Баранова Светлана Игнатьевна родилась 12 сентября 1934 г. в городе Белеве Тульской области в семье военнослужащего. В 1958 г. окончила историко-филологический факультет Горьковского университета.
С 1958 г. Светлана Игнатьевна живет во Владимире.
Она работала в редакционно-издательском отделе Совнархоза, редактором молодежных передач на областном радио, обозревателем в газете «Призыв».
С.И. Баранова начала писать прозаические произведения еще в студенческие годы. Ее первый рассказ «Ирина» был опубликован в многотиражной газете «Горьковский университет» в 1956 г.
Член Союза журналистов с 1968 г.
В 1984 г. ей было присуждено звание «Заслуженный работник культуры».
Начала писать прозаические произведения в студенческие годы. Её первый рассказ «Ирина» был опубликован в многотиражкой газете «Горьковский университет» в 1956 году.
Первая книга «Ожидание» вышла в Верхне-Волжском книжном издательстве в 1986 году. Автор книг: «Владимирские богомазы», «Королевские розы», «Тайна Покровского монастыря», «Загадка подземного хода», «Серебряная комната», «Заводные игрушки», «Наваждение».
Член Союза журналистов с 1968 года. Заслуженный работник культуры (1984). Член Союза писателей России с 1997 года.
С 2002 по 2017 гг. С. И. Баранова была председателем правления Владимирского регионального отделения Союза писателей России.
Лауреат городской премии в области литературы (2006) и премии благотворительного фонда имени Владимира Солоухина (2008).
Умерла 29 сентября 2022 года.
Источники:
Светлана Баранова. – Текст : электронный // Владимирская областная научная библиотека : [официальный сайт]. – URL: https://library.vladimir.ru/spravochnyj-material/svetlana-baranova.html (дата обращения: 12.09.2019). Светлана Баранова // Писатели Владимирской области : биографии, произведения, фото / [редкол.: В.Л. Забабашкин и др.]. – Владимир, 2009. – С. 20-23.
О РАССКАЗЕ СВЕТЛАНЫ БАРАНОВОЙ «ЗАПАДНЯ»
Максим ВОРЫХАНОВ. О РАССКАЗЕ СВЕТЛАНЫ БАРАНОВОЙ «ЗАПАДНЯ». «Владимир». Литературно-художественный и краеведческий сборник. 2003 год По моему мнению, в литературе, как, впрочем, и в любой другой области человеческой деятельности, одной из наиболее сложных задач является попытка осмысленного анализа событий или явлений, происходящих в современной жизни. По сравнению с исследованием действий, уже имевших место в прошлом или описанных подобным образом в литературе, при котором можно выказывать собственные суждения на основе уже накопленного опыта, настоящая попытка уже с самого начала является смелой и заслуживает не только уважения, но и самого пристального внимания, так как затрагивает негативные стороны развития технического прогресса. Понятна основная идея рассказа, в основе которой лежит противоречие между реальным миром и миропониманием главного героя, продиктованным основными принципами построения модели реальной действительности в ЭВМ. Хотя с первого взгляда проблема кажется обычной. Из-за простого переутомления: Глеб работает программистом, что требует сильного умственного напряжения, и он, практически, сутки напролет сидит за монитором, у него появляется излишняя раздражительность, являющаяся результатом психологического перенапряжения. В таком состоянии его раздражает, казалось бы, все вплоть до «шлепанья по ступенькам, стука входной двери, удара ведром о контейнер...» «Его просто бьют по голове эти звуки, и он, зажмурившись, ждет, когда же они закончатся...» И, действительно, если ты целыми днями только и делаешь, что вводишь «цифровые массивы» в ЭВМ для решения задачи, именно такое состояние тебе и будет обеспечено. Тем более, что ситуация еще усугублена и тем, что у тебя нет семьи (жена уже давно ушла к своей маме), а живешь ты совсем один, без друзей: тебе не с кем поделиться, кроме как с бездушной машиной, которая совершенно без эмоций выдаст тебе тот ответ на твой вопрос, который ты сам и запрограммировал ей. И хотя в рассказе затронуты и эти аспекты: например, упоминается, что во избежание переутомления «компьютерщики должны отдыхать каждые пятнадцать минут...», или рассматриваются детали разрыва с женой, истинные же причины такого состояния Глеба нужно искать глубже. Одной из двух вещей, которым, как говорит автор, «поклоняется» главный герой, является компьютер, за которым он проводит почти все свое время. Ему он уделяет больше времени, чем всем своим остальным заботам, вместе взятым. ЭВМ он доверяет больше, чем кому бы то ни было, и считает его единственным другом и единственным правильным средством для решения существующих сложных проблем. Компьютер уже строит идеальную картину мира (цифровую, точную, математически описанную без учета конкретных деталей реальной жизни). Под воздействием такого положения вещей, видя все несовершенство окружающего мира, Глеб пытается изменить его в наиболее пригодном, на его взгляд, направлении, подобном движению совершенствования техники: устранении всех излишеств и ненужных обстоятельств, препятствующих установлению всеобщей гармонии и удаляющих реальную жизнь от идеальной модели, присущей ЭВМ. Он нашел такой изъян: это — старость. «Он прислушивался к своему самочувствию, и ему становилось ясно, что он ненавидит старье. Ему мешают глупые бабки — неопрятные, никому не нужные...» Здесь автор затрагивает проблему изменения сознания человека, принадлежащего современному миру, в котором правят цифровые технологии, на мой взгляд, во многом лишенные души, рассматривающие окружающий мир с точки зрения восприятия лишь разумом, даже те его грани, которые поддаются лишь чувственному восприятию. В этом, как мне кажется, и есть одна из опасностей развития технологий, которая и приводит главного героя к описываемому автором состоянию. В подобном состоянии Глебом движет лишь холодный рассудок, направляющий его на искоренение всего «шероховатого» и «неровного», что не позволяет сделать мир гладким. Главный герой как бы лишен переживаний, чувств, в частности сострадания, сопереживания к людям преклонного возраста. Под воздействием подобных идей Глеб принялся искать «Формулу безболезненного ухода из жизни», то есть «озаботился очищением общества от некрасивости...», от старости. Автор делает попытки познания глубины проблем зависимости молодых людей от электронных машин, в частности и от развития технологий, искореняющего все чувственное в общем. И эти попытки можно сравнить с попытками классиков исследовать проблемы молодежи своей эпохи, выдвигающее на первый взгляд противоречия поколений, как это делал Тургенев («Отцы и дети»). И, возможно, это громко звучит, но такая мысль не лишена основания в силу того, что затронутая проблема действительно существует и выражается даже не в отрицании идей и взглядов людей более старшего поколения, а в отрицании вообще старости, как таковой, грубо говоря: мешающей жить молодым. Наконец попытки Глеба найти свою формулу были увенчаны успехом: «...он понял, что сделал мировое открытие!» Люди пожилого возраста стали просто бесследно исчезать. Случилось ли это на самом деле или это ему все просто казалось? Здесь поднимается еще одна проблема, возникающая с появлением всемирных компьютерных сетей. Люди, страдающие зависимостью от ЭВМ, просто путают мир компьютера (виртуальный), в котором они бессмертны, поскольку после гибели начинается новая игра, с миром реальным, где правят другие законы, более суровые, но в который они зачастую приносят «виртуальное» сознание. Но так или иначе Глебу все же удалось устранить изъяны, портящие общую «идеальную» картинку: «... на улицах не было видно тех, которые вызывали у Глеба раздражение». Умирало большое количество стариков, вследствие чего морги работали аж в три смены. Но могло ли так беспоследственно и безнаказанно пройти деяние «злого гения»? Как мы видим, нет. Молодые люди не знали причину такой смертности и поэтому боялись тоже «эпидемии неизвестной болезни», вследствие чего, ходили в противогазах. Из-за этого «любоваться красивыми лицами Глебу тоже не удавалось». К тому же ему самому исполнялось 55 лет, в результате чего «он становился опять раздражительным, будто его тело предчувствовало землетрясение». В очередной раз автор рассказа доказывает читателям, что если ты видишь недостатки во всем окружающем тебя мире, то истинные причины необходимо искать в самом себе, а попытки перевернуть внешнее окружение приведут лишь к собственному ущербу, что и показано автором в концовке рассказа. У Глеба исчезло лицо. Но не вполне ясно, что же на самом деле случилось с ним? Автор это выносит на суд читателя, заставляет его домыслить до логического завершения данного действия, то есть включает его в собственный творческий процесс, в чем я вижу еще одну заслугу писателя.
НЕ УЕЗЖАЙ ТЫ, МОЙ ГОЛУБЧИК
отрывок из повести
Почему я тогда вышла и стала соперничать с ним, зачем мне надо было все это демонстрировать? Такая уж я от природы что ли, а теперь жди и мучайся, мучайся и жди! Всё началось с того танца, конечно, с него. Если бы не было того танца, ничего не было бы - я имею в виду мук, хоть и сладких, хоть и любовных, Господи! Неужели это ещё сохраняется в мире?! Вместе с виртуальностью, с абсурдистским стилем во всём, что касается человека. В общем так, предложили мне поехать в Болгарию в такое-то время — никто не собирался, а я собралась. И учителя в учительской сказали — нарвёшься, там вот-вот воевать будут... Воюют везде — и поехала, не обратив внимания на мамины охи. ... Он танцевал как бог. И наверное, думал, что его никто не перетанцует. Конечно, может, он так и не думал, но мне казалось, что он влюблён сам в себя и наслаждается своим танцем сам, хотя вокруг вращали бедрами и всем корпусом славянские дивы. У меня чесались руки, вернее - ноги, поскольку когда-то я училась в хореографическом при оперном театре и культивировала в себе пластику все эти годы, когда уехала из Нижнего, который тоща назывался Горьким, и самое главное любила танцевать и делать гимнастику под музыку, что потом стало называться аэробикой. Так вот я всё-таки сорвалась с места и решила составить ему конкуренцию - высокому блондину в чёрных ботинках. Я сорвалась и вдруг вспомнила всё, чему нас учили в хореографическом - держать спину и подбородок, тянуть колени и совсем незаметно акцентировать бёдра, чтобы фигура (и человеческая и танцевальная) была безукоризненной, чтобы в ней не было грязи, как говорила наша педагог. Это упоение знает только тот, кто в детстве занимался классикой и характерным танцем, кто вставал рано-рано и бежал в темноте на троллейбус, чтобы успеть к станку, чтобы не делали тебе замечания, что ты ещё не позанимался, а уже в поту; только тот, кто дрожал в троллейбусе, когда подходил кондуктор, а ты рылась в балетке, безуспешно ища двадцать копеек. Которых там не было, и молить Бога, чтобы быстрее открылись двери и выпустили тебя на свободу, а после занятий в училище надо было учить уроки и бежать во вторую смену в школу. Да полно, всё было прекрасно, всё было замечательно - все эти спринтерские перебежки, которые не сделали из меня балерину. Господи! Хорошо, что я не стала балериной, хорошо, что я умею танцевать, и самое время показать, что те перебежки были всё-таки не зря.
Я делала каждое па со вкусом и суверенно, независимо от того, что скажут сидящие за столиком мои сопляжницы. Чи-чи-чи - продавали кирпичи, чик-чик-чик - я купил кирпичик, я построил домик, жить там будет гномик... Все невзгоды, все болячки - в трубу! Все тоски зелёные, скуки серые - в трубу, один такт, одна мелодия!
Та пляска-танец кажется мне теперь ритуально-виртуальной и предсказанной свыше, просто рождение чуда, в которое я поначалу и не верила. И из общего ритмичного хоровода я выделила его. Это я его выделила, а не он меня. И вот мы уже танцуем парой, а не в банально-тесном кружочке, кои вездесущи с тех пор, как кончилась эпоха бальных танцев. И, по-моему, все видели, что мы делали погоду у моря, все глазели на нас, потому что он, наверное, тоже учился в хореографическом. Или в Пажеском корпусе?.. Что это за мелодия была - не помню, убейте меня, не помню... На какой-то минуте мы стали разговаривать глазами, молча. Взгляд его был отнюдь не раздевающий, это был взгляд изучающий. Что он там во мне изучал - не знаю, психологический портрет, наверное, рисовал? Мы разговаривали, не знакомясь, знакомились, не разговаривая. Но я не обольщала себя, что передо мной тот самый - единственный и неповторимый, я уже не такого возраста, чтобы обольщаться и вообще - эпоха романтизации прошла, наступила эпоха дегероизации, когда вошли в моду крутизна и сила. Когда он приближался ко мне, я слышала, как он имитирует щеточки: чи-чи-чи - продавали кирпичи, чик-чик-чик - я купил кирпичик, я построил домик, жить там будет гномик... Мелодии длились и длились - да, это там, в Болгарии, нормальное дело, когда танцуют до упаду, когда пары не расходятся, продолжая священнодействовать. Мы соревновались - это было заметно, соревнование перерастало в эпатаж и шаманство, и колдовство и волшебство и бог ещё знает во что. Я видела, что он раскраснелся, я видела, что его рубашка стала влажной, я видела, что он начинает подуставать, я всё видела и говорила себе: не знаешь ни в чём меры - мама права, пожалей парня, себя, в конце концов. И правда, я не знаю меры. Сейчас, только этот танец закончится, и я отойду, сяду, посижу, отдохну... И вдруг - кончилось! Кассета кончилась. Я остановилась, поклонилась, как учили. А он стукнул каблучками. Всё-таки в Пажеском корпусе учился. Я спросила: - В Пажеском корпусе учились? - Да, как вы догадались? - Я такая догадливая... - Павел. - Рита. Маргарита. - Будем знакомы. Садитесь, сейчас что-нибудь... И он пошёл к бармену и принёс то, что нужно было принести в тот момент. Я пила пиво, успела подумать, что все мечты сбываются сегодня - что нужно мне: хороший танец, хороший партнёр и холодное пиво, которое я в общем-то не очень люблю, но которое очень даже подходит для такого случая. Что за умница этот бармен! Пусть говорят, что это их служба, но, кроме службы, ещё, наверное, есть у человека понимание. Он понимал, что сейчас двум людям просто необходим вальс-бостон. Да, конечно, вальс-бостон - медленный и красивый. А может ли тот из Пажеского корпуса его танцевать? Я уже начинала торжествовать. А Павел подошёл, поклонился и предложил мне свою руку. В прямом смысле слова. И начался вальс-бостон - старая мелодия из «Моста Ватерлоо», который смотрели наши родители и пересказывали нам, восхищаясь Вивьен Ли. Танец танцев, король на балу. Что выражает он, о чём говорит? О гармонии, о красоте, о вечном? Нам говорили когда-то, что любой танец, особенно национальный, что-то выражает: гордость - у испанцев, удаль - у русских, кокетливость - у поляков. Что там ещё? У каждого танца - своё, у каждого народа - своё. А что тут? Что у вальса-бостона? Он же интернационален, он венец бала. Вдали переливалось море и было покойно и торжественно, хотя меня начинало интересовать - а что будет дальше, к чему ведет этот «Мост Ватерлоо»?
