Ермаков Владимир Александрович (род. 6.06.1949, пос. Метенино Петушинского р-на Владимир, обл.) - российский писатель, поэт, эссеист, библиограф и архивист, член Союза писателей России (2000).
Ермаков Владимир Александрович
Ермаков Владимир Александрович родился 6 июня 1949 года в пос. Метенино Петушинского р-на Владимирской области. Детство прошло во Владимирской области.
С 1961 г. живёт в Орловской области, с 1975 г. - в г. Орле.
В 1971 г. окончил исторический факультет Орловского государственного педагогического института. До этого и после работал грузчиком, архивистом, библиографом, заместителем директора профтехучилища по воспитательной работе, заведующим автоклубом. Служил в рядах Советской армии на Дальнем Востоке, был награждён знаком «Отличник ВВС». В 1975-2000 гг. работал ведущим научным сотрудником Орловского краеведческого музея.
Первая публикация (рассказ) состоялась в 1974 г.; далее - несколько стихотворений в областных газетах. С середины 1980-х гг. работает в жанре эссе. С начала 1990-х гг. активно публикуется. Наиболее значимые публикации связаны с журналами «Дружба народов» (Москва) и «Parnasso» (Хельсинки, Финляндия). Основные тексты вошли в книги, изданные в Орле. Публиковался в журналах «Родина», «Вопросы литературы», «Мир музея», «Роман-журнал XXI век», «Наш современник», «Форум» (все - Москва), «День и ночь» (Красноярск), «Гостиный двор» (Оренбург), «Подъём» (Воронеж), «Аргамак» (Татарстан), «Простор» (Алма-Ата), «Kirjalija» (Хельсинки, Финляндия), MIESIECZNIK (Польша), в сборнике поэзии «Варшавская поэтическая осень - 2007» и др.
Стихотворения и эссе Ермакова включены в хрестоматию для школ и вузов «Писатели Орловского края. XX век» (Орёл, 2000), в антологию «Русская поэзия. XXI век» (М., 2010). Отдельные эссе переведены на финский, польский и английский языки.
Является активным корреспондентом орловской областной прессы, за что неоднократно отмечался на журналистских конкурсах.
Заслуженный работник культуры Российской Федерации (1998).
С 2000 г. - член Союза писателей России.
С 2001 г. - постоянный участник Яснополянских международных писательских встреч; его выступления неизменно включаются в итоговые альманахи.
В 2007 г. был участником популярного в Европе поэтического фестиваля «XXXVI Варшавская поэтическая осень».
В 2011 г. удостоен Горьковской литературной премии в номинации «Несвоевременные мысли» (эссеистика) за книгу «Птицы радости и печали».
Вёл мастер-классы по прозе на VII и VIII Форумах молодых писателей в Липках (2008, 2009) (от журнала «Дружба народов»). Участвовал в работе Российского литературного собрания (Москва, 21 ноября 2013). В 2015 г. стал лауреатом всероссийского конкурса СМИ «Золотой гонг» за публикации в газете «Орловский вестник».
Член Совета по культуре при губернаторе Орловской области, член редакционного совета журнала «Аргамак» (Татарстан).
Отзывы:
«Владимир Ермаков — фигура выдающаяся в нынешнем литературном пейзаже. И по мастерству письма, и по глубине интуиции. Книг у него за плечами за десять лет работы — с полдюжины; опыт поэта и эссеиста уникален; филигранная отделка текста сочетается с игрой воображения на грани парадокса, и все это уложено в четкий этюдный размер, не дающий уму растечься, скрупулезно выверенный с первой строки до последней…
<Владимир Ермаков> пытается совладать с данностью, перед которой бессилен повседневный разум, а темная интуиция непрерывно сигнализирует о катастрофе… И все же я ищу у Ермакова надежду на выход. Отдаю должное мастерству автора и его философскому бесстрашию. Владимир Ермаков — ярчайшее имя в современной словесности.
Лев Аннинский, писатель, критик».
«Так много правильного, полезного, настоящего! Как по сути, так и в методе — «вытаскивать» философию из языка: умозрение, бытие и быт. Поскольку язык — русский, философия тоже оказывается очень русской…
Герман Садулаев, писатель».
«Редкий по философской глубине и — одновременно — литературному изяществу текст. Авторские эссе Ермакова призывают вспомнить лучшие страницы отечественной публицистики и поверить, что русская философствующая литература жива и продолжается…
Алексей Кара-Мурза, философ».
«Владимир Ермаков своим личным примером и своим талантом возрождает лучшие традиции русской литературы и журналистики Серебряного века.
Павел Басинский, критик, писатель».
«Проза Владимира Ермакова — это поразительное сочетание бесстрашия и задумчивости. Ермаков безоглядно идет вперед, но странным образом видит все, что происходит вокруг него. У этого человека зрение стрекозы.
Алексей Варламов, писатель, филолог».
«Владимир Ермаков — один из тех русских писателей, кто знает, что настоящая эссеистика — это не размытые и вялые рассуждения о том, о сём, а отточенное и драматическое повествование, приключение мысли и концентрация чувства. Знает — и умеет делать такую эссеистику.
Владислав Отрошенко, прозаик, эссеист».
«Проблема смысла жизни не всеми относится к числу повседневных. Некоторые вообще не считают ее проблемой и выносят за скобки бытия. Владимир Ермаков эти скобки раскрывает. Он считает, что без ответа на вопрос о смысле жизни нет смысла и в повседневности. Ответ ищет в философии и в поэзии. Поэзия Ермакова философична, а философия поэтична.
Евгений Водолазкин, писатель, филолог».
«Ермаков — мастер своего дела. Его эссе глубоко продуманы; их не исчерпать однократным прочтением.
Миикка Лаихинен, литературный критик (Финляндия)».
Сочинения:
Прогулки в сумерки: избр. стихотворения, 1971-1996. Эссе. - Орёл: изд-во Орлов, гос. телерадиовещат. компании, 1997;
Повторение пройденного: избр. стихотворения, 1996- 1998. Эссе. - Орёл: изд-во Орлов, гос. телерадиовещат. компании, 1998;
Безвременник: избр. стихотворения, 1998-2001. Эссе. - Орёл: Вешние воды, 2001;
Как бы книга: фрагменты. - Орёл: Вешние воды, 2003; Ожидание и ностальгия: введение в метафизику в стихах и прозе. - Орёл: Орлик, 2004;
Разноголосье: стихотворения, 2001-2005. Эссе. - Орёл: Вешние воды, 2005; Птицы радости и печали: эссе в формате АЗ. - Орёл : Вешние воды, 2008; Музыка во льду: эссе в формате А3, 2007-2008. - Орёл: [б. и.], 2008;
Созерцание руин: стихотворения, 2005-2010. Эссе. - Орёл: Вешние воды, 2011; Осадок дня: своевременные заметки на полях календаря. [Кн. 1-5]. - Орёл: АПЛИТ, [2009-2015];
Tolstoin varjo. Ahdistuksen ja toivon esseet. - Helsinki, 2015. (Тень Толстого : эссе о тревоге и надежде. - Хельсинки, 2015];
В поисках утраченной метафизики : книга сомнений. - Орёл : Вешние воды, 2016;
Филин на развалинах : [эссе]. - Орёл : АПЛИТ, 2017;
Между прежде и после: эссе. Стихотворения. Фрагменты. - Орёл: АПЛИТ, 2019.
Литература:
Владимир Ермаков / Орлов, обл. организация Союза писателей России. - Орёл: [б. и.], 2011;
Чупринин, С. И. Русская литература сегодня: малая литературная энциклопедия / С.И. Чупринин. - М.: Время, 2012;
Журналисты России. ХХ-ХХІ: справочно-энциклопедич. издание. -М.: Журналист, 2013;
Владимир Ермаков: [буклет].- [Орёл]: [Картуш], [2016?];
Перовский, Н.М. «Освобожденье пространства от массы...» / Н.М. Перовский // Орловский край в русской литературе XX - XXI веков: исследования, публикации, сообщения / Орлов, гос. ун-т. - Орёл, 2009. - Вып. 2, ч. 1;
Орловский писатель - лауреат престижной премии // Орловская правда. - 2011. - 1 апр.;
Ермаков, В. А. В контексте времени : [интервью] / беседовала Ю. Полухина // Аргументы и факты.- 2012. - 1 марта. - (Регион, прил. «Орёл»);
Источники: Лев Аннинский. Ум, спрятавшийся от глупости. Рецензия на авторский сборник «Музыка во льду» // Дружба Народов. — 2009. — № 12.
Т. Б. Шестернина Владимирская энциклопедия.
РАССВЕТ НА ОКЕ
Темень нашла на город, как сплошная помарка
на рисунок пером; тени во мрак собрав,
ночь развела тревогой сны осеннего парка,
отданного во власть дикорастущих трав.
Утро не торопилось. Долго не рассветало.
Просто редела тьма... тьма становилась редка.
Что-то переменилось. Что-то иначе стало.
Это вода замерла... это замерзла река.
Где-то меж днем и ночью на полосе ничейной
под вольнодумством воды подведена черта:
схваченная морозом наперекор теченью,
стала вода тиха, тяжела и черна.
Выдох как мат в два хода, как человек по-латыни.
Черт ли все холода в наши пенаты свез?
В обсидиане льда крапинки золотые –
дребезги ломких лучей неосторожных звезд.
Наледь на палых листьях, словно потеки воска;
шорох в сухой траве: кто-то тихо прочел
заклинание снега - и ощетинился воздух
тысячью тонких жал гиперборейских пчел.
Всходит нечто иное, брезжа, мерцая, мрея, –
неповторимый звук? непостижимый знак?
Где-то меж тем и этим светом застыло время...
Как это может быть? - черт его знает, как...
В мозг ледяным ознобом входит нечто иное,
все аргументы ума одолевает шутя;
где-то заблудшая кошка воет в жутком миноре,
как на холодную смерть брошенное дитя.
Боже, зачем мой разум червем тоски источен! –
он не удержит дух, как негодный сосуд,
в час, кода гончий ангел всучит повестку ночи...
черную метку? - нет: вызов на Страшный Суд.
Ночь дает человеку первые навыки ино-
-бытия вне себя; правду сказать, не мед, –
лживый язык немеет, как от новокаина:
то, что чует душа, бедный разум неймет.
Если стереть различья, мир везде одинаков:
он хранит в темноте память о status quo;
зря ли ангелу ночи крылья помял Иаков? –
тьма разделилась в себе... кто там? нет... никого
нет... отлегло от сердца; ничего не случится
с этим миром и мной – в этот раз как всегда –
из тающей глыбы ночи начинает сочиться
зыбкий неверный свет бледной водой со льда.
Птицы таились в деревьях, но ни одна не взлетала...
Ясно как божий день стало внезапно, где,
вылизав серый сумрак в зарослях краснотала,
красный язык зари к черной припал воде.
НЕЧТО ИНОЕ
Из нездоровья, по непогоде
нечто иное тенью находит, –
въявь проступает жаром простудным,
словом постыдным, делом паскудным.
Зной прорезая лезвием стужи,
нечто иное в затылок подышит;
нечто иное скажет: поди же
прочь (почему?) - ты здесь больше не нужен.
Смутные тени берегом буден
бродят - как серые кони пасутся;
через мытарства, через паскудства
брезжит иное... знать бы, что будет
там, где вовеки ни стужи, ни зноя,
где ни печали, ни воздыханья,
где муки совести, не затихая,
перетекают в нечто иное...
Ныне - повержен, порушен, пристыжен –
я не скрываю горечи в речи:
Господи Боже! слышишь? прости же...
Все остальное - лично, при встрече.
Сумрачный воздух сгущая в гортани
в малопонятное темное слово,
словно лазутчик - вчуже и втайне –
я прохожу сквозь немые заслоны.
С чистой душой и пустыми руками,
все забывая, грубость и робость,
я возвращаюсь – как зазеркальный
Твой искаженный страданием образ.
* * *
(Там, где вовеки ни зноя, ни стужи,
жизнь по мгновениям перебирая,
радужный ангел, дежурный по раю,
бережно гладит измятые души.)
ПОД МУЗЫКУ ДОЖДЯ Але
Дождик в мусорные баки
барабанит на три такта,
и влюблённые собаки
под дождём танцуют танго.
Сад заигрывает с ветром,
сад его порывы терпит, –
лишь по напряжённым веткам
пробегает лёгкий трепет.
В этой сутолоке вешней,
в полусчастье-полугоре,
нерастаявшая нежность
застревает комом в горле.
Холодок бежит по жилам,
место страсти занимая, –
как же я прошёл по жизни,
ничего не понимая? –
мимо сада, мимо чуда,
как озноб через простуду,
между куполом и криптой,
между сциллой и харибдой, –
через строчку в оглавленъе
непрочтённой в спешке книги,
сквозь прекрасное мгновенье
в убегающие миги...
РОМАНС В СТАРИННОМ ЖАНРЕ
Не исцелит тоски змея,
не пожалеет мать:
уже кончается земля,
а неба не достать, –
но, нелюбим и нелюдим,
стой на семи ветрах,
там, где огонь исходит в дым,
душа живая в страх, –
никто, как Бог, не кто иной
возмездием грозит...
но кто изводит тишиной,
кто пустотой разит?
Наверно, старое вино
пора с водой мешать;
тут все равны, и всё равно –
стоять, сидеть, лежать;
пусть чёрный ворон на дубу
и волчий вой окрест, –
но надо всякую судьбу
перенести как крест;
быть может, всех мужей умней
упрямый дурачок,
который до скончанья дней
заводит свой волчок...
ЛЕКАРСТВО ОТ МЕЛАНХОЛИИ
Бывает, речь во рту горчит
отчаянно и окаянно
и, как пружина из дивана,
из злобы дня вопрос торчит:
"Скажи, зачем, едрёна вошь,
ты зря коптишь пустое небо –
зачем живёшь ты так нелепо?
зачем ты вообще живёшь?"
Так начинается тоска,
которой всякая надежда,
как старомодная одежда,
несоразмерна и узка.
Не от добра и не со зла
ты поверяешь душу водке,
как будто уплываешь в лодке
без паруса и без весла
туда, где сонная волна
едва покачивает судно... –
и жизнь уже не так паскудна,
и смерть ещё не так страшна.
Редеет мгла, слабеет гнёт.
Собака лает – ветер носит.
Никто за прошлое не спросит
и будущим не попрекнёт.
Беда приходит не одна;
то, что пока ещё цветочки...
Блажен, кто не дошёл до точки.
Блажен, кто не допил до дна.
Уже ни муза, ни жена
не властны над твоей душою, –
ещё усилье небольшое –
и дальше... дальше тишина.
ПРЕДВЕЧЕРНЕЕ
Холодный воздух заоконный
вверяется вечерней мгле,
и отражаются в стекле
цветы, внесённые с балкона;
когда, открыв окно, наружу
я выдворяю вялых мух,
невольно напрягаю слух,
как будто жду беду и трушу.
Нет, не слыхать и не видать...
Кругом всё тихо и дремотно,
и дома тишь и благодать
после тяжелого ремонта.
Сигнал тревоги не заглох;
скорей заглушён... а потом как? –
как бы грядущему в потёмках
не дать застичь себя врасплох...
Собраться с духом и в тепло
собрать свой невеликий космос
и в ограниченности комнат,
где в книгах время затекло,
жить день за днём... не лучший метод
жить – так... но верится с трудом,
что смерти нет, и вечный дом
надёжней и теплей, чем этот.
А этот надо подмести,
убрать... куда убрать? – не помню...
Уж третий год, как кот мой помер.
Другого мне не завести.
А голос разума всё глуше;
а за окном всё гуще мгла, –
и от угла и до угла
слоняются и бьют баклуши
те неприкаянные души,
в которых жизнь изнемогла.
НЕДОСКАЗАННОЕ Анне Тимониной
Бледный месяц выбрался, крадучись,
из тумана - и стало ясно:
серебро твоей бедной радости
не растрачено понапрасну.
Чуешь? - пахнет прелью и порохом...
Слышишь? - музыка без мотива...
Это время с нарочным шорохом
раскрывается в перспективу.
В этой прорве, проседи, просини
дни таинственны, сны печальны, –
в фаворитах неверной осени
что ни день, то другие тайны.
Из тумана сова заохала,
и душа замерла на вдохе:
что-то бродит вокруг да около,
а на божий свет не выходит.
В этом синем холодном пламени,
в этом трепете запоздалом
не забыть бы: самое главное
человеку даётся даром.
Пусть достанет тебе терпения
на тоску - и ещё немного,
чтобы вызволить из забвения
одиночество и дорогу.
ПУТЬ ПАЛОМНИКА
Было худо, а стало плохо;
в обойдённом судьбой году
кроме страшного чертополоха,
ничего не взошло в саду.
Загнила в колодце вода.
Истощилась в земле руда.
В деревушки и города
как хозяйка вошла беда.
Хлеб насущный сглодав до крошки,
человек не в своём уме
по окольной кривой дорожке
мимо света идёт во тьме.
Обречённый пустым мечтам,
он идёт по чужим местам:
волчья сыть дрожит по кустам,
и не мёд течёт по устам...
– Боже правый, ну сделай чудо!
Ведь Тебе не стоит труда:
забери Ты меня отсюда, –
мне уже всё равно куда.
Мир огромен, но для меня
ни воды нигде, ни огня, –
не томи до Судного Дня,
не прощая и не казня...
– Солнце греет, а ветер студит...
понапрасну душу не рви;
не надейся – лучше не будет;
как родился, так и живи.
Не избранник и не изгой,
истощённый седой тоской,
где ты нужен ещё такой? –
мир тебе, а не вечный покой!
В каждой притче есть доля фальши.
Так ли Бог ответил? - Едва ль...
Из того, что случилось дальше,
невозможно извлечь мораль.
Дальше время теряет след:
там пустыня бесцельных лет, –
но другого выхода нет,
и обратной дороги нет...
ВОЗРАСТНОЕ
Где-то бродит беда по городу –
неприкаянная волчица;
но пока я не нужен Господу,
ничего со мной не случится.
День недвижный – как околдованный
несказанною синевою,
кружит голову, кружит голову,
как безумный порыв на волю.
Осень, осень! стань ко мне передом:
я исполнен печалью светлой –
так листок, охваченный трепетом,
долго медлит, прощаясь с веткой.
Я не вижу противоречия
в том, что временно всё на свете,
и влюбляюсь в первую встречную
на мгновение как навеки…
Но как ранний мороз по озими –
не укрыться и не согреться –
нежный холод последней осени
бродит в жилах в поисках сердца.
Оттого от волненья острого
слёзы стынут в глазах до рези –
это жизнь, созревая с возрастом,
как вино, о празднике грезит.
ПОМНИ О БОЛХОВЕ Сестре Валентине
По размеренным километрам
через считанное число
нас однажды попутным ветром
в город юности занесло.
Ветер времени, пыль столетий…
Город – донор больной страны:
разошлись его блудные дети
на четыре чужих стороны.
Мы вернулись, словно украдкой
за глотком утекшей воды:
двор, заросший гусиной травкой,
не запомнил наши следы.
Две старушки глаза закатили,
долго роясь в мусоре лет:
– Ермаковы? Были такие;
да, поди, никого уж нет…
А другие? Кто-то уехал,
этот умер, а тот пропал
безвозвратно – и только эхо
тонет в лужах пустых зеркал.
Что ж дыхание так спирает
едким дымом дурных вестей?
Сожаления, как пираньи,
сгложут прошлое до костей.
Поминай, кого нет, как звали…
В паутине сплетен, в пыли –
в нашей памяти, как в подвале, –
всё, что мы на жизнь запасли.
Хоть собакой скули, хоть волком
вой на выцветшую луну –
нету отклика… город Болхов
у несбывшегося в плену.
Когда холод лунного света
наполняет тоской сердца,
по руинам прошлого века
бродит бледная тень отца.
Ах, как жаль, что жизнь однократна…
Спасо-Преображенский храм
тянет время – и бой курантов
раздаёт четырём ветрам.
Владимирская энциклопедия
