За несколько часов до встречи с Орловым я зашел в Александрове в редакцию местной газеты. Узнав о цели моего приезда, мне сказали: «Хочешь написать об Орлове? Интереснейшая личность. Только сложный он человек... Ну, скрытный, что ли. О себе, особенно незнакомому, рассказывать не любит...» Хорошо знавший его журналист дал мне «для установления контакта» большой фотопортрет Орлова. С фотографии на меня смотрело знакомое лицо. Черные, как смоль, с густой проседью волосы. Прямой нос, крепко сжатые губы, испытующий взгляд. Где же я его видел? Вспомнил! Года два назад с инспектором областного комитета народного контроля мы проверяли в «Колосе» готовность техники к весне. Инспектор решил сразу «взять быка за рога». И неожиданно спросил: «Что же это у вас так плохо с ремонтом?» Орлов бросил на нас ледяной взгляд: «У нас все нормально. Заниматься мне с вами, извините, некогда. Сейчас вызову инженера...»
К вечеру инспектор вынужден был признать, что здесь действительно «все нормально». А я подумал: да, Орлов знает себе цену. Такой перед начальством шаркать ножкой не будет.
Рассказывают, что долгое время различные районные комиссии обходили «Колос» стороной. Не столько потому, что здесь всегда «все нормально», сколько из-за того, что побаивались: «К Орлову с комиссией? А как встретит? Характер у него, того... Ему бы не совхозом — дивизией командовать! Ну кто еще, скажите, может набрать номер первого секретаря райкома и упрекнуть: «Анатолий Никитич, сеять давно пора. А в районе все раскачиваются».
По крутым ступеням лестницы Григорий Васильевич поднялся на второй этаж. Гулко раздались его шаги в безлюдной тишине конторы. Утро началось с мысли, не покидавшей его вот уже много дней. «Я стою у невидимой черты, — думал он, — и пришло время ее переступить. Совесть моя крестьянская чиста. Чего же ждать? Взгляни — в районе все хозяйства возглавляют молодые руководители. Один ты остался. «Последний из могикан...» Конечно, упрекнуть меня не за что. Но не в этом дело. А в том, что не так, как прежде, работается. И пусть никто этого не видит. Но сам-то чувствую: и здоровье, и энергия уже не те. А хуже работать стыдно. Дождешься, как кто-нибудь из молодых соседей в кулуарах районного совещания с усмешкой скажет: «А, Орлов уже не тот, одно имя...» И, пожалуй, будет прав...»
Осенью прошлого года Орлов приехал в Александров сообщить о своем решении уйти. Но первый секретарь райкома партии и слушать не захотел. — Григорий Васильевич, дело, конечно, твое. Но, подумай, время ли уходить? Впереди тяжелейшая зимовка. Без тебя твой «Колос» не вытянет...
Зимовка прошла успешно, и весной Орлов снова поехал в райком, к тому же секретарю. Тот сказал: — Удерживать я тебя не могу. Но опять ты не вовремя собрался на пенсию. Впереди посевная. Отсеешься, уберешь урожай, — пожалуйста, отдыхай.
Орлов в душе понимал первого. Действительно, время ли уходить? Судьба словно решила сыграть с ним злую шутку. Небо последние три года то заливало землю, то беспощадно иссушало.
Удручающе смотрелись в статотчетах урожаи: 16, 14, 13 центнеров с гектара. И это в хозяйстве, которое на протяжении многих лет получало по 20 — 30 центнеров на круг! Нет, уходить надо с гордо поднятой головой. И он остался еще на один сезон.
Этой весной Орлов словно переживал вторую молодость. Щадя неопытного еще агронома, многие его заботы директор брал на себя. От зари до зари мотался с поля на поле. Посевную и уборочную провели на едином дыхании. И, хотя погода и в этом году не благоволила, собрали по 23,5 центнера на круг. Больше в районе не взял никто. Теперь можно было уходить со спокойной душой. И ратный, и трудовой путь он прошел так, как велела ему совесть коммуниста.
...Ему исполнилось тогда девятнадцать. Еще свежи были в памяти безмятежное детство, рыбацкие зорьки на озерах вокруг родного села Большое Каринское. В озерах во множестве водились караси. Но уже другие мысли и чувства владели Григорием Орловым, мастером по ремонту орудий танковой дивизии: стояли в небольшом городе Алитусе в Литве. Уже через семь часов после начала войны Орлов получил боевое крещение.
Он прошагал дорогами войны не только пол-Европы, но и пол-Азии: от Алитуса до Москвы, от Москвы до Кенинсберга, от Кенигсберга до Маньчжурии через Гоби и Хинган. Но тот первый день помнит хорошо. — Наши танки находились в нескольких километрах от Алитуса, — вспоминает Григорий Васильевич. — А враг то ли решил, что танки в городе, то ли хотел ошеломить нас. Словом, обработал городок авиацией так, что не осталось камня на камне. Когда мы потом все это увидели, то почувствовали к фашистам лютую ненависть. Она помогала нам выстоять в самые трудные моменты.
Но наиболее памятен для Орлова 1944-й. В ту пору он уже был сапером. Форсировали водную преграду. Требовалось в сжатые сроки под огнем противника навести понтонные мосты. От взрывов бомб и снарядов поднимались гигантские фонтаны. Тонули товарищи, и некогда было оглянуться, помочь. Танки должны были пройти в назначенный час. И они прошли. За успешное участие в выполнении этой боевой задачи Григорий был награжден орденом Красной Звезды.
В короткое затишье между боями Орлов написал заявление о приеме в партию. Было ему тогда двадцать два года. В горькие дни отступлений он не расставался с комсомольским билетом. В дни наступлений его сердце согревал партбилет. Отгремели бои в Маньчжурии, и Григорий вернулся в родное село. Предписание врачей было однозначным: работать только на свежем воздухе. Два ранения в голову — это не шутка! Председатель тогдашнего колхоза «Красная нива» Иван Иванович Панцов тоже был категоричен: «Возьмешь тракторно-полеводческую бригаду. Ты прошел всю войну, был помощником командира взвода. Тебе и карты в руки».
Жестокие головные боли долго преследовали Орлова. Самым верным «обезбаливающим средством» была работа. Ей он отдавал не только дни, но, порой, и ночи. Крестьянский дар, дар руководителя в него были заложены самой природой. Орлов взялся за дело так, будто всю жизнь только этим и занимался. Через два года бригада получила по 30 центнеров зерна на круг! Неслыханный доселе в колхозе урожай. И его, 27-летнего хлебороба, наградили орденом Ленина.
Пройдут годы, и за успехи руководимого им хозяйства Орлова наградят орденами Трудового Красного Знамении, Октябрьской Революции... Но тот — 1949-й — не забудется. Как не забываются первая любовь и первый успех.
Из-за стеклянной дверцы книжного шкафа на Орлова смотрит бронзовый Клемент Готвальд. Вот уже восемь лет совхоз «Колос» дружит с северочешским госхозом «Цвиков». За это время Орлов дважды ездил в район Чешска Липа. «Молодцы, чехи, — глядя на маленький бюст, думает Григорий Васильевич. — Какие скотные дворы понастроили! Дисциплина у них идеальная... Впрочем, и мы не лыком шиты. Все послевоенные годы хозяйство — одно из лучших в районе. Сейчас, конечно, работать посложнее: объемы производства другие. Пятнадцать лет назад собирали семьсот тонн зерна. А нынче почти две с половиной тысячи. Да и скота стало в несколько раз больше.
А люди? Как у них потребности возросли! Особенно с молодыми трудно. Так и норовят некоторые в город, на легкие хлеба. А тут как раз, с одной стороны — Александров, с другой — Струнино, с третьей — Карабаново. Вот и гляди, чтобы не остаться без кадров. Сколько пришлось построить жилья! За несколько лет около восьмидесяти семей справили новоселье. Есть отличная мастерская, два зерносушильных комплекса, агрегаты по производству витаминки. Ну и все прочее».
Только жалко оставлять совхоз сейчас. Такие перед селом открылись перспективы. Обозначила их Продовольственная программа. А выполнять ее ему уже не доведется.
Григорий Васильевич положил на стол шариковую ручку под гусиное перо и потянулся к сигаретам. Закурив, взглянул за окно. «Да. Опять погода чудит. Середина октября, а вон сколько снега навалило. Не дай бог, поднимется сильный ветер, фермы без света останутся. Никудышно работает «Сельэлектро»... И все же, и все же», — переключился он снова на свое: кто будет его преемником. И не виноват ли он в том, что преемника в самом хозяйстве нет?..
Вспомнился Панцов, учитель и соратник Орлова. Вот это был настоящий руководитель. Убеждал не столько словом, сколько личным примером. Идет жатва, Панцов мешок с зерном на плечи — и к машинам. И так — во всем. Может, и не стоило так изнашивать себя. Но ведь это был конец сороковых, начало пятидесятых... Уже прикованный к постели, перед смертью Панцов сказал колхозникам: «Орлов — вот кому я спокойно могу оставить хозяйство. Держитесь Орлова, с ним не пропадете...»
Да, а ему вот так довериться некому. Но вины его в том нет. Разве мало было у него отличных специалистов? Взять хотя бы Владимира Коркина. Чем не замена был-бы сейчас? Но забрали: в район: сейчас зампредрайисполкома. Семь лет главным зоотехником в совхозе был Константин Автонеев. Одно удовольствие было с ним работать. Понимали друг друга с полуслова. Но и его взяли на повышение в область.
Зачем кривить душой? Если быть откровенным, он, Орлов, рад такому стечению обстоятельств. При случае ему всегда бывало приятно сказать своему собеседнику: «А Автонеев, между прочим, был у меня главным зоотехником». С другой стороны, правильно говорят: плох тот ученик, который не превзойдет своего учителя. Да и участь передовых хозяйств такова: хочешь — не хочешь, а теряешь лучших — то один пойдет на повышение, то другой. И он не был бы Орловым, если б сетовал за то на судьбу. Ему одинаково дороги как успехи своего хозяйства, так и района, области. Пусть забирают, лишь бы на пользу делу.
Да и растет, крепнет уже новая смена специалистов. Большие надежды возлагает он на молодого агронома — Зинаиду Видманову. Чувствует, будет из нее толк. А пока, не отбить бы интерес к делу, поддержать когда надо.
«Вот так, тридцать пять лет в одном хозяйстве, — размышляет дальше Григорий Васильевич. — Считай вся сознательная жизнь, исключая войну. И вот проснусь завтра и окажется, что «Колос» и Орлов — уже не одно и то же. Как жить без совхоза? Без этой утренней тишины кабинета, без посевных? Без тревожного ожидания того дня, когда нальется колос и в клин войдут первые комбайны! Без счастья в душе, когда собран хлеб — венец крестьянского труда...»
Впрочем, чего это он расхандрился. Главное, чтобы директором был достойный человек. И, может быть, ему понадобится его, Орлова, помощь, его совет. Поэтому можно успокоиться. Можно! Ведь он остается с совхозом.
Владимирский край в годы Великой Отечественной войны Село Большое Каринское
