Василия Кесарийского. Когда она подходила к елеопомазанию, священник как-то особенно глубоко и пристально посмотрел на неё. Позднее, в 1958 году, уже ухаживая за болящим отцом Иераксом, она разбирала его старые фотографии и, увидев снимок тридцатых годов, вдруг узнала на нём того самого священника. «Батюшка, так это были вы?!» - спросила она. «Да, - ответил отец Иеракс. - Я ещё тогда понял, глянув на вас, что вы будете возле меня».
После издания митрополитом Сергием (Страгородским) июльской Декларации 1927 г. перестал поминать его на богослужении и перешел на тайное служение. Жил на нелегальном положении у духовной дочери — Нины Владимировны Трапани у станции Лосиноостровская под Москвой (Тургеневская 46, по воспоминаниям Н.В. Трапани). Служил в своей домовой церкви в честь иконы Богоматери «Отрада и Утешение».
С этого времени он с группой священников стал совершать богослужения и таинства по домам. Тем самым была создана не подконтрольная государству сеть подпольных общин, имевших свои просветительские кружки. В одной из таких общин получил начатки религиозного образования будущий протоиерей Александр Мень. Эта сеть подпольных общин получила название «Катакомбной Церкви», во главе которой стоял епископ Афанасий. Такая форма организации церковной жизни позволяла удовлетворять людям свои религиозные потребности, не обращая внимания на сложные отношения государства и Церкви, которую государство пыталось подмять под себя.
Со второй половины 1931 года иеромонах Иеракс служил во храме святых мучеников Кира и Иоанна на Солянке (Сербское подворье).
В 1932 году, на второй седмице Великого поста, он поехал в Казахстан исповедовать и причащать сосланных туда клирошанок этого храма. За время его отсутствия в Москве были арестованы многие представители духовенства и монашества, в том числе и священники Сербского подворья. Узнав об этом, по возвращении из Казахстана, от встречавших его на вокзале прихожан, отец Иеракс хотел тут же пойти на Сербское подворье и приступить к служению. Но духовник - архимандрит Троице-Сергиевой Лавры отец Зосима - не благословил его на этот рискованный шаг. «Не для того Господь сохранил тебя, - сказал он, - тебе уготовано другое».
Некоторое время он жил в Болшеве, где в своем доме его приютила одна из прихожанок. Впрочем, формулировка «в доме» действительности не соответствовала — он скрывался на чердаке, затаив дыхание, прислушивался к шагам на улице.
Большую часть времени прожил на подмосковной станции Лосиноостровская у Веры Алексеевны Корнеевой. Тайно служил в домашней церкви на чердаке. Очевидец описывает этот храм так: «...окна были задрапированы занавесями - сначала тёмными, потом светлыми, отчего в комнате царил полумрак. На деревянной рамке под потолком были натянуты белые полотняные занавеси, полукругом отделяющие угол, а поверх изящными складками спускались до полу кружева, изображая собой воздушный иконостас. К нему были прикреплены бумажные иконочки, вделанные в картонные рамки. От потолка свешивались лампады, отбрасывая вверх трепетный свет. Перед полотняной завесой, которая раздвигалась в обе стороны, скользя на железных колечках, расстилался ковёр. Деревянная рама сверху была вся увита гирляндами из еловых веток. За завесой в уголке помещался небольшой престол, налево - небольшая полочка, служившая жертвенником. Это был храм в честь иконы Богоматери «Отрада и Утешение».
Когда домовую «белую церковь» убирали, комната превращалась в обычную.
В этом храме неоднократно совершал богослужения святитель Афанасий (Сахаров), познакомившийся с отцом Иераксом в 1934 году. Здесь он совершил несколько диаконских и иерейских хиротоний, а также освятил первый образ Всех святых, и земле Русской просиявших. На обороте этой иконы, по благословению преосвященного владыки, была позднее начертана её история: «Сей Святый образ Всех святых, в земле Русской просиявших, первый в такой композиции по благословению и указанию Преосвященного Афанасия епископа Ковровского - написан в граде Москве иконописцем Марией Николаевной Соколовой, в лето от сотворения мира 7442-е, от Рождества же по плоти Бога Слова 1934-е в январе - мае месяцах, Освящен сей образ Преосвященным Афанасием, после малой вечерни под неделю Всех святых, в земле Русской просиявших, 27 мая /10 июня того же года при служении в домовом храме иеромонаха Троице-Сергиевской Лавры Иеракса - в селении Лосино-Островском Московской области при участии хора Московской Святителя Николая, что в Пленниках, церкви». Отец Иеракс бывал также в Москве и её пригородах, совершая там молебны и требы. По сложному каноническому вопросу о преемстве высшей церковной власти иеромонах Исракс разделял мнение святителя Афанасия и некоторое время возносил за богослужениями имя митрополита Петра (Полянского) как первоиерарха Российской Церкви, а когда стало ясно, что того нет в живых, совершал поминовение по общей формуле. Однако в 1945 году, находясь вместе с епископом Афанасием и протоиереем Петром Шипковым - бывшим секретарём Святейшего Патриарха Тихона - в Мариинских лагерях и узнав об избрании и настоловании Патриарха Алексия I, признал его законным главою нашей Церкви. И они отправили Святейшему поздравительное письмо, где просили принять их в молитвенное общение. Святейший Патриарх удовлетворил это прошение, а впоследствии назначил отцу Иераксу церковную пенсию.
6 ноября 1943 г. — арестован по делу «Антисоветское церковное подполье» вместе с епископом Афанасием (Сахаровым), протоиереем Петром Шипковым, монахиней Сусанной (Ксенией Гришановой) и Н.В. Трапани. Им приписывали участие в так называемом «антисоветском церковном подполье», на самом деле никогда не существовавшем.
Вот что написал о его аресте А.И. Солженицын в своей книге «Архипелаг ГУЛАГ»: «Священник отец Иеракс (Бочаров) в 1934 поехал в Алма-Ату навестить ссыльных верующих, а тем временем на его московскую квартиру трижды приходили его арестовывать. Когда он возвращался, прихожанки встретили его на вокзале и не допустили домой, 8 лет перепрятывали с квартиры на квартиру. От этой загнанной жизни священник так измучился, что, когда его в 1943 всё-таки арестовали, - он радостно пел Богу хвалу».
Н.В. Трапани вспоминала, что на одном из первых допросов следователь показал ей такую схему: «Наверху большого листа ватманской бумаги, как солнце на небе, был изображён большой круг - Святейший Патриарх Тихон. От него по нисходящей шли лучи, оканчивавшиеся кружками поменьше: митрополиты (было их, кажется, три), от них исходили новые кружки, размножаясь, от тех новые, меньшие, и так далее до множества мелких точек, Таких рядов было двенадцать-четырнадцать. Подробнее мне рассмотреть не удалось, так как следователь не выпускал из рук листа. Он только показал мне место владыки Афанасия, образованное из луча, исходящего от митрополита Кирилла (Смирнова), - место это было центральным. От него спускались ещё три кружочка - священники. Одним из них был отец Иеракс».
Судя по протоколам допросов, следствие и на этот раз велось необъективно. Факты были искажены до неузнаваемости. Отец Иеракс, которого допрашивали, по меньшей мере, пять раз, якобы называл себя «руководителем антисоветского церковного подполья», молитвы в домовом храме - «нелегальными сборищами церковников», а беседы с верующими - «проводимой мною антисоветской агитацией».
Однако если сравнить протоколы допросов святителя Афанасия и иеромонаха Иеракса, то сквозь специфическую фразеологию следователя проступает их удивительное единодушие.
Вот что говорил епископ Афанасий: «...нашествие Гитлера попущено Богом, как величайшее бедствие, и его мы должны принять, как наказание за свои грехи... русские православные люди нарушили основные заповеди о любви к Богу и любви к ближним...».
А вот что записано со слов иеромонаха Иеракса: «Советско-германская война является результатом того, что советский народ стал безбожным, отошёл от религии и церкви... это есть наказание от Бога. Война тяжёлая. И когда советский народ перестрадает и осознает свои грехи, тогда Господь окажет свою милость».
Святитель Афанасий говорил также: «Да, были случаи, когда я вёл разговоры о том, что раньше... жилось лучше... я в кругу своих близких людей выражал недовольство к советской власти за её... отношение к религии и церкви...». Отцу Иераксу принадлежит похожее высказывание: «...действительно, сейчас для народов Советского Союза тяжёлая и трудная жизнь. Это допускает Бог... В тяжёлой жизни народов повинна советская власть».
В тюрьме иеромонах Иеракс ослеп на один глаз, а зрение во втором - сильно ослабело. Возможности самостоятельно прочитать протоколы он был лишён, а с практикой сознательного извращения фактов во время следствия сталкивался впервые. Поэтому, как и святитель Афанасий в 1936-ом, отец Иеракс в 1944 году подписал фактически не принадлежавшие ему показания.
1-го июля 1944 года, на основании явно тенденциозных и несправедливых формулировок иеромонах Иеракс (Бочаров) так называемым «особым совещанием», которое заменяло тогда суд, был по печально известной 58-й статье уголовного кодекса приговорен к пяти годам лишения свободы. Поскольку осудили его без конфискации имущества, он получил возможность взять с собою убранство домового храма. Наказание отбывал в Мариинских лагерях (недалеко от города Мариинска Кемеровской области).
Иеромонах Иеракс (Бочаров), 1943 г., фото из следственного дела
С большим опозданием дошла до узников весть об Архиерейском Соборе 1943 года и избрании митрополита Сергия (Страгородского) Патриархом. Епископ Афанасий и его сподвижники не признали этот Собор, считая, что его решения были приняты под давлением властей. И только через год, когда после кончины Патриарха Сергия, Патриархом был избран Алексий (Симанский), авторитетнейший иерарх, переживший со своей паствой блокаду Ленинграда, епископ Афанасий, иеромонах Иеракс и священник Петр написали воззвание о вхождении Катакомбной Церкви под омофор Московской Патриархии. Но это письмо до Патриарха дошло не сразу. Изменение отношений государства и Церкви, произошедшие в конце Великой Отечественной войны, никак не отразились на судьбе епископа Афанасия и его сподвижников. Лишь после третьего или четвертого письма их все-таки освободили, запретив жить в крупных городах.
В 1945 г. вместе с епископом Афанасием и протоиереем Петром Шипковым поздравили Патриарха Алексия (Симанского) с интронизацией и попросили принять в общение.
Иеромонах Иеракс (Бочаров)
В пересыльной тюрьме он встретился со святителем Афанасием и протоиереем Петром Шипковым. Они вместе следовали по этапу от Москвы до Мариинска в товарном вагоне, а затем - шестьдесят километров пешком. Отца Иеракса разлучили с владыкой Афанасием в Сибирском лагере, в так называемом «санитарном пропускнике». Когда же вооруженный охранник втолкнул отца Иеракса в барак, он поначалу застыл у порога, не зная, куда идти. Кто-то сказал ему: «Вон туда проходи!» На нижних нарах, поджав под себя ноги, обложенный со всех сторон книгами, сидел епископ Афанасий. Подняв глаза и увидев отца Иеракса, владыка ничуть не удивился, не поздоровался, а просто сказал: «Читай! Глас такой-то, тропарь такой-то!» - «Разве здесь можно?» - «Можно, можно! Читай!» И отец Иеракс помог владыке завершить отправляемое богослужение.
Поначалу соузников о Господе направили на полевые работы. Отец Иеракс был сторожем овощного склада. Там он хранил убранство «белой церкви», и они с владыкой Афанасием по ночам вместе молились. Коща же их перевели на территорию лагеря, они продолжали вычитывать суточный круг богослужений. В одном из писем святитель сообщал: «Мы, по милости Божией, сравнительно благополучны. Правда, батюшке досаждают его застарелые болезни, беспокоят сильные головные боли, тревожит зрение - на левом глазу назрела катаракта, надо бы оперировать. Утешаемся ежедневно справляемым богослужением, хотя и не в подходящей обстановке... но в единении со всею Вселенскою Церковию...».
В узах и «горьких работах» владыка Афанасий и отец Иеракс духовно сроднились, и сближали их не только совместные страдания за веру Христову, но ещё и чистота души, никогда ничем не омрачаемая. Историк Петр Николаевич Савицкий, который познакомился с этими благодатными людьми в заключении, посвятил отцу Иераксу стихи. Святитель Афанасий считал, что отец Иеракс в них «очень хорошо и точно охарактеризован»: «Кротость и благость в речах и решеньях,
Ласковый старческий вид.
Скромность, предмет моего умилень я, В каждом движеньи сквозит... Правда твоя - благодатная правда. Тихую тихость твою, В круге крикливой кичливой неправды Тихой любовью люблю».
В 1946 году, когда отца Иеракса из мест заключения по этапу снова доставили в московскую внутреннюю тюрьму на Лубянке, возбудив против него новое дело, он вёл себя твёрдо, как подобает исповеднику: на допросах держался стойко, наветы клеветников на своих собратьев-священнослужителей и мирян решительно отвергал и виновным себя не признал ни по одному из пунктов неправедно возводимого на него обвинения. Об этом свидетельствовал арестованный по тому же делу протоиерей Владимир Криволуцкий. Он до конца своих дней отзывался об отце Иераксе как о священнике высокого духовного настроя, одном из самых крепких ревнителей чистоты православия, но главное, - как о замечательном человеке, мужественно ведшем себя во время следствия. Дело 1946 года в отношении святителя Афанасия, иеромонаха Иеракса и Н.В. Трапани распалось и было прекращено.
16-го апреля 1949 года завершился срок заключения отца Иеракса, однако его не освободили, а, продержав ещё полгода в лагере, поместили в тюремный дом инвалидов города Большие Березники в Мордовии. Условия там были в известной мере даже хуже, чем в лагере. Инвалидный дом был обнесён высоким забором с колючей проволокой. Выходить за территорию практически не разрешалось. В «холодной официальной обстановке общежития» царила «атмосфера постоянных подозрений, сыска, предупреждений, ущемлений» и запретов. Хотя вся вина отца Иеракса состояла только в том, что он был священнослужителем, и на этом основании его намеревались держать в изоляции до самой смерти. В инвалидном доме для бывших заключенных в с. Большие Березники в Мордовии отец Иеракс томился целых восемь лет, утешаясь только молитвой и уповая на милость Божию. Ему помогали его духовные дочери сестры Нина Владимировна и Варвара Владимировна Трапани, которая в 1954 г., освободившись по амнистии из ссылки в Казахстане, поехала в Большие Березники, где содержался о. Иеракс.
В июне 1957 г. стараниями святителя Афанасия, жившего тогда в посёлке Петушки, отец Иеракс был освобождён и обрёл возможность переехать во Владимир: святитель получил по завещанию маленький домик и поселил там своего друга и сомолитвенника.
Заботиться о нём, тяжело больном и почти потерявшем зрение, он благословил Нине Сергеевне Фиолетовой, которая впервые встретилась с отцом Иераксом ещё в тридцатые годы. По её воспоминаниям, отец Иеракс, несмотря на недуг, непрестанно молился. Ежедневным его правилом было чтение утром канона Божией Матери «Многими содержим напастьми...» или «Скорбных наведения...» Нина Сергеевна также вычитывала, по его просьбе, определённые уставом церковные службы из Октоиха, Минеи или Триоди. Про себя же отец Иеракс взывал ко Господу непрерывно, что было заметно по его глубокой молитвенной сосредоточенности.
Телесные страдания батюшка переносил безропотно и терпеливо. Для избавления от одного из мучительных недугов ему требовалась медицинская операция, - по словам опытных врачей, несложная и нестрашная. Однако отец Иеракс отказался от неё и, полагаясь лишь на помощь Божию, молился и получал облегчение. О силе и доходчивости его молитвы вспоминают многие. Одна мирянка, будучи от природы хрупкого телосложения и уже находясь на инвалидности, должна была, управляясь по хозяйству, переносить тяжести. Она просила отца Иеракса: «Батюшка, помогите, иду трудиться...» Он отвечал: «Иди, иди, помогу». И, по молитвам его, тяжёлые предметы поднимались с необыкновенной легкостью. Другая женщина, смертельно больная, жила вопреки прогнозам врачей и повторяла: «Я жива лишь по молитвам отца Иеракса».
Отец Иеракс был наделён от Господа и благодатным даром прозорливости. Однажды навещавшей его рабе Божией он вдруг сказал: «К тебе приехали. Скорей иди домой, иначе не застанешь». Та послушалась. И действительно, в это время к ней зашел бывший в городе проездом давний знакомый, с которым необходимо было повидаться. В другой раз он посоветовал девушке из набожной семьи отказать сватавшемуся к ней человеку. Впоследствии выяснилось, что у него уже была жена, о которой он никому не рассказывал.
Отец Иеракс глубоко почитал почившую в начале пятидесятых годов блаженную московскую старицу Матрону и советовал своим духовным чадам прибегать к её молитвенному предстательству. По их многочисленным свидетельствам, они получали просимую помощь. Так отец Иеракс прикровенно предрекал последующее причисление праведной Матроны к лику святых.
Как-то отец Иеракс сказал, что настанет время - и владыка Афанасий со славою въедет во Владимир на белом коне. Так и произошло: почившего святителя - неожиданно для всех - власти разрешили похоронить во Владимире, а гроб с его телом везли из Петушков на белой машине.
Еще отец Иеракс предрекал, что преосвященный Афанасий рано или поздно станет епископом Владимирским. Смысл этих провидческих слов его духовные чада поняли только в наше время, после прославления святителя и обретения его честных мощей, пребывающих ныне явно во Владимирском Богородице-Рождественском епархиальном монастыре - исторической резиденции Владимирских архиереев.
Святитель Афанасий и отец Иеракс исповедовались друг у друга.
Потерявший зрение батюшка не мог писать сам, поэтому время от времени просил келейницу: «Вези мою исповедь владыке». Та вспоминает: «Назовет грехи, - и что замечательно: пока еду в Петушки, помню всё до последнего слова, но как только расскажу владыке Афанасию - начисто всё забываю».
А святитель Афанасий глубоко почитал своего духовника и именовал «старцем». Отец Иеракс был, по отзывам всех близко знавших его людей, монашески немногословен и кроток, приветлив и ласков с каждым, необыкновенно добр.
Горожане довольно часто видели на улицах глубокого старика, тяжело больного, в потрепанной рясе и даже не догадывались, что перед ними человек, имя которого стало одним из символов эпохи. Как и последние годы жизни, кончина иеромонаха Иеракса осталась незамеченной.
Не был сокрыт от него и день его кончины. В 1959 году, на праздник Сретения Господня, служивший тогда во владимирском кладбищенском храме иеромонах Феодосий (Дикун), впоследствии митрополит Полтавский и Кременчугский, должен был прийти к отцу Иераксу и причастить его Святых Таин. Но батюшка, не дожидаясь праздника, 8 февраля послал за отцом Феодосием, чтобы тот исповедал и приобщил его. А 10 февраля 1959 года, в день молитвенной памяти преподобного Ефрема Сирина, иеромонах Иеракс мирно скончал своё земное житие. Кончина его была тихой и безболезненной: он глубоко вздохнул и отошёл ко Господу.
Святитель Афанасий, к своему удивлению, беспрепятственно получил от властей разрешение выехать из Петушков во Владимир на погребение иеромонаха Иеракса. 12 февраля, в день Собора Вселенских учителей и святителей Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого, владыка прибыл прямо на кладбище и совершил полное отпевание по монашескому чину в сослужении четырёх священников и соборного диакона. Епископ Афанасий уступил отцу Иераксу место на кладбище рядом со своей горячо любимой матерью.
Могила иеромонаха Иеракса (Бочарова) на Князь-Владимирском кладбище гор. Владимира
По смерти отца Иеракса Нину Сергеевну Фиолетову попросили присмотреть за больным. И вдруг отец Иеракс предстал ей во сне в необыкновенно светлом чертоге. «Ну вот, батюшка, - сказала она ему, - мои труды вам больше не нужны». - «Мне - нет. Но владыке Афанасию - нужны! Езжай к нему немедленно». Нина Сергеевна так и поступила, и святител. Афанасий очень обрадовался её приезду: в то время он крайне нуждался в помощи.
Н.С. Фиолетова
Перед своею блаженной кончиной епископ Афанасий взял с одной из благочестивых мирянок слово написать «воспоминания о жизни старца иеромонаха Иеракса». Это былпоследний завет святителя. Он не сомневался в том, что исполненный духовных подвигов многотрудный путь, которым терпеливо шёл вослед Господу сей смиренный угодник Божий, послужит к назиданию во благочестии всех чад церковных.
Ныне, память отца Иеракса благоговейно почитается в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре, где он был пострижен в монашество, и во Владимирской епархии, которая также отдаёт ему дань любви и молитвенного поминовения, свято веря, что и он имеет дерзновение у Престола Божия.
Святители, священство, служители Владимирской Епархии Владимирская епархия.
