Рассказы из истории Христианской Церкви (для детей старшего возраста)
ЦЕРКОВЬ ПРИ ФЕОДОСИИ ВЕЛИКОМ
Христианская вера, все более и более распространяясь, вытесняла везде языческие заблуждения; указ Феодосия на Востоке запретил жертвоприношения; во всех восточных областях разрушались капища и вместо них созидались христианские церкви; притом обнаруживались обманы идольских жрецов, которые ради выгод своих прельщали суеверный народ разными хитростями; язычники переставали верить им. В некоторых городах Сирии язычники, впрочем, встали на защиту богов своих и умертвили несколько христиан; но вообще сопротивление было довольно слабо; везде уже число христиан превышало число язычников, и христиане со дня на день усиливались. Только в Александрии произошли довольно значительные беспорядки по поводу низвержения капищ.
Александрийские язычники, раздраженные обличениями епископа Феофила, схватили нескольких христиан и, замучив их, предали смерти. Весь город пришел в волнение, и на улицах происходили кровавые схватки. Наконец, главные виновники мятежа затворились в храме Сераписа, и, делая по временам вылазки, брали в плен христиан, понуждали их к совершению языческого обряда и предавали истязаниям и казни. Напрасны были все усилия гражданских властей; напрасно префект египетский, во главе военного отряда, убеждал мятежников к покорности, угрожая им в противном случае строгостью закона; мятежники за стенами храма считали себя в безопасности и были уверены, что не решатся употребить силу против них, ибо храм Сераписа был предметом благоговейного почитания для всего Египта. Действительно, префект не предпринял ничего, а дал знать о случившемся императору Феодосию.
Храм Сераписа был одним из самых обширных и самых богатых языческих зданий. Он стоял на высокой, искусственной горе и был окружен со всех сторон великолепными галереями и зданиями, где жили жрецы и другие служители богов; сто мраморных ступеней вели к нему. По своему положению он, действительно, мог служить неприступной крепостью; особенно же охраняло его от всякого враждебного посягательства суеверное благоговение всего Египта, и даже не одного Египта. С поклонением богу Серапису соединялось обожествление реки Нила. Как известно, в знойном Египте почти не бывает дождей, и весь годовой урожай края зависит от большего или меньшего разлива Нила, который обыкновенно в августе и сентябре затопляет всю низменную часть Египта, и илом, оставшимся после разлива, сообщает почве плодородную силу. С незапамятной древности египтяне воздавали Нилу божеские почести, совершая в честь его торжественные обряды и жертвоприношения. Египет снабжал хлебом часть Малой Азии и Константинополь; неурожай в Египте был всеобщим народным бедствием. Потому поклонение Серапису не ограничивалось одним Египтом, и в великолепном александрийском храме встречались и египтянин, боготворящий Нил в лице бога Сераписа, и грек, для которого тот же идол был олицетворением плодородной силы природы. Эти обряды в честь Нила долго сохранялись даже и при распространении христианской веры, и только что недавно были воспрещены Феодосием, к крайнему неудовольствию язычников. Каков же был ужас язычников, когда пришел ответ императора на донесение египетского префекта. Феодосий писал в ответе своем, что не хочет мстить за смерть христиан, сподобившихся славной, мученической кончины, но повелевает разрушить храм Сераписа и статую Сераписа раздробить на куски для раздачи бедным.
Этот указ произвел страшное негодование в языческой партии, но нечего было делать; сам префект, во главе воинов, должен был содействовать христианскому епископу в разрушении храма. В назначенный для этого день огромная толпа народа последовала за епископом и префектом, которые шли исполнять приговор царя. Обозрели все тайные ходы, находившиеся под сводами храма, жилища жрецов, библиотеку, собранную Птоломеем, и наконец вошли в само святилище, где стояла колоссальная статуя Сераписа, предмет благоговения и страха в продолжение веков. Кумир этот был слит из всех металлов: золота, серебра, меди, олова, чугуна, и весь обложен драгоценными камнями; змей — символ вечности, обвивался вокруг него. Перед кумиром толпа остановилась, объятая страхом, ибо между язычниками существовало поверье, что кто дерзнет коснуться кумира Сераписа, тот будет немедленно поражен смертью, и затем мир разрушится, и все стихии возвратятся в первобытный хаос. Долго никто не решался исполнить приказание епископа и поднять руку на идола; наконец, один воин отважился ударить его молотом; язычники в безмолвном ужасе ожидали его казни; но так как не последовало никакого проявления гнева со стороны Сераписа, то ободренный этим воин решился приставить лестницу, взобрался по ней на самые плечи идола и крепко ударил молотом по голове. Голова покатилась, и затем послышался глухой шум; в ужасе ждали, что будет; но ужас превратился в общий хохот, когда из статуи высыпало целое полчище крыс, которые, встревоженные в своем мирном убежище, теперь рассыпались по храму. Тут уже все бросились на кумира; каждый рубил чем попало; разбили на мелкие части так долго уважаемого идола. Тем кончилось поклонение Серапису.
Язычники, однако, были в страхе и беспокойстве. «Что,— думали они,— если разгневанный бог захочет мстить за поругание святыни, и Нил не разольется?» Настала пора, когда обыкновенно вода в Ниле начинает прибывать; весь Египет был в тревожном ожидании; вода не прибывала, и народ стал роптать; префект египетский, боясь волнения, послал просить у императора позволение совершить установленный обряд в честь Нила, чтобы тем умилостивить разгневанного бога, Феодосий отвечал, что если урожай Египта зависит от языческого обряда и должен быть куплен неверностью Богу истинному, то лучше остаться без хлеба. Господь оправдал и наградил его твердую веру. Не успел еще ответ его дойти до Александрии, как Нил поднялся выше, чем когда-нибудь, и урожай был обильнейший. Это нанесло последний удар суеверию язычников.
Действуя так твердо в пользу христианской веры, Феодосий умел ли одерживать самые трудные победы? — победы над собою? умел ли приводить себя в послушание Христу и слою христианской веры смирять в себе порывы страстей? Некоторые события его царствования послужат нам ответом и покажут силу христианской веры над его сердцем.
По причине войны Феодосий увеличил налоги в некоторых областях. В Антиохии это мера произвела страшное неудовольствие, которое еще усилилось оттого, что сборщики податей поступали очень круто и жестоко. Вспыхнул мятеж, и разъяренный народ с угрозами бросился к дому градоначальника и оттуда на площадь низвергнуть статуи императора, умершей императрицы и двух сыновей их, и с воплями и ругательствами влачил их по улицам. Войско усмирило мятеж; главные зачинщики были схвачены, другие рассеяны. За этим взрывом взволнованных страстей последовали уныние и страх; городские власти поступали строго с захваченными мятежниками, а от царя ожидали еще более строгих распоряжений, ибо знали, что он чрезвычайно раздражителен. Вся Антиохия была в страхе. Приступили к престарелому епископу Флавиану и умоляли его ехать в Константинополь, чтобы увещаниями своими стараться смягчить справедливый гнев царя.
Святой старец предпринял путешествие; но не скоро последовал ответ; а между тем жители Антиохии были в самом ужасном, тревожном состоянии. В это время был в Антиохии священник, только что недавно посвященный, но успевший уже приобресть и славу, и влияние красноречием и святой жизнью. Это был знаменитый Иоанн Златоустый. Он один ободрял, утешал народ. Не извиняя преступления антиохийцев, он старался возвысить их души над всяким земным страхом и внушить им то мужество и спокойствие, которые истинный христианин, твердо уповающий на Господа, должен сохранять во всех событиях жизни. Он указывал им на единого Всесильного Утешителя; убеждал их более бояться преступления, чем наказания за оное; ибо для христианина одно только страшно — гнев Божий, остальное же ничто; сама смерть не страшна, ибо она начало вечности. Он увещевал народ стараться умилостивить Господа раскаянием, исправлением жизни, исполнением Его святой воли. Весь народ толпился в церкви, где проповедовал Иоанн; площади, театры, цирки, обыкновенно привлекавшие суетных антиохийцев, были теперь пусты; только молитва и поучения Иоанна могли смягчить общую скорбь. По городу ходили страшные слухи; рассказывали, что император, в гневе своем, решил истребить Антиохию с жителями ее, и что уже близки воины, которым поручено исполнение приговора. Множество жителей бежало. Наконец приехали два царских сановника с поручением произвести строжайшее следствие и объявить, что Антиохия лишена преимуществ столицы. Началось следствие; знатнейшие граждане были преданы суду; употребляли страшные пытки, чтобы вынудить признания; вопли, плач жен и матерей оглашали улицы; Иоанн беспрестанно являлся в судилища, чтобы ободрять несчастных и молить судей о пощаде для них; иноки, жившие в окрестностях Антиохии, поспешили в город — лишь только услышали о бедствии его; они являлись в судилища и просили за виновных с мужеством людей, готовых идти на смерть за братьев. Наконец, они и Иоанн убедили судей не совершать казней, пока не получится ответ на посольство Флавиана. «Низвергнутые статуи опять воздвигнуты,— говорили они,— но если вы предадите смерти образ Божий, кто же воскресит погибших и возвратит души телам?»
Между тем Флавиан прибыл в Константинополь. Царские сановники, встретившиеся ему на пути, подали ему мало надежды умилостивить Феодосия, который был в страшном гневе; но несмотря на это святой старец не отчаивался, твердо уповая на помощь Божию. Явившись к императору, он сперва только безмолвием и слезами выражал скорбь свою о преступлении антиохийцев. Феодосий был тронут слезами святого епископа; однако выразил сильное негодование против Антиохии. Тогда Флавиан, сознавая вину сограждан своих, стал просить царя о помиловании и прощении. Приближалась Пасха, и к этому времени был обычай отпускать несколько узников; недавно Феодосий, разослав по областям указ, объявивший об этом, написал в нем: «О если бы я мог, как я возвращаю к свободе узников, воззвать и возвратить к жизни умерших!» Флавиан напомнил царю эти слова: «Антиохия умерла,— говорил он,— но скажи одно слово, и во тьме и скорби погребенный град воскреснет... Низвергли статуи твои; но ты можешь поставить другие, славнейшие тех. Если ты простишь оскорбивших тебя, то каждый в сердце своем воздвигнет тебе статую, которая будет драгоценнее златой и серебряной, ибо будет украшена человеколюбием и милостью». Флавиан напомнил царю о Христе, молившемся за распинавших Его, напомнил ему и об обязанности, которую налагало на него звание христианина. «Теперь иудеи и язычники, целая вселенная обращают взоры на тебя, ожидая, каков будет приговор твой; если он будет человеколюбив и кроток, то они прославят Бога и скажут: вот какова сила христианской веры... Наконец,— заключил епископ,— я пришел к тебе не от одних антиохийцев, а послан от Господа нашего сказать тебе: «если отпустите людям согрешение их, отпустит и вам Отец ваш небесный». Другие посланники приносят золото или серебро, или другие драгоценные дары; но я пришел к тебе, государь, с священнейшим законом, и умоляю тебя подражать Господу, Который, будучи ежедневно оскорбляем нами, не перестает подавать нам блага Свои».
Царь был тронут до глубины души. Заплакав, он сказал Флавиану: «Если Господь вселенной, для нас сошедший на землю, для нас принявший образ раба, ради нас пострадавший, умолял Отца о распинавший Его: «Отче, отпусти им, они не знают, что творят», то могу ли я не простить тем, которые оскорбили меня, подобного им человека!»
Затем Феодосий написал антиохийцам, что предает забвению вину их; и с этим великодушным решением Флавиан возвратился к пастве своей. Но до его возвращения Антиохия была уже обрадована письмом, посланным с особым гонцом. В самый праздник Пасхи Иоанн объявил народу прощение царя, убеждая слушателей своих доказать благодарность свою добрыми делами и благочестивой жизнью.
Как мы видим из этого события, Феодосий был способен на самые великодушные подвиги; но, к сожалению, крайняя раздражительность помрачала его высокие достоинства; не всегда умел он побеждать и удерживать порывы гнева своего. Года через три после рассказанного нами события вспыхнул мятеж в Фессалониках, и народ умертвил градоначальника и нескольких сановников, присланных царем. Феодосий в это время находился в Милане; известие о случившемся возбудило в нем страшный гнев. Епископу Амвросию удалось, однако же, укротить первые порывы гнева, и Феодосий обещал ему простить виновных. Но по удалении Амвросия другие советы превозмогли: приближенные царя так восстановили его против фессалоникийцев, что, нарушив обещание свое, он послал туда жестокий приговор. По повелению его воины, окружив цирк, в котором было множество народа, умертвили без разбора до семи тысяч человек, с женами и детьми. Весть об этом привела в ужас всех христиан. Амвросий, удаляясь на время из Милана, написал царю письмо, в котором, выразив в сильных словах негодование свое и всей Церкви, убеждал царя раскаяться, и объявил ему, что не может совершать священных таинств в присутствии человека, обагрившего себя кровью стольких невинных людей. Раскаяние пробудилось в душе Феодосия; чрез некоторое время он, однако, пошел в соборный храм, но у дверей встретил его епископ и от имени Господа воспретил ему войти. Просьбы царя остались тщетны. «Но и Давид согрешил, однако, не лишился милости Божией»,— говорил царь.
— Ты подражал Давиду в преступлении,— отвечал Амвросий,— подражай ему и в раскаянии.
— Что же мне делать? — спросил Феодосий.
— То же, что должен делать каждый убийца; у Бога нет лицеприятия.
Царь удалился, и целых восемь месяцев не был допущен в церковь; иногда возбуждалась в нем раздражительность при мысли о таком отлучении, но чаще скорбь. В праздник Рождества Христова он со вздохом и слезами говорил придворному своему Руфину: «Дом Божий открыт для нищих и рабов, но закрыт для меня!» Руфин взялся преклонить епископа, но нашел его неумолимым. «Государь властен отнять у меня жизнь,— говорил он,— но не властен переменить определений церковных». Наконец, взяв у императора обещание, что никакой смертный приговор не будет, приведен в исполнение ранее тридцати дней, Амвросий допустил Феодосия в преддверие храма. Тут великий император стоял среди кающихся, в смиренной одежде, и, ударяя себя в грудь, со слезами повторил молитву кающегося Псалмопевца: «прильне земли душа моя; живи мя по словеси Твоему; благословен ecu Господи, научи мя оправданиям Твоим!» Народ плакал и стенал вместе с царем, который во всю жизнь сохранил память об этом событии и скорбь о преступлении своем. И современники и отдаленное потомство достойно оценили величие христианского епископа, бесстрашно уличившего того, кто нарушил христианский закон человеколюбия и справедливости, да и величие царя, признавшего над собою силу христианской истины и искренно и смиренно покаявшегося. Пребывание Феодосия на Западе сдерживало попытки римских язычников; они было опять ходатайствовали о восстановлении алтаря победы, но прошение их было снова отвергнуто. Феодосий имел сильное влияние на молодого Валентиниана и убеждал его действовать в пользу христианской веры. Но дела государственные отозвали Феодосия на Восток, и только что он удалился, на Западе началось волнение. Франк Арбогаст поднял знамя восстания и, умертвив Валентиниана (392), провозгласил императором ритора Евгения. Алтарь и статуя победы были вновь восстановлены в Риме; во всех городах открылись языческие капища и стали совершаться жертвоприношения. Амвросий был принужден оставить Милан, и из Болоний писал Евгению строгие обличения; но власть Евгения скоро имела конец. Феодосий решился идти на него войною. Приготовившись к этому делу молитвою и постом, он в 393 году перешел Альпы и близ Аквилеи встретил многочисленные войска Евгения. Перед полками Феодосия неслась священная хоругвь Константина; Евгений, хотя по имени христианин, велел нести перед своей ратью изображение Геркулеса, думая этим угодить языческой партии, которая, действительно, на него возлагала надежды свои. Начался бой, и долго победа как будто клонилась на сторону Евгения; самые опытные вожди Феодосия советовали ему отступить перед превосходящими силами неприятеля. «Как,— возразил Феодосий,— ужели хоругвь креста отступит перед идолом Геркулеса?» — и с твердой надеждой на Бога продолжал битву. Вдруг поднялся сильный вихрь навстречу врагам, ослепляя их пылью и обращая назад стрелы их. Они пришли в смятение и наконец, положив оружие, обратились в бегство. Победа осталась за Феодосием; сам Евгений был взят в плен, Арбогаст удавился, и Феодосий вступил в Рим самодержавным государем Востока и Запада. Он простил великодушно всем приверженцам Евгения; но язычеству торжество его нанесло жестокий удар.
Уже на Востоке был обнародован указ, строго воспрещающий жертвоприношения и всякого рода заклинания; этот указ теперь распространился и на
Запад. Грациан, отняв у капищ принадлежавшие им земли, этой мерой поставил жрецов в зависимость от правительства, от которого они получили содержание; но Феодосий объявил, что так как христианство — господствующая вера в империи, то он не считает себя вправе употреблять и малейшей части государственных доходов на поддержание язычества; и жрецы были лишены содержания от правительства. Это был великий шаг к искоренению язычества. Христианская вера могла держаться и распространяться вопреки всем человеческим усилиям, среди опасности, гонений, нищеты, ибо была от Бога и крепка внутренней силой истины; но язычество быстро пало как учреждение, как скоро пришлось его последователям, в свою очередь, стать в ряды гонимых и лишиться выгод и власти. Жрецы рассеялись, капища опустели. Остались язычниками те, которые искренно верили богам, а таких было немного, и те, которые продолжали втайне извлекать выгоды из суеверия. Запрещенные обряды язычества, однако, долго еще совершались в разных частях Италии, Галлии и других областях, и были медленно и постепенно искореняемы распространением иночества. Даже в Риме не решались вдруг запретить разные празднества, сопряженные с язычеством; это произвело бы слишком сильное негодование в народе; на эти празднества отпускались деньги от правительства. Постепенно забывалось первоначальное значение этих празднеств, и они слились с празднествами христианскими, внося, впрочем, в них и прежнюю суетность и разные суеверия, которые не легко искореняются из сердца человека.
Действительно, легко было объявить указом, что христианская вера — вера господствующая в империи, легко было делать распоряжения против язычества и запретить языческие обряды; но труднее было искоренить язычество из сердца. Покровительство христианской вере приводило к тому, что многие делались притворно христианами, не возродившись к новой жизни; многие, исповедуя Христа, в сердце оставались язычниками. Христианское общество уже далеко не являло тех добродетелей, как в те времена, когда исповедание христианской веры было достаточным свидетельством искренности исповедовавшего, ибо навлекало на него жестокое гонение. Но признание христианского закона должно было вести к общему улучшению нравов, к усовершенствованию гражданского законодательства, к возвышению нравственного просвещения; человечество должно было стремиться к осуществлению в жизни того нравственного закона, который оно признало за истинный.
После краткого пребывания в Риме Феодосий отправился в Милан; он некоторое время не решался приступать к Святым Тайнам, ради крови, пролитой в битве,— хотя и в правом деле: так глубоко было в нем благоговение к Святым Таинствам Церкви. Тут он призвал к себе двух сыновей своих, Аркадия и Гонория, которых хотел благословить перед смертью, ибо он чувствовал, что ему недолго оставалось жить. Один святой пустынник, Иоанн, предрекший ему торжество над Евгением, предсказал тоже, что он скончается вскоре после победы своей. Действительно, в 395-м году, последний великий римский император скончался на руках Амвросия, разделив царство между юными сыновьями.
В Феодосии мы видим силу христианской веры. При полной самодержавной власти что могло бы обуздать порывы его гнева и вспыльчивости, если бы он не признавал внутреннего нравственного закона и не покорялся бы силе христианской веры? Но мы видели, как она сдержала порыв его справедливого гнева против Антиохии и внушила ему милосердие и великодушие. В другом случае он во гневе совершает страшное преступление; но вслед за тем являет величайшее раскаяние и с полным смирением покоряется закону Церкви. В обыкновенной жизни он был воздержан и целомудрен; не любил роскоши, но был крайне щедр к бедным и охотно прощал личные обиды. Он старался дать сыновьям своим христианское воспитание и избрал им в наставники человека, известного ученостью и святой жизнью, Арсения. К сожалению, успехи юных князей не соответствовали ни желаниям отца, ни стараниям достойного наставника.
Жена Феодосия, императрица Флакилла, была истинной христианкой, исполненной смиренномудрия и благочестия. Она не только щедро помогала бедным деньгами, но и сама посещала их и ходила за больными. Некоторые лица находили это неуместным и внушили ей, что императрице достаточно помогать бедным деньгами, но что недостойно ее звания самой трудиться. Флакилла отвечала им: «Прилично императорскому званию щедро помогать деньгами; но свои личные труды я даю Тому, Кто благоволил даровать мне это звание».
Святой епископ Амвросий скончался года через два после Феодосия. Заранее предузнав близкую кончину, он сказал друзьям своим: «Только до Пасхи пребуду с вами» — и, действительно, вскоре занемог. Весть о болезни его огорчила всю страну. Стиликон, правитель Италии при малолетнем Гонории, умолял Амвросия, чтобы он испросил у Бога продолжение жизни; епископ отвечал: «Я не так жил между вами, чтобы стыдиться жизни; но не боюсь умереть; ибо мы имеем доброго Владыку».
Последние дни жизни Амвросий провел в постоянной молитве, радостно ожидая отшествия своего к Господу. Некоторые из приближенных его были поражены сиянием, озарявшим лицо его. Он умер в ночь на Великую Субботу, в 397-м году; плач огласил улицы Милана в радостные дни Пасхи; все теряли в нем любящего отца и мудрого наставника, и огромная толпа народа теснилась вокруг останков его, которые Господь прославлял чудотворной силой.
Мы видели непоколебимую твердость Амвросия в его сношениях с Юстиной, с Максимом, с Феодосием, милосердие и кротость его равнялись его твердости; щедроты его к бедным не знали границ. Он раздал им все имение свое; он продавал даже церковные украшения, чтобы выкупать несчастных пленных, уводимых варварами: «Церковь имеет золото,— говорил он,— не для того, чтобы сберегать его, но чтобы употреблять для блага людей». Богослужению Амвросий придал не известную дотоле на Западе торжественность. Он устроил чин как литургии, так и других служб. Доселе литургия Медиоланская совершается по чину, установленному Амвросием, сближаясь несколько с службой Восточной Церкви. Амвросий оставил много назидательных сочинений: священных песен, толкований Писания, книг о христианской нравственности.
