Церковь Сергия Радонежского и церковь Боголюбовской иконы Божией Матери в с. Жерехово
Жерехово — село в Собинском районе Владимирской области России.
К югу от дворца находится кирпичная церковь Сергия Радонежского. Она выдержана в стиле барокко, одноглавая, в два света; при ней трёхъярусная колокольня почти одной высоты с храмом. Единое декоративное убранство показывает, что церковь и колокольня возведены одновременно. Постройка характерна для своего времени, а для владимирского края уникальна. Это оригинальный усадебный храм, по высоте, кстати, равный башням дворца.
Церковь села Жерехова в книгах патриаршего казенного приказа под 136 годом (1628) записана так: «церковь Преподобный Сергей чудотворец в селе Жерехове в вотчине Татьяны Ивановы жены Всеволоцкаго дани семь алтын две деньги». В писцовых Владимирских книгах 161 году (1653) у оной Сергиевской церкви написано: «двор попов, в приходе 13 двора, пашни церковныя земли 10 четвертей в поле, а в дву потому ж, сена 30 копен».
В переписных писцовых 1703 года книгах при Сергиевской церкви значится: «поп Семион, в приходе 61 двор, пашни церковныя земли 5 четвертей в поле, а в дву потому ж, сена 20 копен».
В 1731 году вместо обветшавшей деревянной Сергиевской церкви в Жерехове упомянутым владельцем села Алексеем Степановым Всеволожским построена каменная столпообразная церковь во имя преподобного Сергия, с приделом в честь Святителя и Чудотворца Николая; при ней одновременно поставлена была шатровая колокольня.
Другая церковь в Жерехове в честь Боголюбовой иконы Божией Матери, теплая, построена в 1869 году усердием бывшего местного псаломщика Тимофея Тимофеевского.
«Доброму делу Бог помогает». Под этим заглавием в журнале «Странник» (июнь 1873) помещен по видимому правдивый рассказ причетника села Жерехова Владимирского уезда, о построении им, причетником, каменной церкви.
С некоторого времени запала в сердце этого причетника желание построить в своем селе каменный теплый храм. «Что ни делаю, говорит он, а дума не оставляет меня: как бы построить теплый храм на месте часовни? Но с чего начать?.. лучше всего — с приготовления кирпича. Помолясь перед святою иконою в храме, и никому ни сказав ни слова, даже жене своей, я начал делать сам кирпичи, с мыслью: если не пригодятся для церкви, — то пригодятся для дома.
Десять лет я приготовлял кирпичи, и наделал их тысяч до сорока. Спросив добрых людей, как надо их обжигать, я сделал потребный для этого запас дров, и обжог мои кирпичики. Начало сделано, слава Богу, думаю про себя, — теперь полцеркви готово. Нужно заготовить известки. В Москве продал я за 120 рублей молодую доморощенную лошадку, да пчел 50 чурок, и на эти деньги купил пудов около 500 извести и изготовил местные иконы для иконостаса будущего храма.
Теперь весь народ узнал, что я затеваю. Судят — всяк по своему: кто хвалит меня, кто бранит, кто смеется надо мной, кто считает богачом. Говорили, что я клад нашел, что поживился чужим добром, и за это Бог не потерпит мне. Но я свое дело делал: случатся деньжонки (доходцу ли церковного придет на мою дьячковскую долю, овсеца ли продам), куплю то бревен, то досок для храма. Таким образом исподволь, понемногу, не сгоряча, по цене самой умеренной, я все заготовлял, и, при помощи Божией, заготовил.
Теперь нужно было выхлопотать фасад предполагаемого к построению храма. Начались частые и, большей частью, неудачные поездки во Владимир. Наконец фасад получен, хотя и с большими трудами.
Вот уже и указ о позволении строить храм в Консистории изготовлен для отправления к благочинному, к которому, как мне сказано там, уже и отослан был. Оставалось мне назначить день закладки храма и пригласить о. Благочинного и народ для этого священного торжества. Назначено было 18-е число мая. В село собралось народу многое множество. Многие пришли с деньгами, чтобы сделать пожертвования на дело богоугодное. Рублей более 50 надавали старосте, ходившему с блюдечком. Прибыл и о. Благочинный.
— Дай-ка указ, сказал он мне.
- Указ у вас, отвечал я; его к вам послали.
— Я не получал его. Я думал, что ты получил и привез с собою.
- Я не мог получить его: меня уверили, что к вам уже послан указ.
Благочинный улыбнулся; я тоже — сквозь слезы. Но приступить к делу, для которого было собрание, без указа было нельзя. Что мне было делать? Градом покатились из глаз моих горячие слезы. Но, верно, Бог услышал мой вопль и избавил от нужд душу мою путями неисповедимыми. Один крестьянин начал ошибкой копать ров не там, где следовало, и, ступив как-то неосторожно в немного углубленное рыхлое место, проворно вынул ногу из провала и увидел на правом своем лапте золотистый, значительной величины, ключ. Собравшиеся на закладку храма столпились и с любопытством смотрели на находку. Подошли и мы с о. благочинным. Он сказал, что это ключ не простой, а какой-то камергерский, и толковал народу что-то мудрено; трудно понять. Держа в уме одну думу, — как бы найти случай распустить народ и не подать повода к нареканию, о. благочинный воспользовался находкой ключа, и сказал: «Православные! Честь вам делает великую то, что вы собрались сюда во множестве для присутствования при начатии, с молением Господу Богу, построения дома Божия. Но не посетуйте, если я объявлю вам, что моление при начинании строения храма и самое начало работ непременно должно быть отложено до другого времени. Вы сами видите, — найдена здесь, при копании рва для стены будущего храма, вещь дорогая. Мы не знаем цены этого ключа. Может быть, это древность какая, указывающая на особенное значение самого места, где находился доселе этот ключ. Но нам достоверно известно, что правительство наше очень дорожит всем, что носит несомненные признаки старины. Я решил — и надеюсь, что и вы найдете мое решение основательным, — решил отложить на некоторое время то, для чего все мы сюда собрались. Нужно довести до сведения начальства о находке, прежде чем начнем копать рвы и положим начало работам. Этим мы оградим себя от всяких, могущих встретить нас, обвинений в уничтожении истинной или мнимой старины. Я постараюсь, чтоб только несколько дней прошло и начались наши работы по построению храма Божия. Итак, прошу вас всех, православные, разойтись по домам своим для своих дел». Начали расходиться и скоро все разошлись, до нового приглашения.
Этим обстоятельством, совершенно неожиданным, Бог вывел меня из затруднения. Подаяния, собранные 18 мая, без сомнения, были прибавкой к моим маленьким средствам построения храма. А когда вновь собрался народ на торжество начала построения, — тоже пришли люди не с пустыми руками. Приносили и деньги и холст, кто находил что возможным для себя.
О. благочинный донес о ключе. Губернское начальство, по этому случаю, отправило г. Тихонравова, изыскателя древностей по Владимирской губернии, для осмотрения местности: нет ли на ней еще каких древностей и редкостей.
Г. Тихонравов возвратился во Владимир и донес, что кроме ключа, никаких древностей не найдено в селе Жерехове. Ключ нам возвратили, и он хранится теперь в церковной ризнице.
Как скоро получил я от архипастыря благословение на построение храма, крестьянин, знающий столярное дело, уже начал работать иконостас. Труд этого человека был безмездный, жертва Богу приятная!
Наконец 22 мая приступлено было к закладке храма. Народ, по прежнему, собрался во множестве. Прибыл и о. благочинный. Мне хотелось как можно скорее выполнить каменную кладку. Время было у сельского народа почти гулевое: яровое засеяно, а сенокос еще далеко. Мастеровые всякого рода, чтобы заработать хоть что-нибудь в это время, работали для меня едва на хлеб себе. Для моего малоденежья, или, правильнее, безденежья, это время было золотое. Малых детей дали мне крестьяне для ношения песку, который за полверсты я возил сам; подростков — для ношения воды. Каменщики только растворяли известку и клали на стены кирпичи. Желающие хоть чем-нибудь участвовать в сооружении святого храма, не имея денег для подаяния, таскали кирпич и делали все, что сумели, смогли. После закладки работа моя стала расти не по дням, а по часам! Кто, бывало, ни придет, всяк подивится: откуда наш Петрович берет? Сбирать на построение храма — не сбирает, а в долгу не состоит. Посмотрят люди добрые, подивятся, и скажут иные: «Бог подает!» — другие: «видно, клад откопал!» Я прослыл богачом. И точно, я был богач, — но не деньгами, а милостью ко мне Божиею в моем предприятии.
Стены поднялись уже высоко. Но вот беда: известка почти — вся. Где взять? Пудов 30 дал один благодетель; но дал то, что у самого с рук, как говорится, не шло. Я впрочем и этому был рад. Я — во Владимир. Здесь цена этому материалу горячая: не по моим средствам. Я — в село Картмазово, где вынимается из земли известковый камень и пережигается в известь. Тут купил я 75 пудов этого материала по цене очень дешевой. Но его стало не надолго, а денег нет; остановить же работу не хочется. Думаю — и ничего не придумаю. Ночи не спятся. Молюсь Богу, усердно молюсь, — и Он услышал мою молитву. Нужно было сделать творило для смачивания извести. Выбрав новое место, стали копать, сняли верхний пласт земли, — и что же оказалось? Попали на какое-то творило с известкой, неизвестно когда и кем заготовленное, — сажени в три длиною, в две шириною и в аршин глубиною. Известь — первый сорт! Не Божия ли это милость?! Не явное ли чудо? Известка кем-то была куплена, привезена сюда, растворена, но не употреблена в дело; засыпана землею, как ненужная; никто об ней не знал, и я попал на нее совершенно случайно, и именно — ни прежде, ни после, — а тогда, когда крайнюю имел я в ней нужду.
Но вот и кирпичиков моих осталось немного клеточек, а дельца каменного еще довольно. Денег для кирпича нет. Просить в займы — не хочется, да и не у кого. Думу думаю немалую и нелегкую. Но вдруг помощь, откуда я и не ожидал. Незадолго до сего времени, от ветхости, упал каменный барский сарай. Я — к управляющему, и приобрел весь сарай почти даром. Очистить кирпич мне ничего не стоило: сделали это усердствующие. Теперь, по милости Божией, кирпич и известка у меня в изобилии. Мало того: в стенах развалившегося сарая, купленного мною, нашлось и железа в достаточном количестве на мои потребности.
Над выполнением плана я сам наблюдал со всею строгостью, — и, благодарение Богу, все выполнено было по плану. Оставалось теперь рассчитаться с рабочими. Но чем рассчитаться? У меня денег нет ни копейки. Продать нечего: коровы и овечки давно с двора спущены за денежки. Вся надежда была на осень: продам хлеба, овса, и разживусь деньгами. Но рабочие мои не терпят ни дня.
В этом случае строитель рискнул занять денег у одного богача на самый короткий срок, всего на четыре дня, не зная сам, чем тогда будет расплатиться. Но в четвертый именно день он совершенно неожиданно получает от одного набожного и не бедного человека деньги на построение храма. Этих денег оказалось достаточно для расплаты с рабочими.
Оставалось, продолжает рассказчик, еще победить одну трудность, — покрыть новое строение железом. Но это до осени. Что она скажет! В свободное от полевых работ время начал я готовить лес, и изготовил решетник под кровлю. Бог послал мне весьма недорогого столяра, который принялся за постройку оконных рам; а староста, хороший плотник, начал настилать, в свободное от полевых работ время, пол в новом храме.
Осенью нашелся для меня добрый человек: он одолжил меня деньгами, и — как еще одолжил! «Отдашь, сказал, — возьму; не отдашь, — не потребую. Знаю, что деньги мои пойдут на храм Божий. Грешно будет нуждать тебя». Я поклонился ему чуть не в ноги. И при его помощи церковь моя покрыта хорошей кровлей. Крест Господень засиял на главе ее.
Вот настала и весна. Тихо, понемногу, не торопясь, своими руками то разбираю леса, то кружала из-под сводов выбиваю, то мусор выкидываю, ровняю. Староста настилает пол. Столяр делает уже зимние рамы. Наконец иконостас устанавливаем, вымериваем место — где быть престолу, для совершения великого таинства, — где быть жертвеннику. День за днем уходит, и — храм мой готов к освящению.
Назначен день торжества; извещены о том все окрестные жители. Народу на освящение собралось очень много. Церковь освятили. Таким образом заветное мое желание исполнилось.
Строитель храма, по Фамилии Тимофеевский, с самого поступления на причетническую должность занимался обучением крестьянских детей грамоте. С 1868 года формально открыто в его доме училище, которое в 1870 году, по многочисленности учеников, переведено уже в особый дом, пожертвованный для этой цели крестьянином ближайшего села Ставрова Бусуриным. За труды по училищу, вследствие представления инспектора народных школ, причетник Тимофеевский 25 марта 1870 года произведен в диакона, а за построение храма, по представлению епархиального начальства, получил медаль в том же 1870 году.
В село Мергусово, Переславского у., 10-го февраля 1882 г. перемещен настоятель — священник села Ягренева, того же уезда, Ксенофонт Лепорский, на место его 19-го февраля перемещен священник с. Жерехова, Владимирского у., Николай Троицкий, на место же сего последнего того же 19-го февраля определен диакон села Шапкина, ковровского у., Ксенофонт Ильинский.
«Haшa деревня втиснута между двух сел: Ставрова и Жерехова. В первом, куда мы были прихожанами, находился сам благочинный. В с. Жерехове, наоборот, приход числился захудалым. Священники со связями в него не шли. Посылали туда за какую-нибудь провинность или «недоучку».
С полсотни лет тому назад в жереховском приходе служил бросовый попик Ксенофонт Ильинский, тихий и незлобивый. За его недомыслие в церковных науках, ему пришлось уйти из третьего класса семинарии и поступить в дьякона. Архиерей, посвящавший Ксенофонта, долго смеялся, вспоминая маленькую фигурку дьякона, смахивавшего лицом на галченка, и его птичий голос.
— По Сеньке шапка,— говорил он, назначая Ксенофонта в бедный приход,— по птице и корм.
Я помню Ксенофонта уже стариком. Он вел знакомство с крестьянами нашей деревни, и те охотно входили в его положение.
— Пускай помолебствуют: не разорят — говорили они, когда на улицах деревни показывалась маленькая фигурка черномазого попика в сопровождении «длинновязого» дьячка Асафыча с подвернутой косичкой.
— Можно? — всякий раз робко справлялся дьячок перед тем, как войти в дом.
В некоторых домах они задерживались гостеприимными хозяевами. Выпивали и закусывали и часто к вечеру, наугощавшись, доходили до такого состояния, что не раз на обратном пути теряли крест, кадильницу и др.
Мой дед так же был другом Ксенофонта и Асафыча. Последние обязательно в каждый престольный праздник заходили к нам «помолебствовать» и выпить. Сначала все шло чин-чином: дедушка разливал по рюмочкам водку, «подчивал» гостей и сам с ними выпивал. Бабушка в это время сидела в кухне, за ситцевой занавеской, и ворчала «на пьяных». Но, несмотря на свое недовольство, она исполняла все требования дела.
— Прасковьюшка,—кричал старик. — Ну-ка, пополни графинчик.
Бабушка подливала и, ставя посуду на стол, говорила:
— Кушайте во славу божию, батюшка.
Батюшка клевал носом и тупо смотрел перед собой, а Асафыч и дед затягивали песню:
«Не белы снежки»...
Однажды, на второй день Рождества, после молебствия у нас, угостившись изрядно, Ксенофонт заснул сидя на лавке, а Асафыч сполз на пол и захрапел. Дед посапывал за столом. Вздумала было бабушка разбудить их, но ограничилась тем, что оттащила деда от стола и ткнула на кутник, сердито проворчав:
— Бестыдник, да и эти хороши, а еще такой сан носят...
Я был молчаливым наблюдателем пьянки причта. Но когда бабушка явно настроилась враждебно, я спросил ее:
— Почему, бабушка, они говорят одно, а сами делают нехорошее?
Большие серые глаза с любопытством остановились на мне. Потом она улыбнулась и сказала:
— Грех осуждать.
— А ты их осудила…
— Я тоже грешная.
Асафыч что то забормотал и крепко выругался, скрипнув зубами.
— Ах, сквернослов, — заволновалась бабушка.— Долго-ли они будут валяться по-скотски.
— Пошли их домой, бабушка,— говорю я.
— Срам, срам, — ворчала она и снова пробовала будить «уснувших».
— Батюшка, отец Ксенофонт... Асафыч... Пора вставать, слышите.
— Мм... «С миром изыдем»,— буркнул попик.
— Изыдьте, батюшка, изыдьте,— обрадовалась бабушка, но поп, перевалившись на другой бок, уже опять безнадежно храпел.
Бабушка махнула рукой.
Улица кишела празднично-настроенным народом. Пьяные люди горланили, шатаясь вдоль деревни. Затевались хороводы, но они скоро развалились от воздействия на них пьяных.
Из переулка выехала лошадь с благочинным Егором. Его худое лицо с суровым взглядом серых глаз напоминало аскета. Ямщик подвез благочинного к дому богатого торговца и помог ему выдти из «колымаги».
С ним неизменно присутствовал дьячок Лавров, — гроза всех хозяев по части сбора дани с последних.
Я побежал домой сказать бабушке, что в деревню приехал «сам благочинный», перед видом которое смолкали гармошка и песни; даже пьяница молча стаскивал шапку с своей головы.
С кого он начнет? — спросила меня бабушка.
— С Медведевых, — говорю я.
— Сегодня, значит, до нас не дойдет,— и она ткнула ногой в бок Асафыча.
— Вставайте, что вы в самом деле... Отец Ксенофонт, Асафыч,— кричала бабушка, — благочинный приехал, сейчас к нам придет.
Ксенофонт открыл глаза.
— А? Что?
— Благочинный идет...
— Где он?.. Господи, спаси и помилуй, и Ксенофонт испуганно заметался по лавке.
Бабушка подала ему крест и шапку.
— Беги скорей!
Поп опрометью выскочил из-за стола, но тут же скатился на пол, споткнувшись на Асафыча, и задел его лицо подшитым валеным сапогом.
— Че лягаешься?— промычал тот.
— Ну, а ты что лежишь, барин? — обрушилась бабушка на дьячка.— Отец Егор... благочинный, говорю, идет.
Спотыкаясь и опрокидывая друг друга, выкатились жереховцы из избы и потрусили по задворкам домой.
Бабушка наскоро прибрала в комнате и прилегла на печке.
— За что такое наказание приходится терпеть? Вот тут и верь попам.
— А я им, бабушка, больше не поверю, чтобы они не говорили...
— Замолчи, «безбожник»,— прикрикнула старуха, но в тоне ее голоса я не уловил недружелюбия, осуждения.
Этот случай, а затем и другие связанные с поступками попов, окончательно отшатнули меня от церкви.
Это было полсотни лет тому назад, и тогда во мне впервые зародилось неуважение к служителям религиозного культа и отрицание самой религии.
Это было давно, а теперь уже все общество «обусурманилось» и продало свою часовню на слом» («Призыв», 25 дек. 1927).
В 1882 году в селе Жерехове открыта церковно-приходская школа.
Обе церкви в 1887 году были обновлены внутри и снаружи, а в 1889 году обнесены новой каменной оградой.
В церкви в кон. XIX века находились «следующие замечательные иконы:
1) большой древний образ преподобного Сергия в сребропозлащенной ризе;
2) Казанская икона Божией Матери в сребропозлащенной ризе, с венцом, обложенным двумя нитями жемчуга; на задней стороне иконы есть печать красного сургуча, в средине которой изображен Архистратиг Михаил с щитом в руке; у ног его заметно изображение пушки на колесах. Где взята эта икона и кем наложена печать — неизвестно.
3) Складень с древним резным изображением Святителя и Чудотворца Николая. Замечателен также крест деревянный с частицами святых мощей разных угодников Божиих, найденный крестьянином-прихожанином близ Киева. [1]
Из богослужебных книг заслуживают внимания: 1) Пролог Москов. печ. 1677 г. и 2) Общая праздничная Минея Москов. печ. 1674 г.; обе книги, как видно из подписей, пожертвованы диаконом церкви Моисея Боговидца (в Москве) Андреем Ивановым «в вечный поминок по родителям и по нем».
Церковной земли имелось: усадебной одна десятина, пахотной девятнадцать десятин, покосной шесть десятин; в том числе неудобной около десятины, поросшей кустарником.
Штат причта: священник и псаломщик. Дохода от земли, процентных бумаг и требоисправлений причт получал ежегодно до 360 руб. Дома причт имел собственные на церковной земле. [1]
Приход состоял из села (55 дворов) и деревень: Никулиной, большой Таратинки и малой Таратинки. Деревни расстоянием от церкви не далее трех верст; препятствий к сообщению с ними не было. Всех дворов в приходе 113; душ мужского пола 312, а женского пола 367. [1]
22 мая 1913 года в день отдания Пасхи, в селе Жерехове, Владимирского уезда, было погребение почтенной старушки, вдовы заштатного диакона с. Ворши Владимирского уезда, Марии Ивановны Смирновой.
«Наш поп—хват большой руки. На него наложен промысловой налог, а он возьми да и уплати его средствами совета церковного, впредь до выяснения вопроса о принятии этого налога на счет богомольцев.
— Не буду служить, ежели откажете,— пугнул поп прихожан.
И, надо правду сказать, «испужались» речей поповских только старички, думающие вместе с вешней водой сплыть на удобрение кладбища.
Молодежь на дело взглянула иначе.
— Скатертью, поп, дорога — да так взяли его в работу, что от поповской «настойки» и следа не осталось. Даже поддакивать стал, когда на сходе зашла речь о постройке в селе Нардома, где нашли бы себе убежище школа, театр, клуб, библиотека и т. п. культурные ценности.
Возник вопрос — где взять средства на это?
— Обратить одну из церквей на культурные надобности,— сказали молодые, смелые, решительные.
— Что же, можно, она все равно бездействует,— поддакнул и поп.
Так и порешили на сходке, причем и отношение к «батюшке» осталось неизменным» («Призыв» 28 февраля 1923). 
Церковь Сергия Радонежского в Жерехово. Автор фото: Андрей Агафонов, 1990 г.
Свято-Сергиевский Храм села Жерехово Местная Религиозная Организация Православный Приход Свято-Сергиевского Храма села Жерехово Собинского района Владимирской области Владимирской Епархии Русской Православной Церкви (Московский Патриархат) действует с 17 декабря 1999 г.
Настоятель, председатель приходского совета Сильченко Алексей Иванович.
Источники:
1. Добронравов, Василий Гаврилович (1861-1919). Историко-статистическое описание церквей и приходов Владимирской епархии: [Вып. 1]. Владимир и Владимирский уезд / Сост. В. Добронравов и В. Березин]. - 1893. - 283 с.
2. Усадьба ЖЕРЕХОВО Всеволжских, Владимирская область, Собинский район: [Электронный ресурс] // LIVEJOURNAL: [сайт]. – 2016. – URL: https://deadokey.livejournal.com/176658.html
3. В.А. АНТОНОВ. ИСТОКИ ОДНОЙ ЛЕГЕНДЫ: ВСЕВОЛОЖСКИЕ В СЕЛЕ ЖЕРЕХОВЕ
Ставрово
Село Бабаево
|
