Ручейки — село в Юрьев-Польском районе Владимирской области России, входит в состав Красносельского сельского поселения.
Село расположено на берегу реки Колокша в 5 км на северо-запад от райцентра города Юрьев-Польский. «Пьяницыно стоит на реке Колокше, от Юрьева в 5-ти верстах, от Владимира в 78-ми верстах». [1]
Фрагмент карты Менде Владимирской губернии 1850 года
Пьяницино упоминается в грамоте великого князя Василия Васильевича (1425-1462 гг.). «Се яз князь великий Василей Васильевич пожаловал есмь отца своего митрополичьих сельчан Ильинского села, и Пьяницинского, и Афинеева, и Андреевского, и Богоявленского, и Федоровского…».
Село было вотчиной Московского патриарха. С упразднением патриаршества Пьяницыно перешло в ведомство Синодального приказа.
В XIX — начале XX века село называлось Пьянцыно и входило в состав Ильинской волости Юрьевского уезда.
С 1925 года — в составе Юрьевской волости Юрьев-Польского уезда Иваново-Вознесенской губернии.
С 1929 года село являлось центром Пьянцынского сельсовета Юрьев-Польского района.
С 1940 года — в составе Ильинского сельсовета.
С 1959 года — в составе Дроздовского сельсовета.
С 1963 года — в составе Красносельского сельсовета.
Село Пьянцино, Красносельского сельсовета, решением № 1091 от 23.09. 1965 и № 151 от 14.02.1966 г. переименовано в д. Ручейки.
СНТ "Ручейки 2-3" действует с 5 июля 2000 г. Председатель Кашин Юрий Демьянович. Основным видом деятельности является «Управление эксплуатацией нежилого фонда за вознаграждение или на договорной основе».
С 2005 года — в составе Красносельского сельского поселения.
Численность населения: в 1859 г. – 398 чел. (64 двора), в 1905 г. – 429 чел. (74 дворов), в 2002 г. – 2 чел., в 2010 г. – 2 чел.
Пьянцинский приход
Село было вотчиной Московского патриарха и церковь села в окладных книгах патриаршего казенного приказа под 1628 годом значится так: «церковь Михаила Архангела в патриарше отчин в сел Пьяницыне дани пять алтын четыре денги десятильнича гривна», а в отказных патриарших книгах 153—155 (1645 —1647) годов записано: «в церкви образы и свечи и книги и ризы и колокола и всякое церковное строение патриарше, а на церковной земле во дв. поп Микита Александров, во дв. дьячек Стенька Истомин сын Кошкин, да сын его Данилко, во дв. пономарь Стенька Зиновьев, во дв. просвирница Акулиница, да церковных бобылей 2 двора питаются от церкви Божии, пашни пахотныя церковныя добрыя земли 15 чети в поле, а в дву пo тому ж, сена по реке по Колокше 30 копен, да в селе ж крестьян 21 двор да бобылей 11 дворов, да под селом две мельницы».
В окладных патриарших книгах под 1669 годом при церкви Архангела Михаила показано: «во дв. поп Иван Савин у него сын Федка, в том же двор 2 попа вдовых Никита да Семион, у Семиона сын Федка, да крестьянских 40 дв. да бобыльских 2 двора».
В 1684 году, по указу патриарха Иоакима, в церковь села Пьяницына из казны даны безденежно следующие богослужебные книги: «напрестольное евангелие, в десть, печатное, в переплете, покупки 186 г. (1678), минея общая, треодь посная в десть покупки 191 г. (1688), требник в полдесть в переплете ж покупки 181 г. (1673), и те книги отданы тое ж церкви попу Игнатию безденежно».
Из этих книг к нач. ХХ веку в церкви хранилось одно только евангелие, на котором сделана надпись следующего содержания: «Лета зрчв февраля KS по указу Великаго Господина Иоакима Патриарха Московскаго и всея России дано сие Евангелие в Его Святейшаго Патриарха домовыя казны Юрьевскаго уезда Польского Его Святейшаго Патриарха домоваго села Пияницына в церковь Архистратига Михаила безденежно».
С упразднением патриаршества Пьяницыно перешло в ведомство Синодального приказа.
В начале ХVIII столетия церковь и приход села Пьяницына обедняли на столько, что один из членов причта — диакон Семен Андреев, по неимению средств к содержанию, в 1720 году оставил приход, удалился в Москву, и здесь, по указу из Приказа Церковных Дел, служил «с крестца». Heсмотря, однако ж, на бедность, церковь продолжала существовать и в половин XVIII столетия Пьяницыно, как значится в Историч. собр. о гр. Сужд. Ан. Федорова, было самостоятельным приходом Суздальской епархии.
Деревянная церковь в селе существовала до 1770 года; а в этом году сгорела и, вместо нее, с 1771 года начата была строением каменная церковь; первоначально устроен был теплый придел с престолом во имя Святителя Дмитрия, Ростовского чудотворца, и освящен в 1772 году; главный же престол в честь Архистратига Божия Михаила был построен и освящен в 1781 году.
Со времени освящения церкви в ней сделаны следующие изменения: в приделе Архистратига Михаила поставлен новый иконостас и вызолочен в 1835 г.; в 1858 году стены этого придела расписаны священными картинами; в 1843 иконостас (старый) в приделе Святителя Дмитрия вызолочен.
Колокольня и ограда при церкви каменные. На колокольне висели два старинных колокола: один 1784 года, с надписью: «1784 года Марта 19 куплен сей колокол в Юрьевскаго уезда село Пьяницыно в церковь Архистратига Михаила весу 48 пудов»; другой колокол 1808 года, с надписью: «1808 года Февраля 10 дня вылит сей колокол в Ярославле на заводе содержателя 2-й гильдии купца Порфирия Григорьева Словенишникова весу 158 пудов 14 фунтов». [1]
Жизнь моя во дьячках в селе Пьянцине Юрьевского уезда
Михаил Ефимович Лавров (1839-1885) - священник села Леднева Юрьевского уезда. Сидим однажды вечером на завалинке священнического дома и разговариваем кое о чем с священниками (один из них заштатный мне дядя родной, а другой, его зять, мне двоюродный брат), вдруг подъезжает к нам незнакомый крестьянин — это староста церковный села Рыкова Юрьевского уезда, Михаил Степанов, с просьбою к заштатному священнику послужить у них в Рыкове вместо умершего священника, место коего утверждено за его дочерью Екатериной. Между прочими разговорами я спросил его, не знает ли он где-нибудь праздного дьяческого места. Он указал мне в селе Рыковской Новоселке, — тут дьячок и священник померли холерой и места праздные и тут же рассказал мне доходы и земли и жалованье со вложенного капитала. У меня блеснула мысль поступить тут во дьячки, но был остановлен одним словом крестьянина; он в разговорах добавил, что мне будет тут хорошо, и в Рыкове и Новоселке есть невесты — после священников дочери. Помутился мой разум; целую ночь не спал, обдумывал идти или нет. Наконец решил нейти, — и утром же предложил своему двоюродному брату, — сыну священника Ивану Лаврову, который был дьячком при бедной Суздальской Смоленской церкви, — и он поступил. Пришел октябрь месяц; вижу я, что только в тягость и брату и матери, притом же и стыдно кончившему курс семинарии жить на чужой счет и быть трутнем. Отправился во Владимир для приискания себе на время какого либо дьяческого места. Являюсь в приемную Архиерея, которая битком набита и просителями и праздно-проживающими. Увиделся я с своим задушевным товарищем по курсу Иваном Парфенычем Спасским, поступающим уже во священники на родственное место в село Пьянцино. Спрашиваю его, не знает ли он где праздного дьяческого места, и он мне указал в селе Пьянцине. Приятно мне было быть вместе с своим другом. Подаю прошение Архиерею на поступление во дьячки в село Пьянцино, и после испытания меня в чтении и пении, я определяюсь во дьячки в село Пьянцино. Получивши указ, отправляюсь на родину, оттуда 6 ноября в свою резиденцию. Приехал в Пьянцино в самый Михайлов день (храмовой праздник) пред обеднею; являюсь в церковь, священник прочитал указ прихожанам и я вступил в права дьяческой должности. Не зная церковного устава, я не мог распорядиться чтением и пением на клиросе, а потому дал полную волю крестьянам — клирошанам; но они исподтишка стали смеяться надо мной, что я кончивший курс, а не знаю устава. Это затронуло мое честолюбие и я принялся за изучение устава вместе с священником, который столько же знал, сколько и я. Наконец эту мудрость уразумел и стал уже сам распоряжаться уставом на клиросе. И до меня не плохо пели на клиросе, а при мне и очень хорошо стали петь; я стал собирать певчих и разучивал их петь разные напевы церковных песней. Из соседних сел нарочно приходили в наш храм послушать пение. Пришла зима. Показалось мне скучно жить одному и без дела; для развлечения себя я устроил школу, в которой собралось мальчиков 12. С любовию принялся я за это дело. Мальчики скоро выучились читать, — это меня очень утешало. Квартира моя была в доме старушки дьячихи и мне очень было свободно заниматься любимым своим делом, — маленькой школой. Прошла зима, стали мне предлагать невест. 1-я невеста моя была в с. Красках в 10 верстах от Пьянцина. Отец невесты и сама невеста очень желали меня принять, но Архиерей отказал мне, как младшему, а велел приискивать жениха из старшего курса и поступил туда из старшего курса некто Ефим Беневоленский. Промысл Божий, видно, готовил меня для другого места. Пришла весна и принесла с собой большие хлопоты и работу хозяйственную. Крестьяне боялись брать у меня землю в аренду, а потому мне пришлось свой клочок земли обработать самому и я насеял овса; покос скосил и убрал помочью, а сено отдал своему брату Ивану. Пришло время жать рожь, а мне большое горе. В один и тот же день вздумали мы с священником собрать помочь. Он набрал народу, а я нет. Присоветовали мне крестьяне собрать мужиков и угостить их вином. Я послушался, собрал; явились мужики с серпами, принялись за дело очень бойко. Дело мое пошло хорошо. Что-то будет дальше. Мужики по стаканчику выпили, стали жать еще лучше. Легко стало у меня на сердце; мужики для храбрости еще выпили. Но храбрость их пошатнулась, сели они на снопах и давай петь песни; еще выпили и принялись было жать, но серпы выпали из рук, тем дело и кончилось, т.е. вино выпили, а рожь не сжали, — дожинал уж наймом. Под озимой хлеб землю вспахал и посеял помощью. Осенью мой друг и приятель кандидат академии Иван Федорович Волоцкий письмом извещает меня о смерти своего отца (который желал меня иметь своим зятем еще заживо) и между прочим предлагает посмотреть свою сестру, которую я очень хорошо знаю, так как моя родина была от ее родины — села Константиновского в 5 верстах и я несколько раз гостил у них во время вакаций. Еду. Только что я въехал в их село, а от них мне навстречу едет жених — сын села Володятина священника Ефим Андреевич Успенский. Даем знать о своем приезде Ивану Андреевичу; он приглашает нас и извиняется, что был у них жених. Невеста расстроилась. Ей не хотелось идти за Успенского, а за меня, начала плакать; но дядя ее, села Володятина дьячок, всеми мерами старался и решил быть ей за своим поповичем Успенским. Так Промысл Божий отклонил меня от этой невесты, а готовил для другой, но какой — неизвестно. Пришла зима, опять я за свое любимое дело — за школу. Наступил праздник Великомученика Георгия 26 ноября у дяди моего в селе Ярышеве, близь Гаврилова посада. Еду туда, там и мать моя родная. На другой день праздника приезжает к нам в Ярышево тетка — жена бывшего заштатного священника села Торок, который отправлял должность священника в селе Рыкове, и объявляет, что ее муж, а мой дядя, помер, и зовет на похороны. Еду. И что же? На похоронах, которые были в селе Рыковской Новоселке, где его сын Иван Лавров был дьячком (у него в доме он и помер) — вижу лицом к лицу двух невест: Рыковскую — Екатерину Павловну и Новосельскую — Ольгу Семеновну. После похорон дяди был со мной курьезный случай. Мне пришлось ночевать в Новоселке. Сын дяди дьячок Иван Лавров и его товарищ села Торок дьячок Иван Широкогоров — мои родичи, которые во время оно меня высекли в училище, напившись до пьяна, схватили меня и силом повели в дом невесты. Сил у меня не хватило отбиться от них и я добровольно пошел с ними туда. Входим, — обе невесты тут; стали в карты играть и проиграли почти всю ночь! Хороши поминки по дядюшке! Утром я уехал обратно к празднику в Ярышево, из которого опять же к празднику на Николин день в Огренево; из Огренева на свою родину в Торки, а оттуда брат мой Иван повез во Пьянцино. Ехать нам приходилось в базарный день чрез Гаврилов посад. Едем базаром, идет нам навстречу двоюродный брат Иван Лавров — дьячок Рыковской Новоселки. Братец! Вас и нужно! А что, говорю я. Матушке нашей хочется Вас в зятья принять; она просила меня; пожалуйте посмотреть невесту. От добра не прочь, думаю себе. Хорошо, я приеду, и тут же с Ярышевским дядей и теткой, которые были в Посаде, отправился в Новоселку смотреть невесту. Оказалось после, что матушка никогда не говорила ему об этом. Приехали; сказали матушке, что жених приехал посмотреть невесту. Разумеется, она не отказалась принять нас, и началось «смотренье». Дело было в кухне; невеста стоит за набойчитой перегородкой; платьице на ней коротенькое ситцевое; подстрижена она в кружку (ей было всего 15 лет). Невеста выходит стыдливая, и я не менее ее застыдился, спросил ее об имени и отчестве и знает ли читать; с робостию и стыдливостию она отвечала мне на все вопросы; попросил я ее прочитать, — не отказалась, но читала плохонько. Я думаю, она и книги перед собой не видала, а если и видела, то буквы у ней перед глазами вертелись так и сяк. Экзамен кончился; начала сваха, моя тетка, свое дело. По просьбе свахи показали нам приданое невесты; внесли: салоп, суконную шубу и еще что-то, попросили невесту померять то и другое; она не заупрямилась, померяла; а так как вся одежда шита не на нее, а на маменьку тещу, которая ростом гораздо была выше ее, то, глядя на приданое, особенно на шубу с лифом, который досягал почти до задняя, я едва не рассмеялся, а сваха моя с серьезным видом знатока заявляет: ах, как хорошо, точно на нее шили!! Невеста мне понравилась и дело пошло в ход; потребовал я лист бумаги для написания росписи приданого, но листа во всей Новоселке не оказалось, и я вынужден написать роспись совершенно белыми чернилами на своем поучении, которое сказывал в Огреневе в день храмового праздника Николая чудотворца. В приданое мне давалось: пятистенный дом гнилой с проломленным полом и потолком и с гнилой крышей, житница ветхая и сарай кормовый на боку, корова и две овцы, стан худых колес, на которых ездить нельзя, и только; кроме этого ничего не было из имущества; в добавок ко всему мне содержать двоих шурьев и свояченицу, разумеется и тещу. Не обращал я ни на что внимания, полюбилась невеста и я согласен был поступить к ней во двор; дело остановилось только за согласием моей родной маменьки, которой тогда не было. Посмотревши невесту и почти решивши дело, я отправился в Пьянцино. Это было в половине декабря 1861 года. Наступил праздник Рождества Христова. В святки села Поэлова священник о. Иаков Виноградов, который еще прежде мне предлагал посмотреть его дочь невесту, прислал ко мне нарочного человека с покорнейшею просьбою пожаловать к нему в дом на нынешний вечер. Делать нечего, отказаться не ловко, решился ехать. Добыл себе получше тулуп, надел люстриновое полукафтанье, взял с собой старушку — хозяйку, у которой квартировал, и поехал в Поэлово. Приезжаю. Был вечер. Меня выходит встречать на крыльцо сам священник в холодной рясе. Иду в дом, раскланялся со всеми; вижу собрание гостей и матушка сидит в доме в пальто и косынкой белой повязана, как будто собралась куда в дорогу. Обстановка меня несколько озадачила. Но уж коль назвался груздем, так полезай в кузов. Сел у стола с о. Иаковом, начал вести с ним разного рода разговоры, а за перегородкой рядят невесту для меня. Одним глазом гляжу на всех, а другой исподтишка запускаю на перегородку. Долго длился наш разговор с о. Иаковом и может быть он продолжился бы всю ночь, если бы матушка не прервала наших разговоров и не предложила посмотреть суженую. Я изъявил желание и минут через пять является предо мной довольно стройная, высокая, красивая и через чур наряженная невеста Надежда Яковлевна. А благоухание то какое от нее! Я с роду и ее обонял. Смутился я, но и ободрился, когда вспомнил, что и я не кто-нибудь, а кончивший курс семинарии. Раскланялся, сели за стол, предложены были карты и мы играли долго в разные игры. Невозможно было мне посмотреть на нее из-за свечки, хотя и очень хотелось, но ей на меня смотреть было очень хорошо. Кончилась игра. О. Иаков повел меня на двор показать движимое имущество, которое должно поступить мне в приданое. Пошел я как невольник и ничего не видал; в глазах у меня была только Надежда Яковлевна. Все я разумеется хвалил, но на серьезный вопрос о. Иакова — нравится ли мне невеста и желаю ли я поступить во двор, я ответил: невеста очень нравится и желал бы поступить, но без воли и благословения матери я не решусь, вдобавок еще у меня начато дело с невестой Новосельской; если дело с той невестой расстроится, я вашу дочь иметь буду в виду первую. Тем дело и кончилось. Собрался домой, вдруг сваха просит у меня носовой платок. Мне странно показалось это; однако же невольно повиновался. (К счастью еще платок-то хорош был, а то бы стыд). Минуты через три сваха мне его возвращает, но не в таком виде и вкусе, в каком получила, а весь раздушенный благовониями. Это было дело невесты. (Видно влюбилась!). Простясь со всеми и поблагодарив за угощение, поехал ночью домой в Пьянцино. Только взошел в квартиру, гляжу, на казенке лежит незнакомый крестьянин. Он встал и заявил мне, что я-де нарочно прислан отцом дьяконом Ярышевским, который приказал приехать тебе смотреть невесту в Воймиге и нарочно прислал лошадь. Делать нечего, надо ехать. Утром отправился. Приезжаю в Ярышево, отворил дверь и остолбенел глядя на гостя, сидящего впереди. Этот гость — мой родной дядя московский Федор Яковлевич Лавров, который обо мне имел большое старание, без которого бы я может быть и курса не кончил. Тут сидит и маменька. Поздоровался со всеми и спрашиваю с удивлением дядюшку: какими судьбами Вы попали сюда? А он, смеясь, говорит, что слышал я, что ты хочешь жениться, вот я и приехал к тебе. Объяснилось дело так: не был он на родине своей в селе Торках лет 25 и вздумал побывать и пришлось ему приехать в то самое время, когда маменька моя собиралась ехать в Ярышево для смотра в Воймиге невесты Новосельской. Не утерпел он и приехал. В Воймиге же тоже была невеста, но уже сосватанная, как богатая, за студента Ивана Матвеевича Архидиаконского. Отец диакон, как сват, просил Воймицких привезти Новосельскую невесту для смотра к ним. Они согласились и к назначенному дню обманом привезли из Новоселки невесту Ольгу Семеновну, сказав ей, что к Олимпиаде Мефодиевне (Воймицкой невесте) приедет жених, на которого ей хотелось очень посмотреть. С охотой она поехала, но, приехавши, узнала обман и начала плакать (видно ей не хотелось идти за меня). Ей приказано было рядиться, но она и слушать не хотела. Приезд дяди московского устрашил ее и заставил готовиться к приезду жениха с дядей московским (Как сильно действует Москва на деревню). Мы приезжаем, принимают нас ласково, выводят ко мне двух невест: Воймицкую и Новосельскую. Московскому дядюшке очень понравилась Новосельская и он мне совет дал поступить в Новоселку, не взирая ни на бедность прихода, ни на бедность невесты, ни на многих сирот, о которых я должен, по праву обязательства, заботиться. Маменьке моей совет дяди не нравился, так как она предвидела, что ей с сиротами не совсем хорошо будет, а у ней только и надежды было на меня. Дядя решительно сказал ей: сестра, не плачь, ты не будешь оставлена, а мне понравилась очень невеста, да и приход, хоть маленький, но не плох, и тут же стал решать дело, и решились, написали условие, по силе которого я должен поступить в Новоселку, и они должны принять меня. (Условие нужно было потому, что мы не надеялись еще на согласие архиерея, так как ей было еще только 15 ½ лет, а я, вместо казенных 3-х лет, прослужил в дьячках только всего полтора года). Пропели Достойно, я поцеловал свою невесту и сел с ней рядом за столом. Если бы в это время был фотограф, интересная бы карточка вышла. Я не смел, а она еще пуще не смела, на нас же все обращают внимание. Покончивши дело, мы отправились в Ярышево. Наше дело совсем, остается ехать во Владимир и просить милости архиерейской. Поехал я с нареченной тещей во Владимир; у ней был родственник — в то время сильное лицо, Иван Иванович Бережков — частный пристав. Он был короткий приятель архиерейскому секретарю Василию Ивановичу Лебедеву, который все дело наше и произвел как нельзя быть лучше. Архиерей благословил наш союз, не видавши меня, и я тут же получил билет из консистории на вступление в брак. С радостью отправились домой, где нас встретили ласково. Погостивши несколько у невесты, я отправился в Пьянцино, где предъявил, что я уже более не дьячок ваш. Не вытерпел о. Иаков Поэловский; слышал он стороной, что Пьянцинский дьячок совсем сделался с Новосельской невестой. Не верит, приезжает сам ко мне и я ему объяснил, что мое дело с Новосельской невестой окончено и архиерей благословил. Призадумался отец Иаков, но делать нечего, простился со мной, а я поблагодарил его за радушие и любовь и послал поклон своей прежней невесте Надежде Яковлевне, которая, как я слышал от верных и близких к ней людей, когда я отправился во Владимир, не спала ночи, плакала и молилась Богу, чтобы мое дело с Новосельской разделалось. Но не судил так Бог. Видно Господь попекся обо мне (Поэловская невеста, вышедши замуж, вскоре, чрез год, лишилась мужа, а еще чрез год и сама померла). Покончивши все дела в Пьянцине, я простился с ним и с своим дорогим товарищем священником И.П. Спасским, с которым я жил во все время по-дружески, и уехал в Новоселку к своей дорогой невесте Ольге Семеновне. Это было великим постом, так что за распутицей я вынужден был прожить у них недели три. Свадьбу сыграть условились в Фомино воскресенье. Не без дела я жил у них, кое-что и поделывал, а главное уделал разломанную кровать. Вечерами сидел с своей невестой на крыльце, разговаривая кое о чем. Приближалось время свадьбы и я вынужден был идти на родину к матери своей и позвать родных на свадьбу. Пункт собрания гостей назначен в Ярышеве. В Фомино воскресенье я отправился с матерью и родными (свящ. села Торок о. Иоанн Виноградов и тетка старуха — теща его) в Ярышево, где собралась уже вся моя родня, оттуда гулом отправились в Новоселку. Дорога грязная, дождь как из ведра; мы все промокли, я все пешком шел и не евши; отец Иоанн, который должен венчать нас, довольно выпивши и все гости пьяные, мокрые и грязные. Такой интересный поезд въехал в село Рыковскую Новоселку. Промок я и озяб. Переменил я белье, принесли мне другое полукафтанье и я отправился в деревянный храм, где должно совершиться таинство брака. Вводят невесту всю в слезах; началось священнодействие. О. Иоанн Виноградов, бывши довольно пьян, не мог без указки венчать нас и для него был указкой заштатный священник временно исправлявший должность в Новоселке о. Афанасий (чудак, обер-гвоздок по чудесному). Брак совершен 15 апреля 1862 года; отправились в дом ликовать. Что было во время свадьбы, упомнить не могу. После утомительной поездки я с удовольствием проспал ночь часов до 8-ми. И так я сделался уже из жениха мужем! Чрез неделю я с своей молодой женой отправился играть свадьбу в Воймигу — это было в Мироносицкое воскресенье. После этой веселой и богатой свадьбы я пешком отправился во Владимир для посвящения, которое и совершилось 6 мая 1862 года, а 8 мая в Новоселке храмовой праздник, на который мне очень хотелось поспеть…
Церковные документы: копии с метрических книг с 1802 года, а исповедных росписей с 1828 года хранились в целости. Опись церковного имущества составлена в 1872 году, хранилась в церкви.
При церкви земли: усадебной 980 квадратн. сажен, сенокосной около 4 десятин и пахотной 30 десятин.
Причт: священник и псаломщик. Содержание причта скудно: годовой доход не больше 235 рублей. Приход состоял из одного села, в коем числилось 65 дворов, душ мужского пола 193, а жен. пола 238 душ. [1]
Священник с. Пьянцина, Юрьев. у., Константин Сперанский 10 февраля 1915 г. по прошению уволен за штат.
Диакон-псаломщик села Клин, Юрьев. у., Василий Веселовский 10 февр. 1915 г. опред. в с. Пьянцино, Юрьев, у.
Источник:
1. Добронравов, Василий Гаврилович (1861-1919). Историко-статистическое описание церквей и приходов Владимирской епархии: [Вып. 3]. Суздальский и Юрьевский уезды / Сост. препод. Владимирск. семинарии В. Березин]. - 1896. - 526, VIII с. Село АфинеевоКосинское
