Пильщики, землекопы, офени, мнецы, грибной промысел, строчка Гороховецкого уезда
Промыслы крестьянского населения Гороховецкого уезда
/Материалы для оценки земель Владимирской губернии. Том V. Гороховецкий уезд. Выпуск III. Промыслы крестьянского населения. 1901./ Заведующий оценочно-экономическим отделением П. Неволин. 8-го декабря 1900 г.
Пильщики
Третье место по числу занятых лиц принадлежит отходу в пильщики (2381 человек). Начало этого промысла также теряется в глубокой старине. Мытские пильщики известны давно и везде. Но последнее время, благодаря конкуренции машин, ряды пильщиков стали заметно редеть. Раньше из Верхне-Ландеховского района уходили в один Галич по 300 пар, теперь же только пар 30. Но за то теперь и работа стала дороже и живут пильщики на промысле лучше, чище. Ходят большею частью не далеко, по окрестностям (791 человек), в своем уезде (984 человека), под г. Владимиром и вообще не выходя из Владимирской губернии (1874 чел.), и лишь незначительная часть пробирается за пределы губернии — в Рязанскую губ. и даже в Сибирь. В южных волостях Гороховецкого уезда пильщики ходят исключительно по деревням, по стройкам, да их там и не много. В северных же волостях — настоящие пильщики, надрывающие спину в дремучих борах, в глубоких лесных снегах. Уходят обыкновенно в два срока: после Пасхи (кто под Владимир — то с 1 мая, так как там по Клязьме «лес долго не сбегает») и до Петрова дня: потом с Успенья или с Покрова (1 октября) и до Пасхи. В первый конец двое заработают чистых рублей 70, во второй — рублей 100 — 120. Впрочем заработок много зависит от успешности работы. Работают или самостоятельно (1/3) или от подрядчика (2/3). По близости собираются артелью в 4 — 20 или даже 40 человек, берут на отряд работу и стараются выполнить ее возможно скорее. Со 100 штук полового теса в 6 арш. берут 12 руб., в 7 арш, 14 рублей. Со 100 штук кровельного теса в 6 арш. — 6 р., в 7 арш. — 7 р. Со 100 штук вершкового теса — 7 или 8 руб. Вдвоем в среднем полового теса сработают в день штук 17 — 20, кровельного — 35 — 40. Поперечные пильщики получают с сажени дров — 60 — 70 коп. Двое выработают в день 3 — 4 саж. Ходят обыкновенно по знакомым местам, иногда уговариваются с хозяевами и на следующий «конец», иногда посылают раньше ходоков. Работать артелью меньше чем в 4 человека нельзя по самым условиям работы — приходится поднимать тяжелые бревна. «Пара» подбирается подходящая, неравные силами — отделяются на другие козлы, чтоб можно было учесть работу каждого. Если место отхода далеко, верст за 100—200, то работать самостоятельно не приходится. Там подрядчики с ранней осени снимают подряд у лесопромышленников и потом, как подойдут рабочие, пересдают им, взимая известный гонорар «за хлопоты». С 2-х поперечных пильщиков берется за один «конец» 3 р., большая артель платит за комиссию по 10 к. с рубля. Раньше, говорят старики, от подрядчиков работало больше народа, теперь стали умнее и стараются избегать посредников при найме. Возраст в 15 лет уже считается достаточным для начала работы. Практика, как это ни странно, для продольного пильщика требуется довольно продолжительная; чтоб стать сносным работником надо проработать года два. Начинающие 15-летки, если идут с чужими, получают только по 10 к. с рубля, заработанного в паре с опытным товарищем. Работа пильщиков одна из самых тяжелых и поравняться может разве только с землекопной. Принимаются за дело чуть свет и работают до тех пор, пока ничего не станет видно. Продольные пильщики кончают несколько раньше, так как им нельзя работать в полутьме — надо разглядывать черту, по которой пилится тес; поперечные же пильщики захватывают и весь вечер. 15 — 18-ти-часовой рабочий день кажется короток не знающему устали пильщику, спешащему, несмотря на закат солнца, зашибить лишнюю копейку. Чтоб урвать у короткого зимнего дня лишнюю минуту, пильщики встают до света, завтракают и, чуть забрежжет заря, отправляются на работу. Отрываются от работы в течение дня только один раз — для обеда, на час, на полтора, во время которых не успеют не только подремать, но даже расправить как следует свои отекшие кровью руки. Весной начинают работу на восходе солнца, часов в 7—8 утра пьют чай (1 час), в полдень часа в 2 обедают и отдыхают, т. е. спят часа 3, да и то только потому, что очень уж жарко и «гад одолевает» — слепень, мошка; а «от жары может человек даже помереть». Прибавьте ко всему этому недостаток хорошей воды, когда люди иногда пьют, оторвавшись от работы, изнемогая от жары, из вырытой в земле ямки, где от тепла и гнили «уж пошли червячки», вы поймете тогда, что за «заушницы» являются у пильщиков, когда они возвращаются в деревню, отчего эти нарывы по всему телу, так что идет гной. Вот и приют для усталого за длинно-томительный день пильщика: контора — хозяйское помещение для рабочих в лесу — представляет из себя легко сколоченную избу в 5х6 кв. аршин; в нее набивается 30—40 человек. По стенам кругом тянутся нары в 3 яруса с 4-м этажом под нарами, на полу. Приходят пильщики, вальщики леса — мокрые по пояс; наскоро, на полу, на краю нар поедят свои порции и заваливаются спать так, как пришли, в мокрой одежде, сняв только онучи и повесив их тут же на веревочке. «Положишь под бок мокрые штаны, так и спишь подобно овцы» — иллюстрируют эту грустную картину сами рабочие. Через час в избе становится наверху страшная жара и духота, а внизу, напротив, холодно, так как дует из пола, из двери. Поэтому, кто помоложе, тот не любит жары и ложится спать внизу, а постарше — наверху. «Кто поест обед с говядиной — тот и внизу спит, а кто только воды нахлебается, так тому холодно, наверх лезет. Все — от пищи» — дают другое объяснение пильщики тому, кто где выбирает для ночевки место. Один молодой парень хвалился нам, что от придумал очень хитрую штуку избавиться от жары, а главное ночной духоты: он ложился на полу, как раз вдоль порога: «так через лицо и шагают» пояснял он положение своего тела. Можно ли удивляться, что в округе пильщиков свирепствуют по деревням ревматизм, колики в боках, какие-то удушья. Человек, проработавший 20 лет, уже не может разогнуть спины; захочет в церкви сделать земной поклон — не может подняться на ноги. Пильщик очень чувствителен к «тяжелой погоде» — сейчас у него начинают ныть руки. А то бывает и так, что кто-нибудь поднимет тяжело и «сламывает, тронет себя». Едят пильщики хорошо, хотя хуже каменщиков или котельщиков. Дело в том, что провизию покупает каждая пара сама для себя, и многие скупятся на мясо и пробавляются деревенской, вегетарианской пищей. Большинство же ест ежедневно щи с мясом и кашу с постным маслом. Обыкновенно харчи стоят 18 — 25 к. в день на человека, в постные дни 15 коп.; все это вместе с чаем и сахаром. Пищу готовит для всех в отдельных горшках на 2 — 4 — 10 человек, как уговорятся, нанимаемая от хозяина кухарка. Получают расчет от лесопромышленника еженедельно и потому недостатка в деньгах не бывает. Штрафуют редко. Кто испортит материал — больше совсем прогоняют с работы, чем штрафуют. Инструменты пильщиков, приносимые ими всегда с собою, следующие: У продольных пильщиков: Пила продольная - 6 р.; Подпилки: ножовки 6 шт. - 50 к., круглых 2 шт. - 30 к.; Молоток - 20 к.; Веревка - 20 к. Итого - 7 р. 20 к. У поперечных: поперечная пила - 3 р., колун - 1 р., топор – 1 р., подпилок - 30 к., разводка — 10 к. Итого - 5 р. 40 к.
Пилы, топоры, молоток служат долго — 4—7 лет: подпилки только 1 год.
Землекопы (1582 лица)
На других значительных по Гороховецкому уезду промыслах: плотниках, каменщиках, пастухах — мы здесь останавливаться не будем: они будут описаны по Суздальскому уезду, где этих промышленников гораздо, больше. Переходим к характерному для восточной части Владимирской губ. промыслу — землекопам. Землекопы пошли недавно, лет 20 — 30. Раньше в этом районе (Святская, Сергиевская, Гришинская волости) занимались земледелием и обработкой льна. Неурожаи 1891 г. — 1892 г. — 1893 г. сильно увеличили этот отход. Но последние 5 — 10 лет замечается опять уменьшение числа землекопов. Тяжелая работа, низкий заработок — не удовлетворяют предприимчивого владимирца. Волна землекопов отхлынула в каменщики. Черноземный крестьянин Киевской, Смоленской губернии или полуневежественные туземцы наших северных окраин с успехом заменяют гороховецкого крестьянина, если даже работа производится под боком, в своей губернии. Работают больше по линиям железных дорог, с конца апреля или с 1 мая и до 15-го октября. Некоторые, но очень немного, уходят во время Петровок домой на сенокос. Обыкновенно в январе, феврале, марте приезжает в с. Фоминки приказчик от подрядчика и здесь набирает по одиночке рабочих, дает по 20 — 25 р. задатка. Различаются два рода землекопов: тачечники, которые срывают землю и на тачках отвозят ее в сторону, и землекопы на балластных поездах. Эти нагружают песком платформы и опять выгружают песок, куда его отвезут. Тачечникам работать труднее; они получают на хозяйских харчах в месяц: 1-я рука 12 р., 2-я рука 10 р., 3-я рука 9 руб. На балластных поездах: 1-я рука 9 р., 2-я рука 7 — 8 руб. Трудно себе представить другую работу, требующую при столь низком вознаграждении такой ужасной затраты силы, как землекопная. Начинают работать с 5 часов утра, а с 15-го августа с 6 часов и продолжают до 7 — 8 ч. вечера. В 8 часов утра на завтрак (хлеб с квасом) полагается 1 час и в 11 ½ час. на обед и отдых 2 ч. Почти в 12-ти часовой рабочий день тачечнику надо вырыть земли твердого грунта 1 куб. саж. и эту тяжесть в 530 пудов перевезти на 20 — 30 саж. Обыкновенно на тачку накладывают по 25 пудов. Если же расстояние, на которое надо перевезти землю, больше, — 50 саж., то тогда на человека в день полагается 0,75 куб. саж., т. е. 397 пуд. На балластных поездах 2 человека должны в день нагрести песку на 6 вагонов, 3 куб. саж., что весит 1500 пуд. Весь этот песок те же рабочие должны свалить в известном месте. В песчаной горе настилается путь, подвозится ряд платформ, и землекопы прямо от горы берут песок лопатой и кидают на платформу (вагон). Когда сроют песок, то путь опять подвигается ближе к горе. Надо посмотреть, как работают землекопы, чтобы понять, какую лошадиную работу они делают. В жаркий летний день, стоя у горы без рубах, они так отчаянно размахивают лопатами с песком, что ничего не видят, не помнят; к ним уже не подходи. Как планомерно размеренные движения рычага машины, поднимаются и опускаются руки землекопа. Так захватывает всего человека тяжелая, сверх сил работа. Подрядчики: при том, чтоб поощрить рабочих и поскорее двинуть работу, обещают часто артели поднести столько-то водки; тогда и вовсе забывают себя землекопы. Молодой, сильный человек, проработав на тачках 2 — 3 года — потом уж никогда не вывезет столько, никогда у него не будет прежних сил. Вообще землекопы изнашиваются скоро, к 40 — 45 годам они уже идут на покой. Помещением для рабочих и летом и в сырую осень служат бараки, воздвигаемые на живую руку. Вырывается яма в 1 — 1 ½ арш. глубиной, над нею, как делается крыша, ставятся 12-ти арш. слеги, покрывающиеся тесом. Сверху, чтоб не проливал дождь и было теплее, наваливается дерн. Внутри помещение шириной 12 аршин, в длину по краям, по обеим сторонам устроены нары. Смотря по числу рабочих делается и длина барака. Свободным остается только проход посредине, между нарами. Свет пробивается лишь чрез 2 небольшие оконца (1 1/2/х3 кв. четверти) под коньком барака, одно впереди, другое сзади. Над нарами шесты, где вешается белье, выстиранное или мокрое от дождя с себя. (Землекопы на работе ходят в лаптях). Осенью устраивается кирпичная печка с трубою. Пол земляной, сырой, покрытый всегда слизью. Нары не разгорожены, все спят вповалку бок о бок. Дается для подстилки хозяйская солома, сменяется раз в неделю. Вокруг «жилья» запах отхожего места. В нескольких шагах от барака устраивается столовая, представляющая из себя просто навес. Немного дальше кухня: маленький, досчатый сарайчик, с грязным, земляным полом, на котором в каменной кладке вмазаны 2—3 куба. Есть полагается 2 раза — обед и ужин. В день на человека полагается по 1 фун. мяса; каши гречневой или пшенной с постным маслом — сколько хочешь. Харчи все хозяйские, кроме чая и сахара. В бараке живет по 200 — 300 человек. Чтобы распределить мясо, придумали любопытный способ. Из бичовки делается мешочек вроде вязанки для сена. В мешочек, рассчитанный на 10 человек, следовательно на 5 фунтов (на один обед), и набивается вареное мясо. В столовой рабочие выкладывают его в миски и по знаку старшего начинают таскать. Мешочки, из которых идет в рот землекопов мясо, просаленые, всегда мокрые, валяются до употребления на кухне и никогда не моются. Чай рабочие пьют только по праздникам; чай свой и потому не хочется тратиться. Но за то водка появляется часто за трапезой этих тружеников, в виде особого вознаграждения за труды на пользу отечественной промышленности. Любопытно, что по отзывам подрядчиков владимирцы самые лучшие работники — даже здесь, где требуется, кажется, только одна мускульная сила. Где нужно исполнить чистенькую работу, планировку, никто так чисто, аккуратно не сделает, как владимирцы. Никто с ними не сравняется и на балластных поездах: они сделают работу скорее всех. Тверские, напр., землекопы, — по рассказу одного приказчика, — «мягче работают, поберегают здоровье. Потому и работают дольше — до 50 — 55 лет. А здешние — шибче работают»; Потому подрядчики всегда предпочитают владимирцев чужим, хотя и более сильным на вид крестьянам. Напр. у одного в 1895 — 96 гг. из 2500 человек было только 250 чел. Нижегородских, остальные все Муромские, Гороховецкие, Вязниковские; Гороховецких землекопов было больше всех. Но Владимирский крестьянин вырос уже настолько, что не даст себя продать за копейку. Гороховецкие крестьяне за последние 5 лет все больше и больше бросают землекопство и идут взамен того на более выгодный и сподручный промысел — в каменщики.
Офени
Офени северных волостей Гороховецкого уезда (Верхне-Ландеховской, Кромской, Мытской) торгуют исключительно красным товаром, ленточками, иголками, кружевами. Они иначе еще называются «игольщики» или коробейники. Всего офеней записано 602 человека, да торговцев без определенного товара 791. Офени, удивлявшие своими дивными Суздальскими картинами итальянцев, проходившие в старину с, коробом без паспорта в Азию и сиживавшие во острогах Испании,— теперь в Гороховецком уезде доживают свои последние дни. Конкуренция городских магазинов и деревенских лавок совсем обесцветила и сделала лишним торговлю этих мелких спекулянтов. Трудно сказать, когда начался этот промысел в Гороховецком уезде, раньше или позже Вязниковского. Но несомненно, что офенский промысел один из древнейших промыслов восточной части Владимирской губернии; он считает свое существование не десятками, а сотнями лет. Ходебщики-торговцы издавна известны в нашей истории. П.С. Савельев в своем исследовании «Мухаммеданская Нумизматика» приводит доказательства, что торговля Югров, Веси и Мери, производимая с болгарами, была чисто меновая. Волжские болгары привозили свой хлеб и променивали его на меха бобровые, собольи и беличьи. Также и здешние поселенцы не упускали случая отправляться для торговли в Болгарию, так что в начале IX века сношения их с болгарами были уже утверждены давностью. К. Тихонравов в 1850 г. нашел близ г. Вязников, на пашне, одну из монет Волжских болгар, битую в Самарканде, по образцу монет Бухарских Саманидов конца IX или начала X века. В 1024 г., когда был страшный голод в Суздальской области, «все люди идоша по Волзе в Болгары и привезоша жито и тако ожиша». Самое слово офени, вероятнее всего произошло от слова Афины, указывает на сношение наших торговцев с греками. В ХV столетии было большое переселение греков, между прочим и к нам в Россию, торговые сношения с ними еще более усилились, в весьма возможно, что наши ходебщики-торговцы стали называться офенями. За греческое происхождение этого слова говорит и то еще, что искусственный язык офеней, к которому они прибегают для переговоров по торговому делу при третьем лице, содержит в себе некоторые чисто-греческие слова, особенно имена числительные: декан (десять), пенда (пять), еной (один), декан-пенда (15), кисера (4) и пр. В XV веке офенство существовало в восточной части Владимирской губернии, как отрасль промышленности, получившая значительную степень развития. В 1686 г. шуяне били челом царям и великим князьям Иоанну Алексеевичу и Петру Алексеевичу о запрещении строить на р. Тезе мельницы и писали: «На той реке Тезе от Шуи города вниз до р. Клязьмы и до Оки и до Волги и во все понизовые города и до Астрахани струговой ход изстари и что от новопостроенной мельницы учинится казне недобор и поруха великая... А на той на реке Тезе от Шуи города вниз до реки Клязьмы изстари мельниц не было и изстари струговой ход». Вот древнейший путь сообщения Суздальской области с Волжской Болгарией — главным пунктом меновой торговли суздальцев. В старину офени ходили почти исключительно от хозяина по 20 — 30 человек. Теперь больше стали ходить самостоятельно, с небольшим капиталом в 5 — 10 — 20 рублей. В первом же городе офеня пускает свой капитал целиком в оборот, накупает в лавке ленточек, кружев, серег, колец, крестиков, перекидывает свой товар на левую руку и в первый же день распродает все. Бывает, что в том же городе на дню придется купить в лавке товара раза три. В 50-х годах, здешние офени по городам почти не ходили, а теперь ходят и по городам и по деревням. В деревне офене больше свободы, тут он на просторе. Не хватает у деревенских щеголих денег, офеня сейчас их выводит из затруднения: берет вместо денег и холст, и тальки, и лен, и даже тряпки. Все это он в другой деревне, часто соседней, сбывает с выгодой. Но по деревням надо ходить «с коробкой», запасать товару, так как часто обновлять его не приходится. Поэтому идти по деревням, надо иметь не менее 50 р. в кармане, а по городам ходят и с 3 рублями. Раньше и по Москве ходили с 10 рублями, но теперь стало трудно там. Ночуют офени по городам — такие есть квартиры, где пускают на ночевку за 3 коп.; тут же и обедают за особую плату. В деревнях, если ходят по знакомым местам, что бывает всегда, то не спрашивают — прямо приходят в избу и ночуют; офени всегда, если их знают, желанные гости. Уходят обыкновенно офени с сентября и почти на весь год, возвращаясь домой только к сенокосу, к Петрову дню. И так теперь офенский промысел в Гороховецком уезде падает с каждым годом. Этот упадок стал уже заметным в 60-х годах. Корреспондент Влад. губ. вед. писал от 1868 г.: «Офенство, имевшее прежде здесь почти центр свой в селах Н. и В. Ландехах, ныне совершенно почти исчезло. По крайней мере офеня стал у нас в Гороховецком уезде самым редким явлением». Кроме конкуренции местной торговли, свившей себе гнездо и в деревне, офени жалуются на притеснения относительно выправки документов, торговых свидетельств; раньше этого не было.
Мнецы
Нельзя еще не упомянуть об одном любопытном промысле, занимающем хотя и не много лиц — всего 252 человека, но игравшем в прошлом большую роль в Гороховецкой деревне; мы говорим об обработке льна. Южная часть Гороховецкого уезда в глубокой древности славилась своим льноводством. Еще в 1850-х годах посевы льна в южных волостях занимали 1/3, ½ и даже 2/3 ярового поля. В 1859 г. одно с. Фоминки продало со своих базаров льна 70 тыс. пудов. Но времена изменились, и теперь Гороховецкие нитки стали известны только по учебникам, по принципу вообще очень консервативным. Там, где раньше женщины пряли (В. и Н. Ландех. волости), теперь распространился другой промысел — строчка, и там, где раньше все сплошь почти занимались обработкой льна (Серг., Гришин., Кож. вол.) — там теперь пошли каменщики, котельщики. Мятье льна теперь является пережитком лишь старины. Не трудно видеть, где кроется причина этого упадка старинного, освященного преданием и славой промысла. Это — малодоходность и трудность занятия. Неурожаи льна еще более доконали этот промысел. Самая техника мятья льна такова. Осенью стелют лен в озимом поле; складывают, как просохнет, дома на открытом дворе в копны. Мять начинают, как выпадет снег, чтоб по первопутку вести готовый лен на базар. Пред началом работы расставляют лен на улице бабками, чтоб его продуло ветром, а потом садят в баню, где для того под потолком делается из жердочек род полатей. Садят за раз снопов по 200. Вечером затопляют печь, и лен сушится всю ночь. (Дров идет на 10 раз швырковой саж. березовых; но топят всегда вместе с костерью, тогда дров идет меньше). Чуть свет снимают снопы и начинают мять в предбанке «мяльцами». Работают так в сутки часов 14; даже для завтрака некогда оторваться, и завтрак работающим носят туда, в баню. Кругом стоит страшная мелкая, колкая пыль, так вредно действующая на легкие. Когда люди приходят с работы, то все бывают черные от пыли. От этого гноятся глаза, и работники жалуются на грудь. Заработок на этой вредной и неприятной работе очень незначительный. Если нанимаются мять в люди, то берут 60—80 коп. с пуда готового волокна, на хозяйских харчах. Работник перемнет в день при среднем льне 20—30 ф., при плохом — еще меньше, т. е. заработает 35 — 50 к. в день, не больше. Долго продолжать это занятие нельзя, не выдержишь. Если уходят отсюда на сторону, в Вязниковский уезд, то лишь на некоторое время. Заработают 4—5 руб., идут домой отдохнуть здесь, тогда опять уходят. Лен местного произрастания далеко не весь обрабатывается самими крестьянами. Много его скупается и отправляется на сторону. Готовый лен скупают на базарах крестьяне побогаче и отправляют его в Вязники.
Грибной промысел
Оканчиваем описание мужских промыслов, как начали, смешанным промыслом, где принимают участие и мужчины и женщины,— грибным. Грибы, почти исключительно белые, собираются во всей северной части уезда. Обилие лесов, удобное расположение деревушек среди них, так что и не приходится далеко ходить за грибами, делают этот промысел очень добычливым. Грибы здесь родятся почти постоянно, лишь изредка перепадают неурожайные годы. За последнее время помнят 1892 и 1894 гг., когда грибов почти совсем не было. Самое лучшее лето для грибов по приметам такое: если в страду с месяц стоит сушь, а потом сразу польют сильные дожди. Земля «распадается», от нее идет испарение — вот тогда и бывает хороший гриб. Если же все лето сырая погода, то грибов бывает не так много. Растут грибы лучше в больших лесах, все равно в красных или чернолесье, но чтоб только лес был чистый, не заваленный хворостом. Чем чище лес, тем больше грибов. Известная поговорка — «растут, как грибы», имеет, оказывается, основанием действительно изумительно скорое произрастание грибов. Обыкновенно бывает так: находят крестьяне сегодня вечером грибное местечко, осторожно снимают грибы и смотрят — осталась ли у корня их белая пленка, вроде плесени или сметаны, если осталась (это зародыши грибов), то завтра утром идут на это место и вместо плесени находят уже хорошие грибы, даже не маленькие, в пуговицу, а средние, как раз такие, какие считаются лучшими. Это значительно облегчает сбор грибов. Грибная пора длится не долго, всего одну-две недели. Лишь в редких случаях, как в прошлом 1899 г., 1 ½ месяца. Как явились грибы, крестьяне оставляют свои полевые работы и целыми семьями тянутся в лес. Дома остаются лишь дети до 5 лет, да слабосильные старики и старухи. Правда, совсем уборку хлебов не забрасывают, но во всяком случае сильно оттягивают. Обыкновенно утром уж не работают, а уходят в лес, и только с полдня идут в поле. Леса здесь кругом и ходить за грибами дальше чем за 2 — 3 версты не приходится. Когда грибов много, то берут с собою лошадь с телегой. Как много здесь грибов, может служить показателем цифра прошлогоднего урожая. По словам члена уездной земской управы, местного крестьянина Петра Васильевича Тарутина, уже десятки лет занимающегося скупкой грибов, в одной В.-Ландеховской волости в прошлый год, год, правда, очень урожайный, собрали до 1000 пудов, на сумму более 15 тыс. руб. Если взять все дворы в волости, то и тогда на каждый двор придется по 7 руб. выручки. В хороший урожай семья в 3 человека (маленькие ищут еще лучше больших) набирает грибов не меньше как на 40 — 45 руб. В счет этой тысячи пудов входят только проданные грибы. А крестьяне много оставляют для себя на зиму, особенно, если неурожай огородных овощей — огурцов и проч. Вообще же по всему северу Гороховецкого уезда собирается только для продажи около 2 тыс. пуд. В прошлом году, когда было много грибов, продавали на месте скупщику сушеный гриб сначала по 60 к., потом по 30 к. за фунт. В третьем году — 50—80 к, фунт. А то бывает, что цены поднимаются и до 1 р.—1 р. 30 к. Впрочем, много цена зависит от отделки гриба. Лучше всего за грибом ухаживают в Н.-Ландехе. Там верхняя сторона выходит лимонного цвета, а нижняя — белая, как бумага. Нам приходилось видеть сушку белых грибов в Суздальском уезде, и мы удивлялись, . почему там крестьяне так дешево продают свои грибы, 20-30 к. за фунт. Оказывается, что суздальцы не имеют и понятия об отделке белого гриба. Они просто кладут грибы на жаровню или железный лист и ставят в печь. Некоторые подстилают под лист соломы, чтобы не очень изжарились грибы. Грибы выходят черные, сморщенные. Здесь сушат иначе. В глиняную плошку насыпают песку, втыкают в песок штук 20 лучинок, а на каждую лучинку по 1—3 гриба и ставят плошку на ночь в легкую печь. Если грибы не досохнут, то утром их кладут на печь. Для хорошей отделки надо на лучинку втыкать по 1 грибу, чтобы вытекающий из гриба сок не испачкал нижних грибов. Надо, чтоб печь была надлежащей температуры, а то грибы могут почернеть. И так, гриб требует много забот и уменья, много причиняет и неудобств, так как запах от поставленных в печь грибов крайне удушливый, неприятный. Когда урожай грибов, то их не успевают сушить, даже у кого есть две печи, а держать гриб в сыром виде два дня не годится: гриб сохнет. В прошлом году, напр., не успевали сушить, топя даже бани. Скупают грибы здешние скупщики, но приезжают последние годы и купцы из Москвы на ярмарки 29 июня (тут редко бывают еще грибы) и 20 июля. Эти приезжие скупщики берут гриб для варки, которую производят тут же. В прошлом 1899 г. покупали сырые грибы в начале лета по 6 коп, фунт, а потом по 2 ½ к. Здешние скупщики набирают грибы, сортируют их и хранят до зимы. Только незначительную часть отправляют в Москву и Петербург к Успенскому посту и Рождественскому. Главная же отправка — для Великого поста — с 1-го января. Отправляют грибы знакомым торговцам в корзинах, обернутых рогожей, пудов по 5 — 10. Большею частью с грибами ездят сами. Мелкие скупщики развозят грибы по городам, сбывая в лавки. Скупщики наживают по 4 — 6 р. на пуд, но иногда бывает и убыток, если случится хороший урожай в Польше и Киевской губернии, откуда много привозится грибов. Бывает и так, что в центральной России сильный урожай, а гриб все-таки в цене, это значит, что неурожай в Польше.
Строчка
Строчка исключительно женский промысел. Это особый вид кружева. Из ткани, полотна или другой, выдергиваются отдельные нитки, так что из нее образуется прозрачная сетка, по которой и производится вышивка иголкой. Этот род кружев известен и заграницей, хотя не пользуется широким распространением. Называется он punto а raticеlla, punto tagliata. Заниматься этим промыслом в Гороховецком уезде стали в самое недавнее время. В В.-Ландеховской волости, теперешнем центре строчки, — всего 15, 20 лет, в соседней Н.-Ландеховской волости несколькими годами раньше. Теперь этот промысел обнимает 3 волости (еще Кромскую); им занимаются более 1000 лиц. В 1898 г. зарегистрировано 1052 строчечницы, но в настоящее время, без сомнения, число это несколько увеличилось. Раньше женщины в этой местности занимались исключительно лишь пряденьем холста. Промысел этот ввел некто Нешин в Н.-Ландехе. Без сомнения, женщины во всей этой местности издавна занимались этим рукодельем, но только для себя. Нешин первый организовал сбыт строчки на сторону. Он стал раздавать крестьянам полотно и платил им за вышивку известную сумму. Отдельные скупщики строчки в короткое сравнительно время нажили довольно значительные состояния. В настоящее время скупщиков строчки стало немного, так как скупка подведена под предприятие, подлежащее наблюдению податной инспекции и оплачиваемое довольно высоким сбором в казну, как раздаточная контора (50 р. в год). Мелким скупщикам не под силу вносить, ничего не видя, 50 р., и потому они все погибли. Если же кто сейчас вздумает раздавать полотно без патента, то крупные скупщики тотчас доносят об этом податному инспектору. Теперь в В.-Ландехе 2 скупщика — Люблинский и Елисеев. Елисеев проник с своим товаром и за-границу; на Чикагской выставке он получил за строчку бронзовую медаль (на Нижегородской выставке 1896 г. также большую бронзовую медаль). Интересен третий скупщик в с. Кромах — Иван Никитич Сироткин. Он говорит по-французски, по-немецки и хорошо по-польски. На Парижской выставке получил золотую медаль. Тут же на выставке ему сделала одна французская фирма большой заказ. Сироткин, человек не богатый, сильно обрадовался заказу и долго ломал голову, как бы ему его выполнить, но никак не мог вывернуться и не исполнил заказа. Он в деревне никогда не живет, всегда в Петербурге, где у него теперь есть свои магазины. Сбытом строчки он занимается между прочим и сам полотна даже не раздает, а делает заказы тому же Елиеееву. Затем в д. Окатово есть еще скупщик Воронков Николай Алексеев, торгующий строчкой специально по заграничным выставкам. Постоянно он торгует, между прочим и строчкой, в Петербурге в Пассаже. В Н.-Ландехе, говорят, 2 скупщика. Материал, почти исключительно полотно, скупщики покупают непосредственно на крупных фабриках, по наперед определенным ценам, сразу на десятки тысяч, пользуясь сверх скидки как оптовым покупателям еще скидкой за наличный расчет. Полотно в деревне раздают для вышивки различных вещей приходящим на базар в В.-Ландех в субботу крестьянам на книжку, назначая прямо без всяких решительно разговоров и торговли известную цену за известный рисунок. Нитки (катушечные) скупщик также дает свои; сколько - он уже знает. Если что останется, то это идет в пользу работницы. Потом строчильщицы продают катушки ниток на базаре мелочникам за полцены — за 3-4 коп. Вещи вышиваются больше для приданого — накидки на кровать (бывают накидки стоимостью 300 рублей), подушки (ряд различной величины наволочек, предназначающихся на одну кровать, носит название «прибор», здесь даже не знают названия наволочки), полотенца, так называемые кокетки для женских сорочек, платки, накомодники. Товар этот у нас идет преимущественно в купеческие семьи. Скупщики на половину делают эти вещи готовыми, а на половину на заказ, получаемый своими комиссионерами или лично здесь по почте из Москвы. Если вещь заказана, то она и делается лучше, тоньше работа, прочнее, чище. Скупщик так и говорит, когда отдает работнице работу, что это делается на заказ, и потому плата полагается в 1 ½ раза большая. Можно удивляться добросовестности здешних работниц, действительно, прилагающих все силы и все свое усердие, чтоб вещь вышла хороша. На половину увеличенная плата ничего лишнего не дает работнице против количества затраченного труда. Никогда никаких недоразумений у скупщика не бывает с здешними строчильщицами. Рисунки также дает сам скупщик. Как и можно ожидать, ни вкуса, ни красоты вы в них не встретите. Берется, какой попадется скупщику, рисунок где-нибудь в лавчонке в Москве для вышивки по канве, и приспосабливается к известной вещи. Для полотенец нужен рисунок городками, для наволочек рисунок с углами. Строчка производится на части рисунка так называемой настилью, когда известное число клеточек ткани все сплошь застилаются нитками, так что получается маленький рельеф, на части — так называемою перевивкой; это, когда клетка не сплошь застилается ниткой, а только соединяется по углам диагоналями, так что перевивка дает ряду клеток матовый оттенок. Чередование на клетчатом куске ткани белых пятен с матовыми и составляет весь эффект строчки. Поэтому рисунки, предназначаемые для вышивки крестиком по канве, употребляются для строчки только те, которые делаются для двух цветов бумаги — для вышивки красной и синей бумагой. Совсем другое назначение такого рисунка делает его вовсе непригодным для строчки. Но никаких попыток улучшить рисунки здешние покупщики не делают. Они довольствуются самым необходимым, без чего совсем нельзя было бы и вышивать - это имеют особого мальчика, кончившего здешнюю же сельскую школу, который переделывает купленные рисунки так, чтоб они годились для известной вещи. Напр. рисунок, тянущийся в ленту, он сгибает и подделывает угол, если требуется узор для наволочки, и т.д. О самостоятельном производстве рисунков, приспособленных специально к строчке, способных передать всю тонкость работы строчевниц, нежно оттенить матовую перевивку от белой настили, здесь совсем и не думают. Таким образом, главная сторона такого рода изящных, модных вещей, остается совершенно в пренебрежении. Но и несмотря на это, Гороховецкие изделия изящных рукоделий получали не раз награды на заграничных выставках. Работать начинают девочки рано, с 7—8-летняго возраста. Но выучиваются не так скоро. Чтоб хорошо, чисто строчить, надо практиковаться годы. От постоянного напряжения зрения у работниц краснеют глаза, слезятся. Обращаются к доктору, и доктор запрещает на время работать. Потом признаки болезни проходят и строчильщица опять принимается за работу. Мы видели в Верхнем Ландехе девочку 12 лет, больную глазами. Она бросила работу, но вот третий день, как принялась за работу, и ей опять хуже. Впрочем, случаи глазных болезней частичное явление; вообще, даже старухи не жалуются на большую порчу зрения. Другое отрицательное влияние строчки на население — это задерживающее влияние, какое она оказывает на грамотность. В Нижнем Ландехе — женская школа совсем пустует; девочек мало отдают, а если отдают, то на год — два; как выучилась читать, писать, берут из школы — строчкой заниматься пора. В Вер.-Ландехе девочек учится больше, но тоже, благодаря строчке, много бедных семейств не отдают в школу детей — лишние работники. Продолжительность рабочего дня еще больше, чем за вязкой варежек. С раннего утра сидят до поздней ночи, до 12 часов. Для развлечения также собираются на поседки. Заработок в среднем определяется в 70 — 85 к. в неделю. Только хорошая строчея, которая делает чистую работу, заработает в неделю 1 р. За последние 4 — 5 лет заработок понизился почти вдвое. За строчку полотенца раньше платили 50 к., теперь 30 коп. Поэтому и строчить стали теперь хуже — спешат. Причина понижения та, что скупщики теперь знают друг друга и действуют в смысле понижения заработной платы согласно. Определяет цену работы, как сказано, скупщик сам. За каждое пятно штраф 5 — 10 к. Никакие протесты невозможны. Можно только перейти к другому купцу. Но и этот маленький заработок — клад для местных женщин. Говорят, за последние 10 — 15 лет цены на рабочие руки поднялись вдвое, втрое. Раньше работница на 7 мес. нанималась за 10 — 15 р., теперь 30 — 35 р. Никаких инструментов при строчке нет. Нужны только пяльцы, служащие чуть не вечно и стоящие 35 — 50 к., да иголки. Строчка, несмотря на свое почти первобытное состояние, с каждым годом захватывает все большее число лиц. Требование на товар всегда есть, хотя дорогие вещи, как приданые в 500 — 600 руб., теперь идут меньше. Нет сомнения, если бы рисунки для строчки были изящные и если бы сделать кое-какие усовершенствования в технике и умении обращаться с тонкими тканями и нитями, то эти изделия нашли бы большой сбыт на нашем модном рынке. Говорят, что и за границей строчка очень нравится. Только нет у нас предприимчивых людей, которые сумели бы завязать сношения с заграничными фирмами. Здешние крестьяне, как и Пестяковские, ждут помощи извне, чтоб поднять свой ничтожный заработок. Организация сбыта и закупки полотна со стороны земства была бы истинным благодеянием для здешнего края. А такая организация вполне возможна, легко выполнима и не связана ни с каким риском. Если бы земство нашло, заграницей например, рынок для строчки и получило заказ, то оно могло бы закупить потребное количество полотна (большие фабрики никогда не обманут в качестве и цене) и потом раздать его чрез специально для того отправленного в Вер.-Ландех своего агента. Любой местный сельский учитель согласится на это. Работницы все народ крайне добросовестный и выполнили бы заказ, как нельзя лучше. Здешние скупщики уже предвидят и боятся вмешательства земства в это дело. Когда мы приехали в Вер.-Ландех и обратились к одному скупщику с просьбой показать нам строчку, то получили отказ под предлогом болезни жены хозяина. Второй скупщик также сказался занятым. Потом местными скупщиками было, по-видимому, решено не только не показывать земскому агенту товаров, но не показываться и самим. Один скупщик ясно высказался о своем душевном состоянии при таком поведении: «Знаем мы, зачем это приехали. Строчка кустарный промысел, а вон Московское земство стало помогать кустарям. Земство 3% наживет, ему хорошо, а нам и 10 мало».
