Пережившие ад фашистской неволи Книга составлена по материалам Владимирского отделения Российского союза бывших малолетних узников фашизма, собранным его председателем А.Д. Рябовым, содержит воспоминания и список бывших малолетних узников фашизма, жителей Владимирской области.
Воспоминания, помещенные в книге, — это документальные свидетельства против фашизма, не просто очевидцев, а оставшихся в живых жертв фашизма, они помогут новым поколениям узнать правду об одной из самых страшных сторон Второй мировой войны.
Предназначена для широкого круга читателей, и прежде всего, для бывших узников фашизма, их родных, для поиска людей, разлученных войной.
Хождения по мукам: свидетельства - бывших узников фашизма
Вторая мировая война — самая преступная, жестокая и смертельная война в истории человечества, несопоставима ни с одним из военных конфликтов в мировой истории ни по числу жертв и разрушений, ни по степени насилия и горя, ни по изощренности надругательств над человеческой личностью, ехавшей заложницей мировой истории. За время войны фашистские захватчики истребили и замучили более 7 миллионов мирных жителей СССР, угнали на каторжный труд в Германию 4976 тыс. советских граждан. Разрушили и сожгли 1710 городов и более 70 тыс. сел и деревень, лишили крова 35 миллионов человек.
В директивах Гитлера, Геринга ставились задачи создания «новых господ, чуждых морали и жалости», уничтожения 11 млн. евреев, всех цыган, миллионов славян, выселение 75 % населения СССР в Сибирь, уничтожения деятелей науки и культуры, политических противников, германизации нордической части детей оккупированных стран. Результатом этой политики и войны стали около. 50 млн. человеческих жизней, миллионов мирных людей — женщин, стариков, детей. Советский народ заплатил за свою победу 27 млн. жизней, из которых более 19 млн. были мирные люди.
Генеральный план «Ост», разработанный под руководством главы СС Гиммлера в 1940 г., предусматривал уничтожение, выселение, онемечивание населения СССР. Предполагалось истребить 30—50 млн. русских. Цель — уничтожить русский народ, а часть превратить в послушных рабов. Предполагалось выселить в Западную Сибирь 65 % населения Западной Украины, 75 % населения Белоруссии, значительную часть населения Прибалтики. На освободившиеся земли намечалось переселить свыше 4,5 млн. немцев и тысячи жителей Скандинавии.
Война, втянувшая 61 государство, более 110 млн. солдат, сделавшая свыше 90 млн. калеками, около 60 млн. уничтожила — более половины из которых граждане бывшего Советского Союза. Война разлучила семьи, обездолила детей и погасила радость в их глазах. Убила детство. Каждый четвертый погибший — ребенок...
Дети — за колючей проволокой... Разум отказывается воспринимать подобное. Дети — в концлагерях, без имени, без матери, с застывшим страхом в глазах. Дети — в донорских блоках. Дети без детства. «Седые дети» войны. Среди 12-ти миллионов замученных в концлагерях более 3-х миллионов — дети. Забыть подобное невозможно.
Самыми ценными материалами являются свидетельские показания бывших узников фашизма. К сожалению, данная тема многие годы была закрыта и только в конце XX века стали появляться в печати воспоминания узников.
Да, нелегко вторгаться в прошлое, вытаскивать пожилым людям из памяти горечь страшных переживаний, ужасы детства. Но это есть правда жизни, о которой должны знать, помнить все.
НАЧАЛО ОККУПАЦИИ.
РАЗОРЕНИЕ СЕЛ В 1941 — 1942 гг.
На временно оккупированной гитлеровцами советской территории оказалось более 80 млн. человек — беззащитных женщин, детей и стариков. В основном это были русские, украинцы, белорусы. Не успели или не смогли эвакуироваться примерно 3 млн. евреев. Мужчины были мобилизованы в армию, женщины с детьми оставались с захватчиками один на один.
Для миллионов соотечественников, оставшихся на захваченной врагом территории, начало войны было трагическим. Они оказались во власти фашистов, не признававших ни норм международного права, ни человеческой морали. Там, где еще недавно царила мирная жизнь, теперь хозяйничали гитлеровские солдаты, пылали жилища, лились слезы и кровь людей. Грабежи и насилие, повальные обыски, аресты, казни приняли огромные масштабы. Всеми мерами враги пытались подавить волю народа к сопротивлению.
Карательные операции на территории России стали проводиться фашистами практически с момента их вторжения. В Смоленской области было истреблено 560 тыс. человек, сожжено около 300 деревень. Погиб каждый третий житель области”. Были оккупированы Смоленская, Брянская, Псковская, Новгородская, Ленинградская, Курская, Белгородская, Орловская, Воронежская, Тульская, Калужская области, районы Рязанской области, Ставропольский и Краснодарский края и другие территории.
Начало оккупации запечатлелось навсегда в памяти детей, оказавшихся в захваченных немцами городах и селах. Бывшие малолетние узники фашизма, чудом спасшиеся, свидетельствуют о зверствах гитлеровцев. Вот некоторые из этих свидетельств. Ценность их не только в заключенной в них информации, а прежде всего в живом пульсе событий разрушенной мирной жизни, обрушившихся страданий, проявлений мужества, взаимопомощи, веры. Не выразить никакими словами муки матерей, спасавших детей, это можно только почувствовать сердцем, читая рукописи воспоминаний.
Пугалова Людмила Ивановна: «Мы жили в Новороссийске. Немцы заняли нашу квартиру. Фашисты бросали в угол кусочки хлеба наставляли на нас пистолет. Но мы были так голодны, что нас ничего не могло остановить. Мама просит не ходить в квартиру, чтобы фашисты нас не убили. Мы жили в страхе, у меня язык был всегда искусан до крови, так как я читала на память молитву «Отче наш», челюсть от страха тряслась. Фашистов ненавижу, даже их речь. Сколько принесли моей семье горя, они нам изуродовали всю жизнь. Отец погиб. Мама осталась один на один со страшной жизнью на выживание. Хлебнули мы горя, голода, унижений, вспомнить страшно...»
Марычева Дина Федоровна: «Надо сказать, что судьба моя сложилась бы хуже, если бы со мной рядом не было моей мамы. Я каждую минуту чувствовала ее защиту. Во время бомбежек она ложилась на меня, закрывая своим телом».
Денисова Анастасия Ильинична: «Зимой 1941 г, по всем домам в нашем поселке стояла какая-то наша часть. Папа солдатам помогал по мужской работе, мама пекла каждый день хлеб, обеды варила, раненых перевязывали, и мы, дети, помогали бинты разматывать, поили раненых. Были страшные бои. И вдруг наши войска стали отступать. Среди гражданских жителей поднялась паника, кинулись женщины с детьми на сани к солдатам. Главный командир выстрелил вверх и приказал разойтись по домам, так как не было приказа брать с собой жителей: «Поймите, мы можем сейчас погибнуть», — сказал он. Несколько стариков-инвалидов, в том числе и нашего отца, главный командир взял сопровождать части по тайным лесным дорогам. Вскоре пришли фашисты и сожгли все хутора, поселки: Бухолово, Протасы, Борсуки, Петушки, Хромыли, все дотла, дома была деревянные. Это было в Крещение в 1942 г. в сорокаградусный мороз, нас, детей было трое, и еще мама была беременная. Отец, проводив часть, через какое-то время вернулся, а поселка нет — белое поле».
Бирюкова (Козинцева) Зоя Филипповна (с. Колыбелка Лискинского района Воронежской области): «Немцы пришли ночью, выгнали нас из дома, взять одежду и питание мы не успели, мама схватила детей, кого на руки, кого за руку, кто сам ухватился за подол, и так погнали всех толпой под усиленной охраной. Загнали в большой овраг, хотели расстрелять, потом почему-то передумали, погнали в немецкий лагерь, загнали в сарай как скот. Зима была суровая, дети все время плакали. Нам было холодно, и все время хотелось есть! Взрослых и подростков немцы гоняли на работу — укреплять свои передовые линии, рыть туннели, блиндажи, а мы, дети, оставались под охраной страшных собак и полицаев-предателей. Мама все время очень боялась, если узнают, что наш отец на фронте офицер-командир, то нас сразу расстреляют. В лагере многие заболели тифом, и моя старшая сестренка умерла. Чудом мы выжили, в 1943 г. нас освободили».
Гулевская Галина Федоровна: «Гитлеровцы выгребли все продукты, переловили кур, но из дома не выгнали. Наступил голод. Чтобы как-то прокормиться, жители собирали на устроенных немцами помойках картофельные очистки. Александра Николаевна ходила по деревням, выменивала вещи на продукты. Однажды это чуть не стоило ей жизни. Её и нескольких женщин немцы вывели за околицу на расстрел. Всю дорогу молилась Галина мама Казанской иконе Божьей Матери, чтобы обошла смерть стороной, и уже совсем было пришли, как неожиданно в небе появился советский самолёт. Несколько раз посылали Александру Николаевну с сёстрами на минные поля. Выстраивали немцы сцепившихся руками женщин в одну большую шеренгу и приказывали идти туда, где, по их мнению, партизаны заложили мины».
Живоглядова (Макеева) Антонина Константиновна (д. Рамболово Тосненского района Ленинградской области): «Немцы нас выжили из дома, там устроили штаб. Того, кто еще мог ходить, немцы отправляли чистить дороги, многие умирали от голода и холода, семьями умирали. Хоронили их весной, когда все растаяло. Мы весной ходили на поля, искали капусту под снегом. Немцы узнали об этом и заминировали поля».
Дмитриева (Захарова) Мария Ивановна (д. Кирейково Ульяновского района Калужской области): «Помню, как пришли два немца вечером, мы все сидели на печке. Один говорит «Матка, завтра отправляетесь на Карачев». Это было в марте 1942 г. На второй день всех насильно выгоняли из домов. Было страшно, как все кричали и плакали, но я была совсем ребенком».
Чикизова (Жучкова) Александра Сергеевна (с. Скороходово Чутовского района Полтавской области): «У нас была большая и дружная семья: папа, мама, дедушка (отец матери), тетя (сестра матери), была у меня сестренка. Но пришла страшная война. Папа ушел на фронт, и в это же время родился у меня братик. События разворачивались очень стремительно, война накатывалась, как снежная лавина. Было что-то ужасное, люди в панике метались, не зная, куда деться от бомб, снарядов и безысходности».
Хромова (Мишакина) Нина Александровна (пос. Грачев Хвастовичского района Калужской области): «Летом 1943 г. в нашем районе зверствовали фашисты. Были массовые поджоги, расстрелы людей. Я отчётливо помню, как мама таскала меня под мышкой, укрывая собой от разрывов бомб и снарядов. Шли страшные бои. Прятались в окопах, в лесу, но ничто не могло нас спасти от нашествия».
Долгушина Зоя Александровна: «В 1941 г. я окончила первый класс, и здесь нас застала война. Немцы появились, когда мы не успели ещё понять, что происходит. Отца схватили, как и всех мужчин и подростков нашего двора, сразу же. Когда его повели, мы все с рёвом выбежали на балкон, но фашисты стали стрелять. Отца мы больше не видели. Говорили, что всех расстреляли».
Гетто
Шесть миллионов евреев, в том числе 1,5 млн. детей убиты в годы Второй мировой войны. Сразу после вторжения Германии в СССР на оккупированных территориях начались массовые операции по концентрации евреев в определенных местах и массовые убийства. Айнзац группы действовали в оперативном тылу наступающих армий. Они использовали в своих акциях полицейские отряды из числа местных жителей. Многие люди погибали за то, что спасали евреев — своих земляков, друзей, соседей.
На оккупированной территории России (в ее современных границах) существовало 41 гетто (Гетто - часть города для изолированного проживания евреев. Во время Второй Мировой войны созданы нацистами в ряде государств Восточной Европы и превращены в «лагеря уничтожения».). Наибольшее их количество было создано на Украине — 442 гетто, в Белоруссии — более 250, Латвии — 18. Как правило, после временного пребывания в гетто еврейское население вывозилось в концлагеря и уничтожалось.
Длине Есель Лейбович: «В сентябре 1941 г. в Риге было создано гетто, и вся моя семья была в него помещена. Для нас наступили чёрные дни, каждый день нас увозили на работу, где били и издевались над нами. С 30 ноября 1941 г. началась акция, когда группами увозили людей в румвульский лес и расстреливали. Больных людей увозили, как будто в больницу, в душегубках также в румвульский лес. Выгоняли из домов в гетто, оставшиеся люди пристреливались на месте. В первой акции вся моя семья была расстреляна в румвульском лесу. Мне, благодаря латышским друзьям папы, которые служили в СД, дважды удалось избежать расстрела. Я был переведён в малое гетто, где в июне 1943 г. с помощью латвийских охранников мне вместе с тремя старшими работниками удалось бежать».
Несмотря на все обрушившиеся нечеловеческие испытания, жители сел пытались выжить, поддерживая друг друга, спасая детей. Не думая о смертельной опасности, помогали родным, односельчанам, ушедшим в леса партизанить, воевать с фашистами.
Помощь партизанам
С весны 1942 г. массовые карательные операции проводились на территории Украины и Белоруссии в так называемых партизанских зонах. Только в Белоруссии было уничтожено (полностью или частично) 5295 населенных пунктов вместе с детьми, женщинами, стариками.
Страшной была жизнь в оккупированных районах страны, жизнь «под немцем», но партизанам жители сел всегда помогали.
Партизаны наносили фашистам большой урон в людях и технике. Местное население поддерживало тесную связь с партизанами и оказывало всестороннее содействие. Немцы вынуждены были постоянно держать значительные силы для борьбы с партизанами.
Бартушевич Михаил Иванович (пос. Идрица Псковской области): «В 1943 г. мать, Батрушевич Анна Романовна, была разведчиком партизанского отряда «Бобрусь», а я — связным. Объектом нашего наблюдения была железная дорога, станция Идрица наблюдали из маленького окошка бани и сообщали о продвижении немецких частей в сторону фронта по железной дороге, о прибытии карательных частей, добывали медикаменты, соль для партизанского отряда, выменивая их на продукты. В январе 1944 г., по доносу, вся семья была схвачена и брошена в тюрьму г. Себеж (Псковская область). Мать познала все ужасы гестаповской обработки. Многочисленные допросы, издевательства — все это было в памяти до конца жизни».
Живоглядова (Макеева) Антонина Константиновна: «С осени стали расстреливать мирное население, так как мы подкармливали русских солдат. У нас всех были бани, мама с бабушкой топили их, а ночью из лесов выходили партизаны, ночевали в них, грелись».
Гавриленков Алексей Егорович (д. Матыки Касплянского района. Смоленской области): «В нашем доме во время боя с немецкими карателями размещались партизаны, и мать их кормила, а может, и была как-то связана с партизанской борьбой. Поэтому ее арестовали сразу же по доносу местных полицейских и жестоко избивали, пытаясь выбить показания, но не добились от нее признаний. Фашисты решили чтобы выбить признания поместить ее детей в этот же лагерь. Мы, ее трое детей, после ареста матери жили в семье тети Дуси. В начале войны наша семья проселочными дорогами пыталась уйти вместе с отступающими советскими войсками, неоднократно были под бомбежками, терпели много лишений, пока убегали от фашистов.
После вынужденного возвращения в родную деревню наши семьи в числе многих семей были изгнаны из родной деревни и помещены в местные резервации. Даже в какой-то момент на нас со всех сторон нацелились фашисты и приготовились к расстрелу. Но, к счастью, расстрел отменили. Позже партизаны окрепли и освободит много деревень, в том числе и нашу.
В общем, полицаи быстро выяснили, в какой семье мы, дети Василисы Гурьяновны, скрывались, и нас троих — меня, брата Шуру, сестру Аню — поместили к матери в тот же лагерь в деревне Каменка (в четырех километрах от райцентра Каспля)».
Во время перелома войны в 1942 г. советские войска с боями освобождали оккупированные области. Многие мирные жители оказались на линии фронта, испытав ужасы бомбежек, обстрелов, кто-то погиб, другие спасались в лесу, многие были схвачены фашистами.
Отступление немцев
Отступая под натиском Красной Армии, фашисты особо жестоко обращались с мирным населением — села сжигались дотла, стариков, женщин с детьми гнали колоннами, используя как живой щит.
Нестерова (Вадилина) Анна Гавриловна (д. Романовка Ульяновского района Калужской области): «В 1942 г. немцы нас всех угоняли, кто не идет, били прикладами и дубинками, если кто слово против скажет — стреляли и вешали. В июле гнали нас всем фронтом — с одной стороны дороги шли танки и caми немцы, с другой — мы под самым огнем».
Каштанова (Козявкина) Раиса Васильевна: «Немцы нас гоняли на мины по Жиздринской дороге. Мы шли впереди, а за нами немцы, танки».
Линьков Николай Леонидович: «Немцы гнали нас через села. Наши самолеты летали, но не бомбили, видели, что немцы гонят мирное население».
Баринова (Зубарева) Надежда Аврамовна: «Погнали пешком до г. Ярцево, затем по шоссе Москва — Минск «Только бы не упасть, только бы не отстать», — сверлит мозг мысль. Гнали стариков и детей под конвоем. Кто падал — натравливали овчарку, она кусала упавшего и рвала на нем одежду. Если не поднимался — расстреливали. Снова веял в лицо холод смерти».
Еремичева Анна Матвеевна (пос. Слободка Знаменского района Орловской - области): «В 1943 году стали наступать наши, завязались бои. Мы в это время разбежались кто куда. Мать с братом спрятались у реки под ракитой, а я со старшим братом оказались в разных местах. Было очень страшно. Когда всё стихло, и мы стали искать друг друга, снова налетели самолёты, и всё началось заново. Дом наш сгорел, всё было разрушено, лишь чернели огромные воронки, наполненные водой. Так продолжалось несколько часов. Немцы то отходили, то наступали. Наших пленных клали под танки и давили. Этого ужаса никогда не забыть. Дедушку, брата и тётю убили, сестра была ранена в руку и ногу. Мы прятались в ямах и погребах».
Елфакова (Кубарева) Нина Ивановна (д. Уйлово Куйбышевского района Калужской области): «В детской памяти и глазах запечатлелись страшные картины. Самый большой страх наступал с появлением темноты, когда сидишь в одной избе по семь и более семей, детей и взрослых до 25 человек, а всю ночь гудят страшным гулом самолеты, и вдруг среди ночи и тьмы разрывается бомба, начинается детский крик, днем становилось легче, хотя бы потому, что становилось светло. Днем было видно, как орудуют в деревне немцы. Когда вновь въезжают в деревню новые пополнения немцев, нас вышвыривают из хат и у нас же на глазах расправлялись с нашим хозяйством, уничтожали всю живность. Но когда выгнали из деревни совсем в лес, где находились под дождем на холодной земле и голодные, становилось еще хуже. Когда немцы покидали деревню, мы вновь поселялись в деревне в своих хатах. И опять самый страшный кошмар, казалось: горит весь мир, когда опять начались ночные бомбежки. В нашей деревне от бомб остались очень глубокие воронки. Бомбили деревню четыре раза, мстили за помощь партизанам. Но страх оказался еще впереди, когда жителей всей деревни вновь выгнали, окружив деревню. Выгоняли из хат быстро, чтобы ничего не успели взять. Не успели выйти из деревни, уже все горело, все хаты были — сплошное пламя, взрослые не выдерживали, бросались назад, но их тут же пристреливали. Дальше нас загоняли в какой-то скотный двор, где ждали самого страшного, все молились Богу, на коленях, и стар, и мал, и Бог от нас не отступился, нас погнали дальше. Догнали до Баранович и там держали в машинах, окруженных немцами с автоматами».
Трофимова София Матвеевна: «В ночь все жители были согнаны на луг, был сильный ливень, мы сидели в окопе по горло в воде без всяких укрытий. Голод, простуда, страх, бомбежка, бой, смерть на каждом шагу взяли свое. Отсюда нас погнали, где пешком, где давали лошадей, а то сажали в машину-душегубку. В душегубки попадали чаще дети, так как немцев раздражал плач. И вот всякими путями, а также по железной дороге нас привезли в Эстонию».
Попов Дмитрий Дмитриевич: «Когда произошло сражение под Москвой, и фашисты были отброшены от столицы, наша деревня Речица оказалась на линии фронта. Передовая проходила по реке Жиздре. И вот тогда-то фашисты, замерзшие, обозленные, начали зверствовать в нашей деревне. В канун нового 1942 г. в деревне разгорелся бой. Мы с семьей прятались в погребах. Когда бой кончился, немцы стали нас выгонять из погребов. Стариков, юношей, согнали на площадь перед школой и расстреляли. А кого не успели, потом собрали и погнали впереди себя на мины. Немногие остались живы. Моего деда расстреляли на площади».
Виноградова Тамара Алексеевна (г. Торжок Калининской области): «Немцы отступали. На заборах появились объявления, чтобы население уходило из города с «временно отступающими» войсками германских фашистов, иначе будут расстреляны. Жители стали прятаться, по ночам уходили за город. Ночью мы пробрались на окраину и спрятались в заброшенном блиндаже, там было полно женщин с детьми и стариков. Под утро заплакал голодный ребенок, нас обнаружили. Потребовали всех выбраться из блиндажа. Погрузили в крытую машину, под конвоем привезли на огороженную территорию городской тюрьмы. Утром всех построили. Под жуткие рыдания отделили трудоспособных от стариков и маленьких детей. Отдельно погрузили в машины, повезли на вокзал, а там — в товарные вагоны, задвинули засов, и состав двинулся. Связь прекратилась. Все, что пропускало свет и воздух — это маленькое окошечко под потолком вагона, зарешеченное проволокой».
Баринова (Зубарева) Надежда Аврамовна (с. Конище Ярцевского района Смоленской области): «Страшного, ужасного в жизни было немало, особенно во время боев при отступлении немцев. Наши самолеты бомбят переправу. Взрывы бомб, разрывы снарядов, ржанье лошадей, скрежет железа слились в такой ужасающий гул, который не может вместить человеческий слух. Люди глохли от грохота. Это был ад, от которого можно сойти с ума.
Бросились бежать, немцы открыли стрельбу. Я упала на землю, вырыла руками яму и положила туда голову. Надо мной пролетали пули, сбивая ветки с деревьев. Снова веял в лицо холод смерти…»
Фронт продвинулся на запад, беглецы очутились в тылу. Какая-то девочка из местных вывела их, обессиленных, голодных, оборванных их леса. Выйдя на дорогу, они увидели наших солдат. Сколько было слез радости. Надя запомнила на всю жизнь, как люди плакали, а солдаты кормили их.
Переживали, страдали, погибали мирные жители, оказавшись на фронтовой линии, попав в ад боев, артиллерийских атак, бомбежек немецких и русских войск в период наступления Красной Армии и освобождения сел.
Дмитриева (Захарова) Мария Ивановна (д. Кирейково Ульяновского района Калужской области): «Перед освобождением был страшный бой. Мы сидели в леске, маму окружили как цыплята. Она сказала, что, Бог даст, выживем. Освободили нас в 1943 г. Село было уничтожено, жили в блиндаже, печка топилась по-черному. Бегали босые, обуви не было».
Ногтева (Чуракова) Анна Никитина (д. Карпово Юхновского района Калужской области): «Когда стали бомбить город, немцы загнали всех нас на аэродром за колючую проволоку. Здесь они продержали нас сутки, а затем погнали по шоссе по направлению к лесу. Немцы шли по бокам, и тут из леса открыли огонь. Немцы испугались и разбежались. Мы тоже разбежались кто куда. Мы прибежали к дому своих знакомых. Потом начались бои, бомбёжки. Это продолжалось, наверное, дней десять. Мы не знали, что творится, было очень страшно, прятались в окопе. Вдруг к нам в окоп запрыгнули два немца, один навёл на нас автомат и хотел расстрелять, но другой загородил нас собой, не дав ему сделать это. Потом они ушли. А часа через два к нам запрыгнул русский солдат, спросил, нет ли немцев. Так нас освободили войска Красной Армии».
Женщины, дети, старики на оккупированной территории смотрели смерти в глаза, погибали во время бомбежек и боевых действий воинских подразделений в населенных пунктах, попадали в концлагеря.
В КОНЦЛАГЕРЯХ
НА ТЕРРИТОРИИ СССР (1942 — 1944 гг.)
В годы войны на оккупированной территории России была создана сеть концлагерей, только в Белоруссии фашистские власти создали более 260 лагерей смерти, их филиалов и отделений.
Согласно данным Центрального архива ФСБ России, на временно оккупированной территории РСФСР и Карело-Финской ССР было создано 298 концлагерей для военнопленных и мирного населения. По данным других авторов, 359 лагерей существовали на оккупированной территории СССР: концентрационных, фильтрационных, обсервационных, переселенческих, транзитных, штрафных, уничтожения, трудовых, донорских, детских, подростковых, мужских, женских, смешанных и иных.
Слюнько (Демиденко) Мария Ивановна: «Лагерь был фашистского режима, огорожен высоким забором с колючей проволокой. Охраняли лагерь немцы с собаками. Кормили очень плохо. Маленькие дети все кричали, плакали, звали маму, просили каши. Большинство поумирали, мучили вши, болели дизентерией. Маш и мамина сестра были в другом лагере. Дедушка долго болел, а потом ходил, побирался по деревням и навещал нас, раз в месяц принесет нам когда хлебушка, когда по картошине — мы и рады. В 1943 г. дедушка за дорогой украинский платок выкупил нас из лагеря, подарил одной из работниц гетто накануне освобождения нашими Украины».
Рославль В августе 1941 года фашисты захватили в Смоленской области город Рославль. На западной окраине города, недалеко от Варшавского шоссе, гитлеровцы устроили большой лагерь военнопленных, сюда же направляли и мирных жителей. За колючей проволокой находилось несколько тысяч человек. Жилых строений на территории лагеря почти не было. Люди в течение всего года находились под открытым небом, умирали от голода и холода.
Более двух лет плененное население претерпело много горя, страданий, истязаний от гитлеровских палачей. Освобожден г. Рославль 25 сентября 1943 года.
Журавлев Александр Дмитриевич: «С августа 1943 по 22 сентября 1943 года были угнаны с матерью и братом Михаилом в Смоленскую область в Рославльский концлагерь, а также и другие жители нашего посёлка. В лагере я от страха часто плакал, болел, хотелось кушать. Боялся овчарок, но брат меня успокаивал. Освободила нас Красная Армия. Какая была радость для нас всех, вернулись домой в октябре».
Моисеев Анатолий Тимофеевич: «Мне делались медицинские манипуляции в лагере, после которых остались рубцы и шрамы. До сих пор помню немцев в белых халатах и шприцы в их руках. При посещении территории концлагеря я видел стелу в память о погибших, и замученных в лагере, маленькую детскую обувь и одежду. Концлагерь № 130 в городе Рославль был расположен на западной окраине города вдоль Варшавского шоссе».
Гальченков Алексей Григорьевич: «При наступлении наших войск немцы всех жителей деревни пригнали в Рославльский концлагерь, в котором, кроме хлеба из опилок и баланды, нам ничего не давали. Обращались жестоко, нередко побои получали ни за что. Когда немцы почувствовали стремительное наступление наших войск, они стали выпускать гражданское население. Сестра матери хотела вывести двух военнопленных под видом родственников, за что все мы были жестоко избиты. Мне выбили плечевой сустав левой руки. Вследствие этого я получил туберкулез левого плечевого сустава, и по этой причине был инвалидом пожизненно».
Власов Семен Степанович: «Нас согнали в лагерь № 130 в г. Рославль. Родители, как и все-взрослые, копали окопы. Есть нам ничего не давали, ели коренья, траву и то, что иногда приносили к ограде старушки».
Дмитриева (Зайцева) Зинаида Егоровна: «Погнали нас всех через деревни в неизвестном тогда направлении. Гнали пешком под дулом автоматов до города Рославля. По рассказу матери нас вместе с другими семьями поместили за колючей проволокой Рославльского концлагеря. Разместили в закрытых грязных бараках без света и свежего воздуха. От большого скопления людей стоял жар, дышать было трудно. Мы, дети, кричали и плакали от страха и голода. Фашисты обращались жестоко как со взрослыми, так и с нами, детьми. Очень частыми были прогулки, когда женщин, стариков и нас, детей, заставляли раздеваться догола и гоняли по кругу, проводили тепловую химическую обработку. Мольбы взрослых, плач детей приводил немцев в восторг, непослушных тут же убивали».
Полякова Нина Сидоровна: «Мою мать, меня с моими сестрами и братишкой и с жителями других деревень содержали в концлагере, созданном фашистами, за колючей проволокой под охраной немцев с автоматами в г. Рославль до середины апреля 1943 года. Во время нахождения в фашистском концлагере ежедневно узников угоняли насильно на принудительные работы, в том числе и мою мать, а я и мои сверстники оставались в концлагере, голодные и холодные. У некоторых детей, в том числе и у меня, брали для чего-то кровь. В связи с этим я очень болела, а мой братишка умер в концлагере. Мне тогда было шесть лет».
Елфакова (Кубарева) Нина Ивановна: «В августе и сентябре мы вновь оказались на территории Смоленской области в г. Рославль, загнанные в лагерь для военнопленных, находились под открытым небом, затянуты колючей проволокой, окруженные собаками. В этом лагере мы находились в течение месяца, многие жители деревни были угнаны в Германию, но нам, как казалось, повезло. В лагере и день, и ночь над нами издевались, люди падали от голода, если что делали невпопад, били сапогами. Спали на сырой земле под дождем, ложились по очереди то на землю, то сверху, чтобы согреть друг друга своим теплом. Как мы выжили, только Бог знает. У нас на глазах немец избивал маму и бабушку резиновой нагайкой, мы заступались за них и сами не замечали, как и нас избивали. Казалось только: что-то горячее полощет по тощему телу».
Семидесятное
7 июля 1942 года в селе Семидесятом Хохольского района Воронежской области оккупантами были созданы два концлагеря на территории колхоза «ОСО» и один на территории колхоза «9 Января», где под открытым небом в овраге помещалось до 7 тысяч человек — пленных красноармейцев и мирного населения, из них большинство мирного гражданского населения — женщин, стариков и детей. В этих лагерях был установлен зверский режим: заключенных морили голодом, кроме павшей конины и воды, больше ничего не давали, работать заставляли непосильно по 12 — 16 часов, избивали плетьми и прикладами. Ежедневно десятки людей из лагеря расстреливали в овраге на расстоянии 600 — 800 м.
Емельянова Евдокия Кузьминична: «Как мама рассказывала, погнали нас немцы в с. Семидесятное Хохольского района, загнали в овраг под колючую проволоку, а кто убегал — тут же расстреливали. Нас у мамы на руках было шесть человек самой старшей 11 лет, а маленькому мальчику год и пять месяцев. Все мы шли пешком, только младшего несли на руках. В лагере старики сидели с малолетними детьми, а матери копали для немцев окопы, кормили нас тухлой картошкой и гнилой капустой, да дохлой кониной».
Нестерова (Вадилииа) Анна Гавриловна: «И было здание, невысокое кирпичное, и немцы подгоняли к этому зданию, говорили, что в баню, но у взрослых появилось сомнение: кто зашел — не один человек не вышел. Немцы загоняли семьями, в коридоре раздевали до трусов и говорили, в бане мыть будут, но не один человек из бани не вышел. Ставили на весы. Подходит женщина в белом халате и говорит: стой, не шевелись. Нажимает на педаль ногой, весы переворачиваются, встают на место, заходит следующий. Под весами огромная яма. Я от этого была совсем недалеко, в пяти метрах. Мое счастье, что яма была наполнена трупами, больше некуда было валить людей, и нас немцы погнали дальше. Всех людей заражали инфекциями, морили голодом, убивали, стреляли. Трупы утром увозили на лошадях».
Барановичи
27 июня 1941 года г. Барановичи был захвачен войсками фашистской Германии. В период оккупации на территории края находились два крупных концлагеря — для советских военнопленных и для гражданского населения. Жители еврейской национальности, проживавшие до войны в Барановичах и близлежащих местах, были сконцентрированы в Барановичском гетто. Более 100 тыс. человек — военнопленных и мирных граждан — погибли в этих страшных местах.
Сысоев Евгений Николаевич: «Кошмар в лагерях не забыть, да и можно ли забыть то, что до сих пор стоит перед глазами — смерть и голод. За колючей проволокой лагерей в наскоро сбитых из досок сараях на нарах в несколько этажей люди лежали, плотно прижавшись друг к другу, и наутро многие не поднимались. А те, кто выживал, выходили на улицу для того, чтобы найти хоть какую-то травинку, чем можно утолить голод. Все было вытоптано и изрыто. Все, кто находился в лагере, были рады тому, что нас этапом погнали в сторону Белоруссии. По дороге можно было хоть что-то съесть из растений».
Попов Дмитрий Дмитриевич: «Я вот от истощения свалился я в сыпняке и был помещен в лазарет при концлагере. Когда очнулся, смотрю: мать рядом лежит, дала она мне лепешку, и я ее тут же съел. После того, как поправился, я вместе с матерью вернулся в барак, младшего брата и сестренки в живых уже не было, они умерли от голода, но один брат остался жить».
Курбатово
Концлагерь, расположенный на станции Курбатово Нижнедевинского района Воронежской области, был пересыльным лагерем, огороженным колючей проволокой, где содержались мирные жители перед отправкой в немецкий тыл.
Ремизов Николай Яковлевич: «Разгрузили в Белгородской области в железнодорожном узле Валуйки, в деревне Новоселовка был создан лагерь. За малейшую провинность полицаи и немцы наказывали: травили собаками, сажали в машину-душегубку, герметически закрытую, куда шли выхлопные газы, через некоторое время вытаскивали трупы. Если провинился один, то сажали всю семью. Однажды мой брат провинился — бегал, поэтому нас всех, сестру, трех братьев и бабушку, посадили в душегубку. Нас спасла бабушка, она велела нам снять рубашки, намочить их мочой и дышать через них. Так мы выжили. Страшное испытание прошел мой брат Павел. Его, как и других, немцы поставили к специально сколоченному щиту и тренировались стрелять, не попадая в живые мишени, стреляли вокруг. Мы все находились рядом и видели это. После 5-6 выстрелов брат упал. Мы подбежали к нему, он не мог говорить, темно-русые волосы стали белее полотна».
Гулевский Николай Сергеевич: «Я вместе с матерью, сестрой и двумя братьями выслан из города, помещены принудительно в концлагерь, расположенный на станции Курбатово, где находился в течение трех недель...»
КОНЦЛАГЕРЯ В ПРИБАЛТИКЕ:
ПЫЛЛКЮЛА, КЛООГА, АЛИТУС
Эстония и Латвия были оккупированы немецко-фашистскими войсками в 1941 г. Алитус называли литовским Освенцимом, предназначен был для перемещенных советских граждан Орловской, Смоленской, Калужской, Витебской, Полоцкой, Псковской, Ленинградской областей. Летом 1943 г. и в начале 1944 г. через лагерь прошло около 300 — 400 тыс. человек, из которых около 60 тыс. погибло. По другим сведениям, через лагерь для эвакуированного населения близ города Алитус (бывший лагерь № 133 для советских военнопленных) с 1943 по июнь 1944 года прошло 200 тысяч человек. Все бараки были оплетены колючей проволокой в два ряда. Тяжелые антисанитарные условия, невероятная скученность, отсутствие воды, голод, болезни, а также, массовые расстрелы привели к тому, что за 14 месяцев в этом лагере погибло 60 тысяч мирных жителей, что подтверждается документами и показаниями свидетелей.
Назаров Алексей Степанович: «С февраля по июнь 1943 г. я вместе с мамой и братом содержались в концлагере Алитус в Литве. В лагере была высокая смертность от голода, свирепствовал тиф. Умерших сваливали в специально вырытые рвы и заваливали землей. Однажды при разгоне узников, хотевших поклониться умершим, я поранил правую щеку о колючую проволоку, небольшая отметина от этого так и сохраняется на щеке».
Комарова Федосья Петровна: «В лагеря Пыллкюла мы жили в дощатых бараках. Спали на нарах, нары были высотой в четыре ряда, дышать было нечем, воздуха не хватало. Есть давали на человека поллитра густого кофе. Люди на наших глазах пухли с голоду и умирали. Мы выжили чудом. Нас освободили примерно в сентябре 1944 года».
Живоглядова Антонина Константиновна: «В сентябре 1942 года нас перевезли в концлагерь Клоога, где были двухэтажные деревянные дома. Можно было топить. Маму заставляли рыть могилы и рубить дрова. Немного дров давали и нам. Там было очень страшно, так как там же ежедневно расстреливали евреев и цыган. Один барак сожгли ночью».
Кузнецов Сергей Семенович: «Когда каратели отступали, всю ночь было слышно и видно, как в концлагере Клоога расстреливали и жгли живьем...»
Денисов Михаил Ильич: «Нас повезли в Прибалтику, в концлагерь. Там нас не кормили и всё время били. Нас периодически проверяли фашистские врачи. В бани гоняли как скот, невзирая на пол. Нашей маме поставили клеймо на плече, мы хотели его стереть, но у нас ничего не получилось. Прошёл слух, что будут выкачивать кровь, а потом нас сожгут в печах...»
Хромова (Мишакина) Нина Александровна: «Я точно не знаю, где была, но скорее всего не в Германии, по свидетельским показаниям, наверное, я была в Латвии. Очень хорошо помню огромную территорию, обнесённую колючей проволокой, ночные костры, множество людей вокруг них и охрану с собаками».
Жизнь на хуторах в Прибалтике была не легче, чем в лагерях. Хозяева нещадно эксплуатировали пленников.
Дегтярева Галина Фроловна: «Хозяйка, когда давала задание, всегда говорила мне, чтобы я бежала бегом, чтобы немцы не поймали. Но когда немцев привозили в больницы, нас, детей, собирали, всех выискивали, чтобы отвезти в этот приют Саласпилс, кого находили, привозили в медицинский барак. Всё это делали полицаи. У нас брали кровь, она была нужна для того, чтобы раненых немцев лечить, потом увозили, но мы ничего не помнили. Вот этот дедушка, которого я кормила, очень пожилой латыш, говорил: «Тебя привезли, положили у забора, ты лежала неживая. Мама твоя не знала, где ты была. Они что-то положили рядом, я боялся посмотреть что это». Когда мама и хозяйка пришли, они сразу увидели, что немцы приходили и забирали в лагерь. Хозяйка говорила маме: «Не волнуйся, она придёт в себя». Они посмотрели на то, что рядом лежало — это было что-то съестное, но неудобоваримое. Хозяйка говорила: «Фрося, ты её покорми, когда придёт в себя, потому что она умрёт с голоду, у неё кровь забрали, ей теперь силы нужны, может быть, травки ещё наберём. Когда я была в доме у дедушки, он им по-латышски отвечал, что уже приходили военные и забрали девочку, а я в это время пряталась, он заступался за меня, очень рисковал, ведь если бы меня нашли, его убили бы».
ОСВОБОЖДЕНИЕ УЗНИКОВ НА ТЕРРИТОРИИ СССР (1943 — 1944 гг.) Наступающая Советская армия, освобождая в 1943 г. Белорусскую, Смоленскую и другие оккупированные области, спасала тысячи людей в концлагерях на территории страны. В 1944 — 1945 гг. были освобождены узники лагерей в Прибалтике.
Калугин Сергей Сергеевич: «Немцы издевались над мирным населением, не были исключением и дети. Много наших людей, угнанных из родных мест, навсегда остались лежать в белорусской земле. Освобождение наступило в конце октября 1944 года. Нам удалось ночью уйти в лес перед боем. В лес залетали шальные пули и осколки от гремевшего невдалеке жестокого боя. Мама часто прикрывала меня своим телом. Потом утром пришли наши солдаты-освободители. Они нас накормили, дали продуктов. Радость встречи трудно описать спокойно! Все плакали. Это были слезы радости и счастья. Наконец-то, мы свободны от фашистской неволи!..»
Выжившие в концлагерях узники возвращались на пепелища своих сел, где ждал их голод и другие неисчислимые муки.
Соловьев Анатолий Стефанович (с. Высочаны Лиозненского района Витебской области): «Сожженное дотла село не убавило мук семье, вернувшейся из неволи. Без воды, света, тепла пришлось, как и другим, немало дней коротать в немецких земляных бункерах. Но главное — свобода и надежда. Жили в окопах, бывших немецких блиндажах, рыли норы в оврагах...»
Елфакова Нина Ивановна: «В школу пошла в 9 лет, нечего было — ни обуть, ни одеть, до меня уже учились двое, ходить в школу надо было три километра. Читать и писать научилась от старших. Спасибо старшей сестре (1932 г.р.) за то, что она научилась плести лапти, но для них нужны были еще и портянки. Вместо тетрадок использовали отцовские письма с войны, написанные карандашам, мы чернила делали из свеклы. Делились с людьми всем, помогали друг другу, наверно, только поэтому и выжили».
Власов Семен Степанович: «В конце августа, в начале сентября 1943 года нас освободили части Красной Армии. Мы вернулись в свою деревню, и начали строить дома, потому что жить было негде, все было разбито «катюшами». У нас были очень сильные бои, выгоняли немцев (на краю деревни в блиндажах жил гарнизон немцев). После войны в округе находит очень много боеприпасов».
Дегтярева Галина Фроловна: «Всё это время нас эксплуатировали, брали кровь, и только в августе 1944 года наша армия освободила Латвию. Когда появились русские со звёздочками, как мы их встречали! Потом приехала кухня, они не сразу поняли, что мы даже не знаем, как это есть. Мы ели всё».
Дмитриева Зинаида Егоровна: «После освобождения добирались до родины как могли, шли пешком около двух месяцев, болели, голодали, но все-таки добрались до сожженной деревни Алень. Жили на улице, потом стали копать землянку, чтоб кое-как жить. Питались одними травами и много раз были на грани смерти. Все мы переживали и надеялись, что вернется отец, но мы отца так и не дождались, получили страшное для нас известие, что он погиб смертью храбрых, защищая Отечество».
Хромова (Мишакина) Нина Александровна: «Страх и ужас сковывал нас настолько, что, когда нас освободили советские войска, — это, вероятно, было в 1945 г. ранней весной, так как помню, что был ещё снег, но светило яркое солнце и было, на мой взгляд, тепло — я сидела в повозке, когда вдруг появился отец в военной форме и попытался взять меня на руки — я так отчаянно и остервенело отбивалась от него, что он вынужден был меня вновь посадить на повозку. Этот страх остался на многие годы. Целый год, выходя к доске, я плакала — меня сковывал панический ужас, хотя меня учительница уговаривала, убеждая, что передо мной нет немцев, а сидят ученики, такие же дети, как я. На долгие годы остался комплекс скованности, стеснительности, необъяснимого страха».
Рябов Александр Данилович: «И мы ринулись встречать своих освободителей. Нет, описать это ликование невозможно. Это нужно было только видеть. Женщины обнимали солдат, плакали у них на плече, обцеловывали незнакомые родные лица. И закаленные в боях бойцы тоже не выдерживали. Кое у кого из них на глазах тоже сверкали слезинки.
Запомнилась и мама в те минуты. Перекрестилась, подошла к солдатам, низко, как это издавна принято у русского народа, поклонилась нашим освободителям.
Простите, родные, хлебом и солью встретить бы вас, да нету их у нас. Вы уж не обессудьте.
Что вы, мать, что вы? — успокаивает ее молоденький сержант, обнимая ее худые, усталые плечи.
Запомнилась древняя старушечка из Стадолищ, пытавшаяся броситься перед освободителями на колени. Подняв ее сильными руками, запыленный солдат взволнованно сказал ей:
— Мама, это нам надо перед вами на колени встать, чтобы простит вы нас за то, что оставили здесь на долгие муки.
Дети стояли у обочины дороги и, глядя на движущуюся колонну солдат, отчаянно кричали «Ура!» Впрочем, это слово кричали все освобожденные жители. Солдаты шли дальше, на запад. Их ждали еще суровые бои, раны, а многих и гибель. Подняв высоко над собой мальчишку, один из офицеров сказал ему и всем, кто стоял рядом:
— Будьте здоровы и счастливы. И помните нас. А гитлеровскую сволочь мы добьем. Отомстим за ваши слезы и страдания».
Прохорова (Митрофанова) Лидия Петровна (д. Щелгуны Рославльского района Смоленской области): «После освобождения в лагере г. Рославль в 1943 г. приехали домой, деревня наша оказалась стерта с лица земли. Начинали жить с нуля. 9 мая 1945 года за мной зашла подруга, чтобы идти в школу и говорит: «Лида, война закончилась. К нам в деревню приезжал нарочный и сообщил о конце войны». Мы идем в школу, и уже на школе висит красный флаг (платок одной учительницы был красный и его повесили). Нас на линейку построили, объявили: «Конец войны». Многие такали, у кого погибли родные».
Миронова (Бирюкова) Елена Петровна (д. Ровни Гагаринского района Смоленской области): «Деревня была полностью сожжена, вернулись в 1944 г. Отца взяли в армию, мама умерла, жили с дедушкой в землянке, которая уцелела от боев. Пищу готовили в касках и гильзах из-под снарядов, основная пища — лебеда, крапива, щавель».
Бирюкова (Козинцева) Зоя Филипповна (с. Колыбелка Лискинского района Воронежской области): «Вернулись мы в свое село, а нашего дома нет, все разбомбили. Через наш двор проходила глубокая траншея, кругом мины, снаряды, боеприпасы неразорвавишеся — опять страх. Жили в землянке, пока не построили кое-как маленькую мазанку из плетня и глины».
Пугалова Людмила Ивановна: «У мамы после лагеря и всех мук, переживаний открылся туберкулез. Нас спасла швейная машинка, которую мама не выпускала из рук. Сошьет человеку — а нам принесут картошки, хлеба кусочек. Были случаи, что мы по пять суток не ели. За погибшего отца платили копейки. ...фашисты растоптали своими сапогами с подковами всю жить и душу».
Нестерова (Вадилина) Анна Гавриловна (д. Романовка Ульяновского района Калужской области): «В 1944 г., весной, я вернулась на родину. И, что мы видели: все поля вскопаны, траншеи, окопы и глубокие ямы, от бомб, все устелено колючей проволокой, разбитые танки, самолеты и поля все заминированные. Там, где были наши хаты, высокая крапива и бурьян. Минеры снимали мины, подошли к нам и говорили, где можно ходить и где нельзя. Мы сильно плакали, как быть под открытым небом. Придумали в оврагах копать землянки. Весной вода затапливала. Всех детей посылали закапывать окопы, траншеи, ямы, и убирали с полей колючую проволоку, брали молоток, топор, отшибали от колов проволоку и скатывали в рулон. Рвали крапиву и на костре варили в большом чугуне, соли не было, ели несоленую. Я была отёкшая от голода, питалась одной травой».
Источник:
Пережившие ад фашистской неволи. Книга памяти жителей Владимирской области, бывших узников фашизма. — Владимир, Собор. 2011. — 528 с.
Далее » » » Малолетние узники фашизма в концлагерях Германии
Владимирское областное отделение Российского Союза бывших малолетних узников фашистских концлагерей
|
