Никифоров Геннадий Петрович (1929 – 1995) – Владимирский писатель, член Союза писателей СССР (1966).
Главное место в творчестве Никифорова занимали рассказы о колхозной деревне. Проза писателя наполнена колоритным родниковым языком, глубоким знанием жизни. Он одним из первых в стране поставил вопрос об отношениях города и деревни, забил тревогу о так называемых «неперспективных» деревнях, об их неестественном вымирании. Главной темой творчества прозаика всегда были люди, их поступки, чувства и мысли. Герои его произведений, как правило, простые труженики – земледельцы и садоводы, пастухи и рожечники, те, кто жил с ним бок о бок и дарил ему свои «словечки» и «выраженьица».
Геннадий Петрович Никифоров
Родился Геннадий Петрович 26 августа 1929 года в с. Небылое (сейчас Юрьев-Польский район Владимирской области) в семье крестьянина. Здесь окончил среднюю школу, учительствовал в вечерней школе сельской молодежи. В 1948 году поступил на филологический факультет Ленинградского университета. В 1954 г. окончил филологический факультет Ленинградского педагогического института. Приехал на постоянное место жительства во Владимир. Работал лит-сотрудником, заведующим отделом, редактором областной молодежной газеты «Комсомольская искра» (с 1954 по 1962 гг.).
«Впервые порог редакции я переступил 4 мая 1954 года. Появление каждого нового сотрудника вызывал естественный интерес у «старичков», но особое внимание обратил на меня зав. отделом физкультуры и спорта Павел Гладкий. Дело в том, что на лацкане моего пиджака красовался спортивный значок второразрядника. - По какому виду? - спросил Павел. - По шахматам, - Отлично! - Он с удовольствием, даже с восторгом потёр руки. - Ну, Евстигнеев, теперь держись. Оказалось, коллективы редакции и областного театра драмы проводили между собой шахматные матчи. У наших соперников на первой доске с неизменным успехом играл тогда ещё молодой любимец владимирской публики Евгений Евстигнеев. Ему-то и погрозил моей персоной Гладкий. Увы, встретиться за шахматной доской мне с Евстигнеевым не привелось. Вскоре закончился театральный сезон, труппа уехала на гастроли, а талантливый актёр поступил учиться в студию МХАТа, откуда во Владимир уже не вернулся... Сейчас почти никто не знает, что самая первая пьеса местного автора, поставленная на сцене Владимирского драмтеатра, в основном зарождалась в стенах редакции «Комсомольской искры». Бок о бок со мной, в одном кабинетике на двоих, почти четыре года работал литсотрудником Леонид Липкинд. Крупный, выглядевший несколько старше своих лет, он на первый взгляд производил впечатление солидного, весьма серьёзного человека. Но стоило, как говорится, пошевелить мизинцем, как обнаруживалась по-детски наивная и смешливая натура. Причём смешлив Лёня был чрезвычайно: анекдот или внезапная шутка заставляли его смеяться до слёз. И всякий раз, насмеявшись досыта, он говорил: - Несмешно! Этой смешливостью Лёни нередко корыстно пользовались наши ребята. В столовой, где мы обедали, можно было заказать хоть десяток блюд, но хлеба на стол почему-то клали лишь по два кусочка на брата, Перед тем как взяться за ложки-вилки, кто-нибудь, словно невзначай отпускал хохму, и Лёня заходился в безудержном смехе. А когда, успокоившись, протирал от слёз глаза, хлебница была уже пуста.
Группа сотрудников газеты. В первом ряду слева направо: В. Синюхин, В. Сырокамский, В. Никонов, Л. Липкинд. Во втором ряду в центре - А.М. Назарова.
- Несмешно, - без обиды произносил он своё обычное после приступов смеха слово. Так вот... сидим мы с ним бок о бок в кабинетике, я, допустим, пишу статью в номер, а он читает письма нештатных авторов. Тишина. И вдруг эту тишину взрывает звук, похожий на прысканье при глажении белья, затем раздаётся хохот. Лёня набрёл на очередной «перл». А потом я заметил, что Лёня переписывает эти «перлы» в особый блокнотик. Вот с этого и началась работа над весёлой, искристой комедией «На огонёк», которая во второй половине 50-х годов до слёз смешила публику не только во Владимире, но и в театрах Казани, Кишинёва и некоторых других городов.
А это совсем из другой оперы. Успех газеты зависит от качества публикуемых в ней материалов, от их живости, остроты. К сожалению, не всегда удавалось держаться «на уровне», причины были всякие. Но самым страшным бичом были для нас, так называемые «теоретические» или пропагандистские статьи, в изобилии поставляемые учеными мужами с институтских кафедр марксизма-ленинизма и истории партии. В статьях этих - ни единого живого слова, ни единой мысли, зато унылая наукообразность и много-много пустых, переписанных из подобных же шедевров фраз. Писались они с размахом и если публиковались, то занимали львиную долю газетной страницы. И никакого от них спасения. Помаринуешь, помаринуешь такой материл, поводишь докучливого автора за нос да без толку: рассердившись, он бежит жаловаться в обком партии, мол, редактор зажимает такую важную теоретическую статью. А там, в обкоме, за пренебрежение к «теории» по головке не гладили. В то время зав. отделом пропаганды и агитации обкома был Глеб Андреевич Рябов. Как-то я приметил, что Глеб (за глаза его иначе не называли) обязательно не советовал публиковать материал, в котором якобы сомневается редактор. В самом деле - зачем брать на себя ответственность за сомнительную статью?.. Вот этой слабинкой Рябова я и воспользовался в борьбе против железобетонных «теоретических» статей. Стоило таковой поступить в редакцию, как я нёс её к Глебу и просил совета: помещать в газете или нет. Всего скорее, Глеб этих статей не читал, но возвращая мне рукопись, всякий раз говорил: - Лучше не печатать. - И обязательно добавлял. - Только на меня не ссылайся.
Я и не ссылался, но угрозы учёных мужей жаловаться в обком на меня уже не действовали: жалобы-то шли к тому же Глебу» (Антонина Атабекова. За всё благодарю. 2008).
Во Владимирском книжном издательстве в этот период вышли две его очерковые книги «В стороне опольной» (1960) и «Орел молодой». Некоторое время Г.П. Никифоров работает лектором обкома КПСС, корреспондентом и заведующим партийным отделом областной газеты «Призыв». В 1965 году в Верхне-Волжском книжном издательстве выходит повесть «Попадья», которая приносит популярность ее автору. Затем она была переиздана в Чехословакии. В 1966 году Г. Никифорова принимают в Союз писателей СССР (с 1991 года – член Союза писателей России). Литературная работа становится главной в его жизни. В 1968-1971 гг. избирался ответственным секретарем Владимирской областной писательской организации. «Ответственный секретарь областной писательской организации Г.П. Никифоров побывал в нашем городе (Муром). Он встретился с панфиловскими колхозниками, рабочими завода им. Дзержинского и совхоза «Плодовый», учащимися профессионально-технического училища № 14. На встречах с читателями писатель рассказал о творческой работе и произведениях владимирских литераторов, познакомил с отрывками своей новой повести» («Муромский рабочий», 1 декабря 1970).
Г. Никифоров создает ряд заметных публицистических и художественных книг «В.И. Ленин и Н.Е. Федосеев», «Горькая рябина», «Строка в биографии», «Нежданный гость». В них он пытается затронуть крупные социальные проблемы, отношения города и деревни. В 1989 году в Ярославле к шестидесятилетию писателя вышла объемная книга «Через много-много лет», где автор кроме повести «Попадья» выносит на суд читателей цикл рассказов, в том числе и мемуарного характера. Последние годы жизни литератор провел в селе Небылое. Им были написаны воспоминания о своих коллегах-писателях, составлена книга рассказов, написанных на протяжении почти двадцати лет и озаглавленная им «Небыловские рассказы». Умер 23 декабря 1995 года. В 2000 г. на его доме была установлена мемориальная доска.
Многие сюжеты, темы своих произведений «списал» с родного села Небылое. «Я люблю мое ничем не знаменитое Небылое, люблю самой настоящей сыновней любовью. Помниться, когда впервые вышла в свет повесть «Попадья», мои земляки нашли в ней более двадцати эпизодов, взятых из небыловской жизни. А роман «Горькая рябина» даже начинался картинкой, которую я наблюдал в детстве из родного окна». - Так незадолго до смерти, написал Геннадий Петрович Никифоров. Земляки помнят и чтят своего писателя-летописца. Регулярно на малой родине писателя, в селе Небылое, проводятся «Никифоровские чтения», на них из Владимира и других городов области приезжают писатели, актеры, музыканты, читатели, поклонники его таланта. В сентябре 2006 года в библиотеке села Небылое открылась мемориальная выставка-экспозиция, посвященная жизни и творчеству писателя-земляка Геннадия Петровича Никифорова. В 2004 году родственники писателя подарили жителям села личную библиотеку Г.П. Никифорова, которая составила основу музейно-библиотечного фонда – 1567 книг из серии «Жизнь замечательных людей», исторической тематики и любимые произведения писателя. Дочерью писателя библиотеке были переданы уникальные экспонаты, среди которых: аттестат зрелости об окончании средней Небыловской школы, диплом об окончании ленинградского ордена Ленина государственного университета имени А.А. Жданова по специальности «Славянская филология», удостоверение члена Союза писателей СССР, удостоверение члена Союза писателей РСФСР, удостоверение о награждении значком «Отличник культурного шефства над селом», переписка, фотографии, дневники с личными наблюдениями и впечатлениями, машинописные тексты неопубликованных произведений.ПРОИЗВЕДЕНИЯ Г.П. НИКИФОРОВА КНИГИ: - В стороне опольной: [Очерки]. — Владимир: Кн. изд-во. 1960. — 124 с. - Рец.: Шерышев П. Нет, не близнецы//Призыв. - 1960. - 20 окт. - Орел молодой. Очерк о жизни Н.Е. Федосеева во Владимире. — Владимир: Кн. изд-во, 1962. — 174 с. - Рец.: Васильев Д. Орел молодой//Знамя. - 1962. — 21 сент.; Гиляровский П. Книга о замечательном революционере//Коммунист.— 1962. — 7 сент.; Надеждин Ю. «Орел молодой»//Комс. искра. - 1962. 5 сент.; Рябинин Я. «Орел молодой»//Рабочий клич. -1962. - 30 окт. - Попадья: Повесть. — Ярославль: Верх.-Волж. кн. изд-во, 1965. — 240 с. - Рец.: Григорьев В. Звонят колокола в Порецком//Комс. искра. — 1965. - 10 окт.; Митутова А. «Попадья»//Знамя. — 1965. — 25 дек.: Константинов Н. «Попадья»//Сев. рабочий. — 1965. — 21 авг.; Корнилов Ю. Первая повесть/Призыв. — 1965. – 15 сент.; Трыков В. Две морали//Вперед. - 1965. — 23 ноября. - В.И. Ленин и Н.Е. Федосеев/Послесл. В. Андрианова. — Ярославль; Верх.-Волж. кн. изд-во, 1969. - 165 с. - Попадья: Повесть. — 2-е изд. — Ярославль: Верх.-Волж. кн. изд-во, 1971. — 240 с. - Горькая рябина: Роман. — Ярославль: Верх.- Волж. кн. изд-во, 1973. — 288 с. - Рец.: Горюнов В. «Горькая рябина»//Маяк.—
1973. — 14 апр.; Федотов О. Судьба Березовки //Призыв. — 1973. — 8 мая; Тимерии В.//Голос труда. — 1973. — 20 июня. - Строка в биографии: Повесть. — Ярославль Верх.-Волж. кн. изд-во, 1978.—207 с. - Рец.: Горюнов В. Повесть о тридцатитысячнике//Маяк. — 1979. — 6 февр.; Федотов О. Замысел и воплощение//Призыв. — 1979. — 20 мая; Локалова М. «Строка в биографии». — Новая жизнь. — 1978. — 2 дек. - Нежданный гость. Повесть и рассказы. - Ярославль: Верх.-Волж. кн. изд-во. 1982. - 320 с. - Рец.: Николаев О. «Нежданный гость»//Вперед. 1982. — 27 июля; Новая жизнь. - 1982. — 29 июля. - Через много-много лет: Повесть, рассказы. Ярославль: Верх-Волж. кн. изд-во, 1989. - 352 с. ПУБЛИКАЦИИ В СБОРНИКАХ И ПЕРИОДИЧЕСКОЙ ПЕЧАТИ ПРОЗА: - Возвращение: [Очерк]//Комс. искра. — 1959. — 16 авг. - Жизнь — подвиг: Партизан Евгений Старков//Зарницы: Лит. — худож. сб. для детей. - Владимир, 1961. — С. 36—39. - Хлеб: Рассказ//Призыв. — 1963. — 20 окт. - Как бог отвернулся: Рассказ//Призыв. 1964. — 27 дек. - Гость: Рассказ//Волжское слово: Стихи, рассказы, очерки, новеллы, басни, сатира, юмор, путешествия и встречи писателей Верхней Волги. — Ярославль: Верх.-Волж. кн. изд-во. 1970. — С. 57 — 69. - Высокое призвание/Интервью с писателем//Комс. искра. — 1979. — 26 авг. - Экзамен: Отрывок из новой повести//Комс. искра. — 1979. — 26 авг. - Заколдованный заяц: Сказка//Призыв. — 1981. — 26 дек. - Каждый день - как последний!/Интервью с писателем вел В. Самойлов//Комс. искра. - 1982. — 21 ноября. - Чибисы//Притяжение Волги. — Ярославль, 1984. — С. 170—171. - Крупицы: Невыдуманные истории//Призыв.— 1984. — 4 февр. - О стихах молодых поэтов//Владимир: Лит.- худож. сб. Владимир: Кн. изд-во, 1955.— Кн. 4. — С. 216-224. - «Половодье»: [О книге Г. Ушакова]//Призыв. 1957. - 1 ноября. - «Охотники за сказками»: [О книге И. Симонова]//Комс. искра. — 1960. — 2 ноября. - «Дойти до тебя нелегко»: [О книге Н. Городиского]//Комс. искра. — 1961. — 14 июля. - Возвращение... к старому: О повести В. Краковского» Возвращение к горизонту//Призыв. — 1963. — 29 авг. - «Дороги к сердцу»: [Об одноименном сборнике В. Акулинина]//Призыв. — 1964. — 23 апр. - Старые фотографии: [О первом директоре фабрики им. Лакина Ф.И. Тюрине]//Призыв. — 1972. — 10 дек. - Встречи первые и последние: Из воспоминаний о Сергее Никитине//Комс. искра. — 1986. — 10, 12, 14 сент. ЛИТЕРАТУРАО ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ Г.П. НИКИФОРОВА - Корнилов Ю. О книге и ее авторе //Никифоров Г. Попадья. — Ярославль, 1971. — С. 235—238. - Ларин С. С пристальным вниманием//Никифоров Г. Горькая рябина. — Ярославль: Верх.-Волж. кн. изд-во, 1973. — С. 3—4. - Шерышев П. Заветная шкатулка//Призыв. — 1974. — 20 янв. - Г. Латышев. В гуще жизни//Призыв. — 1979. - 26 авг. - Новиков В. Творческая зрелость//Ленинец.— 1979. — 28 авг. - Филинов А. Если бы не...//Комс. искра. — 1989. - 26 авг. - Геннадий Петрович Никифоров — Владимирский писатель.//В помощь работе библиотек с краеведческой литературой в 1979 году.— Владимир, 1978. — С. 35 — 39.
СТРОКИ ИЗ БИОГРАФИИ
Такие памятные лица: рассказы о владимирских писателях / Леонид Зрелов. - Владимир: Владим. обл. науч. б-ка им. М. Горького, 2017. - 108 с: ил.
Большинство владимирских писателей прошлого века имели самое обыкновенное происхождение. Но образование, культурная среда, годы литературной работы широко раздвигали те рамки, которые определяются сословной принадлежностью. Геннадий Петрович Никифоров, родом из села Небылое, окончил филологический факультет Ленинградского педагогического института. Переехав во Владимир, работал редактором газеты «Комсомольская искра», заведующим отделом в «Призыве». Первые его книги были историко-краеведческого содержания, потом писал о деревне. Он любил её, русскую деревню, любовью сыновней, не дачной. Летом подолгу жил, работал в Небылом. Приезжая в город, обязательно приходил в писательскую организацию. Его открытое широкое лицо, спокойные, всё примечающие глаза, ясная речь, основательность в подходе к делу привлекали наших писателей. Один срок он был у них ответственным секретарём, и неизменно его выбирали членом Бюро организации. Книги Никифорова пользовались популярностью у читателей, особенно повесть «Попадья». Бывало, в Ярославле или Иванове придёшь в организацию для заключения договора, распишешь, кто мог бы приехать на «творческую встречу», о чём рассказать читателям, и слышишь: «Никифоров? — тот, который написал «Попадью» (или, реже, это автор «Горькой рябины»)? Да, да, хотели бы встретиться, послушать...» История, положенная в основу сюжета повести «Попадья», в жизни имела конкретное место — одно из сёл неподалёку от Владимира. Когда Геннадия Петровича спрашивали, так ли это, он отрицал какую бы то ни было связь реального случая со своей повестью. Давно пишущим это очень понятно: в писательском сердце вымышленные герои и «взятые из жизни» ведут себя совсем по-разному: первые — спокойно, а прототипы — когда как, порой бунтуют, и, если сердце чуткое, может быть очень больно. Когда наш заведующий перешёл на другую работу, Бюро пропаганды возглавил Никифоров. Не знаю, какие соображения были у него, довольно известного писателя, когда он решил принять на себя административный груз... Во всяком случае для нас, сотрудников Бюро, это было неожиданно. На работу Геннадий Петрович часто приходил раньше всех, такой опрятный, в хорошем костюме, всегда свежей рубашке. «Прямо весь из себя», — говорила Клавдия Михайловна. Люди тянулись — весь день. Здоровался Никифоров по-простецки: отводил немного в сторону руку и, хлопнув по протянутой ему ладони, крепко пожимал. Через некоторое время новый начальник опять, и сильно, удивил нас: брал у Клавдии Михайловны журналы учёта и путёвки, которые привозили писатели с выступлений, надевал очки, которыми, на моей памяти, раньше никогда не пользовался, и что- то высчитывал на своих, специально принесённых из дома счётах. (Теперь этого прекрасного бухгалтерского инструмента не увидишь нигде.) Клавдия Михайловна за своим столом — щёлк костяшками счёт, Геннадий Петрович — щёлк за своим. Писатели из других городов, приезжавшие на выступления, говорили, что наше Бюро «работает, как часы». Так появилась у Геннадия Петровича новая «строка в биографии» (название одной из его книг). Ушёл он от нас так же неожиданно: то ли сильно заскучал по родному сельскому дому, в котором, находясь на службе, не мог жить, как раньше, всё лето, то ли настойчиво звал к писательскому столу новый замысел... ...В «пореформенной» России сменились ориентиры, и Бюро пропаганды художественной литературы оказались не нужны. У нас его тоже закрыли, а я уж без малого десять лет был членом Союза писателей, когда мы группой из трёх-четырёх человек, вместе с ответственным секретарём писательской организации Василием Ивановичем Акулининым, пришли в Ново-Ямскую навестить занемогшего Геннадия Петровича. Посидели недолго. Он всё же вышел проводить нас. Дышал тяжело. Гроздья горькой рябины налились, а листья уже облетели.
ГОРЬКАЯ РЯБИНА
«... Я люблю мое ничем не знаменитое Небылое, люблю самой настоящей сыновней любовью. Смотрю сейчас на свой скромный урожай и отчетливо вижу, что почти все мои книги, как и я сам, родом из моего села Небылое. Помнится, когда впервые вышла в свет повесть «Попадья», мои земляки (на читательской конференции) нашли в ней более двадцати эпизодов, взятых из небыловской жизни. А роман «Горькая рябина» даже начинался картинкой, которую я наблюдал в детстве из окна родного дома». Так незадолго до смерти, в 1995 году, написал Геннадий Петрович Никифоров - один из самых колоритных владимирских писателей второй половины минувшего XX века. Но если уточнить, прочитав в этой книги его рассказ «Цыганка гадала», то в нем (как утверждает сам автор, «верно от начала до конца»), мы узнаем, что родился он в Ярославле, и что мать его Мария вскоре умерла, а его недельного, грудного, к себе в Небылое забрала родная ее тетка Александра. Муж ее, Петр Евсеевич Никифоров усыновил мальчонку, дал ему свою фамилию. Поэтому Геннадий Никифоров справедливо и «по документам, и по чувствам, и по убеждению» считал своей родиной Небылое. Здесь на улице Кирова, в доме № 20, его качали в зыбке, крючок от которой торчал в потолке до самой продажи дома после смерти писателя. В этом доме пятилетний мальчуган научился читать и любить книги, закончил десятилетку в местной школе, а затем даже год учительствовал в небыловской вечерней школе сельской молодежи. Геннадий не смог поступить сразу после школы в Литературный институт, его стихи не прошли отборочный конкурс. Но зато через год Никифоров стал студентом филологического факультета Ленинградского университета, который успешно закончили, получив «свободный диплом», вернулся во Владимир, где был принят литсотрудником в молодежную газету «Комсомольская искра», вскоре стал ее редактором (1959-62 гг.). Работая в «молодежке», Геннадий Никифоров не сбил своего творческого начала. Его критические статьи, рецензии, очерки регулярно печатались в газетах, альманахах «Владимир», «Пробный камень». А во Владимирском книжном издательстве в 1960 и 1962 годах были изданы две его очерковые книжки «В стороне опольной» и «Орел молодой». Спустя еще три года в Ярославле вышла повесть «Попадья», после которой имя ее автора стало известным. В 1966 году Геннадия Никифорова принимают в Союз писателей. И хотя ему еще приходится зарабатывать на хлеб насущный лектором обкома КПСС, заведующим отделом газеты «Призыв», председателем правления областного общества книголюбов, ответственным секретарем Владимирской писательской организации, он все свои силы и способности отдает литературному труду. В том же Верхне-Волжском книжном издательстве выпускаются его книги: роман «Горькая рябина», повесть «Строка в биографии», документальное исследование «В.И. Ленин и Н.Е. Федосеев», рассказы «Через много-много лет». Проза Геннадия Никифорова заметно выделялась колоритным родниковым языком, глубоким знанием жизни. Геннадий Петрович несомненно, был искренним сторонником советского государственного строя, коллективного хозяйствования на земле. Однако в его произведениях было и немало критических страниц, изобличавших негативные явления коммунистического режима. Хочу напомнить, что Геннадий Никифоров одним из первых в стране поставил вопрос об отношениях города и деревни, забил тревогу о так называемых «неперспективных» деревнях, об их неестественном вымирании. Главной темой творчества владимирского прозаика всегда были люди, их поступки, чувства и мысли. Герои его произведений, как правило, простые труженики - земледельцы и садоводы, пастухи и рожечники, те, кто жил с ним бок о бок и дарил ему свои «словечки» и «выраженьица». На моем издательском столе немало лет лежал оригинал- макет его последнего поклона землякам и всем нам, любителям литературы - сборник «Небыловские рассказы», рукопись которого Геннадий Петрович передал мне перед самым уходом из жизни. За полгода до этого грустного дня, мы с известным небыловским баянистом Вячеславом Захаровым зашли к нему в гости. Я, будучи в то время главным редактором альманаха «Владимир» попросил у него - своего старшего товарища по союзу писателей - дать что-нибудь (рассказ или очерк) в только что возрожденный сборник. Так же предложил ему подготовить для областного издательства «Золотые ворота» (в те годы я его возглавлял) небольшую по объему рукопись, в начавшую издаваться серию «Владимирские писатели». Геннадий Петрович, помню, обрадовался и тут же прочитал нам, а затем передал в альманах очерк о поэте Василии Барынкине и воспоминания о приезде во Владимир московских поэтов Павла Антокольского и Беллы Ахмадулиной. - А насчет книжки, я тоже что-нибудь придумаю - пообещал он, провожая нас до ворот своего небыловского дома. Очерки в альманахе «Владимир» вышли, вызвали интерес у читателей, а вот с рукописью, а точнее с выходом его книжки получилась задержка. Серия «Владимирские писатели» перестала финансироваться. Передавая мне свою рукопись «Небыловские рассказы», Геннадий Петрович счел нужным ее прокомментировать: «К сожалению, я не писал специально под это название. Будь бы так, то и книжка получилась бы совершенно иной по строю и содержанию. В ней, возможно, обозначился бы какой-то сквозной сюжет и общий угол зрения. Здесь же этого нет, так как рассказы писались в разное время, на протяжении почти двух десятков лет, независимо один от другого. Печатались они тоже врозь, в книгах, между которыми пролетали годы. Поэтому объединяет их не общий замысел, а нечто иное, по-моему, не менее существенное: небыловские корни». Закрылось издательство «Золотые ворота». Рукопись Геннадия Никифорова я забрал себе, взяв на себя ответственность за ее судьбу, не теряя надежды, что она все-таки будет издана. И это случилось в канун 80-летия со дня рождения писателя в 2009 году. Заканчивая рассказ о Геннадии Петровиче, хочу добавить, что земляки помнят и чтят своего писателя-летописца. Регулярно на малой родине в селе Небылое проводятся «Никифоровские чтения», на них из Владимира и других городов области приезжают писатели, актеры, музыканты, читатели, поклонники его таланта. Местная библиотека с 2006 года носит его имя.
ПОПАДЬЯ Отрывок из повести
Алексей решил подарить Дине нынешний день: с её настроением далеко ли до размолвки. Один шаг... Он уже настроился уходить, когда в церковь вошла незнакомая пожилая женщина. В её поведении было что-то странное. Не успев перешагнуть порог церкви, она боязливо оглянулась, будто за ней кто-то гнался. Проходя мимо окон, ускоряла шаг и снова с боязнью бросала взгляд на улицу. Алексей встревожился, подумав, что женщину и на самом деле кто-то преследует. - Что с тобой, дочь моя? - участливо спросил он, и голос его гулко разнесся по церкви, заставив женщину вздрогнуть и остановиться. - Ты от кого-то бежишь? Женщина преобразилась: в её глазах загорелся огонёк радости. Она бросилась к отцу Алексею. - Наконец-то... Наконец-то я смогла увидеть молодого батюшку. - Она бесцеремонно стала рассматривать его, будто перед ней находился манекен, а не живой человек. - Нет, не зря бабы болтали, что послал нам бог молодого да красивого пастыря... Отцу Алексею похвалы пришлись не по вкусу. Он нахмурился, сложил руки на груди. Сухо спросил: - Надеюсь, ты пришла сюда не за тем, чтобы разглядывать меня? - А как же! Уж вот, поди, ты здесь целую вечность служишь, а я до сих пор не видела... - Тебе следует прийти в другой раз. У меня дело, и я спешу. - Что ты, батюшка! — не на шутку испугалась женщина. - Извини меня, дуру старую, если что не так сказала. Христом-богом прошу - не уходи. Я ж сюда, к тебе, из Мордвинова занарок прибежала. Да ещё тайком от мужа, ирода окаянного. Ведь кабы не он, я бы с самой первой твоей службы церковь навещала. Не пускает. В избе, как в тюрьме, держит и на работе глаз не спускает. Я уж и так и сяк - и уговорами, и угрозами. Ничто не помогает. Из-за него великий грех на душу взяла: послушалась его, храм божий забыла. А дома что толку голым стенам кланяться. Опять же он иконы все, прости господи, в навозную жижу выкинул. Вот ведь что натворил... До этого женщина тараторила, оглушая отца Алексея потоком слов, а тут вдруг всхлипнула, умолкла и уже изменившимся, плаксивым голосом продолжала: - Терпела, терпела я от него, а нынче вот не выдержала. Не хочу больше грехом душу пачкать. Теперь пусть что хочет делает... Так ты уж, батюшка, сделай милость, не уходи, утешь грешную. Исповедуй, освободи от грехов. На колени перед тобой встану, только выслушай меня. - Хорошо, - согласился отец Алексей. Женщина низко, как только могла, склонилась перед священником. - В чём же ты хочешь покаяться перед богом? - тихо, хотя во всей церкви больше никого не было, спросил отец Алексей. - Так ведь я ж тебе всё от начала до конца растолковала. В том и грешна, что святою церковью пренебрегла. Господу давно не молилась. - Видит бог, не забыла ты его... Ещё в чём? - Дитя малое некрещеным осталось. И опять же мужик не позволил. - А не пыталась ты переубедить своего мужа? - Убедишь его! Начну на своём настаивать, поднимет кулачище, грозит. А он, ежели стукнет, - быка до смерти ушибёт. - Выпить он любит? - Любить-то любит. Да как партейным стал, редко потребляет. Но уж если выпьет, не перечь ни словом. - И не надо перечить. Денно и нощно следует помнить божью заповедь: да убоится жена мужа своего. - А если он меня в церковь не пускает?.. - Сделай, чтоб пускал. На то вам, женщинам, богом хитрость дана. Женщина выпрямилась, сказала: - Ведь если всё время тайком бегать, как нынче, всё равно когда-нибудь узнает. Шила в мешке не утаишь. - Не таи. И не повторяй нынешнего обмана. Ведь это тоже грех, дочь моя. Нужно, чтоб он сам тебя стал пускать. - Не, не пустит, окаянный... Всяко пыталась... - Подумай хорошенько. Раз он вино любит, можно чего угодно добиться. Купи ему четвертинку... - Четвертинок не напасёшься. Да и впрок это не пойдёт. Пьяный он ещё упрямее. - Ну, сама придумывай, что сделать... А пока целуй крест да причастись. Он сунул к её губам крест и после того, как она чмокнула, стал готовить чашу для причастия. - Испей... Женщина приняла от него ложечку с каплей красного вина, перемешанного с крошками просвиры, и стала всасывать в рот сладкую кашицу. А над её головой раздался бархатный баритон: - Причащается раба божия... Звать-то тебя как? - Клавдия. - Причащается раба божия Клавдия во исцеление души и тела... Клавдия многократным «спасибо, батюшка» отблагодарила отца Алексея, хотела сунуть ему в руку хрустящую трёшницу. - Нет-нет! Мне не надобно, - остановил ее священник. — На ремонт храма пожертвуй. Уже не оглядываясь ни на окна, ни на лики святых, Клавдия точно на крыльях полетела из церкви. Только у выхода, заметив урну с надписью «На ремонт храма», остановилась и сунула трёшницу в узкую щель. Не успела и шага сделать от урны, как дверь раскрылась и через порог переступила Тоня. «Не суждено, знать, мне уйти к Дине», - подумал отец Алексей, с любопытством рассматривая приближавшуюся к нему девушку. Он даже не успел подосадовать на её несвоевременное вторжение: сразу же заметил, что незнакомка была совсем молоденькой. Такие к нему еще не приходили. - Я была у вас дома... Я... - Девушка запнулась. Отец Алексей, увидев вспышку румянца на ее щеках, поспешил прийти на помощь. - С тобой что-то случилось, дитя моё? — мягко, участливо, точно ребёнка, спросил он. - Говори, не стесняйся: мы здесь одни, нас никто не услышит. И эти стены будут хранить твою тайну до конца дней твоих. - Мне нужно с вами поговорить... И опять запнулась. Где же та решительность, с которой она шла к священнику? Как сможет рассказать обо всём, что с ней случилось? - Что же ты молчишь? Говори... Она медленно подняла голову, их взгляды встретились. Тоня увидела, какие ласковые и добрые глаза у отца Алексея. Как голос. И она подумала, что не напрасно шла сюда, надеясь на сочувствие и утешение. С чего только начать? - Не стесняйся, дочь моя, побори свою робость. В этот храм свои тайны и покаяния несут все, кто верит в бога и его милосердие... - Но я не верю, - тихо ответила Тоня, густо покраснев. - А так ли, дочь моя? Вера в бога тобой, может быть, ещё и не осознана, но она в тебе есть. В каждом из нас живёт бог, и его невозможно отделить от себя. Тебе кто-то внушил неверие, заставил забыть о всевышнем. Но в этой ошибке ты когда-то раскаешься. Господь наш, - отец Алексей указал пальцем на купол, - милостив и добр. Он приносит успокоение всякой мятущейся душе, пусть даже заблуждающейся. Вот и ты, я вижу, чем-то обеспокоена и нуждаешься в помощи божьей. Не так ли? - Так... - Не таись же, раскрой свою душу. Он терпеливо ждал, пока девушка поборет в себе излишнее волнение и соберётся с духом. Чувствовал, что сумел привлечь пташку сердечностью и добротой. Робка, пуглива, а назад, пожалуй, уже не вылетит. Впрочем, он и сам умилился и растрогался, заметив на её лице и смятение, и расположение к нему. - Вижу, трудно тебе, дочь моя. Не можешь говорить, так промолчи. Господь мысли твои прочтёт, мольбу твою услышит...
