История голода и продовольственного обеспечения в Муромском крае до сер. XIX в.
Голод являлся неотъемлемой частью средневековой истории человечества. Это явление не было исключением и для российской жизни. Нередко голод возникал в результате военных действий, но чаще его причиной был неурожай из-за неблагоприятных погодных условий.
История массового голода в Муромском крае по письменным источникам прослеживается с XV в. С одной стороны это, видимо, связано с отсутствием источников по более раннему периоду. Но можно предложить и ряд иных объяснений этого факта. Во-первых, в это время происходил переход сельского хозяйства страны на трехполье с подсеки, что было вызвано относительной перенаселенностью и становлением новой социально-экономической системы. При новой системе земледелия урожаи упали в несколько раз. Во-вторых, возможно, именно тогда проявляется начавшееся похолодание климата. И. Е. Бучинский, например, отмечает, что в XVI в. началось ухудшение климата на Русской равнине, а со второй половины XVII в. увеличилось число голодных лет. В. И. Турманина говорит, что в XVI-XVII вв. происходит значительное общее похолодание и связанное с ним переувлажнение, вызвавшие общее понижение урожайности и частые недороды. Лишь к середине XIX в. климат становится суше и теплей. Скорее всего, именно наложение перехода к менее продуктивной трехпольной системе земледелия на ухудшение климата и явилось комплексом причин, вызывавших голод в эти годы.
Указание на голод 1419-1422 гг. на территории края имеется у А. А. Титова. Видимо, здесь он следует за сообщением Н. М. Карамзина, который писал в «Истории государства Российского», что «в 1419 г. выпал глубокий снег 15 ceнтября, когда еще хлеб не был убран: сделался общий голод и продолжался около трех лет во всей России: люди питались кониною, мясом собак, кротов, даже трупами человеческими: умирали тысячами в домах и гибли на дорогах от зимнего необыкновенного холода. В 1422 г. сперва продавался оков ржи (8 осьмин) по рублю, в Костроме по два, в Нижнем по шести рублей (что составляло фунт с 1/4 серебра): и, наконец, негде было купить осьмину. Зная, что во Пскове находилось много ржи запасной, жители Новогородские, Тверские, Московские, Чудь, Корела толпами устремились в сию область, богатые покупать и вывозить хлеб, а скудные кормиться милостынею».
Вероятно, Муромский край также попал в обозначенный регион (Москва, Кострома, Нижний Новгород). В приведенном отрывке указаны причины голода - ранние заморозки и сильные морозы, и методы его преодоления - миграция населения в богатые хлебом районы, чтобы «кормиться милостыней». Но главный способ борьбы с голодом - это создание запасов продовольствия, в первую очередь, хлеба.
Хлеб мог храниться в зерновых ямах. В Пространной редакции Русской правды (Ст. 43) указывалось: «Аже крадет гумно или жито в яме…» Эти сооружения позволяли сохранять хлеб даже при пожарах. Статья 41 этого же документа говорит о клети-амбаре для хранения зерна и овощей. В «Домострое» запасам в житницах, сушильнях, погребах, ледниках, амбарах и т. д. посвящены главы 52-58; при этом надо отметить, что амбар здесь понимается как склад для вещей, а не хлеба. Это понимание слова амбар существовало и позднее, поэтому не каждое упоминание амбара есть указание на хранилище зерна. В Муромском крае также хранили хлеб в ямах, а впоследствии в амбарах, житницах или житных дворах, то есть наземных срубных и каменных постройках. В описи Бутурлина 1566 г. отмечается, что в Муроме располагалось «амбаров, харчевых ларей, балаганов до 315». Однако создаваемые запасы были недостаточны.
В XVI в. в Муромской земле голод и мор отмечаются под 1570 г., когда заморозки погубили хлеб. Климатологи отмечают, что, начиная с этого года, понижается средняя зимняя температура.
Голод 1570 г. был явлением общенационального масштаба. События этого голода в Муромской земле, видимо, нашли отражение в «Повести об Ульянии Осорьиной»: «Помале же Божию гневу Рускую землю постигшу за грехи наша; гладу велику зело бывшу, и мнози от глада того помираху… Она (Ульяния) же многу милостыню отаи творяше, взимаше пищу у свекрови на утренее и на полуденное ядение, и то все нищимъ гладнымъ даяше… Она же, от свекрови пищу приимая сама, а не ядяше, гладным все раздаяше… Помале же мор бысть на люди силен, и мнози умираху пострелом, и оттого мнози в домехъ запирахуся и уязвенныхъ женъ постреломъ в домы не пущаху, и ризамъ не прикасахуся… Аще ядяше и пияше, или что делая, непрестанно молитву глаголаше… Бесъ же бежа от нея, вопияше: “Многу беду ныне приях тебе ради, но сотворю ти спону на старость: начнеши гладомъ измирати, неже чюжихъ кормити”».
Мы видим, что одним из способов борьбы с голодом являлась раздача милостыни из частных хранилищ. Голод воспринимался как бесовское, дьявольское наваждение, а прием пищи, соответственно, представлялся как божественный подарок.
В годы правления Бориса Годунова Россия пережила страшный трехлетний голод (1601-1603). Холодное лето, проливные дожди и ранние морозы 1601 г. привели к недороду в 1602 и 1603 гг. Население питалось корой деревьев и травой, мясом кoшeк и собак; по свидетельствам очевидцев были даже случаи людоедства.
В «Повести об Ульянии Осорьиной» этот голод описывается так: «И продолжися животъ ея до царя Бориса. В то же время бысть глад крепокъ во всей Русстей земли, яко многимъ от нужда скверныхъ мясъ и человеческихъ плотей вкушати, и множество человекъ неисчетно гладомъ изомроша. В дому же ея велика скудость пищи бысть и всех потребныхъ, яко отнюдь не прорасте из земля всеяное жита ея. Коня же и скоты изомроша. Она же моляше дети и рабы своя, еже отнюдь ничему чужу и татьбе не коснутися, но елика оставляшася скоты, и ризы, и сосуды вся распрода на жито и от того челять кормяше, и милостыню доволно дояше, и в нищите обычныя милостыня не остася, и ни единаго от просящих не отпусти тщима рукама... В то бо лето преселися во ино село в пределы Нижеградския, и не бе ту церкви, но яко два поприща… Скудости же умножишася в дому ея. Она же распусти рабы на волю, да не изнурятся гладомъ. От них же доброразсуднии обещахуся с нею терпети, а инии отоидоша; она же со благословениемъ и молитвою отпусти я: не держа гнева нимало. И повеле оставшим рабомъ собирати лебяду и кору древяную, и в том хлъбъ сотворити, и от того сама з детьми и с рабы питашеся, и молитвою ея бысть хлъбъ сладокъ. О того же нищимъ даяше, и никого тща не отпусти; в то бо время бес числа нищихъ бе. Сосъди же ея глаголаху нищим: “Что ради в Ульянин дом ходите? Она бо и сама гладомъ измираетъ!” Они же поведаша имъ: “Многи села обходимъ и чистъ хлъбъ вземлем, а тако в сладость не ядохомъ, яко сладокъ хлебъ вдовы сея”... Сосъди же, изообилни хлебомъ, посылаху в домъ ея просити хлеба, искушающе ю, яко велми хлеб ея сладокъ».
Этот отрывок указывает на то, что голод поразил сельскую местность. Здесь же мы видим еще один способ борьбы с голодом - это использование в пищу дикорастущих растений.
Моровые поветрия, сопряженные, как правило, с голодом, отмечаются в Муромском крае и в XVII в., например, под 1654/55 гг. Для XVII в. есть ряд сообщений о продовольственном обеспечении Муромского края. Источники сообщают о различных строениях для хранения запасов (амбары, житницы, погреба, ледники). Воеводский двор, расположенный в городской крепости, так описан в писцовой книге: «Да в городе же двор воеводской, на дворе же хоромы: горница с комнатой, да повалуша, да сени, изба воротняя, поварня, да сушила, под сушилами погреб, да житница…» На Пушкарской улице находились два государевых двора - житный и поледный, куда доставлялась свежая рыба. Кстати, рыбу как возобновляемый продовольственный запас на территории Мурома ловили в прудах. Например, по описи Бартенева 1637 г. «гражданам» города и священнослужителям Димитровской церкви на территории города принадлежал пруд, где можно было добывать живую рыбу.
Из хозяйственных построек Борисоглебского монастыря (с. Борис-Глеб, Муромский район) в Писцовых книгах 1628-30 гг. упоминаются хлебня, келья поваренная, напогребница, погреб, ледник и сушило.
В грамоте 1618 г. сообщается, что муромский пушкарь Ермак Крюков занял сто семьдесят рублей под залог: «В Муроме на посаде со всполья на овраге двор... с хоромы и с огородом, а дворе две избы плоских, против их повалушки, а промеж ими сени да погреб, а на нем сушило да сенница да конюшня...»
Колонизация новых территорий позволила Российскому государству в XVII в. получать продовольствие из черноземных районов страны. Муром, стоящий на крупной реке, активно участвовал в транспортировке хлеба и скота. В частности, через него проходил один из важнейших путей на Москву.
Опись Бартенева 1637 г. свидетельствует, что «на площади, где была церковь св. Симеона Столпника, построена казенна житница… для ссыпки хлеба, привозимого из Арзамаса; по вскрытии весны отправляли водою в Москву, для продовольствия людей государевых… против города во рву… стояло 7 житниц государственных». В это же время купцы Черкасов и Цветнов занимались торговлею «по хлебной и соляной части, имели для сего амбары на берегу реки, тоже как и Максим Строганов».
О значительности потока продовольствия свидетельствует, в частности, царская грамота от 30 марта 1640 г. в Муром губным старостам Осорьину и Ворыпаеву о не принуждении посадских людей брать ямских лошадей для перевозки с торга и с пристаней хлеба и прочих припасов.
Первая четверть XVIII в. стала тяжелейшим временем для населения России. После неурожайных 1704-1706 гг. в Муромском уезде крестьяне отказывались платить недоимки, выгоняли из деревни приставов и подьячих.
В записке конца 1725 г. П. И. Ягужинский сообщает, что крестьян «великое уже число является умершими ни от чего иного, как токмо от голоду (и не без ужасно слышать, что одна баба от голоду дочь свою, кинув в воду, утопила), и множество бегут за рубеж... и в Башкиры, чему и заставы не помогают».
Следовательно, и в XVIII в. миграция оставалась одним из способов борьбы с голодом. Правда, возможность искать пропитание в «хлебных местах» не всегда была открыта; так, указ 1736 г. разрешал помещикам наказывать кнутом крестьян, «бегающих с голода».
Вообще состояние запасов продовольствия в деревнях и селах Муромского уезда в XVIII в. было нестабильным. Например, по описи 1723 г. хозяйства крестьянина с. Захарова Муромского уезда Стахея Игнатьева, принадлежавшего князю В. И. Гагарину, видно, что во дворе Стахея числилось пять человек. Хозяйство состояло из избы, «клети с подклетом», амбара с «сенницей», двух хлевов, на гумне имелся овин с половней. Имелось три лошади, корова, два подтелка, пять овец, поросенок, шесть кур. Посевы Стахея составляли шесть четвертей озимой ржи и шесть четвертей яровой. Такое хозяйство могло прокормиться самостоятельно и даже имело некоторый излишек.
По данным из муромского нижнего земского суда на ноябрь 1787 г. хлеба в некоторых имениях уезда хватало только на полмесяца.
В XVIII в. потоки продовольствия из черноземных губерний нарастают. Значительность продовольственных перевозок и перегонов скота через Муром косвенно подтверждает количество заводов по переработке зерна и продуктов животноводства.
Во второй половине XVIII в. М. Д. Чулков писал, что в Муроме «купечества тысяча шестьсот двадцать семь человек; имеют кожевенные заводы; изготовляемые на них красные юфти отпускают в Санкт-Петербург; также выделываемые молочные кожи, и продают в Муроме; да мыльные заводы, с которых отвозят мыло в другие города… А некоторые из купцов закупают в зимнее время на Моршанской пристани, которая состоит в Тамбовском уезде, в селе Морше, разный хлеб, и отвозят оный по весне коломенками до города Ярославля и в другие места».
В «Топографическом описании Владимирской губернии» 1784 г. по Мурому отмечается клеевой завод, где делали мяздринный клей, который для продажи отвозили в Москву и на Макарьевскую ярмарку на сумму до 2000 рублей в год. Существовали заводы по производству ржаного солода, принадлежащие купцам и мещанам города, производившие солод на 3000 рублей в год. Зерно для этого покупалось в городе. На двадцать одном кожевенном заводе выделывалась юфть из кож, покупаемых в городе и в уезде у крестьян.
На «недельные народные торги» в Муром привозили хлеб крестьяне из Саранского, Темниковского, Керенского, Верхнопутского, Тамбовского и Арзамасского уездов.
В ведомости о числе в г. Муроме обывателей и их промыслах (1781) отмечается: «В городе Муроме имеется мясных лавок 20 и в оных торгующих купцов шесть, мещан четырнадцать, и у них имеется соляных мясов 2260 пуд… и оный припас покупается в Муроме в осеннее время, а кроме того в означенных лавках никаких припасов не имеется… торгующих печеным аржаными ситными хлебами и пшеничными калачами 22 человека и те припасы пекут... а съестных и фуражных припасов за генварь месяц сего года количества здесь в Муроме из лавок в продаже более не имеется, да в здешнем городе состоит мучных лавок пять, в том числе купеческих три, мещанских две; в их лавках имеется муки аржаной 3 тыс. пудов, пшеничной 800 пудов… и все вышеписанные съестные припасы покупаются в здешнем городе на торге от вольнопривозов зимнем времени».
Таким образом, на каждого жителя города в январе 1781 г. приходилось примерно по 0,5 пуда мяса, складированного в мясных лавках, по 0,6 пудов ржаной муки и по 0,1 пуду пшеничной, складированной в мучных лавках.
На рубеже XVIII-XIX вв. А. Щенкатов отмечал, что из продовольственных товаров на ярмарку в Муром привозили хлеб, мясо и рыбу разных родов, сахар, чай, виноградные напитки.
О перегоне скота в XVIII в. А. А. Титов записал случай с чиновником Муромцевым, отправившимся в «край Оренбургский» для закупки башкирских баранов в период Пугачевского бунта.
Сводные данные, приводимые А. В. Дуловым, могут в целом охарактеризовать общее состояние с продовольственным обеспечением населения страны в XVIII-XIX вв. в соотношении с климатом эпохи.
Большой голод был в 1690 г., его причинами являлись нашествие саранчи во многих районах вплоть до Москвы и в отдельных местностях - дожди. В 1716 г. из-за частых дождей был неурожай. В 1718 г. весенние и летние заморозки сильно повредили посевы, в следующем году произошло сильное наводнение по всей Волге. В 1721 г. было холодное лето. С 1721 по 1724 гг. многие губернии России были поражены неурожаем и голодом. Следующая серия голодных лет обрушилась на страну в 1732-1736 гг.
Вторая половина XVIII в. была, возможно, самой благоприятной для сельского хозяйства - голод отмечен всего два раза. С четвертой четверти XVIII в. вплоть до 1822 г. наступил длительный период похолодания. В первые два десятилетия XIX в. погодные условия были благоприятными, зато в 1820-1821, 1827, 1834, 1839 гг. неурожаи захватили большое количество губерний, а последний из них отразился почти на всей территории Европейской России. В период 1844-1851 гг. пять из восьми лет оказались неурожайными для многих губерний. Таким образом, и в XIX в. проблема продовольственного обеспечения оставалась насущной.
Еще в XVIII в. предпринимаются попытки организовать продовольственное обеспечение населения на новых регулярных началах. В частности, правительство предпринимает ряд мер по созданию хлебозапасной системы. Указ от 29 ноября 1799 г. гласил: «Изданные о заведении хлебных запасов законы и собранные по сему предмету сведения, из коих видно, что еще с 1718 г... Петром Великим издаваемы были указы о заведении хлебных запасов для вспоможения поселянам в случае недостатка в хлебе от неурожая и других несчастных приключений бывающего: но тогдашние военные обстоятельства отвлекали его от сего важного предмета, и не допускали привести в действие своих предписаний... Потом с 1765 г. обращаемо было внимание на сию важную ветвь Государственного хозяйства; но и тогда Россия была обуреваема извне ополчением врагов».
Однако и к XIX в. все установления не принесли особых результатов. Как гласил именной указ от 14 апреля 1822 г., «издаваемы были в разные времена разные постановления; и последним в 1799 г. повелено было учредить во всей империи сельские запасные магазины. Учреждение сие не достигло, однако ж, предполагаемой цели, и в минувшие два года, неурожаи, многие губернии постигли...»
В 1822 г. была предпринята очередная попытка по созданию хлебозапасной системы. Так, во Владимирской губернии создается Комиссия народного продовольствия. В именном указе от 14 апреля 1822 г. излагалась программа правительства по созданию сети сельских магазинов, но и меры 1822 г. «не могут быть признаны совершенно достаточными» - отмечалось двенадцать лет спустя в указе от 5 июля 1834 г.
В продовольственном уставе 1834 г. были прописаны не только нормы сборов и должностные лица, ответственные за каждый участок системы, но и материалы, необходимые для строительства, и детальные чертежи самих магазинов, даже качество бумаги, используемой для отчетности.
Но реальная жизнь вскоре заставила вносить изменения. Оформление бумаг смотрителями магазинов, зачастую неграмотными, не соответствовало прописанным нормам, тем белее, что бланки «за единичными случаями не были разосланы». Отчеты доставлялись «не в срочное время».
1 марта 1836 г. было «дозволено строить магазины по мере средств... даже по нужде, без полов и потолков, но с плотной кровлей... не стесняясь в сем случае разосланными в 1834 г. планами». Вскоре в губернии было разослано циркулярное предписание министра внутренних дел о необходимости раздельно принимать от крестьян хлеб, высушенный под солнцем и прокаленный в печах, «не способный к посеву».
Магазины вообще строились медленнее запланированного. Вместо двух лет по указу 1834 г., кое-где они были построены только через четыре. Постоянно возникали проблемы своевременного наполнения магазинов. «Хлеб хотя и показан в ведомостях, но некоторые владельцы ни сколько не всыпают положенного количества». Возврат ссуд так же проходил с большими проволочками. Задержки достигали пяти-четырнадцати лет. Постоянным пороком сельских магазинов становились растраты запасов.
Хлебозапасная система все же была создана. В 1840 г. помещикам под грифом «Секретно» рассылаются письма с предупреждением, что «урожай озимых произведений был в некоторых местах почти ничтожный... предстоит опасение, что крестьяне, увлеченные высокою ценою на хлеб, и надеясь на пособие от казны, могут продать часть нужного для них самих ярового хлеба… Потребность ярового хлеба собственно для посева, обеспечена уже распоряжением, последовавшим в исполнение Высочайшей воли заключающейся в том, чтобы часть онаго нынешнего урожая была отделена и хранима в магазинах или в скирдах». Предлагалось «для удержания крестьян от продажи ярового хлеба действовать мерами увещания, не прибегая ни к каким стеснительным распоряжениям, а в особенности объявить, что крестьяне, которые по пробным умолотам имели ярового хлеба в количестве достаточном для прокормления их семейств, и продавшие потом хлеб сей, лишат себя права пособия со стороны правительства».
Таким образом, хлебозапасная система стала частью круговорота крестьянской жизни, в частности, обеспечения селян практически ежегодным посевным материалом и продовольствием, что было закономерно, ибо хозяйство русского крестьянина не имело излишков зерна. Система хлебозапасных магазинов не смогла полностью защитить население от голодовок.
Голод продолжал оставаться фактом Муромской жизни и в XIX в. А. А. Титов отмечает: «В 1833 году от сильной засухи летом последовал неурожай хлеба; хотя запасы у некоторых помещиков и были довольно порядочные, подававшие надежду в продовольствии, но цены возвышаются в это время обыкновенно, пуд ржаной муки продавался по 4 руб. и более; бедные жители города, особенно уезда, терпели крайнее бедствие, питаясь хлебом с разной примесью. Некоторые из граждан, по долгу человеколюбия, составили сумму и поручили городскому голове В. Т. Суздальцеву, заготовить хлеб, отпускать бедным по дешевой цене, именно по 2 р. за пуд, а другим безденежно; за таковой христианский подвиг они получили Высочайшее благоволение».
Таким образом, эффективной и регулярной системы помощи голодающим в Муроме тридцатых годов XIX в. не существовало. Требовался «христианский подвиг» состоятельных граждан города. Сохранялся, как и двести лет назад, и способ питания хлебом с примесями.
Другой заботой правительства в деле продовольственного обеспечения страны стало внедрение в сельскохозяйственное производство картофеля, начатое известным указом 1765 г. («Наставление о разведении земляных яблоков, называемых потетес»).
С середины тридцатых годов XIX в. правительство развернуло широкую компанию по расширению посадок картофеля. Помещики получали послания от гражданских губернаторов «насчет усиления разведения картофеля» и, требуя «немедленно подтверждением крестьянам своим производить каждым в своих огородах или в полях... у коих посев не производится, чтобы они к будущей весне каждый из них запасся картофелем для посеву... достаточно для прокормления всего семейства, хотя на половину года». Такое форсирование событий вызвало в разных местностях России «картофельные бунты».
Следы этой кампании обнаруживаются с начала сороковых годов XIX в. Если в 1768 г. галичский корреспондент Вольного экономического общества сообщал: «Земляных яблоков доныне никогда саживано не было», - то и в середине XIX в. кинешемский помещик писал: «В Костромской губернии, не только у крестьян, но и у помещиков редко у кого видно посеянный в поле картофель». Приходно-расходные книги помещичьих усадеб в начале тридцатых годов XIX в. не имеют упоминаний о посадках картофеля. При этом в так называемых образцовых усадьбах посевы картофеля занимали площади от 50 до 844 квадратных сажен, соперничая в этом с гречихой.
Причины медленного внедрения новой культуры кроются не только в консерватизме системы крестьянского хозяйства, но и в наличии культуры заменителя, адаптированного к выжженной новине, являвшейся постоянной составляющей севооборотов в многолесных губерниях России. Такой культурой являлась репа. Этот корнеплод гармонично вписывался в годовой цикл работ крестьянина нечерноземной полосы России. Если картофель высаживают одновременно с зерновыми, то репа сеялась перед «Ивановым днем» (середина июня), а, значит, после сева, но до сенокоса (20-е числа июня - 1 июля). Картофель становится полевой культурой только в сороковые годы XIX в. В Муромском уезде толчок картофелеводству дал неурожай зерновых 1839 и 1840 гг.
Надо сказать, что крестьяне вообще были склонны не наращивать производство, не считаясь с затратами, а оптимизировать структуру своего хозяйства. Не случайно в описях крестьянских дворов так редко встречаются свиньи. В Нерехтском уезде на всех частновладельческих крестьян в 1857 г. приходилось всего 282 свиньи (на одну ревизскую душу - 0,005). В Муромском уезде в 1860 г. на одну душу приходилось 0,04 свиньи. С. Дмитриев предлагает следующее объяснение этого факта: «Всякий корм, удобный для свиней, с большей пользою может быть употреблен для рогатого скота, то хозяйственный расчет и не позволяет нашим крестьянам держать свиней».
В 1860 г. на одну душу приходилось от 0,6 (по уезду) до 0,2 (по городу) голов скота, считая лошадей, крупный рогатый скот, свиней, овец и коз, что было явно недостаточно для продовольственного обеспечения населения края.
На рубеже XVIII-XIX вв. в Муромском уезде на одного жителя приходилось примерно две-три четверти местного хлеба. А по подсчетам исследователей XIX в. в год на пропитание одного человека требуется не менее трех четвертей. Поэтому и в первой половине XIX в. Муром в значительной степени живет на привозном хлебе.
В 1817 г. подле города находится пристань, где останавливаются с «низовым» хлебом от десяти до тридцати барок. А уже в 1859 г. сообщается, что береговые линии вдоль реки Оки от церквей Козьмодемьянской до Воскресенской - протяжением в полторы версты - занимаются судопромышленниками для выгрузки разного хлеба.
В XIX в. в городе сохраняется примерно прежнее количество продовольственных лавок, то есть сто двадцать семь, в том числе: с красным товаром - четырнадцать, хлебным - пятьдесят одна, москательным - четырнадцать, с железом - девять, мясных - двадцать пять, мелочных - четырнадцать, трактиров и гостиниц - три, харчевен - одна, погребов с виноградным вином - шесть, питейных домов - тринадцать.
Погреба существовали и при приюте А. В. Ермакова - «богадельни для престарелых и бедных», которая в 1860 г. описывалась как «дом каменный одноэтажный… При доме сем состоят: а) надворное строение деревянное в длину 8 сажен 2 аршина и ширину 4 сажени под тесовой крышей. В нем сарай для складки дров, погреб и баня».
Известно, что в XIX в. крестьяне Муромского уезда «отправляют и работы, не означенные в урочном положении, например... набивку погребов льдом и т. д., руководствуясь местным обычаем».
О том, как выглядели погреба XIX в. в Муроме, можно судить по описанию погреба муромской купеческой жены Ирины Гавриловой Нехорошевой, купленном ею в 1863 г.: «Погреб бревенчатый с таковою напогребницею соснового леса, длиной три сажени и шириной по пол сажени. У него дверь досчатая створчатая на петлях и крючьях железных; пола нет, потолок досчатый, крытый дранью, ветхий».
Таким образом, голод являлся периодически возникающим явлением жизни России и Муромского края на протяжении по крайней мере пяти веков (XV-XIX). Все это время основными мерами предотвращения и противодействия этому явлению были:
- миграция населения на территории, обеспеченные запасами продовольствия;
- использование в питании дикорастущих растений и мяса животных, обычно не входящих в рацион;
- создание запасов продовольствия в хранилищах различного типа (зерновые ямы, амбары, житницы, погреба, ледники и др.).
Источник:
История голода и продовольственного обеспечения до середины XIX в. (Муромский край и сопредельные территории). Волостнов С. А.: [Электронный ресурс] // Муромский историко-художественный музей: [сайт]. – 2014. – URL: http://old.museum-murom.ru/nauch-rab/uvar-v/istoriya-goloda-i-prodovolstvennogo-obespecheniya
Город Муром
Copyright © 2018 Любовь безусловная
|
