Десять найденных в 1839 году знамен в Спасо-Евфимиевом монастыре
Спасо-Евфимиевский монастырь находится при въезде в г. Суздаль и замечателен древностью основания, обширностью и высотой стен и башен своей ограды. Первоначальный храм Преображения Господин построен во второй половине XIV столетия основателем обители св. Евфимием, нетленно почивающим доныне в этом древнем храме.
Церковь освящена в 1357 году. В продолжение этого времени он был сперва иеродиаконом, потом иеромонахом, а по совершении ограды и келий произведен во архимандрита новоустроенной обители. Скончался он в 1404 г. апреля 1 дня, 88 лет от рождения, и погребен в созданном им монастыре, на месте им самим устроенном. При копании (1507) рвов для основания новой каменной церкви Спаса, обретены, июля 4, мощи Евфимия нетленными. В 1511 году монастырь переименован в Спасо-Евфимиев. Церковь совершает память Евфимия 1-го апреля и 4-го июля (Влад губ. вед. № 16, 15 апреля 1844 г.).
В те времена многие монастыри обносились стенами, не только для одного уединения и молитвы, но и для охранения местного населения, куда стекались жители во время частых междоусобиц и неприятельских нашествий. Такие настроения монастырской и общественной жизни поставляли ее в особое земское значение среди тогдашнего неразвитого общества; при том монастыри, владея населенными имениями, полноправно располагали своею собственностью под одною местною духовною властью, будучи в непосредственном подчинении единственно только царственным властям.
Спасо-Евфимиевский монастырь имел населенные имения, рыбные ловли и разные приклады от царственных особ и богатых людей из князей, бояр и граждан. Он считался в древности Суздальскою лаврою, благоговейно чтимою по памяти св. Евфимия, как одного из первых эаступников Суздальской земли.
Но обратимся к описанию найденных знамен и прочих достопамятностей, находившихся в этой древней обители. В первый раз замечены были некоторые из описываемых знамен только в 1838 году, до того же времени не только никто не обращал внимания, но даже не подозревала их существования, и в описи монастырской вовсе не значились они.
Кроме того находятся в монастырской палатке разного калибра чугунные и медные пушки, одни из них гладкие, а другие чешуйчатые; на некоторых вырезаны на переднем конце славянские литеры С. Е. V., что одно указывает на принадлежность их Спасо-Евфимиеву монастырю и они литы были собственно для него. С которого именно времена пушки эти хранятся в монастыре, определительно сказать нельзя; но основываясь на описной монастырской книге 1660 года, можно отнести их к первой половине XYII века. В этой опасной книге значится:
«около монастыря город рублен весь, да девять башен, две проезжия, да семь глухих. Пушка медная, девять железных, ствол железный, затинной пищаль, стоят те пушки по городу в башнях». Монастырь этот, как известно, выдержал осаду Лисовского и нападения поляков и русских изменников в смутное время междуцарствия. Из нее узнаем, что Спасо-Евфимиев монастырь был вооружен значительно; при том кроме пушек было: «сто тридцать пищалей и карабинов больших и малых, две из них без замков, палаш ветх, сорок рогатин не велики, пять бердышев, саадак, да лубье саадашное без тохтуя». Несколько бердышей также хранится в той же палатке и доныне; некоторые из них на длинных древках разной формы и величины.
Обстоятельство о находившихся в монастыре знаменах весьма важно потому, что краски, черные, золотая, красная и другие, на многих местах очень свежи несмотря на время своего нахождения может
быть несколько столетий в одной лишь монастырской палатке, или чулане.
Знамена почти все еще на древках длиною в 6 арш.; они лежали на перекладинах в этой монастырской палатке, устроенной внизу колокольни, где без разбора сложены были всякие вещи: косы, старые двери, решетки, топоры, висели на стенах старинные цепи узников, валялись приклады от старых ружей и проч. Девять знамен отложены были Бартеневым, при первом обозрении палатки 31 октября 1839 года.
При втором разборе 5 ноября, найдено еще десятое знамя и рассмотрены тридцать весьма замечательных ручных бердышей, ржавые остатки кольчатой тщательно отделанной кольчуги.
Главные черты найденных знамен суть следующие:
I) Все десять знамен однородны.
II) Они раскрашены красками на пеньковой холстине. Большие щиты гербов держат: справа лев в короне, слева геральдический конь, оба стоящие на задних ногах. Ниже сих щитов есть другие менее (Надобно предполагать, что несмотря на девиз английский, они принадлежали разным дружинам воинов из рыцарского, или дворянского звания и потому то нарисованы равные фамильные гербы.).
III) В разделениях некоторых главных щитов размещены: арфа, по три линии вместе, по три геральдических животных также вместе.
Число разделений не на всех щитах одинаково; поля разделений покрыты красками.
IV) Буквы надписей заглавные по печатному; орфография их соблюдена в сем описании со строгою точностью. На знаменах годов не видно ни на одном, а также ни в надписях, ни в ткани.
V) Главная надпись: «Ноny» и проч. сделана вокруг больших щитов золотом. Другая надпись: «Diev» и проч. на нарисованной ленте черной краской.
VI).Следующие надписи и важнейшие в особенности явственно видны:
На первом знамени.
Honi soyt ovy mal у pense.
Diev est mon droit.
N. Lo.
Вверху, под короной главного щита, стоящий на четырех ногах лев.
На втором знамени.
Hogi so mal у pense.
Diev et mon droit.
Вверху под коронами S. С.
Третье знамя.
Это знамя можно считать сшитыми после из двух. Они составлены поперек к древку и между ними нашит весьма просто крест из ткани другого цвета.
На верхнем.
Honi soit mal у pense.
Diev et mon droit.
Вверху над короною с крестом Z: R.
На нижнем.
Honi soit ov mal у pense.
Diev et mon droit.
Щит как бы под палаткой, или балдахином, внизу Д. В.
№ 122 (цифры неясны).
Четвертое знамя.
Hon so ovy mal у pense (На некоторых знаменах краски начали лупится, и потому не выходит полного смысла в надписях.).
Diev est mon droyt.
Внизу N. S. aut (очень неясно).
Пятое знамя.
Honi soit mal у pense.
Diev et mon droit.
Шестое знамя.
Honi so t ovi mal у pensе.
Diev mon droit.
D. В
N.
Седьмое знамя.
Hony soyt ovy mal у pense.
Diev est mon droit.
N. E. L.
Восьмое знамя.
Н ovy mal р.
Diev est mon droit.
Над коронами S. R.
N.
Девятое знамя.
Девятое большое знамя как бы четверное; по крайней мере совершенно отдельными знаменами могли быть четыре сшитые его части. Оно нарисовано проще других.
На первом частном знамени: двуглавый орел, над ним бард в мантии и сапогах с кистями, он поет и ударяет по струнам гитары. Две пары колонн образуют род портика.
Тут же изображение мужчины и женщины. Надпись, судя по оттиску на белой части холстины, есть: «Ноn», но далее разобрать нельзя.
На втором частном знамени: «Hon. soif оѵ у peose». Пляшущая фигура в сапогах с кисточками.
На третьем частом знамени: «Honi soil оѵу mal у peose.
Diev est mon droit.
N. E. L.»
На четвертом частном знамени:
«Honi soit ovy mal у pense.
Dicv est mon droit.
N. E. L.»
Десятое знамя.
Оно нарисовано подобно предыдущему, но лица и тело людей весьма хороши.
Над щитом: «is sperf mivs» щит держат: справа нагая до ног мужская человеческая фигура в длинных волосах на голове, в усах и бороде. Цвет волос шодландский. На голове развевается шлем, как бы из ветвей. Рук нет. Вместо ног два извива, дельфинного вида, оканчивающиеся на земле в ветви. Слева держит обнаженная женская фигура, без рук, в шлеме, и также стоящая на извивах.
Вокруг щита: «oni soit оѵ у». Ниже, два крылатые юноши сидят на головах чудовищ. Они держат щит, на коем нарисована монограмма.
Краски на знаменах весьма свежи, хотя некоторые и начали уже лупится от времени (Все знамена говорят, перевезены в С.-Петербург.).
Выше палатки, в коей найдены знамена, находится другая, в той же самой колокольне. В ней хранятся бумаги, но к сожалению самый ревностный (Письмо г. Бартенева.) пересмотр их, с жаркой надеждой открыть след привезения в здешнюю сторону знамен, остался бесполезен; при том тут более находились указы, челобитные и отписки XVII и XVIII столетий.
Еще более безмолствует предание в монастыре и в городе о найденных знаменах, да иначе и быть не могло по апатичности духовенства к отечественной истории.
Знамена сии не могли быть привезены в Суздаль столь древние, прежде основания Спасо-Евфимиева монастыря. Но вообще вопрос чрезвычайно важный, как, когда и во стольком числе, победа, или иная случайность, принесла гордый девиз Британии, и куда в скромный Суздаль, лежащий не в центре русского государственного развития и даже вдали от всех бывших в России переворотов с начала XVII века.
Много случается в истории национальностей особенных явлений, которые, как будто бы в болезни человеческого организма, имеют собственные идеалы, закрытые минувшим временем. Причины таковых явлений только можно найти в людской невежественности, сродной тому времени, когда пренебрегали историей народа или племени, когда самые пытливые умы того времени, искали небесных благ в формах слова, чем в действительной цивилизации и прогрессе.
Но обратимся опять к исследованию о знаменах. В полчищах Мамая, билась против Дмитрия Донского дружина Генуезцев. Гораздо позже, дружины немчичей были у Киевлян противу Суздальцев, или вославу почти всегдашней приязни с великим народом Британии, по гостеприимству наших праотцов, дарован некогда приют каким либо бродячим дружинам крестоносцев.
В те времена, дикая воинская удаль считалась за добродетель между так называемыми рыцарями, искавшими приключений вдали от родины. Правда, что это было невежество; правда, что оно породило новые государственные касты, которые разделяли их от коренных жителей. Это разделение обременяло производителей, даже самый почтенный земледельческий или какой либо промышленный труд был в зависимости от так называемого рыцарства.
Учреждение учебных заведений, промышленных ассоциаций и развитие общего гражданского преуспеяния уничтожило на западе Европы и рыцарство, и бывшие крестовые походы на освобождение Иерусалима.
При таких явлениях западной жизни, также странствующие проповедники слова Божия, подобно Петру Пустыннику, вместе с огнем и мечом завоевывали прибалтийский край нынешней России и Пруссии. Но все это одни лишь предположения; вернее же надобно заключить, что эти знамена взяты в смутное время междуцарствия самим князем Пожарским, или отважными Суздальцами у наемных воинов самозванцев или поляков, нередко приходивших грабить Суздальскую местность в это тяжкое время, до воцарения Михаила и водворения порядка в России. Иначе и быть не могло, когда толпы разноплеменной сволочи переходили через польскую границу и забирали все, что попадало под руки, а иногда и сами платались за эти проделки. Так то, может быть, эти разноплеменные наемники, составляя войско под именем немцев, и были побиты собранным ополчением местных жителей Суздальской области, или князем Пожарским при разгроме польских полчищ под Москвой. Князь Пожарский, взявши эти знамена у дружины британцев, в дружинах, или хоругвях которых, может быть, были и другие Германские племена, и потому то пожертвовал их в Спасо-Евфимиев монастырь, как в свою древнюю вотчину и будущую усыпальницу.
Князь Пожарский, как и прочие знатные по роду бояре и военачальники, знали свое происхождение от Рюрикова дома, который некогда владел уделами и управлял самовластно народом.
Между тем эти данные кроме надписи девиза, схожего с нынешним английским, объясняет, что знамена действительно принадлежали дружине воинов не из скандинавов (шведов и датчан), но из числа британцев, может быть служивших прежде в России. В числе наемного войска при царе Борисе, сыне сто Федоре и при Шуйском были в числе наемных воинов и британцы, которые также по общему русскому обычаю назывались немцами. Прозвание немцами давалось русскими без исключения всем европейцам, как азиатцам—татарами, бусурманами или бесермянами (Испорченное слово мусульмане.) и тому подобными названиями, вымышленными русскими людьми, в отличие от туземной национальности.
Дальнейшие исследования по письменным документам того времени должны служить исходной точкой для науки. Каким образом попали знамена в Спасо-Евфимиев монастырь, по крайней мере до сего времени, мне неизвестны таковые данные; но чтобы помирить исторически принципы полезности, я старался вывести фактические случайности по жизненному воззрений того времени.
Жалкое политическое состояние России в начале XVII столетия, о котором говорили мы, продолжалось около двадцати лет, так что многие внутренние раздоры ревностно поддерживались разными партиями крамольников. Этим партиям привольно жилось среди самозванцев и анархии, где не было законности и каждый из них пользовался личными целями. Многие бояре и князья или другие влиятельные люди в правлении подкапывались под основание государственного строя, без всяких разумных оснований, выставляя личные выгоды и личный каприз для какого-то дикого самодурства. Так в тогдашнее смутное время и всякий какой-нибудь ловкий плут играл видную роль в раздоре властей и слабости народной самостоятельности.
Спасо-Евфимиева обитель близка нам еще по великому и славному имени: князь Дмитрий Пожарский особенно почитал ее, и здесь покоится прах защитника отечества и освободителя Москвы от поляков и русских изменников.
Близ одной из церквей монастыря была каменная палатка, под коею находится усыпальница рода князей Пожарских и их однородичей. Только в конце XVIII века, невежество наложило на нее свою нечистую руку; палатку сломали и надгробные камни пошли в строения.
Князь Пожарский приложил здесь многие вклады:
1) Богатое евангелие с собственноручною по преданию, весьма вероятному, надписью, доныне целою; 2) местный образ Преображения,, в раке угодника Евфимия, походный, как уверяют, нашего военачальника; 3) образ Казанской Божией Матеро, по монастырской описи, надгробный его; 4) паникадило и прочую утварь.
Супруга Димитрия Михайловича пожертвовала плащаницу, с серебром шитою надписью, где между прочим сказано: по муже своем.
Между тем в Спасо-Евфимиеве монастыре хранится книга, заключающая в себе копии со всех грамот и других актов, находившихся в монастыре и взятых перед учреждением штатов в коллегию экономии. В числе этих актов большая часть состоит из данных от князей Ковровых и Пожарских на поместья их, приложенные к Спасскому монастырю по родителям их. Из этих документов можно было извлечь следующие сведения о роде князей Пожарских, служащие к разъяснению их теологии.
В одном акте 1519 года упоминаются князь Федор Пожарский, в монашестве Феогност; у него сыновья Борис, Иван и Тимофей, мать их княгиня Анна. У Бориса Федоровича жена Евдокия.
В данной 1555 года значатся: жена Тимофея Федоровича Пожарского—Прасковья, сын их Петр Тимофеевич и дочери брата его Ивана Федоровича—Евфросиния, бывшая в замужестве за Иваном Ивановичем Мачковым, и сестра его Аграфена Ивановна, бывшая за Степаном Невежиным Копниным.
В акте 1557 года упоминаются: Василий Иванович Пожарский, брат его Иван Иванович, сыновья Василья: Иван, Козьма и Петр, сыновья Ивана Федор и Иван Ивановичи.
Под 1558 годом упоминаются в актах: Петра Васильевича жена княгиня Аксиния и князь Петр Борисович, сын князя Бориса Федоровича Пожарского.
Под 1565 годом значатся: мать князей Петра, Козьмы и Ивана Васильевичей княгиня Анастасия, супруга Петра Васильевича княгиня Варвара, Семен и Михаил Борисовичи, Федор Иванович сын Ивана Васильевича и Иван Петрович сын Петра Васильевича.
Под 1569 годом: сын Петра Борисовича Иван Петрович, сын его Федор Иванович.
Под 1572 годом: супруга Петра Борисовича княгиня Феодосия, дети их Юрий, Александр, Иван, Варвара.
Под 1590 годом: Федор и Василий, Иван и Семен Федоровичи Пожарские.
Князья Пожарские и их однородичи Хованские и Ногтевы были потомками князей Суздальских, потому то и делали сюда вклады и погребались в своей некогда бывшей отчине.
Обратимся опять к этому древнему монастырю, ИЛИ лучше сказать памятнику XIV стол., которого обширная каменная ограда начинала уже приходить в ветхость, но благодаря усердию настоятеля и пожертвованию любящих благолепие древней святыни, ныне исправлена. Также устраивается ныне в монастыре памятник князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому над его гробом, открытым известных археологом графом Уваровым.
Спасо-Евфимиев монастырь состоит в 1-м классе, под управлением архимандрита. Не будем более переноситься в давно прошедший XIV век и анализировать ту эпоху, которая была упадком древнего Суздаля и грядущим возрождением белокаменной Москвы!
Яков Гарелин.
(Труды Владимирского губернского статистического комитета. Выпуск 8. 1869 г.).
Владимирский край в Смутное время.
Спасо-Евфимиев монастырь
Copyright © 2018 Любовь безусловная
|
