Филипп Диомидович Нефедов 12 марта 1902 г., в 11 часов вечера, в небольшой деревушке Владимирского уезда, в Переборе (Введение — тож) тихо скончался талантливый и честный писатель Филипп Диомидович Нефедов…
Родился он 6-го октября 1838 г. в с. Иванове (будущий гор. Иваново-Вознесенск), Шуйского уезда; отец Нефедова, Диомид Васильевич (умер в конце 1890-х годов) был крепостным крестьянином гр. Шереметева, имел небольшое промышленное заведение.
Филипп Диомидович при окончании курса в местном сельском училище получил особое свидетельство об отличных успехах, но на этом все образование пока и кончилось. Может и теперь еще есть в живых товарищи Ф. Д. по училищу, которые после, не утруждая себя науками, все таки достигли в своем роде «степеней известных». Нефедов оказался не таким покладистым: его, с натурой страстной и увлекающейся, мучила жажда знания; он по выходе из училища, уже сознавал недостаточность полученного образования. Обстоятельства домашней жизни, однако, складывались так, что надолго пришлось затаить в себе дорогую мечту — поступить куда-нибудь для продолжения образования, а жажду знания утолять случайно попадавшими в руки книжонками. Дело, в том, что отец Нефедова, человек далеко не богатый, был «стараго покроя», считал за великий прогресс и то, что сын кончил в училище, да к тому же, и более богатые «именитые» люди в Иванове в то время о дальнейшем образовании своих детей и не помышляли. Когда Ф. Д. Нефедов в начале 60-х годов все же вырвался в Москву, его считали «выскочкой», всячески тормозили в выдаче ему увольнительного свидетельства и даже в 1890-х годах попрекали старика Нефедова, зачем он не удержал тогда сына — хорошим бы сын прикащиком был...
После школы Нефедов пробыл в селе более 10 лет; отец прилаживал его к своим делам, ставил за прилавок в лавке. Но Ф. Д. никак не мог свыкнуться с таким положением, и ему были более по душе поездки по отцовским делам в окрестные города и селения, где чуткий и любознательный юноша находил обильный материал для своих наблюдений. Плодом этих поездок была и первая печатная статья Нефедова — по этнографии — «Из путевых заметок по Нерехтскому уезду» (Костром. Губ. Вед. 1859 г., № 6). Около этого времени поселился в Иванове «вольный учитель», автор народного рассказа «Левка бобыль» В.А. Дементьев, сотрудничавший тогда, главным образом, в журнале «Воспитание». Богато одаренная и широкая натура Дементьева (ум. 15 сентября 1871 г.) явилась светлым лучом в темном царстве, к нему быстро потянулись долго дремавшие молодые силы, и Нефедов нашел в нем истинного друга и руководителя. В. А. Дементьев имел сильное влияние На «жаждующую знания» молодежь, и около него во все время пребывания в Иванове можно было видеть Нефедова, рано угасшего народного писателя В. А. Рязанцева и др. Из всей этой молодежи более решительным оказался только Нефедов, который, против желания родителей, покинул родину в самом начале 1860-х годов, очутился в Москве, куда скоро прибыл и Дементьев. Перед этим Ф. Д. впервые выступил в литературе под псевдонимом Ф. Уводин (см. Моск. Вед. 1861 г., № 236, некролог В. Г. Былинского).
В Москву Нефедов приехал с определенными целями: кроме пополнения знаний, ему хотелось точнее выяснить, насколько пробудившаяся в нем способность писательства прочна и достойна поощрения к продолжению. Все, что он писал в Иванове и посылал в различные издания, носило случайный характер, и, как подкрашенное главенствовавшим тогда в литературе обличением, охотно печаталось редакторами. Филипп Диомидович сознавал, что все это не «то» не настоящее, чтобы он, казалось, мог сделать... Живя на родине, он «нагляделся» на жизнь народа, до тонкости узнал, что он переносит и как глубоко несчастен. Как человек с чистой душой, Нефедов пылал беззаветной и искренней любовью к этому народу и хотел чем-нибудь помочь ему.
В Москве Ф. Д. скоро увидал, что ему нужно еще учиться и долго учиться. Новые знакомые, по преимуществу из литературной семьи, помогли в этом новичку, как могли, и Нефедов стал готовиться к поступлению вольнослушателем в университет, — одно время он брал уроки у известного теперь академика Н. П. Кондакова.
Жизнь в Москве однако требовала денег и денег, а их было мало; нужно было тем или иным путем добывать средства к существованию, чтобы не очутиться в положении своих знакомых, как Левитов, Дементьев, М. Н. Милюков и др., которые не редко продолжительно и сильно «проявляли святое негодование» и, сидя без копейки в кармане, должны были ютиться по случайным квартирам и питаться чем Бог послал. Нефедова миновала чаша сия: готовясь к поступлению в университет, он сам давал уроки другим и вместе с тем отдался литературным занятиям, помещая свои произведения, главным образом, в юмористических журналах того времени — «Развлечении», «Будильнике» и «Искре». Жизнь на родине, в Иванове, давала богатый материал для наблюдательного человека; этим материалом Нефедов и воспользовался для своих, с обличительным характером, беллетристических произведений. В «Развлечении» за 1864 г. был помещен им почти первый такой опыт — объемистый очерк «Чертово болото. Фома Неверный и его деяния», рисующий жизнь ивановцев, сосредоточенную около проделок взяточника, судебного следователя, определенного на эту должность из стряпчих. Этот опыт оказался удачным, и вслед за ним появились другие рассказы. Вообще Нефедов за это время писал и напечатал массу очерков, рассказов, злободневных фельетонов и даже стихотворений, подписанных больше псевдонимами — Ф. Уводин, Иван Безпечальный, Житель желтого дома, Незаметный, Не скажуся, Погромов, Д. Яблоков и N. Все это, конечно, давало, хотя и небольшие средства к существованию, но вместе с тем написанное в это время было такого достоинства, что Филипп Диомидович, составляя план собрания своих сочинений, сам исключил некоторые произведения этого периода из издания. Это была, вернее сказать, проба пера, проба своих сил на литературном поприще.
Состоя сотрудником в различных изданиях (Нефедов писал в то время не мало и публицистических статей, помещая их в «Веке», «Московской Газете», «Московск. Губ. Вед.», «Молве», «Дне» и «Спб. Ведом.», как под теми же псевдонимами, так и за подписью Н. Глебов, И. Б., Ф — ов) он в тоже время занимался в библиотеке А. Ф. Черенина, а в 1865 г. был и негласным редактором издававшегося Черениным журнала библиографии и книжного дела в России — «Книжник», в котором Нефедов вел обзор текущей журналистики, за подписью Заушилов. Интересна здесь, между прочим, программа, которую устанавливает Нефедов для своих обзоров: отказываясь от разбора всех статей, — «мало ли ведь какая ерунда встречается в наших журналах, так обо всем и говорить», — он обещает обращать главное внимание «на те статьи, в которых выражается или которыми обусловливается характер и направление журнала, или его безхарактерность и отсутствие какого-либо направления; затем уже укажем на такия статьи, которые прямого отношения к характеру журнала не имеют, но заслуживают внимания или по своему достоинству, или блистательной ерунде (блистательная ерунда также заслуживает внимания)».
Таковы были, в общих чертах, внешние обстоятельства, которые дали возможность Ф. Д-чу в 60-х годах посещать лекции профессоров Московского университета на правах вольнослушателя; записался он по юридическому факультету, но слушал лекции других профессоров. Несомненно усердное посещение лекций, вдумчивое отношение к получаемым знаниям — с одной стороны, постоянное общение с литераторами и учеными, совместное чтение и обсуждение в дружеских беседах злободневных вопросов (а их в то время была такая масса!) — с другой, все это усиленным темпом развивало Нефедова, стремившегося к знанию, правде и всему прекрасному, чистому и высокому, а если принять во внимание, что ближайшими друзьями его были в то время А. И. Левитов, Н. М. Богомолов, И. П. Разсадин, А. Е. Нос, В. А. Дементьев и др., то и без объяснений будет понятно, в каком направлении шло это развитие Филиппа Диомидовича. Об этом кружке вот что говорится в биографии Левитова: «отличительную черту этого кружка составляли: преследование высших целей жизни и неутомимое искание правды, истины. Для этой цели, помимо университетских занятий, все много работали над собою и готовились к честной и полезной общественной деятельности»...
Невольно хочется привести здесь записанное Ф. Д. Нефедовым в 1867 г. «Мало по малу возникают передо мною родныя картины. Я вижу родное село, все занесенное снегом, а над ним со всех сторон небесный свод, висящий свинцовым куполом. Однообразен и мертвенен вид моей родины! Но что же в ней таится дорогого моему сердцу, что поднимает во мне все силы моей души и от чего подступают к глазам моим жгучия слезы?.. Вот за стеной раздались звуки фортепьяно, и в них мне слышатся скорбныя жалобы и вопль бедных моих братьев, изнывающих под гнетом нищеты и губящего невежества; и чем мягче и нежнее льются за стеною звуки, тем глубже и больнее отзываются в моем сердце людския страдания и безпредельная скорбь! И хочется мне лететь туда и осушить льющияся слезы, уничтожить из рода в род передаваемое горе и вызвать светлый луч разумной улыбки на бледныя и жалкия лица бедных моих братьев!..» Так много было в нем уже тогда свежести и огня, столько любви к людям, хотя временами и мучило сомнение: «Сколько сил потрачено даром! — читаем в другой его записи того же 1867 г. — Сколько здоровья ушло в борьбе с жизненными обстоятельствами!.. Что я? В мои годы только бы жить и жить, а я не могу всецело отдаться ни одной радости... О, вернись, вернись ко мне моя вера во все лучшее, — та чистая вера, которая во мне еще ребенке горела светлым лучом, согревала все мое существо и открывала взору чудные вершины и дивные образы!.. Нет, не вернешься ты, святая вера».
Личная жизнь Нефедова в это время складывалась так, что можно было думать, что он навсегда останется в Москве. В 1868 г. он женился и с этого же года, начинают появляться в печати его более крупные произведения, обратившие на себя общее внимание. Венцом этого первого ряда произведений Нефедова был очерк — «Безоброчный», напечатанный сначала в журн. «Грамотей» (1871 г.), а потом вышедший отдельно с рисунками только что начинавшего тогда художника В. М. Васнецова и разошедшийся быстро в 10 тысячах экземпляров. Казалось, все говорило за то, что Ф. Д. стал на истинную дорогу, мучившие его еще в Иванове вопросы о действительном призвании разрешены теперь окончательно, чему благоприятствовала и личная жизнь. Но это только казалось: в конце 1870 г. он вынужден был в личной жизни поставить крест на мимолетное прошлое и уехал на родину, чтобы там забыться и отдохнуть среди наступившего одиночества. А там в Иванове, в это время шла борьба его «бедных братьев» ивановцев из-за земли с владельцем. Нефедов и раньше вел полемику по этому вопросу в московских газетах с управляющим, а в начале 1870-х годов дело сильно обострилось и Ф. Д. поместил в «Молве», а также «Беседе» Юрьева и Кошелева несколько горячих статей, доказывающих всю несправедливость вторичного выкупа крестьянами своей земли.
Живя по необходимости в Иванове, Ф. Д. Нефедов, по поручению редакции (Н. С. Скворцова) «Русских Ведомостей», исследовал фабрики и заводы; статьи его о них печатались в этой газете в 1872 г. В этих статьях, как в упомянутых очерках и рассказах (вышедших в 1872 г. отдельным сборником — «На миру» и переизданных вновь в 1878 г. — «Очерки и рассказы») Нефедов обнаружил недюжинные знания по этнографии. И это было вполне естественно: выше уже было вскользь отмечено — в каком направлении шло развитие Ф. Д-ча, как он относился к народу. Об этом свидетельствует и талантливый знаток по истории русской этнографии А. Н. Пы- пин, который в своей истории отмечает, что Нефедов, вместе с другими одного с ним направления писателями, посвятили себя исключительно изучению народной жизни и дали ряд произведений, рисующих с небывалою до сих пор правдивостью и наглядностью народный быт (т. 1, стр. 44), и понятно, что при таком интересе к существу «деревни», интерес чисто художественный должен был отступать на второй план. Наблюдаемые явления так захватывали писателя, что он забывал о художественности; он не думал о созидании образов и спешил дать исход своему личному, так или иначе возбужденному чувству. Эпическое спокойствие было невозможно — по крайней мере для тех, которые принимали дело близко к сердцу (т. II, стр. 408). С другой стороны в этом разгадка и всех кажущихся несоответствий отношения Нефедова к народу — как деревенскому жителю и как фабричному: он, как представитель народничества, протестующего против отчуждения крестьян от земли и деревни, задавшись, целью разобраться в общественной и экономической жизни народа путем изображения народного быта в типичных его представителях, выставлял, как идеал, патриархальную семейную жизнь крестьянства и не жалел мрачных красок в обрисовке фабричных жизни и типов. Он может быть, иногда преувеличивал значение жизненных явлений, но, как справедливо отмечает Пыпин, эпическое спокойствие было невозможно и автор забывал о художественности...
Принятый приветливо критикой, как беллетрист, Нефедов и как этнограф вскоре получает известность: в 1874 г. Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии, избрав его в свои члены, поручает Ф. Д-чу собирание этнографического материала сначала в Рязанской губернии, потом и в других местностях России, почти по всем ее направлениям; он записывал религиозные верования, предрассудки, приметы, народные обычаи и обряды при рождении, крещении, свадьбе и похоронах, народные песни, земледельческие праздники, особенности языка.
К изучению быта Владимирской губернии он приступил в 1891 г. и закончил в 1894 г. В целях более всестороннего изучения быта народа той или другой местности, Нефедов, не могший во время командировок, обыкновенно в летнее время, находить весь желаемый материал, организовал по различным губерниям собирание нужных сведений чрез учителей и других интеллигентных лиц; помогали ему в этом не мало и священники, и некоторые из крестьян. В результате, почти за 25 лет, все это дало огромный материал, любовно подобранный собирателем и тщательно переписанный (сам Нефедов — кстати сказать — писал невозможными иероглифами, которые он иногда и сам отказывался разбирать) — в особые тетради. К сожалению, почти все это сокровище осталось ненапечатанным; хотя он и делал попытку хлопотать об издании, но безуспешно. В этом много странного и непонятного: Общество при Московском университете, имеющее и особой орган — «Этнографическое Обозрение», — давало средства на собирание материала; естественно с его стороны желать, чтобы этот материал не погиб, а между тем, оно при жизни Нефедова, не позаботилось о напечатании его. Не лучше ли было бы материал этот напечатать в местных изданиях?.. Сам Ф.Д., видимо, также смотрел на судьбу собранного: по просьбе пишущего эти строки, он поместил в местных губернских ведомостях многое, касающееся Владимирской губернии и не задолго до смерти приготовил еще несколько тетрадей с той же целью. Из народностей, населяющих Россию, Нефедова долгое время интересовали башкиры, о них он собрал особенно ценный материал, часть которого в 80-х и 90-х годах обработал даже в беллетристическую форму, в виде башкирских легенд (см. в «Почине» 1895 г. — «Ушкуль», в сборн. «Привет» — 1898 г. «Зигда», в «Рус. Богат.» 1880 г., № 10 — «Саливат башкирский батырь» и др.). В последние два года Ф. Д-ч усиленно занимался изучением «лядов» в одной из центральных губерний (именно в Костромской), но к сожалению, почти все добытое он унес в могилу, так как успел написать только начало очерка, к которому были готовы у него и фотографии.
Этнографические исследования, произведенные Нефедовым во многих губерниях, несомненно давали богатый материал ему, как беллетристу. Помимо того, что он имел возможность во время экскурсий наблюдать новые типы, выдвигаемые деревенской жизнью, он оставался в своих произведениях фотографически верным действительности.
С начала 1880-х годов, покончив с общественной деятельностью, о чем скажем несколько слов ниже, Ф. Д. Нефедов отдался всецело, в свободное от командировок время, литературной деятельности. Из прежних периодических изданий он только изредка помещал, и то более отрывки, в «Будильнике» и «Развлечении», вероятно по старому знакомству с редакторами, а большую часть своих произведений, в это время уже более обширных и совершенно законченных, печатал в народившихся в этот период ежемесячных журналах как то — в «Рус. Мысли», в «Наблюдателе», в «Север. Вестнике»; в сборнике «В память С. А. Юрьева (1891 г.) он поместил большую повесть «Евлампиева дочь», которая в собрании сочинений печаталась под заглавием «Семь ключей»; в сборнике «Почин» 1896 года напечатано его произведение «Переполох». Независимо от печатания в толстых журналах, Ф. Д. все время не переставал помещать свои очерки и рассказы в «Рус. Ведомостях».
Меньшая часть из написанного Ф. Д. Нефедовым вошла в начатое собрание сочинений его (вышло только 4 тома — I в 1894 г., II — в 1895, оба изд. К- Т. Солдатенкова: III и IV — в 1900 г., изд. Дороватовского и Чарушникова) и в «Святочные рассказы» (1-е изд. Сытина, 1895 г., и 2-е 1900 г.). Помимо этого, некоторые из произведений получили большое распространение в изданиях Спб. комитета грамотности («Безоброчный», 1895 г., «Свекор» 1895 г., «Ионыч» 1895 г.), О. Н. Поповой («Неустрашимый Галлей», «Леший обошел» и «Степан Дубков», все в 1895 г.), И. Ф. Жиркова («Перевозчик Ванюшка», 2 издания) и Ив. Парамон. Банникова («Детство Протасова»).
Длинный ряд беллетристических произведений Ф. Д. Нефедова является своего рода памятником, благодаря которому беспристрастная история русской литературы отведет Нефедову подобающее место на своих страницах. Он принадлежал к той славной плеяде писателей-шестидесятников, «которые впервые обратили внимание на темный, заброшенный народ, сумели привлечь к нему всеобщие симпатии, сумели заинтересовать широкий круг читателей как внешней обстановкой жизни нашего крестьянина, так и его внутренним миром». И Нефедов, сам сын народа, оказался на избранном пути вполне в своей сфере: он превосходно знал быт народа, его характерные черты, светлые и темные стороны, его нужды. Свои знания этот писатель — народник честно, правдиво использовал в целом ряде произведений; он первый познакомил читающую публику с бытом, с оттенками русской фабричной жизни; он зорко наблюдал отличительные признаки этого быта и дал действительно прекрасные картины, полные правды; не менее, если не более, верны действительности и его рассказы из деревенской жизни, выводимые им типы реальны, картины ярки и образны; вообще надо сказать — изображение народной жизни дышит у Нефедова правдою и уменьем схватывать характерные черты и особенности быта, без всякого сокрытия темных сторон и явлений. Мы не говорим здесь о художественной стороне его произведений, — в этом отношении они не одинакового достоинства; но тут вина не автора, а скорее тех обстоятельств, при которых писались эти произведения.
При оценке произведений Нефедова, нам кажется, не следует забывать и личность самого автора. Кто имел случай знать этого хорошего и доброго человека, все ценили в Нефедове его сердечную гуманность, его любовь к людям вообще и к родному народу — в особенности. В своих воспоминаниях о нем Д. П. Сильчевский говорит, редко можно было встретить человека благодушнее и добрее, чем был Нефедов. «Я, говорит Д. П., не раз был свидетелем, как он делился своими последними средствами, даже одеждой, с бедняками из народа, и из интеллигенции... И как любила московская молодежь обитателя меблированной комнаты на Молчановке, и сколько здесь было проведено вечеров за нескончаемыми горячими прениями о народе, народном благе и других более жгучих вопросах. Мне и до сих пор живо помнятся эти вечера и их благодушный и глубоко сердечный хозяин»... И это не единичный отзыв, — все единогласно отзываются так о Ф.Д. Вот этой сердечностью и мягкостью характера Нефедова и должно, по нашему мнению, объясняться высокочеловеческое отношение автора к изображаемой им среде крестьян, мещан, фабричного люда и т. п., что иногда давало в результате идеализацию.
Было уже отмечено нами, что Нефедов был деятельным этнографом, что как нельзя более гармонивало в нем с беллетристом. Но помимо этого, он был известен и в области археологии, — он произвел массу раскопок, по поручению московских обществ археологического и любителей естествознания, антропологии и этнографии в Рязанской, Костромской, Владимирской губерниях, на южном берегу Крыма, в Южном Приуралье и в Прикамье; им были исследованы многие могильники и городища, в числе коих на первом месте стоит Ананьевский могильник. Все эти исследования дали богатый материал для изучения культуры исследованных местностей в эпоху глубокой древности. Об этих специальных трудах Нефедова интересные сведения рассеяны по изданиям названных обществ на протяжении 25 лет; в 1895 году ему присуждена была и одна из премий за полезные труды.
В 1870-х годах на долю Нефедова выпал не малый труд по различным общественным делам. Бывшая в 1872-м году в Москве политехническая выставка, как известно, сопровождалась устройством многих общеобразовательных учреждений, как например, народная читальня, народный театр и др. Все это тогда сосредоточено было в комиссии попечения о рабочих и ремесленниках; управляющим делами этой комиссии, по приглашению М. Я. Китарры, и был Ф. Д. Нефедов. На долю его выпала масса труда как организационного, так и распорядительного, а за тем по ликвидации всех дел. За недостатком времени, мы не можем входить здесь в подробности о деятельности Ф. Д-ча на этом, высоко-полезном поприще, — скажем только кратко, что все было организовано им настолько умело, что и по закрытии выставки различные просветительные учреждения, созданные комиссией, не исчезли бесследно, явились ядром, из которого выросли многие подобные учреждения на частные средства. Не мало потрудился Нефедов и для антропологической выставки, о чем интересующиеся могут найти нужные сведения в изданиях по поводу этой выставки.
Во 2-й половине 1870 годов Ф. Д. Нефедов взял было на себя негласные обязанности редактора «Ремесленной Газеты»; но издатель ее, почти безграмотный И. Желтов, сделавшийся редактором-издателем (ex officio) по какому-то недоразумению оказался господином, с которым «никакого пива нельзя сварить» и при том человеком без всяких средств для издания газеты. Нефедов очень скоро оставил эту редакцию и возвратился в первобытное состояние. На время выбитый из своей обычной колеи, в 1879 г. Ф. Д. снова приглашен был редактировать основанную Селезневым и Ланиным газету «Русский Курьер»; здесь он оказался на высоте своего призвания: новая газета быстро приобрела себе талантливых сотрудников (Анучин, Разсадин, Дриль, Гольцев, Размадзе, Курепин, Ульяницкий, Зверев, Богомолов и др.), получила известность и широкое распространение. Корректность в отношениях, честность и прогрессивное направление в убеждениях создали самую здоровую атмосферу в редакции, и Нефедов, по образованию стоявший далеко ниже многих членов редакционного кружка, был самым желательным для всех редактором. К сожалению, редакторство его продолжалось только до половины января 1881 г. После Ф. Д. уже не
принимал участия в газете, еще долго (до 1891 г.) чахнувшей при новых дирижерах.
Время редактирования «Русского Курьера» было самым лучшим временем для Нефедова во всех отношениях. Нужно сказать, что он никогда и нигде не служил. Это был профессиональный писатель, живший только на свои литературные заработки. Нечего, полагаем, объяснять, что эти заработки были в общей сумме невелики, иногда их и совсем не было. Все это создало те неблагоприятные обстоятельства, которые вынуждали его, иногда против желания и в ущерб себе, хлопотать о командировках, о субсидиям, брать под будущие произведения в редакциях авансы, входить в долги и пр., так что, насколько нам известно, он, по крайней мере в последние 12 — 15 лет, вечно нуждался в деньгах, так как получаемые гонорары всегда быстро уходили у него частью на расплату с кредиторами, частью на ту помощь бедному крестьянскому люду, в которой он органически не мог отказать, хотя бы и сам находился в критическом положении. Переехав на жительство в дер. Перебор, чтобы, как он говорил, было более свободного времени для работы и чтобы более правильно балансировать свой бюджет, Нефедов, видимо, во втором расчете сильно ошибался, так как деревенская жизнь, с ее нуждами, болезнями, открывала перед ним такую пропасть, которую едва ли могло заполнить и его любвеобильное сердце. «Добрый» барин был он для крестьян, — в этом нет сомнения, он всем делился с ними, что имел; но русский крестьянин, разузнав «добраго» барина, перехитрил этого напрактичного интеллигента в деревне...
10 марта 1902 года Ф. Д. Нефедов заболел от кровоизлияния в мозг; к вечеру того же дня удар повторился и он впал в бессознательное состояние, в котором и испустил дух в 11-ть часов вечера 12 марта. Тело его предано земле на Ваганьковском кладбище в Москве, рядом с могилами трех писателей — Левитова, Орфанова и Воронова. На ней поставлен, в 4-м разряде, приличный памятник.
Его личный архив поступил во Владимирскую губернскую ученую архивную комиссию. Оттуда в 1918 году, в губернский архив. Из губернии его передали в Пушкинский дом.
В 70-е годы XIX века секретарем Общества Любителей Российской Словесности был Ф.Д. Нефедов. В научно-справочной библиотеке Государственного архива Владимирской области хранится рукописный журнал на 143 листах под названием «Протоколы заседаний Общества Любителей Российской Словесности при Императорском Московском университете и Протоколы заседаний Приготовительного Собрания Общества, за первые два трехлетия по возобновлении его деятельности. Первое трехлетие: годы 1858, 1859 и 1860. Второе трехлетие: годы 1861, 1862 и 1863». Такое у журнала длинное заглавие. Протоколы в журнале написаны каллиграфическим почерком, черными чернилами на хорошей белой бумаге со штампами Сурской фабрики Сергеева, а также Павловской и Троицкой фабрики Говарда. Штамп стоит в левом верхнем углу каждого листа. А сами листы переплетены в тонкий картон синего цвета. Кажется, что за этой обычной обложкой ничего необычного быть не может. Под протоколами стоят автографы людей, которых называют «цветом» русской культуры XIX века. Дух захватывает от их имен: Лев Толстой, Иван Тургенев, Аполлон Майков, Афанасий Фет, Александр Островский, Владимир Одоевский, Владимир Даль, братья Аксаковы, Вукол Ундольский, Сергей Соловьев, Федор Тютчев и многие, многие другие. В тексте протоколов упоминаются имена Александра Пушкина, Александра Грибоедова, Петра Вяземского, Николая Карамзина, Зинаиды Волконской, Михаила Лермонтова, Алексея Константиновича Толстого, Алексея Плещеева, Михаила Салтыкова-Щедрина, братьев Киреевских, Николая Щербины, Григория Реннади, Якова Грота. Они жили в XIX веке.
Общество любителей российской словесности при императорском Московском университете было основано в 1811 году «для того, чтобы распространить сведения о правилах и образцах здравой словесности и доставить публике обработанные сочинения в стихах и прозе на российском языке, рассмотренные предварительно и прочитанные в собрании». Так говорилось о целях Общества в его уставе. Первым председателем Общества был А.А. Прокопович-Антонский (1762—1848), писатель, профессор Московского университета. Общество издавало свои «Труды». До 1826 года вышло 25 частей. Кроме того, издавались «Сочинения в прозе и стихах» и «Речи». Члены Общества собирались регулярно на свои собрания: очередные, годовые, торжественные. Кроме них, ежегодно устраивались публичные лекции, литературно-музыкальные вечера. Но потом собрания стали устраиваться все реже, а в 40-е годы и вовсе прекратились. Почти четверть века не собирались вместе члены Общества. И лишь в 1858 году собрания возобновились. 27 мая в седьмом часу пополудни в малом зале Московского университета наконец-то состоялось собрание членов Общества. Они избрали своим председателем Алексея Степановича Хомякова (1804—1860), философа и поэта, одного из идеологов раннего славянофильства. Секретарем был избран Михаил Александрович Максимович (1804—1873), историк, филолог, поэт, издатель. Протокол исторического заседания подписали всего семь действительных членов Общества — Степан Маслов, Александр Вельтман, Михаил Погодин, Степан Шевырев, Алексей Хомяков, Алексей Кубарев и Михаил Максимович. Этот исторический протокол обозначен не номером один, что было бы логично, потому что члены Общества собрались вместе после очень долгого перерыва, а имеет номер сто тринадцать, по порядку прежних заседаний.
На следующем заседании, сто четырнадцатом, 10 ноября 1858 года в действительные члены Общества были приняты: Николай Васильевич Сушков, Александр Николаевич Островский, Константин Сергеевич Аксаков, Вукол Михайлович Ундольский, а всего— 16 человек. На заседании 28 января 1859 года приняли еще 10 человек. Среди них были Лев Николаевич Толстой и Иван Сергеевич Тургенев. Число членов Общества начало расти. К 1896 году в нем состояло 20 почетных членов, 114 действительных и 3 члена-сотрудника. Не все из них регулярно бывали на собраниях Общества и подписывали протоколы его заседаний. Но всегда был организационный «костяк», который руководил всей деятельностью Общества. В указанный период — 1858—1863 годы — в него входили А.С. Хомяков, М.А. Максимович, С.П. Шевырев, братья Аксаковы, В.М. Ундольский, М.Н. Лонгинов, М.П. Погодин, С.А. Соболевский, П.И. Бартенев, И.К. Бабет, Н.П. Гиляров-Платонов, В.И. Даль, В.Ф. Одоевский, П.А. Бессонов, Н.В. Путята. Именно они чаще других собирались вместе на заседания и обсуждали предстоящую деятельность Общества. Каждое собрание членов Общества протоколировалось. И каждое заседание начиналось с того, что зачитывался и подписывался протокол предыдущего заседания. Протоколы написаны четко, коротко, грамотно. Но написаны они очень «сухо». Но даже и по этим сухим строкам протоколов можно судить о многом: о делах Общества, о культуре общения его членов, Например, на многих заседаниях читались стихотворения действительного члена Общества с 1816 года князя Петра Андреевича Вяземского. Сам он об их публикации не заботился и на заседаниях не присутствовал. Но вот на одно явился. Оно состоялось 5 октября 1860 года и было чрезвычайным: по случаю смерти председателя Общества А.С. Хомякова. Посещением именно этого заседания член Общества поэт князь П.А. Вяземский засвидетельствовал свое почтение умершему. Поступок, свидетельствующий о внутренней культуре поведения человека. Еще пример. Общество издавало на свои средства «Толковый словарь живого великорусского языка». Готовил «Словарь» к печати Владимир Иванович Даль. В протоколе № 138 от 23 февраля 1860 года записано: «В.И. Даль прочитал записку о плане и содержании составляемого им Словаря, которого половина уже кончена. Общество, с живейшим любопытством выслушавшее означенное чтение, положило: записку действительного члена В.И. Даля прочесть в будущем публичном заседании. Действительный член А.И. Кошелев заявил Обществу, что он жертвует оному на первоначальные издержки оного по изданию Словаря, составленного действительным членом В.И. Далем, три тысячи рублей серебром» (лист 51). Именно на эти деньги Владимир Иванович сумел издать к декабрю 1863 года восемь выпусков «Словаря». Средств на издание у Общества больше не имелось. Но к тому времени «Словарь» получил такую популярность, что и сам император «пожаловал» 2500 рублей серебром на продолжение издания. В протоколе заседания № 189 от 11 декабря 1863 года сказано, что с девятого выпуска в «Словаре» будет указано, что это — «издание Общества», но «издание производится на Всемилостивейше дарованные средства», Император знал, куда вложить свои деньги. «Словарь» Владимира Ивановича Даля живет и поныне. Владимиру Ивановичу помогали в его великом деле многие члены Общества. И совершенно бескорыстно. Так, на заседании Общества от 3 ноября 1862 года его действительный член князь В. Ф. Одоевский заявил, что он имел намерение составить «Великорусский областной словарь» и для этих целей собрал до 20 тысяч слов, записанных на карточки. Теперь он намерен собранный материал принести в дар Обществу для «Словаря», составляемого В.И. Далем.
Из протоколов известно, что и владимирцы помогали Далю в его работе над «Словарем». В протоколе № 149 от 22 октября 1860 года сказано: «Рассмотрены поступившие сведения о речениях в разных местностях России: а) из Коломны — от Воинова; б) из Владимира — от Громова; в) из Харькова — от Гусева... Положено: принять с искреннею Благодарностью сведения, сии, доставленные по вызову Общества и передать их на окончательное рассмотрение В.И. Далю» (лист 65).
Кроме того, на средства Общества были изданы «Песни», собранные П.В. Киреевским, письма Н.М. Карамзина к А.Ф. Малиновскому и письма А.С. Грибоедова к С.Н. Бегичеву. По предложению П.А. Бессонова Общество в 1863 году решило издать книгу «Белорусский сборник. Памятники народного творчества белорусского народа».
Хотя средства у Общества имелись совсем небольшие, но оно ежегодно выплачивало стипендию одному из нуждающихся студентов историко-филологического факультета Московского университета.
Общество любителей российской словесности имело богатую библиотеку. Она собиралась долгие годы. Основной ее фонд составили книги и рукописи, которые дарили в библиотеку члены Общества. Так, писатель Сергей Тимофеевич Аксаков подарил библиотеке свои книги: «Рассказы и воспоминания охотника о разных охотах», «Семейная хроника», «Детские годы Багрова-внука». Его сын Константин — свою драму «Освобождение Москвы» и труды по лингвистике «О русских глаголах» и «Разбор „Грамматики” Буслаева». Лев Николаевич Толстой принес в дар библиотеке свои «Военные рассказы», «Детство» и «Отрочество». Дарили свои сочинения библиотеке драматург Александр Николаевич Островский, поэт Аполлон Александрович Майков, историк Сергей Михайлович Соловьев, библиограф и историк литературы Михаил Николаевич Лонгинов и многие другие. Дарили не только свои сочинения, но и автографы известных лиц. Например, автограф А.С. Пушкина (поступил от М.А. Максимовича), А.С. Грибоедова (от Н.С. Бегичева), Е.Р. Дашковой и П.И. Голенищева-Кутузова (от С.А. Маслова).
Источник:
Владимирская ученая архивная комиссия. Труды: Кн. 18. - 1917-1918.
Уроженцы и деятели Владимирской губернии
|
