Главная
Регистрация
Вход
Четверг
28.03.2024
13:27
Приветствую Вас Гость | RSS


ЛЮБОВЬ БЕЗУСЛОВНАЯ

ПРАВОСЛАВИЕ

Меню

Категории раздела
Святые [142]
Русь [12]
Метаистория [7]
Владимир [1589]
Суздаль [469]
Русколания [10]
Киев [15]
Пирамиды [3]
Ведизм [33]
Муром [495]
Музеи Владимирской области [64]
Монастыри [7]
Судогда [15]
Собинка [144]
Юрьев [249]
Судогодский район [117]
Москва [42]
Петушки [170]
Гусь [198]
Вязники [350]
Камешково [179]
Ковров [431]
Гороховец [131]
Александров [300]
Переславль [117]
Кольчугино [98]
История [39]
Киржач [94]
Шуя [111]
Религия [6]
Иваново [66]
Селиваново [46]
Гаврилов Пасад [10]
Меленки [124]
Писатели и поэты [193]
Промышленность [164]
Учебные заведения [174]
Владимирская губерния [47]
Революция 1917 [50]
Новгород [4]
Лимурия [1]
Сельское хозяйство [78]
Медицина [66]
Муромские поэты [6]
художники [73]
Лесное хозяйство [17]
Владимирская энциклопедия [2393]
архитекторы [30]
краеведение [72]
Отечественная война [276]
архив [8]
обряды [21]
История Земли [14]
Тюрьма [26]
Жертвы политических репрессий [38]
Воины-интернационалисты [14]
спорт [38]
Оргтруд [126]
Боголюбово [18]

Статистика

 Каталог статей 
Главная » Статьи » История » Гаврилов Пасад

Крестьянин Иов Иванович Шумов и его просветительная деятельность в кругу сельских людей

Крестьянин Иов Иванович Шумов и его просветительная деятельность в кругу сельских людей

Биография крестьянина — явление пока весьма редко встречающееся в нашей литературе. И это не потому, чтобы биография доселе считалась чем-то в роде привилегии для избранного лишь только круга лиц, занимающих видное положение, имеющих более или менее обширна ю сферу общественной деятельности. Действительная причина здесь та, что наше крестьянство, по своей неразвитости, пока стоит еще слишком далеко от образованного класса общества, а это последнее, в свою очередь, продолжает, если и не по-прежнему, то все же с некоторым предубеждением относиться к своему меньшему собрату - крестьянину и не охотно берется за исследование внутренних сторон его жизни; а пожалуй и не умеет должным образом взяться за это дело. А между тем, при большей или меньшей наблюдательности над этой темной средой, как мы привыкли называть крестьянство, да и как оно само трактует себя, сколько бы можно было найти в ней замечательных личностей, как по уму, так и характеру, биография которых могла бы дать нашей литературе довольно ценный научный материал, при тщательной разработке которого открылось бы не мало интересных сторон, наглядно характеризующих умственный склад и нравственный кругозор нашего простолюдина. Посвящая настоящую заметку памяти одного из сельских крестьян Иова Ивановича Шумова, мы надеемся с одной стороны вполне подтвердить только что высказанные нами мысли, — а с другой вызвать на составление подобных биографий и других лиц более или менее знакомых с сельской средой.
Родиной, а затем и постоянным местом жительства покойного Иова Ивановича Шумова было село Непотягово, Владимирской губернии, Суздальского уезда. Родившись (6-го мая 1818 года) в бедной крестьянской семье, он рос, как и все крестьянские дети, с малолетства привыкая к домашним и полевым работам. Семья Шумовых была не многочисленна: за исключением Иова, она состояла лишь из трех лиц: его отца Ивана Прокофьева, матери Мелании Васильевой и тетки Авдотьи Васильевой. При таком составе семьи детский возраст Иова не мог не пройти для него более или менее благоприятно. Известно, что и в многолюдных семьях в крестьянском быту мальчики, обыкновенно, пользуются от всех домашних особенным радением, а Иов был единственным малюткой семьи, и семьи самой близкой ему — родной, естественно поэтому, что его все любили и лелеяли. Правда, что его отец, Иван Прокофьев, не был особенно рачительным домохозяином; большую половину хозяйственных забот он сдавал на руки своей жены и своячены, а сам большею частью жил в лесной конторе, состоя сторожем казенных лесных дач. Кроме того он не был безупречен и по отношению к разгулу, а под хмельком любил погорланить на мирской сходке, за что и считался в обществе не из последних мироедов. Но чего не доставало для доброго примера мальчику в отце, то он нашел в своей доброй матери и сердобольной тетке. Обе эти женщины были весьма набожны и трудолюбивы, как и большая часть — русских крестьянок.
Тетка Иова Шумова Авдотья Васильевна, рано овдовевши после не особенно счастливого замужества, не хотела больше пытать своего счастья в семейной жизни и, оставшись вдовою, перешла на жительство к своей сестре с целью быть ей полезной в домашнем хозяйстве, при долговременных отлучках ее мужа. Сестры рука об руку брались за всякую хозяйственную работу, так что продолжительное отсутствие в доме мужчины не было особенно ощутительно. Когда у Мелании Васильевны родился сын, то обе сестры сделались между собою как будто еще ближе и роднее, ревнуя одна перед другой в заботах о новом члене своей семьи — будущем «кормильце и поильце». Отец также не мало был обрадован рождением сына, но это не привязало его однако к дому, — и он по прежнему проводил большую часть года в лесной страже. Так Иов провел свое раннее детство, почти исключительно среди своих двух радельниц — матери и тетки, выражались тогда, Евграф Иванович попросил позволения у местного священника поставить мальчика на клирос. Быть клирошанином в то время считалось очень лестным. Известно, что все наши крестьяне страстные любители церковного пения и — добиться звания клирошанина для многих из них составляло, в былое время, не последнюю мечту. К сожалению, в последнее время, при заметном вымирании типа истаго дьячка — уставщика по клиросу, и при постепенной замене молодыми причетниками старых обиходных напевов новыми, значительно меньше стало охотников из крестьян становиться на клиросы. Наконец последняя реформа духовенства, почти наполовину сократившая наличный состав церковных причтов, возложившая на псаломщика все обязанности и пономаря и причетника во время Богослужения, послужила еще к большему упадку опросного церковного пения, и вместе с тем отняла и последнюю охоту у прихожан становиться на клиросах. И если в былое время любители церковного пения из наших крестьян усиленно домогались у своих причтов быть клирошанинами и, повременам, испрашивали позволения прочесть Апостол, что составляло последний предел желания клирошанина — мужичка; то в настоящее время приучить хотя одного или двоих к клиросу составляет немалый труд для бедного псаломщика, да едва ли еще и может обойтись для него без денежного вознаграждения и праздничного магарыча. Со всем иное дело было прежде: добившись звания клирошанина, каждый охотно так или иначе желал послужить своему причту, считая это с своей стороны как бы необходимой благодарностью. Так, по первому зову клирошане шли не только к священнику, но и к остальным членам причта: и переколоть дрова, и наносить воды, и набить ледник и т. д. В свою очередь и причт давал некоторые преимущества клирошанам пред своими прихожанами. Так в праздник Пасхи исключительно из них набирался штат так называемых богоносцев, с которыми каждый домохозяин считал своею обязанностью христосоваться и давать христосованное яйцо наравне с церковным причтом.
Поступивши в число клирошан, Иов по первому удару колокола начал ходить за каждую церковную службу и с особенным рвением взялся за изучение церковного устава. Кроме того, становясь всегда на клиросе впереди всех, он неопустительно прочитывал про себя все каноны положенные за Богослужением. Если в чем-нибудь для него встречалось затруднение, то за разъяснением их он обращался к своему доброму учителю. Такая редкая любознательность у мальчика относительно всего, что и как совершается за церковной службой, — показывали в Иове какое-то особенное призвание быть церковником: как будто он на самом деле готовил себя в клирики. И с течением времени Иов действительно, под руководством своего учителя — основательного знатока церковного устава и прекрасного чтеца и певца, обратился в истаго клирика, нередко отправляя один всю церковную службу по клиросу. Нужно сказать, что Иов от природы имел прекрасный орган речи и поэтому чтение его было всегда выразительное, четкое, приятное. В последствии времени, когда Иов Иванович приобрел обширную начитанность библейских и церковно-богослужебных книг, его чтение славянского текста вполне можно было назвать тем, что у нас считается особенным даром чтения.
Неопустительное хождение за каждую церковную службу и пристрастие к чтению преимущественно церковно-богослужебных и других священных книг, на что Иов Иванович посвящал все свободное от домашних и полевых работ время, мало помалу образовали в нем такие наклонности, при которых человеку всего естественнее считать монастырь своим прямым призванием. Так можно было думать, что и Иов Иванович, скоро ли долго ли, покинет свою семью и пристроится к какому либо монастырю. На это слишком было много у него задатков: так, когда ему не миновало еще и полного совершеннолетия, жизнь его носила уже на себе какой-то монастырский характер, если можно так выразиться: и правила относительно домашней молитвы, и соблюдение постов, и провождение воскресных дней, — все это строго согласовалось у него с точными требованиями церковных правил. Несмотря однако на все это, Иову Ивановичу суждено было остаться мирским человеком, и даже быть женатым. Правда, что на последнее он решился, исключительно уступая воле своих родителей. Тем не менее, к чести Иова Ивановича нужно сказать, что, несмотря на подневольную почти женитьбу, он вел себя в супружеской жизни примерно. На счастие жена попалась ему с добрым сердцем и мягким характером. Благодаря тому, что Шумовы все время своего супружества не имели детей, а стало быть и лишних семейных забот, — приобретенным уже наклонностям Иова Ивановича — посвящать свободное время от домашних работ чтению книг, не встречалось препятствий, — и он по прежнему продолжал вести свою жизнь: так же усердно посещал церковь, с таким же рвением занимался чтением излюбленных им книг, приглашая к слушанию их и своих семейных. Несколько лет спустя после его брака, скоропостижно умер в лесной конторе его отец Иван Прокофьев. Тяжело скорбел Иов Иванович о такой несчастной кончине своего отца, и тем сильнее была его скорбь, что он не мог положить своего родителя на родном кладбище: год тогда был холерный и покойного Ивана Прокофьева велено было схоронить в лесу, на том самом месте, где постигла его смерть. Так Иов Иванович принужден был схоронить своего покойного отца в десяти верстном расстоянии от своего приходского храма. Тем не менее он каждый раз, в дни памяти почившего, после совершения заупокойной литургии в своем приходском храме, приглашал церковный причт для совершения панихиды над могилой своего родителя, где был поставлен приличный памятник с небольшой Иконой. По возвращении отсюда, Иов Иванович, обыкновенно каждый раз обделял в своем доме нищих, прося их молитв о почившем. — Оставшись после смерти отца полным домохозяином, Иов Иванович мог устроить свою домашнюю жизнь так, как ему хотелось. Не оставляя крестьянских работ по будням, он в воскресные и праздничные дни, особенно вечером, все больше и больше стал уделять времени на чтение Божественных книг и к нему, как хорошему начетчику, стали, время от времени, собираться некоторые набожные старушки и просили доброго и приветливого хозяина почитать им что-нибудь от Божественного. Иов Иванович очень рад был таким посетительницам и с удовольствием проводил с ними длинные зимние вечера за чтением преимущественно Чети-миней. — Не без удовольствия замечая, с какою любовью и желанием простодушный народ, называющий себя людьми темными, ищет света, жаждет знания, от кого бы ему не пришлось его позаимствовать, от священника ли, или от своего брата — крестьянина, благо ему Господь «дарование открыл», — чуткий ко всему доброму Иов Иванович замыслил попытать свои силы на поприще народного учителя, на первый раз взявши к себе в дом несколько односельных мальчиков, а после, когда дело обучения пойдет успешно, то и открыть настоящую сельскую школу. Коренного Непотяговского учителя Евграфа Ивановича уже не было тогда в живых. Глубоко запала эта добрая мысль в душу Иова Ивановича, и он не стал долго задумываться над ее исполнением. — Родителей, желающих отдать своих детей в науку умному и доброму человеку, нашлось не мало, тем более, что импровизованный учитель взялся на первых порах учить всех желающих безмездно. Так с Божией помощью и с благословения местного священника — Иов Иванович начал свою желанную работу, хотя без сомнения сначала и не так успешно. Но время и опыт мало помалу облегчили труд и непривычку в нелегком деле.
Года через два — три Иов Иванович достиг таких результатов с своими учениками, что о нем, как хорошем учителе, стали поговаривать и в окрестных, селениях, тем более, что в тогдашнее время об училищах редко было слышно. В это время волостью управлял очень умный и деятельный старшина, о котором и до сих пор с гордостью вспоминает наш уезд — некто Даниил Васильевич Малафеев из крестьян села Ярышева. Узнавши об успехах Шумова по обучению мальчиков, он пригласил его к себе и, поблагодаривши за доброе дело, предложил с своей стороны не угодно ли будет ему открыть в своем доме настоящую волостную школу. Иов Иванович с удовольствием принял это предложение своего волостного начальства, и вскоре в доме Иова Ивановича официально была открыта настоящая народная школа. — Это было в 1862 году.
Вот что пишет Иов Иванович к одному из своих знакомых священников об открытии этой школы: «На 1863 год собралось в мое училище 22 мальчика. Гавриловское волостное правление выдало для оных два букваря, две псалтири, два чтения из Евангелистов, две Священные Истории, один Детский Мир, одну книгу Начало Руси и одну — рассказ Анастасия, итого одиннадцать книг». Вот те учебные средства, с которыми начал свои учебные занятия Иов Иванович. С открытием училища, школьная деятельность, а вместе с тем и круг знакомых Иова Ивановича расширились. До этого времени в его домашней школе не было ни журналов, ни отчетов, ни ревизий. Теперь волей — неволей пришлось вести дело с соблюдением всех формальностей. С другой стороны он, как народный учитель, должен был ведаться с школьным начальством. Положительное незнакомство с официальной стороной дела по школе заставило его искать совета у людей более практичных в этом отношении. В то время школьное дело находилось исключительно в руках духовенства. Иов Иванович и прежде был знаком со многими окрестными священниками, а теперь еще больше сблизился с ними, и с некоторыми из них завел даже переписку. Вообще Иов Иванович любил и уважал духовенство: кто бы ни был священник, знакомый ему или незнакомый, он к каждому из них относился с искренним расположением и с низким поклоном всегда подходил под благословение. Из списков и отчетов по Шумовской школе, хранящихся в архиве волостного правления, видно, что учеников в Шумовской школе было всегда довольно много, и дело шло здесь успешно.
На первом же году открытия Шумовской школы в ней произведена была ревизия каким-то чиновником Удельной Палаты, которого Иов Иванович встретил в своей школе приветственной речью. Но какие результаты добыты были этой ревизией по Шумовской школе, мы, к сожалению, не нашли никаких официальных данных, ни в правленском архиве, ни в Черновых бумагах Иова Ивановича, только в одном из писем, посланных им к одному из своих знакомых священников, говорится, что ревизия эта сошла благополучно. С открытием училищных советов Шумовская школа стала посещаться членами — ревизорами чаще. После одной из этих ревизий, сделанных самим председателем училищного совета протоиереем г. Суздаля о. Александром Кротковым, Шумовская школа получила очень лестное одобрение. В этом отзыве говорится, что занятия почтенного Иова Ивановича с своими учениками не ограничивались только одними школьными уроками. В педагогическую задачу школы Шумова входил не один механизм школьного обучения, Иов Иванович преследовал преимущественно цель воспитания обучающихся в его школе детей, и воспитании на строгих церковных началах, каких крепко держался сам учитель. Иову Ивановичу хотелось, так сказать, внедрить в впечатлительную душу ребенка религиозное начало, на котором бы обосновывалась вся дальнейшая его жизнь. С этою целью Иов Иванович вменял в обязанность своим ученикам читать дома утренние и вечерние молитвы, акафисты и канон Ангелу Хранителю. Мало того, — его ученики во все воскресные и праздничные дни в зимнее время после заутрени прямо приходили в училище, где и занимались, под руководством своего учителя, чтением молитв и акафистов и пением стихов, а если оставалось время, то и чтением Чети-минеи.
Для большей характеристики взглядов Иова Ивановича на задачу народной школы, считаем не лишним сделать одну выдержку из его частного письма к родителям двоих мальчиков, уже вышедших из его школы. Вот, между прочим, что пишет Иов Иванович в этом письме: «благоволите выслушать и благосклонно принять мои советы. Я принимал всевозможные старания и заботы о научении ваших детей; прошу же вас не губить моих трудов своим нерадением, — заставляйте ваших детей повторять то, чему они научены в школе. Неприятно было мне слышать от Алексея, что брат его Петр никогда не читает дома ни молитв, ни акафистов, ни канонов. Вам — родителям придется отдавать Богу отчет о воспитании и научении детей своих. А Бог не будет спрашивать: учили-ли вы детей своих читать, писать, арифметике, грамматике и прочим гражданским наукам, а спросить учили ли по христиански жить, заботились ли о спасении их душ, и чем тогда оправдаетесь? Ах! Нам грешным всякое благочестивое дело кажется или очень трудным, или вовсе ненужным; мы только дорожим тем, что лестно для временной жизни, а что касается до вечности, то из головы вон! А ведь благочестие полезно не только для вечной, но и временной жизни, оно выше всех наук и искусств. Говорится: правда светлее солнца, а она-то в благочестивых и имеет свое водворение и возводит выше мудрых века сего, как Апостол пишет: не обуи ли Бог премудрость века сего, а буйством проповеди спас верующих, т. е. не учеными, а благочестивыми. Мудрость века сего любит гордиться, а Бог гордым противится и дает благодать только смиренным, а смиренного учитель — благочестие. Посему-то и прошу вас заставлять Петра и Алексея, — детей ваших, почаще повторять преподанное им учение в школе, а читать не только для того, чтобы не забывать, а больше для напоминания им Закона Божия и наших христианских обязанностей. Я думаю и вы, не мало поживши на свете и много раз читавши молитву Господню, едва ли можете понимать, что значат слова: да святится имя Твое, да приидет царствие Твое и т. д. или почему мы называемся христианами, какие десять заповедей Божиих? А все сие нужно бы непременно знать христианину, да и грешно нам о сем не наведаться. Платон митрополит в своем сочинении вот что говорит, рассуждая о сем: спроси мастеровых, каменщиков, кровельщиков, портных, сапожников, купцов, земледельцев и фабрикантов, — знают ли они свое дело, и каждый из них объяснит свое искусство и занятие, а спроси христиан: знают ли они дела веры? То едва ли и малая часть найдется таковых, которые бы достаточно объяснили, чему учит нас Святая вера и какие обязанности она предписывает нам».
Чтобы как можно более расположить родителей в пользу школы, а в детях возбудить охоту к учению и некоторого рода честолюбие, как говорится в отзыве, Иов Иванович употреблял на это довольно оригинальное средство. Он составил почти на все двунадесятые праздники в стихотворной форме особые рассказы (диалоги), названные им разговорами, которые разучивались его учениками на намять и потом в дни праздника прочитывались в домах родителей учеников. В передаче этих разговоров участвовали, обыкновенно, от двух до шести лиц, — из которых один представлял хозяина дома, а остальные гостей-поздравителей, которые и рассказывали историю праздника, отвечая на заученные заранее вопросы представляющего собой хозяина дома. Цель составления таких разговоров и хождения с мальчиками по домам, была между прочим и та, чтобы распространить этим путем религиозные сведения и между самыми поселянами. Таким образом Иов Иванович был, можно сказать, религиозным учителем не только детей своей школы, но и всего села.
Со времени печатного отзыва о школьных занятиях Иова Ивановича, известность его, как народного учителя, стала, так сказать, расти больше и больше. Теперь об успехах его школы сделалось уже известным самому Владыке. На Владимирской кафедре в это время был Преосвященный Феофан, — известный радетель духовного просвещения. Труды Иова Ивановича, как и нужно было ожидать, не остались без должного внимания и оценки со стороны Владыки: сначала он выразил свою благодарность за добрые школьные труды Иова Ивановича — через посредство о. протоиерея Кроткова, а в последствии неоднократно собственноручно писал к Непотяговскому учителю, отвечая в своих письмах на разные недоумения, с которыми последний обращался к Владыке и предлагая свои добрые советы. Со временем Иов Иванович приобрел к себе такое лестное и редкое, для простолюдина, внимание со стороны Преосвященного, что тот нередко по часу и даже более уделял с ним на беседу в своем кабинете, где, разумеется, заходила речь и не об одной школе. Такие отношения доброго, мягкосердного Владыки к Иову Ивановичу, без сомнения, не могли не поощрять его еще к большей ревности по занятию школой. Из одного письма, хранящегося в бумагах Иова и писанного Преосвященным Феофаном, к Иову Ивановичу уже из Вышинской пустыни, видно, что добрый Преосвященный не переставал сочувственно относиться к учителю — крестьянину и после того, как более уже не находился во Владимирской Епархии. Письмо это, как видно из его содержания, было ответом и вместе утешением на жалобы Непотяговского учителя — труженика, что его односельчане неохотно отдают для обучения в его школу девочек, представляя на убеждения учителя свои разные отговорки. Так как письмо это вообще представляет весьма много интересного, как со стороны его практического значения, по отношению к трактуемому здесь вопросу, так и для характеристики отношений Преосвященного к Иову Ивановичу, то мы и приводим его дословно. Вот что пишет Преосвященный Феофан: «Бог в помощь спасения, возлюбленный о Господе! Письмо твое получил уже 20 марта. Спешу ответом, но достигнет ли оно до места, по желанию твоему, Бог весть. Труды твои по обучению детей благословенны. Да поможет тебе благость Божия продолжить полезное для других и спасительное для тебя дело. Пишешь, что встречаются затруднения со стороны родителей к обучению девочек. Очень и очень шаль. Но может быть они увидят хорошие плоды от девочек уже обученных, и тем расположатся отдавать и прочих на обученье. Отговорки! Да какие законные и разумные отговорки можно придумывать. Одно только неведенье должного дела. Молиться надо, чтобы Господь дал родителям понять свою ошибку и поревновать об обучении дочерей своих. На отговорки их скажу малое нечто...
Сам же не унывай, — и все продолжай трудиться. Когда обучишь всех мальчиков, — и, — о если б и девочек! Закваска будет положена, — и грамота уж не переведется в селе. Ибо какой грамотный отец захочет оставить сына своего необученным? Благодарствую за благожелания и молитвы. Прошу продолжить сие благодеяние. Благословение Господне буди на тебе и семействе твоем, — и всех учениках и ученицах твоих, — и всех селянах. — Всех Господь да спасет и помилует.
Многогрешный Феофан Епископ».

По получении этого письма, Иов Иванович не замедлил прочесть его тем из крестьян, которых он сам при всем желании не мог сговорить на отдачу в его школу для обучения девочек и результат оказался вполне удачным. Что можно было сказать против такого письма?! А кроме того могли ли крестьяне оставаться при своих прежних, если не убеждениях, то отговорках, когда они увидали, что сам Владыка не мало скорбит за их косности в таком важном деле, как обучение детей грамоте и настолько сердечно отнесся к этому делу, что счел нужным собственноручно написать, к их учителю — крестьянину большое письмо. Так, благодаря Владыке, желание Иова Ивановича было вполне достигнуто: скоро в его школу наряду с мальчиками стали поступать и девочки. Кроме Владыки Феофана Иов Иванович большую нравственную поддержку в своих трудах по обучению крестьян имел и в Преосвященном Архиепископе Антоние, занявшем Владимирскую кафедру после Преосвященного Феофана, и в Преосвященном Иакове, Викарие Владимирской епархии. С обоими Владыками Иов Иванович вел довольно частую переписку и нередко лично беседовал с ними. Преосвященный Владыка Иаков неоднократно делал даже подарки для Непотяговской школы разными книгами из своей библиотеки. Но, к сожалению, в то самое время, когда Иов Иванович, под влиянием таких руководителей с большим навыком и уменьем начал вести свои школьные занятия, его школе не суждено было продолжить дальнейшего развития и существования — она была закрыта. В начале семидесятых годов, как известно, началось сильное поступательное движение в области народной школы; всюду стали вводить звуковой метод при обучении; начался пересмотр учебного персонала; выданы новые учебники — и почтенный труженик Непотяговской школы, как незнакомый с новым звуковым методом преподавания и учивший лишь «о старинному», был лишен права учителя. А так как новых учителей вдруг негде было взять, то Шумовская школа была вовсе закрыта и Непотяговцы, лишившись прежней «старинной» школы, о «новой» пока принуждены были только приятно мечтать.
Мы не берем на себя смелости сказать что-нибудь против такого распоряжения тогдашних школьных заправителей, но думаем, не будет лишним поставить на вид, что школа Шумова, хотя и практиковала дела грамотности только но «азам и букам», но тем не менее в 12-ть лет своего существования дала небольшому селу Непотягову побольше сотни грамотников, из которых многие и доселе остаются прекрасными чтецами и певцами по клиросу.

Но не одной школьной деятельностью Иов Иванович оставил по себе добрую память в селе Непотягове. Кроме старания и забот о распространении в селе грамотности, он не менее радел и об украшении своего приходского храма. Получая за свои учительские труды с каждого обучающегося в его школе мальчика по 2 руб. 20 коп. в год, Иов Иванович сам не пользовался из этих денег ни одной копейкой, а все эти деньги сполна употреблял на пользу церкви. Кроме того, благодаря некоторой известности, которую приобрел Шумов, частью по рекомендации Владык, частью самолично он умел расположить к делу благотворительности и сторонних лиц. Пользуясь вышеуказанными средствами, Иов Иванович в непродолжительное время успел достичь того, что в какие-нибудь 5 — 8 лет бедный прежде Непотяговский храм стал неузнаваем. А главное украситель его сумел на столько придать ему оригинальности, что каждый посетитель сего храма невольно поражается здесь чем-то новым, самобытным, чего не приходилось ему видеть в других храмах. Посетителю Непотяговского храма ярко бросается здесь в глаза какой-то резкий отпечаток пытливого крестьянского ума и только ему одному свойственного вкуса — придавать всему образность. — Не говоря о том, что в этом храме очень много встречается довольно ценных предметов нового образца, как то: прекрасный запрестольный семисвещник, дорогие финифтовые святцы, цепные подсвечники пред местными Иконами, богатый напрестольный ковчег с подставкой изображающею пещеру гроба Господня и камень приваленным к входу пещеры, — здесь на каждом шагу останавливают ваше внимание разные надписи библейского текста, объясняющие или прообраз священного предмета, или же самое значение его, какое он имеет в ряду других церковных предметов. Большая часть этих надписей сделана на стекле золотыми буквами довольно крупной и четкой печати. Так, при самом входе в храм, на входной стеклянной двери мы читаем следующие слова библейского текста: «Страшно место сие, — несть сие, но дом Божий и сия врата небесная. Вниду в дом Твой, поклонюся ко храму святому Твоему в страсе Твоем, Господи, настави мя правдою Твоею». И еще несколько текстов в том же смысле. В самом храме, на прекрасных резных кивотах, в которых поставляются финифтовыя святцы, — в нарочито вделанных в резбе стеклянных зеркальцах овальной формы, помещены 18 библейских текстов, относящихся к похвале Святых. Задняя сторона клиросов также украшена надписями. Так за одним клиросом мы читаем: «воспою Господеви в животе моем, пою Богу моему дондеже еемь; за другим — да усладится беседа моя, аз же возвеселюся о Господе». Цель, с которою Иов Иванович придавал своему приходскому храму такой оригинальный отпечаток, ясно выражена им самим в одном письме к Высокопреосвященному Антонию. Он писал: «мне свои церковные поделки украшать золотом и серебром состояние не позволяет и я забочусь украсить все приличными текстами Священного Писания, чтобы более занять зрителей внимательностию и разсуждением». Довольно отчетливое знание Иовом Ивановичем книг Священного Писания сказалось в этом его деле. И нужно сознаться, что все тексты, какие начертаны по его указанию на том или другом предмете, находящемся в церкви, вполне соответствуют своему месту, и в добавок все они очень верно обозначены из какой книги и главы Священного Писания. Задавшись мыслью — занять присутствующих в храме внимательностью и рассуждением, как выражается Иов Иванович, другими словами — заставить богомольцев относиться ко всему в храме более или менее сознательно, добрый украситель Непотяговского храма не оставляет без должного научения подходящих и к церковному ящику. Каждый грамотный жертвователь прочтет здесь известные слова Спасителя: «аще принесеши дар твой ко алтарю» и т. д. Здесь же говорится о малой лепте вдовицы, принятой Господом паче богатых вкладов, и много других текстов, выясняющих относительную цену наших жертв в очах Божиих. С тою же целью назидания для предстоящих в храме, Иовом Ивановичем поставлен посредине теплого храма в арке, ведущей в холодный храм, прекрасной работы животворящий крест Господень с предстоящими — Божией Матерью и Иоанном Богословом. Нужно заметить, что храм в селе Непотягове, кроме холодного, имеет два теплых придела, устроенных пропорционально на северную и южную стороны. Между алтарями теплого храма, как во всех церквах такого устройства, поставлена стеклянная перегородка, отделяющая летний храм. Иов Иванович долго скорбел о том, что в зимнее время богомольцы, стоя прямо перед этой стеклянной аркой, не имеют пред своими глазами ничего назидательного, и у него явилось сильное желание соорудить и поставить на этом месте Крест, что, после долгих усилий на отыскание нужных для этого средств, им и было исполнено. Испрашивая на это благословения Владыки и указывая на вышеизложенные причины, заставившие прийти к этой доброй мысли, Иов Иванович, между прочим, пишет: «а место это, — средину церкви — казалось мне весьма приличным украсить Соделавшим спасение посреде земли». Немалых забот стоило Иову Ивановичу это новое украшение Непотяговского храма: задумана была мысль, чтобы Крест действительно был красотой церкви, — а средств между тем в виду не имелось; своих денег у Иова Ивановича совсем не было, так как он уже не был учителем; обратиться за помощью к прихожанам он не смел, да и не предвидел в этом успеха. Тем временем случилось Иову Ивановичу быть в Москве. Здесь он стал, между прочим, понаведываться от своих знакомых, к кому бы можно было обратиться ему за помощью на доброе дело. Ему указано было на несколько таких лиц, от которых Иов Иванович и действительно получил довольно значительную сумму на указанный им предмет. С неописанною радостью возвратился наш путешественник домой и, вручивши собранную им от Московских благотворителей сумму церковному старосте, тем самым возбудил и его к участию в добром предприятии. Мало помалу стали являться и другие жертвователи. Так составилась в непродолжительное время довольно значительная сумма, на которую можно было выполнить все, что заранее задумано Иовом Ивановичем, — и, к немалому утешению Непотяговских прихожан, вскоре действительно был поставлен посреди теплого храма благолепно украшенный крест Господень. Все работы его, как столярные, так и живописные производились под наблюдением самого Иова Ивановича. По его же рисунку устроен был особый резной позлащенный кивот, в котором поставлено было древо креста. Как самый главный предмет благоговейного христианского чествования, Крест этот украшен был Иовом Ивановичем многими священными письменами со всяким тщанием. Так он собрал почти все Евангельские изречения, в которых Господь предсказывал о своих крестных страданиях, и поместил их вокруг креста на стеклянных клеймах, очень ясно выдающихся из резьбы, окружающей древо креста. Кроме того, в самом кивоте, образующем раму креста, поместил и еще такие же четыре стеклянных клейма с живописным изображением на них четырех ветхозаветных пророков: Моисея, Давида, Исаию и Захария с свитками, на которых написаны пророчества, относящиеся до крестных страданий Христа Спасителя, так что, взирая на этот крест и читая помещенные здесь священные надписи, каждый грамотный невольно отдается чувствам благоговейных размышлений о крестной жертве нашего Искупителя.
Усердием и заботами того же Иова Ивановича в главном Непотяговском храме поставлен на святом престоле замечательный стеклянный футляр, какого не приходилось нам встречать ни в одном из наших храмов. Величина этого футляра — в вышину 1 арш. и 2 верш., в ширину 1 ½ арш.; стекла цельные без переплета. Под ним помещаются: святой ковчег, Евангелие, потир и крест, употребляемый при каждении в Святую Пасху. Но что особенно замечательным делает этот футляр, это разные живописные работы по передней стеклянной стороне его и символические изображения резной позлащенной работы, которые поставлены на верху футляра. Общая картина всех этих изображений олицетворяет собой видения Иоанна Богослова, описанные в 4-й и 5-й главах Апокалипсиса. Вот эти изображения: на самой средине футляра вверху на стеклянном четырехугольнике постановлен резной Агнец, имущий семь рогов и очес семь. Под ним, в вышеуказанном четырехугольнике по цветному стеклу, изображен живописью Вседержитель с книгою, запечатанною семью печатями. По обеим сторонам этого изображения на футляре поставлены четыре таких же резных изображения: Льва, Тельца, Человека и Орла, — все они позлащены. На самой же лицевой стороне футляра по стеклу внизу по обеим сторонам живописью изображены по двадцать четыре старца, падшие на колена пред Агнцем и имеющие каждый гусли и фиалы, тут же по стеклу сделана надпись золотыми словами: «достоин еси прияти книгу и отверсти печати ея, яко заклася и искупил ecи Богови нас кровию своею» — песнь старцев. На той же лицевой стороне футляра вверху изображены по стеклу, как с той, так и с другой стороны группы ангелов, и под ними надпись: «достоин есть агнец заколенный прияти силу и богатство, и премудрость, и крепость, и честь, и славу, и благословение». Внизу также на стекле изображен живописью тайнозритель лежащий, к которому сверху от изображения Вседержителя, начертаны слова: «Азъ есмь алфа и омега». Вся эта замечательная живописная группа, олицетворяющая, как выше было сказано, видение Иоанна Богослова, исполнена по мысли Иова Ивановича. Вот что он пишет об этом Преосвященному: «долго я думал, чем бы приличнее украсить Святой Престол в нашем храме и начитавшись у Святых Отцев церкви, что нет ничего святее на небесах, что совершается в наших святых алтарях, я и придумал устроить такой благолепный предмет: больше Иоанна Богослова никто не сказал нам из виденного на небесах. Святый Апостол Павел был восхищен до третьяго неба, но Он только слышал там неизреченные глаголы, а видел ли что, — не пишет; был восхищен Андрей, и не мало виденного рассказывает, новее таки то дальше от нашего ведения, нежели Апокалипсис, почему и решился изобразить виденное Богословом».
Постоянные и неустанные заботы Иона Ивановича о благолепии своего приходского храма, не ограничивались впрочем одними внешними украшениями его; не менее он озабочен был и тем, чтобы все церковные службы отправляемы были по клиросу чинно и стройно. С этой целью Иов Иванович всячески старался поддержать в своем храме древние нотные напевы, разучая их по обиходу с своими бывшими учениками — певчими. Кроме того, бывая в разных монастырях и неоднократно в Троице-Сергиевой Лавре, он внимательно прислушивался и к тамошним церковным напевам, — и после вводил их в своем приходском храме. Некоторые из них сохранились в памяти по сие время у Непотяговских певцов. Большую часть клиросного чтения Иов Иванович брал на себя и исполнял его всегда с неподражаемым уменьем. Страстный любитель чтения Святоотеческих творений, Шумов желал заохотить этого рода чтением и других сельских грамотников. В виду этого он предлагал церковному старосте составить хотя небольшую на первый раз церковную библиотеку с тем, чтобы книги раздаваемы были всем грамотным прихожанам села Непотягова по их желанию. И когда староста отказал ему в этом на отрез, он открыл в селе частную подписку и, на собранные этим путем деньги, выписал прежде всего Чети-минеи, затем все творения Димитрия Митрополита Ростовского и Тихона Задонского. Книги эти до сих пор поочередно ходят по рукам грамотных крестьян села Непотягова.
Как ни важны все описанные нами приобретения для Непотяговского прихода стараниями доброго Иова Ивановича, но венцом всех его заслуг не только для церкви села Непотягова, но и многих других, без сомнения будет составленный им акафист в честь Святителя Димитрия Солунского, которому посвящен Непотяговский храм. Особо составленная служба в честь великого Святителя Солунского, казалась Иову Ивановичу неполной без акафиста, и он долго, хотя и бесплодно, его искал. Наконец, когда ему пришлось убедиться от сведущих людей, что акафиста этого никем еще не составлено, он решился испытать, не поможет ли ему Господь исполнить это дело. Небольшую уверенность в успехе своих трудов Иов Иванович почерпал отчасти в том одобрении, какого заслужили составленные им, и только что в то время отпечатанные во Влад. Епарх. Ведомостях его диалоги. Усиленными стараниями побежден был Иовом Ивановичем и этот далеко нелегкий труд. Представленный Преосвященному Феофану на рассмотрение акафист — Иова Ивановича был одобрен, и, исправленный рукою самого Владыки, вручен был самим составителем цензору духовных книг Петру Симоновичу Казанскому, которым также признан был годным к напечатанию, с каковым мнением вскоре и был отослан в Святейший Синод для окончательного рассмотрения. Излишне описывать ту духовную радость, которую чувствовал Иов Иванович от такого неожиданного успеха в своих трудах! Испросивши благословение у Преосвященного Феофана — начать чтение пока еще рукописного акафиста в своей церкви, Иов Иванович, по возвращении из Владимира, пригласил местного Благочинного отправить в Непотяговском храме в первый же воскресный день торжественное соборное служение с молебствием святителю Димитрию, на котором вновь составленный акафист и прочитан был в первый раз поочередно тремя служащими Иереями. С этого времени по наряду Иова Ивановича, чтение составленного им акафиста, в каждый воскресный день, после литургии, не прерывалось в течение 3-х лет. В одном из писем Шумова упоминается, что в первый же год написания этого акафиста, он читался уже в 16-ти храмах, посвященных памяти Солунского Святителя.
Церковно-приходская реформа по сокращению причтов, начатая во Владимирской губернии в 1876 году, послужила поводом к новой скорби и немалым заботам Иова Ивановича о Непотяговском храме и прихожанах. По Высочайше утвержденному расписанию причтов, к селу Непотягову был причислен соседний Козловский приход, поэтому праздничные и воскресные богослужения должны были совершаться в этих двух соединенных приходах поочередно. Усердный богомолец и неутомимый радетель о благе церкви — Иов Иванович с немалою скорбью сердца усмотрел, что новые постановления относительно приходов, не могут вредно не повлиять в нравственном отношении на благосостояние прихожан.
Иов Иванович был членом Православного Миссионерского Общества и оставался в этом звании до самой смерти.
В 1874 году Преосвященный Иаков, викарий Владимирский, обозревая церкви Суздальского уезда, посетил и Непотяговский храм, хотя последний и не был упомянут в маршруте в числе других храмов подлежащих архиерейской ревизии.
С того времени как школа Иова Ивановича была закрыта, а вместе с этим иссяк и источник его доходов на украшение своего приходского храма, он чаще и чаще стал задумываться над мыслью о поступлении в монастырь. Вот что писал он в то время к одному из близко знакомых ему священников: «Когда я был занят училищем, к чему усердно прилежал, радуясь о Господе, то мне казалось, что прохожу одно из самых лучших занятий христианских, — казалось, что несу какое-то апостольское служение, а теперь, когда училища у меня больше нет, то и благосостояние мое, как духовное, так и внешнее становится беднее. При училище получал и рублей по сорока и по пятидесяти в год, которые и тратил все на нужды церкви, а теперь, не умея, чем пособить нужде и своей и церковной, занимаюсь только плетением лаптей. Но этим не придется заработать и пяти рублей во всю зиму. Вот и думаю теперь, ужели и после смерти моей родительницы буду оставаться жить в своем селе Непотягове! — Пристроюсь куда-нибудь в монастырь, потому что издетства завидовал всегда монастырской жизни».
Невольно выразившаяся в этом письме грусть Иова Ивановича на свое ухудшенное положение, в котором он вдруг увидал себя, после того, как лишен был права учителя, — не была впрочем жалобой на кого либо с его стороны. Еще менее можно допустить, чтобы в данном случае говорило в Шумове чувство оскорбленного самолюбия: насколько мы знаем, он был чужд этой слабости. Несмотря на то, что Иов Иванович невольно заставлял смотреть на себя, как на личность далеко выдающуюся из своей среды, домашний образ его жизни решительно не отличался ни чем от всякого заурядного крестьянина: он жил в такой же крестьянской избе, точно также занимался своим домашним и полевым хозяйством, как и его сосед; туже самую носил одежу, обувался в те же лапти, как и каждый его односельчанин; так что по внешнему виду никак нельзя было узнать, что он чем либо выдается от прочих поселян. Сам Иов Иванович рассказывал нам, что он нередко составлял и самые письменные работы во время полевой уборки, то на покосе, то на жниве: «переворошим с женой сено, она приляжет тут отдохнуть, а я между дел возьму бумагу и карандаш и что-нибудь попишу; или поедем за снопами, — накладу воз и отправлю его с женой, а сам опять за свое дело». Точно также Иов Иванович не оставлял крестьянских занятий и за все время своего учительства. Известно, что большая часть хозяйственных крестьянских работ падает на летнюю пору, а Шумов занимался с своими учениками только по зимам. Впрочем Иов Иванович как человек бездетный и имеющий один только душевой надел, не особенно много трудился над хлебопашеством. Кроме того, не оставляя мысли о поступлении в монастырь, он не имел побуждений много заботиться об улучшении своего хозяйства.
Когда Иову Ивановичу было 50 с небольшим лет, у него умерла старушка-мать. С этого времени он еще менее стал рачить о крестьянском хозяйстве, и скоро отдал свою землю в аренду. Единственною заветною мыслью для Шумова, — была теперь мысль о монастыре. Чтобы привести ее в исполнение, оставалось одно — сговорить свою жену (у Иова Ивановича оставалась она еще в живых) добровольно разойтись обоим по монастырям. Не раз заводя об этом семейный разговор еще при жизни своей родительницы, Иов Иванович не без удовольствия каждый раз замечал, что, всегда тихая и безответная Стефанида Федоровна (так звали его жену) нисколько ни была против этого доброго намерения своего мужа. Так мало по малу, заранее приготовивши ее к мысли о добровольном отречении от супружеского сожительства ради удобнейшего служения Богу, Иов Иванович без труда достиг своей заветной цели. Стефанида Федоровна по-видимому также охотно выражала свое желание уйти в монастырь как и он сам. Заручившись добровольным согласием жены на такое благое дело, Иов Иванович тем не менее прежде всего пожелал увериться, насколько будет способна она к монастырской жизни. С этою целью он и предложил ей первоначально несколько времени пожить во Владимирском Аврамиевском монастыре (Княгининский монастырь) в качестве гостьи, у своей родственницы, — на что та охотно согласилась. Проживши здесь месяц, Стефанида Федоровна настолько полюбила тихую монастырскую келью, что готова была с радостью на вовсе расстаться с мирской суетой. Когда Иов Иванович через месяц приехал во Владимир проведать о своей жене, то она встретила его со слезами, не желая оставлять монастыря.
С несказанною радостью, и вполне успокоенный, возвращался Шумов из Владимира один, обдумывая всю дорогу, как бы и ему самому поскорее распроститься с своим родным селом, — благо не стало препятствий. Но прошло лишь несколько дней по его приезде, как он извещен был, что жена его Стефанида Федорова сделалась серьезно больна. Тяжело было это неожиданное известие для бедного Иова Ивановича, но он все-таки, с твердостью человека верующего, перенес его, успокаивая себя мыслью: «видно нет Божия звания». Ни мало не медля Шумов снова отправился во Владимир за своей женой. Привезенная обратно домой Стефанида Федоровна, проболела более года. Во все это время, добрый и всегда радельный до жены Иов Иванович, ухаживал за больной с полным терпением, без всякого малодушия и скорби: «это Господь посылает мне испытание, говорил он, чтобы заранее приучить меня к терпению, без которого я не годился бы в монастыре». Долго тянулся этот год для Иова Ивановича — больная, как говорится, была ни в живых ни в мертвых. Наконец пробил и ее час смертный. С полным христианским упованием проводил Иов Иванович в покой вечный свое подружие, и, отправивши по покойнице сорокоуст, в скором времени распродал все свое домохозяйство, не имея в виду оставаться дольше в своем родном селе. Из вырученных денег от продажи своего имения Шумов отделил для себя на дорогу лишь небольшую часть, вручивши все остальное местному священнику при церковном и мирском старостах. В тоже время, на случай смерти, Шумов составил нечто в роде духовного завещания, в котором ясно были обозначены, как наличная сумма оставшихся после него денег, так и распределение ее на церковно-приходские нужды по воле самого завещателя. Это завещание в главных чертах заключалось в следующем: Вся сумма денег, оставленных Шумовым, приблизительно определилась в 550 рублей. Сто десять рублей из этих денег назначались завещателем, в случае его смерти, в пользу двоих сирот — близких родственников Шумова; остальные же 440 рублей должны были обменяться на государственные процентные бумаги с тем, чтобы ежегодно получаемый с них процент делился по равным частям — на церковь, церковный причт и беднейших сирот села Непотягова, по усмотрению священника и церковного старосты. Так заблаговременно распорядившись своею собственностью, «желая предохранить ее от хищников и соделать полезною — святой церкви, священнослужителям и бедным» как выражается Иов Иванович в своем завещании, он распростился с своим родным пепелищем. В скромной одежде путника Иов Иванович еще раз взошел в родной храм, и долго, долго продолжалось его молитвенное прощание с этой заветной для пего святыней. Тяжелы были эти прощальные минуты: неудержимым потоком струились слезы из глаз храмолюбца все время, пока продолжался напутственный молебен и читался родной ему акафист Солунскому Святителю...
Не долго однако пришлось Иову Ивановичу странствовать по святым обителям, и еще менее того пожить в монастыре. Отправившись из родного села Непотягова в первых числах декабря 1876 года, он прежде всего зашел во Владимир, чтобы проститься с местной святыней. Здесь же принято было им напутственное святительское благословение от обоих Владимирских Архипастырей - Высокопреосвященного Антония и Преосвященного Иакова. Так как Иов Иванович, отправляясь в путешествие, не имел еще в виду определенного монастыря, где бы он рассчитывал остаться на жительство, то Преосвященный Владыка Иаков и дал ему совет идти в Козельскую Оптиную пустынь Калужской губернии, причем вручил ему от себя рекомендательное письмо к тамошнему настоятелю. На пути к этой обители Иов Иванович посетил Троице-Сергиеву Лавру, а отсюда зашел в Барбашевский богаделенный дом, где он имел удовольствие лично познакомиться с госпожой попечительницей этого благотворительного учреждения, с которой до этого времени находился лишь в переписке.
Наконец Иов Иванович достиг и Оптиной пустыни. Прекрасная живописная местность, окружающая эту святую обитель, строгая иноческая жизнь монашествующих и доброе приветливое обращение братии, с каким был встречен здесь смиренный путник, — все это невольно расположило его сердце к этой святой обители, и он с полною душевною радостью остался здесь.
Но дивны и неисповедимы судьбы Божии: не прошло и одной недели, как Иов Иванович опасно заболел тифозной горячкой и слег в монастырской больнице. Вскоре послано было им отсюда письмо к своему духовному отцу — священнику села Непотягова. В письме этом Иов Иванович больше радуется впрочем, чем скорбит. «Хотя я и стражду, пишет он, но и в этом вижу одно только Божие милосердие ко мне грешнейшему, потому что больница, в которой я лежу, находится рядом с церковью, и я не лишен радости слушать каждодневно Божественную службу, да и уход за нами в больнице самый радушный, и помещение вполне покойное. А что было бы, если бы Господь послал мне эту болезнь, хотя и в моем родном доме, при моем одиночестве?»
Через две недели после этого письма получена была из Оптиной пустыни другое известие уже от самого Настоятеля, что раб Божий Иов 20 января мирно отошел ко Господу и 22 числа погребен на монастырском кладбище.
В письме говорилось между прочим, что Иов Иванович во время своей болезни неоднократно был напутствуем Святыми Таинствами покаяния и причащения, а так же и освящен елеем; скончался в совершенной памяти и полном сознании.
Перед смертью Иов Иванович словесно завещал из находящихся при нем денег семидесяти рублей — 39 р. в Оптику пустынь на свое погребение и помин родителей; 25 рублей священнослужителям села Непотягова, также на помин своей души и 6 рублей в церковь Барбашевского богаделенного дома. Смерть постигла Иова Ивановича на 58 году его жизни.
Мир праху твоему смиренный труженик о Господе!
Гавриловского Посада священник А. Бобров.

/«Владимирские Епархиальные Ведомости» Неофициальная часть № 9 (1 мая 1882 года)/
Село Непотягово
Владимирская губерния

Copyright © 2017 Любовь безусловная


Категория: Гаврилов Пасад | Добавил: Николай (22.03.2017)
Просмотров: 1301 | Теги: Суздальский уезд | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
avatar

ПОИСК по сайту




Владимирский Край


>

Славянский ВЕДИЗМ

РОЗА МИРА

Вход на сайт

Обратная связь
Имя отправителя *:
E-mail отправителя *:
Web-site:
Тема письма:
Текст сообщения *:
Код безопасности *:



Copyright MyCorp © 2024


ТОП-777: рейтинг сайтов, развивающих Человека Яндекс.Метрика Top.Mail.Ru