Матвей Прокопиевич Покровский Матвей Прокопиевич Покровский родился 8-го декабря 1816 г. в многодетной семье бедного дьячка села Мошка, Судогодского уезда.
В раннем детстве лишившись отца, он был отдан матерью во Владимирское духовное училище. Насколько горько и трудно давалось ученье в то время. В особенности оно горько было для сирот-бедняков, живших в городе, в помещениях мало похожих на людские, при недостатке в обуви, пище и одежде. Окончив училищный курс, Матвей Прокопиевич поступил в семинарию. Лишившись матери, а с ней последней, хоть и скудной, кормилицы, он стал заниматься частными уроками, которые и давали ему содержание до окончания курса.
В 1838 году он успешно окончил курс семинарий и, как лучший студент, скоро был определен во священника в пог. Староникольский, вступив в брак с дочерью бывшего там священника Полисадовой (Сестрой архимандрита Муромского Благовещенского монастыря Алексия и протоиерея С.-Петербургского Иоанна Никитича Полисадова.).
Пастырские труды о. Матвея были с самого начала ревностны, бескорыстны и успешны. Имея красивую, представительную наружность, чистый, высокий голос, он увлекал прихожан своим служением в церкви; его поучения с церковной кафедры, всегда простые и безыскуственные, были в тоже время глубоко содержательны и назидательны; наконец и в домашней жизни он служил образцом для своих прихожан. Привыкнув с юных лет к труду, он сам, своими руками, наравне с пасомыми обрабатывал землю; жизнь вел самую трезвую и строгую, не дозволял себе употребления спиртных напитков, ни других вредных и нарушающих обычный порядок жизни привычек. От того он до конца жизни был свеж и бодр! Не в награду ли за пройденную им суровую школу и за трудовую жизнь его Бог послал ему тихое семейное счастие?
- Двенадцать лет этой жизни памятны мне, — говорил о. Матвей, - это светлый луч в темном, облачном небе.
Но вот Бог посылает своему служителю тяжелый крест вдовства: в 1851 году супруга его скончалась, оставив ему четверых малолетних детей.
Тяжесть этого горя понятна только тем, кто переносил его. После смерти супруги отношения его к пастырским обязанностям ничуть не изменились; но к постоянным его трудам и заботам присоединились еще новые заботы по воспитанию детей. Заботы эти, к счастию для о. Матвея, увенчались успехом: дети его выйдя из колыбели и воспитавшись на лоне природы, были отданы во Владимирское духовное училище, откуда перешли в семинарию, — и о. Матвей уже готовился пожинать плоды своих забот, как старший сын его, первый ученик VI класса семинарии, скончался. И нужно подивиться в о. Матвее той покорности воле Божией и тому мужеству, с которыми он переносил посылаемые ему испытания. Он не только не пал духом, но еще с большей ревностью стал заниматься своими обязанностями (Епархиальное Начальство не оставляло без внимания заслуг его: он имел все возможные для сельского священника награды и орден св. Владимира 4-й степени.). Остальные дети его, кончив образование, поступили на места, — и домик о. Матвея опустел. Уже не стало слышно веселых разговоров, молодого смеха, горячих споров. Стало только заметно, что по утрам часа в 4 — 5, раньше чем в других домах погоста, теплилась у о. Матвея лампада: он в это время вставал от сна и молился Богу. Отстояв заутреню и обедню садился за свой письменный столик, читал или писал, отрываясь от своих занятий только для приема прихожан, которые очень часто приходили к нему со своими нуждами: задумался ли крестьянин над словом Евангелия, случилось ли в семье несчастие, послал ли Бог радость — крестьянин запросто идет к отцу Матвею спросить разъяснения, указания, поделиться радостью или горем. И с каким удовольствием принимал подобных алчущих правды и нищих духом, как с ними беседовал, сколько мудрых и практических советов слышалось от него. Являлись нередко просители и с иными нуждами, надеясь, что и в материальной помощи о. Матвей не откажет. И действительно, о. Матвей никогда не отпускал просящего с пустыми руками.
Такая тихая, плодотворная жизнь о. Матвея протекала в продолжение 15 — 20 лет. Давно о. Матвей чувствовал себя нездоровым, давно уже начал готовиться к смерти и на предложения родных полечиться отвечал, что уже не молоденький, что болезнь его явление естественное, как ступень к давно ожидаемой им смерти. Его болезнь с каждым годом усложнялась, с каждым годом он чувствовал себя хуже; но, должно быть, избыток энергии сделал то, что он до последнего своего издыхания не оставлял своих священнических обязанностей. Но вот ежедневные, продолжительные службы во время св. Поста, усиленный пост и неблагоприятная погода окончательно надломили его здоровье: в последний раз исповедуя своих пасомых в церкви, он почувствовал себя особенно нехорошо и, попросив своего сослуживца исповедовать остальных его прихожан, отправился домой на время отдохнуть, но... почил на веки!
Скончался 6-го марта 1892 года в 5 часов вечера.
Продолжительный однообразный звон колокола утром 12-го марта возвестил прихожанам пог. Староникольского о времени отдать последний долг их пастырю и духовному отцу. Из всех деревень прихода и окрестностей народ шел в церковь толпами. Предвидя это, предположено было совершить погребение в более поместительной холодной церкви, где и стояло тело усопшего. Церковь еще до начала богослужения переполнилась народом; прихожане теснились ко гробу, со слезами на глазах смотрели на родное, теперь уже безжизненное лицо своего пастыря и прощались с ним. Богослужение совершили девять окрестных священников, при стройном пении, приглашенного на этот случай, хора певчих. В конце литургии благочинным, священником с. Горок, о. Николаем Любимовым была произнесена соответствующая случаю речь. Другая речь была произнесена священником пог. Староникольского Иоанном Чижевым перед началом погребения.
Погребение было совершено тринадцатью священниками, в числе которых были и родственники покойного. Священническое погребение, и без того торжественное, на этот раз было обставлено особенной торжественностью. Самое количество священников, грустное, стройное пение, масса со слезами на глазах молящегося народа, производили потрясающее впечатление. И там и здесь во время погребения слышались плач и рыдания: это — уплата покойному более чем за пятидесятилетнюю скорбь и заботу о спасении вверенного ему стада.
В конце погребения вышел ко гробу внук покойного и произнес краткую, но прочувствованную речь. Описав отношения покойного к прихожанам, родным и внукам, он обратился к покойному с следующими словами: «Твое сердечное отношение к нам еще более увеличивает печаль нашу о тебе. Прости же, дорогой прародитель наш, и благослови! Ты благословил каждого из нас при нашем появлении на свет; ты благословил нас на поступление в учебные заведения; ты благословил некоторых из нас на служение церкви и отечеству. Благослови и теперь, в последний уже раз, пройти нам земное поприще в вере и надежде на Бога, как прошел его ты; передай нам твое твердое упование на Бога и его святую волю в трудных обстоятельствах жизни, которые не раз приходилось тебе пережить и в которых ты являлся истинным христианином; передай нам духовную мощь твою, которая не оставляла тебя до последних минут твоей жизни!»
По окончании погребения священниками еще раз были пропеты стихиры, положенные в чине погребения священников; во время пения этих стихир простились со своим пастырем все прихожане, и затем тело почившего, при раздирающем душу плаче и рыданиях, было опущено в могилу.
N (Владимирские Епархиальные Ведомости. Отдел неофициальный. № 12-й. 1892).
Погост Старая Никола
Владимирская епархия.
|
