Три Елизаветы в жизни и судьбе М.М. Сперанского Тёплым летним вечером 26-летний чиновник канцелярии генерал-прокурора Михаил Сперанский шёл на ужин к своему давнему знакомому и покровителю Андрею Афанасьевичу Самборскому. Молодой человек, недавний семинарист, не очень охотно принимал такие приглашения: он чувствовал себя не совсем комфортно в придворно-аристократическом обществе, тем более, что хозяин, много лет проживший в Англии, принимал у себя, в том числе, и друзей-англичан. Не зная английского языка, Сперанский ещё более неуверенно входил в этот избранный круг. И в этот раз никакое предчувствие не подсказало, что предстоящий вечер круто переменит всю его жизнь.
Однако за ужином рядом оказался знакомый, с которым у молодого человека завязался разговор, и он не заметил, как свободное место напротив заняла немного запоздавшая девушка. Случайно взглянув на пустой перед этим стул, он понял в одно мгновение, что сидевшая напротив него незнакомка — его судьба. Этот миг навсегда запечатлелся в памяти. За несколько недель до своей смерти Михаил Михайлович живо вспоминал это событие, которое произошло как будто только что, а не десятки лет назад: «Мне казалось, что я тут только впервые в жизни почувствовал впечатление красоты. Девушка говорила с сидевшею возле неё дамою по-английски, и обворожительно-гармонический голос довершил действие, произведённое на меня её наружностью. Одна лишь прекрасная душа может издавать такие звуки, подумал я, и если хоть слово произнесёт на знакомом мне языке это прелестное существо, то оно будет — моею женой».
А девушка была действительно обворожительна — даже в описании близко знавших её женщин, на мнение которых опирался биограф Сперанского М.А. Корф: «В полной свежести своих шестнадцати лет, с тою правильною и нежною красотою, которою отличаются англичанки, и с меланхолическим выражением в лице, обличавшем, как уже рано началась для неё школа страданий. Мечтательный взгляд, кроткая и вместе тонкая улыбка, прекрасные светло-русые кудри девушки, ещё не посыпанные господствовавшею тогда пудрою, наконец, душевная чистота и скромность, отражавшиеся в чертах лица».
С трепетом ждал молодой человек, когда девушка скажет хоть слово на знакомом ему языке. И когда она ответила кому-то на заданный вопрос на хорошем французском языке, сомнения покинули его: «С этой минуты участь моя была решена, и, не имея понятия ни о состоянии и положении девушки, ни даже о том, как её зовут, я тут же в душе с нею обручился», — вспоминал М.М. Сперанский перед смертью.
Вскоре он узнал и имя незнакомки — Елизавет, Елиза, Лиза — и то, что у неё ничего нет, она бедна. Но тут Сперанский проявил свойственную ему настойчивость: познакомился с матерью Елизавет, которую звали так же, как и дочь, и — «сумел возбудить склонность в дочери». А затем задумался над тем, как обеспечить материально свою будущую семью. Через год, когда ему показалось, что зарабатываемых им средств хватит для жизни вдвоём, молодые люди обвенчались. Елизавета Стивенс стала Елизаветой Андреевной Сперанской. Для получения разрешения на брак Сперанскому пришлось обратиться к императору Павлу. В Духовной консистории они были «опрошены». С Михаила было взято слово, что «благочестия Российского он не оставит, а детей своих будет «крестить в православную веру». Елизавета обещала, что «ежели позволено будет ей совокупиться первым законным браком с показанным коллежским советником Михайлою Сперанским, содержащим веру грекороссийского вероисповедания, то она обязуется всю свою жизнь оного своего мужа ни прельщением, ни ласканием в свой реформаторский закон не склонять». Высочайшим Указом им было разрешено вступить в брак.
Как оказалась в России семья Елизаветы? Как случилось, что Сперанский познакомился с нею у А.А. Самборского? За несколько лет перед этими событиями Самборский, служивший в Лондоне священником при русской миссии, познакомился с швейцарским семейством Плантов, которое давно жило в Англии. В семье было два брата и четыре сестры. Один из братьев служил инспектором Британского музея, был известен в учёных кругах как автор сочинения по истории Швейцарии. Одна из сестёр жила в Америке, вторая была надзирательницей при английских принцессах, ей помогала и третья сестра. Четвёртая из сестёр — Елизавета, как стали называть её позднее в России, была прекрасно образована, владела французским, английским, итальянским языками. Она играла на арфе, сама сочиняла музыку. Это была одна из блестящих женщин Лондона. Но судьба приготовила ей нелёгкую жизнь. Элиза влюбилась в сельского священника Генри Стивенса, Отвергнув жизнь в высшем свете, вопреки воле своей родни, она бежала из дома и обвенчалась с бедным священником, у которого не было ничего, кроме небогатого сельского прихода.
У Стивенсов было уже трое детей, причём сын Френсис, по свидетельству современников, отличался слабоумием, когда умер глава семьи. Молодая вдова оказалась в отчаянном положении. Испробовав различные способы поддержать семью, она решилась попытать счастья в далёкой, малопонятной стране России, надеясь покорить её своими талантами. Брат, инспектор Британского музея, снабдил её письмом к Самборскому, в котором просил друга пристроить сестру в каком-нибудь казённом заведении. Так Елиза Стивенс оказалась у Самборского в Петербурге. Он вскоре устроил её гувернанткой в семью графа А.П. Шувалова, где Стивенс заслужила привязанность и воспитанницы, и её матери. Утвердившись в новом положении, она выписала из Англии детей — сына Френсиса и дочерей Марианну и Элизу. Девочки были помещены в частный пансион. Елизавета очень понравилась Шуваловым. Они брали её из пансиона к себе; вместе с ними или одна она бывала и у Самборского, который был её крестным. Там она и встретилась однажды с М.М. Сперанским.
После венчания 3 ноября 1798 года в Самсоновской церкви на Выборгской стороне молодые поселились в небольшой квартире на Большой Морской.
Госпожа Стивенс после их свадьбы уехала с прежней воспитанницей и своими детьми в Вену. Для Сперанских началась счастливая жизнь. Михаил Михайлович много работал, чтобы обеспечить скромный достаток. Жена сама вела домашнее хозяйство. Обходились услугами дешёвой кухарки, помощью четырнадцатилетнего мальчика и тринадцатилетней девочки, которую они взяли на воспитание из многодетной бедной семьи. Вывали и гости, для которых всегда находилось скромное угощение. Сперанский выучил английский язык, на котором говорил и писал правильно и «даже изящно», как замечает биограф. К несчастью, эта безмятежная, счастливая жизнь оказалась слишком короткой. Тихое семейное счастье продолжалось всего 11 месяцев.
5 сентября 1799 года у молодой четы родилась дочка. А её мать была уже неизлечимо больна. У Елизаветы оказалась скоротечная чахотка, которую тогда лечить не умели. Все считали, что поводом для начала болезни послужил несчастный случай, который произошёл незадолго до свадьбы. Жених подарил невесте часы. Часы тогда были тяжёлые, массивные. Однажды, когда Лиза с матерью ехали в коляске, лошади понесли, и коляска перевернулась. При падении часы сильно вдавились в грудь девушки. Она скрыла свои болезненные ощущения, свадьба состоялась, но здоровье Елизаветы с тех пор заметно пошатнулось, хотя сразу никто не придал этому большого значения, После рождения ребёнка прошло всего несколько недель, Елизавета даже сама начала кормить дочь, но болезнь прогрессировала быстро.
Она умерла, когда девочке едва исполнился месяц. Случилось так, что при кончине Елизаветы мужа не оказалось возле неё — был занят на службе. Возвратился он домой к остывшему телу своей обожаемой жены, Горе Михаила Михайловича было безмерным. Возле тела жены Сперанский оставил записку с просьбой дать девочке имя матери и бабушки — Елизавета - и убежал. Пока тело жены находилось дома, он несколько раз возвращался, прощался с ней. На службе не появлялся. Близкие боялись, что он покончит с собой. Похороны Елизаветы прошли без Сперанского, он исчез. В конце концов его нашли на одном из островов в дельте Невы в состоянии отчаяния и полного изнеможения. Некоторое время спустя в письме, отправленном одному из близких друзей, Михаил Михайлович писал: «И время меня не утешает. Вот третья неделя наступает, как я проснулся, и горести мои каждый день возрастают по мере того, как я обнимаю ужас моего состояния. Тщетно призываю я разум, он меня оставляет: одно воображение составляет все предметы моего размышления. Минуты забвения мелькают иногда, но малость, самая малость, ничтожество, их рассыпает, и я опять пробуждаюсь, чтоб чувствовать, чтоб находить её везде предо мною, говорить с нею — приди ко мне, о, ангел мой...».
Сперанского вернули к жизни мысли о дочери и работа. Сначала он отдал ребёнка в знакомую семью, чтобы девочке обеспечили хороший уход. Несколько позже попросил мать Елизаветы вернуться в Россию. Он купил для неё дом, и госпожа Стивенс на протяжении 14 лет растила девочку. Сперанский ценил её помощь, заботу о дочери, относился к ней с большим уважением, отзывался как «о доброй женщине». И это несмотря на то, что общение с тёщей было отнюдь не лёгким. Ещё в молодости старшая Елизавета отличалась своенравным, неуживчивым, сварливым характером. Но Сперанский прощал ей всё, терпеливо сносил заносчивый, несносный характер Елизаветы. Нерастраченную любовь к рано ушедшей жене он перенёс на всех близких ей людей. Он делал для них то, что мог бы делать для неё самой, Он содержал семью Стивенсов и всю свою жизнь заботился обо всех членах этой семьи. Девочку, которая служила его покойной жене, Сперанский, снабдив приданым, выдал замуж и обеспечил будущее её и её детей. Доктор, лечивший Елизавету, стал другом Михаила Михайловича на всю жизнь, а после его смерти он заботился о его вдове и детях.
Но главным смыслом жизни М.М. Сперанского стала забота
о дочери. В это время всё остальное, даже повышения в чинах, отступало на задний план. «Никто и ничто не даст мне участия на сей земле, где привязан я одною только дочерью и где каждую минуту теперь чувствую, что такое жить по необходимости, а не по надежде», — писал он в одном из писем в 1800 году. Любящий отец сделал для дочери всё, что мог, В раннем возрасте это была забота о здоровье малышки, крепостью которого она не отличалась. Что же касается образования, то его юная Лиза получила не в каком-то учебном заведении, не от приглашённых учителей, а от отца. Не всегда они были вместе. Но никогда не прерываемое общение — путём переписки — позволяло Сперанскому оказывать большое влияние на формирование вкусов и интересов дочери.
Безоблачной жизнь дочери Сперанского назвать нельзя. Когда ей было 12 лет, отец подвергся гонениям, которые пришлось разделить и Лизе. Оба они с терпением и стойкостью переносили невзгоды своей жизни, долгие разлуки. В одном из писем М.М. Сперанский писал: «Жаль, конечно, любезная моя Елизавета, что судьба нас непрестанно разлучает. Никто, конечно, лучше меня понять тебя не может: ибо тонкие души ощущения понимают сердцем, а не умом, Впрочем, сколько дозволено нам понимать непостижимые пути Провидения, мне, кажется, в самой разлуке Оно имело благотворную для нас цель. Обоих нас Он учит терпению; тебя же в особенности учит ходить на своих ногах, разбирать собственные свои чувства, соображать их с другими и действовать. До какой степени эта наука и сей навык нужны в будущей твоей практической жизни, ты узнаешь сие в своё время».
Сначала Лиза жила с отцом в Нижнем Новгороде, потом, когда в 1816 году его перевели губернатором в Пензу, он, надеясь, что ссылка будет недолгой, отправил дочь в деревню. Затем Сибирь разлучила их. Но все эти годы разлуки шла переписка, в которой поднимались самые разные жизненные вопросы. Отец прививал дочери любовь к Отечеству: «Надобно, чтоб ты имела об отечестве твоём верные понятия во всех отношениях», — писал он, рассказывая в одном из писем о Сибири. Видимо, ответ дочери порадовал его: «Последнее письмо твоё принесло мне твои мысли о любви к отечеству. Право, прекрасные!» Он советует дочери освежить знания географии, чтобы лучше представить Сибирь. Они обсуждают в письмах новости литературы, обмениваются мыслями о современных писателях, при этом Сперанский руководит и чтением Лизы, и воспитанием литературного вкуса. Узнав, например, о Карамзине и его сочинении об эпохе Ивана IV, рекомендует Лизе прочитать и высказать свои мысли о прочитанном. Об Озерове, который в то время пользовался успехом у читателей, он пишет: «Озеров никогда ни в чём не имел истинного таланта. Это трудолюбивая посредственность. Я знал его коротко, Он лучше писал по-французски и, весьма, поздно принялся за русский. Но если б он и ранее начал, то не более бы сделал». Отец и дочь одними из первых заметили на небосклоне российской словесности яркую звезду Пушкина, С появлением первых сочинений поэта Лиза писала о нём отцу в Тобольск, на что он отвечал: «Он действительно имеет замашку и крылья гения».
Сперанский одобрительно отнёсся к занятиям Лизы преподавательской деятельностью: «Поздравляю тебя в звании учительницы детей. Весьма не худо учить и лучший способ учиться». Настойчиво советовал изучать итальянский язык: «Весьма много меня обяжешь, если окончишь итальянский свой язык. Это старый и единственный долг, который у меня на тебе остался...»
Отец поощрял и литературные занятия дочери. В одном из писем он одобрительно высказывался об одном из её сочинений: «Рассуждение твоё о чувствительности прекрасно и даже весьма основательно. Упражняйся, любезная, чаще в сих размышлениях; но упражняйся с пером в руке: ибо сим одним образом можешь ты установить и удержать полёт твоих мыслей». В другом письме он пишет: «Сочинение твоё о твёрдости принесло мне много утешения, Мысли вообще основательны; много есть тонких и счастливых выражений, одному женскому полу свойственных. С небольшими поправками оно могло бы быть с удовольствием прочитано и не отцом». Он предсказывал блестящее будущее дочери в литературе: «Слава стихов твоих промчится до пределов мира. Англия есть средоточие всех сообщений; следовательно, через год, через два имя твоё известно будет и в Америке… С твоими стихами делается то же, что с моими мыслями; их печатают на всех европейских языках».
И после возвращения из Сибири заботы о дочери и её судьбе не покидали Сперанского, Ещё из Сибири он писал: «На земле же для меня есть одна только точка интересная: ты. Но и ты перестанешь меня привязывать к земле, как скоро я увижу, или услышу, что земное твоё положение устроено, и что можешь ты идти и без меня». Отцовская забота о судьбе дочери заставила М.М. Сперанского изменить привычкам к замкнутому образу жизни и бывать в светских салонах, вывозить дочь на великосветские балы. Для него судьба дочери осталась единственным смыслом жизни, а она — единственной его любовью. Современники утверждали, что немало женщин почли бы за честь сочетаться с ним браком, да и самому Сперанскому выгодный брак мог бы принести немало пользы и выгоды. Но любовь к единственной женщине в прошлом — жене — и единственной в настоящем — дочери — ставила неодолимые внутренние преграды. И через многие годы после смерти жены Сперанский говорил о любви к ней: «Мне кажется, ныне я люблю её ещё более, хоть и всегда любил много».
Елизавета Михайловна Фролова-Багреева
Видимо, по настоянию отца, страстно желавшего упрочить положение дочери в высшем обществе, «устроить её земное положение», Лиза вышла замуж за Александра Алексеевича Фролова-Багреева, бывшего тогда Черниговским гражданским губернатором. Позднее с помощью тестя он стал сенатором. Но личная жизнь любимой дочери не задалась. Не было душевного контакта с мужем, погиб сын, а потом умер и горячо любимый отец. В 1839 году Елизавета Михайловна уехала за границу, затем вернулась, жила в своём Полтавском имении, где занималась благотворительностью, улучшением положения своих крестьян. Выдав замуж дочь, уехала в Вену, где и скончалась в 1857 году.
Но след от Е.М. Фроловой-Багреевой остался. Её имя упоминается на страницах многих литературно-критических изданий, в литературных энциклопедиях. Она была современницей и достаточно близкой к кругу выдающихся людей России того времени: встречалась с Пушкиным, Вяземским, Карамзиным, Брюлловым, Мицкевичем. Её считали одной из выдающихся русских женщин по уму и воззрениям. Однако Елизавету Михайловну лучше узнали за границей, где она стала одной из известных писательниц. Как пишет один из исследователей, «хотя от отца ещё наследовала она сознательную любовь к России и её народу, хотя покойный отец усердно поддерживал в ней русские симпатии, помогал её литературному развитию и давал ему направление исключительно русское, однако Европа и первоначальное нерусское воспитание осилили: из дочери Сперанского не вышло русской писательницы; Багреева-Сперанская сделалась известною как писательница европейская».
Однако и для России она сделала тоже немало: сохранила для потомков наследие М.М. Сперанского — передала в Публичную библиотеку все рукописи отца и написала свои воспоминания о нём.
Так вся жизнь великого реформатора оказалась связанной с тремя Елизаветами. Их общая судьба помогает нам лучше понять его человеческую сущность. Счастье и радости, горе и невзгоды личной жизни, как самого Сперанского, так и трёх женщин, чьи судьбы слились с его судьбой — это страницы одного интересного романа, имя которому — Жизнь.
Далее » » » Сперанский Михаил Михайлович
Источник:
«И потомство отдаст ему справедливость…». Михаил Михайлович Сперанский: взгляд из XXI века: научно-популярное издание / (редкол.: Н.В. Юдина и др.) - 2-е изд., доп. и перераб. – Владимир: Транзит-ИКС, 2012 – 292 с.
|
