«Народ опольный – вольный»
Газета «Владимирские губернские ведомости» в 1855 году поместила сообщение о найденных древностях в селе Веськово. Это село, лежащее на берегу Плещеева озера в пяти верстах от города Переславля-Залесского, принадлежит к числу исторических местностей по пребыванию там Петра Великого и постройке им яхт и галер.
Владимирское дворянство приобрело село это в свою общую собственность, в 1852 году поставило там памятник Петру 1 и ежегодно 17 августа (по старому стилю) праздновало годовщину открытия этого памятника. В 1854 году находившийся на торжестве изыскатель древностей П. С. Савельев, производивший археологические раскопки в селе Веськово, произнес в Дворянском собрании речь, в которой сообщил о своих открытиях:
«Все Веськово, — сказал он, — есть памятник Петру Великому; здесь его скромный баркас, называемый Ботиком, родоначальник кораблей Чесмы и Синопа; здесь остатки снастей первой Русской флотилии, для которой Плещеево озеро было морем; здесь остатки украшений из его дворца; здесь его Указ Переславским воеводам; здесь у всех жителей сохранилось воспоминание о пребывании Петра: даже мельничиха у подошвы горы расскажет, что колеса ее мельницы устроены по образцу, данному самим батюшкой Петром Первым. Пятилетие с 1689 по 1693 год было исторической эпохой Веськово: здесь творилась будущность России.
Но у Веськово оказалась еще другая, древнейшая эпоха, от которой также сохранились здесь многочисленные памятники. До прошлого лета памятники эти покрывали всю вершину горы (Гремяч) и спускались по ее скату до озера. Эти бугры, которые считали за остатки лагеря времен Петра I, оказались курганами, заключавшими в себе остатки древних мерян: их сожженный прах, урны или простые горшки с костьми, секиры, топоры, стрелы, удила, ножи, серьги, пряжки, бляхи, кольца, перстни, ключи, точильные камни, весы, гири, иглы, даже остатки одежды — принадлежности домашнего быта, которые клали в могилу с покойным, чтобы он любимые свои вещи имел и на том свете. Между древнейшими курганами попадались иногда и более новые могилы Христианской эпохи, но и те не старее XI века. Некоторые изделия указывают на владычество здесь Варягов или Норманов. В двух или трех курганах были найдены даже золотые вещи, весьма редкие на Севере...»
Эта краткая речь ученого, его находки для нас крайне важны. Оказывается, что в конце I тысячелетия новой эры судьбы угро-финских племен, славян и варягов были уже тесным образом переплетены. В IX столетии славяне (вероятно, выходцы из Новгородской области) здесь были настолько сильны и многочисленны среди финнов, что имели свой город Ростов, упоминаемый в летописи Нестора под 862 годом (Вспомним, что именно с этого года ведет свое летоисчисление и Россия). Правда, город этот они делили с чудью, но последняя занимала не более трети поселения. Из этого можно сделать вывод, что при первой колонизации Ростово-Суздальской земли основная масса западных славян сосредотачивалась в городах, а чудь — по суздальским селам. Это ни в коей мере не противоречит той роли славян, которую мы отвели им в истории земледелия Северо-Восточной Руси, так как основная масса горожан занималась сельским хозяйством — города тогда кормили себя сами.
Из летописи Нестора мы узнаем, что в те времена оба племени — славян и мерян платили дань варягам, но в 862 году они отказались это делать, изгнали варягов за море и «почали сами в себе володети», но «володели» дурно. не могли установить у себя внутреннего порядка и в том же 862 году снова призвали варягов. Это подтвердили и находки, сделанные на горе Гремяч близ Переславля.
Около этого времени или несколько позже возник и Суздаль. Время основания его неизвестно, но несомненно, он существовал еще в эпоху язычества на Руси. Исторически известным город становится с 990 года, когда святой равноапостольный князь Владимир крестил Северо-Восточную Русь. К этому времени Ростово-Суздальская область административно входила в Киевское государство и была данницей последнего. Коренное население области — угро-финские племена вели полукочевой образ жизни и занимались охотой, звериной ловлей, рыболовством и под влиянием пришлых славян (новгородцев. кривичей, вятичей) постепенно переходили к земледелию. Киевские князья посылали сюда своих дружинников собирать дань, состоявшую из звериных кож, а также чинить суд и расправу. В 990 году в Суздаль приехал сам Великий князь Владимир святой и, как свидетельствуют летописи, место языческих капищ заменили христианские храмы. Во второй свой приезд в Суздальский край в 992 г. этот князь заложил на Клязьме город Владимир-Залесский, который долгое время оставался провинцией и пригородом Суздаля. Великий князь деятельно заботился о просвещении новокрещенных жителей. Он поручил их епископу Федору, одному из образованнейших греков того времени.
Но в первый раз Нестор называет область Суздальскую при повестовании о событии времен Ярослава Мудрого в 1024 году. Он говорит, что в этот год жестокий голод свирепствовал в Суздале; мужья отдавали в рабство жен для своего прокормления. Волхвы, пользуясь смятением городских жителей и хвалясь откровением свыше, уверяли, что они знают тайную причину голода, и обвиняли в чародействе некоторых старых женщин. От этого произошли большие беспорядки: простой народ с яростью бегал по улицам, мучил и умерщвлял несчастных, обвиняемых волхвами. Сам Ярослав Владимирович Мудрый явился в Суздаль, наказал виновных в беспорядках одних смертью, других высылкой и объявил народу, что не волшебники, но Бог карает людей гладом и мором за грехи их и что смертный в бедствиях своих должен только умолять Всевышнего. Вскоре из обильной земли Волжских болгар привезено было множество хлеба — и голод прекратился. К сожалению, в советской исторической литературе эти беспорядки были названы «антифеодальным мятежом», тогда как в Суздальской земле и два века спустя еще не было феодальных отношений. Вместе с тем летописное сообщение Нестора свидетельствует о земледельческом характере занятий суздальцев в XI веке.
Много лет существовал уже Суздаль, много лет суздальцы исповедовали христианскую веру. Князья Ярослав, Всеволод, Мономах заботились об этой области, но сами, занятые делами Киевского престола, редко бывали в ней, для управления же посылали своих наместников. Отдаленная от Киева дремучими лесами, Залесская область не была ни для кого привлекательна. Всем нравилась страна южная, все теснились ближе к стольному граду Киеву.
Положение Суздальской земли изменилось, когда Владимир Мономах незадолго до своей кончины (1125 г.) отдал ее в удел, предназначенный младшему из сыновей Юрию, прозванному впоследствии Долгоруким. Сын Мономаховый устроил свою резиденцию в местечке Кидекша (в 4-х километрах от Суздаля) на берегу реки Нерли и отсюда начал домогаться великокняжеского престола. Это ему в конце концов удалось, но осуществляя свои честолюбивые замыслы, он среди беспрерывных войн не забывал и своего бедного наследственного удела. Так, он уничтожил в нем следы языческой веры, украсил его православными храмами, поощрял торговлю суздальцев с Волжскими болгарами, построил многие города: Дмитров, Галич, Переяславль, Юрьев-Польской (а не Польский). Ему же обязана своим происхождением и Москва — первоначально глухой провинциальный городок Суздальской земли. Отовсюду выписывал он умных учителей Веры, единственных тогда наставников и просветителей ума и сердца. Чем Киев был в отношении образования для южной России, тем Суздаль стал при Юрии для России восточной. Из Суздаля распространял Владимир Христианскую веру, из него же Юрий — Просвещение. При этом правителе Суздальская земля сделалась независимым княжеством, а при его сыне Андрее Боголюбском подчинила себе и Киев, то есть стала великокняжеской областью.
Но было еще одно деяние первых Суздальских и Владимирских князей, которое напрямую связано с усилением хозяйственной деятельности Залесского края, — это заселение его выходцами из Приднепровской Руси. И Юрий и Андрей предоставляли значительные льготы таким переселенцам (ссуды). Причем наблюдалось не только добровольное, но и насильственное переселение пленных болгар, мордвы, венгров. В Суздале до сих пор сохранилось название оврага Мжары по бывшей одноименной речке, как полагают, по древнему имени венгров — маджар, мадьяр, трансформировавшегося в мжар — мжары. У В. О. Ключевского мы находим указание на то, что сам Андрей Боголюбский хвалился своей колонизаторской деятельностью. Задумав основать во Владимире на Клязьме особую русскую митрополию, независимую от Киевской, князь говорил своим боярам: «Я всю Белую (Суздальскую) Русь городами и селами великими населил и многолюдной учинил».
Конечно, переселение народа из Приднепровской Руси началось стихийно еще задолго до великих князей Юрия и Андрея, но при них оно стало организованным и мощным. Этому способствовали условия как внешнего, так и внутреннего порядка Киевской Руси: рабовладение, половецкая опасность, княжеские раздоры. Все это тяжелым бременем ложилось на народные плечи и, естественно, он все более и более искал убежища в лесах центральной России. Обнаруженное им ополье за Клязьмой, внешне похожее на южные степи, с плодородными землями, мирным населением, богатыми рыбой реками, только усиливало его тягу на север. А предоставление беженцам с юга статуса вольного земледельца, при великих князьях Юрии Долгоруком и Андрее Боголюбском, окончательно предопределило опустошение и распад Киевской Руси. Учитывая все это, можно с уверенностью сказать, что именно здесь, в Суздальской земле возникла первоначальная ветвь великорусского народа. Немаловажную роль в этом событии сыграло земледелие в ополье, которое, в этом крае оставалось вольным относительно долго и даже при крепостном праве, в силу ряда причин, не имело столь жестких форм закабаления крестьянского труда, какие наблюдались в иных краях, имеющих не такую давнюю историю.
Итак, Владимирское ополье при втором этапе славянской колонизации Волго-Окского междуречья, несомненно, было заселено и освоено в первую очередь. Об этом говорят многочисленные города и села, даты основания которых совпадают с этим периодом. Далее — мирный характер колонизации, распространение православия, вольный статус земледельца способствовали быстрой ассимиляции коренного угро-финского населения. Во всяком случае в начале XIII века следы этих племен теряются для нас навсегда. Память о них сохраняется до наших времен лишь в топонимике — названиях различных сел, рек, оврагов и других природных объектов. К сожалению, большинство их не расшифровано и, вероятно, не будет расшифровано никогда. Поэтому часто рядом с коренным угро-финским названием соседствует русское, простонародное. Но что обозначают, например, Кидекша, Мордыш, Сима? В IX — XII столетиях появляются названия, прямо характеризующие страну пришельцев: Киев, Лыбедь, Почайна, Трубеж, Переяславль, Золотые Ворота и другие. Заимствуются не только названия, но и архитектурные формы (Успенский собор во Владимире копировал Софийский храм в Киеве), система земледелия (переложная), орудия труда (за исключением плуга), ассортимент возделываемых культур, кроме гречихи. Но природные условия этой северной стороны, конечно, сильно отличались от днепровской; из всех факторов, пожалуй, только вид широких полей да относительно высокое плодородие почв напоминали пришельцам их южную родину. В остальном приходилось долго и упорно приспосабливаться к местным условиям: суровой зиме, тяжелым почвам, натуральному хозяйству, «свычаям и обычаям». Новым поселенцам («насельникам») нужны были большая осмотрительность, наблюдательность, сноровка и физическая крепость, чтобы обустроиться и выжить в нелегких условиях, получить хороший урожай и возможно дольше не истощать почву. И новое великорусское племя хорошо справилось с этой задачей.
Удивительным памятником этому времени — детству великоросса остается для нас простонародный календарь, основанный на приметах, отразивших все сколько-нибудь значительные явления природы для нсеверной, средней сейчас, стороны. На первый взгляд он кажется неполным, местами противоречивым, даже наивным, но попробуйте не считаться с ним, и после целого ряда разочарований вы будете вынуждены поступать так, как подсказала когда-то народная наблюдательность. Впрочем, некоторые из этих примет у нас в крови уже с молоком матери, и мы считаем их как бы само собой разумеющимися, не помня, или не хотя знать, кто автор данного наблюдения.
В простонародный календарь вошли следующие приметы: о морозах, об оттепелях, о действии ветров и луны на растения, о том, как узнавать ведро или ненастье, приметы об урожае, пословицы и поговорки, связанные с земледельческим хозяйством. Предлагаем читателям некоторые выдержки из простонародного календаря земледельца и надеемся, что они сами дополнят его, включившись в сбор сведений об этой вековой мудрости народа. Но должны предупредить, что ключ от старинных календарей уже утерян, поэтому неумелое пользование ими приводит только к недоразумениям, после которых они обычно отбрасываются, как абсурдные, а потому бесполезные.
Дело в том, что все приметы в древних календарях приурочены, естественно, к старому стилю, а последний не всегда тот, который был накануне советской реформы. Правильно, если для перевода на новый стиль прибавляют к датам IX века — 4 суток, X века — 5, XII и XIII веков — 7, XIV века — 8, XV века — 9, XVI и XVII веков — 10, XVIII века — 11, XIX века - 12, начала XX века — 13 суток. Но в том-то и дело, что мы уже не знаем, когда и как была установлена та или иная примета. Поэтому, например, Никольские морозы (по календарю 6 декабря) могут проявиться в диапазоне дней с 10 по 23 декабря...
Скажете, вот так точность, но в действительности все очень мудро. Для того, чтобы пользоваться календарными приметами, необходимо самому понаблюдать в течение ряда лет и привести народный календарь в соответствие со своими временем, местностью и климатом. Величайшая заслуга наших предков в том и состоит, что они указали нам падежные ориентиры в неизбежном разнообразии природных явлений.
Итак, морозы по народному календарю бывают: Никольские (6 декабря), Рождественские (25 декабря), Крещенские или водокрещи — «трещи не трещи, а минули водокрещи» (6 января), Афанасьевские (18 января), Сретенские (2 февраля) и Мартовские заморозки.
Оттепели бывают: Михайловские (8 ноября), Введенские (21 ноября) по пословице «Введенье ломает леденье».
Ветры: «Сипит и дует, что-то будет». Ветры, дующие с запада под низкими облаками, означают время сева ярового хлеба, причем говорится: «Скоро в решете густо, а в закроме пусто». Горох, посеянный при северном ветре, выходит всегда жесткий и не разваривается, а посеянный при западном и юго-западном бывает мелок, на нем скоро появляется червь, и он сильно зарастает сорными травами. Рожь, посеянная при северном ветре, выходит сильнее и крепче зерном и меньше выпревает от осенней сырости; яровая рожь меньше страдает от солнечного зноя, а овес выходит крупнее зерном. Ячмень, посеянный при западном или юго-западном ветре, растет плохо, мелок зерном, имеет много пустых колосьев и нередко совсем пропадает. Ветры восточный и западный вообще благоприятны для земледельца при посевах, рассадке и тому подобном. Хотя впрочем всякие посадки лучше производить в тихое весеннее время, когда нет совсем ветра, иссушающего посаженные растения.
Если весной, первый, гром будет при северном ветре, то надобно, ожидать холодной весны; напротив, первая весенняя гроза при восточном ветре предвещает сухую и теплую; при западном же ветре сырую весну, а при южном — теплую, но сопровождаемую множеством всяких насекомых.
Действие луны на растение.
В первые дни новолуния выгодно сеять горох. Яровую рожь и пшеницу сеют в самое полнолуние, а овес — дня за два после, или до наступления полнолуния. Ячмень на свежем навозе должно сеять в самое полнолуние, а лен в последнюю четверть. Назем развозить в полнолуние на поле не годится, а лучше делать это в последнюю четверть; в противном случае бывает чрезвычайно много сорных трав. Если же по отдаленности поля, или иным каким-либо причинам, необходимость заставит развозить назем в полнолуние, то, по крайней мере, надобно запахивать его не иначе, как по наступлении последней четверти.
Как узнавать ведро. Погода обещает быть хорошей, если: вечерняя заря хороша, рога у прибывающей или убывающей луны остры, на землю падает туман, вороны играют между собой, летая по воздуху, летают летучие мыши, мошки при закате солнца движутся туда и сюда толпою, ласточки летом высоко летают, птицы часто ощипываются, кошки часто лижут свои лапы. Ранняя роса летом или в позднюю осень иней обещают обыкновенно день ясный.
Как узнавать ненастье.
Если лошади трясут головой и поднимают ее к верху. Если коровы или быки мычат. Если кошки чистятся. Когда мухи особенно кусают. Когда из земли выползают черви. Если наседка скликает цыплят, то обыкновенно случается сильный дождь или буря. Если куры остаются на дожде, то он продолжится. Если петух поет ночью в необыкновенное время. Когда куры много кудахчут. Когда галки чешутся. Если голуби при солнечном сиянии удаляются в гнезда. Если журавли взлетают высоко. Если птицы-рыболовы очень часто купаются. Если собаки ничего не едят, а только спят.
Приметы об урожае.
Об урожае и неурожае хлеба замечают по цвету: «Знать по цвету, что идет к лету». Если хлебный колос зацвел снизу, то хлеб будет дешев, а если сверху, то дорог; это потому, что здоровый колос всегда зацветает снизу, следовательно и будет хороший урожай. Зимняя опока на деревьях обещает хороший урожай хлеба. Если на Святой неделе гром гремит, то будет урожай на хлеб. Урожай на орехи обещает обильную жатву хлеба на будущий год. Если в великий четверток мороз, то и под кустом овес. Когда рябина сильно цветет, то будет урожай на овес. Мыши в поле появляются перед голодом или неурожаем. Когда осенью с дерева лист опадает чисто, особенно с дуба и березы, то будет легко всему: хлебу, людям и скоту. Хлебородие предвещает жестокие морозы.
Кроме этих примет, составивших основу простонародного календаря, крестьяне придумали большое число земледельческих пословиц, служивших им как бы моральным подспорьем своему нелегкому труду. Некоторые из них оказались настолько удачными, что употребляются нами и сейчас. Мы приведем лишь часть из необъятного наследия русского народного творчества, связанного с землепашеством.
«Кто потеет на ниве да молится Богу в клети, тот от голоду не умирает». «Держись сохи плотнее, так будет прибыльнее». «Какой мужичок пашенку орет, тот всегда песенки поет». «Хоть работа черна, да денежка бела». «Не столько роса, падающая с неба, сколько пот, текущий с лица земледельца, делает поля плодородными». «Не будет пахотника не будет и бархатника». «Орать пашню, копить квашню». «Пашню пашут, руками не машут». «Коли орать, так в дуду не играть» «Сама себя баба бьет, когда не чисто жнет». «Старый конь борозды не испортит». «Что посеешь, то и вырастет». «Лучше голодай, да добрым семенем поле засевай». «Нужда не ждет ведреной погоды». «Когда мало снега, тогда родится мало хлеба». «Даст Бог дождь, даст и рожь». «Не земля родит, а небо». «Это не беда, что во ржи лебеда, а вот беда, как ни рожь, ни лебеда». «Холщовая рубаха не нагота, и не веянный хлеб не голод». «Перерод хлеба бывает хуже недорода». «Осенней озими не клади в засек». «Не хвали пива в сусле, а ржи в озими». «Если просо реденько, то и каша будет жиденька». «Матушка-рожь кормит всех дураков, а пшеничка по выбору». «Хоть решетен, да ежеден, а на ситное не надейся». «Что помолотишь, то и в закрома положишь». «У зажиточного крестьянина всякого жита по лопате». «При доброй године и кумы побратимы, а при худой отрекутся и родные». «Семьею и горох молотят». «Хоть овин гори, а молотильщиков корми». «Травой изобилует не луг, а лужайка». «Худо сено половина травы» и т. п.
Так, изучая природу, приспосабливаясь к ее капризам, великорусский крестьянин-общинник обживал новую свою родину, совершенствовал хозяйство и быт, устанавливал моральные принципы своей деятельности. Но мы не сказали еще о древнерусском земельном наделе. Казалось бы, при обилии свободной земли, при недостатке населения в первый период колонизации, этот надел был не ограничен, то есть бери, сколько хочешь, или куда твои «топор, коса и соха достанут». В действительности все было несколько иначе. Древнерусский земельный надел крестьянина не превышал 6 — 8 десятин. Дело в том, что распахать и по настоящему обработать даже такую площадь было необычайно трудно для того времени. Удобные места попадались не часто, для освоения их приходилось расчищать поляны от лесолуговой растительности, сжигать ее, а потом поднимать целину. Единственное удобрение, которое тогда использовалось, — это зола, ее не жалели, по тем самым (зола ведь очень сильное удобрение) быстро истощали почву и через 6 — 7 лет усиленного труда приходилось менять обработанный участок на новый. Иногда для этого приходилось бросать все насиженное место вместе с домом и хозяйственными постройками и строить новый «починок». Общинное владение землей позволяло это делать. К тому же, отсутствие рынка сбыта на первых порах не давало стимула для расширения своей пашни. Древнерусское крестьянское хозяйство долгое время оставалось натуральным, а значит скудным на заработки. Последнее обстоятельство вызвало к жизни кустарные промыслы, то есть побочные занятия в дополнение к земледелию. Лыкодерство, смолокурение, мочальный промыслы, бортничество (лесное пчеловодство), охота и рыболовство — вот основные кустарные промыслы, возникшие в Северо-Восточной Руси вслед за ее освоением. За недостатком леса в ополье развивались обработка шкур домашних животных и особенно в больших размерах ткачество, основанное на выращивании льна. Одновременно возникало в ополье садоводство и огородничество.
Интересно, что свойства опольной местности, особенно климатические, резко обозначились в самом характере народа. Вот что писал по этому поводу первый исследователь Владимирской губернии Н. Я. Дубенский: «В опольной стороне народ (по характеру) приближается к жителям степей. Вид широких полей и далеко простирающийся над ними ясный, глубокий горизонт развивают в нем чувство простора, воли, самостоятельности и отваги; зимние вьюги и метели укрепляют в нем смелость. Эта смелость и сознание своей физической крепости делают его самоуверенным, стойким, предприимчивым и деятельным. Но при недостатке образования самостоятельность и смелость часто выражаются у него упрямством, грубостью и неповиновением. Впрочем, в имениях некоторых помещиков эти свойства характера значительно ослаблены, если не совсем уничтожены. Вообще этот народ считается у нас жестким и суровым, но между собой живет он дружно и согласно. «Народ опольный — вольный», — не без гордости говорит заклязьменский мужик. Может быть, вследствие сознания своей самостоятельности и силы в нем мало лукавства. Он скорее оскорбит другого, чем обманет или будет хитрить перед ним. Впрочем, до времени, пока его не затронут или не столкнутся с его интересами, он вежлив и обходителен. Высоко ценя себя, он высоко ценит свои услуги, и потому мало услужлив; зато крепок в слове... Жизнь ведет большей частью строгою и воздержанную».
Месяцеслов, обряды и посты
Был ли набожен русский народ? В. Г. Белинский отрицал это, Н. В. Гоголь возражал ему. Не вдаваясь в существо их спора, давайте вспомним, чем была православная церковь для русского крестьянина. Она была ему всем - в полном смысле этого слова. Церковь крестила его и отпевала, нарекала именем и благословляла на брак, в ней он исповедовался и причащался, каялся в грехах и возносил благодарение Богу за удачу, встречал праздники и горе, при ней он посещал свою первую в жизни школу и знакомился с десятью заповедями Христа. Неразлучный в жизни, он и после смерти находил упокоение за церковной оградой. Не случайно, связанные с церковью тесными узами, крестьяне жертвовали на нее подчас последние сбережения и совместными мирскими усилиями возводили на селе храмы краше прежних. Для этого приглашали лучших архитекторов, каменщиков, художников. Церковь ставили всегда на самом видном месте, как правило, в центре села или на возвышении, отчего ее видно было издалека. Церковь служила ориентиром для всех путников в ясные дни и спасением в непогоду. В метель или туман церковный колокол звонил беспрерывно, набатом гремел он и в дни всенародных бедствий, призывая к стойкости и мужеству. Наконец, церковь всегда была украшением России. Невозможно было представить ни одного ландшафта на ее огромных просторах без белоснежного силуэта или золотых маковок этих народных святилищ, без крепких защитных стен многочисленных монастырей, без золотых крестов над вечным покоем наших предков. И нужно было обладать поистине сатанинским умом, чтобы попытаться разрушить эту тысячелетнюю красоту, Веру русского человека, а заодно его нравственные и моральные устои. К счастью, кощунство это не удалось, или не совсем удалось, ибо уже есть примеры духовного возрождения нашего народа. Святые храмы вновь заполняются и, думается, не далеко то время, когда над возрожденной Россией с новой силой засияет нетленный крест ее Спасителя.
И может быть теперь, на фоне только что сказанного, уже не покажется нелепым рассказ, который мы отыскали в «Трудах Владимирской ученой архивной комиссии», относящийся к началу нашего, уходящего теперь столетия. Он называется «Обряд прощания с землей перед исповедью»…
Этот обряд на Владимирщине видел и записал священник Алексей Николаевич Соболев. Он назвал его «пережитком язычества» и суеверным. Мы, разумеется, согласны с такой оценкой, но по аналогии напрашивается вывод: если это суеверие, то насколько же оно выгодно отличается от другого суеверия, современного, кричащего, что Бога нет, а, значит, все позволено, в том числе и халатное, варварское отношение к земле-кормилице.
Уважение народа к своим православным святыням, глубокая вера в Христа Спасителя отразилась и в его наблюдениях над природой, в результате которых была создана «памятная книжка» опытов и вместе с тем раздумий над своими хозяйственными проблемами. Это так называемый церковный земледельческий календарь, в котором все наблюдения привязаны к святцам, то есть к особым дням почитания святых угодников-подвижников и праздникам. Есть сведения, что
первыми составителями этого календаря явились монахи или иноки православных монастырей, которые отличились в частности тем, что научили людей заниматься садоводством и огородничеством.
Опишем церковный сельскохозяйственный календарь, который был на устах опольных земледельцев в середине XIX века. Вот что говорил по этому поводу В. О. Ключевский.
«Январь — году начало, зиме — середка. Вот с января уже великоросс, натерпевшийся зимней стужи, начинает подшучивать над ней: Дуй не дуй — не к рождеству пошло, а к великому дню (Пасхе). Однако 18 января еще день Афанасия и Кирилла; афанасьевские морозы дают себя знать, и великоросс уныло сознается в преждевременной радости: Афанасий да Кирилло забирают за рыло. 24 января — память преподобной Ксении-Аксиньи-полухлебницы-полузимницы: ползимы прошло, половина старого хлеба съедена. Примета: какова Аксинья, такова и весна.
Февраль — бокогрей, с боку солнце припекает. 2 февраля сретение, сретенские оттепели: зима с летом встретилась. Примета: на сретенье снежок — весной дождек.
Март теплый, да не всегда: и март на нос садится. 25 марта благовещенье. В этот день весна зиму поборола. На благовещенье медведь встает. Примета: каково благовещенье, такова и святая.
Апрель — в апреле земля преет ветрено и теплом веет. Крестьянин настораживает внимание: близится страдная пора хлебопашца. Поговорка: апрель сипит да дует, бабам тепло сулит, а мужик глядит, что-то будет. А зимние запасы капусты уже на исходе. 1 апреля — Марии Египетской. Прозвище ее: Марья — пустые щи. Захотел в апреле кислых щей! 5 апреля — мученика Федула. Федул — ветреник. Пришел Федул, теплый ветер подул. Федул губы надул (ненастье). 15 апреля — апостола Пуда. Правило: выставлять пчел из зимнего омшаника на пчельник — цветы появились. На св. Пуда доставай пчел из-под спуда. 23 апреля — св. Георгия Победоносца. Замечено хозяйственно-климатическое соотношение этого дня с 9 мая: Егорий с росой, Никола с травой; Егорий с теплом, Никола с кормом.
Вот и май. Зимние запасы проедены. Ай май, месяц май, не холоден, да голоден. А холодки навертываются, да и настоящего еще дела нет в поле. Поговорка: май — коню сена дай, а сам на печь полезай. Примета: коли в мае дож — будет и рожь; май холодный — год хлебородный. 5 мая — великомученицы Ирины. Арина — рассадница: рассаду (капусты) сажают и выжигают прошлогоднюю траву, чтобы новой не мешала. Поговорка: на Арину худая трава из поля вон. 21 мая — св. царя Константина и матери его Елены. С Аленой по созвучию связался лен: на Алену сей лен и сажай огурцы; Алене льны, Константину огурцы.
Точно так же среди поговорок, прибауток, хозяйственных примет, а порой и «сердца горестных замет» бегут у великоросса и остальные месяцы: июнь, когда закрома пусты в ожидании новой жатвы и который потому зовется июнь — ау! Потом июль — страдник, работник; август, когда серпы греют на горячей работе, а вода уже холодит, когда на преображенье — второй спас, бери рукавицы, про запас; за ним сентябрь — холоден сентябрь, да сыт — после уборки урожая; далее октябрь — грязник, ни колеса, ни полоза не любит, ни на санях, ни на телеге не проедешь; ноябрь — курятник, потому что 1-го числа, в день Козьмы и Дамиана, бабы кур режут, оттого и зовется этот день — курячьи именины, куриная смерть. Наконец, вот и декабрь — студень, развал зимы: год кончается — зима начинается. На дворе холодно: время в избе сидеть да учиться. 1-го декабря — пророка Наума-грамотника: начинают ребят грамоте учить. Поговорка: батюшка Наум, наведи на ум. А стужа крепнет, наступают трескучие морозы. 4-го декабря — св. великомученицы Варвары. Поговорка: трещит Варюха — береги нос да ухо.
Так, со святцами в руках, — говорил В. О. Ключевский, — российский земледелец прошел, наблюдая и изучая, весь годовой круговорот своей жизни. Церковь научила великоросса наблюдать и считать время. Святые и праздники были его путеводителями в этом наблюдении и изучении. Он вспоминал их не в церкви только: он уносил их из храма с собой в свою избу, в поле и лес, навешивая на имена их свои приметы в виде бесцеремонных прозвищ, какие дают закадычным друзьям: Афанасий — ломонос, Самсон — сеногной, что в июле дождем сено гноит, Федул — ветреник и т. д. без конца. В приметах великоросса и его метеорология, и его хозяйственный учебник, и его бытовая автобиография; в них отлился весь он со своим бытом и кругозором, со своим умом и сердцем; в них он и размышляет, и наблюдает, и радуется, и горюет, и сам же подсмеивается и над своими горями, и над своими радостями».
Но влияние церкви на регламентацию жизни крестьян этим не ограничивалось. В православном церковном календаре около 200 дней в году занято постами. Сущность постов — в воздержании от всяких неблаговидных поступков, в подготовке организма к смене времен года. В день поста ели только постное, то есть растительную пищу: хлеб, воду, вареные и сырые овощи, разные похлебки из гороха, фасоли, чечевицы, грибов с добавлением растительного масла, овсяные кисели, ягоды, мед и т. п. Многие верующие соблюдали посты очень строго. Известны случаи, когда в дни Великого поста, например, обедали лишь четыре раза в неделю, а в остальные дни довольствовались суходеянием. При этом готовились лишь следующие блюда: капуста сырая и гретая, грибы соленые и гретые, ягодные яства — все без масла. Ели в этом случае лишь в воскресенье, во вторник, в четверг, в субботу один раз в день и пили квас, а в понедельник, в среду и пятницу не ели и не пили ничего. Рыба появлялась на столе всего 2 раза за весь Великий пост — на Благовещенье и Вербное воскресенье.
С помощью постов организовывались частичные или полные разгрузочные дни. Однодневные посты выполняли роль разгрузочных в недельном цикле, а многодневные в годовом. Великий пост очищал организм от шлаков, готовил его к лету, к переходу на новые продукты. Успенский пост — к переходу к осени. Рождественский — к зиме. Все это способствовало сохранению здоровья и высокой работоспособности. Разумеется, ограничения в пище не касались детей, больных и немощных. Святой православной церкви Игнатий Брянчанинов писал: «Тот, кто сделает свое тело легким посредством умеренного поста и бдения, доставит ему и самое прочное здоровье».
Таким образом, посты выполняли не только нравственную, но и физиологическую роль в жизни людей.
/Российская академия сельскохозяйственных наук
Владимирский НИИСХ Владимирское общество сельского хозяйства
М. И. КИЧИГИН, А. Л. ИВАНОВ
ВЛАДИМИРСКОЕ ОПОЛЬЕ
Историко-хозяйственный очерк/
Основная статья: Сельское хозяйство Владимирского края
Copyright © 2018 Любовь безусловная
|
