Гонение от ариан при Валенте. Василий Великий, епископ Кесарийский. Святой Григорий Богослов
Рассказы из истории Христианской Церкви (для детей старшего возраста)
ГОНЕНИЕ ОТ АРИАН ПРИ ВАЛЕНТЕ. ВАСИЛИЙ ВЕЛИКИЙ, ЕПИСКОП КЕСАРИЙСКИЙ. СВЯТОЙ ГРИГОРИЙ БОГОСЛОВ
Миновало гонение от язычников; настало опять гонение от ариан. Валентиниан, по примеру многих предшественников своих, счел нужным избрать себе соправителя; и выбор его пал на младшего брата его, Валента. Он поручил ему Восток, а сам стал управлять западными областями, пребывая то в Милане, то в Трире и Равенне.
Валент принял крещение от арианского епископа Евдокса и клятвенно обещался ему поддерживать арианское исповедание. Он сдержал слово. С его вступлением на престол возобновились для Церкви тяжелые времена Констанция и господства ариан. Немедленно начались гонения; православные епископы заменялись арианами; православные церкви закрывались или отдавались арианам; вышло повеление, чтобы все епископы, изгнанные Констанцием и возвращенные Юлианом, опять оставили кафедры свои. Прибегали и к более жестоким мерам. Восемьдесят православных епископов, присланных с жалобой на притеснения от ариан, скончались мученической смертью. Подробности их казни возмутительны. Валент, опасаясь общего негодования, велел предать их смерти тайно. Осудили их будто на изгнание; и когда они на корабле довольно далеко отплыли от берега, то корабль подожгли, и все они погибли жертвою жестокости и малодушия Валента.
Указ об удалении епископов произвел сильнейшее волнение в Александрии. Христиане, так еще недавно обрадованные возвращением Афанасия, были готовы стоять за него до смерти; власти городские даже не решались настаивать на исполнении указа; но сам Афанасий, не желая навлечь на Александрию гнев, императора, тайно удалился из города и поселился в гробнице родителей. Христиане александрийские приступили к царю с убедительною просьбою возвратить его. Валент уступил, боясь раздражить против себя весь Египет, тем более, что в эту пору явился мятежник Прокопий, к которому многие пристали. Он возвратил Афанасия, и во все время царствования своего не преследовал его. Великий епископ был уже стар, но силы духа не изменяли ему. Он по-прежнему был деятелен и тверд; созывал
Соборы, излагал учение Церкви, сносился с другими епископами, убеждая их действовать единодушно за истину. Ему усердно помогал Василий, который был пресвитером в Кесарии, а с 371-го года епископом; и Афанасий утешался мыслью, что в нем святая истина найдет твердого и ревностного защитника. Ему самому уже недолго оставалось жить; он скончался в 373-м году, 80-ти лет от роду. Он был епископом 46 лет и, как мы видели, все это время провел в постоянной борьбе за святую истину. Порою самые твердые помощники его падали духом и уступали внешней силе; но ничто не могло поколебать Афанасия; он переносил изгнание, страдания, никогда не изменяя убеждениям и обязанностям своим, и являет нам высокий пример христианского мужества. Мы видели, что Василий удалился в пустыню. Там, вдали от шума мирского, он служил Церкви, излагая и объясняя письменно учение ее и стараясь оградить иноков от влияния ереси. Через некоторое время епископ Евсевий призвал его в Кесарию и посвятил его в пресвитеры. Василий стал деятельно помогать ему; но слава Василия возбудила в Евсевии некоторое чувство зависти; и Василий, заметив это, удалился. Епископ, однако, скоро понял, что он один не в силах править делами Церкви в такое трудное время, и снова попросил помощи Василия. Вскоре все дела перешли в руки пресвитера, который отдался служению своему с полным самоотвержением. Главным и любимым делом его было проповедание слова Божия. Он проповедовал ежедневно, иногда два раза в день. Избегая глубоких умозрений, не доступных слушателям, он в живом слове излагал им обязанности христианина, объяснял Священное Писание, красноречивым описанием чудес творения возвышал сердца их к Творцу. Он старался возбудить их к христианской деятельности; и слова его, изливаясь из горячего, любящего сердца, действовали сильно и убедительно. Он умел подвигнуть слушателей своих на дела любви и милосердия, сам подавая им пример. Он жил бедно, отказывал себе почти в необходимом; но его заботами устроились в Кесарии и в окрестностях обширные больницы, приюты, странноприимные дома; все что имел он отдавал бедным, помогая и христианам и иноверцам; сам ходил за больными. Он находил время устраивать обители общежития, писать уставы для иноков и правила для воспитания детей, обличать лжеучение сочинениями своими, входить в сношение с защитниками Православия в других городах, в судах заступаться за бедных и угнетенных. И вся эта неутомимая деятельность еще тем более достойна удивления, что Василий был очень слабого сложения и почти постоянно болен, но силы духа побеждали в нем телесную немощь, и Господь укреплял его на полезное служение. По вдохновению свыше, Василий изложил письменно чин Божественной литургии (Литургия Василия Великого совершается у нас десять раз в году: 1-го января, день его памяти, в пять воскресных дней Великого поста, в Великий Четверток и в Великую Субботу, в сочельник перед Рождеством Христовым и перед Богоявлением, или же в самые эти праздники, когда сочельники бывают в дни субботние или воскресные.) и составил много молитв.
По смерти Евсевия, в 371-м году, в Кесарии пожелали иметь Василия епископом. Этому сильно противилась партия ариан, и избрание было сомнительно. Но тогда престарелый епископ Назианзский, отец Григория, уже слабый и больной велел перенести на носилках себя в Кесарию; его голос решил избрание Василия.
Трудно было Василию усилить деятельность свою; но круг деятельности его стал обширнее; под ведением Кесарийского епископа находились, кроме Каппадокии, епархии Галатии, Понта, Армении; везде происходили смуты, везде Православие колебалось. Василий не щадил сил и трудов; он обозревал епархии, писал послания, старался везде отыскать себе усердных помощников. Брат его, Григорий, назначенный епископом в Ниссу, другой брат, Петр, епископ Севастийский, друг его Григорий содействовали ему, сколько могли. Другие усердные пастыри Церкви соединяли силы свои, чтобы противодействовать успехам арианства, поддерживаемого Валентом. Василий обращался и к сочувствию западных братий, описывая им бедственное состояние истинных христиан на Востоке.
«Вы, может быть,— писал он,— подвигнитесь на помощь Церквей восточных, ибо наши испытания тяжки и долговременны; вы же, возлюбленные о Христе братья, знаете, что совершенство закона состоит в любви. Троньтесь нашими бедствиями; не извиняйтесь домашними заботами; дело идет не об одной Церкви, или двух: буря свирепствует от пределов Иллирии и до пустыни Фиваиды. Извращены догматы благочестия, изглажены уставы Церкви; страсть господствовать преобладает и предстоятельство церковное предлагается в награду за нечестие. Пастыри предают стадо Божие и расхищают милостыни нищих. Исчезла строгость правил; дана широкая свобода грешить... Не стало суда праведного; всякий ходит по желанию своего сердца... Стяжавшие власть чрез угождение человекам сделались рабами оказавших им милость. У некоторых и защита Православия обратилась в орудие взаимной брани; скрывая свою вражду, они дают ей вид поборничества по благочестию. Другие поощряют народ к взаимным ссорам, чтобы общими пороками скрывать свои. Поддерживается непримиримая брань. Этому смеются неверующие; колеблются маловерные... Умолкли уста благочестивых; развязан всякий хульный язык, осквернено святилище. Здравомыслящие убегают домов молитвенных как училищ нечестия, и в пустынях со стенаниями и слезами воздевают руки к Господу, сущему на небесах».
Это послание, подписанное тридцатью двумя епископами, дает нам понятие о страданиях христиан на Востоке; западные епископы оказали, впрочем, мало сочувствия; но все здравомыслящие на Востоке тесно сблизились с Василием.
Валент, зная силу Кесарийского епископа, очень желал привлечь его на свою сторону. Собираясь сам ехать в Кесарию, он предварительно поручил префекту Модесту расположить Василия к общению с арианами. Префект стал убеждать Василия. «Для чего ты противишься государю,— говорил он ему,— и один остаешься упорным? Для чего не держишься одной веры с царем?»
Василий объяснил, что не может принять заблуждений ариан. Модест стал грозить ему изгнанием, лишением имущества, смертью.
— Если можешь, угрожай чем-нибудь другим,— возразил епископ.— Изгнания я не боюсь, ибо вся земля Господня; отнять имущество нельзя у того, кто ничего не имеет; смерть для меня благодеяние: она соединит меня с Господом, для Которого живу и тружусь.
Величие Василия изумило префекта. «Доселе никто так не говорил со мною»,— сказал он.
— Вероятно, тебе не случалось говорить с епископом,— спокойно отвечал Василий.
Модест, убедившись, что угрозы бессильны, стал представлять Василию все выгоды, которые Церковь получит от его уступки.
— Подумай,— говорил он,— как важно для твоей паствы быть в общении с великим государем. А от тебя что требуется? Только чтобы ты согласился исключить из Символа слово «единосущный».
— Конечно,— ответил Василий,— для государя весьма важно вступить в общение с Церковью, ибо важно спасение души; но допустить исключение из Символа хотя одного слова, или изменить в нем что-либо — на это не соглашусь.
— Подумай до завтра,— сказал префект.
— Не нужно; завтра я таков же, как нынче.
Модест отпустил Василия, и, когда прибыл царь, донес ему о неуспехе поручения. Были еще сделаны попытки склонить епископа, но все осталось тщетно. Ариане советовали прибегнуть к открытой силе; но Валент боялся раздражать всю область и не терял надежды убедить Василия. В день Богоявления он пошел во храм, принес дар в пользу Церкви и был поражен величием и торжественностью службы. Тут не удалось ему поговорить с Василием; но в другой раз он имел с ним беседу в алтаре; и слова Василия, как видно, сильно подействовали на него: он оставил епископа в покое.
По некотором времени, впрочем, советы ариан превозмогли, и Валент подписал изгнание Василия. Вдруг сын императора занемог опасно, и Валент, видя в этом Божию кару, поспешно отменил приговор и послал просить молитв епископа. Ребенок выздоровел. Валент уже не тревожил Василия; и гонение, сильное во всех областях, миновало Каппадокию.
Имя и влияние великого Афанасия, как мы видели, ограждало и Александрию от насилия ариан; но едва умер Афанасий, как во всем Египте началось сильнейшее гонение. Александрийская Церковь избрала в преемники Афанасию благочестивого Петра; но ариане удалили его и прислали своего епископа, Лукия. Соединяясь с язычниками и иудеями, они силою вторгались в церкви, производили в них злодеяния и грабежи, ссылали в заточение всех православных церковнослужителей.
Но самое гонение, как замечал Афанасий, было красноречивою проповедью против ариан и возбуждало к ним общую ненависть. При Валенте благовествование подвижников обратило к вере многих сарацин, живших близ пустыни, и царица их Мавия пожелала, чтобы был посвящен в епископы сарацинский инок, Моисей. Он прибыл для этого в Александрию, но перед всем народом отказался принять рукоположение от арианина Лукия. «Я недостоин быть епископом,— говорил он,— но если уже Господь призывает меня к этому святому служению, то не хочу быть рукоположен тем, кто обагрен кровью святых».— «Не осуждая меня, не узнав сперва веры моей»,— сказал Лукий. «Я знаю вашу веру,— отвечал Моисей,— пастыри Церкви, томящиеся в заточении, осужденные на работы в рудниках, предаваемые огню — вот свидетельства вашей веры».
Гонение не пощадило и пустынников; многие, и в том числе оба Макария, были сосланы на дикий остров. Но чудеса и поучения их обратили там много язычников; слава их распространилась еще более, и тогда гонители сочли выгоднее для себя возвратить великих старцев в безмолвные пустыни. Одна знатная и богатая римлянка, по имени Мелания, посещавшая в это время пустыни, была тоже застигнута гонением. Она в пустыне кормила ежедневно до 5 000 иноков, лишенных всяких средств, и последовала за изгнанными в Палестину. Ее хотели заключить в темницу, но остановились, узнав об ее богатстве и славном роде.
В некоторых местностях насилия ариан доводили народонаселение до такой степени исступления, что сами гонители приходили в ужас. Эдесский православный епископ был изгнан и заменен арианином; но весь народ отказался от общения с ним и стал собираться для молитвы в пустынных местах, под открытым небом. Валент повелел Модесту силою разогнать эти собрания и предавать смерти ослушников. Модест обнародовал это повеление, желая избегнуть строгих мер. Но собрания продолжались. Модест отправился с воинами, чтобы исполнить приказание царя, и на пути встретил женщину, которая поспешно шла на молитвенное собрание, ведя за руку ребенка. «Куда идешь? — закричал ей Модест.— Я никого не буду щадить; тебя и ребенка твоего там ожидает смерть!» — «Я это знаю,— отвечала женщина,— потому и спешу, чтобы с ребенком своим удостоиться мученической смерти». Модест уведомил царя об этом, умоляя его отменить распоряжение свое, потому что пришлось бы предать смерти почти все народонаселение. Валент смягчил указ, но изгнал до восьмидесяти церковнослужителей, не согласных на общение с арианами. На пути к изгнанию народ их встречал с почетом как исповедников; и ревность к истинной вере все более воспламенялась.
К сожалению, арианские заблуждения распространились далеко. Задунайские готы начали еще с третьего века принимать христианскую веру от пленных, взятых ими на войне. В четвертом веке вера сильно распространилась между готами; около 360-го года епископ их Ульфила изобрел готскую азбуку и перевел на готский язык часть Священного Писания; несколько мучеников положили жизнь за веру Христову в кровавых распрях между готскими князьями: христианином Фритигерном и язычником Афанарихом; имена готских мучеников: Никиты, Саввы и других, славились в Церкви; и Церковь Готская сообщалась часто с Церковью Каппадокийской и другими, несмотря на враждебные отношения готов к империи. При Валенте готы, теснимые с севера, прислали просить у императора разрешения поселиться во Фракии; между посланными был епископ Ульфила; он заразился арианским лжеучением и по возвращении распространил ересь в народе своем.
Готы действительно перешли Дунай, чтобы поселиться во Фракии; но притеснения от областных начальников и нарушение договоров произвели между ними сильное негодование, и вскоре вспыхнула война. Валент, во главе значительного войска, сам пошел против готов.
Когда Валент отправился в поход, его на пути остановил святой отшельник, по имени Исаакий, и сказал ему: «Государь, перестань враждовать против Господа, отверзи церкви православные, и Бог благословит путь твой». Царь не обратил внимания на слова эти; но на другой и на третий день отшельник, следуя за ним, приступал к нему с той же просьбой, грозя ему гневом Божиим. «Ты не одолеешь врагов,— говорил он,— но погибнешь огнем». Разгневанный царь велел заключить Исаакия в темницу, сам же продолжал путь.
Война была несчастлива для Валента; но вести о ней не скоро доходили до Царьграда. Исаакия там держали в заточении и грозили ему смертью по возвращении императора; но однажды Исаакий отвечал: «Он не возвратится; вот уже шесть дней как я слышал смрад от истлевших в огне костей его». Через несколько времени узнали, действительно, о бедственной кончине Валента. После несчастного сражения при Адрианополе раненый Валент хотел спастись бегством и с некоторыми воинами укрылся в малой хижине, стоящей посреди поля. Готы зажгли эту хижину, не подозревая даже, что в ней укрылся царь, который таким образом погиб после тридцатилетнего царствования (378). Исаакий, впоследствии настоятель обители близ Царьграда, известен под именем св. Исаакия Далматского.
Гонение от ариан утихло по смерти Валента. Но епископ Кесарийский недолго наслаждался водворением мира. Труды, заботы, огорчения окончательно расстроили его здоровье, всегда слабое. Последние годы были ему особенно тяжелы; ариане везде торжествовали; некоторые православные епископы поколебались; другие, оказавшиеся твердыми в вере, претерпели изгнание; в том числе брат Василия, Григорий Нисский, и близкий ему друг, Евсевий Самосатский. С другом своим Григорием он был разлучен. Григорий, назначенный в епископы маленького города Сасима, не захотел управлять паствою, где господствовали ариане, и, по смерти отца, удалился в монастырь св. Феклы, близ Селевкии; в Антиохийской Церкви продолжались смуты; св. Мелетий был в изгнании. Василию все становилось труднее бороться против возрастающего зла. Отрадны ему были только вести с Запада, где Церковь благоденствовала, где Амвросий Медиоланский с успехом отражал попытки ариан, где Иероним Стридонский благотворно влиял на римское общество, а Мартин Турский распространял веру в Галлии. Позднее мы расскажем подробнее об этих усердных служителях Господа. В 379-м году святой епископ Кесарийский скончался. Смерть его была всеобщим горем; народ теснился к его останкам; рыдания заглушали пение церковное; больные старались прикоснуться к его телу, в надежде получить исцеление. Вся Церковь оплакивала великого учителя, сильного убедительным словом, твердого и деятельного служителя истины.
Западный император Валентиниан умер за три года до Валента, оставив наследниками престола двух сыновей, семнадцатилетнего Грациана и четырехлетнего Валентиниана II. Грациан готовился было идти на помощь Валету против готов, когда узнал о смерти восточного императора. Он не счел себя в силах управлять огромной империей и стал искать себе помощника. Выбор его пал на Феодосия, родом испанца, сына полководца, прославившегося воинскими подвигами в Британии и Африке. Молодой Феодосий сопровождал отца в походах и потом жил в поместьях своих в Испании, когда Грациан призвал его и поручил ему управление восточной части империи. Нельзя было сделать лучшего выбора.
По смерти Валента, изгнанные епископы были тотчас же возвращены из ссылки. Большей частью они нашли в епархиях своих смятение, раздоры, народ, разделенный на православных и ариан. В Антиохии одни продолжали признавать епископом Мелетия, другие Павлина. Запад и Римский епископ поддерживали Павлина. Оба епископа были люди благочестивые; Мелетий предложил Павлину управлять Церковью вместе, в духе любви и мира.
Но нигде зло не распространилось и не укоренилось так сильно, как в Константинополе. В продолжение почти сорока лет были там постоянно арианские епископы. И епископы, и гражданские власти, во зло православным, покровительствовали всяким лжеучениям; всевозможные ереси разглашались свободно; и страсть к богословским спорам и прениям объяла все народонаселение; на улицах слышались беспрестанные прения; ремесленники, лавочники спорили о божественности Христа, об отношении Его к Богу Отцу; утверждали или отвергали божественность Духа Святого. Из богословских споров возникали непримиримые личные распри. Казалось, совершенно забыли, что сущность христианской мудрости состоит не в умении ловко спорить об отвлеченных предметах, которые превышают ум человека, а в вере, любви, смирении и милосердии.
Между тем как все лжеучения излагались свободно, Никейское вероисповедание было постоянно преследуемо. Православные не имели в Константинополе ни одной церкви; они собирались втайне для богослужения, иногда в горах и лесах, где часто на них нападали враги. Но среди скорби и гонений они были связаны взаимной любовью и исполнены горячей ревностью к вере. Как только гонение прекратилось со смертью Валента, то они поспешили написать к Григорию Назианзскому, умоляя его прибыть в Константинополь и взять на свое попечение малочисленную Церковь православную. Григорий любил уединение, но Господь указывал ему путь, на котором он мог быть полезен: он не счел себя вправе отказаться и прибыл в столицу. Он остановился у родственников; и в их доме скоро устроилась церковь, в которой Григорий стал совершать богослужение и проповедовать. Он назвал эту церковь «Анастасией», что значит «воскресение», надеясь, что тут воскреснет Православие.
Еретики, разумеется, с самого начала были враждебно расположены к Григорию; но они еще не знали всей силы его; его убогий и смиренный вид, простота его привычек и обхождения возбуждали их насмешки. Они еще не опасались его, но всячески старались оскорбить его; встречая, осыпали его ругательствами; иногда бросали в него камнями; Григорий переносил все спокойно, твердо уповая на Бога. Сначала немного слушателей посещало его бедную церковь; но после каждой его проповеди число их увеличивалось. Скоро малая церковь стала тесна; никогда еще в Константинополе не слышалось такого могучего, убедительного слова; язычники, еретики, равнодушные миряне, приходившие из любопытства послушать нового проповедника, были увлечены его красноречием. Когда же с кафедры Анастасии раздались его высокие беседы о «богословии», то множество самых отъявленных противников его было окончательно побеждено; громкие рукоплескания и восклицания часто прерывали его речь; и за ним навсегда утвердилось название «Богослова». Но эти успехи раздражали до такой степени врагов его, что самая жизнь великого проповедника подверглась опасности. Еретики старались возбудить против него народ; и однажды, в ночь на Пасху, когда Григорий совершал крещение новообращенных, они ворвались в его церковь с оружием и палками, стали ругаться над святынею и нанесли многим раны, в том числе и самому Григорию. На другой же день они потащили его на суд, как разбойника, но не достигли желаемого. Григорий возвратился оправданный; и с каждым днем влияние его возрастало и число слушателей умножалось. Он старался возбудить их к истинно христианской деятельности, внушить им взаимную любовь, отклонить их от споров и распрей, столь противных духу христианского закона.
Между тем, с другой стороны, ему готовился удар. Григорий был доверчив и простодушен; этим воспользовался один недостойный человек, Максим циник, который сумел вкрасться в его доверие и, втайне действуя против него, достиг того, что был избран в епископы некоторыми христианами. Григорий, глубоко огорченный поступком Максима, пожелал удалиться, чтобы не быть причиною новых смут; но православные изгнали Максима и выразили единодушное желание иметь Григория архиепископом. Максим же нашел покровительство в Риме. В это время прибыл император Феодосий.
Феодосий, с детства воспитанный в христианском законе, принял недавно крещение от епископа Солунского и издал указ, которым, признавая за единое истинное Никейское вероисповедание, объявлял еретиками всех отвергавших оное. В то же время он повелевал возвратить православным церкви, отнятые у них арианами. Арианский епископ Дамофил выехал из Константинополя; а Григорий был торжественно введен в соборный храм самим императором, при криках православных: «Григорий епископ!» Эта торжественность была неприятна и тягостна смиренному Григорию, как видно из его собственных слов. Отраднее было бы ему победить противников кроткою силою истины, чем чувствовать себя под покровительством вооруженных воинов и защитою державной власти; эта защита не нужна святой истине. Он шел неохотно, с поникшею головой, видел вокруг себя толпы ариан, недовольных, безмолвных, уступивших лишь силе. Само небо, казалось, не благоприятствовало торжеству; погода была пасмурна, небо было покрыто тучами; но едва Григорий вступил во святилище, как яркие лучи солнца блеснули из-за туч. Народ признал это счастливым предзнаменованием и громкими, радостными восклицаниями приветствовал нового епископа. Григорий, твердо веря силе самой истины, удерживал императора от строгих мер против еретиков; но тем не менее ариане еще сильнее возненавидели его и даже покушались на его жизнь. Григорий занемог, и в это время в дом его входили и знакомые, и незнакомые, желавшие знать о нем. Однажды вошел юноша, подкупленный арианами, чтобы умертвить его. Он пришел в комнату, где больной беседовал с друзьями. Некоторое время он слушал епископа и вдруг пал к его ногам, рыдая и умоляя о прощении. Друзья Григория отвели его в сторону и узнали все от каявшегося. Григорий призвал юношу и сказал ему: «Господь да помилует и простит тебя; только обратись к Нему и служи Ему верно».
В сане архипастыря столицы, Григорий хранил прежнюю простоту привычек и жил строгим подвижником. Многие ставили ему это в укор, ибо прежние епископы Царьграда жили роскошно; но истинные христиане ценили это достоинство, и более и более привязывались к святому пастырю своему.
Однако Церковь все еще волновалась лжеучениями. Особенно распространилось лжеучение Македония, отвергавшего божественность Духа Святого. Последователей его звали духоборцами. Феодосий решился созвать Вселенский Собор. В 381-м году съехались в Константинополь до 150-ти епископов с Востока, и Собор открылся под председательством Мелетия Антиохийского, который, впрочем, вскоре скончался; тогда место его, как председателя на Соборе, занял Григорий. Григорий настаивал, чтобы преемником Мелетия в Антиохии был Павлин, уже признанный частью Антиохийской Церкви; но избрали Флавиана, и это было причиной долгих смут. Западные Церкви считали епископом Павлина и сообщались только с ним, а восточные были за Флавиана.
Отцы Собора, пересмотрев Никейский Символ, положили изменить в нем некоторые выражения, чтобы придать ему более ясности и определенности; и дополнили его некоторыми членами, в которых исповедуется божественность Духа Святого, «от Отца исходящего», единство Святой Апостольской
Церкви и чаяние воскресения мертвых. Впоследствии каноном Третьего Вселенского Собора было постановлено: никогда не изменять в Символе ни единого слова, что свято соблюдает Православная Церковь, Читая доселе Символ веры, как он был утвержден в 381-м году, на Втором Вселенском Соборе.
Канонами этого Собора, которых всего семь, были решены споры о перекрещивании еретиков, определены с большой точностью права епископов и главных митрополий. Епархия Константинопольская была сравнена с четырьмя большими митрополиями: Рима, Антиохии, Иерусалима и Александрии, и стала считаться второй после Рима, так как Константинополь был второй столицей и назывался Вторым Римом. Вошло в употребление называть «патриархами» епископов этих городов, кроме Римского, за которым преимущественно осталось название «папы», употреблявшееся доселе без различия и не означавшее никакого преимущества власти. Собор Константинопольский был признан Вселенским — сколько по важности его определений, столько и потому, что весь Запад единодушно принял их.
Еще во время заседаний некоторые епископы возбудили спор о правильности назначения Григория. Григорий неохотно принял сан епископа и постоянно жалел о тихой, уединенной жизни: он был слаб и часто болен; ему еще не было шестидесяти лет, но он был уже весь согбен; седая голова его клонилась на грудь, на лице его видны были следы трудов, лишений, душевной борьбы. Только надежда быть полезным удерживала его в столице. Когда же по поводу его возникли ропот и несогласие, то он сказал епископам: «Пастыри Христовой Церкви! стыдно вам враждовать и спорить, когда вы других должны учить любви и миру. Прошу вас, устройте мирно дела Церкви; если я причиною волнения, то, как пророка Иону, бросьте меня в море; и утихнет буря, которую не я воздвиг. Отнимите у меня престол, изгоните меня; я на все согласен и довольно удручен болезнью, чтобы жаждать тихой, спокойной жизни».
Затем он упросил и Феодосия отпустить его и по окончании Собора простился с паствою, которая глубоко скорбела о разлуке с ним. Вместо него избрали Нектария, человека благочестивого, но еще не принявшего святого крещения. Он крестился в соборной церкви и, облеченный в белые одежды новопросвещенного, был провозглашен епископом. Но его избрание не обошлось без смут; Церковь Римская покровительствовала недостойному Максиму и не хотела Нектария. По этому поводу и по некоторым другим был некоторое время разрыв между Востоком и Западом.
Менее трех лет продолжалось святительство Григория Богослова; но и в это время он убедительным словом и примером много сделал для паствы, которая так долго была волнуема ересью. Его святую деятельность продолжал через шестнадцать лет величайший проповедник христианской Церкви, Златоустый.
Оставив Константинополь, Григорий прежде всего посетил Назианз, чтобы устроить там дела Церкви; в Кесарии произнес надгробное слово другу своему Василию и потом удалился в сельцо Арианз, место своего рождения. Из всего отцовского имения он сохранил лишь небольшой дом, окруженный густым, тенистым садом, через который протекал светлый ручей. В этом тихом убежище провел он последние восемь лет жизни. Часто звали его на Соборы; но Григорий, слабый и больной, только письменно принимал участие в делах Церкви. Он вел жизнь самую строгую, подвижническую; но молитва и занятия, с молодости любимые, услаждали его одинокую старость. Он любил в звучных стихах излагать воспоминание о прошедшей жизни: описывать и счастливое детство в родительском доме, и нежную дружбу с Василием, пустынные труды, скорби и немощи души среди бурь житейских. «Изнуренный болезнью,— писал он,— я в стихах находил отраду, как престарелый лебедь, пересказывающий сам себе звуки крыльев». Во всех сочинениях его высказывается нежное, любящее сердце, душа озаренная благодатью свыше. Описывает ли он прелесть видимой природы, движения души, говорит ли о назначении человека, он сердцем пламенным возносится к Творцу и Подателю благ, посвящая Ему богатство свое,— дар слова, которым он дорожил более, чем богатствами и величием мира. Великий святитель отошел ко Господу в 390-м году, завещав бедным скудное имущество свое. Он оставил много сочинений, весьма замечательных: писем, стихотворений, проповедей, возражений против лжеучений, толкований Писания.
