В конце четвертого века вера христианская, так долго гонимая, была наконец объявлена господствующей во всей Римской империи. Конечно, из этого еще не следует, что языческое общество вдруг сделалось обществом христианским; долго еще жили в нем языческие начала, прикрытые внешностью христианской; многие, будучи христианами по исповеданию, оставались язычниками по жизни; довольствовались внешним участием в обрядах Церкви, но не старались осуществить на деле закона Христова; много было в обществе суетности, суеверия, лицемерия и других пороков. Святые отцы Церкви упорно боролись против остатков язычества во всех его проявлениях, усердно заботились о том, чтобы христиане жили согласно с исповеданием их, чтобы действительно идолопоклонство побеждалось в них силой христианской веры, возрождающей к новой жизни. Они внушали христианам, что Господу надо поклоняться духом и истиною; что вера, принятая сердцем и умом, должна проявиться в жизни живым делом. Они ревностно заботились о распространении просвещения; в беседах объясняли слово Божие, смысл церковных обрядов и священнодействий; при церквах и монастырях устраивали училища, раздавали списки Священного Писания. Иоанн Златоустый укорял тех, кто не имел у себя для домашнего чтения священной книги; это показывает, что легко было приобретать ее, особенно на Востоке. Епископы из клира своего готовили наставников и проповедников; храмы украшались изображениями, которые должны были напоминать и неграмотным священные события; церкви, посвященные мученикам, обыкновенно украшались живописью, представлявшей черты из их жизни.
Просвещение было в то время несравненно более распространено на Востоке, чем на Западе, куда христианская вера проникла позднее. В Италии до шестого века христианство сосредоточивалось в городах, а в деревнях сохранялось еще язычество; между тем как на Востоке слово Божие, трудами святых благовестников и подвижников, проникло в самые отдаленные места, в самые дикие и суровые пустыни. Вместе с верой распространялись и просвещение, и грамотность. Св. Иоанн Златоустый ревностно заботился о переводе Писания на различные наречия и о просвещении варварских племен; это святое дело продолжалось усердно и после его смерти. Церковь Востока посылала благовестников в отдаленные страны, святые подвижники бесстрашно селились между варварами и благовествованием и примером благочестивой жизни обращали их к Христу. В пустынных келлиях святые отшельники трудились над изучением слова Божия. Восток духовной деятельностью своей привлекал множество благочестивых мужей с Запада, и таким образом в продолжение нескольких веков имел сильное влияние на церковную жизнь западных христиан.
Сила умственной деятельности на Востоке представляла, может быть, и некоторого рода опасность; мы видели, и впоследствии увидим еще, что беспрестанно возникали там различные лжеучения, которые иногда потрясали всю Церковь и возбуждали печальные раздоры и смуты. Но ошибки и заблуждения неизбежны в общем, свободном развитии человеческого мышления; а Церковь бдительно охраняла чистоту христианского учения; всякое появление новой ереси вызывало ее к точнейшему уяснению и определению святой истины; торжественным голосом Соборов высказывалось верование Церкви и осуждалось всякое уклонение от него. Когда Церковь вступала в пятый век своего существования, то главный догмат о единосущии и равночестности Сына Божия и Духа Святого с Богом Отцом был ясно определен и выражен в Никео-Константинопольском Символе; споры, возникавшие в пятом веке, в шестом и седьмом, касались преимущественно воплощения Господа Иисуса Христа и соединения в Нем божественного естества с человеческим. Но надо нам сперва обратить некоторое внимание на ересь Пелагея и спор об Оригене.
Спор об Оригене возник еще в конце четвертого века. Едва ли нужно говорить о нем подробно, потому что в общей истории Церкви это обстоятельство не представляет большой важности. В то самое время, как Иероним занимался в Вифлееме переводом Священного Писания, пользуясь при этом трудами Оригена, некоторые церковные писатели стали доказываль несостоятельность многих мнений великого александрийского учителя, и требовать, чтобы они были осуждены Церковью. Завязался горячий спор, в котором и защитники и противники Оригена отстаивали упорно свои мнения; Феофил Александрийский даже употреблял силу против некоторых иноков, заподозренных в приверженности Оригену. Руфин, друг Иеронима, горячо защищал Оригена, справедливо доказывая, что многие мнения были ошибочно приписаны ему; но Иероним, вовлеченный в спор, подал голос против Оригена. В Риме папа Анастасий торжественно отверг сочинения Оригена, как еретические, и запретил их читать; но Восток был справедливее к славному учителю и продолжал почитать его память, хотя некоторые мнения его и были признаны ошибочными.
Гораздо важнее был спор, возникший в начале пятого века по поводу мнений Пелагия. Британский монах Пелагий и товарищ, его Целестий утверждали, что благодать Божия не необходима для спасения, что человек может творить добро и спастись собственными силами, что нет первородного греха и смерть есть закон природы, а не наказание за грехопадение. Это учение разрушало самое основание христианской веры, ибо отвергало необходимость искупления рода человеческого смертью Сына Божия и представляло Иисуса Христа лишь законодателем, а не Спасителем. Но не вдруг дошли до этих крайних выводов. Пелагий за строгую жизнь был уважаем и на Западе и на Востоке; он осторожно распространял мнения свои, умел ловко отстаивать их, употребляя двусмысленные выражения, которые затемняли их истинный смысл, и таким образом его мнения распространялись, не встречая сперва сильного противодействия; но по мере того, как они уяснялись, стали их разбирать на Соборах; и они были осуждены в Риме, Карфагене и на Востоке. Они встретили сильнейшего обличителя в Иппонском епископе, блаженном Августине.
С самого обращения своего Августин должен был постоянно противодействовать лжеучениям. В Италии еще он опровергал манихеев, так долго его увлекавших; в Африке призывал на совещания донатистов и ревностно, но безуспешно, старался возвратить их в общение Церкви; ересь Пелагия возбудила в нем живейшее негодование. На себе самом испытал он, как слаб человек, как легко уступает искушению зла. Его томительная борьба с самим собою, его душевные страдания и чудесное обращение укоренили в нем сознание греховности человеческой природы, которую одна только благодать Божия может вести к добру. Гордые мнения Пелагия показались ему оскорблением Божества, и он восстал против него со всем жаром страстной души. Но возражая Пелагию и заступаясь с святой ревностью за право благодати, он впал в противоположную крайность; между тем как Пелагий, приписывая все свободной воле человека, отвергал необходимость благодати Божией, Августин почти совершенно уничтожал свободу человека. Этим положено начало заблуждению предестинатов, представлявших человека лишь мертвым орудием воли Господней, предназначенным заранее или к спасению или к погибели, без воли, без свободы, и, следовательно, без нравственной ответственности. Ересь Пелагия долго волновала Церковь на Западе; вопрос о свободе человеческой воли, об отношении этой свободы к благодати Божией возникал опять в разные времена и возбуждал горячие и продолжительные споры. Между предестинатами, отвергавшими свободу человека, и пелагианами, отвергавшими силу благодати, возникло среднее учение, полупелагианизм, старавшееся помирить эти две крайности. Главными представителями этого направления, сильно распространявшегося в южной Галлии, были инок Кассиан, Викентий Лиринейский и Гонорат Марсельский; пелагианизмом же заразились северные области Галлии и Британии. Против этого лжеучения сильно действовали Проспер Аквитанец и епископ Герман Окзерский. Весь этот вопрос остался почти чужд Востоку. Теперь бросим взгляд на внешние, исторические события, потому что они имели сильное влияние и на дела церковные.
Начало пятого века застало на престоле двух сыновей великого Феодосия, Аркадия на Востоке и Гонория на Западе. Оба были равно неспособны управлять империей в такое трудное время, когда ей со всех сторон угрожали сильные и многочисленные враги. Аркадий провел бесславную жизнь под влиянием недостойных любимцев, которые угнетали и грабили его подданных, между тем как готы и другие племена опустошали северные области империи. Ему наследовал, в 408-м году, восьмилетний сын его, Феодосий Младший, под опекой префекта Анфимия. Вскоре шестнадцатилетняя сестра царя Пульхерия была призвана разделить престол брата, и показала себя достойной дочерью великого Феодосия: она мудро управляла внутренними делами, а в сношениях с внешними врагами умела поддержать честь Восточной Римской империи. Имя ее чествуется и Церковью, и историей. Феодосий Младший, воспитанный под ее надзором, не являл замечательных доблестей, но был добр, благочестив, уважал науки и просвещение и изданным им собранием законов прежних императоров, известным под названием Кодекса Феодосиева, облегчил отправление правосудия. Он вел успешную войну с Персией. Но положение империи становилось все труднее, и в последние годы своего царствования Феодосий был принужден платить дань гуннам, которые тревожили области его частыми нападениями; в то же время внутреннее управление страдало, потому что доверием царя злоупотреблял недостойный любимец его Хрисанфий. После смерти Феодосия Пульхерия избрала себе в супруги и соправители сенатора Маркиана, который с мужеством отстаивал достоинство империи. Когда царь гуннов Аттила потребовал у него дани, Маркиан твердо отвечал: «У меня золото для друзей, железо для врагов», и Аттила, оставив в покое Восток, обратил силы свои на Запад. Наследники Маркиана тоже отстаивали империю против врагов, и блестящее царствование Юстиниана (527-565) напомнило миру древнюю славу римского оружия.
Бедственнее была судьба западной части империи; и уже пятый век видел падение Рима. При слабом Гонории варвары беспрестанно нападали на Италию и соседние области; мужественные вожди, Стиликон и Аэций, одни еще защищали империю, слабевшую с каждым днем. В первых годах пятого века Аларих, король вестготов, опустошив северную Италию, осадил Милан, где жил император. Прибытие Стиликона спасло Гонория; Аларих был разбит Стиликоном на равнинах Поленты, и Рим в последний раз праздновал победу торжеством. В последний же раз при этом случае видел Рим кровавые игры Колизея. Эти игры были запрещены Константином; но они постепенно вновь вошли в обычай; несмотря на строгие порицания христианских проповедников, правительство не решалось лишить народ страстно любимой забавы, и несколько тысяч человек гибло ежедневно в стенах Колизея. Бесстрашный поступок одного инока положил конец этому жестокому обычаю, позорившему христианский город. Торжествовали играми победу при Поленте; вдруг восточный инок по имени Телемах, бывший в Риме, бесстрашно вступил на арену, чтобы остановить кровавый бой; он заплатил жизнью за великодушный поступок свой; народ в ярости забросал его камнями, но впоследствии почтил память Телемаха как мученика и принял без ропота указ Гонория, воспрещавший кровавые игры (404).
Гонорий перенес столицу в Равенну; но варварские вожди Аларих и Радегаз, во главе готов и аланов, продолжали опустошать цветущие области Италии. Стиликон новой блистательной победой заслужил наименование спасителя Италии; но славный вождь имел завистников при дворе: обвиненный в измене, он был казнен; и через два месяца после его казни Аларих явился к стенам Рима. Изумление и негодование овладели гордыми римлянами при вести, что варвары дерзают угрожать вечному городу; но опасность отчизны не возбудила в них благородного мужества; они излили месть свою на Серене, вдове Стиликона, обвинив и ее в предательстве, казнили ее по приговору сената. Затем римляне искали спасения не в оружии, не в молитве, а в каких-то языческих обрядах и заклинаниях, которые должны были будто разрушить неприятельские силы. Когда и это не помогло, когда голод начался в городе, окруженном со всех сторон врагами,— тогда сенат вступил в переговоры с Аларихом. Видя отчаянное положение римлян, Аларих предъявил чрезмерные требования. «Что же оставишь ты нам, царь, если таковы твои требования?» — говорили присланные от сената. «Жизнь»,— отвечал гордый вождь. Переговоры, однако, привели к соглашению, и Аларих удалился, взяв с Рима огромный выкуп.
Это было ненадолго. На следующий же год он был опять у стен Рима; Рим сдался и признал назначенного Аларихом императора Аталла. Его признала и большая часть Италии, между тем как Гонорий, в стенах Равенны, забыв честь и достоинство державы своей, заботился лишь о своей безопасности. Аталл скоро навлек на себя гнев покровителя своего; и Аларих, в третий раз осадив Рим, вступил в город победителем (410). Рим на этот раз не сопротивлялся.
Аларих исповедовал христианство, но христианство, искаженное арианскими заблуждениями; он повелел воинам своим щадить церкви и жизнь тех, кто найдет убежище в церквах; но город был предан грабительству варваров, которым помогали 40,000 освобожденных рабов. Готы сожгли множество зданий, разграбили пышные дворцы римских богачей, увели в плен и предали смерти огромное число римлян, но щадили церкви и церковное имущество. Рассказывают, что однажды воины, ища добычи, ворвались в дом одной диакониссы, у которой нашли богатые золотые сосуды. Они хотели было взять их, но, узнав, что они принадлежат церкви, тотчас известили о том Алариха. По повелению его сосуды были торжественно перенесены в храм при пении псалмов и под защитою воинов, которые благоговейно охраняли святыню от всякого посягательства. Все присоединявшиеся к шествию находили безопасное убежище в храме; и вместе с христианами многие язычники воспользовались, для спасения своего, уважением варваров к святыне христианской.
Сколько бедствий, сколько страданий перенес Рим в это ужасное время! Множество богатых римлян, потеряв все имущество, было продано в рабство; иные скитались нищими в чужих странах; те из римлян, которые сохранили еще поместья в других областях, в Африке, Испании, Кампании, спешили туда. Вскоре все соседние страны, а затем и отдаленные, как Египет, Палестина, Малая Азия, приняли беглецов из Рима и услышали весть о разгроме вечного города. Эта весть потрясла вселенную и наполнила ужасом все сердца. Старец Иероним писал из убогой вифлеемской келлии своей: «Нет в этом мире ничего, чтобы могло казаться долговечным: и время ничто, если бы мы не имели перед собой вечности. Все, что родилось, должно умереть, и что растет — состарится; и всякое дело рук человеческих должно погибнуть от руки времени. Но кто бы подумал, что и сам Рим, обогатившийся добычей вселенной, некогда падет и, быв матерью народов, сделается гробницей их; что поморья Африки и Востока наполнятся беглецами из развалин всемирной столицы, и что даже убогий приют Вифлеемский даст у себя пристанище богатейшим гражданам всей земли! О суета сует, и всяческая суета!»
Но христианам падение Рима внушало не одну скорбь. Это разительное доказательство бренности земного величия, падение города, который считался вечным и наполнил мир славой своей, возносило помышления и сердца их к тому, что одно вечно и непоколебимо. Блаженный Августин выразил это в превосходном творении своем: «О граде Божием». Опровергнув сперва тех, которые считали христианскую веру причиной бедствий империи, он описывает падение Рима и бренному величию земного города противопоставляет вечность и незыблемость Града Небесного, Церкви Божией, Небесного Царства; он убеждает христиан быть достойными гражданами того Града, который непоколебим вовеки и осенен неувядаемой славой.
Тяжело было видеть между тем малодушие, с каким большинство римлян переносило судьбу свою. Бессмысленно обвиняя христианство во всех бедствиях своих, одни предавались тупому отчаянию и неутешно скорбели о потере богатства; другие, сохранившие часть имущества, на чужбине искали лишь развлечений и забав; равнодушные к бедствиям отчизны, они являли печальный признак глубочайшего нравственного падения: малодушие и легкомыслие среди несчастья. Нельзя было без негодования видеть римских беглецов, толпившихся в карфагенских театрах и цирках. «Народы Востока и самые отдаленные племена оплакивают ваши бедствия; а вы что делаете? — восклицал с негодованием Августин.— Вы толпитесь у входа театров и ищете безнравственных забав. Вам не дорога честь отчизны; вы равнодушны к ней, лишь бы были упрочены за вами ваши суетные забавы. Вы развратились среди благоденствия и роскоши, и бедствие не вразумило вас. Для вас прошли даром уроки несчастья».
Иначе поступали истинные христиане. Покорные воле Божией, богатые верой и надеждами, которых ничто не могло отнять у них, они спокойно переносили потерю земных благ и превратности земного счастья; мир
удивлялся величию их духа, их твердости, и той деятельной, неутомимой благотворительности, которую взаимная любовь внушала христианам. Сами лишенные почти всего, они употребляли остатки имущества и все силы свои на помощь ближним. Казалось, что они живее чувствовали бедствия ближних, нежели свои собственные. Некоторые женщины являли высокие примеры самоотверженности. Лета, вдова императора Грациана, питала весь Рим во время первой осады города. Прова, знатная и богатая римлянка, равнодушно смотрела на пожар своего пышного дворца и в Африке, где нашла убежище, употребляла остатки огромного богатства на выкуп пленных и на помощь всем бедным. Множество несчастных нашли гостеприимное убежище у палестинских подвижниц. Только в христианах видны были и гражданское мужество, и независимость духа. Многие епископы без боязни защищали христиан и своей неустрашимостью, мудростью и добродетелями умели внушить уважение самим варварам.
Империя быстро распадалась и теряла область за областью. Из Британии она была принуждена вызвать войска свои, и Британия освободилась от ее владычества. Галлия была у нее завоевана готами, бургундами и франками; Испания — аланами, свевами и, наконец, вестготами; в Германию втеснялись беспрестанно разные племена готские и сарматские; Африкой завладел Гензерих, король вандалов. Прошло немного более полувека со смерти великого Феодосия, и западная Римская империя, тогда столь обширная, состояла из одной Италии, которой беспрестанно угрожали варвары. Ни Валентиниан III, наследник Гонория, ни преемники его, быстро следовавшие друг за другом на престоле, не были в силах защитить империю; они были рады покупать данью удаление варваров; гордые римские императоры отдавали сестер и дочерей своих в замужество варварским вождям. В 452-м году Аттила, прозванный бичом народов, подошел к Риму. Ужас овладел городом, но на сей раз бедствие миновало его. Лев Великий, папа Римский, вышел навстречу Аттиле, умоляя его удалиться, и, к удивлению войск своих, Аттила отступил. Сохранилось предание, что ему в видении явились покровители Рима, святые апостолы Петр и Павел, и грозили смертью, если он не удалится.
Через три года после этого Гензерих осадил Рим. Опять папа Лев молил о пощаде; Гензерих обещал щадить жизнь граждан, но город предал грабежу; войска его жгли и грабили целых две недели. Все драгоценности римских богачей, славные добычи прежних побед, сокровища христианских церквей и золотые статуи языческих богов, все было перевезено на кораблях в Африку, где Гензерих утвердил владычество свое. Множество знатных и богатых римлян сделались рабами суровых победителей, и множество опять было выкуплено благотворительностью христиан. В Карфагене епископ Деограциан продал церковные сокровища, чтобы помочь несчастным, обратил несколько церквей в больницы, куда помещал страдальцев.
Но и сама Африка, находясь с 428-го года под владычеством вандалов, терпела невыразимые бедствия. Вандалы овладели ею при помощи измены. Сам римский вождь Вонифатий призвал их; кроме того, им помогали нумидийские мавры и донатисты, ожесточенные гонением. Во время осады Иппоны Гензерихом скончался блаженный Августин (430), моля Господа помочь несчастным жителям. Иппона была взята после долгой осады; затем и Карфаген перешел во власть Гензериха, и самые страшные бедствия обрушились на несчастную Африку. К тяготе чуждого владычества присоединились гонения за веру; Гензерих был арианином и старался покорить всю страну своему вероисповеданию. Для этого он употреблял самые жестокие меры: пытки, казни, заточение, изгнание, отнятие имущества. Самые достойные епископы были лишены кафедр и ссылались в заточение в суровые пустыни или осуждены на тяжелые работы; кафедры их отдавались арианам, которые во всем содействовали вандалам. Наследники Гензериха подражали ему, и Африка терпела все ужасы жестокого гонения в продолжение целого столетия, до тех пор, пока Велизарий положил конец владычеству вандалов. Церковь Африки во время этого страшного гонения оказалась верной Богу. Самые страшные истязания переносились без ропота; слабые женщины предпочитали казнь отречению; святые изгнанники благовествовали слово Божие диким племенам Мавритании, и Господь иногда дивными знамениями помогал служителям Своим. Так, например, несколько исповедников, лишенных языка по повелению жестокого короля Гуннериха, продолжали громко исповедовать веру свою. Это необыкновенное событие засвидетельствовано очевидцами и совершенно достоверно.
После того как Гензерих удалился из Рима, мы еще видим на престоле Западной империи нескольких императоров восточных; но варварские вожди приобретали все больше силы, и в 476-м году последний римский император, Ромул Августул, был свергнут Одоакром, вождем герулов, который назвал себя царем народов; но сам через несколько лет был лишен власти и жизни остготом Феодориком (493).
И Одоакр и Феодорик признавали верховное владычество восточного императора; но на деле король остготский, покоритель Италии, победитель франков и алеманов, был совершенно независим, и тридцатитрехлетнее царствование его было для Италии временем благоденствия и мира. В это время Боэций и Кассиодор старались распространять науки. Хотя сам необразованный и даже неграмотный, Феодорик уважал просвещение, закон и правду; хотя арианин, он долго не преследовал православных, и только под конец своего царствования омрачил славу свою гонением и несправедливыми казнями Боэция и Симмаха, которых подозревал в измене.
Императоры восточные делали безуспешные попытки освободить Запад от владычества варваров; но лишь в середине шестого века Юстиниан достиг этой цели. Он был родом славянин, из теперешней Болгарии, и назывался сперва Управдою. Вступив на престол в 527-м году, после дяди своего Юстина, он воевал успешно на Востоке; через полководцев своих, Велизария и Нарсеса, уничтожил владычество вандалов в Африке и Сицилии, победил франков и алеманов, пять раз отнимал Рим у готов и наконец утвердил власть свою в Италии (554). Затем, в продолжение двухсот лет, императоры Византии правили большей частью Италии через представителя своего, экзарха Равеннского. Рим с окружной областью, Феррара, Анкона, город близ Адриатики, Неаполь и Калабрия, Равенна и острова Сицилия, Сардиния и Корсика признавали владычество императора восточного. Остальная часть Италии была в 570-м оду завоевана лангобардами.
Конечно, императоры, озабоченные смутами на Востоке, не могли очень внимательно следить за делами в Италии. Представитель их жил не в Риме, а в Равенне; в Риме между тем с каждым годом усиливалась новая власть, власть папы. На Востоке признанное равенство главных кафедр не допускало одного епископа властвовать над прочими; но на Западе никто не мог оспаривать первенства епископа Рима, древней столицы и единственной апостольской кафедры; в глазах православных христиан Рим был на Западе главным представителем и защитником истинного, Никейскою вероисповедания; для варваров имя Рима, всемирной столицы, имело еще сильное обаяние, и епископ Римский представлялся им духовной главой всего христианства. Новые племена, основавшие на развалинах Римской империи новые европейские государства, оказывали Римскому папе великое уважение; Феодорик отчасти поручал папе управление Римом; и духовенство из Африки, Галлии, Испании, обращались к папе, чтобы получить от Феодорика защиту против варваров. Таким образом папа представлялся заступником всего западного христианства. Богатство его уже было значительно и давало ему возможность оказывать щедрую помощь нуждающимся: во время голода, наводнения, других бедствий, за помощью обращались к папе; когда нападали варвары, он духовной силой своей укрощал ярость суровых победителей. Народонаселение Италии постепенно привыкало смотреть на власть папскую, как на единственную прочную власть в эти времена смут и переворотов, и от папы ожидать защиты и помощи. Мы увидим далее, как Римские папы сумели воспользоваться всеми благоприятными обстоятельствами, чтобы усилить значение свое и упрочить за собой земные выгоды, и как постепенно духовная власть Рима утверждалась на развалинах утраченного им всемирного владычества.
