Папство при преемниках Карла Великого. Лжеисидоровы декреталии. Папа Николай. 814-816 гг.
Рассказы из истории Христианской Церкви (для детей старшего возраста)
ПАПСТВО ПРИ ПРЕЕМНИКАХ КАРЛА ВЕЛИКОГО. ЛЖЕИСИДОРОВЫ ДЕКРЕТАЛИИ. ПАПА НИКОЛАЙ. 814-816 гг.
Огромная империя, созданная Карлом Великим, недолго пережила мощного основателя своего. Слабым преемникам Карла было не под силу править ею: множество вопросов подавали повод к спорам и недоразумениям, и более всех вопрос о взаимных отношениях власти гражданской и власти духовной. Римские епископы, с одной стороны, возвеличенные дарами Карла, с другой, чувствовали себя оскорбленными его самовольными поступками в вопросах церковных и старались выработать себе положение совершенно самостоятельное и независимое: духовенство франкское считало себя не подлежащим власти римского престола, и старалось быть независимым и от власти гражданской. Все это могло быть сдержано и управляемо мощной волей Карла; но когда его не стало, вспыхнула борьба. Старший сын и преемник Карла император Людовик, прозванный «Благочестивым», был гораздо более склонен к монашеской жизни, чем к царственным трудам. Постоянно окруженный иноками, он заботился о преобразовании монастырей, о распространении веры; но почти не занимался делами государственными, которые пришли в крайний упадок. При нем духовенство могло надеяться достигнуть цели своей: инок Венедикт Анианский, а по смерти его настоятели Корвийского монастыря Адальгард и Вала приобрели над императором сильное влияние, и не только дела церковные, но и дела государственные были в руках духовенства. Оно чрезмерно усилилось и принимало деятельное участие в смутах и волнениях, не прекращавшихся во все время царствования Людовика. Однако, хотя слабость императора предоставляла такое огромное влияние духовенству, духовенство не было предано ему. Когда три старших сына Людовика, недовольные тем, что он слишком богато наделил младшего сына своего, рожденного от второго брака, подняли оружие против отца, то их сторону держали и значительнейшие лица франского духовенства, и папа Григорий IV. Обманутый ими, оставленный войском своим, несчастный Людовик был принужден сдаться сыну своему Лотарю, и подвергся унижению и оскорблению. На сейме в Компиене (833) один из архиепископов, Агобард Лионский, как полагают, выступил обвинителем против него, и рассмотрев все действия его, укорял его в том, что он довел до страшного упадка империю, оставленную отцом его в столь цветущем положении. К укорительной речи Агобарда присоединили голоса свои и другие архиепископы. Старый император должен был молча выслушать эти укоры и обвинения, и наконец, на коленях, перед алтарем, во всеуслышание принести покаяние, исповедуя грехи свои и ошибки своего правления. После этого он должен был сложить с себя оружие; и архиепископ Реймский, облачив его в смиренную одежду кающегося, объявил, что он навсегда лишен права носить оружие и обязан посвятить остальную жизнь молитве и покаянию. Лотарь держал отца своего в заточении целый год, пока не освободил его второй сын и не возвел его снова на престол; но не спокойны были и последние годы царствования Людовика; он умер в 840-м году, удрученный скорбью. Тогда между сыновьями его возгорелась ожесточенная борьба за наследие; до 100,000 человек пало в трехдневной битве при Фонтене; и, наконец, Вердюнским договором (843) раздроблена на три части огромная империя, созданная Карлом Великим. Лотарю, с титулом императора, достались Италия и так называемая Лотарингия; Людовику II Германия; Карлу Плешивому собственно Франция. Но как ни слабы были эти преемники Карла Великого, в отношении к папам они довольно твердо отстаивали права свои, и нисколько не были расположены уступить им свое верховное владычество в Италии и Риме; но папы постоянно старались стать в независимое положение относительно императорского престола. Тяжело и унизительно, как знак зависимости, казалось им обязательство ждать императорского согласия на избрание свое и утверждения своего на папском престоле; они старались обойти это обязательство; вступив на престол, то извинялись поспешностью избрания, то старались умилостивить императора поднесением богатых даров. Но императоры крепко настаивали на этом праве своем, не уступая ничего. Они не раз посылали свои войска и своих уполномоченных в Италию, чтобы напомнить папам достоинство и силу императорского престола; неоднократно подтверждалось, что папа считается законно поставленным тогда только, когда на избрание его получено согласие императора и когда он сам присягнул в верности императору. Людовик Благочестивый отнял даже у римского народа право участия в избрании пап. Даже после Вердюнского договора, когда императорская власть значительно ослабела разделением империи на три части, и тогда Лотарь, недовольный тем, что папа Сергий занял престол, не дождавшись его согласия, отправил в Италию войско, которое страшным образом опустошило Римскую область; папа и римляне принуждены были вновь присягнуть в верности императору; и вновь было повторено клятвенное обязательство не назначать папу без согласия императора. Между тем, как императоры с такой настойчивостью заявляли это право, римские епископы старались провести ту мысль, что венчание императоров должно непременно быть совершено папой. Карл Великий, как видно был иного мнения: получив императорскую корону из рук папы как дар от Бога, он уже считал ее неотъемлемым достоянием и правом своего дома; и за год до смерти сам собственноручно короновал и своего старшего сына. Но папы, при первой возможности, повторяли венчание, как будто оно было неполно и недостаточно без их участия. Так преемник Льва Стефан III или IV, никем не приглашенный, поехал в Реймс, чтобы возложить корону на главу Людовика, уже венчанного отцом и считавшегося императором целых три года; когда с поручением отца сын Людовика, Лотарь, прибыл в Рим, то папа Пасхалий воспользовался этим, чтобы короновать Лотаря, тоже уже увенчанного отцом. Этим папы старались провести понятие, ясно высказанное впоследствии, что наместнику Христа, преемнику св. Петра, дано Богом право располагать короной и что, следовательно, власть папы выше власти царской. В это же время шла борьба между папами и высшим духовенством, и между высшим духовенством и гражданской властью. Некоторые архиепископы Италии не хотели признать свои епархии зависимыми от Рима; архиепископы Миланский, Равеннский, Аквилейский считали, что они у себя в епархиях столь же самовластны и самостоятельны, как папа в Римской области. Такие же притязания заявляли и значительнейшие архиепископы или митрополиты франкские; они не терпели вмешательства папы в церковные дела своих округов. Когда во время споров Людовика Благочестивого с сыновьями прибыл во Францию папа Григорий IѴ, думая быть судьей и посредником между императором и детьми его, то архиепископы партии императора приняли его весьма дурно, не оказывали ему никакого почета, называли его братом. Папа грозил им отлучением от Церкви; они отвечали ему тем же, и сверх того грозили низложением с престола. В своих округах они распоряжались самовластно, созывали Соборы, решали дела церковные, не сносясь с папою; сильно притесняли низшее духовенство. Но в отношении к королевской власти, положение духовенства было довольно неопределенно и шатко. Оно могло, случайно, при слабых правителях, взять сильную долю влияния на государственные дела; но между тем права его не были ничем обеспечены от посягательства мирской власти. Как владельцы земель духовные лица стояли в зависимости от правителей, которые действовали произвольно, то оказывали духовенству уважение, то грабили и угнетали его. Потому мы и видим постоянные стремления духовенства выяснить и определить свое положение и добиться независимости от светской власти. В девятом веке, когда оно уже вкусило прелесть власти и влияния, эти стремления усилились; оно искало не только независимости, но и преобладания; оно старалось поднять духовную власть выше светской; грубой силе противопоставить священное право. Эту мысль старались провести папы в своих сношениях с императорами, и митрополиты франкские с королями. До половины девятого века, однако, взаимные отношения еще не определялись ясно; шла борьба, были колебания; но стремления духовенства все более выяснялись. На новые притязания свои ему было необходимо предъявить давние права; и вот, около половины девятого века, появилось знаменитое подложное сочинение: «Лжеисидоровы декреталии», в которых стремления духовенства высказывались ясно и резко. До сих пор на Западе в вопросах, касавшихся церковного права, руководились «собранием церковных канонов или прав», составленных в 6-м веке Дионисием Малым. К этим правилам, по мере надобности, присоединялись новые статьи сообразно с потребностями тех стран, в которых возникали. Так было собрание правил церковных, составленное в Испании, другое во Франции, главное основание коих все-таки составляло собрание Дионисия. Но вот в тридцатых годах девятого века стало вдруг известно собрание церковных законов, грамот и писем, восходящих к первым временам христианства, к епископу Клименту, ученику апостола Петра; и ими поддерживались все те права и преимущества, которые папа и духовенство теперь желали себе присвоить. Это собрание вышло под именем Исидора Севильского, очень уважаемого епископа, жившего еще в 7-м веке; и потому оно известно под названием: «Лжеисидоровых декреталий». Оно заключало, кроме законов, собранных Дионисием, около ста фальшивых грамот, писанных будто разными папами, от первых римских епископов и до Григория II. К этому присовокуплялась и подложная дарственная грамота Константина, о которой мы уже упоминали. Главная мысль, выраженная в декреталиях, это мысль о превосходстве духовенства над мирянами. Духовные лица — это любимые служители Христа, «близкие» и «свои» Богу; они во всем выше мирян, которые называются плотскими и «чадами греха». Духовенство — это Богом установленная власть, правители и судьи; и как душа выше тела, как мир духовный выше мира вещественного, так власть духовная превышает власть мирскую, гражданскую. На этом основании мирянин ни в каком случае не должен позволять себе осуждать кого-либо из духовенства. Есть, конечно, и недостойные священники и епископы; но не мирянину судить о них; он должен переносить от них и несправедливости, и притеснения без ропота и сопротивления, как проявление воли Божией; кто оскорбит лицо духовное, тот оскорбляет Самого Бога, ибо духовные — представители Самого Бога на земле. Суды над епископами до того затруднялись, что становились почти невозможными. Епископ может быть судим только по свидетельству 72-х лиц, пользующихся общим уважением, и тогда суд производится двенадцатью епископами, и решение принадлежит только папе. Папа, как верховный глава Церкви, первая церковная власть, поставлен на высоту необычайную; он всеобщий, или можно сказать, единственный епископ, от власти которого и прочие епископы заимствуют власть свою; они послушные орудия его воли, но без его воли ничего не могут сделать. Он один имеет право назначать и низлагать епископов и созывать Соборы; постановления, сделанные без его ведома и согласия, не имеют силы. Митрополит не имеет права суда над епископами своего округа; ибо он только первый между равными; папе одному принадлежит суд; и между ним и епископами стоят только одни его викарные, назначенные им примасы для какой-нибудь страны. Они пользуются большими против остальных епископов правами, как уполномоченные и представители его. Суду папы подлежат и короли, ибо они высшая власть в мире и за свои действия отвечают только перед Богом. Часто повторяется, что Сам Христос поставил Римскую Церковь главой всей христианской Церкви и что престолу римскому принадлежит верховный суд во всех спорных вопросах. Где именно и кем были составлены лжедекреталии — это вопрос еще до сей поры нерешенный. Одни называют составителем их архиепископа Майнцкого, которому в то время император грозил низложением, почему ему могло быть желательно поставить себя вне суда гражданского; другие указывают на епископа Ротгада Суассонского, который, находясь в постоянной борьбе с своим митрополитом, мог желать променять его стеснительную для себя власть на власть более отдаленного папы. Вообще не предполагают, чтобы лжедекреталии были составлены в Риме. Как бы то ни было, они так верно и ясно выражали все те воззрения и стремления, которые выработались в сознании тогдашнего духовенства, что тотчас же вступили в силу и были приняты беспрекословно. Действительно, папе они представляли власть и силу, выше которых нечего было желать. Духовенство, так часто страдавшее от произвола и несправедливости светских властителей, совершенно ограждалось от их власти; и права его, освященные силой Апостольских постановлений, ставились вне всяких посягательств. Конечно, высшее духовенство теряло права свои над низшим; но ему всего было важнее стать в независимое положение в отношении к светской власти; некоторые митрополиты галликанские впоследствии пробовали возражать; но им было трудно оспаривать правила, которыми они сами уже воспользовались, когда это было для них выгодно. Многим епископам франкским было удобнее признать полную власть отдаленного от них папы, чем власть теснивших их митрополитов. По всем этим причинам лжедекреталии были тотчас же признаны, и правила, высказанные в них, распространяемы усердно всем духовенством; ни одного возражения не поднялось против них при их появлении, хотя подложность их была очевидна для всякого даже малообразованного человека. Декреталии эти были составлены крайне небрежно, с таким незнанием истории, что постоянно встречались самые грубые промахи. Так, например, приводятся в них письма папы Виктора к Феофилу Александрийскому, который жил двумя веками позже него. Папа Мильтиад, умерший в 314-м году, упоминает о Никейском Соборе, бывшем в 325; при выписках из Писания первые папы пользуются переводом, появившимся в конце 4-го века; постоянно указывается на обычаи, приводятся наименования, не существовавшие в первых веках. Но, несмотря на явную подложность их, лжедекреталии были внесены в закон церковный; и папы стали опираться на них, как на божественное право. В то самое время, как лжедекреталии стали распространяться, папский престол занял папа Николай (858), вполне способный отстоять все те права, которые они предоставляли папам. И до него, со времен Адриана и Льва III (Так как мы не считаем нужным рассказывать подробно историю пап, то мы и не именуем их всех, и не поместили в повествовании нашем довольно распространенного предания, будто между папою Львом IV и Венедиктом III, около 855-го года, занимала папский престол женшина, известная в истории под именем паписсы Иоанны. Это известие некоторыми историками опровергается, другими утверждается.), все папы шли неуклонно к цели, которую они предназначали себе; папа Николай превосходил их всех непреклонной силой воли и убеждения в правоте своих притязаний. Он, первый, венчался на папский престол; император Людовик II, присутствовавший при этом, держал ему стремя при торжественном поезде, тем оказывая папе уважение как главе христианской Церкви. Такое же значение имело и коронование папы; о государственной власти не было еще и помина; но гораздо большую власть считал за собой папа Николай; его уже одушевляла мысль, что его надзору поручен весь христианский мир; что суду его, как высшей духовной власти и наместника Самого Христа, подлежит всякое нарушение законов нравственности, где бы и кем бы оно совершено ни было, всякое нарушение порядка и благочиния церковного. С этой мыслью вступил он на папский престол; эту мысль выражал во всех своих поступках. Его действительно высокие достоинства, твердость духа, деятельность, милосердие к нуждающимся внушали к нему в Риме чувство глубокого уважения и восторженной преданности; между властителями, правившими раздробленной империей Карла Великого, не было ни одного, кто бы мог нравственной силой своей датъ отпор чрезмерным притязаниям папы; в лжедекреталиях появился закон, оправдывавший все эти притязания и освещающий их давностью апостольского обычая. Таким образом, все обстоятельства представлялись вполне благоприятными. С самого вступления своего на папский престол Николай занял в отношении к епископам положение повелительное. Архиепископ Равеннский издавна считал себя неподчиненным Римскому, и по этому поводу происходили не раз враждебные столкновения между Церквами Римской и Равеннской. Когда Николай вступил на папский престол, Равеннской Церковью правил архиепископ Иоанн, человек безнравственный, корыстолюбивый, во всех отношениях недостойный сана своего. Слыша жалобы на него, Николай призвал его в Рим на суд, но Иоанн, не признававший над собой власти папы, не явился, а искал защиты у императора. Император Людовик II, действительно, заступился за него, и отстаивал его перед папою; но совершенно тщетно. Николай отлучил от Церкви непокорного ему архиепископа, сам устроил в Равенне дела Церкви, отставил нескольких лиц, посвященных Иоанном и, наконец, несмотря на заступничество императора, принудил архиепископа явиться в Рим с покаянием, признать свою зависимость от папы и клятвенно обещаться не ставить епископов и не решать церковных дел, не сносясь с папою. Упорнее и продолжительнее была борьба Николая с Гинкмаром Реймским. Архиепископ Реймский, самый уважаемый из галликанских митрополитов, привыкших относиться к Риму довольно независимо, был человек властолюбивый, гордый и настойчивый. Во всех столкновениях своих с светскими властями он отстаивал права духовенства на основании Лжеисидоровых декреталий, ставя высокое значение и независимость властей духовных; но не так охотно признавал он лжедекреталии, когда они от него самого требовали покорности папе и лишали его власти над духовенством своего округа; он не раз в таком случае намекал на их подложность и несостоятельность. В своем округе он распоряжался вполне самовластно, созывал Соборы, низлагал епископов. Один из епископов, низложенный им, Ротгад Суассонский, обжаловал его решение и аппелировал к папе; до сих пор подобного примера не было, так как галликанское духовенство ревниво охраняло свою независимость от папы; и потому этот поступок был чрезвычайно неприятен всему высшему духовенству; недоволен был и король, что помимо его аппелировали к папе, отвергая его власть, и долго он мешал поездке Ротгада в Рим. Но тем
охотнее взялся за это дело Николай; ему теперь представился удобный случай предъявить свое верховное право на управление всей Церковью, свою независимость в отношении к королевской власти и сломить гордость галликанского высшего духовенства. Хотя Ротгад был виновен, и вообще являлся человеком незаслуживающим уважения, он нашел в папе ревностного и твердого покровителя. Во всех письмах своих по этому делу, продолжавшемуся довольно долго, папа постоянно опирался на декреталии, объявляя, с постыдной недобросовестностью, что эти декреталии издавна хранятся в римском архиве. Многие полагают, что они сделались ему известны лишь через Ротгада, которого и считают составителем их. Собор, осудивший Ротгада, был объявлен несостоятельным, ибо созван без участия папы; Ротгад был оправдан и папским лагетом восстановлен в епископство свое. Эта была громадная победа над гордым галликанским духовенством; но другое дело, хотя и не кончившееся победой для Николая, выше всего другого подняло нравственное значение папского престола То была борьба папы Николая с королем лотарингским. Туг папа является защитником правого дела; власть папская могла, действительно, казаться благотворной, когда она противопоставила грубой силе законы христианской нравственности и явилась защитницей справедливости и невинности, как это было в этом деле, самом выгодном для усиления значения и влияния папы. Эта борьба продолжалась почти во все время правления Николая I. Король лотарингский Лотарь II, женатый на сестре бургундского короля Титберге, пожелал развестись с женой, чтобы вступить в брак с другой, с страстно любимой им Вальдрадой. Он не постыдился оклеветать жену свою, которая долго отстаивала свою невинность; но, наконец, вследствие дурного обращения с ней мужа, заточения и угроз согласилась на все, чего требовал от нее король; признала себя виновной и брак свой расторгнутым. Король тогда созвал Собор или Синод в Аахене, и все епископы с архиепископами Гюнтером Кельнским и Титгаудом Трирским, родственниками Вальдрады во главе, решили, что брак короля расторгнут и что он имеет право жениться вновь. Он поспешил жениться на Вальдраде и даже венчал ее королевой. Против беззаконного решения Синода Аахенского восстал только архиепископ Гинкмар Реймский, требуя, чтобы дело было рассмотрено Собором всего духовенства франского. Лотарь обратился тогда к папе, прося его утвердить решение Аахенского Собора или прислать легатов своих, чтобы дело было обсуждено вновь; но к папе уже до этого обратилась с жалобой Титберга, и ему все было известно. Он прислал двух легатов; Лотарь созвал в Метц епископов, но только таких, которых дары или угрозы его заранее расположили к угодливости; легаты папские были подкуплены, и Синод в Метце подтвердил решение Синода Аахенского. Архиепископы Гюнтер и Титгаут сами отправились в Рим, чтобы склонить папу в свою пользу. Но папа, рассмотрев дело на Соборе в Риме, отверг решения предшествовавших Соборов, отлучил от Церкви своих легатов; двух архиепископов отрешил от должностей, запретив им священнодействовать, и грозил тем же и всем епископам, принимавшим участие в Синодах, если они не принесут покаяния пред апостольским престолом. Это решение привело в смятение все лотарингское духовенство. В первый раз дерзал папа отставлять епископов в чужой стране, даже без участия светских и духовных властей той страны. Низложенные архиепископы обратились к императору Людовику II, представляя ему, что действия папы равно оскорбительны для достоинства царской власти, как и для достоинства духовенства; им удалось так настроить его, что император, находившийся тогда в Италии, двинул войско в Рим, чтобы принудить папу отменить решение свое, и расположился станом вблизи храма св. Петра. Папа оставался тверд и невозмутимо спокоен; не готовил обороны, а только предписал пост и повелел народу молить Бога, да внушит Он императору добрый разум и должное уважение к апостолу Петру. Народ, преданный папе, собрался на общественную молитву. Длинная процессия, предводимая духовенством, с крестами и псалмопением, направилась к храму св. Петра. Воины императора напали на молящихся, ранили и убили несколько человек; сам папа принужден был искать безопасного убежища в храме. Весь город волновался и громко порицал действие императора. Случилось, что воин, опрокинувший крест во время боя, внезапно умер, и император занемог. Все увидели в этом кару небесную, и испуганный Людовик поспешил помириться с папой. Но лотарингские епископы не помирились с таким окончанием дела. Двое из низложенных архиепископов, удаляясь из Рима, положили на гробницу апостола возражение против действий папы, и, вместе с другими обвиненными епископами, писали окружные послания, призывая к участью в их деле всех франкских епископов, оскорбленных в лице их; объявили, что отказываются от церковного общения с папой, искали сближения с Константинопольским патриархом, в то время тоже вовлеченным в борьбу с Николаем I. Один из низложенных архиепископов продолжал священнодействовать, несмотря на запрещения папы; но среди всей этой бури, поднятой им, папа оставался непоколебим и спокоен, не уступая ничего. Напрасно власти светские и духовные умоляли его смягчить свой приговор; он отлучил от Церкви архиепископа Гюнтера, и народ отстал от него; общественное мнение было за папу; положение Лотаря становилось с каждым днем затруднительнее; братья его убеждали его покориться требованиям папы, который продолжал защищать права Титберги. Наконец, лотарингские епископы принуждены были смиренно принести покаяние, и папа тогда даровал им прощение, строго укорив их за небрежность их в исполнении пастырских обязанностей и за их снисходительность, за их потворство порокам Лотаря. Сам Лотарь, оставленный родственниками, громко порицаемый, решился сделать шаг для примирения с папой; он униженно просил прощения и сам собрался ехать в Рим, чтобы оправдаться; но Николай велел сказать ему, чтобы он и не думал являться к нему, пока не отпустит от себя Вальдраду и не признает Титбергу законной супругой своей; что иначе он его с честью принять не может; далее он требовал, чтобы Вальдрада была прислана в Рим для совершения церковного покаяния. После некоторых колебаний Лотарь принужден был покориться этим требованиям. В присутствии папского легата и высших сановников своих он принял Титбергу и клятвенно обязался оказывать ей почет как супруге своей и королеве; Вальдраду же отправил с легатом в Рим. Но тем дело не кончилось; Лотарь уступил необходимости, а думал отделаться обманом, Вальдрада с пути в Рим была увезена по тайному распоряжению Лотаря; а с Титбергой он обращался так сурово, что духовных властей той страны. Низложенные архиепископы обратились к императору Людовику II, представляя ему, что действия папы равно оскорбительны для достоинства царской власти, как и для достоинства духовенства; им удалось так настроить его, что император, находившийся тогда в Италии, двинул войско в Рим, чтобы принудить папу отменить решение свое, и расположился станом вблизи храма св. Петра. Папа оставался тверд и невозмутимо спокоен; не готовил обороны, а только предписал пост и повелел народу молить Бога, да внушит Он императору добрый разум и должное уважение к апостолу Петру. Народ, преданный папе, собрался на общественную молитву. Длинная процессия, предводимая духовенством, с крестами и псалмопением, направилась к храму св. Петра. Воины императора напали на молящихся, ранили и убили несколько человек; сам папа принужден был искать безопасного убежища в храме. Весь город волновался и громко порицал действие императора. Случилось, что воин, опрокинувший крест во время боя, внезапно умер, и император занемог. Все увидели в этом кару небесную, и испуганный Людовик поспешил помириться с папой. Но лотарингские епископы не помирились с таким окончанием дела. Двое из низложенных архиепископов, удаляясь из Рима, положили на гробницу апостола возражение против действий папы, и, вместе с другими обвиненными епископами, писали окружные послания, призывая к участью в их деле всех франкских епископов, оскорбленных в лице их; объявили, что отказываются от церковного общения с папой, искали сближения с Константинопольским патриархом, в то время тоже вовлеченным в борьбу с Николаем I. Один из низложенных архиепископов продолжал священнодействовать, несмотря на запрещения папы; но среди всей этой бури, поднятой им, папа оставался непоколебим и спокоен, не уступая ничего. Напрасно власти светские и духовные умоляли его смягчить свой приговор; он отлучил от Церкви архиепископа Гюнтера, и народ отстал от него; общественное мнение было за папу; положение Лотаря становилось с каждым днем затруднительнее; братья его убеждали его покориться требованиям папы, который продолжал защищать права Титберги. Наконец, лотарингские епископы принуждены были смиренно принести покаяние, и папа тогда даровал им прощение, строго укорив их за небрежность их в исполнении пастырских обязанностей и за их снисходительность, за их потворство порокам Лотаря. Сам Лотарь, оставленный родственниками, громко порицаемый, решился сделать шаг для примирения с папой; он униженно просил прощения и сам собрался ехать в Рим, чтобы оправдаться; но Николай велел сказать ему, чтобы он и не думал являться к нему, пока не отпустит от себя Вальдраду и не признает Титбергу законной супругой своей; что иначе он его с честью принять не может; далее он требовал, чтобы Вальдрада была прислана в Рим для совершения церковного покаяния. После некоторых колебаний Лотарь принужден был покориться этим требованиям. В присутствии папского легата и высших сановников своих он принял Титбергу и клятвенно обязался оказывать ей почет как супруге своей и королеве; Вальдраду же отправил с легатом в Рим. Но тем дело не кончилось; Лотарь уступил необходимости, а думал отделаться обманом, Вальдрада с пути в Рим была увезена по тайному распоряжению Лотаря; а с Титбергой он обращался так сурово, что духовных властей той страны. Низложенные архиепископы обратились к императору Людовику II, представляя ему, что действия папы равно оскорбительны для достоинства царской власти, как и для достоинства духовенства; им удалось так настроить его, что император, находившийся тогда в Италии, двинул войско в Рим, чтобы принудить папу отменить решение свое, и расположился станом вблизи храма св. Петра. Папа оставался тверд и невозмутимо спокоен; не готовил обороны, а только предписал пост и повелел народу молить Бога, да внушит Он императору добрый разум и должное уважение к апостолу Петру. Народ, преданный папе, собрался на общественную молитву. Длинная процессия, предводимая духовенством, с крестами и псалмопением, направилась к храму св. Петра. Воины императора напали на молящихся, ранили и убили несколько человек; сам папа принужден был искать безопасного убежища в храме. Весь город волновался и громко порицал действие императора. Случилось, что воин, опрокинувший крест во время боя, внезапно умер, и император занемог. Все увидели в этом кару небесную, и испуганный Людовик поспешил помириться с папой. Но лотарингские епископы не помирились с таким окончанием дела. Двое из низложенных архиепископов, удаляясь из Рима, положили на гробницу апостола возражение против действий папы, и, вместе с другими обвиненными епископами, писали окружные послания, призывая к участью в их деле всех франкских епископов, оскорбленных в лице их; объявили, что отказываются от церковного общения с папой, искали сближения с Константинопольским патриархом, в то время тоже вовлеченным в борьбу с Николаем I. Один из низложенных архиепископов продолжал священнодействовать, несмотря на запрещения папы; но среди всей этой бури, поднятой им, папа оставался непоколебим и спокоен, не уступая ничего. Напрасно власти светские и духовные умоляли его смягчить свой приговор; он отлучил от Церкви архиепископа Гюнтера, и народ отстал от него; общественное мнение было за папу; положение Лотаря становилось с каждым днем затруднительнее; братья его убеждали его покориться требованиям папы, который продолжал защищать права Титберги. Наконец, лотарингские епископы принуждены были смиренно принести покаяние, и папа тогда даровал им прощение, строго укорив их за небрежность их в исполнении пастырских обязанностей и за их снисходительность, за их потворство порокам Лотаря. Сам Лотарь, оставленный родственниками, громко порицаемый, решился сделать шаг для примирения с папой; он униженно просил прощения и сам собрался ехать в Рим, чтобы оправдаться; но Николай велел сказать ему, чтобы он и не думал являться к нему, пока не отпустит от себя Вальдраду и не признает Титбергу законной супругой своей; что иначе он его с честью принять не может; далее он требовал, чтобы Вальдрада была прислана в Рим для совершения церковного покаяния. После некоторых колебаний Лотарь принужден был покориться этим требованиям. В присутствии папского легата и высших сановников своих он принял Титбергу и клятвенно обязался оказывать ей почет как супруге своей и королеве; Вальдраду же отправил с легатом в Рим. Но тем дело не кончилось; Лотарь уступил необходимости, а думал отделаться обманом, Вальдрада с пути в Рим была увезена по тайному распоряжению Лотаря; а с Титбергой он обращался так сурово, что несчастная решилась написать к папе письмо, в котором сама, признавая брак свой расторгнутым, умоляла его признать брак короля с Вальдрадой, между тем как она поступит в монастырь. Но папа и на это не согласился; он отвечал Титберге, что она слабостью своей готовит лжи и пороку торжество, которое может быть опасным примером для всей страны; что она не должна уступать ни угрозам, ни силе, но до конца стоять за правду; что если и умрет под бременем страданий, то ее смерть сравнится с мученической смертью за Самого Христа, за истину; что никогда и ни в каком случае он не признает законным брака короля с Вальдрадой; что дозволит ей вступить в монастырь, только если и супруг ее решится на то же самое. Лотарь не спешил исполнить требования папы, тем более, что его положение стало благоприятнее. Он помирился с императором и с королем Франции, которые оба уже начали тревожиться чрезмерными притязаниями папы; между тем папа Николай скончался (867). Таким образом, начатое им дело не было окончено успешно; но самый ход дела этого необычайно возвысил значение папского престола; твердость и уверенность, с которыми папа предъявлял права свои на верховный суд во всех делах совести, упрочивали в глазах народа эти права за папским престолом. Преемникам Николая оставалось уже только поддержать это высокое значение. В то самое время, как шла борьба, описанная нами, началась и другая, еще гораздо более значительная по последствиям своим. Спор папы Николая с патриархом Фотием скоро сделался спором между Западной Церковью и Восточной.
