Латышев Григорий Васильевич (1937-2008) – поэт, переводчик, член Союза писателей РФ и Союза журналистов РФ, старший редактор Владимирского отделения Верхне-Волжского книжного издательства.
Григорий Васильевич Латышев
Григорий Васильевич Латышев родился 10 апреля 1937 года в станице Каргалинская Ставропольского края (с 1957 г. - Шелковской район Чечено-Ингушской АССР, в настоящее время – Республика Чечня) в казачьей семье, принадлежавшей к большому, богатому и влиятельному в прошлом на Кавказе роду. Детство его пришлось на военные годы.
По окончании средней школы в 1954 г. Г.В. Латышев по комсомольской путевке участвовал в освоении целинно-залежных земель Северного Кавказа — два года трудился трактористом.
В 1956 г. был призван в ряды Советской армии, служил в роте разведки отдельного инженерно-противохимического полка в Киеве. Тогда же в окружной военной газете впервые были напечатаны его стихи.
После демобилизации весной 1958 г. Г.В. Латышев некоторое время работал корреспондентом районной газеты “Путь Ленина” в родной станице, там же перешел на комсомольскую работу: сначала заведующим общим отделом Каргалинского районного комитета комсомола, а затем был избран первым секретарем райкома комсомола.
В 1960 г. Григорий Васильевич поступил учиться на дневное отделение филологического факультета Саратовского университета, через два года – на журналистский факультет Московского Государственного университета. По окончании университета в 1967 г. работал корреспондентом областных и городских газет Дагестана и Чечено-Ингушетии. Помимо корреспонденций, на страницах газет печатались и его стихи.
Весной 1970 г. Г.В. Латышев переехал на постоянное жительство в г. Владимир.
Здесь трудился корреспондентом газеты «Комсомольская искра», затем – в газете «Призыв». В 90-е годы сотрудничал с газетой «Всполье».
В декабре 1972 г. принят в Союз журналистов СССР.
С 1979 по 1991 г. Г.В. Латышев работал старшим редактором Владимирского отделения Верхне-Волжского книжного издательства. Под его редакцией вышло более 120 книг – художественной, краеведческой и научно-популярной литературы по различным отраслям знаний.
Член Союза писателей СССР с 1990 г. (с 1991 года - член Союза писателей России).
В свет вышли два сборника его стихов "Воздух Родины" (1984) и “Цвет времени” (Верхне-Волжское книжное издательство, 1984 г. и 1986 г.) и сборник его переводов стихов узбекского поэта Сайяра “Тутовник” (Ташкент, 1984 г.). В 1990 г. в Верхне-Волжском книжном издательстве был напечатан еще один сборник стихов Г.В. Латышева "Кому не лень" (1990). Все последующие сборники стихов Г.В. Латышева были выпущены различными книжными издательствами г. Владимира на средства автора, его друзей и доброжелателей. С середины 1990-х до середины 2000-х годов были изданы более десятка сборников поэта: “Строка” (Стихи. - Владимир, 1994. - 64 с. Книга - размышления о нашем сложном времени, о судьбах России и русского человека.), “Любимая, прости...”, “Не верь, не бойся, не проси...”, “Пепелище”, “Валуй, не балуй”, “Ожог”, “Набат”, “Шапкой оземь”, “Избранное”, “Бейся там, где стоишь”, “Жменя”, “Ни шагу назад!”. Выход последнего сборника “У каюка” приурочен к 70-летнему юбилею Г.В. Латышева в апреле 2007 г. Первые книги поэта по характеру лирические, в них преобладают произведения, посвященные теме труда, освоению целины, пейзажные зарисовки, стихи о любви, творчестве. Более поздние стихи — преимущественно гражданской, патриотической направленности. Жанр своих последних сборников сам поэт определяет как «политическая лирика» и «политическая сатира».
Г.В. Латышев активно участвовал в работе Владимирского отделения компартии РФ, в общественной жизни города и страны. Он был участником событий октября 1993 г. в Москве на стороне защитников Дома Советов. - В трагические дни сентября-октября 1993 года он тайком от жены поехал в Москву и встал в ряды защитников Верховного Совета, - вспоминает Геннадий Тестоедов, в недавнем прошлом депутат Законодательного Собрания области. - Моего друга на Красной Пресне чуть было не расстреляли, но он не дрогнул перед опасностью, а переубедил человека в камуфляже и с автоматом в руках в ошибочности его намерений - лишить безвинного человека жизни. Не этот ли случай послужил отважному поэту поводом для написания его новой книги «Бейся там, где стоишь!»? Тираж этой книги, составляющий всего 500 экземпляров, автор почти полностью раздарил ветеранам войны, которые, помнится, пришли на празднование очередной годовщины Великой Победы. Тогда на Соборной площади во Владимире выстроились в ряд около 200 новеньких автомобилей «Ока», предназначавшихся участникам войны. Автор сам подходил к каждой машине и в отсутствие хозяина оставлял на лобовом стекле один экземпляр, предусмотрительно зажав его «дворником». Очень трогательная выходила картина. Сколько владимирцев - любителей настоящей поэзии - вновь таким вот неожиданным образом узнали правду жизни от поэта Григория Латышева! Любопытно, что этот сборник завершается стихотворением, оказавшимся пророческим. В нем поэт предсказал время своей смерти. В самом деле: «Поскитавшись вдоволь по Руси, делаясь изыскрившимся старцем, сам себе я стал невыносим, - но все так же, Господи прости, я хотел бы около осин, елей, кленов, верб твоих, как сын, выпавший зернинкой из горсти из твоей на землю с небеси, - пусть и дальше нищим и босым! - лет с пяток еще бы поскитаться…».
Григорий Васильевич пристально следил за нарастающим движением казаков в России, участвовал в создании и работе Владимирского казачьего землячества.
За гражданскую позицию, патриотизм, нашедшие отражение в его творчестве, в 2005 г. Г.В. Латышев был награжден памятной медалью “К 100-летию М.А. Шолохова”, в 2008 г. отмечен премией имени писателя В.А. Солоухина.
В последнее время Григорий Васильевич тяжело болел. Друзья и знакомые знали о его недуге.
Умер Григорий Васильевич 31 июля 2008 года во Владимире.
После смерти Г.В. Латышева 31 июля 2008 г. в г. Владимире документы его личного архива были переданы его вдовой, Колесовой В. П., на основании личного заявления Г.В. Латышева от 08.07.2008 и сдаточной описи от 24. 07. 2008, на хранение в Государственное учреждение Владимирской области “Государственный архив Владимирской области” (ГУВО “ГАВО”).
Атака Атака - жуткая пора. И это глупости, поверьте, что будто бы кричат "Ура!", когда идут навстречу смерти.
Это потом, сгущая в мёд людскую кровь в столбцах реляций, весёлый писарь наведёт на то, что было, ровный глянец.
Ну а пока, слепей, чем крот, прощая всех, пред всеми каясь, идёт безумие вперёд, хрипя, мыча и матюкаясь.
Поскольку тут судьба одна у выжиги и филантропа: оставить разум весь до дна на дне угрюмого окопа.
И лишь фиксировать в тоске, скользя по трупам и по крови, как враг тебя на языке своём с неменьшей страстью кроет. 1988
* * * Мой предок знал, что ложь - сестра родная мести. И, спать ложась, он нож держал на видном месте.
Другой, времён Петра, хоть не обидел мухи, но ручку топора подкладывал под ухо.
И третий, мне в пример, не думал злу сдаваться. И часто револьвер торчал из-под матраца.
Не рвусь с просмотра снов я тоже к катафалку. Затем, где много псов, всегда гуляю с палкой.
Надеюсь, что и внук, продолжа род наш длинный, не выпустит из рук увесистой дубины.
1986
* * * Хорошо живётся на Руси, если смыслу жизни не переча, ты и сам, без окрика: - Неси! - груз забот берёшь себе на плечи.
Кто-то отсидеться норовит. Учит жить, а сам - погряз в покое. Весь мой род, казачий, знаменит был он у России под рукою!
Как повелевали времена, не юлил, а рвался в лобовую. И держал в порядке стремена, плуг, коня и шашку боевую.
Род ни в чём судьбе не задолжал, хоть она и не благоволила. Хлеб растил и воинов рожал, в должный час достойно шёл в могилы.
Впрочем, и в сырой могильной мгле пращуры мои не отдыхают: строго смотрят, как я о земле тут забочусь... Если плохо - хают. 1969
ДОЛГ Я в этот мир был вызван неспроста любовью матери, отцовой нежной силой. А для того, чтоб эти вот места, пока живу я, были за Россией.
Чтоб не сбивала с толку никогда ни ложь врага, ни сказки краснобая. Чтобы текла святая здесь вода, цвели сады и млела даль рябая.
Я знаю - помню: жизнь вручалась мне не для топтаний около обочин - я должен быть, как шашка при ремне. И этот долг мой вечен и бессрочен.
Но ты, Россия, - тоже гни своё: не позволяй, чтобы тебя до ручки вдруг довели сутяги и жульё, бездельники, глупцы и недоучки.
*** «Не верь...», «Не бойся...», «Не проси...». До той поры, по крайней мере, покамест от врагов Руси останутся лишь пух и перья.
Не верь посулам трепача, не бойся быть с друзьями строже и не проси у палача, чего он дать тебе не может.
ОБРЕЧЕННОСТЬ А жизни суть - проста и кратка: в ней я - солдат, а ты - солдатка.
От этой правды, ясной с детства, нам никуда с тобой не деться.
Что это так, по всей России об этом ведают осины, об этом знают тополя, берёзы, клёны - вся земля.
И пусть не морщит лоб учёность: прекрасна эта обречённость!
ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА Ещё не каждому видна, но в очаговой фазе идёт гражданская война, затеянная мразью.
Пока она - как та болезнь, что подает симптомы: и вроде нет её, и есть, и далеко до комы.
Так начинается гроза: ни тучки в нёбе синем, а придорожная лоза оделась в росный иней.
Похоже дышит, присмирев, вулкан в пространстве горнем: нет ничего, а у дерев потрескивают корни.
И так, в метельный день иль дождь, идя на паперть, нищий впервой на всякий случай нож суёт за голенище.
*** Жизнь была бы наважденьем, роком тяжким, злой бедой, если б слиться в наслажденьи не давала бы с тобой.
Лишь одно терзает бремя, что из света в царство тьмы торопясь уходит время, а за ним уходим мы.
Но и там, за той чертою - пусть то будет рай иль ад - верю: веткой и листвою слить творец нас будет рад.
Чтоб живые, век за веком, понимали, видя нас, для чего же человеку жизнь даётся всякий раз!
*** Всё начинается с сочувствия - как путь с порыва и с напутствия, как долг - с умения любить. На этом свете мало - быть! А надо в чём-то состояться, чтоб, и уйдя навек, остаться... Чтоб в всплеске веток и травы живым казалось: это - вы... Ведь, право, было б слишком просто пройти от люльки до погоста, не потеряв, не обретя, - шутя!
*** Я не искал другого счастья, чем жить, печалиться, творить среди людей, где за участье не любят вслух благодарить.
Где понимают с полуслова твою и радость, и беду. И где у слухов бестолково не ходят, нет, на поводу.
Где каждый человек - как завязь заботы, правды и добра, которая, земле на зависть, раскроется - придёт пора...
Источник:
ПИСАТЕЛИ ВЛАДИМИРСКОЙ ОБЛАСТИ: биографии, произведения, фото/ [редкол.: В.Л. Забабашкин и др.] - Владимир: Транзит-ИКС, 2009. - 376 с.: ил.
ГРИГОРИЙ ЛАТЫШЕВ НАБАТ стихи (политическая лирика) Владимир 1999 г.
НАБАТ Я всполошился: где страна? И удивился - ёлки-палки, подранком день и ночь она ворочается в катафалке.
Спросил людей: «Где фронт, где тыл?» Увы, скупы их были вести. И я сказал себе: “Где ты - там фронт и тыл: пойми и действуй...”
Так душу гордую свою я протащил сквозь недра ада, чтоб в предстоящем мне бою она вела себя, как надо.
Отныне и на весь свой век - остатний, горний, неминучий - не знаю кто я: человек по сути или гад ползучий.
Но кто б я ни был, а тот зверь, что землю опозорил сдуру, пускай готовится теперь в порядке платы выдать шкуру.
* * * Как хочется любить и жить, идти-шагать вперёд и в горку, гнездо весёлой птахой вить, смешным зверьком лелеять норку.
Тащить тяжёлый груз забот по пепелищу неудачи; искать, не унывая, брод, где он, возможно, не маячит.
Но счастья сладкая струя выводит лодку жизни к драме, едва мы чашку бытия поймаем жадными губами.
И на излёте этих дней, всё, что прошло и отмечталось, становится стократ родней н ам, нежели тогда казалось.
* * * Для меня, как острый нож, когда с шумом и наскоком о моём народе ложь селевым течёт потоком.
И спасибо тебе, Русь, за систему корневую, на которой я держусь, сберегая тварь живую
всякую - и ту, что ест плешь мою, как предкам ела.
Но, прости, как надоест, вот тебе поклон и крест - я взорвусь! И - будет дело...
Впрочем, я вполне уже, в обоснованности строгой, пребываю в мятеже - жду соратников в подмогу.
* * * «Если я заболею, к врачам обращаться не стану…» Ярослав Смеляков Когда заболею, к врачам обращаться не стану. Поскольку вопросы: а где я деньжонок достану и кто меня будет лечить, если я не премьер и если я русским родился в России Иваном, а, значит, гоним всеми со свету с места в карьер.
Когда заболею, к врачам обращаться не буду. Зачем предаваться впустую ненужному зуду: быть сильным, здоровым и твёрдо стоять на своём, коль рядом с тобою с отравленной чашей Иуда и с мыслью тебе он не даст оставаться вдвоём.
Когда заболею, к врачам обращаться не надо, - скажу я родне своей жестом ли, словом ли, взглядом... - Прислушайтесь, светлые ангелы тихо поют. И что состоялось, что прожито было, то ладно, довольно, годится, поскольку каюк так каюк.
* * * Александру Проханову Власть пинцетом не берут, как червя или лягушку, а - выкатывая пушку и громя её редут.
И причём, не как курьёз, а как пресеченье краха: основательно, без страха, наступательно, всерьёз.
Понимая-помня цель поведенческую линий: если Зимний - значит, Зимний, если Кремль - то, значит, Кремль.
Не снуя туда-сюда, не бах-бах - и мимо-мимо. А как брали дом Амина в досточтимые года.
С ничего, с трухи, с песка, силой главной и обозной - как чеченцы брали Грозный, когда скурвилась Москва.
* * * Ты прости меня, моя подруга, что тебе я не дарю цветы. Перекрыла ценовая вьюга все дороги в царство красоты. Но на этой горькой и печальной на земле, сбивающей нас с ног, ты сама есть главный, изначальный и неподражаемый цветок.
* * * В стране под крики, всхлипы, стоны идут большие перемены: всё меньше хлебы и батоны, всё выразительнее цены.
Благополучие прилавков встаёт с неодолимой силой, как беспримерный вид удавки, в которой вздёрнута Россия.
Так будет, видимо, покуда не надоест до спазм обвальных метаться трудовому люду меж молотом и наковальней.
* * * ...в сплошном безбрежии людей всегда не более десятка святых носителей идей людского счастья и достатка.
Но редко кто их слышит зов, поскольку в этих же порядках шагают тысячи козлов, готовых всё смести на грядках.
Такой козёл, воссев в Кремле, от корневищ судеб до листьев сам смысл жизни на земле сведёт к распутству и корысти.
А это - смена всех знамён и новых диких прав качанье, порушенная связь времён и безнадёга одичанья;
откат неудержимый вспять - туда, где власть свои повинны низводит к праву управлять народом с помощью дубины:
устроить где-то Карабах, полезть в Чечню, ретироваться, и с новой жертвою в зубах где-либо снова красоваться...
* * * У них дворцы и мерседесы, Канары, прочее шмутьё. У нас свобода: сквозь завесы смотреть на их проделки с прессой и теми, кто огрёб её.
У них доходы не по ренте и накопительский скулёж. У нас по лавкам злые дети, в башке туман, а то и ветер, в кармане на аркане вошь.
* * * Эй вы, отъетые начальники, в каком и кто вас делал тальнике, березняке иль сосняке - и чем? - Коль так легко и смаху вы решились землю Мономахову пустить в преступное пике.
Я судьбам вашим не завидую, хоть нынче ваши Кремль, Завидово и сочинские лопухи - перед родительскими землями крутиться вам ужами-змеями придётся за свои грехи.
ПОРТРЕТЫ ВОЛКОГОНОВА 1 У нас теперь историк тот, кто в русской жизни сукин кот, трепач, подонок, мародёр. И ладно, если бы позёр -
опричник духа, живоглот, не взятый нами в укорот, босяк ползучий, он не видит, какой народ он ненавидит, над чем заносит свой топор...
О, как печально он изыйдет! август 1991 г.
2 С лицом бледнее, чем слюда, открытей, чем у печенега, лежит - ни срама, ни стыда! - Жаль, до народного суда не довезла его телега.
Ушёл в себя? - иль в этот час, внедряясь в новую дорогу, о каждом из живущих нас, оболганных им много раз, теперь науськивает Богу!.. начало декабря 1995 г.
* * * Россию поднимут с колен не Шохин, не Боннер Элен, не Бурбулис и не Шумейко, не Ельцин - крутая скамейка судебная; далее - Ленин, когда в череде поколений он будет прочитан немелко.
Тогда из российской квартиры приблуда, как то: рэкетиры, иуды, манкурты, сексоты, предатели - ниши и соты свои потеряют навеки, и в каждом взойдёт человеке смысл жизни как радость работы.
А не пребывание в драке: кого бы подвергнуть атаке, разборке, поднять на ножи, теперь или позже вложить, подмять, попинать, укокошить...
В том времени, славном, хорошем, - не многим нам выпадет жить...
РАЗДУМЬЕ НА ПРАЗДНИКЕ ГОРОДА Как бы достойный подарок изгою власовский флаг над моей головою в пасмурном небе несёт вертолёт - чёрт меня дёрнул оставить жилище, выйти на улицу в поисках пищи... Как бы тут кстати иметь пулемёт! В памяти зрелой картины из детства: трупная вонь, от которой не деться, не уползти, не уйти никуда; грозные дяди в широких шинелях кашей перловой (иначе - “шрапнелью”) брюха набили, и - брать города...
Многие, многие в жизненных битвах держатся на неподкупных молитвах, но и случается - что предают: это гнилое и мерзкое племя люди и Боги, и всякое время, если и помнят, - то списком иуд.
Ах, как из ямы вонючей, да асом, смотрит когда-то повешенный Власов - как меня гонит эпоха в рабы... Но я туда не признаю дороги. Жёстко сражаюсь, и мне на подмогу - вижу - как братья погибшие, лбы морща, встают, сокрушая гробы... 30 августа 1997 г.
* * * Тоскует зябь, побитая ожогами морозными, ночными, внеогляд. И вдоль неё, как свечи, над дорогами берёзы поминальнее горят.
Но рано ветер песни панихидные затеял на родимой стороне. Бывали годы злее и обиднее, да где теперь покоятся оне.
И этими умоемся печалями, и этой болью отболит душа, под снеговыми шапками и шалями к надежде выжить подвиг соверша.
* * * Есть в нашей непростой среде горластая такая публика без родины и без идей: цена её - дыра от бублика.
Такая публика остра в сюжетах злых суда поспешного. Она - как пепел от костра, неведомо когда сгоревшего.
Она не сеет и не жнёт, но страстью обуянна-вспенена: то Сталина подковырнёт, то за бородку дёрнет Ленина.
Так к телу умершего льва из гнойных ниш людского мусора с одною мыслью: “Есть жратва!" - шакалья выползает шушера,
в чьей гнусной тяге запрещать, что ходом времени возводится, уже не только швы трещат, но и углы уже не сходятся...
ФРОНТОВИКАМ ЧЕЧНИ Сыновья, вы сейчас на такой вот стезе, кто-то сытно жирует на вашей слезе, вашу кровушку пьёт - захлебнутся они непременно в ближайшие самые дни.
Вас бросал на Бамут не простой баламут, не дурак записной, а исчадие смут, укоротов, предательств, убийств, грабежей, потрошитель укладов, систем, рубежей.
Он по шею в мальчишечьей вашей крови. Его тезис двусловен - дави и трави. Ему всё на одно: славянин иль чечен. В нём живет лишь один - истребительный ген.
Он стрелял в ваших братьев, сестёр и отцов возле главных столичных контор и дворцов. В чём вина их была, что им выпало пасть? Там они защищали Советскую власть!
Эта власть поднимала страну из руин, с нею был наш народ беспримерно един. Но пришёл лоботряс, сокрушитель основ и людей превратил в подлецов и ослов.
Не судите чеченцев - придут времена всем деяниям будут даны имена. Но сегодня они показали в бою, как стоять надо всем нам за правду свою.
ЭСТАМ И ПРОЧИМ ЛАТЫШАМ Хоть как о том ни раззвони, а счастья дома и в европах не будет ни в какие дни душе, в которой искони палач соседствует с холопом.
Глядеть на прочих свысока иль унижаясь, - коль припёрло, всё это прочно, на века: так вот иуд берёт рука судьбы суровая за горло.
И, безусловно, будет час, когда из застолблённой ниши раздастся крик: - Спасите нас! - Россия разумом услышит, н о чувством праведным предаст.
И мускулом не шевельнёт! И даже к божеской подсказке помочь -
на много лет вперёд ни хлебом, ни судьбой, ни лаской не отзовётся... Мир - поймёт!
М.Л. Ты - сытый, выхоленный, злой, весь из каких-то грязных линий - какой тебя сермяжный зной иль холод так занафталинил?
За что Россия твою грудь заглянцевала орденами! - Что ты её и свет и путь всё шлёшь теперь к такой-то маме.
И был ли за тобой Ростов, Воронеж, Крымский полуостров? Иль - к пачкам наградных листов имел вполне свободный доступ!
Зачем ты лжёшь своей судьбе, как скиснувшая биомасса, что, инородному, тебе крушила мозг большая раса...
Это отец мой или дед иль братья, сгинувшие в сечи - все рядовые! - в море бед твой облик мяли человечий?!
А, может быть, в крутых штабах, в пустых шестёрках ошиваясь, позволил сам ты в недра лба упасть зерну, чьё имя - зависть!
И вот завидуешь тому, что я - изгой, лихая шкода - не дам Россию гнать в тюрьму “цивилизованных” народов.
Как видишь - я и крошке рад, обычной, хлебной, словно чуду - но за предательство наград искать у Соросов не буду.
Ты даже встать плечо в плечо со мной не прочь, и - в чисто поле. Но знаешь: мощно, горячо тебе я это не позволю.
А будешь лезть... - в конце концов, начало битвы раскрыляя, тебя как плату за отцов, перед полками расстреляю...
* * * Кто любезен, тот и полезен, а кто надменен или суров - таких для дела из их болезней ни опахалом, ни калёным железом на вытащит и тысяча докторов...
* * * Ты разве русская земля - Москва, коль ты и понятые твои в ста метрах от Кремля шатры воздвигли для Батыя!
И сколь ты смуту ни вноси в провинциальные угоры, а беспощадный суд Руси пройдёт решительно и скоро.
Не зря же каждый день чуть свет, и ради нас, и ради внуков, свой исторический ответ осуществляет маршал Жуков.
Он выезжает на коне, чтоб чётко с площади Манежной воздать однажды по вине известной своре беловежной.
* * * Перегревается наш вождь по части деланья указов куда там град и снег, и дождь, чума и прочая проказа!
Постичь, понять, переварить не в силах ни одна контора ни то, о чём он говорит, ни то, о чём забудет скоро.
Для пользы дела он бы мог слегка указы подотавить. Но слишком много возле ног народца мелкого картавит.
Сплошной набор слепней и ос, и мух, вредителей подкожных. И не устроив сенокос, спасти Россию вряд ли можно.
ДИАЛОГ Что там на русской равнине колышется, к счастью ли это иль снова к беде? Это история новая пишется вилами зла да по мёртвой воде. Кто же они там, по сути, по потроху, чести, решимости, чувству, мозгам? Это сдающие оптом и ворохом горькую русскую землю врагам. Это - кто нынче народными банками правит по схеме судьи-пахана; кто нас недавно расстреливал танками, веря, что всё же нам будет хана. Трупные черви, которые кормятся денно и нощно, в свой час и черёд, где только можно, где только обломится от неизбывных российских щедрот. И размышлять здесь особенно нечего, ржавчину лет не размыть кирпичом: были такими они и предтечами, будут такими они и внучьем.
* * * Во дни народного восстанья, в обычной жизни мирных дней ценю высоко не блистанье со мною по воде и суше, огню и прочему идущих разнообразнейших людей, а – постоянство их натуры, основ, привычек родовых: такие сроду ради шкуры играть не станут в “шуры-муры” с судьбой, Отечеством, культурой; такие не дадут Отчизну терзать на паперти идей, губить народ во имя “изма” очередного - средь натур таких не встретишь креатур (Креатура - ставленник влиятельного лица, являющийся его послушным орудием.), глупцов, сутяг, крикливых дур.
ОГРЫЗУХА НА РЕФОРМЫ
Ю.И. Мухину 1 Увы, не первый раз кричат: - Прочь идеалы! Всё - в поруху... - А после с кончика меча Россию потчуют... макухой, обвалом всяческих непрух, огрызками ущербной визы, тугою связкой оплеух, тычков, наездов и ленд-лизов. 2 А ведь же надо дураком быть, чтоб не знать - протуберанцем кто станет рваться прямиком из грязи в князи и к финансам; кто будет рушить в пух и прах серпы и молоты, и звёзды; присвоит всё! - А в северах - тепло и свет, и даже воздух... 3 Так, не пора ль и нам давить на тех, кто взял себе за моду за годом год верёвки вить из шкуры русского народа? А с тем - и обозначить день для забугорного Кощея, когда он должен, чёртов пень, побрить для висилицы шею.
* * * Альберту Карышеву Переносима дней тяжёлых ноша, когда ты в их порядках боевых, нет-нет, да видишь юного Гавроша, сквозь огневую гиблую порошу несущего патроны для “своих”.
Такие нам прокладывали броды, “вели” маршрут и выводили в цель, когда мы сквозь ОМОНовские взводы шли напролом иль дерзостным обходом, запутавшись, крутили “карусель”.
Немало их сгорело в жуткой бездне - чтоб дотянуться нам до их высот, когда-нибудь народ рукой железной их имена, без торопи помпезной, на все свои скрижали занесёт. октябрь 1993 г.
* * * Вождь любых житейских муз, непонятно это разве?! - должен быть, как Иисус, или же, как Стенька Разин.
А иная шелупонь - смертный грех и божья кара, невменяемый огонь, обернувшийся пожаром.
ВОЙНА В ЧЕЧНЕ Её не кончить никогда, ибо она в основе лжива, ибо она одним беда, другим награда и нажива.
Она вся сплошь из антитез, разящих, словно дым угарный: одним рогач, костыль, протез, другим - прогулки по Канарам.
Один в ней мера всех вещей при пресловутом агитпропе, другой - собою кормит вшей, в политом кровушкой окопе.
И эту гнусную напасть не источить в ничто по масти, пока такую терпим власть, а с нею шкурников при власти.
ОКТЯБРЬ 93-го ... В этом взгляде из-под маски чёрной, с прорезью для глаз, не ищи добра и ласки - если есть, то не для нас.
Не пройдёшь, не перемелешь. И одно скажу, одно: не дай Бог таких вам зрелищ - там конец, отстойник, дно.
Хруст костей под бэтээром, в пене розовой ребро и порушенная вера окончательно в добро.
Стойкий запах формалина, тлена, пота гнусных дней и намёк, что всё - едино: жизнь... и смерть, и что за ней.
* * * Ты нравишься мне, мой народ: тебе дерьмо в мозги и глотку вливают - ты, как прежде, горд и в тех же дозах глушишь водку. Тебя, как конского жука, по всем навозным тащат кучам. А ты мечтаешь - остака- ниться скорей, на всякий случай. Ты знаешь, отчего вдруг вой встаёт на планетарной трассе? Затем, что с трезвой головой ты очень умникам опасен.
* * * На философских этажах и в исторических подвалах я постоянно на ножах, в открытой драке и скандалах.
Переворотчики цитат, событий, фактов, правды божьей считать по осени цыплят не собираются, похоже.
А зря! Ведь как и повелось, содеянной эпохи корни пронизывают всё насквозь, и чем труднее, тем проворней.
И вождь, в развал страны свой взнос по запредельной внёсший квоте, вдруг с той же прытью и вразнос выруливает в патриоты.
Когда он прежние главы начнёт крушить, менять местами, то как заговорите вы и как завертите хвостами!
* * * Ещё вы, люди, далеки, чтоб из ярма повынуть выи, а псы уже сторожевые на вас оскалили клыки. Еще вы только кое-как почёсываете в затылке,- по вашим чашкам ложкой-вилкой бежит налоговый ясак.
Ещё вы впитываете яд, текущий из телеэкранов, вас раздевают, как баранов, стригут и режут и едят.
Но и они уже пищат... Поскольку знают: будут сроки, за всё вы спросите жестоко, чубы и кости затрещат.
Предельно будьте выше касс! И это - главное... А кроме - не забывайте псов: их кормят, чтоб завтра натравить на вас.
* * * Тогда начнём мы Родину беречь, когда душа обидно встрепенётся, рука на обоюдоострый меч опустится и тут же с ним срастётся. А коли так, то выходов тут два, никто за их итоги не осудит: не самый лучший - голова в кустах, другой - в крестах вся грудь, а там - что будет, Есть третий путь; он не подходит нам: уйти в кусты и с головой укрыться, глядеть, как братья наши будут биться, разыскивая нас по сторонам...
Не дай, Господь, для этого родиться!
* * * Только радио таскать за чубы начнёт кого-то - верный признак, что Москва на пути к перевороту.
Чаще это горстка слёз, вялый, рыхлый межсобойчик. Но бывает, что всерьёз с танков трахнут, между прочим.
Для чего и чей указ? - это мелкие детали: тут ведь важно, чтоб у нас "наши” “ваших” чётко знали.
Надо “наших” на корню сходу вывести в излишек?! - Нет проблем: даёшь Чечню, и гони туда мальчишек...
Повелось - и никуда! - в ритме танго и ламбады за бедой идёт беда, - жизнь сродни тюрьме и аду.
Но допляшется танцор: по его широкой вые не один уже топор плачет в эти дни в России.
ПРАВИТЕЛЬСТВО Кричу ему: “Верни долги!”, оно с угрюмством нелегала воспринимает лишь "до-лги!"... И - лжёт! - как будто мало лгало.
* * * Любимая, не мельтеши со словом праведным укора. Не забывай: ушиб - ушиб, и заживает он не скоро.
Я прав, не прав иль ты права иль не права, в мгновенье гнева всё это только лишь дрова, сгоревшие для обогрева.
А есть тепло, о чём тужить - колёса наши и вериги, пока на свете будем жить, никто за нас не будет двигать.
Вот так. Давай слезу утру. Согласен: плохо, впору плакать. Но ведь житейскому костру совсем без надобности слякоть.
* * * Поскольку стало холодать, а небо - покрываться тучами, не грех, пожалуй, и поддать по каждому такому случаю.
А решено - на стол мечи картошку мятую с селёдкою и одиночество лечи, как повелось в России, водкою.
Но вовремя остановись: ещё ведь, право, не смеркается и завтра тоже будет жизнь, а с нею повод пить и каяться.
* * * Baд. Баранову Всё вылизано и всё не ржаво, всё выверено до заплат - понятно, что Окуджава, вот именно, что Булат.
Вот именно, что не острый, но бойкий среди шпаны, которой всегда не по росту были размеры страны.
Чей дух и качлив и жидок, и безобразно кичлив - им Родина пережиток, а, по-бендюжному, миф.
Потомственные гуртоправы и местечковая гнусь, не могут не влить отравы в измождённую Русь.
Ты в них, хоть пол-Солнца вбухай иль лучший библейский стих - запах корыт и кухонь не истребится в них.
* * * Среди живых любой пчела, а край родимый - соты, и каждому даны крыла с рожденья для полёта.
Когда на краешке судьбы осмотримся печально, увидим, что мы все рабы идеи изначальной:
качать во все лопатки мёд, чтоб делать жизнь уютней, кому он попадает в рот. А в основном - для трутней.
* * * Говорят, мы много пьём - по даримой нам погоде мы не пьём, а что-то вроде в печку валенки кладём.
Дабы душу отогреть; - чтобы тем, кто строит козни, харакири не сморозить иль дубиной не огреть.
Вот смотри: в разгаре май. Май июню тянет лапу. Чу! Мороз бежит по трапу - телогрейку надевай.
Это - жизненный калкан. Тут и камень взвоет волком. Чтоб не взвыть, стоит на полке, улыбается стакан.
Наливай и пей до дна. И хватай лопату в зубы и копай - а скажут грубо о тебе, пошли их на...
* * * В сквозняке перекроя и давки я не стал ниже скошенной травки, как и тише застойной воды: под ногами кучкуются шавки, но плевать я хотел на их гавки, на их лаи - я выше беды! -
Не останется камня на камне от того, что бросала толпа мне с дня рожденья в лицо, и весь век, ибо честно я потом и кровью, соком нервом с великой любовью к сути той, что в себе человек божьим замыслом должен упрочить, шёл путём, не который короче, а как ходят большие из рек.
МОСКВА 7 ОКТЯБРЯ 1998 г. Сбежавшей наконец-то из кутузки - куда девалась прежняя тоска! - мне видится с Васильевского спуска, столь милая моей душе Москва. Её плакаты, фото и знамёна высвечивают на крутом плато мерзавцев и героев поимённо, подчеркивая, кто из них есть кто. Я был не прав в своих былых сужденьях, что от Москвы остался только звук - похоже, долг святой освобожденья она теперь не выпустит из рук.
* * * Горько мне, если, злясь и пиная, вдруг в запале начнут обвинять тех, кто рвётся под небо Синая или дальше куда-то слинять.
Вольным воля - замечено точно, А спасённым, как водится, рай. И пока не поставлена точка на последней черте, - выбирай.
То ли, это иль что-то иное. Это право твоё от Творца со времён заполошного Ноя, к нам вплотную, и так до конца.
Я и сам эти грустные дали, может, бросил бы псине под хвост. Но куда я от светлой печали над башкою разверзгшихся звёзд!
И куда от тропинки к погосту, с коей многое в жизни видней. Обижаться на Родину просто. Понимать её много трудней.
РУССКИМ ОФИЦЕРАМ Уж ежели невмоготу, зачем же просто так стреляться - войди в контору в ту иль в ту, ополовинь огнём начальство. Я этой истине елей не лью - но мне подспудно мнится, что будет много веселей в аду с мерзавцами томиться.
* * * Ещё когда она лежала в утробе матери, в уста её ей дьявол вставил жало змеи очковой неспроста. Тем самым он вменял: отныне и до последних дней круши смертельным ядом слов святыни славянской и иной души. А Бог подумал: “В ходе оргий - коль быть таким - и на неё не преминёт святой Георгий найти в загашнике копьё...”
* * * ...А чтоб тебя под жернова не кинул молох смертной скуки, запомни, внук, как дважды два, совет из дедовой науки.
Мне преподал этот совет мой дед, ему - его предтечи. Звучит он так: коль клином свет сошёлся, знай, что клин - не вечен.
Увидел: враг верёвки вьёт, ты гни своё, - резвей пострела взлетай на бруствер, и - вперёд из зоны гиблого обстрела.
Ибо лишь трус или дурак не верит, по тщете напрасной, что в сотни раз огонь атак в чужом окопе безопасней!
* * * “По главной сути жизнь проста: его уста, её уста..." Василий Федоров По главной правде жизнь проста - она разделена без фальши на До рождения Христа и что последовало ДАЛЬШЕ.
В ней два потока, две струи, они из одного истока. И потому идут бои меж ними долго и жестоко.
Всё будет так, КАКИЕ мы окажемся в своей задаче: иль подчинимся князю Тьмы или дадим - напротив - сдачи.
Сумеем, нет ли, до основ дойти в немыслимом аврале, - когда само понятье слов посланцы князя переврали...
А Бог - Он только рефери... И ты Его в смертельном действе за неучастье не кори и на себя в борьбе надейся.
КРАСНЫЙ ФЛАГ По краешку обожжена морозцем ночи, утром роща так смотрится, будто она огромный красный флаг полощет.
Смотрю, и мысль о флаге в нить сложилась: "Надо ж, в знойной хмари, смогла не только сохранить, но и нисколько не состарить!”
В каких хранила сундуках? В каких складах... - Не в этом дело! - Тут важно то, что так в веках ей поступать на свете белом...
Конечно, хмурый радикал её не раз под корень срубит. Но слаб пигмей! - И идеал, созвучный ей, он не погубит.
Младая поросль в новый век в порхнёт под знаками предтечий. Таков и русский человек - как кто б его ни покалечил.
Своя ли власть иль пришлый враг - и тем и тем одна судьбина: раскоп, могила иль овраг и кол добротный из осины.
* * * Л.И. Курганову Да кому мы нужны, ради Бога, чтоб подслушивать наш разговор: даже если и так, то дорога наша с их не схлестнётся в упор.
Укатают высокие горки и под корни метнут чабреца и глупца, избежавшего порки, и избитого в смерть мудреца.
То ли, это - не всё ли равно нам! - я то лично довольно привык отираться в предбанниках зоны за не очень мой ловкий язык.
Ну подслушают - выкатят бочку! - и покатят, - раздумий не трать: кто последнюю отдал сорочку, с того кожу лишь можно содрать.
Говори, не стесняйся, не думай, все свободу считают тюрьмой - и кто мрачно таскается с суммой, и кто весело бродит с сумой.
МАРТ Ловко, без промашки, и в теченье ночки, вылез лист из почки в золотой рубашке.
Смотрит, страха полон, на рассветный пламень, а на сердце камень: мол, куда попал он!
трепетно, спесиво, но, поняв, - в Россию, думает: «Го-ди-тся!»
* * * Смирять себя молитвой и постом я не умел, но будет мне прощенье, что не крутил я никогда хвостом ни перед кем, а в деле непростом не скатывался до маразма мщенья.
Мне все печали были дороги, поскольку есть в печалях свет и радость, а факт, что чьи-то слаще пироги, с какой бы сам я ни вставал ноги, меня нигде не повергает в зависть...
Вот так придёт и главная печаль, когда Земля сгорит в последнем взрыве - исчезнет человечество, и даль, и высь, и ширь растают и скрижаль и суть вещей провалятся в бескрылье.
И раскалённый, всё мертвящий газ, уйдёт кипеть в межзвёздные стихии и только Бог в нём будет видеть нас - когда-то живших - а средь общих масс: сынов и дочерей моей России!
Так золотой и заповедный Дух от бездыханной плоти Он отделит и даст ему возможность без порух вновь воплотиться для житейских вьюг и новых мук в звенящем кровью теле.
