В каждом состоянии можно делать добро. Горничная девушка
В каждом состоянии можно делать добро
ШЕСТЬ ПОВЕСТЕЙ Для ЮНОШЕСТВА Л. Ярцовой
Санктпетербургъ. Издание книгопродавца и типографа М.О. Вольфа, въ Гостиномъ Дворе, № 19. 1860.
ГОРНИЧНАЯ ДЕВУШКА
Было это не так давно да и не так далеко от нас. В небогатой деревушке жила старушка помещица; ее крестьяне принадлежали к тому разряду честных и трудолюбивых людей, которые потом добывают пропитание для себя и своих господ с их дворней. Впрочем крестьяне той деревни, о которой мы говорим, не могли жаловаться на свою судьбу. Старушка их помещица была очень не требовательная барыня, жила очень просто, без всяких затей; имела одну только прихоть – держать пару хороших лошадей и хорошего кучера для того, чтобы каждое воскресенье ездить к обедни в ближнее село. Чтобы наградить чем-нибудь усердно служившего ей человека, каким был Матвей кучер, добрая Марья Ивановна взяла к себе в горницу пятилетнюю его дочь, Аннушку, которая, лишась матери, оставалась без всякого присмотра. Малютка в короткое время так привязалась к своей ласковой барыне, что ни на шаг не отходила от нее. Марье Ивановне тоже понравилась Аннушка, которая была для нее утешением и развлечением в уединенной ее жизни. Каждое воскресенье брала она с собой эту девочку в церковь, а в простые дни учила ее читать и писать, так-же разным рукоделиям, которые сама знала в молодости. Когда Аннушка подросла, Марья Ивановна стала приучать ее к хозяйству, показывала ей, как заготовлять в прок всякие припасы на зиму, солить огурцы, грибы, варить варенье, делать постилы и прочее. Между тем, как Аннушка с каждым годом все более и более развивалась и расцветала, старушка быстрыми шагами приближалась к гробу, с каждым днем чувствуя упадок сил. Однажды Аннушка вошла в девичью, вся в слезах. - Что с тобой сделалось? – спрашивали ее прислужницы. - Ах, мои голубушки, как же мне не плакать! Добрая моя барыня очень переменилась и ослабела; помните, как бывало ходила она со мной в рощу за грибами и в поле, где жнут, или на сенокос; помните, как весело мы при ней работали, потому что она всегда хорошо обходилась с нами, позволяла нам петь разные песни и не сердилась, когда мы не успеем сгрести сено; вы знаете, какая она была добрая и трудолюбивая, успевала побывать на всех деревенских работах; а нынешнее лето совсем не то: не знаю, что с ней сделалось, не могу вызвать ее прогуляться даже в садик, который она так любит и где столько расцвело всяких цветов. Бедная моя барыня все сидит на одном месте и дремлет! Право, мои голубушки, она не здорова; не могу придумать, чем бы развеселить ее. - Знаешь ли что, Аннушка,- сказала одна из девушек,- спросись у барыни и пойдем мы с тобой в лес; наберем малины и принесем ей, авось она примется по прежнему разбирать ягоды и заставит нас с тобою варить при себе варенье. Как было сказано, так и сделано: Аннушка выпросила позволение; с проворной Машей мигом сбегали обе в лес, набрали по целому кузову самых спелых, крупных ягод и явились перед Марьей Ивановной; но она с приветливой, как всегда, улыбкой только сказала: - Спасибо, девушки, отсыпьте немного ягод мне к обеду, а прочие скушайте сами. - Ягоды очень хороши, Марья Ивановна, - сказала Аннушка,- не прикажете ли, я принесу в сад жаровню и тазик. - Нет, дружок мой, я уже не могу этим заниматься, да и к чему готовить на зиму, вряд ли я дождусь конца и этого лета. Услышав такие слова, Аннушка зарыдала. - Не плачь, душа моя,- сказала очень спокойно Марья Ивановна,- я еще не умираю, но лета мои напоминают мне о гробе. Не плачь, а молись, будь добра; когда меня не будет, то Господь не оставит тебя, а Его помощь выше всякого покровительства человеческого. Но такие утешения не могли успокоить Аннушку, которая видела, что госпожа ее с каждым днем становилась слабее; наконец у старушки отнялись руки и ноги. Аннушка неутомимо служила ей день и ночь; хотя и прочие девушки усердны были к своей доброй госпоже, которую все любили, но Аннушку никто не мог заменить у постели больной; она кормила и поила ее из собственных рук; придумывала разные кушанья, которые прежде считались любимыми Марьи Ивановны; сама старалась, чтобы сделать их, как можно лучше, приносила к ней и обливалась слезами, когда барыня ее едва прикасалась к ним. Со всею осторожностью переворачивала она ее на постели, старалась, чтобы покойнее было лежать страждущей старушке, и никто не мог так угодить больной, как ее воспитанница, которая высоко ценила благодеяния Марьи Ивановны. Но все заботы не могли восстановить сил Марьи Ивановны, которая, как свеча, угасала медленно и спокойно. Марья Ивановна не забыла услуг своей Аннушки: после ее кончины найдена вольная на имя ее усердной прислужницы. Но это не много утешило бедную девушку в невозвратной ее потере; напротив, она сначала очень была озабочена, представив себе, что теперь уже должна избрать новую жизнь, отправляться в город и приписаться к какому-нибудь сословию. Но делать было нечего; в деревне покойной барыни ей нельзя было оставаться, к тому же и родных у нее там никого не было; отец ее давно умер, и она после покровительницы своей Марьи Ивановны осталась совершенной сиротой. Аннушка переехала в ближний уездный город и приписалась в мещанство. Теперь она должна была думать о средствах к жизни и приискать себе приличное месте для занятий. Случилось, что в этот городок приехала какая-то госпожа и искала для себя горничной; Аннушка тотчас к ней явилась и предложила свои услуги. Маргарита Петровна Дубровская. Молодая, довольно богатая барыня, убедившись из разговора с Аннушкой, что она знает свое дело, тотчас приняла ее к себе. Сначала все шло хорошо; барыня была довольна службой своей горничной. Но в скором времени дела приняли другой оборот. Своенравная Маргарита Петровна, избалованная мужем и деньгами, давала себе полную волю и часто сама не знала, чего желает, потому и от Аннушки часто требовала именно того, за что в другое время бранила ее. Бедная девушка никак не могла угодить своей госпоже и терпеливо переносила ее капризы, отказывая себе во многих невинных удовольствиях и привычках. Но особенно тяжело было переносить для набожной Аннушки то, что она никогда не могла посещать богослужения, к чему так привыкла у прежней своей госпожи. Однажды случилось, что Маргарита Петровна к субботе вздумала сказать, что Аннушка может идти, если хочет, в обедне. Аннушка чрезвычайно обрадовалась этому; она могла успеть сходить к заутрени и к ранней обедне, а потом приготовить наряды своей барыни. Так она и сделала: еще до свету отправилась в церковь, выслушала заутреню, дождалась ранней обедни и не пропустила этого случая, чтобы подать на проскомидию просфору и просить вынуть часть за упокой своей незабвенной старушки. Вспоминая счастливую свою прошлую жизнь у прежней госпожи, она горячо молилась и плакала так, что еще слезы блистали на глазах ее, когда уже служба кончилась. При выходе из церкви подошла к ней маленькая девочка в оборванном платье и, схватив ее за руку, сказала: - Постой, добрая барыня, выслушай меня! Эти слова незнакомой девочки удивили Аннушку. - Почему ты думаешь, что я добрая? – спросила она. - Потому, что ты всю обедню молилась со слезами. - Хорошо, что же тебе надобно, дружок мой? Денег у меня нет, хотя ты и называешь меня барыней. - Все равно – барыня ты, или нет, но ты добрая и верно пойдешь со мной. - Куда? - Недалеко, вот в этот дом, что через улицу. - Очень хорошо, пойдем, ведь я сама живу в этом доме. - Ты, сударыня, верно живешь там, на верху? - Да. - Ну, а мы внизу, в подвале, пойдем, моя голубушка, к моей бабушке, посмотри, как хворает она, моя бедная старушка! - Хорошо, веди меня к ней. И девочка привела Аннушку в темный чулан, под нижними сводами их дома, где было сыро и холодно. Когда глаза свыклись с темнотой, Аннушка увидела в углу на соломе лежащую старуху, едва прикрытую лохмотьями. Жалость проникла в ее добрую душу. Она подошла ближе и больная едва слышным голосом рассказала, что она уже около года лежит больная и что внучка ее, ходя по миру, кормит их обеих. - Видишь, какая жалкая у меня бабушка; помоги ей, мой солнышко! Отыщи старенькой платочек прикрыть ее посинелые от стужи руки и грудь, да хоть щепоточку чаю, промочить ей горлышко, бедная моя бабушка сегодня ничего еще не ела. Что вчера собрала я по миру, то злые мальчишки отняли у меня дорогой, и вот теперь пришлось умирать нам с нею от голода, скоро ли копеечками наберу я столько, чтобы купить хлебца? – говорила девочка, обливаясь слезами, а старушка, поднимая глаза к небу, шептала молитвы. Сострадательная Аннушка утешила их ласковыми словами, обещая помочь, чем будет можно, и бегом пустилась по лестнице, ей пора уже было заняться приготовлением нарядов своей барыни; а между тем она хотела поискать чего-нибудь у себя для бедной старухи. Тут она не долго думала; единственный свой теплый капот и шерстяное одеяло, оставленное ей еще покойной барыней, она проворно отнесла в комнату бедной и прикрыла ее, старушка перестала дрожать и от радости плакала, целуя руки, которые ее одевали. Кроме того Аннушка нашла еще возможность поделиться всеми скудными своими достатками, которые получала за службу у своей госпожи: она приносила бедной больной и чай, который отпускался для нее, носила и часть своего обеда, не жалела и своего платья, из которого переделала для маленькой девочки необходимое для прикрытия ее наготы и для защиты от сильной стужи. Однажды, когда барыня была в хорошем расположении духа, решилась она рассказать ей о бедной жилице в подвале их дома и просила помочь ей чем-нибудь. Маргарита Петровна ужасно рассердилась, закричала, чтобы никогда не осмеливалась представлять ей таких неприятных картин, говорила, что все эти нищие обманщицы, притворяются больными, и что напротив не только не следует помогать им, а должно отправлять в полицию. С тех пор не смела Аннушка докладывать ни о ком из бедных и Маргарита Петровна сама лишила себя возможности сделать добро ближнему. Наступила зима; многие помещики с семьями своими переехали из деревень в город; общество сделалось многолюднее, начались праздники, обеды, вечера. Маргарита Петровна вошла в круг своей любимой жизни; очертя голову она начала кружиться в вихре всевозможных удовольствий. Вот тут уже настала для Аннушки настоящая беда; она была обременена пустою работой до того, что не имела времени пообедать; о сне и говорить нечего,- целые ночи проходили в трудах. Что же выходило из этой неимоверной деятельности? Увы! Одни пустяки! Она шила, распарывала, сшивала снова распоротые платья, чтобы угодить своей взыскательной госпоже. В одно утро Маргарита Петровна проснулась ранее обыкновенного и позвонила в колокольчик так громко, что Аннушка, бросив все, стремглав кинулась в спальню, думая, не занемогла ли госпожа ее. - Вчера забыла я тебе сказать, - начала Маргарита Петровна в полу-сне, едва открывая глаза,- что я сегодня звана на обед к городничему; у него жена именинница. Приготовь мне самое нарядное платье; а также скажи, чтобы никто не шумел, я хочу отдохнуть хорошенько. Эти слова проговорила Маргарита Петровна зевая; потом перевернулась на другой бок и предалась сну, хотя время приближалось уже к полудню. Получив такое приказание, все замолкли, даже барин спешил уехать со двора, чтобы не застучать как-нибудь; непробудная тишина водворилась во всем доме. Между тем Аннушка готовила самый великолепный наряд для своей барыни, которая не ранее второго часа вышла из своей спальни в уборную, не веселая и сердитая, говоря, что эти несносные праздники не дают ей покоя. Раздраженная села она к зеркалу и, приказав причесывать себе волосы, занялась каким-то романом так усердно, что Аннушка давно кончила прическу, а Маргарита Петровна не трогалась с места, углубясь в книгу самого вздорного содержания. Наконец девушка решилась выйти, чтобы принести платье; стук двери вывел из задумчивости Маргариту Петровну; она от книги повела глазами на зеркало и закричала: Аннушка! Аннушка! Что ты, на смех, что ли, причесала меня сегодня? Посмотри, к лицу ли мне эти мелкие букли? Переправь их скорее. Аннушка принялась снова за свою работу, которую нетерпеливая Маргарите Петровна портила беспрестанно, то выдергивала прядку из косы, говоря, что она тянет, то распускала волосы длинными локонами, то приказывала их заплести в косички; так прошло более часа. Наконец головной убор был кончен. Но это было только какая-нибудь десятая часть той работы, которую задавала Маргарита Петровна своей трудолюбивой прислужнице. Самая тяжелая работа начиналась с приготовления ее туалета; тут, кажется, не было в мире человека, который был бы в состоянии удовлетворить ее взыскательному вкусу. Когда ей приходилось собираться куда-нибудь на вечер, то для этого требовался почти целый день: она обыкновенно приказывала сперва приносить одно платье, надевала его, примеривала, осматривала и кончала тем, что повторяла приказание принести другое, с которым обходилась точно также, как и с первым с той только разницей, что еще с большей злостью и гневом сбрасывала его, чтобы затем приняться по порядку за все остальные платья для подобных же испытаний. А между тем время быстро летело, приближался вечер; муж каждую минуту все заглядывал в ее уборную комнату и спрашивал, готова ли она,- что окончательно приводило ее в бешенство, разрешавшееся бранью и упреками над головой бедной и невинной Аннушки. Но и Маргарита Петровна не оставалась без наказания за свои капризы: ее наказывало общество за ее злой нрав, который делал ее смешной в глазах знавших ее людей. Вследствие своих капризов, теряя большую часть дня на наряды, она всегда являлась на пригласительные обеды или на вечера тогда, когда другие гости вставали уже из-за стола или отправлялись домой. Ее несвоевременное появление было неприятным для хозяев, которые вследствие этого принимали ее равнодушно, а еще более она этим обращала на себя внимание гостей, посматривавших на нее с удивлением и даже с насмешливой улыбкой. Однако Маргариту Петровну ничто не могло исправить: подобные сцены повторялись почти каждый день. Разумеется, они более всего приводили Маргариту Петровну в досаду, которую она могла выместить только на бедной Аннушке. И обыкновенно, по возвращении Маргариты Петровны из гостей, в ее доме был настоящий ад: Аннушка все переносила великодушно, удваивая прилежание свое к работе и расторопность в услужении, чтобы угодить барыне. Впрочем все было напрасно,- ей никто не мог угодить: она сердилась беспрестанно на всех и на всё; в порыве гнева нередко бросала на пол дорогую чашку, часы или что-нибудь другое, попавшееся ей под руку; сердилась на мужа и на саму себя, что часто случается с теми ничтожными существами, которые дают неразумную и необузданную волю своим прихотям и тем совершенно отравляют собственную жизнь свою. Временем спокойствия и отдыха для Аннушки и всех домашних были только те часы, когда Маргарита Петровна ездила со двора. Пользуясь ее отсутствием вся прислуга спешила бросить все и бежать в гости. Одна неутомимая Аннушка употребляла с пользой это свободное время, исполняя свои добрые дела: навещала больную старуху, утешала ее своей ласковой беседой и очень часто помогала той из девушек, которой слишком много было задано работы. Маргарита Петровна действительно иногда слишком обременяла трудными работами свою прислугу и самовластно распоряжалась всеми, строго взыскивая за неисправность в выполнении заданной работы. Хотя все ее хозяйство заключалось в покупке и приготовлении себе новых нарядов; однако она всегда находила достаточно, даже иногда слишком много, занятий для своих прислужниц, на руках которых была также и вся хозяйственная часть; потому что ни она сама, ни ее муж никогда не хотели заниматься устройством домашних дел. Муж ее, человек очень добрый, но не дальновидный, до того избаловал жену свою, что и сам принужден был удаляться из дома, чтобы где-нибудь укрыться от невыносимых ее капризов. Случаев убить время представлялось очень много: он обыкновенно отправлялся к помещикам, жившим в соседних деревнях, проводил у них вечера, ездил с ними на охоту, а главное играл в карты. Но удовольствия, которым предавался Иван Гаврилыч, муж Маргариты Петровны, послужили поводом к его гибели. Однажды за картами он грубо поступил с одним из играющих, был вызван на дуэль и ранен пулей в левый бок так тяжело, что когда на носилках принесли его домой, он только успел сказать жене, что проиграл большую сумму денег и что завтра же всё у неё отнимут; с этим словом он умер. Карточные кредиторы не замедлили явиться с своими векселями; все было описано, дом продан в скором времени и привыкшая к роскоши Маргарита Петровна оставалась в крайней нищете. Люди, принадлежащие ее мужу, рады были случаю, спасшему их от такой злой барыни; одна неизменная Аннушка, которую она более всех мучила, осталась с ней. Эта добродетельная девушка не была злопамятна; Маргарита Петровна, убитая горем, возбуждала в ней сожаление и участие, и она сделалась единственной ее покровительницей. При скромной и умеренной жизни молодая девушка собрала несколько денег, которые получала как награду за свои труды. На эти-то деньги, заработанные тяжкими трудами, она купила старую кибитку и, наняв лошадей, перевезла свою барыню в тот город, по близости которого жила она прежде с своей покойной барыней. Там была у ней крестная дочь, выданная замуж за небогатого мещанина; к ней-то привезла она Маргариту Петровну собственно для того, что оставаться в прежнем городе, где все ее знали, было для неё слишком тяжело. Наняв две маленькие комнатки у своей крестницы, Аннушка поселилась там с своей госпожой и принялась работать еще с большим старанием, нежели прежде, чтобы иметь возможность содержать Маргариту Петровну. Только при этих крайних обстоятельствах Маргарита Петровна поняла всю доброту и великодушие Аннушки и, припоминая прежнее с ней обхождение, раскаивалась в своих дурных поступках. При всех своих заботах и хлопотах о Маргарите Петровне, Аннушка не сделалась равнодушной и к прежней покровительствуемой ею старушке. Собираясь переехать в другой город, она день и ночь думала, как и на кого оставить бедную больную с ее малолетней внучкой. Перемена обстоятельств вывела ее из затруднительного положения: за неделю до их отъезда старушка кончила свое страдальческое существование, а внучку ее по просьбе Аннушки взяла на воспитание одна богатая и добрая купчиха. Известно, что несчастье есть самый лучший учитель для людей, которые не умеют вести себя порядочно и живут в мире, как неразумные дети, требуя от жизни одних только забав и удовольствий, и сердятся, если судьба отказывает им в наслаждениях, пока наконец горький опыт не убедит их что земля не рай, люди – не Ангелы, и жизнь – не забава. Капризная, как дитя, Маргарита Петровна испытала уже несколько темную сторону жизни, покорилась своей судьбе и присмирела до того, что стала называть Аннушку своим другом и благодетельницей. Имея перед глазами редкий пример самоотвержения и трудолюбия, Маргарита Петровна начала разделять тяжкие труды своей доброй Аннушки, и таким образом кое-как жили они в этой небольшой конурке, где, разумеется. Для привыкшей к роскоши Маргариты Петровны, сначала казалось очень тесно и душно; единственный диван, где она сидела и спала, не имел ни эластических пружин. Ни мягких подушек, а был чрезвычайно жесткий. К довершению же беспокойства хозяйки было много ребят, которые кричали и бегали с самого раннего утра. Все это принуждена была переносить Маргарита Петровна, не имевшая прежде никакого терпения при малейшем беспокойстве. Искать другую квартиру было ей невозможно, потому что и за эту едва могла выплачивать Аннушка. Около года прожили они в этом трудном положении и Маргарита Петровна совершенно переродилась. Вскоре после своего несчастья вспомнила она, что у нее есть дядя, который служил в Сибири; она послала к нему письмо, в котором извещала его о своем горьком положении; письмо ее достигло своего назначения. Дядя, родной брат ее матери, был человек очень добрый: получив такое горестное известие, он тотчас взял отпуск, поехал сам отыскивать свою племянницу и не мог удержаться от слез, увидя ее в таком бедственном состоянии. Богатые средства дали ему возможность скоро поправить печальные обстоятельства Маргариты Петровны, и он вместе с Аннушкой, которую не знал как благодарить за попечение о его племяннице, перевез их в свое Тамбовское имение, где могли они жить на всем готовом. Переехав туда, Маргарита Петровна, с согласия дяди, поручила Аннушке полное управление этим имением, где находился господский дом с садом и обширными бочками самых лучших арбузов; не говоря уже о полях всякого хлеба, простирающихся на несколько верст в ее распоряжении были все хозяйственные заведения со скотным и птичьим дворами. Но так как за отсутствием хозяина не было никакого присмотра, то и приходило все в упадок. Благоразумная Аннушка принялась со всем усердием за хозяйство тем более, что заботы ее о Маргарите Петровне теперь прекратились; она жила в полном довольстве; дядя оставил и потом присылал столько денег, что их было достаточно не только Аннушке, но и самой Маргарите Петровне, которую несчастье так проучило, что она рада была иметь самую простую дешевую одежду, позабыв все прихоти роскоши: она пришла наконец к тому убеждению, что не в этих пустяках заключается счастье жизни, но именно в спокойной совести и умении быть довольным своим состоянием. Урок. Который дала ей несчастная судьба, был так силен, что совершенно изменил взгляд ее на вещи; вместо прежней праздной жизни, она предалась теперь трудолюбию и стала помогать Аннушке в ее хозяйственных распоряжениях; начала читать хорошие нравственные и духовные книги; принялась за рукоделие и не только не тяготилась своею жизнью, как бывало прежде, но еще ей казалось, что время слишком быстро летит. Между тем Аннушка, несмотря на свои трудные и многосложные занятия по управлению очень большим имением, никак не хотела оставить прежней своей должности горничной при Маргарите Петровне; разумеется, должность горничной не была теперь так трудна, как прежде, потому что Маргарита Петровна вела теперь правильный образ жизни, вставала рано и одевалась проворно. Но присутствие Аннушки за утренним чаем ее госпожи было потому необходимо и полезно, что тут происходили у них разные совещания насчет улучшений по хозяйству; скромная девушка никогда ничего не предпринимала, не сказав о том своей барыне. В одну из таких бесед Аннушка объявила своей барыне, что она отыскала в сарае порядочную коляску, велела ее осмотреть и нашла очень крепкой и совершенно исправной; лошадей на конюшне у дядюшки было много и кучер старик знал свое дело, поэтому Аннушка предложила Маргарите Петровне съездить к обедне в ближнее село. Маргарита Петровна с удовольствием приняла предложение Аннушки и на следующий же день вместе с ней отправилась в церковь к заутрени. Хотя по деревням священники начинают служить очень рано, однако они не опоздали и приехали к самому началу. Простого народу в церкви было уже очень много, а к обедне стали собираться и господа помещики с женами и детьми. Случилось так, что Маргарита Петровна, именно стала на то место в церкви, которое обыкновенно занимали тамошние помещицы и потому неожиданно очутилась в среде всего дамского общества. Рассматривание новых лиц невольно развлекло Маргариту Петровну, непривыкшую, подобно Аннушке, забывать обо всем в храме Божием, а думать только об одной молитве. Напротив, видя вокруг себя множество разноцветных модных шляпок, мантилий, бурнусов, со вкусом и без вкуса сделанных и надетых на головы и плечи деревенских щеголих, она с любопытством и насмешливой улыбкой стала рассматривать и примечать не только странное смешение цветов, но даже выкройки платьев. Разумеется, такие пустые мысли до того заняли слабодушную Маргариту Петровну, что внимание к Божественной службе совершенно исчезло. Но взглянув нечаянно на свое черное и не из тонкого сукна сделанное платье, она вдруг почувствовала угрызение совести и, желая как можно скорее отбросить от себя это минутное увлечение, она спешила взглянуть на Аннушку, которая в самом отдаленном углу, на коленях, так усердно молилась, что слезы блистали на ее ресницах; видно было, что ее никто и ничего не развлекает, что вся душа ее занята молитвой. Один взгляд, брошенный на свою удивительную прислужницу, обратил Маргариту Петровну к ее настоящей жизни, припомнив все ее несчастья и пробудив совесть, оживил в ней чувство благодарности к Богу за настоящее ее спокойное существование. Маргарита Петровна с раскаянием в душе стала прислушиваться к Божественным словам, произносимым священником; чувство умиления наполнило ее душу; слезы градом покатились из глаз, и она почувствовала такое утешение, какого давно не испытывала. После обедни священник пригласил к себе на чашку чая многих из дам и именно тех, которые были не так модно одеты,- в том числе и Маргариту Петровну. В доме священника она познакомилась с некоторыми помещицами и убедилась из их разговора, что они, несмотря на то, что далеко отстали от моды и даже без всякого вкуса были одеты, не были так несносны и глупы, как она воображала, а напротив были очень приветливы, рассудительны и ласковы, и от всей душу просили ее не оставить их своим знакомством и дружбой. Маргарита Петровна, побывав в гостях как у старомодных помещиц, так и у тех, которые со всей утонченностью следовали моде, убедилась, что не все то золото, что блестит, и что можно быть умной и доброй, не имея на голове модной шляпки и на плечах мантильи, которая точно бы приходилась к цвету платья и была сшита по последней моде. Это убеждение утвердило Маргариту Петровну в ее нравственной полезной жизни и склонило ее на сторону тех ее соседок, которые не увлекались внешностью, а стремились к нравственному совершенству. Маргарита Петровна сблизилась с ними, изредка посещала их и раза три в год приглашала к себе. Посещения соседок открывали обширное поприще для деятельности Аннушки; она угощала их, чем могла, и притом с таким радушием, что все оставались довольны распоряжениями умной девушки. Заметим, что Аннушка отличалась распорядительностью не при гостях только, но и без них. Все, находившиеся под управлением ее, были чрезвычайно довольны своей судьбой. Умная Аннушка умела вести такой отличный порядок, так хорошо понимала способности и наклонности каждого, что много помогала облегчению трудов работающих крестьян. При небольших издержках она могла так умно распоряжаться, что всегда удовлетворяла желанию каждого. Мудрая ее экономия приводила в изумление весьма многих. Опишем один день ее занятий. Первые лучи солнца едва начинают освещать верхние слои воздуха; не только люди, но и природа, кажется, еще не проснулась, Аннушка уже соскочила с своей постели, проворно умылась и стоит на коленях перед иконой с самой пламенной молитвой; она благодарит Господа, что сохранил ее в прошедшую ночь, просит Его всесильной помощи н а все начинаемые ею дела в этот день. Потом, не думая ни об чем, ни об завтраке, накинув на плечи какой-нибудь старый салоп, спешит она навестить больных, какие есть в деревне, подать им возможную помощь домашними средствами, утешить печальных ласковыми словами. Исполнив эту первую обязанность, часто возвращается она домой, измоченная дождем или проникнутая холодом утреннего мороза. Тут обыкновенно встречает ее Даша, девочка около десяти лет, сиротка, которую Маргарита Петровна вверила присмотру Аннушки и упросила, чтобы приучила ее к занятиям горничной. Эта девочка была предметом особенных попечений Аннушки и вполне сочувствовала положению и занятиям своей благодетельницы. Первым вопросом Даши бывало осведомление, кого посещала Аннушка в это утро, как нашла она тех, у кого была, и какие средства нужно предпринять, чтобы помочь горю страждущих в известных случаях. Это было предметом длинных и самых откровенных разговоров, из которых маленькая девочка училась многому, а Аннушка успевала обдумывать свои планы касательно помощи покровительствуемых ею людей. После этого разговора Аннушка отправлялась опять на деревню, чтобы посетить тех, у кого еще не успела побывать, и зайти также к тем, которым могла уже оказать некоторую помощь. Все это впрочем делалось весьма скоро. Возвратившись домой, Аннушка переодевалась, если дождь промочил ее платье, и ожидала пробуждения Маргариты Петровны, чтобы помочь ей одеться. По окончании же непродолжительного туалета Маргариты Петровны и разговоров с ней за утренним чаем, неутомимая Аннушка очень часто садилась в тележку и отправлялась по другим деревням навещать больных и несчастных всякого рода. И потому, где только показывалась тележка Аннушки, большие и маленькие спешили к ней навстречу; казалось, её сопровождало постоянное утешение,- больные позабывали свое страдание, печальные – скорбь, бедные – недостатки,- в том жилище, перед которым останавливалась эта тележка и приветливая, веселая Аннушка являлась в дверях, как Ангел утешитель. Так проходили дни с самого раннего утра до поздней ночи; благодеяния Аннушки лились рекой. Для этого ей не надобны были тысячи, потому что одна чаша холодной воды, подданная во имя Христово жаждущему, одно слово сострадания к несчастному, одно посещение больного, один кусок хлеба, данный от доброй души голодному, считаются великим благодеянием этими несчастными людьми. Между тем время проходило. Дядя Маргариты Петровны, кончив службу свою за Уралом, вышел в отставку и по своему обещанию приехал на покой в свое имение с женой и детьми. Тут, как необыкновенное сокровище, представил он Аннушку жене своей, которая, как очень умная и добрая женщина, рада была такой находке и вскоре собственным опытом удостоверилась в необыкновенных качествах этой девушки. Сначала многие из соседок старались переманить к себе Аннушку; давали ей вдвое больше жалованья, обещали награждать подарками; но возвышенность чувств не допустила ее поддаться такому соблазну; она считала большим недостатком переходит с одного места на другое даже и тогда, когда ей было невыносимо тяжело; в теперешнем же ее спокойном положении, где ею так дорожили и кому обязана она была благодарностью не столько за себя, как за Маргариту Петровну, она не могла поступить несправедливо, потому решительно объявила всем, что ни за какие блага не оставит дом своего благодетеля и желает служить его семейству до конца дней своих. Она так и сделала, продолжая заниматься по хозяйству с прежним неутомимым усердием, прожила еще много лет, как истинная христианка, и окончила жизнь свою в глубокой старости и была оплакиваема всеми, кто только знал этого необыкновенного человека.
Так, совершив подвиги свои здесь, переселилась она туда, где приготовила себе воздаяние, и конечно наслаждается теперь вечной радостью бесконечной жизни!
