Наговицыно — деревня в Селивановском районе Владимирской области России, входит в состав Малышевского сельского поселения.
Деревня расположена в 10 км на юго-восток от центра поселения села Малышево и в 27 км на юг от райцентра рабочего посёлка Красная Горбатка.
По писцовым книгам 1628-30 годов село Драчёво значится за стольником Василием Ивановичем Нагим, а до него было за князем Федором Ивановичем Мстиславским. За тем же помещиком записаны приходские деревни — Павлово, Нагавицыно тож, в ней 12 дв. крестьянских, д. Корелкино — 20 дв. и д. Санчугова, в ней 7 дв, крестьянских и 4 бобыльских.
Деревня упоминается в окладных книгах 1676 года в составе Драчевского прихода, в ней тогда было 28 дворов крестьянских.
В конце XIX — начале XX века деревня входила в состав Драчевской волости Меленковского уезда.
В приходе села Драчёво.
«В дер. Савино Драчевской вол. Meленк. у. у гр. Л. Яшкова и И. Киселева имеется льномяльная машина. И владельцы ее берут с граждан за одну керебью льна по 1 ½ фунта муки. Таким образом льномялка приносит им очень много дохода. Беднота довольно спать. Вам не под силу платить такую цену за лен» («Луч», 15 января 1921 г.).
С 1926 года — в составе Муромского уезда.
С 1929 года деревня являлась центром Наговицынского сельсовета Селивановского района.
С 1940 года — в составе Драчевского сельсовета.
С 2005 года — в составе Малышевского сельского поселения.
Численность населения: в 1859 г. – 249 чел. (21 двор), в 1905 г. – 334 чел. (66 дворов), в 1926 г. – 352 чел. (69 дворов), в 2002 г. – 13 чел., в 2010 г. – 2 чел.
Нагавицынская ведьма
Раскол представляет собою самую богатую, восприимчивую почву для всякого рода и вида суеверий, беспрепятственно посеваемых здесь разными, потерявшими совесть, проходимцами, которые в подобном занятии находят для себя выгоду. Это впрочем вполне естественно и понятно. Если крестьяне Православного исповедания оказываются до сих пор нечуждыми суеверий и предрассудков вследствие недостатка их умственного развития, то раскольники, потерявши единственный для темного люда светоч — истинную веру, без разбора принимают всякое нелепое учение, как скоро оно выдается им за правую веру, и, лишивши себя спасительного руководства Православной церкви, руководствуются в жизни своей то наследственными, то новоприобретенными суевериями. И с каким безрассудным легковерием они относятся к самым очевидным несообразностям, хотя за это легковерие иной раз им приходится недешево расплачиваться при их небогатых средствах. Укажу на истинный факт, совершившийся не далее, как в июле месяце настоящего года в приходе села Драчева, Меленковского уезда: это — отыскивание ведьмы жителями деревни Нагавицына (нетовцы и последователи Австрийского лжесвященства). Дело было так: Среди жителей деревни Нагавицына (впрочем — не одной этой деревни, а и других селений в здешнем раскольничьем углу) укоренилось суеверие, что у их полей кто-то отнимает ужин или спорину, срезывая колосья через все поле не шире, как в ладонь. Думали сначала на колдунов, подозревая в этом некоторых своих односельчан. Но вот один из хлыстов деревни Нагавицына, Филипп Мусенков, заслышал, что в деревне Савине, того же прихода, проживает какой-то прозорливый слепец, который отгадывает причины несчастий. Пошел Мусенков к селенному старосте и настойчиво стал требовать, чтобы собрать сходку и послать за прозорливцем-слепцом,- не отыщет ли он злодея, отнимающего ужин их полей. Созвали сход, на котором решили: слепца привезти, дать ему за труд и прилично угостить. Слепец рад был делу, не только охотно согласился на отыскание причины их несчастия, но решительно заявил посланным к нему, что у полей их спорину отнимает ведьма, которая ходит во всем белом, повязана черным платком, имеет рога на голове. Привезли слепца в Нагавицыно в день рабочий — понедельник. Он тотчас вступил в свои права, яко «прозорливец и молитвенник»: приказал поставить в середине деревни стол, покрыть его скатертью и поставить на нем древнюю икону,— затем собрать всех, исключая самых престарелых и грудных младенцев. И вот из всех жилищ деревни поплелись старцы, убеленные сединами, мужья, жены, девки и молодые парни, сбежались ребятишки, явились и Православные (Среди раскольнического населения деревни есть несколько и Православных.). Слепец возвысил голос: «на молитву!», затем сам долго молился и пел на память псалмы. Моление кончилось. Слепец приказал всем прикладываться к иконе,— «а кто не приложится, тот и ведьма». Хлыст Филипп Мусенков, который более всех хлопотал об отыскании ведьмы, на сей раз не явился, ушел в коноплянник. Стали прикладываться к иконе. Слепец спросил: «кого нет?» — Мусенкова. — Ну, так и есть! Вот он и есть ведьма,— бежит от молитвы, не хочет целовать св. икону; его жжет святыня. Из толпы побежали за Мусенковым, силою притащили его и требовали, чтобы целовал икону; он отказался. Другой хлыст, Степан «плешивый» (как его обыкновенно называют) не только отказался от целования иконы, но побежал от сходки и кричал: «не буду! Этот слепой—антихрист, еретик, щепотник!» За ним бросились и воротили.
— «Зачем ты не хочешь целовать св. икону? Она древняя, наша, а не церковная!» — Не стану! — Ну, вот и другая ведьма,— сказал слепец. — Как, я ведьма? — кричал Мусенков. — Как, я ведьма? — орал во все горло плешивый Степан. За них вступился Василий Мусенков, брат Филиппа,— и пошла ругань. Целование иконы прекратилось; начался шум, споры, укоры... дело чуть не дошло до драки. Василий Мусенков укорил одного: «ты вор!» А тот в ответ: «ты сам вор,—20 четвертей ржи украл из магазина. Я был вором 10 лет назад, когда ты же из амбара такого-то украл и просил меня пособить таскать к себе украденные мешки с рожью. — «Слава Богу», — крестясь взывал хозяин пропавшей ржи,— «спасибо слепцу, что грех распутал, открыл воров; а я все думал на Захаровских». Радовался и крестьянин Рослов, которого подозревали в колдовстве, и смело стал возражать: «я ли теперь колдун,— не Филипп ли? Молодец — слепой, раскрыл глаза нам!» — Мальчишки, завидя Филиппа, кричат: «вот ведьма-то какая!» — Слепец смекнувши, что дело пошло неладно, счел за лучшее под шумов убраться в дом старосты, но уходя все-таки не преминул с самодовольствием заметить окружающим: «видите, что я сделал,— сами виновные открылись. Не то еще сделаю: всех перепутаю, все тайны вашей деревни открою». Толпа шумела, а Филипп Мусенков и Степан плешивый с досады, что они будто ведьмы, побежали за слепцом в избу и хотели поколотить его за драгоценные открытия; но селенный староста вытолкал их из избы в сени, где ожидала их порядочная кучка здоровых парней. «Вот они, ведьмы-то,— закричали парни,— хотят слепца бить: колотите их самих!» — И пошло побоище в сенях и на дворе: одни тащили вон, другие держали и сыпали удары во что и чем попало, руками и ногами. «Растерзали бы,— замечают очевидцы,— если бы те не вырвались и не убежали».
«Неужели они ведьмы?» — спросили слепца прибывшие к селенному старосте крестьяне.
«Они с ведьмою знаются,— отвечал слепец,— и посылают ее пережинать ваши поля. Есть еще у вас старуха Ольга; она четыре года назад, передала знахарство Филиппу». — «Позвать старуху!» — решила сходка. Привели старуху окутанную платком, дрожащую от страха.
«Вот она!» — сурово обратился к ней слепец. «Почему ты не выходила целовать икону?»
«Мне моченьки нету»,— потупясь и глядя в сторону ответила старуха.
«Врешь!» — грозно стукнув по столу, сказал слепец. — «Зачем ты рожу свою всю окутала и потупилась? А, стыдно!.. Моченьки нету,— а за шесть верст ходить в Федоровку (в деревню) на сладкие поминки мочь есть? Вот я тебе!.. Ступай, больше ты мне не нужна?»
— Отец ты наш родной,— можно ли нам поймать ту самую настоящую ведьму?
— Можно, поймаю и ее; а у Филиппа весь дом сделаю бешеным. Через неделю в воскресенье приезжайте ко мне.
Тут же приходили к слепцу многие из местных крестьян — поведать каждый свою нужду или горе.
— Скажи, батюшка: хорошо ли житье моему сыну в солдатах?
— Не приворожишь ли мне мужа: он больно озорен.
— У меня больно руку ломит: не полечишь ли чем? и т. д.
Слепец приказал поставить себе полштоф водки. Постоянно выпивая, он делал на груди своей обеими руками несколько бессмысленных косых линий и затем, грозно стуча по столу с прикрасой непечатного слова, давал двусмысленные ответы. Выпив полштоф, потребовал другой и, осушив этот, совсем опьянел.
«Оно бы все ничего,— говорил после селенный староста,— да уж больно к слову-то Божию много сквернословия прибавляет». — Несмотря на это, все-таки слепца отвезли опять в Савино с почетом и благодарностью (дали два рубля) за открытие тайн. Один только Мусенков дрожал от страха, когда узнал, что его дом слепец хочет сделать бешеным. Вскоре после того он отправился в деревню Савино и слезно просил слепца: «батюшка, отец родной, не погуби меня с семейством!..» при этом вручил слепцу два новых золотых.
— Не бойся! Я приеду и ведьму отыщу, а тебя спасу.
— Не оставь же, родной!
Прошла неделя. Снова привозят слепца ловить «настоящую ведьму». Когда он приехал, собралась опять многолюдная толпа. Слепец распорядился: «принести мне чрезседельник!»
Принесли. — Не тот! Это ременный, а ведьму нужно ловить «лышным» (лыковым).
С большим трудом, ходя по дворам, нашли наконец лыковый чрезседельник.
— Насыпать в ведро золы, взять горшок с углями,— и ведите меня в поле на пережин со звоном!
— Все будет сейчас готово, только у нас в деревне колоколов-то нет.
— Звоните во что попало, и ведите!
Что делать! Без звону, пожалуй и ведьмы поймать нельзя. Устроили свой самодельный звон: толпа народа, во главе с малыми ребятами, набравши кос, заслонов, железных ведер, ухватов и т. под. и стуча во вся тяжкая, провожала слепца под таким трезвоном на пережин поля. Здесь слепец приказал развести огонь в горшке и, что-то побормотавши над ним и над ведром с золой, сказал: «берите по горсти (золы) в свои дома. Ведьма придет ныне ночью около двенадцати часов; вот этим лышным чрезседельником и ловите ее, накидывайте ей на шею. Я и сейчас бы изловил, но вы просрочили на сутки время ее ловки. А теперь везите меня домой. Ночь эту не спать, а зорко сторожить ведьму». — Слепца засим угостили и опять увезли в Савино, а сами устроили в поле ночную стражу.
Понятно, чем кончились все эти ожидания, хлопоты и затраты Нагавицынских сектантов, оказавшихся такими же, даже более - слепыми в нравственном отношении, чем потешавшийся над ними слепец.
20-го июля, по случаю местного праздника в деревне Нагавицыне, был здесь приходской священник с св. крестом у Православных. Узнавши историю о поисках ведьмы, он спросил: кто же этот слепец?
— Муромский,— ответили ему,— был звонарем при одной церкви, уверяет, что его родной брат был где-то губернатором 15 лет, а потому он никого не боится. В Муроме что-то его не возлюбили,— а он и там много добра делал: лечил, отгадывал, бесов выгонял...
Священник воспользовался праздничным собранием народа, чтобы по поводу изложенной истории сказать легковерным слово вразумления.
— Ах, братие, как вы просты, легкомысленны и доверчивы ко всякой вздорной выдумке! Не такими ли проходимцами, в роде слепца, основаны и распространяются все ваши раскольнические секты? Наконец стали к вам являться и звонари-слепцы для отыскания какой-то небывалой ведьмы...
— И сами теперь видим, что слепец обманул нас, посмеялся над нами; кроме того еще ввел в убыток. Чего стоило рабочий день прогулять всей деревне,— ведь, более 100 рублей! А ругани-то, ругани-то что посеял он между нами! И самим после стыдно, — а еще стыднее от укора церковников; теперь смеются над нами, говорят: «вы учите, что с еретиками-щепотниками грех Богу молиться, а тут со слепцом-щепотником стало не грех молиться, — все смещались, и стали вы смешанцы». — Только мы ведь не смешанцы: если и молились с щепотником, то молились не иконе, а на вольный свет Божий.
— Значит, вы молились не Богу, а стихии — свету, подобно идолопоклонникам. Как же после этого можете вы именовать себя христианами?
И долго еще говорил священник для вразумления жалких, слепых суеверов.
Свящ. И. Успенский.
(«Владимирские Епархиальные Ведомости». Отдел неофициальный. № 17-й. 1889 г.).
