Началось всё в 1890 г., Юрий Степанович Нечаев-Мальцов заказал Л.Н. Бенуа церковь для своего имения при Гусевских фабриках. Заказчик четко оговорил форму и стиль здания - базилика в русском стиле. «Это интересная задача, - писал позднее Л.Н. Бенуа, - создать большую русскую базилику».
Георгиевский собор
Церковь при гусевских фабриках Ю.С. Нечаева-Мальцова. Часть южного фасада. "Зодчий" № I (январь) 1893 год. – СПб
Церковь при гусевских фабриках Ю.С. Нечаева-Мальцова. Западный фасад. "Зодчий" № I (январь) 1893 год. - СПб
Церковь при гусевских фабриках Ю.С. Нечаева-Мальцова. Восточный фасад. "Зодчий" № VIII (август) 1893 год. - СПб
Храм св. Георгия Победоносца стал своеобразной вариацией на тему «русского стиля». Л.Н. Бенуа справедливо считал подобную задачу не из легких. Удачно спроектированный и богато декорированный, храм безусловно выходил из ряда обыкновенных. Георгиевская церковь создавалась с использованием приемов синтеза искусств. Эскизы росписи интерьера, фонарей при входе, металлических деталей ограды и ворот исполнял сам Л.Н. Бенуа. К работам в церкви был привлечен В.М. Васнецов. Автор проекта очень увлекся работой по созданию Гусевской церкви; он подчеркивал, что задумал храм как величественный памятник и что для него было «важно и интересно» успешно завершить сооружение здания, в которое «вложил все силы». Помогали Л.Н. Бенуа воплотить его замысел верные соратники мастера - Г.Я. Леви и В.А. Покровский.
23 апреля 1892 г. Л.Н. Бенуа представил заказчику на больших картонах проект будущего Георгиевского собора. До этого времени, по словам Бенуа, он "проработал с лишком 1-го года и израсходовал около 5000 рублей на помощников, путешествуя для изучения и вдохновения произведениями русской старины...". Высокие требования предъявлялись к качеству строительных материалов. В декабре 1892 г. управляющий Гайдуков писал Нечаеву-Мальцову: «...Бенуа и Леви бракуют кирпич на облицовку из местной глины...». Красный лицевой кирпич для облицовки фасада привозили из Гжели, а кирпич для основной кладки вырабатывали в Гусе. Бут и белый камень завозился в зимний период и просушивался в теплом помещении. Возле стройки в глубоких ямах гасили известь. Для выкачивания воды был пробурен артезианский колодец. Через пять лет, к 1897 г., основные строительные работы были закончены, а окончательная отделка храма заняла еще несколько лет. По первоначальному проекту Л.Н. Бенуа колонны Георгиевского собора должны были быть выполнены из чугуна, покрыты бронзовой краской и полностью расписаны цветными эмалями. В процессе строительства Нечаев-Мальцов внес предложение о замене колонн цилиндрической формы на резные каменные. 23 июня 1893 г. Л.Н. Бенуа писал заказчику: «Милостивый государь Юрий Степанович! При сем посылаю на благоусмотрение Вашего Превосходительства два чертежа колонны для гусевской церкви. На одном чертеже колонна составлена из 3 частей, а на другом из 5 частей... Лабрадор, как пилоны, основание всего среднего нефа церкви, не считается в технике вполне благонадежным..., поэтому необходим самый строгий прием материала. Мое мнение, основанное на первоначальной идее Вашего Превосходительства, — сделать колонны из чугуна под позолоту (как в ростовских церквах) или под живопись, что вполне отвечает стилю, а главное, несравненно благонадежнее и устойчивее камня... Конечно, все зависит от Вашего желания...». Вскоре, по желанию Нечаева-Мальцова, архитектор приступил к переделам и проверке полного расчета базиличных неф Гусевской церкви.
Колонны Георгиевского собора. Начало ХХ века
К 1895 г. колонны были заказаны. На исполнение этого заказа претендовали две фирмы. Петербургский скульптор Н.И. Баринов (специалист по облицовке фасадов зданий русским песчаником, исполнитель всевозможных работ из гранита, лабрадорита и мрамора) в письме Нечаеву-Мальцову просит, чтобы его известили о том, будут ли нужны лабрадоритовые колонны и может ли он рассчитывать на заказ. Несмотря на предварительные переговоры Л.Н. Бенуа с Бариновым о выборе сорта лабрадорита, заказ был отдан другому исполнителю. 10 марта 1895 г. из местечка Каменный брод, из-под Житомира, на имя Ю.С. Нечаева-Мальцова приходит письмо от В.В. Корчакова-Сивицкого, в котором сообщается: «Принятый мною от Вас заказ на 10 колонн для храма в селе Гусь мною выполнен и сдан окончательно в минувшем феврале...». В августе 1895 г. Л.Н. Бенуа писал Ю.С. Нечаеву-Мальцову: «…Малые кресты у Постникова и 5 куполов в Гусе. Поднятие крестов предполагали сделать в августе, но оказалось - не успеем и сделаем в конце сентября...». Три малых креста на колокольню и боковые главы были установлены на праздник Покрова в присутствии заказчика, а большие кресты в восточной части установлены в 1896 г. 8 сентября 1895 г. Л.Н. Бенуа писал Нечаеву-Мальцову: «Третьего дня я получил уведомление от Г. Я. Леви, что он убрал леса и кружала в среднем нефе и убирает боковые. Теперь, осенью, будет интересно обойти все здание и порешить на месте некоторые вопросы по устройству отопления и внутренней отделке храма...». Дело в том, что по первоначальному договору с заказчиком Л.Н. Бенуа выполнил эскизы не только для точного исполнения наружных деталей, но и внутренних: убранство стен, иконостаса, стекол, живописи, дверей и прочее. Например, в. предварительной смете на живописно-декоративные работы церкви Гусевских заводов от классного художника В.Т. Перминова, бывшего декоратора императорских театров, значится «расписка клеевыми красками с позолотой и подготовкой по готовой штукатурке во всем согласно предварительным эскизам профессора Л.Н. Бенуа». Архитектор не знал, что заказчик еще в марте 1895 г. подписал договорные обязательства на исполнение росписи внутреннего убранства храма с художником В.М. Васнецовым с точными названиями картин и указанием их местоположения в храме.
Для Гусевского храма мозаики создавались в мозаичной Мастерской Академии художеств. Это изображения евангелиста Иоанна и великомученика Георгия во фронтонах боковых крылец по рисункам профессора Васильева, члена Академии Художеств. Для наружных стен восточной алтарной части Нечаевым-Мальцовым был сделан заказ на изготовление мозаичных изображений св. Филиппа апостола на золотом фоне и два изображения нерукотворного лика Спасителя на золотом фоне. Условия на исполнение заказа, без указания исполнителя, были расписаны профессором П.П. Чистяковым. Работы должны были быть выполнены к концу 1903 г. Но до настоящего времени не сохранилось ни одной фотографии, подтверждающей выполнение вышеназванных работ. В связи с существенными изменениями внутренней отделки храма между Л.Н. Бенуа и В.М. Васнецовым возникло недопонимание. Из-за места размещения иконостаса между ними чуть было не разразился конфликт. 25 октября 1896 г. В.М. Васнецов писал Ю.С. Нечаеву-Мальцову: «Рисунок иконостаса продолжаю работать, но до сих пор меня смущают недоразумения, возникшие по поводу постановки иконостаса. По заявлению архитектора, постановка его во внешней стороне главной алтарной арки стесняет пространство солеи, увеличивая без нужды большое пространство алтаря. Если я не могу согласиться с мнением архитектора относительно впечатления от детальной разработки моего рисунка, то, с другой стороны, я не совсем имею право изменять его строительные соображения, касающегося распределения пространства, и брать на себя ответственность за могущие возникнуть от того неудобства... Если ваше решение будет несогласно с моим, то я работу рисунка прекращаю... и, стало быть, вообще от исполнения рисунков иконостаса отказываюсь...». Вопрос о постановке иконостаса решился в пользу художника, за счет интересов Л.Н. Бенуа. В одном из писем Нечаеву-Мальцову автор проекта Гусевской церкви с горечью отмечал: «…иконостас мне не пришлось детально разработать, но этим только страдало мое самолюбие и известная обида, что в мое детище не мною будет поставлен иконостас…». В 1897 г. товарищество Постникова из Москвы изготовило по эскизам Васнецова три бронзовых эмалированных иконостаса: один средний - большой и два боковых - малых. Иконостас получился удачным, и в 1898 г. СП. Дягилев изъявил желание репродуцировать его эскизы в журнале «Мир искусства», а в 1904 г. Л.Н. Бенуа просит Васнецова от имени общества архитекторов дать разрешение поместить изображение иконостаса Гусевской церкви в журнале «Зодчий». Картины и эскизы В.М. Васнецова репродуцировались в журналах и приложениях различных газет. Все эскизы Васнецова для Георгиевского собора при Гусевских фабриках Нечаева-Мальцова были приобретены художественной галереей Павла и Сергея Третьяковых. В то время, когда Васнецов практически закончил работы по созданию эскизов иконостаса, Нечаеву-Мальцову приходит письмо от старосты мастерской единоверческой церкви Мумрикова, миниатюры которого были отмечены на Всемирной выставке в Чикаго. «Узнав, что у Вас на гусевской фабрике в новый строящийся храм нужно написать иконы, имея иконописную мастерскую с лучшими мастерами, осмеливаюсь почтительнейше предложить свои услуги...». Получил ли Мумриков заказ на изготовление икон - неизвестно. Но в одном из писем В.М. Васнецова к А.В. Прахову отмечается: «... Образа же в иконостасе не мои, а исполнены в какой-то московской мастерской...». Свет на эту неизвестность проливает депеша, отправленная Юрию Степановичу придворным поставщиком П.А. Овчинниковым, фабрикантом серебряных, золотых и бриллиантовых изделий от 16 августа 1900 г., в котором сообщается: «…Согласно Вашему приказу посылаю заказанную лампаду с мастером, который может установить иконы в иконостасе...». Мастера от Овчинникова также устанавливали на свои места металлические ограждения у престола и у жертвенника Георгиевского алтаря. Являясь большим поклонником искусства мозаики, Ю.С. Нечаев-Мальцов старался украшать вновь построенные здания композициями из цветной смальты. Для мозаичного панно «О тебе радуется, Благодатная!» в алтарной части В.М. Васнецовым был создан живописный эскиз в натуральную величину (10x18 м). Мозаика набиралась в Петербурге в мозаичной мастерской Фроловых. В январе 1901 г. между академиком Александром Николаевичем Фроловым и Ю.С. Нечаевым-Мальцовым был заключен контракт, в котором говорится: «Я, Фролов, обязуюсь исполнить мозаику прочно (на цементе, с заложенным внутрь железным каркасом), точно, в смысле передачи тонов и рисунка по оригиналу... Всю означенную работу я, Фролов, обязуюсь выполнить и сдать на месте не позднее 1-го сентября 1902 года...». Несмотря на то, что контракт был подписан А.Н. Фроловым, непосредственным исполнителем был его сын — Владимир Александрович Фролов. В целях дополнительного освещения будущей мозаики Л.Н. Бенуа внес в проект небольшое изменение. Над алтарной частью в большом куполе было сделано окно.
Вход в музей
23 августа 1899 г. на звонницу Георгиевского собора были подняты колокола. По рисункам Л.Н. Бенуа московским слесарным мастером Неборгом были изготовлены металлические кованые ворота и калитка для ограды Гусевской церкви.
Вход в Выставочный зал
Летом 1901 г. Ю.С. Нечаевым-Мальцовым были разосланы приглашения, в которых сообщалось: «2 сентября 1901 г. храмосоздатель Юрий Степанович Нечаев-Мальцов просит Вас покорнейше почтить церковное торжество своим присутствием. Начало обряда освящения имеет быть в 9 часов утра...». При освящении главного придела храма присутствовали, помимо родственников храмосоздателя, губернаторы - Цеймер, Урусов, Клинберг, владыка Сергий, создатели храма - Васнецов, Бенуа, Фролов, Леви, Покровский, профессор Цветаев, профессор Чистяков, директор мальцевского ремесленного училища Советкин Дмитрий Константинович, ст. фабричный инспектор Свирский, директор Строгановского училища Глоба, местные священники и жители поселка. Возможно, что это освящение было не единственным, т.к. 30 июня 1902 г. Л.Н. Бенуа писал Ю.С. Нечаеву-Мальцову: «К великому своему сожалению не судьба мне быть на освящении гусевской церкви, причина тому моя болезнь...» Современники дали собору высокую оценку, и сам Л.Н. Бенуа писал: «В этот храм я все вложил, что мог, и, может быть, он останется лучшим из моих произведений». Ко дню освящения храма для главного и боковых входов, по рисункам архитектора, в Москве были выполнены фонари в русском стиле. А для освещения алтарей установлен ряд огней на задней стене иконостаса.
Современники о Георгиевском соборе писали: «…Церковь эта составляет редкое явление в художественном отношении среди сооружений, воздвигаемыми частными лицами, не говоря уже о материалах внешней и внутренней отделки, как-то: мозаике, лабрадоровых колоннах, майолике, бронзовых, художественно-слесарных и прочих работах...».
Здание имеет пять входов, украшенных порталами из белого резного камня - бута. Интерьер Георгиевского собора выполнен в «романском» стиле. Арки, разделяющие нефы, опираются на массивные мраморные колонны. Низкий иконостас как бы подтверждал стиль западноевропейской архитектуры.
Для оценки значения Нечаева-Мальцова в развитии монументального и декоративно-прикладного искусства России небезынтересно высказывание И.Е. Репина: «Весьма редкие просвещенные меценаты понимают и ценят (как, например, Юрий Степанович Нечаев-Мальцов) новые художественные средства и пользуются ими для своих сооружений». Сам характер многих больших заказов Нечаева-Мальцова, несомненно, оказывал благотворное влияние на развитие некоторых видов искусств. Это мозаичное дело, резьба по камню, литье, эмальерное искусство, живопись. Все эти направления в лучшем виде воплощены при создании Георгиевского собора.
Юрия Степановича часто спрашивали, почему он не пожалел колоссальных средств для украшения фабричной и сельской церкви в глуши Владимирской губернии. На что Нечаев-Мальцов отвечал: «А отчего стоит город Орвието в Италии? Для его собора ездят иностранцы издалека. Будет время, когда художники и ценители русского искусства ста-нут ездить и на наш Гусь...» 5-го января 1916 г. Гусевскую хрустальную фабрику посетил Владимирский епархиальный миссионер о. Г. Жук. В обоих храмах Гусевской фабрики, при громадном стечении народа, ревностный проповедник произнес 5-го и 6-го января целый ряд поучений; темами их были: праздник Богоявления, переживаемые родиной великие события, необходимость трезвости и организации религиозных приходских обществ. Гусевская фабрика в своей внутренней жизни значительно отличается от большинства других фабрик и заводов: несмотря на многие неблагоприятные обстоятельства последних лет, здесь сохранилось и усердие к храму Божию, и добрые нравы, и уважение к пастырям церкви; вполне понятно поэтому, что о. епархиальный миссионер был принят всем населением Гуся с величайшим вниманием и радостью. Красноречивые и полные глубокого чувства и одушевления речи оратора-проповедника произвели неизгладимое впечатление на всех многочисленных слушателей его и доставили им высокое духовное наслаждение. Нельзя не приветствовать от всей души посещений такого рода: они вносят в церковно-приходскую жизнь много освежающего и дают ищущим духовной жизни истинную и глубокую радость. П. А. С. (Владимирские Епархиальные Ведомости. № 5-й. 30-го января 1916 года)
Декрет ВЦИК и СНК от 23 января 1918 г. об отделении церкви от государства стал предвестником массового уничтожения культовых зданий. Некоторые храмы уничтожали полностью, другие переоборудовались под «гражданские» учреждения. Второй вариант был предназначен для Георгиевского собора. В 1923 г. все имущество храма было изъято и передано часть в губмузей, часть церковных ценностей - в госфонд. Сам собор не был изъят в ведение губмузея, т.к. по оценке административного отдела губисполкома никакого исторического значения не имел. Ссылаясь на Декрет о национализации церковных домов, этим же летом началось выселение священников из церковных домов и перевод их в сторожку при Акиманской церкви. «Церковь нам не нужна, хотим учиться. Делегатки Гуся-Хрустального заявили, что церковь им не нужна. Они приветствуют переделку церкви для культшколы и считают необходимым принять участке в уборке ее. Кроме этого делегатки просят устроить консультацию. Здесь они хотят получить не только материальную помощь по охране детей и материнства, но хотят получить и воспитание» (газета «Призыв», 1923).
«Церковь отжила свой век. В 5-ую годовщину празднования дня Красной армии (23 февраля 1923) на Гусю-Хрустальном открыт «Дворец Труда» в том самом помещении, где не так давно была церковь св. Георгия. На открытии присутствовали исключительно одни рабочие и работницы; свободных мест не было для желающих быть на открытии. Старое рушится… Новое созидается» (Обменин, газета «Призыв», 2 марта 1923).
«Вместо собора — рабочий дворец. Когда еще подъезжаешь к Гусю, видишь, как развеваются два красных флага на высокой колокольне, бывшего Георгиевского собора. Теперь это — рабочий дворец имени тов. Троцкого. Громадный зал, вмещающий более 2 ½ тысяч народу. Могуче поднимают его своды 10 черномраморных колонн. Между колоннами висят хрустальные люстры — гордость местного производства. По вечерам, когда пустят ток они, как живые, трепещут, все в переливных искрах. Два миллиона убил на постройку этого храма владелец гусевских заводов. Два миллиона, которые копейка за копейкой выпотели хрустальщики и текстильщики. За эти два миллиона они недоедали и не допивали — за эти два миллиона убивалось их тело. Но владельцу надо было убить и их дух, сделать покорными рабами на веки самих, детей и внуков их. В неотделанном еще храме во всю стену были подняты два изображения. В алтаре, уходя под своды, манил воображение собор богоматери, мозаичная репродукция с васнецовской картины.
Алтарь Георгиевского собора. Начало ХХ века
Кроткая Богоматерь, молящая о любви своего сына. А на противоположной стене над входом — громадное изображение «Страшного суда»: грозный судия с сонмом ангелов и огненная геенна. Как же не припасть к ногам богоматери? Как не терпеть, не терпеть без конца? Там воздадут! Но горе противящимся, огненные муки для протестующих! Так и всегда действовала церковь, в одной руке держа елей благословения, а в другой бич со скорпионами. Что «господину» Мальцеву два миллиона? Крутятся безостановочно валы мюлей. «Страшный суд» для рабочих, а для себя спящую Венеру Тациана. Всенощную с отцами Григориями, готовыми проклясть всех и вся во славу божию,- это для рабочих на Гусю, а для себя в Москве или в Париже оперу с божественной примадонной, а потом, быть может, тоже всенощную в отдельном кабинете. Убивая дух, делая покорными, церковь возвращала миллионы сторицей. Из капища тьмы революция создает теперь дворец просвещения и жизни. Разобран иконостас, удалены иконы. На стенах дворца портреты вождей. Там, где был «Страшный суд», протянуто громадное красное полотнище, с предостерегающим изречением Маркса: «Религия — опиум народа». Зовет на бой и другой лозунг: «Прогоните богов с небес и капиталистов с земли». Открытие дворца состоялось 25 февраля. Приурочили к празднованию Красной армии. Казалось, привалил весь Гусь. А вечером, после спортвыступления, молодежь танцевала. 150 пар скользило по цветным плиткам громадного зала. Как?! Сразу и танцы! А чего же ждать!? Не вместе ли с гусевскими старушонками чуда божия—когда лопнут глаза у тех, кто снимал иконы, когда руки высохнут? Впрочем, старушки твердо верят, что господь покарал уже: один с крыши свалился, когда флаг вывешивал, так и полетел вниз с десяти саженной высоты. Говорил я с ним по приезде — отрекается. «Нет, вовсе не падал». Кому—тут верить, коли старушонки утверждают, что собственными глазами видели. Хотя собственно, факт на лицо: молодец жив, ребра все целы, по воскресеньям танцует с барышнями во дворце. В антирелигиозной пропаганде необходимо переходить от слов к действию. Факт превращения собора в рабочий дворец действует сильнее всякой устной пропаганды. За пять лет мы из всех домов дворцы делали. Рабочий дворец Гуся Хрустального — может стать настоящим дворцом. Но, как попало, ляпать нельзя. По созданию памятника жертвам революции на Марсовом поле в Петрограде избрана многочисленная комиссия. Рабочий дворец имени тов. Троцкого, созданный из капища, такой же памятник революции. Внутри все должно говорить о пролетариате и его силе. Есть статуи Менье, есть картины Касаткина, есть картины и статуи о великой французской революция, 48 годе, парижской коммуне, нашем 1905 г., ленском расстреле и есть множество эпизодов великой борьбы нашей Октябрьской революции» («Призыв», 14 марта 1923).
Гусевские коммунисты и комсомольцы проводили в здании различные мероприятия. Например, в день самого почитаемого в православии праздника Пасхи гусевские комсомольцы решили провести мероприятие под названием «антипасха». Местом проведения был выбран Георгиевский собор. После доклада комсомольцы с пением «Интернационала» вышли из храма на площадь. Музыканты с медными трубами и барабанами забрались на колокольню. Всю ночь оглушительной силы звуки революционных гимнов разносились по спящим улицам поселка В 1957 г. городским отделом архитектуры был выполнен проект перекрытия среднего нефа для размещения на втором этаже музыкальной школы. По проекту несущие балки перекрытия должны были врубиться в арку, где находилась мозаика. Тревогу за сохранение мозаики, как это ни странно, первыми проявили директор музыкальной школы Б.В. Гольцов и председатель городского совета С.Н. Ковалёв, который и добился корректировки существующего проекта. В алтаре был уничтожен мраморный пол и сооружена лестница.
В 1974 г., на основании решения исполкома Владимирского областного Совета, музей Хрусталя, как Гусь-Хрустальный филиал, вошел в состав Владимиро-Суздальского музея-заповедника. С 1973 по 1983 гг. проводились реставрационные работы по приспособлению здания в музей Хрусталя. Мастерами ВСЭНРПМ были восстановлены декоративные решетки, белокаменные резные порталы, лабрадоридовые колонны. Как вновь рожденная засияла мозаика, был заново выложен мрамором пол в алтаре. Из-под дощатого пола предстала в первозданном виде узорчатая керамическая плитка. Интерьеру Георгиевского собора была возвращена первоначальная красота.
«Страшный Суд»
С 1896 по 1904 гг. Васнецов работал над художественным оформлением Георгиевского собора. Для Георгиевского собора Виктор Михайлович написал монументальное полотно «Страшный суд». Для создания огромного полотна «Страшный Суд» (700x680 см), благодаря содействию Ю.С. Нечаева-Мальцова, при Историческом музее в Москве был выстроен специальный павильон. Над картиной художник работал восемь лет. До отправки в Гусь-Хрустальный в 1904 г. в Московском Историческом музее «Страшный Суд» был выставлен для публичного обозрения. Специально к выставке были выпущены листовки с описанием этого полотна. А в сентябре—октябре 1905 года эскиз картины в натуральную величину экспонировался в Петербургской Академии художеств.
О картине «Страшный суд» известный критик искусств П.П. Гнедич писал: «Впечатление ошеломляющее... Тут и великие итальянцы, и упадочники, и Византия, а главное — наши старые московского письма иконы. Думается, в той фабричной церкви г. Нечаева-Мальцова, для которой писал икону Васнецов, картина эта будет предметом бесконечного удивления не только местных прихожан, но и создаст целую армию паломников... Это одно из тех немногих истинно художественных творений, которое стоит увидеть раз, чтобы запомнить навсегда». После трех передвижных выставок, проходивших в разные годы в Москве и С-Петербурге, в 1910 г. живописные полотна Васнецова были установлены на свои места на западной стене Георгиевского собора. В 1923 г. началась перестройка собора под Дворец труда. Картину сняли, свернули и отправили во Владимирский губернский музей.
В 1935 г. четыре картины В.М. Васнецова: «Распятие», «Евхаристия», «Сошествие во ад» и «О тебе радуется, Благодатная!» были переданы Центральному Анти-религиозному Музею. Более 60 лет о «Страшном Суде» Васнецова не вспоминали исследователи творчества русского художника.
В бывшем гусевском храме был Дворец труда с кинозалом, иконы и росписи убрали, кое-что закрасили белилами, только Георгий Победоносец все так же гарцевал на тонконогом скакуне. Святому всаднику пририсовали буденновский шлем с красной звездой, и отныне считалось, что поражает он не змия, а гидру мирового империализма.
Вместе с началом работ по восстановлению Георгиевского собора, встал вопрос и о реставрации картины «Страшный Суд». В 1979 г. в Крестовой палате Суздальского кремля собралась комиссия из авторитетных реставраторов для определения состояния уникального полотна. Работу по реставрации полотна поручили группе ленинградских реставраторов под руководством А.Я. Казакова, который возрождал росписи Исаакиевского собора в Ленинграде, дворцы Петергофа и Пушкина. Работа над васнецовским холстом велась в зале Екатерининского дворца г. Пушкина. Кроме того, потребовалось огромное полотно без единого шва для дублирования картины. Его изготовили ивановские текстильщики.
Ленинград. Полотно Васнецова В.М. «Страшный суд» (В-4533) на выставке в Манеже. 1981-1982 гг.
В мае 1983 картину увезли в Гусь-Хрустальный, установили на прежнее ее место в Георгиевском соборе.
Благодаря титаническому труду реставраторов, научных сотрудников и специалистов во главе с генеральным директором Владимиро-Суздальского музея-заповедника Алисой Ивановной Аксеновой бывший храм, обреченный на разрушение, был превращен в великолепный музей. Архитектура собора, живописное полотно Васнецова, великолепная мозаика алтаря, серо-желто-черная гамма керамики полов создают гармонию красоты.
«Страшный суд» — это не единственное полотно В.М. Васнецова на владимирской земле. В картинной галерее города Владимира экспонируется один из последних эскизов, а может быть, незаконченный вариант картины «После побоища Игоря Святославича с половцами» (1880), а также «Серафимы» (1901).
